Текст книги "Дом (ЛП)"
Автор книги: Кристина Лорен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
ячейку. Дэлайла наклонилась и руками закрыла лицо. Она почувствовала
подступающие слезы, как сжалось горло и натянулось лицо. Гэвин ушел домой, и она не знала, в порядке ли он, но не могла представить, что Дом
поприветствовал его печеньем и теплом. Сама она не смогла добраться до сейфа
и узнать, знала ли хоть что-нибудь его мама, и не превратились ли их деньги –
если такие были – в пепел. Ее родители были добрыми и отзывчивыми, как стая
волков, у Ноны слабоумие. Она зря сюда пришла. Дэлайла еще никогда не
чувствовала себя настолько подавленной. – Извините. Я сейчас уйду. Просто
дайте мне минутку.
– Дэлайла, – Кеннет подался вперед, чтобы она услышала его шепот. –
Уверен, вы ищете информацию по хорошей причине, но пока вы не придете с
Хилари Тимоти или Вани Редди, я, к сожалению, ничем помочь не смогу.
– Вани Редди? – Дэлайла взглянула в теплые светло-карие глаза Кеннета, и
в ушах зашумела кровь. Надежда. Слабая искра надежды вспыхнула в груди.
– Да, – вежливо улыбнувшись, ответил Кеннет. – Она вписана в список
пользователей счетом.
***
Дэлайла постучала в дверь дома Редди липким дрожащим кулаком. Ей
открыл Давал в футбольной форме с сэндвичем в руке.
– Вот черт, – произнес он, проглотив кусок. – Ты выглядишь кошмарно.
Дэлайла тщетно попыталась руками причесать волосы.
– Мне нужно поговорить с твоей мамой, Дэ.
Вани появилась из кухни, вытирая руки о полотенце.
– Дэлайла?
– Тетушка, простите, что пришла без звонка.
Женщина успокоила ее и пригласила войти.
– Вани, – начала Дэлайла, опуская рюкзак рядом с вешалкой. – Вы знали
маму Гэвина?
– Да, я ее знаю.
– Мне кажется, Гэвин в беде. И не знаю, кто еще сможет мне помочь.
Вани поманила Дэлайлу за собой в гостиную.
– Хилари звонила и искала ее. В этом дело?
Посмотрев на Давала, Дэлайла спросила:
– Что ты ей рассказал?
Он проглотил кусок и, вытаращив глаза, ответил:
– Еще ничего.
– О чем рассказал? – Вани повесила полотенце на спинку стула и села. – Во
что вы ввязались?
– Вы когда-нибудь были в доме Тимоти?
Она кивнула.
– Давно. Мы с Хилари были когда-то… ну, мы были близкими знакомыми, если это важно. Не подругами, но и не чужими людьми. Я давно ее не видела.
– Вы так говорите, словно она еще жива.
Вани замолчала, наклонив голову, словно обдумывая слова.
– А ты говоришь так, словно она мертва. Но мертвые обычно не звонят по
телефону, Дэлайла.
– И вы общались с ней этим утром?
– Ну да. А что тут такого?
Дэлайла сглотнула и подалась вперед.
– Вани, я бывала в доме Гэвина, но никогда не встречала ее. Даже не видела
ее.
– Пойми, Хилари любит уединение, она необычная…
– Нет, тетушка, – сказала Дэлайла, с виноватым видом перебивая ее. –
Даже Гэвин ее никогда не видел. С детства. Он живет там один.
Вани прижала ладонь к груди и с ужасом посмотрела на нее.
– Быть такого не может, джаану.
– То есть не один, а с Домом, – медленно объясняла Дэлайла. – Дом…
одержим или захвачен призраком. Он вырастил Гэвина. Он всю жизнь был добр
к нему. Но когда мы с ним начали встречаться, он не обрадовался.
– Она говорит правду, Амма, – прошептал Давал.
– Думаю, вам звонил Дом, – сказала Дэлайла. – Это ловушка. Наверное, Дом что-то с ней сделал.
К ужасу или, может, облегчению Дэлайлы – могли чувства так
перемешаться? – Вани, казалось, хотела ей верить.
– Вы ведь знали, что с Домом что-то не так, – произнесла Дэлайла.
Вани не ответила, вместо этого спросив:
– Почему Гэвин никому не рассказал?
– Он ничего толком и не знал. Когда был маленьким, он был не в курсе, а
когда понял, насколько отличается от других, то испугался, что у него будут
проблемы или что-нибудь случится с Домом. Что его заберут.
– Но почему ты не рассказала мне, Дэлайла?
– Меня здесь не было почти шесть лет! – вскрикнула Дэлайла. – Все мы
считали, что Дом жуткий, но никто не подходил ближе, чтобы увидеть больше.
Пока я не вернулась и не начала ходить за ним…
– Преследовать, если точнее, – подшутил Давал, и женщины посмотрели на
него.
– …и он впустил меня внутрь, – продолжила Дэлайла. – Сначала мне это
показалось невероятным. Было похоже на чудо. Жаль, что вы не видели то же, что и я. Ну а я в свою очередь молчала, потому что не хотела, чтобы Дом
разрубили на части или принялись изучать. Но когда мы с Гэвином сблизились, Дом… начал злиться на меня.
Прищурившись, Вани задумалась.
– Злиться?
– Это ужасно, тетушка. Он преследовал нас. Мою руку ранил именно Дом, а не Гэвин, и не я сама! Он поджег мою комнату, чтобы уничтожить деньги, которые мы откладывали, чтобы вместе уехать куда-нибудь. Он может
проникать в предметы, например, в вещи Гэвина. Может захватывать людей, которые входят в него. Поэтому Гэвина так никто и не забрал: едва только
социальные работники поднимаются на крыльцо, Дом заставляет их
передумывать.
В голосе Вани начал звучать ужас.
– Как он это делает?
– Я не знаю, – подрагивающим шепотом ответила Дэлайла. – Не знаю, один
это дух или миллионы, но кажется, что их много. У всего есть своя сущность.
Некоторые предметы хорошие, как в Гостиной. Некоторым комнатам я
изначально не нравилась, как Кухне или Столовой. Или, – добавила она с
пылающими щеками: – Спальне Гэвина. Им нужен только Гэвин. Клянусь. Если
бы он не покидал Дом, они никого и не тронули бы.
– А он хочет его покинуть? – уточнила Вани.
– Да, но если он этого не сделает, я сама сожгу этот Дом, чтобы забрать его.
Вани встала и подошла к камину, где стоял ряд семейных фотографий: портрет Давала на корточках рядом с футбольным мячом, фото с ее свадьбы.
– Хилари слишком много игралась с благословениями и очищениями,
душами и духами. Она пришла ко мне в надежде, что я знаю больше, ведь моя
мама была очень религиозной женщиной, но я убедила ее, что следую лишь
учениям хинду. Во мне нет ничего мистического.
Дэлайла взглянула на Давала. Он упоминал о церемонии благословения, но
Дэлайла впервые ощутила леденящий кровь страх от этих слов.
– Думаете, она ее сделала? Церемонию благословения?
– Хилари баловалась со многими религиями, выбирала те, что были ей по
нраву. И рассказала мне о благословении дома. У нее… была сила, но она
казалась невинной. У нее был свободный дух, может, немного чудной, но у нее
были хорошие намерения. Она бросила мужа, который, полагаю, был очень
хорошим человеком, и переехала сюда, чтобы купить дом. Ей хотелось
выращивать здесь собственную еду, хотелось жить не так, как все. Когда она
начала говорить о благословении дома, я сказала ей, что это плохая идея. Я
была знакома с семьей, что была в курсе подобного, но сама я не знала. Не
достаточно, скорее.
– Вот видишь? – прошептал Давал Дэлайле.
– Когда я видела ее в последний раз, – продолжила Вани, – ей нужен был
кто-нибудь, кто помог бы открыть ячейку в городе для документов. Она всегда
осторожничала с такими местами: банками, государственными учреждениями,
– всем официальным. Когда мы вышли из дома, она упомянула, что считает, будто провела церемонию благословения неправильно. Я спросила, что она
имела в виду, но она сказала лишь, что дом теперь кажется наполненным. Она
была напугана этим. Вот и все.
– После этого вы ее не видели?
– Нет, Дэлайла. Она всегда была немного затворницей, и я решила, что это
ухудшилось. Людям нельзя мешать быть странными.
– Мы нашли ключ от сейфа Хилари, – объяснила Дэлайла. – Это было
после пожара. Мы хотели заглянуть в сейф и узнать, что оставила его мама, чтобы самим попытаться сбежать из дома. Или из города. Но потом она
позвонила, и Гэвин пошел искать ее, а мне сказал идти в банк.
Давал наклонился, на его лице было написано потрясение.
– Вы собирались уехать?
Дэлайла уставилась на него с огромными глазами.
– Да, черт возьми, мы собирались уехать!
– Ди, твои оценки такие хо…
– Давал! Что-то подожгло мой дом! Плевать на мои оценки! Я могу
окончить школу и в другом месте!
Взгляд Вани прояснились в понимании.
– Ты попыталась, но не смогла добраться до сейфа.
– Да, я не смогла.
– И ты знала, до того как прийти сюда, что у меня есть доступ, – тихо
сказала Вани.
– Пожалуйста, мне нужна ваша помощь.
Кивая, Вани встала.
– Я соберу вещи.
Дэлайла остановила ее, взяв за руку, с извиняющимся взглядом.
– Тетушка, я не могу покинуть город без Гэвина.
– Знаю, джаану.
Голос Дэлайлы стал едва слышным шепотом.
– Вы поможете мне его вытащить? Я не знаю, с чем там придется
столкнуться.
– Я попробую. Банк по пути. Это займет не больше пары минут, а потом мы
отправимся за твоим Гэвином. Но, Дэлайла, нужно не просто вытащить его
оттуда и уехать из города. Если все это правда, нам нужно разобраться с
призраком, а мне придется положиться на старинные знания о таком.
***
С Вани до сейфа добраться было просто. Установление личности, подпись в
бланке, и они с Кеннетом тут же прошли вглубь здания.
– Когда закончите, – тихо сказал он, – отложите ящик и поднимайтесь. Или, если хотите, я помогу отнести ее на место.
Ящик был длинный и плоский, а еще слишком легкий, чтобы содержать все
ответы, в которых так нуждалась Дэлайла. И оказалось, что в ящичке лежала
небольшая стопка бумаг: две фотографии, три исписанных от руки листка
бумаги, которые выглядели так, словно их в спешке вырвали из тетради, свидетельство о рождении Гэвина и акт на землю, где стоит дом. Они забрали
все и пошли к машине.
– Подождем его здесь? – спросила Вани. – Еще ведь только десять,
Дэлайла. Он говорил тебе быть здесь в одиннадцать.
– Я не могу сидеть и ничего не делать. Шансов нет, что все хорошо.
Давал вел машину, и двигатель успокаивающе гудел, пока Дэлайла
рассматривала содержимое сейфа. Хилари была красива дикой, природной
красотой – на одной фотографии ее каштановые волосы были убраны с лица
кожаными шнурками и заколками с камнями. На ней было ниспадающее синее
платье из нескольких слоев. Ее черные глаза светились счастьем, и она держала
в руках маленького Гэвина так, словно одолела весь мир, родив его.
На втором фото Гэвин был постарше, едва мог ходить и покачнулся, чуть не
упав, а Хилари опустилась на тротуар перед ним, раскинув поддерживающе
руки. За ними возвышался дом, окнами-глазами глядя на них.
Дэлайла уже почувствовала в нем жизнь, и крупная дрожь пробежала по
рукам.
– Вот, – сказала Вани, передавая Дэлайле записи. Они были короткими, написанными большим округлым почерком. Края первых двух страниц были
неровными, неаккуратно вырванными из тетради. Дэлайла прочитала их вслух:
«Закончила сегодня благословение, и я чувствую любовь этого дома ко мне
и Гэвину. Все вокруг нас словно ожило, и это прекрасно! Я сидела с Гэвином в
гостиной и просто дышала, медитируя с картинками о нашем будущем здесь. У
нас вся жизнь впереди в этих стенах. Я никогда еще не чувствовала себя такой
окруженной невидимой заботой».
Низа страницы не было, словно важной была только эта часть.
– Если я правильно помню… это часть церемонии, – тихо сказала Вани, –
когда ты впускаешь жизнь в дом. Но есть небольшая разница, выпускаешь ли
ты жизнь в дом или просто впускаешь жизнь. Боюсь, Хилари тут ошиблась.
Чудовищно ошиблась. Боюсь, она впустила жизнь во все предметы в доме.
Дэлайла переложила наверх вторую запись и принялась разглядывать ее.
«Я встретила любимого мужчину. Мы переедем? Или не переедем? Рон не
был в доме, и я не знаю, хочу ли я, чтобы он жил здесь. Это наше убежище, наш
мир чудес. А что он подумает? Мы так много не можем понять в этом мире. Но
этим вечером он попросил меня принести Гэвина и переехать к нему. Я не хочу
покидать наш дом! Но я люблю Рона! И сказала, что подумаю. А теперь я дома, и Дом ужасает. Он холодный, и я не могу отыскать свою комнату. Гэвин был в
детской, а потом оказался внизу у ступенек. Я отнесла его наверх, чтобы
принять таблетки от головной боли, а когда вернулась, его снова не было.
Нашла его на кухне, ходившего по стойке с ножами. Я закричала на дом. И
сказала ему отстать от моего ребенка. Ненавижу себя за это. Дом любит Гэвина.
Знаю, любит, но он никогда еще так меня не пугал.
Я пишу это, потому что боюсь говорить об этом вслух. Я думала, если
увижу это на бумаге, то пойму, какая я глупая. Но смотрю… и не вижу
глупостей».
– Видите? – прошептала Дэлайла. – Боже мой, – она знала, что
происходило. Она знала. Знала.
Последняя запись была отражением спутанных мыслей, больше, чем
остальные. По почерку была заметна спешка и паника, слова были с сильным
нажимом написаны на чистой бумаге банка.
«Что-то изменилось. Мои мысли мне не принадлежат. Голова все время
болит. Я боюсь того, что наделала. Я пыталась очистить воздух шалфеем.
Пыталась жечь ладан и есть маринованный чеснок, разбрасывать по дому соль.
Делала каждое найденное заклинание, но ничего не сработало. Дом теперь меня
пугает. Вчера вечером я пошла в подвал за банкой персиков и застряла там на
несколько часов, потому что дверь закрылась. Ее ЗАКРЫЛИ. Она никогда не
запиралась, а в этот раз это случилось, и Гэвин был один наверху! Я вышла, наконец, когда дверь открылась, и Гэвин сидел в своей комнате и тихо играл. А
я чувствую… Звучит глупо, но мне кажется, что Дом думает, будто Гэвин
принадлежит ему. Не мне».
Дэлайла посмотрела на Давала в зеркало заднего вида, чувствуя страх.
– Дьявольщина какая, – прошептал он.
– Думаю, она умерла, – сказала Дэлайла, а в ее желудке словно появился
тяжкий груз.
– Это была она, – возразил Давал. – Я в этом уверен. Мы заберемся в дом, и
ты увидишь. Все будет в порядке.
Дэлайла вернулась к записи:
«Не знаю, что еще сделать. Он наказывает меня странными, пугающими
способами. Прячет мои вещи, заставляет заблудиться по пути к кровати, на
кухню или в ванную. Словно играет со мной. Словно я мышка, а он бьет меня
лапой. То становится тихо, то все кругом дрожит, пока я работаю или готовлю.
Я не знаю, не кажется ли мне все это. Он ставит подножки на ступеньках, роняет картины, когда я иду мимо них, а еще посылает кошмары. О, Гайя, сны… Эти сны прямиком из ада, а проснувшись, я понимаю, что не спала.
В холле все фотографии с Гэвином и Домом. На одной мы были вместе – он
на складном стуле, а я рядом. Часть фотографии сожжена, мое лицо – сплошной
ожог. Я убрала ее, спрятала еще некоторые и начала продумывать план.
Я отвезу Гэвина к Рону, пока не разберусь здесь. Если что-то случится, я
оставлю наши документы в этом сейфе и вечером уеду. Если кто-нибудь найдет
эти записи … помогите ему».
Дэлайла отложила записку в ящик и от паники принялась считать до
десяти.
Раз… два…
Гэвин там.
Три… четыре…
Гэвин один.
Шесть… семь…
Хилари, скорее всего, убил Дом, и все это ловушка. Больше он Гэвина не
выпустит.
Восемь… Девять… Десять.
Дом не тронет Гэвина.
Не тронет.
Не тронет.
Не тронет.
Дэлайла резко вдохнула, проглатывая страх и скользкую панику. Ее голову
заполнил шум шин по асфальту. Дом любил Гэвина и хотел, чтобы она ушла.
Хотел выгнать ее. Он хотел, чтобы она убежала и бросила Гэвина.
Да ни за что.
– Давал! Поверни сначала сюда. К моему дому! – вскрикнула она.
***
Дэлайла разглядывала дома, пока они ехали по ее улице. Все вокруг было
пустым в лучах почти полуденного солнца: тротуар пустовал, улица тоже. Не
было ни ветерка. А яркие дома выглядели как невинные игрушки или конфеты, стоящие уязвимо и ни о чем не подозревающе.
Мамы не было, но Франклин Блу был дома в гостиной и смотрел дневные
новости. Он даже не позвал ее, когда она бросила спортивную сумку в гостиной
и пошла переодеваться в черные джинсы, черную футболку с длинными
рукавами и тонкий жилет. Она завязала ботинки и посмотрела на себя в зеркало
в столовой.
В комнату вошел Давал.
– Ты выглядишь плохишом.
– Так и надо.
– Разве Дому не все равно, как ты выглядишь? – спросил он, пытаясь
внести в разговор немного своей фирменной развязности, но получилось
плоско.
– Да, но мне нужно чувствовать себя как та, кто на такое способен. В мини-
юбке и футболке-поло демонов не убивают.
Он пошел за ней через гостиную – Франклин возмутился только в момент, когда они закрыли собой телевизор, – и вместе они вышли на задний двор.
– Куда ты идешь? – прошипел Давал, следуя за ней в сарай. Его глаза стали
огромными, как блюдца, когда она потянулась за топором на стене. – Дэлайла, ты спятила?
– Думаешь, справлюсь голыми руками? – она говорила смелее, чем
чувствовала себя, и схватила обеими руками оружие. Стоит ли брать его с
собой, или лучше оставить руки свободными и просто защищаться? Она
представила куски дерева и пластика, представила огонь и ветер, крупную
дрожь дома, трясущегося вокруг нее. Если у нее будет оружие, не заберет ли его
Дом? Сможет ли она хоть что-то контролировать?
– Топор? – он зашипел громче. – Это не зомби-апокалипсис, девочка! У
твоего отца нет пистолета?
– Думаешь, пистолет поможет разобраться с одержимым домом? Топор хотя
бы не нужно перезаряжать!
– Что тут происходит? – послышался грубый низкий голос отца Дэлайлы, и
подростки обернулись к нему с огромными глазами.
– Нам нужен топор, чтобы вырубить засохшее дерево у Давала, – тут же
спохватилась Дэлайла.
Франклин прислонился к дверному проему, скептически глядя на них и
скрестив руки на груди. Он был таким большим, что на миг Дэлайле захотелось, чтобы он был чуть более сумасшедшим и опасным – он стал бы отличным
дополнением к их команде.
– Разве у Рави нет своего? – спросил он.
– Нет, сэр, – ответил Давал. – Отец считает, что дела с топором стоит
поручать садовникам.
Франклин проигнорировал Давала.
– Не думаю, что хочу, чтобы ты уносила топор из дому, Дэлайла. От этого
будет много проблем.
Если бы он только знал…
– Ты можешь сам привезти его нам, – сказала она, задержав дыхание. Было
рискованно, но странности были ей на руку. Лень отца была такой же
безграничной, как и его стремление оставаться малообщительным.
Дэлайла наблюдала, как отец проворчал что-то и направился в дом. Собрав
все необходимое, они собирались уже уходить, когда ее внимание привлекло
что-то на верстаке. Сарай был частью дома Блу, в которой не бывала мама
Дэлайлы и не вмешивалась в дела этого места. На слое пыли, покрывавшей
верстак, почерком Гэвина было нарисовано сердце и написаны слова «Гэвин
любит Дэлайлу».
***
Давал сел рядом с ней на заднее сидение и взял ее за руку.
– Ты в порядке? – спросил он.
Нет.
Глубоко вздохнув, Вани завела машину.
– Мы уедем, если кто-нибудь будет ранен.
– Хорошо, – соврала Дэлайла. Она не уйдет, пока с ней не будет Гэвин.
«Все происходит слишком быстро. Но… почему мы не сделали этого
раньше? Безумие какое-то».
– Знаю, ты думаешь, что Дом не тронет Гэвина, – продолжила Вани, – но
мы вызовем полицию, когда это закончится.
– Если полиция приедет, Дом обрушится, – Дэлайла закрыла глаза и
вобрала в легкие столько воздуха, сколько смогла.
– Думаю, духов больше тревожит Гэвин, им будет все равно, где мы, – тихо
отозвался Давал. – Наверное, сначала нам нужно найти его.
– Я найду его, – сказала Дэлайла. – А вы оставайтесь снаружи, пока я его не
приведу.
Кивнув, Вани взглянула на них в зеркало заднего вида и свернула налево от
платана.
– Как только выведешь его, нам нужно выгнать всех духов к нему, а
потом… – она покачала головой, и Дэлайла впервые увидела, что Вани тоже
пытается казаться смелее, чем чувствует себя. – Может, я смогу прогнать их? Не
знаю! Я никогда еще этого не делала! Эх, была бы здесь моя мама.
– Вы сможете, – сказала Дэлайла. – Мы все сможем. Сначала нужно собрать
их вокруг нас, да?
– Да, джаану.
С тихим испуганным смешком Дэлайла прошептала:
– Они меня ненавидят, – она закрыла глаза, сказав это, и едва могла
представить, что именно обнаружит, войдя в дом.
Это будет попыткой пересечь врата в ад.
Это будет прогулкой прямо внутрь тикающей бомбы.
Когда она подняла взгляд, Дэлайла заметила, что Вани смотрит на нее в
зеркало заднего вида.
– У нас ведь нет другого выбора? – спросила та.
Дэлайла села прямее и взглянула на Давала. Из-за всего этого он был таким
тихим, таким непривычно задумчивым, просто внимательно слушал их обеих.
Но когда он заглянул в ее глаза, то выглядел решительно… и бесстрашно. От
взгляда в его глаза она ощутила какой-то буквальный рывок, словно он схватил
сердце Дэлайлы и напомнил ему, как биться.
– Гэвин там, – прошептал он. – В этом безумном доме, Ди. Он искалечит
всех, кто встанет на пути. Никто не может быть в безопасности, пока он
существует. Нам нужно сделать это. Я смогу.
– Я зайду и найду его, – произнесла Дэлайла. – Он может менять все и
сбивать нас с толку, но я хотя бы была там раньше. А вы останетесь на дороге
перед домом и будете ждать, пока я вас позову. Что бы ни случилось, оставайтесь снаружи. Сзади есть амбар. Я отведу его туда. Место маленькое, но, наверное, самое безопасное для всех нас. Как только мы попадем туда, вам
нужно быть готовыми.
Вани снова посмотрела ей в глаза.
– Мы будем готовы.
– А потом, Давал… – начала она, глядя на лучшего друга.
Он поднял взгляд темных глаз, мерцающих в свете полускрытого облаками
солнца.
– Что?
– Ты все еще умеешь замыкать провода?
Когда Давал вернулся из поездки в Калифорнию к родственникам, он
написал Дэлайле на электронную почту, хвастаясь, что один из них научил его
замыкать провода в машинах. Судя по вскрику Вани и тому, как округлились ее
глаза, об этой части своих каникул сын ей не рассказывал.
– Конечно, – гордо улыбаясь, ответил Давал.
– Ключи от старой машины у Дома, так что тебе придется завести ее
самому. Мы с Гэвином уедем подальше из этого города.
***
Они припарковались у тротуара, и Дэлайла вышла. Влажные листья на
земле напоминали синяки – сине-серые на серой цементной дороге. Когда-то
живой двор был тихим, не было ни ветра, ни двигающихся лоз, ни птиц на
деревьях вокруг, никаких звуков жизни, кроме стука собственного испуганного
сердца в ушах.
Она посмотрела на возвышающееся перед ней здание. И ей показалось, что
она смотрит на совсем другой дом: когда-то красивое здание покосилось, став
мрачным и чудовищным. Дом был темным и тяжелым, плотный гнилой воздух
снаружи напоминал о пропитанном водой дереве, треснувшем цементе и сухой
траве.
Но детали дома были скрыты за туманом, поэтому ей пришлось
приблизиться, чтобы лучше видеть. Очертания Дома стали четче, когда она
подошла, оказавшись чуть ли не в метре от железных ворот, которые легко
открылись с пронзительным скрипом. Тьма за ней, когда она вошла на
мощеную дорожку, и уверенность Дэлайлы пошатнулась. Она пошла дальше, и
когда-то цветущий двор выглядел так, словно им не занимались два
десятилетия. Не осталось ни зеленого газона, ни желтого. Никаких цветущих
деревьев или клумб с тюльпанами. Все было коричневым. Дом стал захудалым, ветхим, словно вся жизнь, как и птицы, просто исчезла.
Но Дэлайла понимала лучше. Она знала, что все собралось внутри в
ожидании.
Глава двадцать восьмая
Он
Сначала он заметил голубое небо. Не сказать, что голубое небо в это время
года было редкостью, ведь стояла весна, но в этом уголке, если смотреть от
усаженной деревьями улицы к Дому, синева была только над этим местом.
Небо над Домом даже летом всегда было усеяно облачками темного дыма.
Ровная спираль постоянно выходила из Дымохода и рассеивалась, достигнув
облаков. Но сегодня, ранним утром, каждый пядь пространства над Домом была
черной, как ночь, словно ненависть залила небо, а утреннее солнце не смогло
победить тень.
Земля была усыпана листьями и опавшими ветками, которые захрустели
под резиной его велосипеда, когда Гэвин остановился. Даже в странной
утренней тьме он понимал, что из Дымохода не идет дым, а значит, нет и огня.
А огонь был всегда.
Дом никогда ничего не делал без причины, и с тенью сомнения Гэвин знал, что он и есть эта причина. Дом ждал его.
Солнце начало проникать сквозь ветви деревьев у соседей, и хотя он
почувствовал, как тепло начинает проникать за шиворот его темной толстовки с
капюшоном и согревать кончики его ушей, Гэвин дрожал от зловещего холода, окружившего его дом. Он понятия не имел, что увидит, когда откроет дверь, но
знал, что пора.
Он принялся рассуждать, а не отбросить ли вообще идею сюда приходить, зная, как легко было бы остаться в кабинете музыки с Дэлайлой, забыть обо
всем и затеряться в ней. Они поймали бы утром автобус и тихо сбежали бы из
города. Может, смогли бы уехать на неизвестное расстояние, что позволило бы
им вырваться из зоны доступа Дома. Дэлайле через пару дней исполнится
восемнадцать. Ему – через две недели. И он не был уверен, кого из них будут
искать с наименьшей вероятностью.
Он знал, что уехать – умный поступок. Знал, что стоило попытаться. А
сообщение Давала все изменило. Но чем дальше Гэвин находился от кабинета
музыки и разговора с Давалом, тем больше ему казалось, что Дом играет с ним, умудрившись спародировать женский голос по телефону. Хотя если был шанс, пусть и маленький, что там, где-то внутри была его мама, он должен
посмотреть.
Его сердце, казалось, пыталось вырваться из груди. Пульс был неровным, сбивчивым, и это так отвлекало, что Гэвин задумался, мог ли он паниковать
перед этим темным монстром впереди.
Закрыв глаза, он попытался успокоить дыхание и мысленно составил
список задач:
Попасть внутрь, услышать голос мамы, собрать все необходимое и уйти.
Найти Дэлайлу.
Найти Дэлайлу.
Дэлайлу.
У него было мало опыта с одержимостью, и он никогда не считал себя
излишне сентиментальным – в конце концов, ему никогда не казалось, что вещи
в Доме принадлежат ему – но сейчас он стоял снаружи, и, оказалось, у него
горстка вещей, которые он не мог бросить здесь. Он хотел забрать найденную
Библию и фотографию мамы. Он не смог бы спокойно спать, если бы оставил
свои альбомы, и, если получится, хотел найти ключи от машины. В этом случае
у него были бы его вещи и способ увезти их из города. На бьюике сбежать куда
проще, чем на велосипеде.
Для сохранности он оставил велосипед за железными Воротами – если
случится худшее, а он не сможет поймать машину – и направился в Дом.
Ворота не открылись сами по себе, как обычно. Гэвин толкнул их, и они
резко со скрипом замерли, когда он вошел во двор. Не только Дымоход молчал, но и газон выглядел… мертвым. Действительно мертвым, причем с обеих
сторон. Трава была коричневой и сухой, в трещинах ведущей к крыльцу
дорожки из брусчатки проросли сорняки. Дом выглядел по-настоящему
заброшенным, брошенным будто долгие годы, и словно он там никогда не жил.
Лозы, обвившие колонны крыльца, стали тоньше, лиловые лепестки новых
цветов стали хрупкими и сухими, как старая бумага, они падали по одному в
уже сформировавшуюся горку на верхней ступеньке. Гэвин не понимал, что
именно привело к этому, и он успел подумать, вдруг Дом… как-то ушел?
Может, его мама вернулась, и Дом ушел, потому что его услуги уже не были
нужны?
Он не знал, как это воспринимать. С одной стороны, в этом всем был намек
и ему, правильно? Уйти. Жить своей жизнью. Но почему он чувствовал
знакомую панику? Эту дрожь в руках от мысли быть одному.
– Я дома, – поприветствовал он, войдя в прихожую и сжав челюсти, когда
желание позвать маму стало почти невыносимым. Он изо всех сил старался
унять дрожь в руках, пока расстегивал толстовку и вешал ее на крючок у двери.
Разуваться он не стал.
Гэвин осмотрел холл и прислушался, ожидая звук шагов в одной из комнат
или на лестнице. Тишина.
– Есть тут кто-нибудь? – спросил он, стараясь держать голос ровным.
Камин ожил пламенем, маленькие язычки окружили всегда лежавшее там
полено.
Что-то здесь по-прежнему было, но мама не появилась. Он попытался не
обращать внимания на ощущения в животе, словно в его диафрагме открылся
люк, и сердце упало в него.
– Все в порядке? – он посмотрел на лестницу и темную площадку выше. –
Снаружи темно.
Он спокойно зашагал к столу, стараясь выглядеть так, словно не понимает, почему что-то неладно, и остановился у стопки писем на нем. Дрожащими
руками перебрал рекламные листовки и конверты с купонами. Они получали
ненужную рекламу и соседские флаеры, но не счета. Ничего личного или
требующего ответа в Дом не попадало. Он решил, что Дом работает не на
исчисляемом электричестве или газе. И поскольку кабельного телевидения не
было, не было и счетов. Гэвин даже не знал, платят ли они налоги. Дом всем
управлял сам, платить было некому.
Но стоя здесь, цепляясь за нереальный шанс, что в доме была его мама, он
подумал: «Не было бумаг, где требовалась подпись? А кто перевел его в школу?
Кто расписывался, когда приходил доктор, полубессознательный, словно робот?
И почему он никогда не задумывался об этом до появления в его жизни
Дэлайлы? Гэвин всегда понимал, что его реальность отличается от мира
окружающих, но за этим пониманием всегда лежала темная, тайная вера, что
Дом делает его еще и особенным.
Одно-единственное слово ворвалось в его мысли: как?
Как мальчик мог оставаться сиротой, чтобы никто в городе не знал, что
случилось с его мамой?
Как он мог быть таким удачливым, что его вырастил Дом?
Как он мог не задуматься, когда Дом начал нападать на Дэлайлу, и ранил
ли он его маму?
А если Дом не был хорошим? И что, если сам он жил тут все это время, слепо доверяющий, а его единственная семья была… злой?
Пытаясь сохранять спокойствие и подавив комок слез, Гэвин продолжил
вслушиваться в возможные звуки человеческой жизни в доме. Он опустил
стопку писем на стол и пошел на Кухню, взял стакан и наполнил его водой из-
под крана.
Он пил, держа стакан дрожащей рукой и пытаясь не обращать внимания
странную темноту снаружи. Вернувшийся в Камин огонь согревал передние
комнаты. Тарелка со свежим печеньем стояла на столе. Ромашки на
подоконнике разжали лепестки и посмотрели на него.
– Думаю, я пойду наверх и посплю, – произнес он.
Гэвин взял яблоко из плетеной корзинки и выпрямился, вытирая красную
кожицу фрукта о ткань футболки.
– Я уснул, репетируя для весеннего концерта, и шея затекла. Но я посплю, и
все наладится. Может, мы потом осмотрим систему полива снаружи, когда я
проснусь? Она в плохом состоянии.
Ромашки кивнули головками, но не двинулись, чтобы коснуться его, когда
он поставил стакан в раковину.
Гэвин поднялся по ступенькам, наступая на каждую и надеясь, что
выглядит не так тревожно, как себя чувствует. Было слишком тихо. В Доме
всегда кипела энергия, и он привык к этому: к легкой дрожи, к ощущению
движения вокруг него, из-за чего ему было проще засыпать по ночам и из-за
чего он помнил, что не один. Он чувствовал подрагивание стен и дерева под
ногами. Чувствовал дрожь воздуха. Сегодня она тоже была, но другая.
Дрожь была тяжелой. Напряженной. Ему казалось, он попал в сжатую
мышцу, зная, что Дом не станет причинять ему вред, но чувствуя при этом
окружавшую его пульсирующую ярость.
Зажегся свет на втором этаже, но лампы загудели нескладно. Ступеньки