Текст книги "Рэт Скэбис и Святой Грааль"

Автор книги: Кристофер Дейвс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

По утверждению некоторых охотников за Граалем, источник в пещере Фонтесторб был прототипом волшебного фонтана, оберегавшего замок Монсальват в «Парцифале», средневековом романе Вольфрама фон Эшенбаха, посвященном поискам Святого Грааля. Впервые эту идею высказал в 1930-х годах Отто Ран, немецкий специалист по эзотерической истории, который, как и Жозефин Пеладан, большой друг Клода Дебюсси, был уверен, что Монсальват – это Монсегюр. Но как бы там ни было, вряд ли Соньер отыскал Святой Грааль (или любое другое сокровище) в Фонтесторбе. Это место на протяжении многих веков привлекало туристов – о нем было известно задолго до того, как Жюль Верн разработал концепцию туризма, – и если бы там действительно хранились какие-то ценности, их бы давно обнаружили. Скэбис, однако, не отступал от своей гипотезы и высказал предположение, что в здешних краях может быть не один «пульсирующий» источник. Не исключено, что где-нибудь глубоко под землей или высоко в горах есть и другие источники типа Фонтесторба.

В самой низшей точке «отлива» вода отступает в глубь пещеры, обнажая неровную тропинку из плоских камней, которая тянется от входа и исчезает за поворотом. Камни затянуты скользкой зеленой тиной, и тропинка достаточно круто спускается вниз, но нас со Скэбисом это не остановило. Мы первыми ломанулись в пещеру и обнаружили, что тропинка кончается у крошечного озерца. Однако из воды торчали высокие камни, расположенные в непосредственной близости друг от друга, и при желании по ним вполне можно было пройти на ту сторону.

– Давай посидим, подождем остальных, – сказал Скэбис, когда мы с ним уселись на корточках на двух ближайших к «берегу» камнях, выступавших из озера. Камни были еще мокрыми, но высыхали буквально на глазах. Видимо, отчасти это объяснялось наличием солнечного света, проникавшего в пещеру через большое отверстие в потолке в дальнем углу. – Интересно, кто будет первым? Я бы поставил на Гарри.

И он не ошибся. Первым действительно был Гарри. Сразу за ним, с отставанием в двадцать секунд, подошли Джон, Тоби И Герда. Еще через пару минут подтянулись и все остальные Примерно полгруппы – потому что в пещеру решились спуститься не все. Но и те, кто решился, ушли почти сразу. С нами остались лишь Гарри и Герда. Перепрыгивая с камня на камень, мы принялись осматривать стены пещеры и пристально вглядываться в глубину озерца в безуспешных попытках найти то место, откуда выходит подземный источник. Когда мне надоело скакать по камням, я уселся на солнышке под отверстием в потолке и раскрыл брошюрку, посвященную Фонтесторбу, которую взял в гостинице со стенда информации для туристов.

– Там в стене выбиты опоры для рук, – сообщил Скэбис, перебираясь на камень, где сидел я. – Иди посмотри. Вон там. – Он указал большим пальцем себе за спину.

– Тогда подвинься и дай мне пройти.

– Что?

– Мне надо как-то тебя обойти.

– Ну так встань на тот камень. – Скэбис кивнул вбок.

– Я бы встал, только он под водой.

– Что?!

– Он под водой.

– Не может он быть под водой. Я же только-только прошел по нему. А как бы еще я к тебе подобрался?

Камень был под водой. И не только тот камень, но и многие другие. Вода поднималась. Только теперь до меня дошло, что нам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга сквозь рев прибывавшей воды. Мне стало страшно. По-настоящему страшно. Одно дело читать в информационной брошюрке, чт максимальная скорость прироста объема воды на пике паводка составляет 1800 литров в секунду, и совсем другое – наблюдать этот феномен, находясь в самом центре событий.

– У меня сейчас туфли промокнут! – крикнула Герда. – Уже промокли!

Оставался единственный путь наружу – обратно к выходу из пещеры, вверх по узким каменным ступеням, цепочкой по одному. Я бежал самым последним, следом за Гарри. Перед ним была Герда, а Скэбис мчался впереди, задавая темп. Буквально за две-три секунды вода поднялась уже выше лодыжек. Скэбис протянул руку, помогая Герде вскарабкаться на особенно скользкий камень, и та воспользовалась заминкой, чтобы снять свои драгоценные туфли. Видимо, не доверяя себе, она сунула их в руки Скэбису.

– Черт возьми, женщина! – заорал Гарри, подтягивая повыше штанины своих мешковатых шортов. Вода поднялась почти до колен.

На самом выходе из пещеры я уже чувствовал мощный напор водяного потока, который буквально вынес меня наружу. Уже потом, сидя в автобусе в мокрых джинсах, я подумал, что, может, все было не так ужасно, как мне представлялось, и нам не грозила серьезная опасность, и все же я был несказанно рад, что нам не пришлось это проверить на практике.

Монсегюр, бывшая крепость катаров, стоит на вершине горы Пог. Подъехать туда на машине никак невозможно. Понятно, что Генри и некоторые другие не очень здоровые члены группы при всем желании не сумели бы преодолеть подъем по крутому склону на высоту 4000 футов. Недельный тур с плотным графиком экскурсий выжал из Генри все силы: он выглядел совершенно измученным. Джон помог ему выбраться из автобуса и подойти к мемориальному камню у подножия Пога. Генри кривился от боли при каждом шаге и тяжело опирался на руку Джона.

Именно здесь, в Монсегюре, в 1244 году состоялось последнее противостояние католиков и катаров. К тому времени Альбигойский крестовый поход длился уже тридцать пять лет, и Монсегюр оставался последним оплотом катаров на юге Франции. Там укрылись около пятисот человек: все, кому удалось уцелеть в ходе жестоких репрессий, направленных на искоренение религиозного движения аскетов, решившихся бросить вызов духовной власти католицизма. Осада крепости продолжалась девять месяцев. В конце концов 1 марта 1244 года Монсегюр сдался католикам, которые, в прямом смысле слова, уже ломились в ворота крепости (им удалось поднять на вершину горы стенобитные орудия). Обитателям Монсегюра, среди которых было лишь несколько десятков солдат, а все остальные – простые работники, женщины и дети, дают две недели на раздумья: либо они отрекутся от своих еретических заблуждений, либо их сожгут заживо. На рассвете 16 марта более двухсот катаров, не пожелавших отречься, приняли мученическую смерть у подножия горы Пог, на глазах у товарищей, оставшихся в крепости. Теперь это место, где состоялось массовое сожжение упорствующих во грехе еретиков, известно как Le Champ des Brules («Поле сожженных»).

Для членов Общества Соньера, интересующихся историей катаров, и особенно для тех двоих, которые, по их утверждениям, были катарами в прошлой жизни, Монсегюр был особенным местом. И для Генри, насколько я понял, тоже. Он привез с собой желтую розу, которую возложил у подножия мемориала. – «В память катаров, мучеников за христианскую веру», – перевел он французскую надпись на камне, усаживаясь на свой раскладной стул, – Потому что они были подлинными христианами, что бы там ни утверждали католики. Сейчас вы поднимитесь к крепости и потом спуститесь той же дорогой, по которой спускались они. Попытайтесь представить, как это было. Больше двухсот человек. Они шли на смерть, держась за руки, и пели песни. Потому что их вера была сильнее, чем страх смерти. Боль и смерть – это ничто по сравнению с божественной истиной. Сейчас многие хвалятся своей верой, кричат о ней во всеуслышание, чтобы все знали, какие они добродетельные и набожные, насколько они преисполнены религиозного pвения, но вряд ли кто-то из них согласится взойти на костер за свои убеждения.

Единственная дорога к замку Монсегюр – узкая, извилистая тропинка – проходит через лес. Солнечный свет, проникавший сквозь листья, ложился на землю рваными желтыми пятнами. Воздух звенел птичьими трелями. Скэбис, как всегда, опережал меня на два-три шага, но я очень старался не отставать. Минут через десять мы вышли из леса. Как я понял, мы преодолели уже половину пути. Причем его легкую половину. Дальше склон стал значительно круче. Из растений остались лишь пучки жесткой травы и какой-то особенно живучий кустарник. Утоптанная земляная тропинка на выходе из леса обернулась каменистой тропой, ее плавные изгибы сделались резче и превратились в изломанные зигзаги. Иногда было трудно понять, где тропинка, а где просто узкий зазор между скалами. Иногда все это напоминало скорее подъем, нежели пеший поход: на отдельных участках дорога так резко взмывала вверх, что приходилось карабкаться, чуть ли не помогая себе руками. Иногда, когда я смотрел вверх на развалины старой крепости, у меня было стойкое ощущение, что мы не приблизились к ней ни на шаг.

Мы со Скэбисом добрались до вершины за сорок пять минут. Почти все дорогу я думал, что мы идем впереди пелетона с приличным отрывом, но уже на подходе к крепости вдруг с удивлением обнаружил, что первыми были не мы, а Джон Миллер. Я так думаю, он обошел нас минут на десять, причем без особых усилий, и теперь поджидал остальных «припозднивщихся» под аркой ворот, сражаясь в заведомо обреченной на поражение битве с сильным напористым ветром, который трепал его длинные волосы и не давал убрать их с лица. Я так думаю, что если прошлые жизни действительно существуют, то в какой-то из них Джон, вероятно, был горным козлом.

Остальные участники нашего горного восхождения подтянулись в течение получаса – мелкими партиями по одному или по двое. Для многих из них, скажем, для тучного великана Ядерного Джо, это было большое физическое напряжение, но, похоже, что все, кто решился подняться, считали, что оно того стоит, пусть даже Монсегюр сохранился значительно хуже чем большинство крепостей и замков, которые мы осмотрели за прошедшую неделю, так что от крепости остался практически только остов. Монсегюр, выстроенный полукругом, в форме бумеранга, оказался значительно меньше, чем я себе представлял. У меня в голове не укладывалось, как пятьсот человек смогли продержаться здесь девять месяцев, осаждаемые неприятельской армией. Главной защитой крепости было ее неприступное положение на вершине горы, но как только католики подняли на гору стенобитные орудия (их подтащили сюда по частям и собрали уже на месте), катары сразу сдались. Собственно, при таком положении дел у них уже не было другого выхода.

Осмотр развалин не отнял много времени. Скэбиса больше интересовал западный склон на задах крепости: сплошное нагромождение валунов и сеть перекрестных каменистых тропинок. В средние века здесь была маленькая деревушка, примыкавшая к стене замка. Согласно легенде, именно по этому склону, который по большей части представляет собой отвесный обрыв, четверо катаров тайком бежали из крепости в ночь на шестнадцатое марта, буквально за пару часов до того, как их товарищи приняли смерть на костре, и унесли с собой некое сокровище. Одни утверждают, что это был сундук с золотом и драгоценными камнями. Другие уверены, что сокровище было скорее духовного свойства. Третьи убеждены, что это был Святой Грааль. Как бы там ни было, эти четверо совершили настоящий подвиг: рискуя жизнью, спустились по веревкам по отвесному склону, в кромешной тьме, в окружении вражеских солдат…

Мы со Скэбисом сидели на каменном выступе под стеной крепости и смотрели на пеструю мозаику полей в 4000 футах внизу. Легкие белые облака проплывали почти на уровне глаз. Мы обсуждали, насколько велика вероятность того, что Moнсегюр – это и есть замок Грааля из средневековых легенд, потом Скэбис заметил, что гигантские валуны, примыкающие к крепостному валу, наверняка притащили сюда специально, чтобы укрепить стены, разговор сам собой перешел на осаду замка.

– Представь такую картину: католики сидят в своем лагере греются у костров и выкрикивают оскорбления в адрес катаров. – Скэбис повернулся лицом к замку, заткнул себе уши большими пальцами и прокричал, шевеля остальными пальцами, как это делают дети, когда дразнятся: – Тру-ля-ля, с нами Бог, а вы все дураки.

Скэбис, конечно, дурачился, но в принципе все именно так и было. Католики называли Монсегюр «Синагогой Сатаны» и считали катаров живым воплощением бесовского зла. Причем они искренне в это верили, ведь так было сказано церковью. Церковь заранее отпустила своим верным воинам все грехи, объявив, что любое, пусть даже самое гнусное действие, совершенное по отношению к богопротивному еретику, есть дело праведное и угодное Господу. На самом деле каждый участник крестового похода (уже в силу участия в оном походе) получил отпущение всех грехов, которые он совершил в своей жизни и еще совершит до того, как покинет земную юдоль. Мы говорили о вере катаров, а тут поневоле задумаешься, что же за вера была у средневековых католиков?!

Пока я размышлял о вопросах веры, густое белое облако внезапно окутало замок. Оно возникло словно из ниоткуда, и буквально за считанные секунды окружающий мир растворился в клубящейся белизне. Вскоре облако подобралось и к нашему выступу. Оно было холодным и влажным, в меру упругим и в меру мягким. У меня было странное ощущение, что меня затянуло в призрачный потусторонний мир. Я повернулся к Скэбису – но его не было рядом. Вернее, он был, просто я разглядел его лишь через пару секунд. Он набросил на голову полу куртки и, увидев, что я на него смотрю, закричал дурным голосом:

– Остерегайся таинственного незнакомца, что прячет лицо в тени капюшона!

Из-за резкой перемены погоды спуск с горы превратился в настоящее испытание на прочность. Я все надеялся, что облака разойдутся, но они только сгущались. Поднялся ветер, хлынул проливной дождь. Ноги скользили по каменистой тропе. Мы с Соньером ушли из крепости самыми последними, вместе с Джо и пожилой, но весьма бодрой дамой по имени Вивьетт, которой, насколько я понял, было уже хорошо за шестьдесят. Через пару минут после того, как мы двинулись в путь, Джон поскользнулся, упал и ушиб колено. Еще через пару шагов у него подвернулась нога, и он снова упал, проехавшись щекой по камням. Всю дорогу до самого низа я не отходил от него ни на шаг, чтобы в случае чего поддержать, а Скэбис вел под руку Вивьетт.

– Если ты кому-нибудь скажешь, что я помог даме спуститься с горы, я тебя придушу на месте, – сказал мне Скэбис. – Я должен заботиться о своей репутации.

Наконец мы спустились к мемориалу. Джо присел на скамейку и принялся растирать ушибленное колено, морщась от боли. Он был белый как мел и дышал сбивчиво и тяжело. Мне не понравились его глаза: какие-то тусклые и не то чтобы остекленевшие, но как будто подернутые пеленой. Я спросил, не болит ли у него еще что-нибудь, кроме колена.

– Нет, нет, – сказал он. – Я просто задумался. Про Монсегюр, про катаров, про всю эту историю. – Он глотнул ртом воздух и вздохнул, глядя в сторону Le Champ des Brules. – Бедные, бедные люди. – Он покачал Головой. – Бедные люди.

10
Брентфорд

Кажется, я нашел, что тебе нужно

Мне было так странно, что я снова дома. Как-то даже не верилось, что я только что вновь побывал в Ренн-ле-Шато.

В первый раз я поехал в Ренн, не особо задумываясь. Что вообще-то на меня не похоже. Обычно я думаю обо всем долго и явно чрезмерно. Как это было с той мертвой пчелой на обочине. Я думал о ней непрестанно. Истолковывал это событие так и этак, искал в нем какой-то особенный смысл, изводил себя всякими домыслами. И в итоге решил бросить все от греха подальше. Собственно, это мое характерное поведение. Я большой мастер по части того, чтобы все бросить как раз в тот момент, когда надо хватать и держать. И что мы имеем в итоге? Дядьку за сорок при полном отсутствии семьи и детей, без постоянной работы и соответственно без постоянных доходов, отягощенного вяло текущим кризисом средних лет и смутно-туманными мыслями о переезде и/или обретении Святого Грааля. ЛюбогоСвятого Грааля: моего личного, того самого из легенд – уже даже не важно, какого именно.

Что касается второй поездки в Ренн, то меня злобно вынудил Скэбис. Можно сказать, затащил обманом. Нет, я не снимаю с себя всей ответственности. Я уже большой мальчик и у меня есть своя голова на плечах. Что мне мешало проявить больше твердости в Париже? Что мне мешало сесть в поезд и вернуться в Лондон? Просто так получилось, что я был вынужденехать. Не могне поехать. «А вот представь: я поеду один, без тебя, и вернусь со Святым Граалем? – сказал тогда Скэбис. – Я даже не знаю, сможем ли мы оставаться друзьями. Ты этого хочешь? Конечно, не хочешь». Я знал, что он не вернется домой со Святым Граалем (я, конечно, больной на всю голову, но не до такой же степени), но мне достаточно было представить чтоон станет рассказывать в пабе… И он, хитрый перец, конечно же, знал, что мне будет гораздо приятнее быть активным действующим лицом этих рассказов, нежели просто пассивным слушателем. И он знал, что эти рассказы для него лично будут совсем не такими, какими они могут быть, если в них буду присутствовать я.

Я так думаю, с той минуты, когда Скэбис сунул мне в почтовый ящик информацию о предстоящем автобусном туре, Общества Соньера, он ни на мгновение не усомнился, что я поеду. Просто он ждал до последней минуты, пока я «созрею». И только тогда придал мне необходимое ускорение. Иной раз мне кажется, что Скэбис знает меня много лучше, чем я сам знаю себя, и лучше меня понимает, что этот затяжной «прикол» насчет поисков Святого Грааля сделался определяющим фактором нашей дружбы. Тогда я этого не понимал, но в то утро за завтраком в «Ша Нуар» наши с ним отношения достигли кризисной точки. Это был переломный момент. Не в том смысле, что либо-либо: либо мы продолжаем дружить, либо же разрываем всяческие отношения, – просто наша с ним дружба должна была перейти в новое качество, а вот в какое именнокачество – это был еще вопрос. И когда я согласился поехать со Скэбисом в Ренн-ле-Шато, пусть даже и по «приколу» – надо же поддержать друга в его безумствах, – наша с ним дружба сделалась чуточку крепче, нежели наоборот.

Тем не менее я заставил его попотеть за его 150 фунтов.

Просто для устрашения организма.

* * *

После первой поездки в Ренн в начале лета я вернулся домой весь издерганный и нервный. Однако теперь я был искренне рад, что съездил туда еще раз – в немалой степени потому, что нам со Скэбисом действительно было что рассказать Роберту МакКалламу и всем остальным. На какое-то время Гарри с его мешковатыми шортами получил полукультовый статус в нашей «Гриффонской» компании. Вообще все «пехотинцы» из Общества Соньера были личностями выдающимися и во всех отношениях приятными – не говоря уже о Генри Линкольне, нашем вожде и учителе. Единственное огорчение: нам так и не удалось пообщаться с Аленом Фера в том объеме, в каком бы хотелось.

До теперешнего момента я как-то не принимал тайну Ренн-ле-Шато всерьез. То есть мне было действительно интересно. Меня всегда привлекала история, и мне нравилось разбираться в загадочных обстоятельствах жизни Беранже Соньера, Мари Денарно и Пьера Плантара, но для меня это было скорее развлечение. В отличие от того же Скэбиса. Я всегда чувствовал себя скорее примкнувшим, нежели активным участником событий – будь то получасовая беседа со Скэбисом на веранде или двухнедельное пребывание во Франции. Я нашел для себя занятие. От нечего делать. Говоря метафорически, я не рулил мотоцикл, а ехал на заднем сиденье. Ни во что не вникал. Часто не понимал, что вообще происходит. Засыпал в музеях. Впадал в паранойю в присутствии американских туристов и мертвых пчел.

По дороге домой я решил, что мне следует прислушаться к совету Джеймса Брауна. Встряхнуться, влезть в самую гущу событий, стать непосредственным участником, ухватиться двумя руками. По приезде я даже не стал распаковывать вещи, а сразу же бросился к Скэбису и принялся рыться в картонной коробке за барабанной установкой. Буквально за день я перечитал «Проклятое сокровище» Жерара де Седа и монументальный «кирпич» Генри Линкольна «Священная кровь и Святой Грааль» – за три дня. Я взял у Скэбиса еще и другие книги о Ренн-ле-Шато и заказал несколько эзотерических монографий более общего содержания через интернет-библиотеку. Милая женщина, сотрудница Брентфордской библиотеки, просмотрела мой список книг – «Справочник алхимика», «Безупречная ересь», «Нечестивый Союз: нацизм и оккультные науки» – со слабой, вымученной улыбкой, сопровождавшейся нервным тиком.

Примерно через неделю после того, как мы вернулись домой, я решил разобрать свои старые распечатки с интернет-сайтов о Ренн-ле-Шато и наткнулся на сложенный вчетверо смятый листок со списком «Что надо сделать, чтобы найти Святой Грааль», с оторванным уголком и коричневым следом от чайной чашки посередине. Я разгладил его и повесил на стену у себя в кабинете, сбоку от монитора. В тот же день, ближе к вечеру, я собрал все журналы по недвижимости и свои неумелые, но любовно исполненные зарисовки того, каким мне видится мой новый дом, и убрал их на нижнюю полку буфета.

Скэбис, похоже, решил воспользоваться моим заново разгоревшимся энтузиазмом и как-то вечером позвал меня на совместный просмотр видеоматериалов по Ренн-ле-Шато. Главным пунктом программы шли три фильма, снятые Генри Линкольном для Би-би-си. Я видел их очень давно и пересмотрел с большим интересом, тем более в свете того, что узнал о Соньере и Ренне за последние несколько месяцев. Меня также заинтриговало странное устройство, стоявшее на телевизоре Скэбиса, непонятного предназначения штуковина шести дюймов в высоту: два сплющенных шара из прозрачного оргстекла с круглой панелью посередине. Я озадаченно взглянул на Скэбиса.

– Наше новое секретное оружие, – объяснил он. – Детектор лжи. Очень полезная штука. Человек говорит, специальное устройство анализирует напряжение в его голосе, а лампочки на панельке, – он указал на три ряда световых индикаторов (красного, желтого и зеленого цвета), расположенных на круглой панели, – показывают, правду он говорит или нет. Реальная вещь. Я его выписал не по какому-то сомнительному каталогу.

– Он его купил в Научном музее, – сказала Вив, как всегда запредельно очаровательная и обутая в «Доктора Мартинса». – Вместе с ручкой, которая пишет в открытом космосе. Вещь, безусловно, необходимая в любом хозяйстве.

Согласно инструкции по эксплуатации, валявшейся на диване, новое приобретение Скэбиса было результатом многолетней работы «ученых и сотрудников аналитического отдела военной разведки». Детектор лжи представлял собой АГН (анализатор голосового напряжения), совмещенный с ВПС (вычислителем психологического стресса). Световые индикаторы на панели давали «мгновенное отображение степени правдивости» сказанного: зеленые и красные лампочки указывали на минимальное или же максимальное напряжение в голосе соответственно. Инструкция предупреждала, что данный детектор, как и всякий прибор, не является непогрешимым, поскольку «голосовая реакция у каждого человека всегда индивидуальна», тем не менее «загорание красных лампочек определенно указывает на то, что вас пытаются обмануть». Меня это насторожило. Потому что за те три часа, пока мы смотрели различные видеоматериалы, красные лампочки на детекторе лжи мигали постоянно, тогда как зеленые и желтые пробивались лишь периодически, да и то как-то вяло.

– И какой из этого следует вывод? – спросил я по окончании просмотра. – Что доверчивым зрителям вешают на уши лапшу и другие макаронные изделия?

– Данный детектор, как и всякий прибор, не является непогрешимым, – хихикнула Вив.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Скэбис, подошел к телевизору, осторожно взял в руки итог многолетней работы ученых и аналитиков из военной разведки, задумчиво осмотрел его со всех сторон, энергично встряхнул, буркнул: – Вот блин, – и швырнул его мне через всю комнату. Потом покачал головой и вздохнул: – Десять фунтов коту под хвост.

* * *

Отделить правду от вымысла в истории Ренн-ле-Шато – это вообще непростая задача, а в интернете – и вовсе неосуществимая. Когда я впервые попробовал найти материалы о Ренн-ле-Шато на просторах всемирной сети, из информационного киберпространства на меня обрушились тонны данных, вроде бы связанных с нужной мне темой, но при этом настолько противоречивых и странных, что я растерялся. Где факты? Где домыслы? Чему можно верить, а что следует сразу отбросить как полный бред? И вот теперь, когда я, как мне казалось, разбирался в истории Ренна на уровне «чуть выше ниже среднего», я снова полез в интернет в надежде получить ответы хотя бы на некоторые вопросы, возникшие за последние несколько месяцев.

Очень скоро я понял, что по-прежнему не понимаю, что здесь правда, а что – лишь фантазии, выдаваемые за правду. Больше того, как это часто бывает, когда пытаешься что-то найти в интернете, поиски подтверждения какого-то «факта» неизбежно приводят к тому, что ты нароешь на заданное утверждение еще с десяток других, в равной степени сомнительных. Скажем, когда я искал информацию о похоронах Беранже Соньера – мне хотелось проверить, насколько соответствует истине распространенное утверждение, что Мари Денарно занялась организацией похорон еще до того, как со священником случился фатальный сердечный приступ, – я набрел на один любопытный сайт, где было сказано, что Соньера похоронили в стеклянном гробу. Я попробовал найти другие упоминания о стеклянном гробе, и в итоге пришел к тому, что у Соньера был стеклянный глаз. Дальше я не полез, потому что нисколечко не сомневался, что очередной щелчок мыши на ссылке откроет мне страшную тайну, что Соньер был настоящим отцом принца Альберта или же замаскированным инопланетным пришельцем.

В ходе этих блужданий по киберпространству у меня появились любимые места, куда я заходил регулярно. В частности, я нашел домашнюю страницу одного парня, называвшего себя Могильщиком. Вернее, ее нашел Скэбис и тут же прислал мне ссылку. Судя по счетчику посещений, сайт открылся недавно. Он целиком посвящен одному древнему захоронению, которое Могильщик (настоящее имя Бен Хаммотт, как указано на сайте) обнаружил неподалеку от Ренн-ле-Шато. Могильщик утверждает, что именно здесь Беранже Соньер нашел свои сокровища, хотя и не приводит никаких доказательств в подтверждение данной гипотезы. В уведомлении на главной странице он обещает, что тайна будет раскрыта в книге, которую он сейчас пишет (и на которую уже принимает предварительные заказы). Однако на сайте представлены интересные фотографии, сделанные внутри склепа: «тело», обернутое в белый саван с красным крестом, кусок ткани с шестиконечной звездой Давида, большой деревянный крест, прислоненный к стене склепа – по размерам вполне подходящий к распятию.

– Наверное, тяжело было его тащить аж из самого Иерусалима, – заметил Скэбис.

Если вам мало волнующей жути и странностей, добавлю, что у подножия креста на снимках лежат какие-то штуки, обозначенные в надписи под фотографиями как «древние пергаменты» и «деревянные ящики, один из которых разломан, и из него высыпались золотые монеты». Жалко только, что снимки нечеткие и темные, и золотые монеты нельзя разглядеть как следует. Какое-то время мы со Скэбисом носились с мыслью, что Могильщик – это тот самый Пилигрим с сучковатой палкой, охотник за сокровищами, которого мы встретили в Ренн-ле-Шато, когда были там в первый раз. Но Пилигрим был французом, а Могильщик – англичанин.

Помимо прочего, я пытался найти в интернете информацию о Пьере Плантаре и Сионской общине. Почти каждый раз поисковые серверы отсылали меня на сайт Пола Смита, где в основном были представлены английские переводы французских статей, посвященных Ренн-ле-Шато, и других материалов по теме, в том числе личных писем, официальных документов, археологических отчетов и вырезок из различных газет и журналов. Это был замечательный ресурс, очень информативный и хорошо организованный, однако малополезный для остервенелых охотников за сокровищами, поскольку единственной целью сайта было разоблачить тайну Ренн-ле-Шато как бесстыдный обман. Пол Смит, автор сайта, был глубоко убежден, что «тайна» Ренн-ле-Шато – это вообще никакая не тайна, а «полная чушь и сплошной обман», «чистой воды надувательство», «мистификация», «фантазии ловкачей, для которых сенсация важнее истины» и «измышления авторов, которые рассчитывают на дешевый успех у доверчивой публики».

По утверждению Пола Смита, в Ренн-ле-Шато или где-то поблизости нет и не было никаких сокровищ. Да, у Соньера водились деньги, причем для скромного сельского кюре это были немалые деньги, но Смит убежден, что состояние Соньера на пару-тройку нолей не дотягивало до богатства. Больше того, Смит утверждает, что Соньер был лжецом и мошенником и брал деньги за мессы, которые не служил.

Что касается сокровищ, то, по мнению Смита, эту байку придумал Ноэль Корбю, которому после Второй мировой войны Мари Денарно продала виллу Бетания. В 1995-м, через два года после смерти Мари, Корбю переоборудовал виллу под гостиницу с рестораном. Назвал ее «Башней», как говорится, простенько и со вкусом. Смит утверждает, что гостиница не приносила доходов, что, в общем, и неудивительно: кто же потащится в крошечную деревеньку на вершине крутого холма, в глухомани в горах?! Вот Корбю и придумал историю о сказочно богатом кюре и спрятанных где-то в округе сокровищах – в надежде завлечь постояльцев.

– Вообще-то как раз во второй половине 1950-х люди впервые заговорили о тайне Ренн-ле-Шато, – сказал Скэбис. Мы сидели у него на веранде, пили чай и наблюдали за мутно-белыми осенними облаками, проплывавшими в сером небе. Скэбис потянулся к ноутбуку, стоявшему на перевернутом деревянном ящике, и открыл папку «Ренн-инфо» с рабочего стола. Еще один щелчок мыши – и на экране возникла картинка, фотокопия газетной статьи.

– «La Fabuleuse Découverte du Cure aux Milliards de Rennes-le-Chateau», – прочел вслух Скэбис, с жутким акцентом и коверкая почти все слова. – Что означает, если я не ошибаюсь, «Потрясающее открытие: священник-миллионер из Ренн-ле-Шато». Статья из одной местной газеты. Самая ранняя версия истории, которую мне удалось нарыть. Январь 1956-го. Почти все цитаты, встречающиеся в статье, со слов Ноэля Корбю.

Но даже если история о «Cure aux Milliards» была просто хитрым рекламным ходом, уловка сработала на «ура». В скором времени в Ренн-ле-Шато прибыла съемочная группа с центрального телевидения, которая сделала документальный фильм под названием «La Roue Tourne» («Крутится колесо»). В фильме был эпизод, когда Корбю идет по деревне, одетый под Беранже Соньера, в рясе священника девятнадцатого века и маленькой круглой шляпе.

Пол Смит полагает, что Пьер Плантар «нарисовался» примерно в это же время. Смит категорически отвергает гипотезу, что Плантар был потомком рода Меровингов (и, таким образом, был исторически связан с Ренн-ле-Шато), и не верит его утверждению, что его дед якобы приятельствовал с Соньером и Анри Буде. Смит считает, что Плантар узнал о «Cure aux Milliards» из рекламной кампании, запущенной Ноэлем Корбю, после чего принялся сочинять свою собственную, более замысловатую версию незатейливой истории Корбю, и в этом ему помогал его старый приятель Филипп де Шеризе (маркиз де Шеризе, как он сам себя называл), писатель, актер и большой приколист. Версия Плантара впоследствии была изложена в «Проклятых сокровищах Ренн-ле-Шато». Хотя автором книги считается Жерар де Сед, у которого до этого вышла еще одна книга, посвященная поискам золота, вся информация для «Проклятых сокровищ» была любезно предоставлена мсье Плантаром.