Текст книги "Шрамы и песни (ЛП)"

Автор книги: Кристина Золендз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Алекс посмотрел на меня и, прикусив губу, застонал.

– Грейс вся в грязи, вкусненькой съедобной грязи. – Он подбежал к Грейс, подхватил ее и закружил. Он склонил лицо к ее уху: – Ты моя самая любимая девушка в мире.

Я ощутил такую ярость, что до боли сжал зубы. Я прохрипел короткий, ОХ-БЛИН-КАКОЙ-НЕЛОВКИЙ протест, когда его руки коснулись Грейс. И, даже не подумав, оторвал Алекса от нее, отпихивая.

Смеясь, Алекс поднял руки:

– Расслабься, старик. Она наша, а не только твоя. – После чего он показал мне язык и подмигнул. Придурок.

– Держи руки подальше от нее, Алекс, – сказал я, выводя Грейс из студии в холл. Обхватив за плечи, я прислонил ее к стене и отошел на шаг, глядя ей в глаза. Пропустив волосы сквозь пальцы, я прошептал ей: – Скажи мне что-нибудь, Грейс. Скажи, что знаешь меня лучше.

Она прижалась спиной к стене и наиграла несколько аккордов на гитаре, висящей на плече.

– Соври мне, Шейн. Скажи, что не бросал меня вчера и не провел с ней ночь.

Я отшатнулся, будто она меня ударила.

Она покачала головой и засмеялась, отстраняясь от стены.

– А знаешь что? Забей, Шейн. Мы были простыми друзьями, так что ничего особенного не произошло, меня не касается, что ты делаешь и с кем. Давай обо всем забудем, я понимаю, что между нами ничего такого не было и не будет. Давай займемся тем, что у нас с тобой получается лучше всего, хорошо?

Я сглотнул подступившую горечь и крепко сжал глаза, качая головой. И пока мои руки не сжали ее в объятиях, пока с моих губ не сорвалась фраза «Я Шамсиил», она ушла, оставляя меня в холле одного.

Грейс снова подключила свою гитару и без объявления начала играть первую песню нашего сет-листа. Сквозь яростную игру на струнах ее голос взорвался в студии, выплескивая накопившуюся злость. Непрерывно глядя мне в глаза, она яростно вошла в рифф.

Кожу опалило, когда я схватил свою гитару и ответил на ее яростную игру. Мои кулаки били по инструменту, пальцы цеплялись за его струны. Я присоединился к ее мелодии, подыгрывая, стоя у одной из стен студии. С тем же успехом я мог бы сдвинуть горы, она держала ритм, яростно перебивая меня. Пронизывая друг друга нашими голосами и гармонией. Меня раздирало: ее ярость, ее страсть рвали мне сердце.

Мне пришлось стоять и просто принимать все это. Мне пришлось стоять и смотреть на ее боль. Мне пришлось смотреть, как она уничтожает меня. А во всем виноват тот факт, что я ни черта не мог ей рассказать.

Глава 26

– Шейн, будь ты еще чуточку тупее, я бы поливала тебя дважды в неделю! – провизжал голос Леа сквозь динамик моего телефона.

– Вау. Леа, спасибо. Ты только что сделала мой день еще лучше. Какого...

– Заткнись, Шейн. Просто скажи мне, что твоя тупая ангельская задница не трахала вчера одну из шалав из «Vixen4»! – Выпалила она.

– Нет, – ответил я.

Она зарычала в трубку. Серьезно, мне пришлось отодвинуть трубку от уха на минуту и посмотреть на экран. И я все равно слышал ее рык.

– НЕТ, ты не скажешь, или НЕТ, ТЫ НЕ НАТЯГИВАЛ ТУ ШЛЮХУ? – провопила Леа. Телефон был вдали от моего уха, но я слышал ее прекрасно.

– Натягивал шлюху? Серьезно, Леа, остынь. Меня даже не было с ними вчера. Грейс увидела, как я натягивал футболку, а Блисс шла за мной следом, и все, – объяснил я.

– Ну, только что мне звонила чрезвычайно расстроенная лучшая подруга, Шейн. И она созывала КЛУБ НЕНАВИСТНИЦ ПАРНЕЙ! Чего не было с наших четырнадцати лет! Иди и поговори с ней, объясни ей все, немедленно!

Я крепко зажмурился, и, Богом клянусь, на какое-то мгновение мне показалось, что у меня случился сердечный приступ из-за острой боли, пронзившей грудь и отозвавшейся в легких и горле.

– Не могу, – прошептал я в телефон. – Кроме того, как Шейн Макстон я ей не нужен, пока не докажу, что Шейн хороший парень.

– Эй, ты, засранец! Ты теперь мужчина, так что начинай вести себя как настоящий мужик, а не как тряпка. – После чего она сбросила вызов. Жесть. Меня задело. Эта женщина плюется смертельными словами.

Я уставился на потолок спальни, внутренне ежась. После репетиции, сразу после того, как Грейс вылетела из студии с видом, как будто если останется там еще ненадолго, то самовоспламенится, я вернулся к себе домой. Уходя, она метала в меня кинжалы, и больнее всего было то, что, судя по ощущениям, эти кинжали реально меня резали.

К черту. Если она не в себе, то отправится бегать. Я быстро переоделся в спортивные штаны и помчался к ее дому.

Грейс только выходила из подъезда в небольшом белом худи; она усмехнулась, глядя на меня. Господи, как мне хотелось поцелуями стереть ненависть с ее губ.

– Да, я так и думал, что ты решишь побегать, – сказал я, улыбнувшись ей.

– А подумал ты так, потому что... – спросила она, захлопывая и запирая за собой дверь.

– Потому что ты зла на меня, а когда ты сердишься – бегаешь. Бег помогает тебе думать, очищает разум, – прошептал я, подходя к ней.

– Ты слишком высокого мнения о себе, Шейн Макстон, если думаешь или чувствуешь, что я зла на тебя. – Она наклонилась и начала растягиваться, не сводя с меня глаз.

Я придвинулся к ней еще ближе, пока мое лицо не оказалось в предельной близости от ее. Ее губы приоткрылись, а глаза твердо смотрели в мои. Пальцы сводило от желания дотронуться до ее губ, а тело наполнилось жаром.

– Нет, детка. Думаешь ты обо мне, злишься ты на меня и, Грейс, хочешь ты меня так же чертовски сильно, как и я тебя.

Ее кожа стала ярко-розовой, и она с трудом сглотнула.

– Хватит бредить, Шейн… Вот теперь мне действительно надо побегать, – прошептала она в ответ.

И мы побегали. Два часа я выдерживал ее темп, мы бегали вокруг Центрального парка, растаптывая свою злость кроссовками.

Едва мы остыли и вернулись к подъезду ее дома, я не мог сдержать улыбку, когда она спросила:

– Зайдешь выпить воды? – Она придержала дверь, и ее взгляд бросал мне вызов, словно отказываясь принять отказ.

Будто бы я мог ей отказать, хоть когда-то. Я нетерпеливо вошел в дверь. Чтобы утолить жажду, вызванную ей, мне потребуется гораздо больше, чем просто вода.

Словно услышав мои мысли, она встала передо мной, схватила за низ худи и очень медленно потянула вверх. Под ним был одет крошечный топик, открывающий блестящую от пота спину. Когда она, покачав бедрами, встала передо мной в одних крошечных шортиках, каждое нервное окончание в моем теле напряглось.

Она оглянулась на меня через плечо, прикусывая нижнюю губу.

Я резкой сдернул с себя футболку и швырнул ее на пол.

– Иди сюда, – прошептал я, сокращая расстояние между нами. Заключая ее в объятия, я притянул ее к своей обнаженной груди. Зарывшись носом ей в шею, мое дыхание обдавало жаром ее влажную кожу, которую я лизнул, пробуя. Мой язык ласкал ее кожу, и руки поднялись по скользкому животу и обхватили ее грудь. Я прижался к ней бедрами, и легкий всхлип сорвался с ее губ.

Медленно, она развернулась ко мне лицом, соблазнительно проводя пальцем вдоль линий моей татуировки.

– Хотелось бы мне однажды услышать рассказ про нее, – прошептала она, целуя и поглаживая языком чернильные линии. Она посмотрела на меня сквозь опущенные длинные темные ресницы, и у меня тут же оборвалось дыхание. Мне хотелось утонуть в ее коже.

– Боже, Грейс. – Грудь завибрировала от стона. Наклонив голову,  я прислонился к ее лбу и заглянул ей в глаза. Я нежно провел пальцами сквозь ее волосы, захватывая пряди и стягивая их в кулаке. И удерживая ее крепко за голову, я притянул ее лицо к себе и накрыл губы. Слегка прикусил ее нижнюю губу и потянул, оттягивая. Прижав к стене, я скользнул языком к ней в рот, чистая похоть запульсировала в моих венах.

Ее горячие влажные ладони, лежавшие на моей груди, оттолкнули меня. Это потрясло меня. Серьезно, чуть не убило. Всхлип вырвался из моей груди, как будто бы я был раненным животным. Ее отстранение было сродни ампутации.

– Ах нет, нет. Я не могу... я не могу так, – простонала она и отстранилась. – С меня хватит, Шейн, – прошептала она.

Я резко отошел, пульс ускорился. Уставившись на нее, я выпрямился и напрягся.

– Что это значит, Грейс? – спросил я сквозь сжатые зубы.

Ее глаза заблестели от слез, и она отвернулась.

– С меня. Хватит. Шейн.

Я потянул ее волосы назад и сильнее сжал их между пальцами, наклоняя  ее голову, чтобы она посмотрела в мои глаза. Вглядываясь в ее лицо, я прорычал:

– Грейс, чего именно тебе хватит?

– Тебя.

У меня весь воздух выбило из груди, и я начал делать неровные вдохи, пытаясь отдышаться. Инстинктивно я отстранился от острой боли, вызванной ее словами. Мои руки отпустили ее, но я все еще говорил от чистого сердца.

– Не отказывайся от меня, Грейс. Сейчас я здесь, с тобой.

Она отступила, смеясь надо мной, со слезами на лице. Черт возьми, она смеялась и плакала одновременно.

– Шейн. – Она медленно покачала головой. – У тебя есть уникальная способность заставить любую девушку почувствовать себя... полным ничтожеством, и мне плевать, что ты скажешь или сделаешь, я ни для кого не соглашусь быть ничтожеством, незначительной или легко заменимой.

И тогда я собрал каждую крупицу силы, которые у меня когда-то были, чтобы остаться на месте и смотреть как она, черт возьми, уходит от меня.

Не прошло и часа, как Леа снова начала мне названивать, буйствовать и разглагольствовать. Алекс и я ужинали, мы ели и... ну, если честно, мы прятались от девушек из «Vixen4», которые в данную минуту выступали где-то в небольшом зальчике на Вест-Сайде. У нас не было настроения для прослушивания воплей Блисс на тему вожделенных брендов или неверных бойфрендов.

Она фыркнула в трубку, шепча:

– Я прячусь в туалете «Бузера», чтобы поговорить с тобой! Где тебя черти носят? И лучше бы не на концерте «Vixen4», иначе я так сильно врежу тебе по яйцам, что даже твои будущие дети прочувствуют удар!

Подобное высказывание заставило меня захохотать в голос.

– Ты чертовски ненормальная, Леа. Мы с Алексом ужинаем. Мне казалось, у вас там девчачий Клуб Ненавистниц Парней, где вы сжигаете массу моих фоток и болтаете о той чуши, которой я не занимался за спиной у Грейс.

– Шейн, – прошептала она. – Тащи свой сексуальный попец в «Бузер». Райан строит Грейс глазки влюбленного котика из Шрека, а она пялится на его кольцо в губе как долбанный утопающий на спасательный круг!

Я поперхнулся содовой и выплюнул ее прямо на Алекса, который сидел напротив, ругаясь и пытаясь вытереться стопкой скомканных салфеток.

– И чего ты от меня ждешь, Леа? Подобно пещерному человеку наброситься на нее? Примчаться, схватить за волосы и утащить к себе в кровать?

– О, это так... мило...

– Леа! – закричал я. К этому моменту все в помещении прислушивались к нашему разговору, а Алекс сидел весь залитый содовой, с размазанным по лицу и футболке кетчупом.

– Слушай, Шейн. Мари только что рассказала ей, что той ночью, когда мы все нажрались в «Бузере», между вами ничего не было. – Это она про которую ночь? Потому что мы, вроде как, каждую ночь нажираемся в «Бузере». Сконцентрируйся, Шейн. Леа продолжила: – Ну не то чтобы я думала, что у вас с Мари что-то было, ты же не сунул бы свой член в пасть акуле...

– Леа, с Блисс у меня тоже ничего не было. Черт, Леа, да я ни с кем не спал с момента, как увидел Грейс. Я говорил ей это, но она мне не поверила. Она не доверяет мне.

– Вы оба, как бы сказать, словно пылаете, когда находитесь вместе, Шейн, и она чертовски боится, что ты попользуешься ей и оставишь ожоги. Она не знает, что ты – это ты, она думает, что ты – Шейн Макстон, ты должен ей все рассказать!

Ну конечно, она высказала все, что хотела, и отключилась. Опять. Да как Коннер с ней справляется?

Ну конечно, когда Алекс и я приехали в «Бузер», Грейс сидела у бара с Райаном, у которого текли слюни как у собаки в жару. У собаки, которую надо усыпить. Когда она повернула голову в мою сторону и, наконец, заметила меня, на ее лице мелькнула вина. Какого черта? Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица и как раскаленная добела ярость охватила мое тело. Если я расскажу ей, что был когда-то тем ангелом, подтолкнет ли это ее к кому-то вроде Шейна? Как можно полюбить кого-то за то, кем он когда-то был?

Райан проследил за взглядом Грейс и нахмурился, глядя на меня. Милый друг. Вдруг мой мозг посетила замечательная мысль, что «Бузеру» требуется новый бармен, и да, я понимаю, насколько я жалок, но в тот момент я его возненавидел. И Райан, будто услышав мои мысли, отстранился от Грейс, вернулся за стойку, оставляя ее в одиночестве смотреть на меня.

Я провел по волосам и вышел за дверь, Алекс побрел следом за мной.

– Эй, ты как?

– Все просто супер, – ответил я ему.

Похлопав по плечу, он потянул меня к стене «Бузера».

– Итак, расскажи мне, каково это, – пробормотал он.

Я поднял голову, глядя на него, его зеленые глаза удивленно округлились.

– Каково что? – спросил я.

Алекс пожал плечами и прислонился к холодной кирпичной стене здания.

– Быть в нее влюбленным. – Он склонил голову набок, поднял брови и начал ждать ответа.

Я потер затылок и попытался избежать его взгляда.

– Чувак, заткнись.

Алекс скрестил руки, ожидая ответ, медленная улыбка растянулась на его лице. Его голос стал мягким.

– Я как бы серьезно, Шейн. Я никогда не испытывал того, что испытываешь ты, глядя на нее.

Я спрятал лицо в ладонях и обхватил ими себя за шею, глядя на него.

– Мне ничего не хотелось в этом мире так, как погрузиться в эту девушку. Я... У меня нет ни одной связной мысли, когда она рядом, я могу думать только о ней. – Я снова потер лицо. – Будто я вернулся к наркозависимости, все больше желая новую дозу в виде нее. Это хреново, Алекс. А она только и думает, что я долбанный придурок, который спит со всеми подряд и для которого она – очередная зарубка на спинке кровати. С тех пор как я увидел ее среди наших зрителей, я сразу же положил на нее глаз; я больше никогда ни о ком так часто не думал.

– Тогда я не понимаю, почему ты ушел и оставил ее в баре?

– Потому что, может быть, кто-то вроде Райана будет гораздо лучше, чем такой кусок дерьма, как я, – пробормотал я.

Он перестал улыбаться и закатил глаза.

– Ну ладно, Шейн. Что за хрень ты ел на обед? Самовлюбленный бургер, с картошкой, обеспокоенной чувством собственного достоинства, и запил хнык-хнык пивом? Ты говоришь как чокнутая девчонка.

У меня чуть глаза не вылетели из черепушки, так я заржал.

– Чувак, а дальше ты спросишь «не слишком ли жирная у тебя задница в этом платье» и «заставляет ли этот оттенок волос твои глаза сиять». Не позволяй Грейс проскользнуть сквозь твои пальцы всего лишь потому, что ты трусливый долбанный нытик, не такого Шейна Макстона я знаю. А если ты начнешь носить блестки и пользоваться блеском для губ, то вылетишь нахрен из группы. – Потом он дал мне подзатыльник и побрел обратно в бар. Придурок. Но придурок в хорошем смысле слова.

Я поплелся в бар вслед за Алексом. Конечно же, он прав. Я похож на ноющую девчонку. Грейс – моя, просто мне надо все ей рассказать.

Леа, Коннер и Такер сидели, беседуя за столиком, заставленным молочными коктейлями и недоеденными бургерами. Я тяжело плюхнулся на стул, пока Алекс бежал к бару за какой-то девушкой, на ходу пощупывая ее зад. Я посмотрел на Леа.

– Где Грейс?

– Ушла. Я думала, она пошла за одним идиотом, который, как я думала, милый как ангелочек, но на самом деле он просто тупой МЕРЗАВЕЦ, – выпалила Леа. Она раздраженно стучала пальцами по столу и ждала моего ответа. Когда я ничего не ответил, она подперла голову руками и наклонилась ко мне через стол, натянуто улыбаясь. – Моя ошибка в том, что я совершенно неверно поняла одного осла. Мне казалось, она ему небезразлична. Но оказывается, у него есть потайная личность, о которой он никому не хочет рассказывать. И называется эта личность «Супер Мерзавец».

Коннер присвистнул и осторожно обнял хмурящуюся Леа, чтобы предотвратить дальнейшие нападки на меня.

– Детка, тебе не изменить Шейна. Я не понимаю, почему ты так хочешь изменить мир, чертовски одержимая их парой. Ты живешь в каком-то романе. Просто отстань от них, пускай сами разбираются.

Ноздри Леа раздулись. Меня это чертовски напугало, поэтому даже представить не могу, насколько стало страшно Коннеру. Она перевела каменный взгляд своих карих глаз на Коннера и оскалила зубы. Пресвятая мать Всех Злобных Девушек!

– Я предпочитаю проигнорировать твое ослиное заявление, потому что, как ни странно, мне нравится, когда ты запихиваешь свой БИИП в мой БИИП, вертишь им там и потом суешь свой другой БИИП в мой другой БИИП, даря мне самые лучшие долбанные БИИПЫ в жизни. – Сделав огромный вдох, она продолжила тыкать пальцем ему в плечо. – И я не пытаюсь изменить мир, Коннер! О, и к твоему сведению, этот сраный мир НЕ изменится как минимум до тех пор, пока... – А вот эту часть она направила мне, вместе с нахмуренным взглядом и закатав рукава: – Пока люди не начнут говорить ПРАВДУ!

– Правду, – прошептали одновременно Коннер, Такер и я, закивав головами, ожидая продолжения истерического припадка мудрости. Ни один из нас не хотел оказаться первым засмеявшимся и лишившимся яиц.

– Да, правду... – Леа спокойно откинулась на спинку стула и поправила свою одежду.  – Давайте признаем, что наш мир не изменится, пока все не станут честными... ах... реклама... тампонов... хм... где женщины лежат, свернувшись калачиком на своих кроватях, злобно попивая вино, и едят крекеры в зефире и шоколаде, в то время как перечеркивают физиономии чирлидершам в школьном ежедневнике.

Такер захохотал первым.

– Чем там он вертит в твоем биипе? – Так же он первым получил по башке, отчего раскололись уже все мы.

– Эй, Такер? – спросила Леа, начиная посмеиваться. – Знаешь, как выглядит удовлетворенная женщина?

– Нет... как? – спросил Такер.

– Да, я так и думала, что не знаешь, – ответила она, заходясь хохотом.

Такер засмеялся и пошевелил бровями.

– О, Леа. Все мы знаем, что находишь меня чрезвычайно привлекательным и хочешь, чтобы я биипнул твой биип.

– Такер, ты слышал выражение «радует глаз»? – сладко спросила Леа.

– Конечно да. – Такер подмигнул ей.

– Ну а мне ты «раздражаешь глаз», – засмеялась Леа. Она обняла плечо Коннера и подмигнула мне. – Вперед, уходим отсюда, подождем Грейс дома. Она на самом деле искала тебя, Шейн.

Мои мысли разбежались, и единственное, о чем я могу думать – скорее бы снова увидеть ее лицо. Я подскочил со стула, разливая стоящее на столе пиво, и засмеялся.

– Только если, пока мы будем ждать, мне не покажут ни один из его биипов, биипающих твой биип.

Глава 27

Когда мы вернулись в квартиру Леа, Грейс стояла на кухне возле открытого холодильника, а весь пол был завален пустыми бутылками из-под воды и десятком разбившихся яиц. У нее был бледно-зеленый и больной цвет лица; она даже не могла сосредоточить свой взгляд на нас.

– Грейс, ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила Леа.

Ее глаза с расширившимися зрачками отчаянно попытались сосредоточиться на мне.

– Я очень хочу пить, – пробормотала она. Казалось, ее колени вот-вот подогнутся, и я бросился к ней и приложил ладонь ко лбу. Она упала мне на руки; ее кожа пылала.

– Грейс, ты вся горишь. – Я взглянул на Леа. – Тащи аспирин и сок.

Я осторожно взял ее на руки, и клянусь, казалось, что я касался огня. Пока я нес ее по коридору, она пыталась обнять меня за шею, но, видимо, ей не хватало сил на это. Открыв дверь ее комнаты, я ахнул, меня всего затрясло от гнева. Хоть после пожара в ее комнате переклеили обои и покрасили стены, мебели там не было вообще, кроме огромного матраса, лежащего на голом полу. Ее ноутбук и гитара лежали у стены.

– Боже, Грейс, у тебя нет кровати? – спросил я, мягко опуская ее на матрас, и смахнул волосы с лица. Стоящая рядом Леа передала мне небольшой стакан с соком и таблетки аспирина. – Грейс, детка. Пожалуйста, открой глазки и прими аспирин, – прошептал я.

Она посмотрела на меня, еле приоткрыв, глаза и попыталась улыбнуться.

– Боже, как же он красив, он так похож на ангела, – пробормотала она. Потом проглотила таблетки и закрыла глаза. Меня прошиб холодный пот, и по спине прошел холодок. Я умоляюще посмотрел на Леа, но она только натянуто улыбнулась и вышла за дверь.

– Леа, погоди. Нельзя оставлять ее в этой одежде, она насквозь пропотела. Найди что-нибудь для сна. Я выйду, а ты переодень ее, – прошептал я

Я стоял в коридоре, пока Леа переодевала ее, и когда она сказала мне возвращаться, я был в шоке от того, во что ее одела Леа. Крошечный сексуальный топик и кружевные трусики-шортики. Пускай это остается на совести Леа. Я опустился на колени, натянул ей одеяло до самого подбородка и поцеловал ее пылающий лоб.

– Поспи немного, малышка, – прошептал я. А я посплю на диване, пока ей не станет лучше, а если за ночь жар не спадет, отвезу ее в больницу.

Она приоткрыла глаза и дотронулась до моего лица. Я прильнул к ее ладони, поклоняясь нежности ее кожи.

– Не уходи, Шейн. Останься со мной.

Навсегда, Грейс.

Я улыбнулся ей.

– Хорошо. – Быстро поднявшись, я стянул футболку и джинсы и забросил их в ее корзинку. Оставшись в одних боксерах, я залез к ней под одеяло и крепко обнял за талию, притягивая к себе. – С тобой все хорошо, ничего не болит? – спросил я, зарываясь носом ей в шею.

Она медленно пробормотала что-то неразборчивое, но я все равно понял, что:

– Просто останься со мной, Шейн. Дьявол сказал, что любит меня и придет за мной. Черт, надеюсь, я это не вслух сказала.

– Молчи и засыпай, Грейс, – мягко шепнул я и коснулся губами ее теплой шеи, чуть ниже ушка, и поцеловал.

Несколько часов она беспокойно металась и в какой-то момент, рано утром, проснулась от собственного крика вся в поту.

– Тише, – прошептал я, гладя ее по щеке. – Ты в безопасности, Грейс; я больше никому и никогда не позволю навредить тебе. – И нежно поцеловал ее в губы.

Весь следующий день она спала, даже не шевелясь, только хныкала и стонала. Я покидал ее, только чтобы заглянуть в ванную или перехватить сэндвичи у Леа. Все остальное время я держал Грейс в объятиях или пользовался ее компьютером для покупки кое-какой спальной мебели. Я постоянно держал ее iTunes включенным, погружая комнату в тихую и успокаивающую музыку из ее плейлистов.

На второй день, когда мы с ней лежали в обнимку, запутавшись в одеяле, когда ее ноги крепко обхватывали меня за бедра, она открыла глаза, с улыбкой на губах. Легкий свет лился сквозь занавески, я напевал песню Руфуса Уэйнрайта «Hallelujah» ей на ушко. Мои пальцы вырисовывали небольшие круги на ее обнаженной пояснице; они пропутешествовали по кружевной ткани шортиков, пока изнывающие кончики пальцев не встретились с неприкрытой кожей ягодиц.

Стоило мне коснуться там, она обхватила нижнюю губу зубами и, сильно прикусив, тихо застонала от удовольствия.

Я сместился, а мои пальцы нежно ласкали ее ноги до самых колен, я крепче прижался бедрами к ее ногам, чувствуя тепло ее тела. Она задрожала, ее дыхание сбилось.

Я поднял голову, чтобы встретиться с ней взглядами, мягкий свет от окна дразняще падал на нас. Я всматривался в ее глаза в поисках ответов, в поисках эмоций, и медленно ее щеки залил изумительный малиновый румянец, быстро распространяясь на шею и грудь.

Медленно, глядя друг другу в глаза, мы начали тереться друг о друга. Ее глаза затрепетали и прикрылись, она застонала, сильнее прижимаясь ко мне, ее нежные ладошки оставляли огненные следы на моей обнаженной груди. Мое тело затрепетало; изнывало от жажды погрузиться в нее, хоть чем-нибудь; языком, пальцами, еще чем-то.

– Боже, Грейс, – прошептал я ей в губы, паря над ними. – Мне никто и никогда не был нужен так, как ты. – А затем наши губы мягко соприкоснулись, осторожно, наслаждаясь, захватывая и целуя, ускоряясь от все растущего голода. Я чувствовал ее бешеное сердцебиение, ее грудь тяжело вздымалась, касаясь моей кожи. Она так сильно завела меня, что у меня все стало гранитно-каменным, клянусь, коснись она меня ладошкой, я бы сразу же извергся бы от этой чистейшей необходимости погрузиться в нее, попробовать ее на вкус.

Мои изнывающие пальцы снова скользнули по внутренней стороне бедра, касаясь тонкого кружева ее трусиков. Я сильнее вжался бедрами в ее горячее существо и обхватил ее под попку, раздвигая ей ноги. Я медленно провел пальцами по кружеву, пока не накрыл всей ладонью горячую влажность.

– Малышка, я должен попробовать тебя на вкус, – прорычал я сквозь рваные выдохи. Я провел языком вдоль ее челюсти, захватывая и посасывая кожу, опустился вниз к шее и жадно лизнул изгиб ее идеальной груди. Мой язык горел от жажды погрузить внутрь ее жара, обжигающего мои пальцы.

Она сдернула вниз топ, предоставляя больший доступ к идеальной груди, ее соски стали твердыми, они были такими сладкими, как чертова конфетка. Она захныкала и начала отчаяннее тереться о мою ладонь.

– Да, пожалуйста. Шейн, прошу тебя... – тихо молила она.

А что случилось потом? Попробуйте угадать?

Гребанная Леа.

Я уже говорил, что у нее убийственный ротик? Потому что когда ее голос прорвался сквозь потрясающие эротические звуки, которые издавала Грейс, моля меня попробовать ее на вкус, я чуть не умер. Мои долбанные яйца так посинели, что если бы я посмотрел в зеркало, то сошел бы на проклятого Смурфика.

– Эй! – заколотила в дверь спальни Грейс Леа. Грейс задрожала, когда я зарычал, отодвигаясь на нее на несколько дюймов. – У нас тут пицца, – сказала она, врываясь в комнату. – Идем, Грейс, тебе надо поесть, – по-идиотски пропела она.

С этой девушкой что-то не то. КАК она могла НЕ почувствовать запах ПОЧТИ ЧТО СЕКСА? У меня так закружилась голова, что перед глазами заплясали черные и синие точки.

Грейс натянула одеяло себе на голову и поправила свой топ.

– Не хочу, уходи, – простонала она. Я почувствовал, как с разочарованным стоном она сжала колени. Я мог поклясться, что боль у нее между ног была такой же безумной, как и у меня. Медленно, от понимания, что под одеялом я продолжаю трогать ее попку, на моем лице растянулась улыбка.

– Остался кусочек с маслинами и шпинатом, – пропела Леа, раскачиваясь на пятках. А я думал только о том, чем бы таким запустить в эту женщину, чтобы она свалила отсюда. Но под рукой ничего не было. Вот бы вдруг тут появился кирпич.

У меня вырвался смешок, когда позади Леа в дверном проеме появились Такер и Коннер. И эти дебилы напевали какую-то тупую песенку про пиццу. Да, в тот момент моя эрекция испарилась. Я стянул одеяло с глаз Грейс, но наши тела по-прежнему были прикрыты. Алекс, Брейден и Итан встали в дверном проеме позади Такера и Коннера, присоединяясь к пению. Посмеиваясь, я уткнулся Грейс в шею и дрожащим от желания голосом прорычал:

– В следующий раз я запру эту долбанную дверь.

Она прикусила губу.

– В следующий раз?

– Да, Грейс. В следующий раз, – прошептал я, поднимая голову и глядя на нее. Ее серо-лиловые глаза, казалось, выражали мою боль. Я медленно провел ладонью по ее трусикам, дразняще касаясь ее влажности, немного надавливая там, где это было необходимо. Ее губы приоткрылись, потом она их прикусила своими острыми зубками, вцепившись в мою руку и крепче прижимая ее к себе. Взглядом она молила меня о большем. Черт, какая моя девочка горячая. Горячая и чертовски грязная, ведь мы перед всеми нашими друзьями. Одной рукой я приподнял ее зад, а другой сильно прижался к влажному переду ее трусиков, быстрыми движениями потирая пальцами. Она терлась о мою ладонь, влага заскользила по моим пальцам, пока она не напряглась и не задрожала от удовольствия.

– ПИЦЦА, ДА, ПИЦЦА! – Она распалась прямо на мне, кончая на мою ладонь. Все это время ее глаза были прикованы к моим.

Все наши друзья по-прежнему стояли в дверях и вместе с ней скандировали оду пицце.

Ее щеки вспыхнули от потрясающего румянца, а мне стало трудно дышать от ее красоты.

– Самое изумительное из всего, что я когда-либо видел, – прошептал я ей на ухо. Коснувшись ее щеки, я извинился: – И мне ужасно жаль.

Она приподняла голову и посмотрела мне в глаза. Ее нижняя губа задрожала, и плечи опустились.

– Жаль, что это произошло?

Как она могла подумать такое?

– Нет, Грейс. – Я придвинулся к ней, шепча ей в волосы и целуя в шею. – Жаль, что пришлось остановиться.