Текст книги "Госпожа сочинитель (СИ)"
Автор книги: Ксения Резко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
26
Очередная встреча Гинсбета с невестой состоялась на приеме у Дориганов. Вечер происходил в загородном особняке необычной полукруглой формы со стеклянным куполом и рядом высоких сводчатых окон. Хозяева любили лоск и обилие света. Этим объяснялось отсутствие привычного во всех богатых домах тенистого сада – во дворе не было ни одного деревца, отчего в летнюю пору здесь нестерпимо палил зной. Внутри дома жажда света выражалась в легких занавесях из тюля, отказе от плотных гардин и темных обоев. Днем лучи проникали внутрь залы через стеклянный купол, вечером включалась дивная подсветка, и тогда все стены будто оживали, покрываясь золотистыми огнями, словно рождественская ель.
Обстановка комнат сочетала в себе подобие стилей барокко и ампир: блеск и пышность бальных зал граничила с наличием причудливых барельефов. Белоснежные балюстрады плавно перетекали в площадки с мягким диваном и креслами. Начищенный до зеркального блеска паркет и специальная оркестровая ниша обещали незабываемый бал.
Также обилие дорогих вин и игристого шампанского делали Дориганов находкой для гостей. На вечер были приглашены сливки местного общества: писатели, музыканты, поэты, ученые, литературные критики. Праздник вступил в свои права; от выпитого люди оживились, однако слишком степенный это был народ, чтобы разгуляться до умопомрачения. Обстановка сохраняла приличествующее напряжение.
Между тем Рэй Гинсбет был чересчур увлечен своим счастьем, чтобы что-либо замечать, кроме лица любимой. Сегодня Лилу неотступно следовала за женихом, как если бы уже стала его супругой. Вместе, рука об руку они обходили знакомых – они были одним целым. Еще немного, и влюбленные не разлучатся никогда – оба были опьянены предвкушением свадьбы. При виде будущей жены Рэя распирала гордость: очаровательная, хрупкая, она держалась с таким самообладанием, что просто захватывало дух. Ее волосы были собраны в замысловатую прическу, на устройство которой ушло, наверное, не меньше четырех часов; а в ушах покачивались тяжелые серьги и время от времени вспыхивали яркими звездами на фоне празднично освещенной залы. Тонкий стан обхватывало платье нежного палевого оттенка, благородство которого дополняло ожерелье из крупных жемчужин.
Двое из трех братьев Дориган из кожи лезли вон, чтобы угодить своим гостям. Это были подвижные молодые люди: старший, Джон Дориган, с недавнего времени занял место главы семьи, так как отец стал настолько стар, что впал в детство. Младший Джейми – подросток лет одиннадцати, – рос стеснительным и только и делал, что боязливо жался к стене. Однако Лилу – эта внимательная, чуткая Лилу – посмотрев на Рэя извиняющимся взглядом, упорхнула в противоположную часть залы, где быстро нашла подход к хозяйскому мальчику. Гинсбет с улыбкой заметил, как Джейми на пару с девушкой поглощает мороженое из хрустального стакана, отвергнув всякую робость.
«Она особенная!» – вздохнул про себя Рэй, и сердце его, подпрыгнув, заколотилось в необъяснимом волнении. «Она словно фея из сказки!» – добавил мужчина и снова почему-то вздрогнул. В безотчетном порыве он подался вперед, но тут от размышлений его отвлек средний Дориган – Рунэ. Поразительно красивый и непохожий ни на кого в семье, он пользовался своим преимуществом в полной мере. Тонкий блондин с маленькими ухоженными руками и бледным, нервным лицом, он смотрел на всех небрежно, свысока, утомленно склонив голову и вопросительно выгнув брови. Молодой человек производил огромное впечатление на женщин. Они готовы были влюбиться в него с первого взгляда.
Стоило Рунэ заговорить, как трепетное впечатление о нем улетучивалось: его сиплый, гнусавый голос не вязался с обликом Аполлона. Еще в детстве Дориган сорвал голосовые связки; голос не восстановился до сих пор, усугубленный подростковой метаморфозой. Не только звук голоса, но и темы разговоров этого человека неприглядно обнажали качества его характера, ибо касались в основном сплетен: падения чьей-то репутации, супружеских измен, банкротства и махинаций местных капиталистов. Рунэ хотел выглядеть достойным сыном своей семьи; ему казалось, что в порицании других он сам становится выше.
Мало кто долго выдерживал общество Рунэ. Наверное, многих коробил разительный контраст между внешностью и внутренним содержанием. Постоянной собеседницей Доригана являлась одна въедливая дама с лицом хищной птицы. Ее звали Циркония Лобервайл. Данной особе трудно было угодить – она оборачивала гнусной стороной любое доброе дело. Частенько ее скрипучий фальцет раздавался по всему дому, громя кого-то в пух и прах. Излюбленным выражением госпожи Лобервайл было: «он не герой моего романа». Эту фразу она произносила всякий раз, когда наводила лорнет на какого-нибудь мужчину. Время шло, а никто так и не знал, как выглядит «герой» Цирконии наверное потому, что у нее не было никакого «романа». Между тем с Рунэ они полностью понимали друг друга, пересказывая свежие новости, и этот более, чем странный союз укрепился – союз кутилы и невоздержанной, безвкусно одетой дамы.
Однако сегодня запас сплетен иссяк, поэтому Рунэ в слащавой форме пригласил Рэя Гинсбета в свой круг. Неохотно, просто из нежелания оскорбить тот проследовал на балкон, где Циркония, вульгарно раскинувшись в кресле-качалке с сигаретой в зубах, с желчным интересом поджидала «жертву», чтобы раскритиковать ее до основания. Приличные люди боялись этой женщины как огня, но Рэй смело проследовал к ней. Он не понимал, почему его так раздражает Рунэ. Должно быть, причина крылась в пренебрежительном отношении, какое средний Дориган выказывал к Лилу. Скрипя сердце Рэй понял, что и на сей раз разговор пойдет о его возлюбленной.
– А-а! Вы тот счастливчик, который станет мужем милашки Лу! – усмехнулась госпожа Лобервайл, едва удостоив вошедшего взглядом.
Одетая в бесформенное пестрое платье, женщина наматывала на палец прядь курчавых рыжих волос, а ее приятель, всматриваясь в гостя с лакейской улыбкой, явно желал что-то спросить.
Рэй круто обернулся к нему, чтобы порвать с недоговоренностью.
– Вы уже познакомились с родителями Лилу? – лукаво спросил Рунэ.
– Нет, – холодно ответил Рэй, – но собираюсь сделать это.
Сплетники злорадно переглянулись.
– Напрасно вы не сделали этого раньше, – заметил Дориган. – Много потеряли.
– Почему?! – почти выкрикнул, раздражаясь, Гинсбет, но те сделали вид, будто не услышали вопроса.
Разговор резко перешел на отдаленные темы.
– Конечно, дурную наследственность всегда можно оспорить, – чуть погодя проронила Циркония без всякой видимой связи.
– Но отрицать ее тоже нельзя,– горячо подхватил Рунэ.– Каковы родители, таковы и дети, я так полагаю, – кончил он уже менее уверенно, ибо поймал на себе взгляд Гинсбета, в колючих голубых глазах которого скользнула мрачная догадка. Рунэ испугался. В какой-то момент ему показалось, что тот сейчас же ринется на него, защищая честь невесты. Однако писатель продолжал глядеть на собеседников, словно хищник в ожидании прыжка.
– Да уж! – сказала Циркония, томно опуская глаза. – Порой наследственность играет с людьми злые шутки… Взять к примеру Лилу: образцовая барышня, сущий ангел, и кто бы мог подумать, что ее мать уже много лет находится в лечебнице закрытого типа…
Рэй напрягся:
– Что с ней? Она больна? Лу никогда не говорила мне об этом.
– Подождите! Она сообщит вам эту новость сразу после свадьбы.
Прочитав на лице Гинсбета смешение чувств, сплетники воодушевились. Циркония закачалась в кресле, пуская дым, а Рунэ в знак солидарности встал за ее спиной.
– Такое до свадьбы вам никто не скажет…
На фоне темнеющего, словно синий бархат, неба красивое лицо Рунэ вступало в жуткое противоборство с уродливо размалеванным лицом дамы. Когда он говорил, хотелось обернуться, чтобы поискать обладателя столь скверного голоса.
– Что с матерью Лилу? – тихо спросил Рэй в ожидании чего-нибудь рокового.
– О, спросите у вашей невесты! – театрально подкатив глаза, возразила госпожа Лобервайл. – Мы лишь сторонние наблюдатели.
«Теперь они корчат из себя оскорбленную добродетель», – со злобой подумал Рэй. Эти люди несомненно знали больше, чем хотели говорить. Впрочем, они просто желали выдержать паузу, дабы не слишком компрометировать самих себя.
– Кажется, – вскоре пояснил Рунэ, – несчастная страдает шизофренией. Это воистину ужасно.
– Она вдобавок подвержена зависимости от наркотического зелья, – не удержалась Циркония. – Это помогает ей витать в эмпиреях.
– Нужно надеяться, что Лилу пошла в отца…
– Мне всё равно, – процедил Рэй, после чего решительно направился к двери. – Мне плевать на ваши грязные сплетни! – почти закричал он так, что обрывок фразы был слышен в зале. Многие обернулись на разгоряченного человека с потемневшими от гнева глазами. Он выскочил с балкона как ошпаренный и еще долго не мог прийти в себя.
Заметив Лилу, идущую ему навстречу, Гинсбет постарался изобразить беззаботность. Девушка семенящими шажками приблизилась к нему, коснулась рукой его плеча, посмотрела снизу вверх умоляющим взглядом.
– Рэй, тебе уже сказали…
– Их словам я не придам никакого значения до тех пор, пока ты сама не захочешь мне всё рассказать.
Лилу мучительно колебалась: ее любовь схлестнулась со страхом. Иногда Рэй казался ей таким важным, что в сравнении с ним она чувствовала себя пустышкой. Он хотел чего-то огромного, бурлящего, рискового, чего она не могла ему дать. Лилу была только примерной барышней девятнадцати лет. Всякий раз, когда они бывали вместе, как бы тепло и уютно им не было вдвоем, взгляд Рэя выдавал что-то невысказанное, терзающее. Его глаза смотрели вдаль с ожиданием чего-то, чего упорно не понимала Лилу.
Лилу стыдилась своей матери и вовсе хотела бы от нее отречься, но такой поступок осквернил бы ее добродетель в глазах Рэя. Поэтому девушка отважилась действовать.
– Всё… правда.
Она выговорила это с таким обреченным видом, что Рэй засомневался, ведь она не могла слышать, что именно говорили о ней.
– Ты уверена? – мягко спросил он.
– Да…– На него смотрели большие глаза, исполненные искреннего сожаления.
– Ну-ну, милая, ты невиновата, – поспешил он развеять ее страхи.
– Ты встретишься с моими родителями и сам всё поймешь. Ты им понравишься. А моя мама… Ей особенно интересно будет поговорить с тобой. Ее всегда привлекали люди с… воображением.
Лилу говорила спокойно, но Гинсбет чувствовал стену недосказанности. Уже один тот факт, что она против обыкновения стыдливо опускает глаза, указывал на долю правды в суждениях сплетников.
– Уйдем? – угадал он желание девушки.
– Да.
27
Рука об руку они миновали долгий ряд комнат, несколько раз были вынуждены приостановиться ради разговора с кем-то из гостей, пока наконец не оказались на улице. Решив пройтись, Лилу и Рэй велели шоферу ехать позади на случай, если они утомятся и пожелают сесть в автомобиль. Вокруг простиралась парковая зона: кроны деревьев тесно смыкались над узкой аллеей. Редкие отблески соседних усадеб бросали вспышки света, и Рэй с жарким томлением замечал, как волосы Лилу загораются сотнями янтарных нитей. Точеный профиль девушки был обращен вниз. Она молчала, глядя себе под ноги. Нечто тяжелое, волнующее скрывалось под маской ее смирения. Нет, Лилу не нервничала, не злилась, не корила себя. Что-то потаенное, тревожное, пылкое сквозило в ее частом дыхании. Рэю казалось, что она хочет что-то сообщить, но не находит подходящих слов. Желая ее ободрить, он рассказал забавную историю, сочиненную на ходу. Лилу рассмеялась, однако смех ее вышел усталым.
– Давай подождем автомобиль, – сказала она, останавливаясь посреди дороги. – Я всё обдумала. Завтра мы поедем к моей матери. Не бойся, она не сумасшедшая, – добавила девушка, уловив опасение в его взгляде. – Я знаю, ты не выносишь нервных людей. Она не такая. Просто она немного странная. Пагубное пристрастие к наркотику медленно убивало маму, и отец решил определить ее на лечение. Я полностью одобряю его волю. Так всем нам гораздо легче, чем было тогда…
Гинсбету меньше всего хотелось встречаться с больной, избитой пороком женщиной. Подобные знакомства оседали в его памяти тошнотворной мутью, но в стремлении поддержать Лилу, в желании оценить ее честность он не нашел сил для отказа. Во всяком случае, как бы ужасно не выглядела ее мать, какой бы омерзительной она ему не показалась, ничто на свете не отвратит его от любимой. Рэй твердо знал, что выдержит любое испытание и не отречется от невесты.
– Хорошо, дорогая, – он крепко пожал ее трепещущую руку. – Всё будет так, как ты скажешь.
Рокот мотора стал близок и вскоре из бархатистого сумрака на аллею выплыло лакированное серебристо-серое авто.
Уже после того, как Гинсбет усадил девушку в автомобиль и сам сел рядом, Лилу с благодарностью обернулась к нему. На его щеке запечатлелось легкое прикосновение поцелуя.
– Спасибо. Ты очень добр. Ты всегда понимаешь меня.
Ему хотелось ее обнять, но он воздержался, опасаясь, как бы его страсть не испугала ее, ведь они еще не были женаты.
– Пожалуйста, говори и ты мне всё, что лежит у тебя на сердце. Я пойму, – пролепетала Лилу в порыве воодушевления. – Право, мне даже совестно делается! Я уже стольким обязана тебе…
– Я запрещаю тебе рассуждать о таких глупостях, – строго возразил Рэй и улыбнулся.
Лилу успокоилась. Опасения улеглись под действием его теплого взгляда.
28
Путь к элитной клинике Бэкарта, в которую была помещена несчастная мать Лилу, выдался долгим и изнурительным. До места назначения пришлось ехать добрых три часа, в духоте и пыли летнего зноя. Витиеватая дорога, словно бесконечная серая лента, сотканная из щебня и песка, столько раз петляла вдоль отвесных скал и исчезала в сыром сумраке тоннелей, что Лилу и Рэй успели вздремнуть, покачиваясь на ухабах, в перерывах между бодрствованием и дремотой перебрасываясь отрывистыми замечаниями. Случилось, что они почти одновременно открыли глаза и сонно посмотрели друг на друга. Несмотря на то, что ее маленькая соломенная шляпка сбилась набок, а локоны рассыпались по плечам, Лилу выглядела мило. Ее дорожный костюм в мелкую синюю клетку, расшитый кружевами по отложному воротнику, туго обхватывал осиную талию – в этом наряде девушка походила на куколку. Рэй в немом восхищении задержал взгляд на прелестном изгибе ее пухлых губ.
– Я никогда не бывал в таких ситуациях, – сказал он задумавшись. – В таких противоречивых ситуациях.
– Ты не хочешь ехать? – спросила она.
– Нет, что ты! Просто я подумал, что должен что-то подарить твоей маме.
– Это совсем необязательно.
– Ты не права.
Они посмотрели друг на друга и вдруг по-детски рассмеялись.
– Взгляни, что я купил.
Девушка с любопытством следила глазами за движениями его рук, аккуратно распаковывающих маленькую коробку. Вскоре из шелестящей оболочки показалась расписная музыкальная шкатулка. Когда Лилу приоткрыла крышку, с ее уст слетел вздох восхищения. По зеркальной поверхности, усыпанной блестками, кружились два лебедя из цветного стекла, склонивших длинные шеи друг к другу. Изящные птицы – воплощение преданности и любви – под тихий грустный мотив медленно вращались по кругу, в котором заключалось их миниатюрное озеро.
– Рэй, это волшебно! Такой подарок послужит знаком нашей с тобой любви, в которой мы будем просить у моей мамы благословения! – воскликнула Лилу, и ее глаза засверкали. – Позже я хорошенько рассмотрю вещицу. Здесь шумно и ужасно трясет!
Чрезвычайно довольный собой, Рэй Гинсбет обратно упаковал подарок. Несколько минут они пребывали в молчании, невольно прокручивая в памяти только что услышанную мелодию. Автомобиль въехал за очередной поворот, за которым путникам предстал высокий забор с глухими воротами.
– Приехали, – объявил шофер.
Лечебницу основали на лоне природы, вдали от посторонних глаз и суеты. Сюда помещались люди благородных кровей – изнеженные, чувствительные и слабые волей. Пациентам гарантировалась конфиденциальность. Она-то и соблюдалась здесь строже всего, ибо мало кто хотел, чтобы в обществе стало известно о его недуге. Это была бы настоящая тюрьма, если б не наличие дорогой мебели, живописного парка с беседками и фонтаном, а также вежливого персонала, предоставляющего больным интересный досуг и превосходную еду. Красивый дом с аркадой из белых колонн утопал в зелени и цветах, но как бы беззаботно ни пели птицы в кущах сирени, тягостного ощущения было не избежать, когда взор ваш натыкался на решетки, которыми защищалось каждое окно с нежно-розовыми шторами. Кроме того, у ворот дежурила охрана; свидание с обитателями «золоченой клетки» разрешалось лишь с дозволения директора лечебницы, доктора Бэкарта. Зоркие глаза неотступно отслеживали каждый шаг посетителя, на малейший шум мгновенно слеталась стая медицинских сестер.
Пока Лилу беседовала с доктором, который явился, едва узнав о ее прибытии, Гинсбет томился неприятным ощущением от увиденного. Следуя за ними по чистым дорожкам парка, где под журчание воды в фонтане то тут, то там медленно проплывали фигуры, похожие на бесплотные тени, Рэй с тревогой озирался по сторонам: ему не внушали доверия люди, которые двигались, словно призраки в царстве Аида. И впрямь здесь многое казалось бутафорским: и цветники, разбитые по обе стороны дорожки, и уютная терраса, и мраморные колонны дома, погруженные в кружево теней – всё это застыло в оцепенелой дремоте. Лишь работники лечебницы выглядели настоящими живыми людьми: они суетились в разных концах парка. Остальные же витали в сомнамбулизме. Глядя на них, Гинсбет с содроганием отводил глаза, ибо у пациентов были одинаково неподвижные лица-маски. Их мертвые взоры повергали Гинсбета в дрожь. Он вспомнил, что видел нечто подобное на выставке восковых фигур.
– …я уже объяснял вам, сударыня, что такое наркотики. Зависимость от них практически неискоренима, особенно если нет желания со стороны больного, – внезапно долетели до слуха Рэя слова доктора, которые тот со скорбью говорил опечаленной девушке. – Она физически истощена, подавлена… тем не менее очень упряма: она отказывается помочь самой себе. Мы делаем всё возможное…
Рэй снова перестал слушать. Его сковал липкий, омерзительный ужас, под действием которого даже в шелесте листвы чудилось что-то зловещее. О, неужели у столь очаровательной девушки, как Лилу, может быть такая ужасная мать?! Гинсбет живо представил себе высохшую женщину с остекленевшими глазами. Это видение породило в нем острое желание уйти. Право, он даже не думал, что всё может быть настолько сложно!
– Подождите здесь, – сказал доктор. – Сейчас она к вам выйдет. – Затем он повернулся к Рэю. – А вы, значит, хотите познакомить маму со своим молодым человеком?
Лилу кивнула.
– Знайте же, что на нашей территории следует соблюдать тишину и порядок. Порядок и тишину, да…
Сутулая фигура в белом халате отдалилась от них в направлении дома с зарешеченными окнами.
– О Рэй! – опечаленно воскликнула Лилу. – Всё так плохо! Проклятый наркотик высасывает из нее все соки! Это медленная смерть, Рэй! Моя мама… Вряд ли ей что-нибудь поможет. Слишком уж она пристрастилась. Отец не сразу заметил это за ней. Потом было поздно…
– Не отчаивайся. Нужно верить.
Скованный отвращением, Гинсбет испытал страстное желание защитить любимую от всех бед. Притянув к себе, он обхватил голову невесты обеими руками, словно этим мог оградить ее сознание от мрака, что окружал их. Они долго стояли так посреди тенистой аллеи. Лилу не плакала. Она просто вся сжалась, обнажив перед возлюбленным свои сокровенные переживания. Подумать только: три месяца он ничего о них не знал! Он вовсе не интересовался внутренней жизнью внешне счастливой барышни. А теперь без устали корил себя за это.
– Рэй! – Лилу ткнулась в его плечо. – Ведь ты меня не покинешь?..
Он горько засмеялся – предположение было дико по своему существу. Неужто он должен ее бросить? Бросить только потому, что ее мать оступилась?
– Лу, очнись! У твоей мамы своя жизнь. Ты не в ответе за ее ошибки, – горячо заговорил мужчина, сжимая девушку в своих объятьях. – Она свое пожила. Она когда-то тоже была молодой, тоже любила. У нее…
Он запнулся: на крыльце обозначилась невысокая худощавая женщина, закутанная в халат китайского шелка. Она недолго постояла, посматривая по сторонам, и начала неторопливо приближаться. Движения выдавали в ней слабость – она шла, покачиваясь и постоянно взглядывая себе под ноги.
Рэй по-прежнему обнимал Лилу, но отчего-то руки его задрожали. Он не мог отвести взгляда от приближающейся фигуры… Вот ему уже прекрасно видно ее бледное, высохшее лицо с морщинками в уголках глаз и губ; поседевшие волосы, собранные в тугой пучок на затылке…
Остановившись в двух шагах от влюбленных, она покачала головой; в ее огромных зеленых глазах – затуманенных, но единственно живых среди остальной неподвижности черт, – скользнула мучительная радость.
– Я перед вами! – громко объявила больная. – Та, что когда-то была женщиной. Теперь вы видите всё, что от нее осталось.
Нет, несмотря ни на что она была хороша. Трудно было определить источник ее неугасимого обаяния. Сломленная, затравленная, покинутая всеми, она оставалась прелестной… Следы былой красоты говорили в ее печальных глазах, в ее неподвижной улыбке, в ее худых, с синими жилками вен руках. С первого взгляда угадывалось тайное горе, подтачивающее корень ее сильной натуры. Словно могучее дерево с обтесанной корой, она медленно усыхала, отдавая свои жизненные соки.
– Мама! – Лилу бросилась к ней, обняла за талию и неловко подвела к Рэю. – Познакомься, это Рэй Гинсбет. Он писатель. Он очень хороший человек. Смотри же, не обижай его… В будущем мы хотим пожениться.
Девушка порозовела и внимательно посмотрела на мать. Та была невозмутима, только на переносье ее прорезалась морщинка, выражающая вялый интерес.
Тут с женихом приключилась странность. Вместо приветствия он отпрянул, попятился, стянул с головы шляпу, судорожно отер ею лоб и постарался отвернуться.
– Рэй, – сквозь звон звучал где-то голосок Лилу. – Что с тобой? Это моя мама, Экла Олсен.
– Суаль! – железно одернул ее другой женский голос. – Ни за что на свете не назовусь фамилией этого чудовища. Суаль – моя девичья фамилия, унаследованная от отца.
– Мама, прошу тебя! Не надо так о папе…
Лилу сказала это с тоскливой усталостью в голосе, испытывая неловкость от того, что тайные проблемы семьи раскрываются в присутствии жениха. Обе женщины – зрелая и молодая – были слегка обижены друг на друга, что выразилось в продолжительном молчании и косых, укоряющих взглядах. Но здесь не имел места горячий спор. Когда Гинсбет посмотрел на них – посмотрел уже совсем другими глазами – они дулись друг на друга чисто в силу привычки. Очевидно, разговор касался этой темы всякий раз, отчего мать и дочь привыкли к расхождению во мнении. Противоборство утомляло их, но они продолжали стоически отстаивать каждая свою позицию.
– Мне очень приятно, – опомнившись, бесцветным тоном произнесла женщина, но не подала Гинсбету руки, а лишь сухо кивнула и направилась к беседке.
Гости двинулись следом. Пока они шли за ее спиной, Лилу бросала на жениха вопросительные взгляды. Она ждала, что он уведомит ее о своем понимании, но он не поднял головы – не подал ни единого знака! С возросшей тревогой девушка заметила, как сгорбилась его спина, насколько угрюмо Рэй углубился в свои мысли. Казалось, он теперь принимает какое-то важное, почти роковое решение, которое – очень может быть! – склоняется не в ее пользу.
Лилу была уравновешена и сильна духом, но даже ее закалки не хватило до конца выстоять этот эмоциональный поединок. Ведь до сих пор она, Лилу, создавала впечатление «идеальной» невесты! Глубоко раскаиваясь в том, что настояла на поездке в лечебницу, девушка признала свое бессилье. Ей оставалось лишь позволить событиям идти своим чередом.
– Рэй, мне нужно еще поговорить с доктором. Развлеки пока маму. Я скоро!
Золотистые локоны мелькнули в воздухе, и Гинсбет рассеянно заметил, что невеста почти бегом направилась к крыльцу. Он приостановился на полпути к беседке – перед лицом неизбежного его сердце забилось судорожно и горячо. С помощью четких доводов рассудка мужчина еще пытался успокоиться, чтобы придать себе определенный вес, но шаткое состояние души не поддавалось. Оставаясь наедине с НЕЮ, он испытывал жестокий страх, однако не видел другого пути, как смиренно следовать на «заклание». «Почему Лилу ушла? Скоро ли вернется? Нет-нет, всё верно. Лучше ей вовсе не возвращаться сюда. Ей незачем присутствовать при нашем объяснении».
Моментально сработала защитная реакция – голос изнутри запротестовал: «Чего, собственно, я должен бояться? Прошло столько лет! Я теперь совсем не тот – я ее не знаю». Но одновременно эти же мысли пробудили в нем жгучее чувство вины. Верно: сильный, благородный и знаменитый человек по имени Рэй Гинсбет действительно не знал Эклу Суаль, или Олсен. Он любил ее дочь – и только. Но Даниэль Элинт помнил ее до мельчайших подробностей, ее имя он пронес через всю жизнь. И два разных человека столкнулись лицом к лицу… Рэй Гинсбет с презрением взирал на слабого хромоногого мальчишку – образ, который в течение четырнадцати лет он в себе подавлял и который на удивление оказался живучим.
