Текст книги "Рэт Скэбис и Святой Грааль"

Автор книги: Кристофер Дейвс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Полный бред, – заявил он, внимательно рассмотрев картину. – Они утверждают, что правое колено Иисуса исполнено в форме заячьей головы. Вот скажи мне, пожалуйста, это похоже на заячью голову?

Я подтвердил, что совсем не похоже. На мой непосвященный взгляд, это было похоже на самое обыкновенное колено.

– Никакой это не заяц, – продолжал Скэбис. – Это вылитый кролик.

Мы со Скэбисом были довольны, что нам все-таки удалось проникнуть в вечно закрытую церковь в Ренн-ле-Бэне и посмотреть, что там внутри, хотя, по сути, смотреть было не на что. Если, конечно, мы не упустили чего-то важного относительно зайца. Или кролика. Или что это было. Зато на следующий день мы поехали в Ле-Серпент, крошечную деревушку в нескольких милях от Монтазеля, и вот тамбыло на что посмотреть. Это место было не связано с историей Ренн-ле-Шато, мы поехали туда исключительно из-за таинственного названия (Le Serpent, Змей) и, в общем, не пожалели. Даже наоборот. Там было много чего интересного. Например, впечатляющая статуя Христа (в стиле «священного сердца»), раскрашенная в три цвета: черный, белый и кроваво-красный, – и полустертая временем надпись, выбитая на древней стене у церкви. Какие-то странные знаки, похожие на иероглифы. В центре деревни располагался внушительный замок: не средневековый, а скорее относящийся к концу семнадцатого – началу восемнадцатого столетия, но все равно – настоящий замок. Из любопытных деталей стоит отметить каменное изображение человеческой головы на остроконечной крыше и двух птиц, вырезанных на стойках ворот – точно таких же, как птицы, расположенные по обе стороны надписи «Tentbilis Est Locus Iste» над входом в церковь в Ренн-ле-Шато.

Нам очень хотелось увидеться с Аленом Фера, но он куда-то пропал. Мы несколько раз заезжали к нему и подолгу стучали в дверь, ноего то ли не было дома, то ли он не хотел открывать – даже в тот раз, когда нам показалось, что где-то в квартире играет радио или работает телевизор. Зато с Дженни мы встретились в первый же день, как приехали в Ренн-ле-Шато. Мы как раз выходили с кладбища, а она проходила мимо.

Дженни пригласила нас в гости – на следующий день, ближе к вечеру. За ужином она подтвердила, что продает дом в Рейне ипереселяется на Гавайи. Среди гостей (кроме нас со Скэбисом, пришлиеще четверо человек) был весьма импозантный молодой мужчина с длинными светлыми волосами. Я вспомнил, что видел его в тот вечер в «Синем яблоке», когда Скэбис играл на ударных в саду у Тони. Оказалось, что он из Канады и живет в Ренн-ле-Шато уже около года, причем приехал сюда совершенно случайно – что называется, проходил мимо.

– Я знать не знал ни о какой тайне Ренн-ле-Шато. Я даже не знал, как называется это местечко.

И тем не менее он нашел здесь работу буквально в течение часа, как только приехал.

– А тут можно где-то устроиться на работу? – удивился Скэбис. – Я и не знал. А вы чем занимаетесь?

– Да так, помогаю тут кое-кому, – туманно ответил канадец.

Чуть позже, когда молодой человек на минуточку вышел из комнаты, Дженни сказала нам по секрету, что таинственный «тут кое-кто» – это Крот. После чего мы со Скэбисом принялись изощряться, стараясь ввернуть в разговор (чаще не к месту, нежели наоборот) идиотские фразы с намеком типа: «Видимо, вы человек близкий к земле», «А вы никогда не страдали симптомом «тоннельного зрения?», «В детстве вы не боялись темноты? Или замкнутого пространства?» Канадец лишь улыбался. В конце концов Скэбис не выдержал и задал вопрос в лоб:

– А эта ваша работа, она как-то связана с землеройством?

Но канадец опять промолчал и загадочно улыбнулся.

С тех пор мы его больше не видели. Должно быть, Кроту настоятельно требовалась его помощь.

Мы встретили Бельи на вокзале в Каркассоне. Он был нагружен по самые уши и производил впечатление человека, который приехал куда-то на несколько месяцев, а не на несколько дней. Помимо объемистого рюкзака, при нем имелся ноутбук и две большие коробки, закрепленные на тележке для сумок. В коробках было вино – новогодний подарок от Салима нам со Скэбисом, – но мы узнали об этом только тогда, когда Скэбис схватил тележку и бережно потащил ее вниз по лестнице. Бутылки внутри угрожающе зазвенели. Бельи принялся орать Скэбис, естественно, заорал в ответ. Обмен оскорблениями продолжался минуты три. Они ругались вполне вдохновенно, замысловато и громко – причем даже не поздоровавшись.

Они продолжали цепляться друг к другу весь вечер: Напрягались и ссорились по всякому поводу. В частности, они не сошлись во мнениях, как разжигают огонь в камине.

– Нужно больше бумаги, – вопил один.

– Больше дров, – надрывался другой.

Я пытался не вмешиваться в их разборки, но это было не просто. Тем более что оба избрали меня «доверенным лицом» и то и дело прибегали ко мне, чтобы втихую пожаловаться друг на друга. За ночь страсти не улеглись, и за завтраком Скэбис с Бельи продолжали собачиться и пререкаться. Отчасти причиной тому послужил инцидент с телевизором. Я сам не присутствовал, так что передаю с чужих слов. Бельи затеял смотреть боевик по ночному каналу и врубил звук на полную мощность. Скэбис спал через стенку – вернее, пытался заснуть. Очень долго пытался, и иногда у него получалось. Минут на пять. В общем, в четыре утра разъяренный Скэбис (до этого он полчаса пролежал, зажимая уши подушкой в тщетных попытках заглушить полицейские сирены и взрывы) ворвался в гостиную чтобы в третий раз настоятельно попросить Бельи приглушить звук, и обнаружил, что тот мирно похрапывает на диване.

После завтрака мы собирались поехать в мэрию, чтобы еще раз просмотреть регистрационные книги из тех самых архивов, которые якобы сгорели при пожаре в старом здании. Собственно, от нашей гостиницы до мэрии можно было минут за пятнадцать дойти пешком, но Скэбис сказал, что ему хочется на машине. Я уселся на переднем сиденье и тяжко вздохнул. Честно сказать, Скэбис с Бельи меня утомили. Вот с чего они, спрашивается, психуют?! Детский сад, право слово. Бельи сел сзади, но едва мы отъехали на пару метров, объявил, что забыл сумку, и выскочил из машины прямо на ходу, не дожидаясь, пока Скэбис ее остановит. Я не понял, что произошло, но Бельи вдруг заорал благим матом и схватился за правую ногу. Его перекошенное лицо было багровым – в буквальном смысле.

– СКЭБИС, МУДАК! – закричал он, прыгая на одной ноге. Проскакав таким образом мимо меня, он остановился перед капотом. – УРОД! АААААА! Блядь, больно! – Отпустив на мгновение поджатую правую ногу, он со всей силы ударил кулаком по капоту, злобно глядя на Скэбиса сквозь лобовое стекло. – Ты это специально, да? Хотел меня задавить, на хрен?! АААААААА! – Бельи упал на землю, продолжая ругаться. Правда, уже по-французски, но тут все было понятно и без переводчика.

– Что случилось? – растерянно выдавил я.

– А ты не почувствовал, как мы на что-то наехали? – Скэбис закусил губу. – Кажется, я прокатился ему по ноге.

Да, именно это и произошло. Когда Бельи слегка успокоился, мы усадили его в машину, и он снял ботинок с носком. Верхняя часть пострадавшей стопы багровела буквально на глазах, хотя кость вроде бы была цела. И что самое странное, Скэбис с Бельи больше не крысились друг на друга. Скэбис жутко смущался и просил прощения, а Бельи признался, что сам виноват, потому что не стоило выдрючиваться и выскакивать из движущейся машины. К тому времени, когда Скэбис отвел хромавшего Бельи обратно в гостиницу и налил ему полный стакан вина (в медицинских целях), они оба смеялись над произошедшим и нисколечко не напрягались.

Мы все же добрались до мэрии, но оказалось, что архивов там уже нет. Как и томной красавицы с огромными глазами и роскошным бюстом, сразившей Бельи в прошлый раз. Ее преемник за конторкой администратора, молодой парень с совершенно роскошной всклокоченной прической типа «взрыв на макаронной фабрике», сказал, что все документы перевезли в Каркассон, где их будут сканировать для цифрового архива. Но зато нам повезло в плане увидеться с Аленом Фера. Причем в роли счастливого случая выступил Бельи. С тех пор как мы приехали в Лангедок, Скэбис не раз высказывался в том смысле, что мы с ним – два идиота и могли бы еще в прошлый раз записать телефон Фера. Дженни с Тони тоже не знали его телефона – а вот Бельи знал, как оказалось. Мы позвонили Алену из кафе у мэрии и уже через пятнадцать минут сидели у него дома и активно общались. Скэбис героически продержался минут пять – семь, а потом все же спросил у Фера, кто угрожал ему смертью и с какой такой радости. Ален аж закашлялся дымом своей «Gauloise».

– А мне угрожали? Вот это новость, – выдавил он, отсмеявшись.

На следующий день мы снова приехали к Фера (и еще через день, и еще), и он, как и прежде, охотно ответил на наши бесчисленные вопросы о тайне Соньера и Ренн-ле-Шато. Ален был категорически не согласен с мнением, что Соньер брал деньги за мессы, которые не служил. Что касается Мари Денарно, Ален утверждал, что она была дочерью Соньера, и приводил любопытные факты, косвенно подтверждавшие эту гипотезу. Например, судя по записной книжке святого отца, у него было особенное отношение к Александрине, матери Мари. («Если он упоминал в своих записях кого-то из женщин, он всегда называл их «мадам» или «мадемуазель». За одним исключением, – сказал Ален. – Александрину он называл только Александриной».) Когда речь зашла о пергаментах, найденных Соньером в церкви Марии Магдалины, мы со Скэбисом рассказали Алену, что показывали копии документов эксперту-графологу. Мы не стали вдаваться в подробности и пересказывать все, что Эмма Баше говорила о личностных качествах Соньера, сказали только, что по ее мнению документы были составлены двумя разными людьми.

– Так это понятно, – сказал Ален. – Лично я убежден, что первый текст с Дагобертом написал Антуан Бигу, служивший священником в Ренн-ле-Шато во времена Марии де Бланшфор, а текст с синими яблоками составил Соньер, используя надпись с надгробия Марии де Бланшфор в качестве ключа к шифру. Этот второй документ – явно работа Соньера. В нем упомянуты синие яблоки, а до Соньера их не было. Они появились, когда Соньер поменял витражи в окнах церкви.

Да, все логично. Ален вообще излагал свои соображения очень логично и убедительно. Кстати, он изменился. Не могу сказать точно, что именно в нем изменилось, но мне показалось, что он стал спокойнее. Раньше в нем постоянно присутствовала некая маниакальная одержимость, а теперь это прошло. Теперь это был несколько иной Фера: менее разгоряченный, более задумчивый. Впрочем, когда он рассказывал о Ренн-ле-Шато и Соньере, его глаза по-прежнему горели, а в речах иногда пробивался прежний маниакальный надрыв.

– Уже скоро 17 января, – сказал он, когда мы приехали к нему во второй раз. – День синих яблок! Но теперь синие яблоки уже не такие, какими были во времена Соньера. Они больше не падают на алтарь, потому что окно, создающее это явление, было слегка переделано. Витраж в окне изображает сцену воскрешения Лазаря. Это окно воскресения из мертвых. И это важно. Важно не только увидеть глазами, но и почувствовать сердцем. Всем своим существом. Всей жизнью. Говоря о сокровищах, следует помнить, что они не только снаружи, но и внутри. Если ты это поймешь, ты воскреснешь.

Я не понял, что хотел сказать Ален. Но пока он говорил, мне вспомнились его слова, сказанные за несколько дней до того, как мы едва не погибли на шоссе между Каркассоном и Нарбонном в нашу первую поездку в Ренн. Тогда он сказал: «Тьма настигнет того, кто получит сокровища». Да, сказал я себе, воскресение, конечно же, лучше тьмы. Но если есть выбор, я предпочел бы, чтобы все оставалось как есть – пусть даже это «как есть» безнадежно нормально. В самом обыденном, скучном смысле.

За пару недель до отъезда во Францию я с головой погрузился в оккультную историю нацизма. Это были не самые приятные изыскания, но без них было не обойтись.

Незадолго до Рождества мне пришло извещение из Брентфордской библиотеки, что прибыла очередная партия заказанных мною книг: «Нечестивый Союз» Питера Леванды, монументальное исследование о связи нацизма и оккультизма, в котором рассказывается, как нацисты искали Святой Грааль, Ковчег Завета и прочие «утерянные» христианские реликвии и тотемы с целью упрочить свои притязания на превосходство арийской расы, и «Изумрудная чаша: Ковчег, полный золота» Говарда Бюхнера, бывшего полковника армии США (и, как ни странно, иллюстратора поваренной книги «Настоящая мексиканская кухня»), в которой подробно описано, как нацисты искали Грааль в Лангедоке в 1930 – 1940-х годах. Обе книги оказались весьма занимательным чтением. Обе, в смысле, которые про нацистов. Я не имел в виду «Настоящую мексиканскую кухню». Забудьте про мексиканскую кухню. Она здесь ни при чем. Зря я вообще о ней упомянул.

Нацисты заинтересовались Лангедоком благодаря работам немецкого автора и специалиста по эзотерической истории Отто Рана. В детстве Ран прочел роман «Парцифаль» Вольфрама фон Эшенбаха, посвященный поискам Святого Грааля. Книга произвела на него неизгладимое впечатление, и в 1929 году, в возрасте двадцати пяти лет, он впервые приехал во Францию и прожил три месяца в городке Лавлане неподалеку от Монсегюра. Как и Жозефин Пеладан (французский мистик и оккультист), Ран считал, что катары были хранителями Святого Грааля и что Монсальват, «Замок Грааля» в истории Вольфрама фон Эшенбаха, – это Монсегюр. Второй раз Ран приехал в Лангедок в 1931 году и пробыл там больше года. Он жил в маленькой деревушке Юссе-ле-Бэн к востоку от Монсегюра, в долине реки Арьеж, и исследовал пещеры в близлежащих горах, многие из которых служили жилищами для людей в доисторические времена. Ран был уверен, что в одной из этих пещер катары, бежавшие из Монсегюра, спрятали Святой Грааль.

От Эсперазы до Юссе-ле-Бэна – миль тридцать, не больше. Но это если по карте, а «вживую», по извилистым горным дорогам – так все шестьдесят. Это я предложил съездить в Юссе: в качестве компенсации за то, что Скэбис таскал меня по промерзшим погостам по всему Лангедоку. Мне хотелось взглянуть на гостиницу, где жил Отто Ран. Я нашел в интернете ее фотографию, сделанную в конце 1940-х годов. На самом деле я был не уверен, что гостиница до сих пор действует, но надеялся, что здание все-таки сохранилось и мне удастся его опознать. И еще мне хотелось осмотреть пещеры – не все, конечно, но хотя бы ближайшие к Юссе.

Скэбис сидел за рулем, Бельи следил за дорогой по карте, а я рассказывал им обоим об Отто Ране. По возвращении в Германию он написал книгу о катарах и Святом Граале, «Kreuzzuggegen den Gral» («Крестовый поход против Грааля»). Книга вышла в 1934 году и привлекла внимание Генриха Гиммлера, повернутого на арийской мифологии руководителя СС, который рассматривал эту организацию как некий неорыцарский орден. Гиммлеру так понравилась книга Рана, что он подарил экземпляр Гитлеру на день рождения и предложил Рану сотрудничать в исследованиях, финансируемых СС В качестве гражданского лица Ран поступает на службу в Ahnenerbe (Бюро СС по изучению наследия предков). В 1936 году выходит в свет «Luzifens Hofgesind» («Двор Люцифера»), вторая книга Отто Рана о Святом Граале. К тому времени его убедили официально вступить в СС, и уже через несколько недель он получил повышение в звании до унтершарфюрера СС.

Впоследствии близкие друзья Рана утверждали, что он не был фашистом и не понимал, с кем связался, – вплоть до конца 1937 года, когда его откомандировали для прохождения службы в концентрационный лагерь Дахау, которым руководило СС. То, что Ран увидел в Дахау, потрясло его до глубины души. В письмах к друзьям он открыто выражал свои опасения по поводу Третьего рейха: «Я опечален тем, как идут дела в моей стране. Терпимому, либеральному человеку, как я, невозможно жить в такой стране, какой стала моя родина»: В феврале 1939 года Отто Ран подал рапорт Гиммлеру с прошением о немедленном увольнении из СС, а через три недели, 13 марта 1939 года, погиб в Австрийских Альпах: пошел покататься на лыжах и сорвался в расщелину.

По официальной версии это был несчастный случай. Тело так и не нашли. Разумеется, все это было весьма подозрительно. Одни считали, что Рана убили. Другие – что он покончил с собой. Третьи были уверены, что Ран не умер. Существует гипотеза, что его гибель была инсценирована и что во время Второй мировой войны, когда Германия оккупировала Францию, Ран руководил раскопками в Лангедоке, которые проводило Ahnenerbe.

– Они вроде как что-то искали в Ренн-ле-Бэне, – сказал Скэбис. – Я где-то читал, что нацисты вели там раскопки, в полной уверенности, что Ренн-ле-Бэн – это Ренн-ле-Шато. Как-то оно непонятно. При всей мощи Третьего рейха, они что, не могли себе приобрести более или менее нормальную карту? Насколько я знаю, они ничего не нашли.

Говард Бюхнер убежден, что нашли. В «Изумрудной чаше» он пишет, что в начале 1944 года немецкая экспедиция обнаружила «бесценное сокровище веков» в одной безымянной пещере у Монсегюра. Бюхнер утверждает, что это были останки Ковчега Завета и другие священные предметы из сокровищницы Соломонова храма, а также старинные золотые монеты и драгоценные камни. Среди сокровищ, найденных в пещере, была поразительной красоты серебряная чаша с изумрудным основанием, украшенная двенадцатью каменными табличками с неподдающимися расшифровке руническими символами – Святой Грааль, по мнению Бюхнера.

Клад обнаружил отряд под командованием штурмбанфюрера СС Отто Скорцени, легендарного «человека со шрамом», который за несколько месяцев до этого с блеском провел рискованную операцию по спасению свергнутого Бенито Муссов лини, содержавшегося под арестом в горах Абруцци. «Бесценное сокровище веков» (и Грааль в том числе) было переправлено в Германию, в замок Гиммлера в Вевельсбурге. Во всяком случае, так утверждает Бюхнер.

Я закончил читать «Изумрудную чашу» буквально за день до отъезда во Францию, так что мог бы пересказать ее Скэбису во всех подробностях, но решил, что лучше не надо. Во-первых, я не был уверен, что Говарда Бюхнера можно считать компетентным источником. Во-вторых, мне не хотелось, чтобы Скэбис проникся идеями Бюхнера и воспылал интересом к его теории о том, каким образом Гиммлер распорядился «бесценным сокровищем веков», когда стало понятно, что Третий рейх доживает последние дни. Мне совсем не хотелось мчаться в Тибет искать двенадцать «камней Грааля», равно как и в Антарктиду – на охоту за серебряной чашей с изумрудным основанием, или в долину Циллерталь в Австрийских Альпах – отбивать Ковчег Завета у банды свирепых неонацистов, которые называют себя «Люди-волки» и, согласно Бюхнеру, охраняют Ковчег до сих пор.

Впрочем, мы уже проехали указатель «Добро пожаловать в Юссе-ле-Бэт, так что времени на лекцию по альтернативной истории все равно не оставалось. Скэбис притормозил, и мы растерянно огляделись по сторонам. Потому что деревни не было. Бе больше не было с нами! Она отошла в мир иной, канула в небытие, завершила круг земных сует и почила вечным сном. Это был труп. Лишенный жизни, он покоился с миром, сбросивший бренную оболочку, отдавший концы и присоединившийся к большинству!!! Иными словами, это был экс-попугай. Тьфу ты, то есть деревня.

Скэбис остановился на пятачке у магазина. Вернее, у здания, где раньше был магазин: вход заложен серыми шлакобетонными блоками, витрина закрыта дощатым щитом. Я вышел из машины и огляделся, ежась на зябком ветру. Все дома по обеим сторонам единственной улицы были заперты и заколочены. Может быть, за исключением двух или трех, но и у них был заброшенный, нежилой вид. Теперь это была уже не деревня, а просто пустые дома вдоль участка дороги. Причем дороги весьма оживленной.

– Мрачное место, – заметил Скэбис, выходя из машины.

– Я так думаю, деревню решили снести, чтобы расширить дорогу, – сказал Бельи, отшатнувшись назад, когда буквально в двух дюймах от нас по этой самой дороге, явно нуждавшейся в расширении, пронесся большой грузовик. – В общем-то правильное решение.

Похоже, что именно автодорога, проходившая через Юссе-ле-Бэн, и стала причиной теперешнего безотрадного состояния Деревни. На всем лежал серый налет глубоко въевшейся сажи, и даже морозная свежесть не могла перебить запах машинного масла, витавший над мертвым поселком. Буквально в двух-трех шагах от того места, где Скэбис поставил машину, кто-то своротил бордюрный камень. Тротуар был усыпан комьями расколотого бетона. Еще через пару шагов мы наткнулись на пару мужских ботинок. Вернее, на два разных ботинка: черный со шнуровкой (без предусмотренного шнурка) и коричневый без шнуровки. Забавная все-таки штука – отложения автодорожных пород.

Было сложно представить, что когда-то здесь жили люди Но ведь жили, причем очень даже неплохо! И, наверное, любили свою деревню. Потому что даже теперь, на исходе предсмертной агонии этого места, его было за что любить. Для того чтобы это понять, нужно было всего лишь поднять глаза: оторвать взгляд от старых ботинок на тротуаре, посмотреть вверх – и застыть в изумлении перед этой умопомрачительной красотой. Юссе-ле-Бэн располагается в горном ущелье. Величавые скалы с обеих сторон зияют провалами темноты. Это входы в пещеры. Их там было не меньше трех дюжин. Брошенные дома доисторических предков глядели незрячими глазами на брошенные дома своих потомков из двадцать первого века. Забавная штука – прогресс.

Мы очень быстро нашли гостиницу, где когда-то жил Отто Ран. Это был самый большой дом в деревне – три этажа, три чердачных окна, – я сразу узнал его по фотографии, скачанной из интернета. Как и все здешние здания, отель «Marronniers» («Каштаны») знавал лучшие времена. Говорят, что в 1932 году Ран принимал здесь немецкую кинозвезду Марлен Дитрих и американскую джазовую певицу Джозефин Бейкер (и та, и другая были известны своими антифашистскими взглядами). Но теперь металлическое ограждение вокруг здания проржавело насквозь, а когда-то роскошный сад весь зарос сорняками. Парадный вход был заложен все теми же серыми шлакобетонными блоками, окна заколочены досками или закрыты решетками. У задней стены здания стояла спинка старинной железной кровати, украшенная чеканным узором. Узор был достаточно замысловатым, однако без свастик или изображений Святого Грааля.

Почти сразу за зданием отеля, между двумя брошенными домами, обнаружилась узенькая тропинка. Она вела к горному склону на южной оконечности деревни. Однако проход был закрыт металлическими воротами (высотой мне по грудь) с висячим замком. На воротах висела табличка, сообщавшая, что эта дорога ведет к пещере Ломбрив, которую в свое время исследовал Отто Ран. На самом деле Ломбрив – это целая сеть пещер и тоннелей, и Отто Рана особенно интересовал один грот, который местные жители называют «Собором», где, по мнению Рана, катары, бежавшие из Монсегюра, спрятали Святой Грааль.

– Закрыто на зиму, – перевел нам Бельи надпись внизу таблички. – Будем ждать до весны? Или полезем через забор?

Разумеется, мы полезли через забор. Тут как раз пошел снег. Не то чтобы густой снегопад – просто легкий снежок, – я говорю о нем лишь для того, чтобы вы поняли, какая была холодрыга. Скэбис в отсутствие теплой куртки дрожал как лист на ветру и постепенно менял окраску, приобретая красивый синеватый оттенок. Где-то на полпути к пещере нам стало видно, что вход закрыт металлической решеткой.

– Я все понял, – сказал Скэбис, присев на корточки и дыша на озябшие ладони, сложенные лодочкой. – На один туристический аттракцион типа Ломбрива приходится тысяча мест, куда никто не заглядывает веками. Тут же сплошные пещеры, куда ни глянь. И то же самое – в Ренн-ле-Шато. Подземные реки. Песчаник. Известняк. Вся территория, словно швейцарский сыр. Дырок больше, чем сыра. Если здесь что-то спрятали, каковы шансы это найти? Я понимаю, что пятьдесят на пятьдесят. Можно найти, а можно и не найти. А если без шуток? Может, Соньеру просто повезло. Может, так оно все и случается. Наугад выбираешь пещеру и держишь пальцы. Скажем, вот эту пещеру.

Он показал на пещеру, ближайшую к нам. Она располагалась чуть в стороне от тропинки, и вход в нее закрывали какие-то колючие заросли, но подняться к ней было достаточно просто. Оказалось, что это была не пещера, а просто ниша в скале где еле-еле хватило места для нас троих. Впрочем, огромный валун в глубине этой ниши вполне мог скрывать вход в тоннель. Совместными усилиями нам удалось откатить его в сторону, и за ним обнаружился узкий лаз чуть больше двух футов в диаметре.

– Как раз твой размерчик, – объявил Скэбис, глядя на меня.

– А я тут при чем?

– А кто все затеял?

– Что затеял? – Я невинно захлопал глазами.

– И не пытайся отмазаться, – сказал Скэбис. – Кто подорвался во Францию? «Поедем, поедем!» Мне лично и в Брентфорде было неплохо. И вот сегодня… кто нас сюда потащил? – Он указал взглядом на лаз. – Вперед, Индиана.

Не знаю, пытался ли он взять меня на слабо, но я воспринял его «вперед» именно так. Не раздумывая ни секунды, я лег на живот и просунул в лаз голову и плечи. А потом все-таки подумал, вылез наружу и попросил у Скэбиса фонарик. Там внутри было темно и вообще ничего не видно, но мне почему-то казалось, что ход, открывшийся за отодвинутым валуном, был гораздо длиннее, чем мне представлялось на первый взгляд. Скэбис, как назло, забыл фонарик в гостинице, но Бельи предложил мне использовать его фотовспышку – закрепить ее на моей видеокамере, а заодно уж и снять, что там в этой норе интересного.

Держа камеру перед собой, я снова сунулся в узкий лаз и на этот раз протиснулся уже по пояс. Окружавшие меня камни были холодными как лед, и мне показалось, что где-то там, в темноте далеко впереди, струится вода. Опираясь на локти, я нащупал на камере кнопки «Запись» и «Ночная съемка» и принялся нажимать на вспышку. Из-за прерывистого стробоскопического освещения ход в толще камня превратился в подобие дискотеки эпохи неолита. Когда мы просмотрели запись по кадрам – на предмет «что там есть интересного», – ничего интересного мы не увидели. Без вспышки все было непроницаемо черным, со вспышкой – зеленовато-расплывчато-белым.

Наказав Скэбису с Бельи следить за тем, чтобы я не исчезал из виду, я полез в нору в третий раз. Остановился я только тогда когда чья-то рука ухватила меня за лодыжку. Спереди тянуло сквозняком. Пошарив руками по каменным стенам с обеих сторон, я понял, что лаз стал шире. Вполне вероятно, что он вел в пещеру. Я решил продвинуться чуть дальше. Но прежде пошарил рукой прямо перед собой, чтобы убедиться, что впереди нет острых камней или каких-то иных неожиданностей. Рука нащупала лишь пустоту. Холодный ветер ударил в ладонь снизу.

Я нащупал поблизости камень и бросил его вперед. Недалеко и несильно. Всего на фут. Может быть, на два. Я думал, что тут же услышу громкий стук камня о камень, но я ничего не услышал. И лишь по прошествии какого-то времени, протяженностью в целую вечность – во всяком случае, мне так показалось, – откуда-то снизу раздался приглушенный всплеск.