Текст книги "Дом (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

пианино, но Столовая порой пугает.

Она вскинула брови в безмолвном вопросе.

– Его можно назвать отшельником, в комнате всегда холодно, а потому мне

там не нравится, – он вывел ее на улицу, и ей показалось, что она сошла с

корабля на берег – ее немного покачивало.

– Ты как? – рука Гэвина подхватила ее под локоть, нежно обхватывая

теплыми длинными пальцами. Ощущение падения исчезло, стоило ей

прижаться к нему, и она задумалась, не сделала ли это намеренно, ведь он уже

обнимал ее, и она чувствовала себя прекрасно. Защищенной и устойчивой, и – к

сожалению – отчаянно жаждущей поцелуя.

Они устроились на траве под вишневым деревом. Солнце сверкало, и

Дэлайла смогла сесть так, чтобы лучи не светили в глаза. Так вышло, что при

этом ее голова легла на плечо Гэвина.

– Можешь спрашивать еще, – сказал он. – Уверен, ты под впечатлением.

Она кивнула и поняла, что он это почувствовал, так как придвинулся ближе.

Ощущение было таким, словно по ее венам пустили горячую воду.

– Дом как-то может удерживать предметы? Это так действует?

– Не знаю, что именно он делает, но, наверное, это самое удачное описание.

Приборы двигаются. Духовка включается. Я чувствую, что Сарай все делает

сама, но, может, там не только она участвует. Дом порой похож на… существо с

множеством движущихся частей.

Она склонилась, цепляясь за его локоть, и он придвинул руку ближе, чтобы

она смогла ее обхватить.

– Ты здесь счастлив?

– Да, – ответил он. – Ведь другого я и не знаю. Хотя моя жизнь в Доме

отличается от жизней остальных.

Она понимала, что должна расспросить про Двор или про Дом, или как он

учился ходить, говорить, общаться с другими людьми. Но вместо этого

спросила:

– Ты уже приводил сюда девушек?

Он рассмеялся.

– Нет. Ты первая.

– Твое сердце когда-нибудь разбивали?

Его голос был настороженным.

– Этот вопрос не о Доме.

– Но ответь, – она посмотрела на него, любуясь его угловатой челюстью и

тенью щетины на ней. Она задумалась, разрешит ли он ей нарисовать что-

нибудь на нем. Кроваво-красные завитки или неровные серые линии, или слова, как он сам писал. Какие-нибудь руны, быть может, чтобы всех отпугивать от тех

мест, где его хотела касаться только она. – Я твоя девушка и хочу знать.

– Справедливо, – с улыбкой ответил он. – Но нет, не разбивали. Вернее, не

так, как ты сказала. Мне разбивали сердце много раз, пока я был маленьким, когда на меня не обращали внимания или насмехались надо мной. Но сейчас его

вряд ли можно разбить.

Ее сердце чуть не разбилось.

– Это ужасно.

– Не совсем, – его пальцы сжали ее крепче, и все внутри нее отозвалось на

этот жест. – Я не был одинок. Дом меня очень любит. Мебель для меня как

семья, и я вполне счастлив. Я могу общаться с людьми онлайн, там они знают

лишь мой ник и не догадываются, что я выращен Домом-Монстром, словно

волками. И, конечно, теперь у меня есть ты.

Она улыбнулась.

– Да. Есть.

– Как я и сказал, человек вряд ли сможет разбить мне сердце. А вот Дом –

да.

Ветви начали опускаться, пока не коснулись его свободной руки, не

прижатой к ней.

– Спасибо, – прошептал он и осторожно сорвал вишенку, отправил ее в рот, а потом выплюнул косточку в дальний конец двора. Ветка мягко похлопала его

по плечу.

– Что? Ты хотела забрать ее? – спросил он, и дерево коснулось листьями его

щеки и затем отступило. Это означало «да». И Дэлайла поняла, как Гэвин

научился ходить, говорить и всему остальному: его научил Дом. Если он мог

быть нежным, кормить его вишней и возмутиться за брошенную косточку, но

при этом погладить по щеке, то мог и вырастить его.

Гэвина любили.

Со своего места Дэлайла зачарованно наблюдала за их общением.

– Даже не знаю, что спросить, – произнесла она. – Думаю, это потрясающе.

Теплый ветерок пронесся по двору и принес с собой запах весны и тепло

летнего дня посреди зимы.

***

Они не скоро ушли оттуда. Дэлайла была поглощена всем вокруг, но все

еще побаивалась, как много Дом может услышать или увидеть. Он мог заметить

и ее не самые невинные намерения по отношению к Гэвину. Она много раз

представляла, как они будут целоваться, проводя время у него дома.

Он ничего не сказал, когда они встали, лишь погладил ствол дерева, а потом

отвел Дэлайлу к задним воротам на улицу. Вернувшись на обычную дорогу, она

понимала, что теперь вряд ли сможет воспринимать мир по-прежнему. Сколько

еще было таких домов? Сколько еще было таких самостоятельных деревьев, как

во дворе Гэвина?

Пока она думала об этом, у него в кармане что-то зажужжало. Она

удивленно взглянула на Гэвина, а тот, замявшись, все же сунул руку в карман.

– У тебя есть телефон?

– Ну да. Конечно, – он так на нее посмотрел, словно у нее появился глаз на

лбу.

– Ты его купил?

Гэвин вскинул палец, прося ее подождать, пока он ответит. Он не сказал

«Алло» или «Привет», или «Это Гэвин». Он просто ответил:

– Я вернусь в девять, – и отключился.

– У тебя есть комендантский час?

– Конечно, – смеясь, сказал он.

– Но если Дом знает, где ты, зачем говорить ему, когда вернешься?

– Он не всегда видит меня, только если я возьму с собой что-нибудь… из

его вещей, – он хохотнул, сказав это, и тут же выдал извиняющуюся улыбку. –

Или он может следить за мной по траве и проводам, но… – он сделал паузу, – не

думаю, что он так делал. Странно все это кому-то объяснять. Но иногда я знаю, что Дом беспокоится, когда оставляет мне маленькую вещицу на пороге. Как во

время важных экзаменов. Или когда у меня было собеседование, и я очень

переживал, – он улыбнулся ей. – Но обычно я… беру что-нибудь сам.

Дэлайла кивнула, думая о сказанном и о том, сколько свободы у него было

на самом деле.

Казалось, что до девяти еще вечность. Дэлайла взглянула на часы. У нее

действительно есть еще больше пяти часов с ним? В воображении тут же

вихрем закружились картинки, словно быстро пролистанные фотографии.

Сцепленные руки, прижатые к ладони губы, поднимающийся по ее запястью

рот и целующий ее подбородок, губы, веки. Его язык скользит по ее, и тихий

вскрик, который он ловит своим ртом.

Но у нее не было пяти часов. В лучшем случае два, ведь ее комендантский

час совпадал с закатом, а небо уже успело помрачнеть, превратившись в

тусклую зимнюю серость. Гэвин сунул телефон в карман и взглянул на нее. Его

глаза были такими темными и сияющими, как ее с детства любимые черные

стеклянные шарики. Она выдумала, что нашла их во время сафари в Африке, где якобы искала магические коренья и фрукты.

– Я работаю, потому что хочу немного независимости, но деньги всегда

есть в банке.

Дэлайла пришла в себя.

– Что?

Он улыбнулся, словно поймал ее, грезящей наяву о его глазах и

приключениях, которые они видели.

– В Сарае. Там есть банка с деньгами, и она всегда полная. Я не знаю как, но деньги там не кончаются.

Она не ответила, и он с терпеливой улыбкой напомнил:

– Я говорю о том, откуда у меня телефон.

– Банка живая?

– Скорее всего. Она вздрагивает, поднимает крышку, а потом опускает. Но я

с ней почти не общаюсь, только когда нужны деньги.

– Совсем как обычный подросток, – сказала она и улыбнулась.

Его улыбка замерла, а потом стала шире, озаряя все лицо. Дэлайла поймала

себя на том, что вот-вот потеряет голову или растает прямо тут, если он и

дальше будет так улыбаться.

– Меня еще не называли «обычным».

– Тебя и нельзя таким назвать, кроме отношения к банке с деньгами.

– А тебя? – спросил он.

– О, еще как. Может, не буквально этим словом, скорее другими – милая, тихая и воспитанная.

– А ты не такая.

– Невоспитанная? – она заметила еще одну его улыбку. Дэлайле

понравилась мысль, что он считает, в ней есть что-то дикое, словно закованное

в стальной коробочке. И едва он ее поцелует, возможно, часть этой дикости

вырвется и вцепится в него.

– Не думаю, что ты такая, но ты точно не обычная, – сказал он.

Потянувшись вперед, он поймал прядь ее волос и накрутил на палец, скользнул

по ней и легонько потянул. – Очень даже необычная. И когда ты так на меня

смотришь, я хочу провести языком по твоим губам, пока еще не село солнце.

В ее груди грохотало, как от промчавшегося табуна лошадей.

– Ты можешь.

Он сделал вид, что не услышал, и тихо сказал:

– Никто еще на меня так не смотрел.

И она ему верила. Она сама никогда и ни на кого так не смотрела.

– Почему бы тебе не поцеловать меня?

– Боюсь, тогда я не смогу остановиться, а ты опоздаешь домой.

Она представила злое лицо отца и встревоженное – матери, как они сидят

на кухне поближе к часам.

– Может, этого того стоит.

Он закусил губу, словно думал о поцелуе. Нежная красная плоть побелела, когда он сжал ее зубами. Он был для нее очень важен. Он был самым

чувственным человеком из всех, кого она видела. Дэлайла закрыла глаза.

– Думаю, тебя нужно целовать долго-долго, – прошептал он.

Она резко выдохнула и зажмурилась еще сильнее. Ей хотелось, чтобы он

остановился, но при этом она надеялась, что он этого не сделает.

– И не только целовать. Что бы я почувствовал, если бы ты укусила мое

плечо? Или если я укушу тебя в ответ – понравилось бы тебе?

Дэлайла подумала, что ей бы понравилось, она просто знала это. Эта

неизвестность и опасная тьма в нем притягивала ее, но еще сильнее ее влекло к

Гэвину его искренность: он говорил, о чем думал, и не стеснялся того, что

отличается.

Она хотела открыть глаза и увидеть, какой он, когда говорит ей такое, но

прежде чем успела, ощутила легкое прикосновение его губ к ее, как его пальцы

обхватили ее талию, и острый укус на своей нижней губе. Боль заставила ее

вскрикнуть и захотеть еще.

– Завтра скажешь, понравилось ли тебе.

Когда Дэлайла наконец открыла глаза, идущий по дороге Гэвин казался

черной точкой вдали.

Глава десятая

Он

Гэвин рассказал своей Комнате о произошедшем сегодня с Дэлайлой,

умудрившись не превратиться во влюбленного поэта. Как она улыбалась, как

смогла остаться смелой, как казалась крошечной рядом с ним. В комнате стало

тепло.

– Я устал. Разговоры с ней сложные. Она словно смотрит на меня и читает

мысли. Я ничего бы не смог от нее утаить.

В комнате стал холодно.

– Она уже была здесь, Комната. Она знает о тебе, ты уже не тайна. И ты ей

понравилась.

Края Одеяла приподнялись, обнимая Гэвина. Кто же знал, что все предметы

внутри Дома такие чувствительные, и им до всего есть дело?

– Ты приглядываешь за мной, когда я на улице? – ему всегда это было

интересно, а после разговора с Дэлайлой – особенно. Когда он был маленьким, что-нибудь из Дома всегда сопровождало его на улице. Но теперь, когда он

вырос, у него складывалось впечатление, что Дом старается дать ему

почувствовать, как оставаться независимым, несмотря на то, что он никогда не

был один.

Гэвин подозревал, Дом присматривает за ним почти все время, хоть он

толком и не понимал, как. Посредством сплетения веток или проводов? Он

никогда не спрашивал, ведь раньше это его не особенно и волновало.

А теперь ему нужно было знать, сможет ли он при желании уединиться с

Дэлайлой.

– Ну так что, Дом? Ты все время следишь за мной?

Температура в комнате не изменилась. Одеяло не сдвинулось. Ответа не

последовало.

– Я так и думал, – тихо произнес он.

Глава одиннадцатая

Она

– Хватит трогать губу, Дэлайла, – сказала ее мама и натянуто улыбнулась, пытаясь отвлечь ее. – Ты сломаешь себе челюсть. А еще у тебя грязные пальцы,

– появятся прыщи.

– Ладно, – пробормотала Дэлайла и опустила взгляд в тарелку. Пресные

овощи, мягкая курица, переваренный рис. Она подняла взгляд на потолок и на

миг захотела, чтобы лампа мигала не просто так, а в веселом ритме. Молчание

было пугающим. Она скучала по хаосу во время ужина в старой школе, когда

позвякивали вилки, кто-то проливал свой напиток и сотни девочек

взволнованно перешептывались. Она подумала и о том, каким мог быть ужин у

Гэвина и возможны ли поцелуи у него за столом.

Жаль, у нее не было его номера, чтобы позвонить после ужина и сказать, что ей понравился его поцелуй.

– Дэлайла Блу, я же сказала, перестань трогать губу.

***

В ту ночь сны Дэлайлы были путаными и притягательно пугающими. Она

постоянно просыпалась и каждый раз помнила, что погибала там по самым

невинным причнам: забыла выключить плиту, и весь дом взорвался; она снова

уснула, и в этот раз в наполненную ванну упал фен, а потом она упала с

лестницы и приземлилась на нож, который держала в руке. Каким-то образом

Дэлайла добралась до кухни и схватилась за нож. Она выронила его и, почувствовав подрагивание мышц, проснулась окончательно.

У нее болела голова и пульсировали виски, и она прижалась к ним

пальцами. В шкафчике в ванной нашла тайленол и снова легла, проспав до

восхода солнца.

Утро выдалось темным, и Дэлайла решила сделать вид для себя, что она

вовсе не ложилась спать, а протанцевала всю ночь. В душе она притворилась, будто сейчас три часа ночи, и она смывает с себя пот после танцев, а не всего

лишь последствие кошмаров.

Она взяла первую попавшуюся одежду, подозревая, что Гэвин даже не

заметит, что на ней надето. Справедливости ради стоит заметить, что появись

он в школе в брюках и рубашке-поло, у нее случился бы сердечный приступ.

Так что, наверное, и ее одежда была важна. Дэлайла разгладила руками красную

юбку и белый свитер. Слишком просто. Она переоделась. Выразить себя

посредством одежды – это труд, и немалый.

Глядя на себя в зеркало, она провела руками по узким девичьим бедрам к

груди, которой почти не было видно. Еще в частной школе она чувствовала, что

ее телу чего-то не хватает, чтобы нравиться парням и чтобы стать женственной

и догнать сверстниц. Ей нравились мускулы Гэвина под его футболкой.

Нравилось, как на его руке проступают вены, когда он закидывает сумку на

плечо, как из-под рукавов выглядывают бицепсы. Он был сильным и мог легко

повалить ее на траву одной рукой.

За завтраком – слишком много пресной вежливости. Дорога в школу –

слишком длинная. Но вид Гэвина, ждущего ее у ворот школы, тут же заставил

все внутри нее сжаться и запылать.

– Ну так как? – спросил он, пока она приближалась, но была еще слишком

далеко, чтобы расслышать.

– Что? – отозвалась она.

– Понравилось?

В ответ она ускорила шаги и прижалась к нему, обвив руками шею и

притягивая его все ниже

ниже

и ниже

к своему рту и губам.

– Слишком понравилось, – сказала она, и он снова прикусил ее губу. Она

ответила, втянув его губу в рот и потянула его за волосы. Звук, который он при

этом издал, запустил фейерверки по ее телу до кончиков пальцев ног.

– Слишком?

– Я не могла перестать думать об этом. Мама кричала, чтобы я не трогала

губу, – тут брови Гэвина поползли вверх.

– Да ну? Кричала?

– Ну ладно, не совсем. Она не кричала. Но ворчала весь ужин, и голос был

не из приятных.

– Потому что ты все время трогала губу?

Дэлайла кивнула.

– Теперь тебя это будет ждать постоянно.

Раздался школьный звонок, и Гэвин обхватил рукой ее плечи, уводя ее к

зданию.

– А в той школе были звонки?

Она взглянул на него, удивляясь, как быстро закончилась тема поцелуев.

– Нет. Мы должны были проявлять ответственность и приходить вовремя, –

ей и самой было слышно, как заученно звучали ее слова, будто были взяты из

памятки Святого Бенедикта.

– Вот значит как. А нам не доверяют быть ответственными.

Она посмотрела на тротуар под ногами. И заметила, что на нем были новые

черные ботинки, и принялась наблюдать за ними, чтобы отвлечься от желания

возобновить разговор о поцелуях.

– Хотя мне нравится думать, что я необычный, – сказал он. Она слышала в

его голосе дрожь, словно он улыбался. – Мне нравятся мои обязанности.

Целоваться и многое другое. Но особенно целоваться.

Дэлайла знала, что ее улыбка была слишком дурацкой, и ее заметил Давал.

Он вскинул брови и скрестил руки на груди, давая ей понять, что заметил ее

безумную улыбку и позже собирается выведать все подробности. Гэвин

замедлил шаги и отпустил ее, поцеловав в висок и пообещав, что они

пересекутся позже.

Он ушел, расправив плечи, волосы его были темными, как тень от деревьев, а она почувствовала пустоту, словно он забрал с собой часть нее.

Трава была бурой и грязной, перед школой было много таких тусклых

пятен.

Давал сидел на верхней ступеньке рядом с Корнелией Стинтон, которую

Дэлайла знала по урокам Давала по социальной иерархии еще с первого дня в

школе. Корнелия казалась хорошей. Она перевелась из Уичито через год после

отъезда Дэлайлы и была одной из немногих в школе, кто и не заметил, что

Дэлайла покидала школу.

– Иди-ка сюда, дорогуша, – Давал похлопал рукой рядом с собой. –

Выкладывай.

Дэлайла села рядом с ним, вежливо помахав Корнелии, сидевшей слишком

близко к Давалу и смотревшей на него с излишним интересом, – видимо, не

знала, что парни ему нравятся больше.

– Какие авантюры сегодня в планах? – пихнув Дэлайлу плечом, спросил он.

– Обсуждение лирических героев в литературе, стрельба из лука на

физкультуре и…

– Больше поцелуев с твоим новым пажом?

Дэлайла многозначительно взглянула на него, не собираясь отвечать.

– А ты шустрая, – сказал он. – И всегда получаешь то, чего хочешь.

Она фыркнула.

– Вот уж нет.

– Ты встречаешься с Гэвином? – спросила Корнелия, подавшись вперед, и

Дэлайла увидела ее большие голубые глаза. Корнелия была красивой для своих

семнадцати лет, эту красоту было видно даже под слоями макияжа.

Может, Корнелия притворялась, будто только что не видела Дэлайлу с

Гэвином. А может, она их на самом деле не видела. Дэлайла кивнула, следя, как

Гэвин исчезает в дверях, и надеясь, что на английском он сядет не позади нее, и

тогда она сможет смотреть на его плечо и вспоминать, как было приятно

положить на него голову.

– Он оказался для меня слишком странным, – отклонившись назад, сказала

Корнелия нарочито скучающим голосом. – Рада, что мы расстались.

Дэлайла заметила это ее пренебрежение: словно бросив Гэвина, Корнелия

позволила Дэлайле подобрать его. Давал скептически покашлял.

– Ты плохо с ним поступила, Кор.

Корнелия шлепнула его.

– Не правда.

– Врешь, – протянул Давал.

– Ну а мне его странность в самый раз, – поднявшись, Дэлайла сказала, что

они с Давалом увидятся позже, и пошла в здание.

Ученики толкали ее, вокруг было людно и жарко. У всех были старательно

уложенные в беспорядок волосы, а одежда – подобранная с идеальной

небрежностью. Дэлайла взглянула на свои юбку и свитер, простые коричневые

туфли.

Она прислонилась к своему шкафчику, спиной чувствуя стремительный

поток проходящих мимо людей. Она могла присоединиться и позволить ему

привести ее в класс. Или представить, что ее ноги погрузились в песок, и ждать, пока все вокруг не стихнет.

Дэлайла еще не испытывала ревность. У нее и парень-то был всего пару

недель в прошлом году. Хотя она целовалась и до него. Но всегда по-дружески и

с улыбкой расставалась с ними и старалась не говорить им, что они не в ее

вкусе.

Позади нее раздались громкие шаги, и она не сразу поняла, что осталась в

коридоре одна, пока не прозвенел второй звонок, а в поле зрения не появились

черные ботинки.

– Почему ты все еще здесь? Думал, ты спец по управлению временем, –

Гэвин наклонился, чтобы встретиться с ней взглядом. В его глазах была тревога, она же заставила напрячься его лицо.

«В чем загадка? – подумала она. Явно не в том, что он видел ее рядом с

Корнелией. – А в том, почему присоединился сейчас», – решила она.

– Ты целовал ее?

– Кого? – он смотрел на нее, а потом его глаза округлились, когда он понял, о чем она. – Корнелию?

– Да.

Гэвин кивнул, Дэлайла опустила взгляд на фразу на его руке.

– Ты приводил ее домой?

Краем глаза она видела, что он улыбнулся и покачал головой.

– Я же говорил, ты первая. Дэлайла, ты что, ревнуешь? – ему это явно

понравилось.

– Немного.

– К Корнелии?

Она отвела взгляд, пытаясь подавить улыбку. Ей нравилось, что он не мог

понять такую простую вещь.

– Да.

– Тогда поверь, что я был лишь способом как следует запугать ее

родителей.

– Но ты с ней встречался.

– Конечно. Почему бы и нет?

Она не это хотела бы услышать, но оценила его честность.

– И кусал ее за нижнюю губу?

Его улыбка исчезла так же быстро, как огонь свечи под потоком воды, но в

глазах тлел голод, от чего кончики пальцев Дэлайлы начало покалывать.

– Нет. Ничего такого мне с ней делать не хотелось.

Она взяла его за руку и потащила в кабинет 104, на английский к мистеру

Харрингтону.

Глава двенадцатая

Он

На уроке ее рука практически не опускалась. Гэвин наблюдал, как Дэлайла

машет тонкой рукой из стороны в сторону, вызываясь отвечать на седьмой

вопрос за сорок минут.

«Она собралась говорить за них двоих», – подумал он. Потом представил

их в быстрой смене сцен жизни: в супермаркете, при покупке машины, во время

прогулок в парке, – и задумался, что из этого изменится со временем, будет ли

он чувствовать себя частью ее мира, или она всегда будет хватать его за руку и

тащить вперед с завидным упорством.

На этот раз он размышлял об отношениях в целом, не о чем-то более

мелком, вроде поцелуев. Он никогда раньше не думал, что сможет надолго

впустить кого-то в свою жизнь, и мысли Гэвина тут же вернулись к ее

вчерашнему вопросу: «Думаешь, тебе было бы странно жить где-то еще?»

Он никогда не рассматривал другой вариант. Всегда думал, что останется в

Доме навеки.

***

Под ногами похрустывали сухие опавшие листья, пока они шли по полянке

к их любимому дереву.

Гэвин поглядывал на ее профиль и, как всегда, гадал, о чем она думает.

– Почему ты на уроке так много говорила?

Стоило это произнести, как он понял, как осуждающе они звучали. Такое

он мог сказать Корнелии или Табите, и те ответили бы: «Гэвин, это очень

грубо». Он пробормотал бы извинения и решил, что им просто удобно его

смятение. Они ведь не подошли к Давалу Редди – мистеру Общительность –

или с Тэннеру Джонсу – мистеру Мужлану. Они специально выбрали странного

парня и ожидали от него соответствующего поведения.

Но Дэлайла, похоже, не этого от него ожидала. Она пожала плечами,

совершенно не расстроившись из-за его тона.

– В моей школе – старой школе – было очень строго с участием на уроке. И

я привыкла. Здесь же можно просто сидеть и ничего не говорить.

«И слава Богу», – подумал он.

– Скучаешь по Святому Бенедикту?

Она закусила губу, обдумывая вопрос.

– И да, и нет.

Он на мгновение задумался, чего больше – да или и нет, но потом

представил себя на ее месте и понял, что если сравнивать беспорядок в этой

школе и организованность в той, то выходит, она по многому скучала. Зато в

Святом Бенедикте с ней точно не было его.

Дэлайла села на траву и открыла коробочку с едой, сунув в рот

виноградинку. Она жевала ее и размышляла, а Гэвин сел рядом с ней, прижавшись к ее боку и поцеловав в макушку, после чего приступил к своему

обеду.

– Здесь намного больше учеников, – ответила она. – Людей больше

беспокоит их внешний вид, но это так глупо. Словно они тратят кучу времени, чтобы выглядеть неряшливо. Мы об этом столько не думали, и когда разрешили

ходить в любой одежде, выбирали то, в чем и спали.

Гэвин тут же представил на ней что-то темное, шелковое и очень-очень

маленькое. Он скользнул ладонью по ее руке к шее, притягивая к себе для

поцелуя.

– Не угадал, – сказала она, улыбаясь ему в губы.

***

Он попытался посмотреть на Дом ее глазами. Все вокруг было спокойным, словно задержало дыхание, но тогда он был так поглощен реакцией Дэлайлы, что даже не задумался об этом. А ее реакция оказалась совершенно

неожиданной. Он был искренен, когда сказал, что не приводил сюда ни одной

девушки, но если представить, то другие девушки обхватили бы себя руками

куда крепче, чем Дэлайла. Она же ходила, касаясь Стен и Дивана, даже

Жесткого Стула.

Дэлайла была бесстрашной, как и всегда. Может, даже безрассудной.

Гэвин резко остановился, глядя на светлые обои в Коридоре и размышляя, откуда взялись эти мысли. Если он доверял Дому, почему бы и ей не доверять?

Почему тогда ей заходить сюда с тревогой? Было ли в Доме что-то пугающее?

В этом водовороте мыслей он спешно пошел в ванную наверху –

единственную работающую ванную в Доме и единственную комнату, которую

Гэвин не считал живой. Это место было его убежищем, там он мог думать, о

чем хотел.

Видите? Это его тоже тревожило. Его мысли ведь были его

собственностью, верно? В любой комнате, куда бы он ни заходил, он мог думать

о чем угодно, например, об обнаженной и ждущей в его кровати Дэлайле, о

целом вихре картинок, которые рисовало воображение – он в колледже, он

смеется с семьей, плавает в открытом океане – хотя все быстро забывалось, и об

этом никто больше не знал. Но его мысли принадлежат ему и всегда такими

были. Или нет?

Впервые в жизни Гэвин задумался, была ли его жизнь правильной. Каждый

премет в Доме двигался, чувствовал и думал. Но у них не было мышц, крови

или мозгов для этого. Как Дом мог слышать его мысли? Что еще Дом умеет, о

чем Гэвин даже не задумывался?

Прежде чем спутанные мысли и беспокойства Гэвина привели его к

вопросу: «Как я тут оказался?» – чей-то маленький кулачок постучал в дверь.

Он не ожидал посылки или доставки из магазина, а просто так никто и

никогда не приходил. Но стук повторился.

– Гэвин?

Из-за толстой дубовой двери голос Дэлайлы слышался тоненьким, хотя на

самом деле, несмотря на ее рост, голос обычно был низким и хрипловатым, словно она до этого долго кричала. Гэвин открыл дверь и улыбнулся.

– Что привело вас сюда, мисс Блу?

Она пожала плечами, проскользнув мимо него, словно была тут хозяйкой, и

бросила сумку на пол.

– Мой пылкий парень.

Гэвин оглядел комнату с притворным удивлением.

– Он тоже здесь?

Ее глаза засияли, когда она улыбнулась.

– Да! Позовешь его? Он невысокий и толстый, болтает без умолку. Мой

любимый типаж.

Гэвин наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Прости, что так долго. Я не ждал гостей. Поэтому не сразу сообразил, что

в дверь стучат. Обычно сюда не приходят.

– Теперь такое говорить нельзя, – она скользнула пальцами по его груди, пройдя мимо и направившись в столовую. Дэлайла провела рукой по Пианино, опустила пальцы обеих ладоней на клавиши и взяла тонику в до-мажоре [главное

мажорное трезвучие – прим. перев.].

– Ух ты, – выдохнул Гэвин. Как и ожидалось, Пианино не остановилось на

нотах, взятых Дэлайлой, и зазвучали тоники ми и соль мажора, наполняя

комнату гармоничным звуком.

– Вау, отличная реверберация [процесс из изменения звука при многократном

отражении – прим. перев.], или как это называется у пианино, – сказала она, направляясь вглубь комнаты.

– Пианино… – начал Гэвин и замолчал, зная, что за этим последует.

– Что?

Стоило ей спросить, как Пианино заиграло другой аккорд – основной до-

диез мажорный. Пауза, и потом зазвучал ре-мажор. А потом Пианино

исполнило следующую последовательность: ми-бемоль мажор, ми мажор, фа

мажор, фа-диез мажор, соль мажор, ля-бемоль мажор, ля мажор, си-бемоль

мажор, закончив протяжным и громким си мажором.

Дэлайла, которая обернулась, едва заиграла музыка, застыла, глядя на

клавиши.

– Я вообще-то не играю на пианино. Оно хочет, чтобы я это сделала?

– Оно тебя учит, – в подтверждение Пианино взяло си-диез мажорный

аккорд снова и замолкло. В комнате повеяло нетерпеливым холодом, пока

Дэлайла сомневалась. Гэвин помнил, что и сам проходил через такое, когда ему

было шесть. Ему нельзя было подняться наверх, пока он не сыграет все

мажорные аккорды.

– Оно знает, что я не умею играть?

Гэвин рассмеялся.

– Оно предполагает, потому что ты взяла аккорд не теми пальцами.

Дэлайла прижала к клавишам пальцы – указательный, средний и мизинец –

но не вышло ни звука.

– Не те пальцы, – заметил Гэвин. Он хотел бы, чтобы и ему кто-нибудь

подсказывал. Сложнее всего в обучении игре было понять, куда поставить

пальцы, и куда двигаться, чтобы зазвучал звукоряд.

– Ну и ну, Гэвин, это как в «Питфоле»? [игра, где на персонажа смотришь сбоку, а

следующая локация появляется, когда дойдешь через препятствия до конца экрана – прим.

перев.] Я должна закончить здесь, чтобы попасть в остальные части дома?

Он в замешательстве взглянул на нее.

– «Питфол»?

Она оглянулась через плечо и скривилась.

– Прости. Это видеоигра. Отец любил играть. Прежде чем стать типичным

рабочим, он был фанатом.

С насмешливой улыбкой Гэвин шагнул ближе и помог ей правильно

поставить пальцы.

– Кто же знал? – он никогда не видел ее отца, но по ее рассказам – очень

небольшим, если честно – Гэвин мог лишь представить, что тот ничем больше

не занимался, кроме просмотра новостей и участия в молчаливых семейных

ужинах.

Под своими руками он ощущал тепло ее длинных пальцев, не совсем

подходящих ее росту, словно она была щенком, готовящимся резко вырасти.

Гэвину нравилось, что маленькая с виду Дэлайла оказывалась большой. Он

поймал себя на том, что гладит ее руками, и отступил, чтобы не мешать ей

учиться.

– Останься рядом, – тихо попросила она, все еще глядя на клавиши.

Он вернулся к ней и прижался к ее спине, и она прислонилась головой к его

груди, пока ее учило Пианино. Время от времени она смеялась и издавала

смешные звуки, когда не попадала по нужным клавишам, и радовалась, когда

Пианино начинало следующий аккорд. Похоже, ей было весело, а в комнате

стало теплее и светлее; что-то принялась готовить Духовка, и во всем доме

запахло сладкой выпечкой и шоколадом. Гэвин поцеловал ее в волосы, размышляя, может ли Дом заморозить время и растянуть этот миг на неделю.

Его сердце словно стало в три раза больше, когда Дэлайла оглянулась через

плечо, ее губы стали манящими, а улыбка – немного опасной. Он был уверен, что не хотел бы заниматься сексом в Доме, но сейчас мог и передумать.

Но вместо того чтобы потянуться к нему за поцелуем, она спросила:

– Ты умеешь танцевать?

Он покачал головой, с облегчением и расстройством одновременно.

– Все хорошо, – сказала она, разворачиваясь к нему лицом. – Я умею.

Глава тринадцатая

Она

Музыка заполняла комнаты, отражалась от стен и, казалось, достигала даже

темных углов. Пианино не прекращало играть часами, а Гэвин кружил ее, держа

руки на ее талии и пальцами прижимаясь к обнаженной коже над ее юбкой.

Дэлайле нравилось, что Гэвин держит ее так крепко. Он не был с ней

осторожным, в отличие от семьи и друзей, от учеников старой школы, которые

обдумывали каждое слово и только потом произносили вслух, словно все

вокруг были излишне хрупкими.

Ей было интересно, смеялся ли Гэвин хотя бы раз так же сильно, когда

наблюдала, как он подошел и рухнул в одно из кресел с сияющим взглядом и

раскрасневшимися щеками. Его прекрасные губы изогнулись в загадочной

улыбке, и ей так захотелось его поцеловать.

– А ты действительно умеешь танцевать, – сказал он, убирая с глаз темные

волосы.

– Раньше мне танцевать не разрешали, – ответила она, едва дыша. – Если не

считать субботние танцы на площади в Святом Бенедикте.

– И у вас не было общих дискотек с другими школами? – недоверчиво