Текст книги "Госпожа сочинитель (СИ)"
Автор книги: Ксения Резко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
20
…В напряженном безмолвии странная пара вошла в светлый холл со стеклянными стенами, что открывали живописные виды с холма. Швейцар в золотистой ливрее бесстрастно склонился перед своей госпожой, стрельнув по ее спутнику удивленным взглядом.
Экла задрожала. В испуге остановилась она посреди воздушной залы, после чего огляделась по сторонам, словно каждую секунду ожидая чего-то ужасного. Кругом царила гробовая тишина. Вместе с золотым светом солнца сюда из раскрытых дверей сада залетал ветер, принося запах свежескошенный травы. В глубине комнат пролаяла собака.
– Вот ты и дома, – успокаивающе произнес Даниэль.
Но тут случилось непредвиденное. Из анфилады комнат, где сам воздух, казалось, был соткан из хрустальных нитей, фокусирующих радужный свет, донесся топот маленьких ножек. Не прошло и секунды, как к новоприбывшим выбежало, если не сказать «выпорхнуло», подобно цветастой бабочке, златокудрое существо с шелковым бантом. Девочка лет пяти в платье, похожем на воздушный бисквит, улыбалась, неловко удерживая в своих ручонках собаку Эклы. Ее облик напоминал ожившую куклу из перевязанной лентами коробки; в первую секунду Даниэль даже не осознал, что видит живого ребенка. Однако не успели новоприбывшие прийти в себя, как девочка с криком «мама!» бросилась к госпоже Суаль.
Отчаянно закричав, та спряталась за спиной Даниэля.
– Мама, Бесси привела меня к тебе! Мы тебя ждали! – весело щебетала малышка, стараясь поймать женщину в свои объятья. Она решила, что мать вздумала с ней играть. Ну конечно – откуда было знать невинному существу весь ужас происходящей здесь сцены?! Страшный смысл свершившегося понимал один Даниэль, оцепеневший от отчаяния. По его вине Экла не узнает свою дочь! Что может быть страшнее?! Охваченная паникой и непониманием, она перебегала от стены к стене, от колонны к колонне с перекошенным мукой лицом, а девочка, звонко хохоча, семенила за ней в восторге от столь «удачной» идеи. Для нее это была игра – для остальных «игры» закончились с этой минуты.
– Наконец-то! – откуда-то сверху раздался мрачно торжествующий баритон.
Девочка застыла и уже с некоторым сомнением посмотрела на элегантного господина, который спускался с широкой мраморной лестницы.
– Папа, мама вернулась! – объявила дочь, но в ее голоске чувствовалось замешательство.
Мужчина неторопливо приблизился к поверженной паре.
– Иди в свою комнату, – скомандовал он дочери.
Та хотела заупрямиться, однако явившаяся бонна спешно увела воспитанницу. Через каждые два шага девочка оборачивалась, силясь разгадать неподъемные для детского ума тайны взрослых.
Даниэль с трудом сознавал происходящее. Жестокая правда ворвалась в тихий мир грез, сметя всё то, что еще вчера мыслилось незыблемым. Еще полчаса назад он верил в свое достигнутое счастье; оно было райской птицей в его руках, которая теперь, вспорхнув, улетела. Воздушные замки рассыпались, кораблик любви натолкнулся на подводные рифы. Наравне с открытием правды пришло объяснение неясных прежде фактов. В этой правде не было ничего сверхъестественного – до нее бы дошел в своих размышлениях любой здравомыслящий человек, но только не пылкий влюбленный.
– Итак, ты соизволила вернуться, – ровным голосом произнес мужчина, рассматривая Эклу в упор. Его вид демонстрировал железную выдержку, однако в глазах вовсю бушевало яростное пламя. – Ты сбежала два месяца назад. Никто не знал, где ты, что с тобой… Мы отчаялись тебя искать! – Его голос вдруг сорвался на крик, в котором потонуло ответное восклицание Эклы:
– Я не знаю тебя! Уйди! Оставь нас в покое! – завопила она, но ее взгляд – затравленный, полубезумный – утверждал обратное: она знала, но не хотела знать.
Едва ли Даниэль мог раньше вообразить ее такой; всегда спокойная, наделенная лучезарной улыбкой, теперь Экла выглядела загнанным зверьком, который отчаянно бьется в силках.
– Уйди! – твердила она своему настоящему мужу, и Даниэль содрогнулся от ненависти, которую она вкладывала в эти слова. Разве его возлюбленная могла кого-то ненавидеть? Разве была способна кричать? Нет, у его Возлюбленной тихий мелодичный голос и доброе сердце. Та же, кого он видит сейчас, совсем на нее не похожа. Это какая-то усталая, постаревшая женщина с растрепанными космами и конвульсивно сжавшимся телом.
– Ах вот как! – едкая ухмылка прорезала лицо господина Олсена. – Ты привела в наш дом любовника и открыто просишь меня уйти? Меня, своего законного мужа?! Ты забыла, что у нас растет дочь. Ты забыла о репутации. Ты забыла о делах, которые требуют твоего вмешательства. И, наконец, ты забыла о чести! Ее у тебя не больше, чем у какой-нибудь потаскушки! А я ведь искал тебя… Я нанял лучших детективов, потратил уйму средств и нервов… Ты – бессовестная!
Даниэль испытывал острое желание убежать отсюда. Ему хотелось провалиться сквозь землю! Розовая завеса спала с его глаз; с тоской и отчаянием он увидел себя в одиночку стоящим перед тупиком; Экла отныне была уже чужой ему, она существовала отдельно. Это из-за нее он лишился того малого, что прежде поддерживало его в жизни; это она вырвала его из тихого дома и сделала таким же бесчестным, какой была сама.
– Дэни, сделай что-нибудь! Помоги мне! – вскрикнула Экла.
– Может, ты еще прикажешь ему меня скрутить? – Муж нервно топнул ногой, а затем подскочил к сопернику. – Что это? – Он ткнул пальцем в грудь Даниэля с таким видом, как если бы застал в своем доме мерзкую тварь – настолько мерзкую, что даже не находил ей названия. – Что это, Экла? Отвечай! Может, он мошенник? Может, чародей? Чем он опоил тебя? Отвечай же! – Даниэль хотел отпрянуть, когда на него обратились испепеляющие глаза, но ноги будто приросли к полу. – Чем ты одурманил ее? Почему она меня не узнает? Почему безразлична к собственной дочери?!
От ужаса Даниэль лишился дара речи. Господин Олсен тряс его с таким остервенением, будто собирался вытрясти из него душу. Наконец отчаянный рогоносец устал и, оставив любовника, повалился в ближайшее кресло.
– Она ушла из дома и не вернулась, – чуть слышно проговорил он с закрытыми глазами. – Я сходил с ума, я рвал на себе волосы! Дочь спрашивала: «Где мама?», а я не знал, что ей отвечать… Это было похоже на ад: за моей спиной шептались, на меня показывали пальцем… Мне приходилось лгать, чтобы спасти нашу репутацию! Как уважающий себя человек, я просто обязан вас пристрелить – не на дуэли, а как бродячую собаку.
Даниэль вздрогнул, но промолчал. Слова не шли на ум, ужасное открытие парализовало его волю. Вместо того, чтобы бороться, оправдываться или попытаться обезопасить себя, он стоял как истукан, безразличный к любым действиям противника. Экла рыдала, закрыв руками лицо; Даниэль не хотел смотреть в ее сторону – назвавшись одинокой, она обманула его… Но постойте, а он? Разве он не обманывал ее после того, как она потеряла память? Обман опутал их, и эту ложь они называли любовью…
– Нет, я буду умнее, – нарушил тишину господин Олсен. – Я буду глупцом, если выстрелю в вас. Так я сделаюсь еще большим посмешищем.
С этими словами он поднялся с кресел.
– Единственное, что мне непонятно: о чем вы думали, когда шли сюда? – Как сквозь сон Даниэль видел перед собой ястребиный нос и огненно-черные, как угли, глаза, способные сверлить, выворачивая наизнанку. – Думали, я дам жене развод? Ха-ха! Насмешили! – Олсен даже не улыбнулся. – Никогда. Ни-ког-да!
Он грубо схватил Эклу и потащил вверх по лестнице – она больше не сопротивлялась.
На ватных ногах Даниэль вышел на крыльцо, миновав лукаво ухмыляющегося швейцара. Силы покинули его, он вновь показался самому себе слабым и беспомощным, каким был до рокового знакомства с Эклой. Целый мир сузился в его глазах до малюсенькой точки, которой стал он сам. Он допустил ошибку. Что дальше?
21
Даниэль долго слонялся по незнакомому городу, пребывая в полуобморочном состоянии – на грани между истерикой и оцепенением. Должно быть, его облик был красноречив, поэтому прохожий на вопрос о самой дешевой гостинице направил Даниэля к дому, в котором находили себе пристанище так называемые люди последнего сословия – нищие и опустившиеся. Место это именовалось Приютом обездоленных. Обитатели комнаты, куда подселили Элинта, справедливо решили, что мальчишка голоден, поэтому с усердием принялись откармливать его жирной похлебкой. Напрасно он протестовал – свирепая забота этих совершенно разных, но одинаково грязных и неухоженных людей в какой-то мере была потехой: так от скуки заботятся о бездомном щенке. Между тем юноша впал в отчаяние. Незнание жизни не так угнетало его, как нежелание эту жизнь познавать. Хотелось остаться в стороне от всего уродливого и грубого, хотелось пребывать в одной любви, вдыхая ее ванильно-розовые эманации.
Однако летели дни, и Даниэль стал находить в своем новом существовании определенную прелесть. В старом доме – бывшей усадьбе какого-то важного лица – государство постановило основать учреждение, объединившее больницу и ночлежку. Грязные оборванные люди приходили сюда зализывать раны; кто-то оставался, а кто-то, кого еще тянуло на вольный простор, покидал стены приюта до первой переделки. Здесь постоянно появлялись новые лица и исчезали старые. Попасть сюда приличному человеку было постыдно, однако Даниэль не располагал деньгами – с собой у него не было даже документов.
Вокруг дома с облупленной колоннадой тянулся одичалый сад. В этом «ночлежном дворце» текла своя жизнь со своими законами и, конечно же, своими сплетнями. С первого дня Даниэль заручился у своих сожителей симпатией, которая укрепилась после того, как он поведал им о своих злоключениях. Угрюмым неотесанным мужикам пришлась по душе история обманутых надежд; она словно на мгновение вернула их в светлую юность. Летними вечерами, за тайно распитой бутылкой бормотухи, обитатели приюта любили почесать языком, поливая грязью сильных мира сего. В один из таких вечеров Даниэль услышал много нового. Полагая, что знает о своей возлюбленной всё, на самом деле он не знал и половины…
Бродяга по кличке Черствый Корж считал себя самым осведомленным человеком в округе. Разнообразные слухи питали его воображение и в значительной мере повышали авторитет: если кому-то требовалось узнать о ком-либо из жителей города, Корж выступал в роли ходячего справочника. У него всегда имелся готовый ответ на любой вопрос; даже ткнув пальцем в небо, он редко ошибался.
Растроганный историей незадачливого юнца, старый шатун рассказал Даниэлю то, что обычно говорил лишь в обмен на стопку водки. «Уважаю дураков, – хмыкнул он, толкнув его плечом, – а та-аких дураков я давно не видывал». Даниэль не успел обидеться. Прежде он еще лелеял надежду на возрождение любви, но дни, проведенные в приюте, сильно пошатнули его веру в прекрасное.
– Если ты еще веришь в везение, советую тебе перетрусить свои мозги и выкинуть оттуда эту чушь! – сказал Корж, выпуская изо рта клубы едкого дыма. Тусклый свет лампы озарял небритые, испитые лица с впалыми щеками и нервным блеском глаз, когда в царящем полумраке вспыхивали тлеющие концы папирос.
– На одном везении дворец не построишь, – продолжал бродяга. – Тот парень (я говорю об отце твоей пассии), был одним из гениальнейших мошенников округи. Второго такого шулера надо еще поискать! Он легко разорял успешных людей, если те имели хоть каплю интереса к игре, пускал по миру целые семьи! Его ненавидели и боялись, а он… богател. К нему было не подкопаться! Кто-то обучил его тайным приемам, и Суаль овладел ими во всем блеске. А ненависть росла, и однажды наступил час, когда иметь столько врагов и оставаться невредимым – просто невозможно. Да, Суаль пытался стать порядочным гражданином. Для видимости он скупал заводы, но все вокруг знали, какой ценой далось ему богатство.
Над Суалем учинили расправу, только с его смертью ничего не изменилось. К проигравшим не вернулись их деньги, удовлетворенного самолюбия хватило ненадолго. Никому так и не удалось раскрыть таинственный способ, который помогал Суалю в игре. Быть может, это и вправду было чертовское везение, но только все решили, что это был грязный обман. Так или иначе, состояние перешло к молодой девушке – наследнице Суаля, которая купалась в роскоши и совершенно не вникала в темные дела прошлого. В сущности, девчонка жила на чужие деньги, вырученные от триумфальных игр ее отца, за что некоторые воспылали ненавистью к ней – виноватой без вины. Один из таких – Ричард Олсен – решился на отчаянный поступок: он вздумал не только отомстить, но и в придачу вернуть своей семье потерянные деньги. Кстати сказать, с момента роковой игры прошло уже много лет, и месть задумал сын проигравшего, чей отец, не перенеся банкротства, застрелился. Но как мстить женщине? Утонченной леди, которая от беспечности даже не знает, в чем ее вина?.. С пистолетом на нее не попрешь – Олсен это понял. Здесь требовался более тонкий подход.
Все знали, что Экла бредит лошадьми. При жизни Суаль приобрел конезавод, и его дочь не пропускала ни одних скачек. Блондинка в очаровательной шляпке всегда присутствовала на трибуне, став лицом состязаний. Со временем общество полюбило Эклу Суаль; в конце концов, она была богата – не так уж важно, каким путем это богатство достигнуто. Трудно остаться равнодушным к такой милашке!.. Но у Олсена были другие планы. Глядя на девушку, он видел лишь свою ненасытную месть. А для сведения счетов оставалось только жениться… на собственном враге. Ему удалось это легко, ибо азарт и невиданное легкомыслие были у Эклы в крови. Поставив на удачу, молодой человек заключил с госпожой Суаль пари: в результате его проигрыша он выплачивал ей крупную сумму; в случае ее – она, ни больше ни меньше, обязывалась выйти за него замуж. Холодный расчет – и только. Думаю, не нужно объяснять, что было дальше: Экла проиграла, от пари было уже не отвертеться, и она вышла за человека, которого едва знала и который был ей совсем несимпатичен.
Всё шло по плану. Олсен намеревался сразу же после венчания проявить свою варварскую власть, стать для жены тираном и деспотом, но… ему помешала магия чувств, которая сильнее ненависти. Судьба сыграла с Олсеном злую шутку: думая нанести удар вражеской семье, он просто-напросто… влюбился. Да, влюбился в свою жену без надежды на взаимность. Наверное, для нее – воздушной и мечтательной – он был слишком скучен. Он камнем висел на ней, не давая воспарить к привычным облакам…
На том сплетник окончил свой рассказ. Брак, основанный на ненависти и корысти, не распался. Вскоре родилась дочь, и планы мести окончательно забылись, растворившись в любви к двум самым драгоценным существам.
Теперь Даниэль знал правду, как знал и то, что Экла не любила своего мужа. Она бежала от него, равно как бежала от реальности. Но эта женщина любила его, Даниэля, и он не мог оставить ее в беде. Шли дни, а Даниэль ни на что не решался. Слишком многое стояло отныне на пути их воссоединения, и это многое оказалось сильнее мечты.
22
– Оставьте нас наедине.
Сквозь сон Даниэль не сразу понял: утро сейчас или вечер. Ленивые проблески сознания отзывались в голове тупой болью. Вчера он хватил лишнего и принялся бегать по комнате, что-то кричать, размахивать руками, а его новые знакомые только посмеивались и подливали ему спирта. Припомнив свое поведение, молодой человек смутился. Боясь услышать в свой адрес колкости, он долго не осмеливался открыть глаза. Но кто-то рядом ждал его пробуждения – он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд; чья-то теплая рука ласково перебирала его волосы…
Даниэль не сразу осознал, что голос, произнесший: «Оставьте нас наедине», принадлежит Экле. Его чарующее звучание как будто донеслось сюда издалека.
Обитатели комнаты неохотно исполнили просьбу, но тут же жадно припали к двери с обратной стороны. Экла возвышалась над кроватью в своем обычном черном узком платье, в кружевных перчатках до локтя – и улыбалась так, как если бы ничего не произошло, будто страшное разоблачение им только приснилось.
Отняв руку женщины от своего лица, Даниэль сел в постели.
– Как ты меня нашла? – холодно спросил он. Ему хотелось добавить: «Как ты осмелилась найти меня после всего, что случилось?! И зачем? Что даст нам эта лишняя встреча?»
Но Экла не растерялась. Она продолжала глядеть на него с восторгом и потаенной радостью. Ее большие выразительные глаза лучились любовью, сопереживанием и предвкушением чего-то.
– Дурачок, – сказала она, после чего хотела вновь потрепать его, словно ребенка, по щеке, но он не позволил ей этого сделать. – Узнать твое местонахождение не составило труда. Увидеть тебя как можно скорее было моей первой мыслью.
– И ты, наверное, хочешь мне всё объяснить?
По ее лицу едва заметной тенью скользнуло замешательство.
– Да, конечно, мой милый. Непременно, – покорно кивнула она.
Положив свою маленькую сумочку из черного вельвета на рассохшийся стул, женщина опустилась на колени и с чувством прижала его руки к своим губам.
– Я…– она глубоко втянула в себя воздух. – Я люблю только тебя… Мне никто не нужен, когда мы вместе. Мы принадлежим друг другу – разве не так?!
Даниэль с недоверием смотрел на нее. «Неужто эта нервная дама – та самая женщина, которая раньше казалась мне цветущей и юной? Которую я любил и которая открыла мне глаза на прежде невиданные вещи? Ее ли я обнимал, к ее ли губам прикасался поцелуем?» Отныне он видел в ней мать и чужую жену. В его понимании это было непреодолимым препятствием. При всем желании Даниэль не мог забыть о существовании пятилетней девочки и обезумевшего от горя господина Олсена. Когда-то они были семьей, которую он, Даниэль, собирался разрушить.
Кроме того, теперь он напряженно ждал от Эклы очередного обмана. Нет, до тех пор, пока она будет увиливать и сбивчиво говорить о своей любви, он не поверит ни единому ее слову. Он был дураком, когда верил ей и в упоении от прежде неиспытанного старался привязать к себе. Наверное, Даниэль был эгоистом, но он действовал из лучших побуждений.
– Посмотри на меня, – приказал молодой человек и, когда она обратила на него затуманенный взор, с силой встряхнул ее руки, которые еще покоились в его ладонях. – Говори. Говори обо всем.
– Что? – Она изобразила недоумение. – Что я должна говорить? Дэни, о своей любви к тебе я готова повторять бесконечно…
– Не нужно о любви, – возразил он, и его взгляд сделался жестким, а сердце – глухим к мольбам о снисхождении. Он больше не позволит ей обманывать. – Говори о главном. Я хочу слышать суть.
– Дэни, я не понимаю тебя! – почти со слезами взмолилась она.
Вокруг убогая комната. Обшарпанные стены и пыльный дощатый пол. Богато одетая дама дрожит у его ног, но, к счастью, Даниэль не страдал потребностью унижать других ради подпитки собственного тщеславия. В тот момент он испытывал глубокое сожаление.
– Прошу, расскажи мне о себе, – смягчившись, сказал Элинт. – Правду. Признайся: ты всё вспомнила…
Экла долго глядела на него снизу вверх – жалостливо и горько, словно побитая собака. Ее прозрачные глаза искрились, но уже от слез.
– Ох, Дэни! – вздохнула она.
Кажется, она боялась говорить без утайки; ей было трудно стать честной перед самой собой.
– Да. Я вспомнила. Родной дом оживил мою память – я вспомнила нашу встречу в ресторане, падение с лошади… Но даже теперь я не могу любить тебя меньше. Родной дом стал мне чужим, а люди – посторонними. Дэни, ведь я почти сразу полюбила тебя! – воскликнула она с жаром. – О, ты был таким чистым, таким печальным; в тебе было столько обаяния, что я не устояла перед соблазном…
Все эти годы я вела примерную жизнь. Или хотя бы старалась это делать. Муж был мне противен, но я терпела его, пока однажды, на вечеринке у друзей, я не позволила себе немного пококетничать с одним отставным генералом. Олсен жутко приревновал. Он кричал, бил посуду, обзывал меня грязными словами… Это больно. Я не выдержала, когда в пылу гнева он бросил: «Я женился на тебе только из-за денег! Мою семью разорили, а я должен был выживать. О, если бы у тебя не было этого дома, фабрик и крупного счета в банке – я бы не посмотрел в твою сторону!» Тогда я поняла, что больше не выдержу с этим человеком и дня. В тот же вечер я села перебирать бумаги отца и наткнулась на адрес его давнего друга. В порыве отчаяния, в желании убежать от действительности, которая стала мне ненавистна, я написала господину Рэмблу. Вскоре он мне ответил. Да, в моем письме было больше лжи, чем правды, но, Дэни, ты должен понять меня. Сперва мне хотелось просто играть, хотелось создать видимость того, что я одинока, а значит – свободна. Ах, как бы я хотела, чтобы это действительно было так! Но после встречи с тобой моя игра усложнилась… Я поняла, что теряю над собой контроль. Началась борьба: в твоем понимании ничто не мешало нам быть вместе, ты не знал, что я тебе лгала. Признаться же просто не хватало духа. Говорят, в таких случаях верное средство – с глаз долой, из сердца вон. Ты не представляешь, чего мне стоило прогнать тебя. Уезжая, я старалась не смотреть в твою сторону, но уже к вечеру поняла, что не вернусь к мужу… И я наконец-то решилась всё рассказать: о нем, о дочери… Я хотела перехватить тебя на станции, и если б не… Что было потом, ты знаешь. Нас постигло испытание, но ведь всё лучшее еще впереди! Мы убежим, мы будем вместе!
– У тебя есть дочь, – машинально возразил Элинт.
– Это не проблема! После нашей встречи она мне безразлична так же, как и муж. Я с радостью принесу в жертву эту обузу…
Даниэль слушал ее с нескрываемым страхом. Та страсть, та пылкость, что раньше приводила его в восторг, доходящий до опьянения экстазом, теперь его ужаснула. Что-то отталкивающее, обжигающе-холодное таилось в самом сердце любовного огня, питаемого Эклой. Неожиданно перед глазами возник образ белокурой девочки в воздушном платье…
– Всё, – облегченно выдохнула Экла. – Я выполнила твою просьбу. Теперь ты исполни мою: поцелуй меня, как ты делал это раньше… Я не забыла, нет! Пусть я начала игру – ты ее продолжил. Я даже горжусь тобой, твоей смелостью…
Несколько минут она ждала, но он не шевельнулся. Сидя с каменным лицом, Даниэль был близок к тому, чтобы оттолкнуть ее, а она тем временем продолжала наивно улыбаться, еще не замечая перемены, произошедшей в нем.
– Ну же! Чего ты медлишь? Поцелуй меня! Я требую!.. Дэни, что с тобой случилось? Я не понимаю! – Она надула губки и демонстративно отвернулась.
За дверью слышались шаги и сопение. Эти звуки навели Даниэля на мысль, что там, в коридоре, находятся люди, в глазах которых происходящее здесь выглядит ничем иным, как тайной встречей любовников. Вспомнив категоричное «никогда!» господина Олсена в отношении развода, Даниэль вернул себе самообладание.
– Экла, прежде ты ответишь на несколько моих вопросов. Между нами не должно быть тайн…– Он не понимал, зачем говорит это. Он просто тянул время. Ему не хотелось бросать себя и эту несчастную на произвол новых безумств, но вместе с тем он отчаянно боялся ее бесповоротного ухода. – Кем был твой отец?
Она ответила без тени удивления – вяло и равнодушно, как если бы речь зашла о ком-то неприятном или наскучившем:
– Мой отец был хорошим человеком. Он много работал, чтобы обеспечить мне достойное будущее.
– Давно ли он умер?
– Десять лет назад произошел несчастный случай… Это был золотой человек…– Экла опустила голову с видом наигранной скорби, но дрогнувшая нижняя губка выдала ложь.
Даниэль сжал зубы – она опять лгала, или «сочиняла», выдавая желаемое за действительное. Вранье стало ее привычкой, образом жизни.
– Хорошо. А теперь скажи правду, – спокойно сказал он.
Экла вскинула на него ошеломленный взгляд.
– Я не понимаю! Дэни, ты устраиваешь мне допрос? Почему вы все хотите меня допрашивать?!
Она поднялась, чтобы придать своим словам больший вес, но он схватил ее за руки и прижал к своей груди. В желании проучить его она предприняла слабые попытки вырваться, но Даниэль держал ее крепко. Спустя секунду-другую на ее устах уже блуждала блаженная улыбка, открывая взору прелестные ямочки на щеках, к которым так хотелось прикоснуться губами… Волна нежности подкатила к сердцу Даниэля; он с отчаянием сознавал, что не может удержаться на краю – желание любви, несокрушимое стремление к счастью пересиливали гранит разума и воли.
– Я всё устрою, – прошептала Экла, дрожа от страсти. – Тебе нужно немного потерпеть зловоние этого клоповника. После судьба воздаст тебе за лишения вдали от меня…
А Даниэль уже забыл свои честолюбивые планы. Аромат духов, атласный лоск кожи, пламя исступленных поцелуев – помутили разум. Он смутно понимал, что говорит совсем не то, что должен был говорить ради людей, которые нуждались в этой женщине больше него.
– Я хочу, чтобы ты была со мной… чтобы ты всегда была со мной…
Экла довольно улыбнулась, удостоверившись во власти своих чар.
– За нами подглядывают, – сказала она. – После у нас будет много времени побыть наедине.
На прощанье она крепко прижала его к себе, и от ее проницательного взгляда не утаился землистый оттенок его лица, темные круги под глазами и проступившая щетина над верхней губой.
– Что сделали с тобой сердечные муки! – весело заметила госпожа Олсен. – Ничего. Скоро мы будем вспоминать это как страшный сон. Если всё получится, то…
– Муж любит тебя. Он не позволит…– в забвении прошептал Даниэль, но Экла перебила его с мстительным выражением лица, какое появлялось у нее всегда, если она говорила о муже:
– Мне всё равно. Пусть подавится своей любовью. Наш брак был недоразумением, и я никогда не прощу Олсену тех слов. Никогда!
У двери она послала любовнику воздушный поцелуй, а затем скрылась. Припав к пыльному окну, Даниэль еще несколько мгновений мог наблюдать ее стройную фигуру, быстрой походкой пересекающую двор в направлении автомобиля.
– Она что-то задумала…– пробормотал он, не заметив близости одного из обитателей приюта.
– Ты нравишься этой дамочке только потому, что безропотно потакаешь всем ее прихотям. С тобой ей проще витать в облаках. – Корж неодобрительно покачал косматой головой. – Но ведь она «всё устроит»! Поглядим, что задумала твоя госпожа сочинитель…
