412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ксения Резко » Госпожа сочинитель (СИ) » Текст книги (страница 6)
Госпожа сочинитель (СИ)
  • Текст добавлен: 1 июля 2025, 02:19

Текст книги "Госпожа сочинитель (СИ)"


Автор книги: Ксения Резко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

11

Даниэль разговаривал с Анной, когда увидел мелькнувшую в дверном проеме Эйприл. Повинуясь смутному порыву, он покинул собеседницу и вышел в коридор, опираясь на тросточку. Здесь было темно, лишь из щелей двери, за которой доносился голос Эклы, пробивался свет. Казалось, что он исходит от этой солнечной женщины…

По коридору затопали чьи-то торопливые шаги. Вздрогнув, Даниэль отступил под прикрытие мрака, и почти одновременно с ним поравнялся женский силуэт. Хозяйская дочь быстро шла, держа что-то перед собой в крепко стиснутых пальцах. В секунду, когда полоска света коснулась ее, Даниэль различил блеснувшую сталь.

– Эйприл! – непроизвольно вскрикнул он, а затем выбросил вперед слабеющие ноги, жалея, что не способен двигаться с бесшумностью кошки.

Окрик замедлил шаг – девочка оглянулась. Даниэль настиг ее и обхватил, стиснул в кольце рук, шатаясь, теряя равновесие и едва не падая сам. Она не сопротивлялась. Сведенные судорогой пальцы разжались, и нож ударился об пол. Даниэль не отпускал девчонку до тех пор, пока твердо не убедился, что опасность миновала. Тем временем Экла в сопровождении Роберта вышла из комнаты. Даниэль слышал, как она пожелала хозяевам доброй ночи, а затем спокойно поднялась к себе.

– Что она тебе сделала?! Что?! – вполголоса воскликнул он, как следует встряхнув Эйприл.

Девушка зарыдала. Зависть к счастливо сложившейся женской судьбе рвала ее на части.

– Не говори никому, ладно? Экла хочет купить моих родителей, как покупает всех вокруг! Я не собиралась ее убивать. Я хотела припугнуть, чтобы она поскорее убралась восвояси… Не говори! – снова молила она. – Отец прибьет меня, если узнает…

Даниэль видел перед собой море слез, слышал беспрерывное шмыганье носом. Маленькое полудикое существо страдало рядом с ним от собственной злости. «Как, должно быть, она несчастна, – думал он, – несчастна от того, что не в состоянии понять чужой доброты, принять ее. От того, что видит во всем только дурное; от того, что живет по законам стаи…» Его охватила такая тоска и утомление, как будто само пространство вокруг наполнилось отравляющим смрадом. Захотелось вырваться на волю, без сожаления оставить этот дом и этих невежественных людей. Ах, как им обоим было бы тогда хорошо (ему и Экле), хорошо и спокойно. Они бы смеялись, шутили, резвились, бродили по зеленой траве, дышали прибоем… Не всё ли равно? Они были бы вместе навсегда. Но невидимые, неосознанные барьеры не пускали их в вольный мир, начинающийся сразу за порогом…

…– Дэни, что с тобой? Ты выглядишь так, как будто сражался с привидением!

Экла встретила его на лестнице, чтобы помочь преодолеть оставшиеся ступени. Он был взлохмачен и бледен. Горящие глаза искрились в полутьме нервическим блеском. Отказавшись сесть, юноша оперся о спинку кровати.

– Что с тобой? – повторила женщина, но его губы были плотно сжаты. Мысли роились тысячами новых опасений. Невидимое, враждебное плело вокруг нее – доброй и светлой – свои гадкие сети. Белый мотылек у открытого пламени, нежные ноги, ступающие по острию ножа… Быть может, минуту назад он спас ее от смерти – кто знает, как обернулась бы судьба…

Даниэль долго не решался заговорить. Боязнь испугать Эклу, осквернить доносом ее чистое, храброе сердце боролась в нем со страхом непоправимых последствий. Люди не желали принять эту женщину такой, какая она есть; они загоняли ее в тупик, атаковали предубеждением… Даниэль понимал это как никто другой, ведь он сам прошел дорогой отверженных.

– Нам нужно уехать.

– Что? – Экла приподнялась в постели на локтях и поглядела на него так, как смотрят на шутника после неудачной шутки.

– Уехать, – повторил юноша, не смея дышать.

Непонимание росло, зудом разливаясь по коже. Медленно, но верно она разочаровывалась в нем – он чувствовал это. Если в ресторане, на фоне позолоты и праздной лжи его несчастье приобретало сходство с геройством, то здесь, в свете будней, «герой» утратил романтический лоск. Он оказался заурядным, скучным и тихим.

– Уехать? Зачем? – спросила Экла, зевая. – Прошло только два дня.

– Мы знакомы только три дня! – воскликнул он, теряя терпение.

– Тебе успело надоесть мое общество?..– В ее спокойном голосе не слышалось обиды. Теперь он звучал с какой-то отчужденной насмешкой. – Даниэль, не пора ли спать? Ты не устал за день?

Экла тщательно взбила подушку и повернулась на другой бок. О, какой же далекой показалась она Даниэлю! Он будто рассматривал ее сквозь стекло, делающее предметы вытянутыми в необозримую бездну.

– Тебе грозит опасность. Прошу тебя, прислушайся к моим словам! Эти люди… они вряд ли относятся к тебе по-настоящему.

Экла поднялась и глянула ему в лицо – прямо, без тени любезности.

– Однако ж ты фантазер, Дэни Элинт!

Куда девалась ее дружественность, ее теплота? Он раздражал ее всё больше, и если вначале она пыталась понять, то сейчас просто отмахивалась от него, как от назойливой мухи.

– Ты соскучился по жене. Я понимаю. Но мне нечего терять! Я не спешу вернуться домой. Нам было хорошо, за что я тебе благодарна. Если ты больше не хочешь играть по моим правилам – уходи. Я не стану удерживать. Больше ты не друг мне. Ты был им.

С этими словами госпожа Суаль отвернулась. Она опечалилась, но Даниэль знал, что это легкая печаль.

Слезы отчаяния текли по его щекам; он не мог поверить, что всё кончилось так быстро. Он хотел сказать, что не намерен возвращаться к Джоанне, что хочет ехать с ней, с Эклой, хоть на край света! И он сказал:

– Ты не будешь одинока – я останусь с тобой. Зачем играть на публику, если игру можно сделать реальностью?..

Он говорил и сам боялся дерзости своих признаний. Его слова нелепо и грубо врезались в тишину, нарушаемую стрекотом сверчков, да мерным дыханием.

– Я уеду завтра, – упавшим голосом промолвил Даниэль. – Завтра.

Это слово звучало для него, как приговор.

Она молчала.

* * *

«Кончено», – подумал Даниэль, когда утром Экла не подала ему руки. Как мог он в ней ошибиться? С самой первой минуты знакомства госпожа Суаль казалась ему воплощением простоты и понимания. Даниэль думал, что любое его признание найдет в ее душе должный отклик, но никак не ожидал, что ответом всему послужит суровое безмолвие.

Всё шло по-прежнему. Ничего не изменилось. Только его присутствие стало ей в тягость. Даниэль замечал, что при его взгляде на нее Экла отводит глаза, нервно покусывает губы. Подумать только: еще вчера им было легко друг с другом, и вот уже сейчас меж ними возникла непреодолимая стена. Кто был тому виной? Эйприл? Экла? А может, он сам? Может, он неправильно изложил то, что думал и чувствовал?

Меж тем госпожа Суаль нашла в себе силы играть до конца. Даниэль поразился, с каким спокойствием она сообщила Роберту и Анне, что ее «мужу» необходимо отлучиться по делам. Мало того, Экла даже пошутила на тему вечных командировок и чрезмерной занятости лже-супруга (это теперь, когда они расстаются навеки!). С болью в душе Даниэль убеждался, что в жизни этой женщины он ровным счетом ничего не значит…

Что ж, спектакль окончен. Занавес спешит упасть.

Поезд, на котором Даниэль должен был возвратиться к прежней жизни, прибывал на станцию в полночь. Чтобы ускорить тягостную для обоих минуту прощания, Экла вызвалась ехать с Робертом в деревню, где сегодня проходила ярмарка, что обещала гостье много новых впечатлений. От фермы до поселка было три мили извилистой, мощенной булыжником дороги, поэтому они решили остаться в деревне до утра. Благо, у Роберта там имелось много хороших знакомых.

Словно во сне Даниэль видел Эклу и знал, что видит ее в последний раз. В ярком платье на провинциальный манер, в милой соломенной шляпке, она вприпрыжку сбежала по ступенькам крыльца. Ее движения были легки и непринужденны, от них веяло юностью. Вслед за госпожой спустилась Люси; спаниель принялся в который раз облаивать лошадь. Во дворе стояла повозка, и Роберт, поигрывая хлыстом, ожидал своих спутниц.

Даниэль ждал, что Экла подойдет попрощаться. Он тихо стоял, прислонившись к стене, и весь обращался в смирение. Он ждал ее слов, он ждал ее взгляда. Но она не подошла. Даже чтобы попрощаться. Лишь когда звуки женского смеха, собачьего лая и конского топота затихли вдали, Даниэль очнулся. На дороге клубилось облачко пыли – всё, что осталось в напоминание о первой женщине, которой он подарил свое сердце. Он полюбил ее с первого взгляда, только к нему, говоря в оправдание расхожей фразы, не сразу пришло осознание этой любви.

А Экла… Она наверняка испугалась нового серьезного приключения. Дожив до тридцати двух лет и оставшись в душе ребенком, она боялась что-либо менять. Страдание от одиночества – прикрытие, ширма. Экла привыкла к образу своего бытия, она привыкла быть независимой. Ей нравилось играть, и мысль, что вдруг прежняя жизнь будет сметена чем-то новым – настоящим – породила протест.

Экла боялась настоящего чувства! Только так Даниэль объяснил себе ее молчание и ее внезапную холодность. Их «дружба» протянула три жалких дня…

– Между вами что-то произошло? – участливо спросила Анна. – Ваша жена сама на себя не похожа.

«Жена!» – невесело усмехнулся он и почувствовал предательское желание всё рассказать, чтобы освободиться от груза лжи. Рассказать, чтобы отомстить Экле за ее черствость! Однако месть тут не поможет.

– Лучше следите за дочерью, – только и сказал хозяйке Даниэль.

Он не оставил Экле письма, ибо боялся, что оно будет прочитано посторонними. Элинт злился на себя и на нее, но больше всего ненавидел тот глупый обман, который был учинен ими ради никому непонятной цели.

Даниэль покидал ферму с тяжелым сердцем, понимая, что остаться нельзя: его искренность внушает страх любительнице иллюзорного мира.

12

Она увлекла его за собой в головокружительный танец, а он безоглядно ей покорился. Он знал, что идет по тонкому льду – позади него остались смятение и хаос. Но он рискнул, чтобы впоследствии рисковать еще больше.

Женщина, которая еще вчера сулила близкое счастье, сегодня уходила, даже не повернув в его сторону головы. Что ж, с самого начала она не скрывала несерьезности своей затеи!

Без Эклы Даниэль чувствовал себя в доме ее родственников лишним. Анна хлопотала по хозяйству, Эйприл не казалась на глаза. Дождавшись вечера, молодой человек собрался с духом и тихо покинул ферму. Во всем этом нелепом приключении всё же заключалась некая польза, ведь каждый прошедший день прибавлял Даниэлю уверенности. Ежедневные нагрузки укрепили его настолько, что он сумел самостоятельно преодолеть расстояние от фермы до железной дороги, делая незначительные передышки. Раньше подобное казалось ему невозможным. Раньше он мечтал об этом во сне, не имея решимости вырваться из-под гнета опеки. Теперь же по возвращении в город Даниэль мог стать полноценным человеком, способным дать отпор любому притеснению.

В пути Даниэля не оставляли противоречивые мысли, ускользающие и возрождающиеся подобно земляному грунту под подошвами ног. Он представлял себе то, что ждало его впереди: презрение Джоанны, порицание Рэмбла. Простят ли они его гнусную выходку?

И Даниэль с остервенением загнанного зверя шагал вперед, тогда как отчаянный зов сердца неотступно манил его в прошлое.

С запада надвигалась гроза. Небо зловеще потемнело. Молния сверкала в тяжелых низких тучах, ей вторил рокочущий гром. Воздух сделался тяжелым и спертым, наполнившись наэлектризованной влагой. Далекий огонек поезда пронзил зыбкое пространство ночи. Взметнув облако пара, состав остановился у безлюдной платформы, и лишь Даниэль собрался порвать со своим сном, как сон вновь увлек его.

– Элинт!..

Сначала был голос, затем из темноты вынырнула мрачная фигура всадника.

– Хорошо, что вы еще не уехали, – как-то вкрадчиво начал Роберт, а это был он. Его грубое лицо еще хранило следы недавней попойки, но озабоченность и спешка выветрили из фермера хмель. – Случилось несчастье…

– Эйприл? – сказал Даниэль первое, что пришло в голову.

– При чем тут Эйприл?! Ваша жена! Или вы забыли, что женаты?!

Остановка на станции была пятиминутной. Вскоре вагоны пронеслись мимо, мелькнув вереницей озаренных окон. Стало темно. В эти мгновения Даниэль с тоской думал о поезде, должном умчать его прочь. Он плохо понимал, что ему говорит Роберт, почему он, Даниэль, не сел в поезд, а остался стоять на узкой платформе.

– Ваши вещи? – отрывисто спросил фермер после недолгого молчания.

– У меня нет вещей.

– Вот и отлично. Забирайтесь! – Он похлопал по крупу лошади.

Потрясение Даниэля было столь велико, что некоторое время он просто лепетал в ответ что-то бессвязное.

– Ваши дела подождут! Сегодня вы уже никуда не уедете, – на правах сильнейшего перебил Роберт и, без лишних церемоний обхватив молодого человека за талию, перекинул его через седло.

От скачки вниз головой у Даниэля заложило уши. Перед глазами бешено подпрыгивала узкая полоска дороги, пространство кружилось и плясало, ударяя по спине холодными каплями дождя. Даниэль понимал унизительность своего положения, однако ухитрился выгнуть шею, чтобы потребовать у мучителя объяснений.

– Не время чесать языком! – хмуро откликнулся Роберт. – Ваша женушка наделала шума. Ее дела совсем плохи.

– П-плохи? – переспросил юноша, подпрыгивая на кочках. – Что с-с-случилось?

Больше фермер не сказал ничего. Он выглядел как никогда уставшим, поэтому его былая небрежность превратилась в открытую грубость. Даниэль уже не смел ни на что надеяться. Тяжелое предчувствие впивалось в мысли, отравляя их, словно яд.

Дальше всё было как во сне. Смутно Элинт чувствовал, что его несут, зажав под мышкой, будто тряпичную куклу. Боясь потерять сознание и тем самым еще больше опозориться, молодой человек усиленно таращил глаза, но они медленно заплывали туманом.

Впереди замаячили отворенные двери, из которых струился дымящийся пылью свет. Среди небогатой обстановки комнаты строго выделялся стол, за которым томились ожиданием две женщины. Нет, среди них не оказалось Эклы. Это были мать и дочь.

– Мальчишка совсем дохлый, – откуда-то эхом прозвучал голос Роберта. Казалось, фермер говорит из глубокой ямы. Но нет, он наоборот был сверху – Даниэль различил над собой его глыбообразную фигуру.

– Может, тебе не стоило возвращать его? – Анна опасливо склонилась над гостем, который полулежал в кресле без признаков ясного сознания.

– Да не знаю я! Чем может быть полезен этот слизняк?!

– Нет-нет. Ты правильно не дал ему сесть в поезд. Такое горе! Страшно сказать. Что мы будем со всем этим делать?

Фермер ответил жене потоком грязной брани. Реплики – взволнованные, гневные, преисполненные страха, – уносились под потолок и оседали в мыслях спутанным бредом. Даниэль ощущал это каждой клеточкой своего существа.

– Экла! – позвал он, оглядываясь в надежде найти ее где-то рядом. – Я не должен был оставлять тебя…

– Что теперь! – зло выкрикнул Роберт. – Вы оба словно малые дети! Глупо, глупо, трижды глупо!

И, сплюнув под ноги, он с ожесточением утерся рукавом.

* * *

– Глупо, – повторил Пэмбертон.

Его рассказ был предельно ясен, между тем это не мешало Элинту верить в него с трудом. Случилось несчастье, к которому юноша не имел никакого отношения, успей он сесть в поезд до того, как был окрикнут Робертом. На этом месте заканчивался «невинный» обман: игра начала диктовать иные условия. Даниэль зажмурился, но сознание не прояснилось. Окружившие его люди были спокойны тем мрачным спокойствием, когда уже ничего нельзя исправить.

– Ярмарка удалась на славу, – иронически начал Роберт. – Вечером по традиции устроили танцы. Ваша жена была нарасхват – каждый в деревне хотел потанцевать с «настоящей леди»! А она никому не отказывала: всем улыбалась, улыбалась… Было весело, но пошел дождь, и мы поспешили в укрытие. Я отвел Эклу вместе с ее горничной в дом Нирта. У него, понимаете ли, самые подходящие «апартаменты»: дом кирпичный, в два этажа, с террасой; там много пустующих комнат. Нирт порядочный семьянин, лучшего не пожелаешь! Сам я отправился с приятелями в забегаловку Джонса… Деньги быстро истратились, мы скучали за опустевшей бутылкой вина, как вдруг – видим вашу супругу. На ней лица не было. Всё ходила как заколдованная, не замечая ничего перед собой. «Что-то стряслось?» – спросил я. Экла ответила, что от дождя ей немного «взгрустнулось». Сами понимаете, в таких случаях есть проверенное средство… Кто-то из наших предложил леди пропустить стаканчик, но она отказалась, захотела кому-то позвонить, а затем резко отодвинула телефон – видать, передумала. После этого еще немного побродила из угла в угол, оставила нам денег и ушла. «Выпейте за здоровье моего мужа», – сказала на прощанье. Мы исполнили ее пожелание, лично меня не нужно долго упрашивать. Щедрость Эклы разогрела нашу компанию. Мы были порядочно навеселе, когда госпожа Суаль заявилась во второй раз. Теперь от ее меланхолии не осталось и следа: голос срывался, глаза горели. Лессо вздумал распускать руки – ваша жена отбрила его так, что полетели пух и перья. Честное слово, раньше она была куда любезней! «Я забыла сказать кое-что Даниэлю (то есть вам), – сообщила она таким решительным тоном, что я вздрогнул. – Это важно. Я должна увидеть его, пока он не уехал. Срочно отвезите меня на ферму, – и крикнула, когда я заартачился: – Срочно!» Если бы вы увидели ее в тот момент, вы бы сами всё поняли. Признаться, я был без ног – я был пьян. Единственное усилие, которому еще не противилось мое тело – протянуть руку за наполненным стаканом или почесать затылок.

Тем временем на улице стемнело, ненастье разогнало людей по домам. «К полуночи не поспеете, если отправитесь на колымаге Роберта», – сказал Шерли, один из моих приятелей. Экла начала слезно умолять ей помочь. Простите мне, Элинт, мою прямоту, но я вам скажу: эти богачки… Каждый их каприз – закон. Они не остановятся, если что-то на беду взбредёт им в башку! Экла обещала заплатить невероятную сумму за одно только исполнение ее бредовой просьбы. Она выгребла из сумочки смятые купюры, их было так много, что они падали на пол – ей-богу, с папиросной бумагой и то обращаются бережливей. Мы все ошалели. Зрелище такого отношения к деньгам отняло у нас охоту артачиться. Женщина была как в горячке: ее трясло, она чертовски переживала! Я, насколько это было в моих силах, пытался ее отговорить, но Экла заладила: «Он уедет. Я должна сказать…» Признаться, мне до сих пор любопытно, что это было за сообщение.

«Как хотите», – ответил я; мне надоела истерика. Шерли предложил даме свою лошадь, заверив, что это спокойное и послушное животное. У нас не было причин удерживать Эклу, ведь накануне она сама рассказывала, что с детства сидит в седле как влитая. Она в красках поведывала о своем таланте превосходной наездницы. Может, она врала?.. Ведь лошадь действительно была надежная – хозяин доверял ей, как самому себе.

«Дорогу запомнили?» – спросил я у Эклы, когда она уже была готова ускакать. «Не волнуйтесь за меня – сердце укажет мне путь!» Да-да! Так и заявила. Экое легкомыслие! Сейчас я понимаю: она была просто не в себе, а мы во хмелю умудрились принять ее блеф за чистую монету. Как бы то ни было, я прошу вас снять с меня ответственность за произошедшее. Виноваты обстоятельства, виновата ваша жена, виновато животное, которое следовало бы пристрелить…– Роберт уныло посмотрел на Даниэля, как бы желая, чтобы тот подтвердил правильность его суждений, но молодой человек молчал. Он с содроганием ждал окончания рассказа.

– Не тяни, – подсказала мужу Анна, когда юноша сделался непозволительно бледен.

Роберт остервенело стиснул край скатерти в своей огромной руке. На его крепких скулах буграми заходили желваки.

– Разве вы еще не догадались? Я повторяю: тут нет моей вины. Я просто исполнил прихоть дамы.

– Ты просто позарился на деньги! – с неприсущей ей доселе смелостью выпалила Анна. – Бестолочь! Как ты мог позволить женщине с ее поведением, с ее манерами отправиться одной в непогоду, на ночь глядя, верхом по незнакомой дороге?! Каким местом ты думал?! Пьяница!

Роберт вскочил, пунцовый от гнева и подспудно снедающей его вины.

– Молчи! Я же сказал, что не виноват! Она сама хотела; от деревни до фермы рукой подать!

– Ты не понимаешь, что теперь нас всех ждет! – и жена, яростно притянув мужа за ворот куртки, принялась что-то горячо шептать ему в самое ухо. Неизвестно, сколько бы еще выясняли отношения между собой эти двое, если бы не прозвучал дрожащий, озябший под напором страха голос:

– Она жива?..

Даниэль, не видя перед собой ничего, кроме образа почти любимой, почти родной женщины, с трудом сдерживал себя. Его смятенная душа трепетала, зубы выстукивали дробь. Сникнув, он вновь переживал воображением свои самые мучительные минуты и явственно чувствовал боль, которую сейчас, должно быть, испытывала Экла.

Анна и Роберт мрачно смотрели на юношу, который ждал их слов, как подсудимый – приговора.

– Жива, – произнес наконец фермер. – Она в доме доктора Сормса. Всё случилось прямо на глазах. Не успели мы войти под навес забегаловки, как услышали крик. Экла достигла конца улицы, когда грянул гром. Молния ударила в дерево, и это испугало лошадь. Животное вскинулось на дыбы, а всадница попросту не удержалась. Она рухнула наземь в тот же миг… Тогда у меня, кажется, перестало биться сердце. Мгновенно протрезвев, я бросился к ней, и пока остальные ловили лошадь, я попытался привести Эклу в чувства. Мои усилия пропали даром: она была без сознания. Послали за доктором. Дальнейшее происходило без меня – я бросился за вами вдогонку. Вы муж Эклы – вам расхлебывать эту кашу. Лично я умываю руки.

– Вы нужны ей…– Виноватой ужимкой Анна смягчила грубость Роба.

Даниэль поднялся и, прихрамывая, подошел к двери. Его лицо приобрело странный оттенок, как если бы вдруг утратило всякий живительный огонь, лишь воспаленные глаза засверкали нервическим блеском. Он шатался подобно тонкому хилому деревцу и, достигнув дверного проема, ухватился за косяк.

– На рассвете вы сможете навестить ее, – добавил Роберт.

Повисло молчание. Люди выжидающе смотрели друг на друга. Кто-то думал о грядущих последствиях для самого себя, кто-то – о зависти и мести, а кто-то – об упущенном и недоговоренном. Даниэль, вдруг распрямив согбенные плечи, с внезапным ожесточением посмотрел на Эйприл.

– Ты довольна?! – глухо воскликнул он.

В глазах девушки, казалось, промелькнула тень минувших событий, а в ушах вновь прозвучал стук упавшего ножа.

– Мне жаль, – прошептала раскаявшаяся дикарка.

Даниэль прикрыл рот дрожащей рукой, чтобы сдержать неосторожное слово.

Анна и Роберт переглянулись. Быть может, в их очерствелых сердцах всколыхнулись отголоски возвышенного: близкая любовь, близкое горе, острота чувств – освежили в памяти ушедшие дни юности… Супруги потупились, стараясь ненадолго побороть в себе рой низменных страстей.

Даниэль беззвучно плакал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю