Текст книги "Госпожа сочинитель (СИ)"
Автор книги: Ксения Резко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
13
После известия о несчастье, так внезапно и нелепо постигшем Эклу, Даниэль по справедливости должен был лишиться сна, однако несмотря на всякую там справедливость уснул сразу, как достиг постели. Его сморила усталость.
С наступлением утра молодой человек еще несколько секунд заставлял себя поверить в случившееся. Он пробудился, ощутив болезненное томление сердца; на душе его сделалось горько и тяжело. С Эклой случилась беда. «С Эклой?» – в недоумении переспросил бы Элинт, скажи ему это кто-нибудь неделю назад. Но теперь из его памяти никто не изъял бы этого имени. Еще вчера она была рядом; ее вещи, ее платья, ее чарующий запах – по-прежнему обитали в спальне, только вместо нее самой здесь поселилась неотступная тревога. Как могло получиться, что жалкий юнец, прирученный щедрой дамой, одновременно стал причиной и следствием свершившегося? Почему он, совсем ей посторонний, имеет больше причин находиться с ней, чем ее родные? За что, за какие такие заслуги он ближе Экле, чем они? Он, который, говоря прямо, ничего для нее не значит?..
Он значит для нее не больше, чем все остальные – те, кто окружают ее вихрем мимолетных встреч. Он тот, кого можно обласкать, а после оттолкнуть, захлопнув перед носом дверь.
Между тем на дворе вступил в свои права ясный солнечный день, обагривший вспаханные поля нежным золотом рассвета. В оцепенении Даниэль глядел в окно, через омытые ливнем стекла. Ничто уже, кроме глубоких луж да грязи в канавах, в которых теперь копошились утки, не напоминало о минувшей грозе. На старый лад текла спокойная сельская жизнь: хозяйка гремела кастрюлями, в сарае сипло голосили петухи.
Почти в ту же минуту в спальню постучали со всей сдержанностью, на которую способен грубый по натуре человек, наделенный исключительным запасом силы.
– Вы готовы? – осведомился Роберт через дверь.
Даниэлю хотелось оказаться за много миль отсюда, чтобы навсегда распрощаться с неприятным ему человеком. Своей язвительной прямотой он утомлял и вгонял в оцепенение. Всякий раз при встрече Роберт делал всё, чтобы выставить Элинта в дураках, а юноша еще не изобрел защиты от этих нападений.
– Если хотите видеть свою жену, советую поторопиться. У меня много дел, я не намерен уговаривать, – сухо предупредил хозяин.
Наскоро одевшись, Даниэль показался на пороге; Роберт подчеркнуто вульгарным жестом пропустил его вперед себя, чтобы иметь возможность вволю позлорадствовать.
Когда они вышли во двор, там их ожидала Анна.
– Бедняжка Экла! Я до сих пор не верю!..– запричитала она.
– Здесь нет нашей вины, – пресек Роберт возможное развитие мысли. – За Эклой, как и за любой не вполне понимающей женщиной, нужен глаз да глаз. Ей необходим контроль сильного человека…
«А не заморыша», – молча добавил фермер, взглянув на Даниэля с тенью неприязни.
– Что поделать, она совсем еще дитя… – Даниэль почувствовал, как жилистая рука Анны, чуть дрожа, пожала его руку. – Крепитесь. Будем надеяться, что всё обойдется… Теперь вы должны быть рядом с ней.
«Должен», – при произнесении этого слова в нем что-то содрогнулось. Само звучание даровало уму, живущему – как и мышление всякого мечтателя, – пищей безотчетных образов, осознание тупика, из которого хотелось освободиться. В конце концов, Даниэль был человеком, его не обходило стороной ничто людское. И в тот миг, когда он оказался втянут в коловорот, увлекающий прочь от правды, его жаждущей откровения душой завладел страх – страх осквернения глупой выдумкой. Даниэль хотел всё рассказать, объяснить, освободиться – пусть даже потом ему придется пройти через усмешки, обиду… Но рядом была Анна – единственное существо, относящееся к нему с теплом, и он, испытывая потребность что-то говорить, адресовал ей поток своих хаотичных мыслей:
– Захочет ли она меня видеть? И что так сильно хотела мне сказать?
Даниэль доверился ей так, как доверяются матери, лишь иногда вспоминая о том, что Анна – ровесница Эклы. Но Экла была совсем другой. Она не имела возраста, будучи отмечена улыбкой вечной юности.
– Вы поссорились, но теперь пора забыть о ссоре, – мягко сказала Анна. Они стояли на крыльце, пока Роберт возился во дворе, впрягая лошадь в повозку. Иногда он проходил мимо, бросал косые взгляды и красноречиво сопел.
– Я уверена, – продолжала Анна, – Экла спешила сказать вам, что простила, что более не сердится на вас. И потом… разве может женщина долго обижаться на горячо любимого мужа? Вы просто молоды, в вас еще живут подозрения, которые на деле совсем не нужны.
Он рассеяно внимал ее словам, но они не приносили ему успокоения. Разве можно было назвать сцену, произошедшую между ними накануне, семейной ссорой? Действительно ли было в ней место обиде, грубому слову, оскорблению, за которые после можно было прощать?
Нет. Они разочаровались друг в друге – и только. Они оба смутно ожидали от будущего чего-то иного, понятного каждому из них в отдельности, чего не получили. Они просто утратили друг для друга сказочно-волнующий ореол; слова и доводы были излишни.
Даниэль вздохнул, собираясь с духом.
– А что, если я ей не…
Он подавлено умолк, увидя в глазах собеседницы живейшее внимание, вызванное заботой и сопереживанием.
– Что «не»? – спросила Анна.
– Не…– Он пожал плечами; кровь прилила к его щекам; глаза нервно заблестели. – Не… нравлюсь?
– Не нравитесь? – Анна часто заморгала, после чего принялась горячо убеждать в обратном. Но теперь-то Даниэль точно не слушал ее. Он понял, что должен как можно скорее освободиться от лжи.
14
Доктор Сормс констатировал сотрясение мозга. Больную тошнило, полночи она тщетно боролась с беспамятством. Под утро ей немного полегчало, боль утихла, позволив несчастной отдохнуть. Ненадолго придя в сознание, она снова погрузилась в сон, который на сей раз был тих и покоен.
Хоть доктор Сормс и отличался завидным присутствием духа, вид Эклы заставил его содрогнуться от жалости. Еще несколько часов назад он самолично кружил ее в танце под хлопки и гиканье односельчан на ярко озаренной площадке, и вот уже сейчас эта самая женщина едва могла говорить. Упав с лошади, она сильно расшиблась о камни, которыми была вымощена дорога; ее голова была разбита в кровь. Опытный глаз специалиста отметил на редкость крепкое здоровье пациентки: там, где другая изнеженная дама испустила бы дух, эта отчаянно боролась за свое спасение. Жажда жизни прочно укоренилась в ее существе, и Экла, без сомненья, должна была скоро поправиться, однако, говоря откровенно, от нежелательных последствий ее уберегла лишь воля случая.
Пострадавшую никак нельзя было тревожить. Она нуждалась в покое, поэтому Сормс решил оставить ее в своем доме, так как жил один, имея множество пустующих комнат, в которых размещали пациентов, если больница оказывалась переполнена. Старый холостяк, доктор Сормс пользовался в деревне большим авторитетом. Живущий степенно и чинно, по мере сил просвещающий местное население, умеющий внушительно рассуждать с лицом философа, он виделся людям загадочным и благородным. Дожив до преклонных лет, этот человек сохранил подвижность; его открытый характер и чуткая душа притягивали тех, кто нуждались в поддержке. Люди шли к Сормсу за помощью или советом, и должный отклик не заставлял себя долго ждать. Высокий, с проступающей сединой в густых волосах, Сормс обладал правильными чертами лица – в них было что-то от аристократа, а именно строгость, за коей скрывалось доброе сердце.
Несмотря на внешне кроткий нрав, доктор имел над людьми бессознательную власть: перед ним благоговели, его высказывания передавали из уст в уста, а самый горячий спор в забегаловке Джонса утихал сам собой, стоило на пороге появиться Сормсу. В силу напутствий своей профессии доктор не злоупотреблял спиртным; самое большее – он иной раз позволял себе пару глотков сухого вина, и то не без повода. Ко всем без исключения он относился с равной терпимостью, выраженной в усталых морщинках щек и лба, что избороздили лицо крупной сеткой.
Однако терпение Сормса исчерпало себя, когда Даниэль, подхлестываемый паникой, ринулся к дверям, за которыми находилась больная.
– Пустите! Я должен поговорить с ней! – вскричал молодой человек, сурово остановленный доктором.
– Вы не поняли, – почтительно кашлянув, приблизился к ним Роберт. – Он ее муж, ему можно.
– В таком состоянии вам к ней нельзя, – ровным голосом возразил Сормс, смотря в широко раскрытые глаза Даниэля. – Успокойтесь. Жизни вашей супруги ничего не угрожает, однако своей паникой вы можете напугать ее.
Даниэль уронил голову на грудь…
Со двора в холл чистого докторского дома стали входить незнакомые люди. Кашляя, неловко расшаркиваясь, они снимали шляпы, после чего останавливались и принимались в упор глазеть на присутствующих в жадном ожидании драмы. Даниэль знал, что его теперь осматривают с самым что ни на есть пристрастием, и у каждого в уме уже сложилось свое мнение: «за» или «против».
– Это он?.. Ну что? Есть какие-то результаты? Она выживет? – со всех сторон слышался шепот. Среди волнующихся за здоровье госпожи Суаль были и те, кто накануне содействовал осуществлению ее сумасбродной затеи, а потому справедливо ожидали упреков со стороны мужа пострадавшей.
Но «муж» молчал. Он выглядел потерянным ребенком, который, дрожа, ищет в толпе знакомое лицо, ибо ничто не было способно так удручать Элинта, как ложь, какой бы безобидной она ни была.
В миг, когда он ощущал себя стоящим на острие иглы, кто-то мягко тронул его за плечо.
– Идемте. Так и быть, вы сможете ее увидеть, – смягчившись, сказал Сормс. – Но не вздумайте говорить ничего такого, что способно взволновать: она сильно потрясена.
…Даниэль переступил порог на ватных ногах; то, что предстояло ему увидеть, было поистине ужасно. Перемена, разразившаяся подобно урагану, поражала, доказывая в лишний раз, насколько ничтожную роль играет внешность и сколь огромно влияние качеств, наполняющих ее, словно пустой сосуд – живой водою.
Без прежних своих привычек, без расточительной улыбки, без задиристого огонька в глазах лицо Эклы потускнело, точно скрылось солнце и наступили безвременные сумерки. Госпожа Суаль была из числа тех, кто, кажется, просто не умеет болеть, а если и вынужден, то не способен при этом оставаться самим собой. Вместе с живостью она потеряла саму себя; даже черты ее стали иными. Даниэль едва ее узнал – пусть теперь голова Эклы обхвачена широкой полосой бинтов, а на припухшем лице «красуются» отметины зеленки, всё равно это она: другая, но неизменно любимая…
Даниэль приблизился к постели больной и взял ее слабую, горячую сухим жаром руку. Слова не шли на ум – его в упор рассматривали огромные зеленые глаза. Напрасно ли он ждал от Эклы разрешения головоломки? В ее взгляде угадывались неловкость и томление… Она была так слаба, что ее усилий хватало только на бесполезные попытки оторвать голову от подушки. Экла закрывала глаза, после чего вновь открывала их с затравленным выражением муки. Ее губы затрепетали – Даниэль наклонился ближе, но ничего не расслышал.
Сормс подал знак, время свидания истекло. Увы! Даниэлю ничего не оставалось сказать ей. Она была беспомощна – еще беспомощнее казался он самому себе. Что могут передать пустые фразы, когда невозможно выразить мелодию души?!
– Здесь есть и ваша вина, – произнес Сормс, всматриваясь в неподдельно расстроенного Даниэля. – Напрасно вы оставили ее одну.
Тот силился обернуться: ему чудилось, что Экла по-прежнему глядит на него и жаждет что-то сказать. Но нет. Ее глаза уже были закрыты.
Они вышли в коридор, и доктор затворил за Даниэлем дверь.
– Она поправится быстрее, чем вы думаете. Вам следует отложить все дела до выздоровления вашей супруги. Поверьте, в вас она нуждается больше, чем в пилюлях.
– Во мне? – машинально переспросил он, но Сормс улыбнулся – нелепо прозвучал этот вопрос из уст законного мужа.
– Я предупреждал: нужно было уехать, – несколько раз повторил Элинт, пока Сормс, окончательно проникнувшись симпатией к диковатому парню, не потрепал его по плечу.
– Вы устали. Ступайте в соседнюю комнату. После я зайду к вам.
– Что она сказала? Она потеряла рассудок? – бесцеремонно влез с расспросами Роберт, но его любопытство осталось без удовлетворения.
Даниэль был рад уединиться, однако увидел горничную Эклы, Люси – единственного человека, посвященного в тайну лже-брака. Девушка сновала из одного конца коридора в другой, нося ванночки с водой и бинты для примочек. При встрече с ней Даниэль смутился; ему казалось, что его вот-вот начнут сечь упреками, но Люси даже не подняла головы.
– Не думаешь, что пора открыть правду? – шепнул он, когда они на секунду поравнялись друг с другом.
От неожиданности Люси подскочила и едва не выронила свою ношу из рук. Если бы привидение задало ей тот же вопрос, она и то удивилась бы меньше. Уже один тот факт, что служанку спросили о чем-то, не имеющем отношения к ее работе, выходил за рамки ее понимания. За свое жалование Люси усердно гнула спину; решение глубокомысленных проблем не входило в оплату ее труда.
– Игра зашла в тупик. Глупо продолжать, – добавил Даниэль.
– Вы хотите знать мое мнение? – спросила служанка, а затем выразительно пожала плечами. – Это не моего ума дело. Решайте сами. Что у вас с госпожой, почему она вчера так заволновалась – мне знать не дано. О ней самой я знаю не больше вашего, ведь госпожа Суаль наняла меня в гостинице в день вашего знакомства. Да и шофера, кажется, тоже… Расспрашивать мы не смели, поняли лишь, что она женщина порядочная и нашего брата не обидит. Судите сами: как можно что-то советовать незнакомцу? Я делаю свою работу. Остальное – увольте.
– Постой, постой! – взволнованно воскликнул Даниэль. – Но мне показалось, что вы служите у Эклы много лет!
– С ней легко поладить, это немудрено.
– Не может быть! – Молодой человек в отчаянии всплеснул руками. – Так значит, ты ничего не знаешь о ее жизни? Ты никогда не была в ее доме?
Он удивился, почему сразу не предвидел такого расклада: на прежнее существование Эклы падала завеса тайны. Вокруг нее теперь чужие люди и во главе них – он сам. Кем в действительности является она, какие тревоги бередят ее душу? На эти вопросы могла ответить одна Экла. Именно ей Даниэль был обязан новой ролью, когда из вечного приспособленца, из робкого молчуна его возвели в ранг незаменимых. Оказывается, и в нем могут нуждаться. Оказывается, и он может стать объектом любви…
Полно! Так ли это? Во всяком случае, все вокруг словно сговорились, единодушно утверждая, что Экла нуждается в нем, что он должен быть рядом с ней…
15
Даниэль не осознавал, сколько времени он провел в большой, дышащей стерильной чистотой комнате. Что говорить? Что делать дальше? Чего желать? Пытаясь разложить по полочкам «за» и «против», Элинт впал в еще большую растерянность. Во-первых, на нем лежит ответственность за женщину, о которой он, в сущности, ничего толком не знает. Во-вторых, в глазах окружающих он является ее мужем и, следовательно, должен остаться. И Даниэль бы остался… Но хочет ли этого сама Экла?
Доктор Сормс действительно вскоре заглянул в комнату, как и обещал, но лицо его странно изменилось. На нем отобразилось подобие смятения, вызванного чувством вины.
– Видите ли, я поторопился с выводами, – начал он, то не мигая глядя на собеседника, то опуская глаза в пол. – Положение вашей жены несколько серьезнее, чем я предполагал. Быть может, ее состояние вызвано шоком. Случается так, что люди забывают только то, чего не желают помнить… Дело в том, что Экла частично или полностью потеряла память. Вскоре после того, как вы ушли, она спросила меня, кто вы. К сожалению, она не узнает ни себя, ни вас… О, не впадайте в отчаяние! – вскричал он, когда в ответ на его слова из глаз Даниэля покатились слезы немого ужаса. – Моя практика знает похожие случаи. Память можно и нужно вернуть! Постепенно вы восстановите утраченные фрагменты, Экла всё вспомнит и полюбит вас еще больше за ваше терпение и доброту… Сейчас она в первую очередь сильно напугана. В разговоре с ней нужно показать, что ничего страшного не случилось. Говорить следует спокойно и предельно ясно – она не должна запутаться или насторожиться. Лишь при условии, что вы окружите Эклу любовью и заботой, можно гарантировать положительный результат. Путем сотрудничества мы с вами возвратим ее к нормальной жизни.
Доктор в недоумении замолчал, видя, что его тирада вызывает неадекватную реакцию: схватившись за волосы, Даниэль издал возглас, свидетельствующий о потере всякой надежды.
– Что? Что вы сказали ей обо мне? – проговорил он наконец так тихо, что Сормсу пришлось переспросить.
– Как «что»? Что еще я должен был сказать?! Я сказал ей правду.
– «Правду»! – с горькой насмешкой передразнил Даниэль.
Сормс исполнился сомнений; он знал, что горе способно свести с ума, но даже не предполагал, какой была истина. Заезжая парочка… Что же еще? Да, жена явно старше своего мужа, но и такое бывает, особенно если дама располагает деньгами, которые привлекают падких на богатство юнцов.
Доктор вспомнил свой единственный разговор с Эклой накануне несчастья. Он, обычно не посещавший увеселительных сборищ, на сей раз заглянул на площадку для танцев и даже составил пару очаровательной даме. На это его толкнуло любопытство, ведь об Экле Суаль говорила вся деревня. Женщина и в правду оказалась приятной. Истая оптимистка: яркая, подвижная, веселая… А как блестели ее глаза, когда она говорила о «своем Даниэле»! Весь вечер она вела разговор лишь о нем и делала это с таким упоением, что в сердцах слушавших ее деревенских женщин рождалась невольная зависть.
…– Я сказал то, что накануне узнал с ее же слов, – пояснил Сормс. – Экла говорила, что ей посчастливилось выйти замуж за необыкновенно одаренного человека. Она поведала мне, что вы – подающий надежды писатель. Давеча вам пришлось покинуть ее из-за назначенной встречи с издателем, от исхода которой зависит ваша будущность. Экла, конечно, высказывала свое сожаление по поводу вашего отсутствия на празднике, но никому бы и в голову не пришло, что она захочет воротить вас.
Даниэль не мог дальше молчать. Чутье подсказывало ему, что этому человеку можно открыться.
– Вы не знали, что верить словам этой женщины нельзя. Она придумывала на каждом шагу, со скуки разнообразя свою жизнь тем, что аферисты используют ради корысти. Но Экла действовала не ради корысти! Она простодушна и чиста. Фантазии – образ ее жизни…
Затем он рассказал всё и удивился, как легко ему это далось. Сормс не перебивал. Он молча слушал так, будто ему рассказывали о долгой, мучительной болезни. Богатый опыт и умение разбираться в психологии подготовили его к неожиданности. Когда юноша умолк, доктор спокойно посмотрел в его пылающее стыдом лицо.
– Да, ваша история весьма противоречива, – подытожил он. – Вы бежали от жениной опеки, чтобы стать самостоятельным, а теперь не способны помочь самому себе. Вы бессильны перед будущим, вы не знаете, что делать дальше. И женщина, которую вы полюбили, кажется вам опасной обузой.
– Я трус?! – воскликнул Даниэль. Справедливые слова Сормса больно его кольнули.
– Нет. Вы – ребенок. Вы еще не повзрослели для самостоятельной жизни и ждете, пока кто-то возьмет ваши проблемы на себя. Вы еще нуждаетесь в советах… Без поддержки друзей вы, чего доброго, захлебнетесь в бурном водовороте жизни, который утянет вас на дно. К счастью, я понимаю это. Мне ясно ваше положение, оно как нельзя лучше подходит для того, чтобы вам реализовать свою любовь к госпоже Суаль, заслужив ее расположение. Ваша мечта вполне реальна: всё «сыгранное» вами двоими может стать правдой, ведь сейчас сознание Эклы – чистый лист, куда вы можете вписать всё, что вам угодно.
– Но Экла прогнала меня! Мы расстались, даже не попрощавшись! – горячо возразил Даниэль, который, однако, воспрянул духом.
– Вы правы. Почему-то она не хотела на самом деле дать вам шанс, – начал рассуждение Сормс. – Здесь кроется несколько причин: во-первых, она могла по привычке опасаться, что вы охотитесь за ее состоянием; во-вторых, она воспринимала вас как друга; в-третьих, ей виделась препятствием ваша молодость, Экла не хотела нести ответственность за резкий поворот в вашей судьбе. В-четвертых, она боялась реальности. У каждого человека когда-нибудь была заветная мечта. Если одни капитулировали перед действительностью, то другие, напротив, – бросили ей вызов. Предположим, Экле страстно захотелось сыграть придуманную когда-то, еще в детстве, роль, и она, отбросив предрассудки, принялась подбирать нужного «актера», чтобы примерить, но не вжиться в вымышленный образ… Таким актером явились вы. Будем надеяться, что она вспомнит всё сама, но вы для себя решите: готовы ли бороться за ее любовь? Нужна ли вам взрослая, зрелая женщина? Может случиться и так, что впоследствии вы захотите заменить ее кем-то посвежее…
Сгорая нетерпением, Даниэль решительно кивнул:
– Да! Я готов. Мне нужна только она.
Сормсу не оставалось ничего иного, кроме как пожелать влюбленному удачи. Тогда, когда доктор уже собрался уходить, перед этим распорядившись о комнате для гостя, он вдруг вернулся; что-то смутно тревожило его.
– Даниэль (позвольте мне называть вас так), не думали ли вы, что Экла, имея склонность к сочинительству – не хотелось бы говорить « к вранью», – и вам сказала неправду касательно своего прошлого? Вдруг и остальные ее слова – тот же «невинный» вымысел, что и прочие? Что мешало ей лгать и вам, придумывая историю про старую деву, на которую она совсем не похожа?
– Этого не может быть. Она назвала меня своим другом, она не посмела бы лгать!
Для Сормса слова юноши прозвучали не слишком убедительно.
– По-моему, для Эклы все люди были друзьями, равно как ее слова не были ложью. Но это уже ваше дело. Вам решать. В любом случае я сохраню вашу тайну.
Даниэль вздохнул с облегчением. Наконец-то он хозяин своей судьбы! Советы Сормса были сделаны так ненавязчиво и осторожно, что молодому человеку начало казаться, будто он додумался до них сам. Знание добавило ему уверенности в своих силах, ярко осветив путь, который вел к свободе.
* * *
Последующие дни показали, насколько верны суждения Сормса – они укрепили Даниэля в его любви и подарили надежду на взаимность. До выздоровления Эклы он должен был оставаться рядом с ней в доме доктора, чему Элинт был несказанно рад. Неприятных встреч с Пэмбертонами стало меньше, однако Роберт часто приезжал проведать родственницу жены – гораздо чаще, чем это делала сама Анна. Корыстолюбивый фермер еще не отделался от мысли получить деньги на выкуп земли даже после того, как по вине его оплошности пострадала Экла.
Госпожа Суаль поправлялась. Легкий нрав этой женщины быстро затягивал как душевные, так и телесные раны. Несмотря на потерю памяти, Экла вновь освоилась в окружающей ее среде; к ней вернулось доверие к людям. На ее лице всё чаще появлялась улыбка, но гораздо позднее она смогла смеяться и шутить. Не осталось в ней и прежней резвости. Часто Экла делалась задумчива, тщетно силясь вспомнить то, что так неосторожно забыла.
Однако нынешняя жизнь под покровом забвения нравилась Экле гораздо больше, и в том была заслуга Даниэля, который, не отходя от лже-супруги ни на шаг, окружил ее вниманием и заботой. Поначалу им обоим приходилось трудно. Они заново узнали друг друга, прежде чем возобновили доверие; когда же время выявило преданность Даниэля, Экла до того сильно привязалась к нему, что ничего не смела делать без его согласия. Теперь она была слаба, теперь над ней возвеличился авторитет молодого спутника; в нем она остро нуждалась, лишь его совет был для нее единственно важен, лишь его мнение имело цену и вес. Она ходила за ним по пятам, утром она будила его своими поцелуями, а ее ласки были настолько естественны и нежны, насколько это возможно между любящими супругами. Даниэль начинал понимать, что за удача иметь власть над кем-то.
Эклу всячески оберегали от потрясений. В ее присутствии боялись повысить голос или сделать резкое движение – она обитала в неком вакууме, и никто не смел нарушить ее благословенный покой наедине с тем, кого она полюбила.
Иначе и быть не могло! Ведь Даниэль всеми силами пытался успокоить несчастную, он понимал ее, как никто другой. Он долго помнил первый разговор с Эклой после падения. Она, бледная, растрепанная, доверчиво льнула к нему с мольбами о помощи, бесконечно твердя:
– Я ничего, ничего не помню! Я стараюсь, но не могу! Вокруг туман… Мне всё кажется, что я упустила что-то, чего-то не сделала. Но что?! Помоги мне, прошу! Не оставляй одну!
И он крепко прижимал ее к своей груди, целуя в залитые слезами щеки сначала неловко, потом смелее… Темень весенней ночи баюкала их в теплой колыбели, где даже в несчастье можно было обрести любовь. И Даниэль спешил защитить любимую от врагов; он был готов выхватить меч, чтобы подобно доблестному рыцарю кровью завоевать ее «да».
Несколько дней погодя Экла сказала, что восхищается им, и Даниэль впервые забыл о страхе. Взамен ему пришла уверенность и благодарность судьбе – несчастье он почитал за драгоценный дар, выше которого нельзя ничего желать от жизни. Конечно, радость Даниэля была бы сомнительной, не будь он уверен, что любовь Эклы – правда, а не очередное сочинительство.
