Текст книги "Дом (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

поинтересовался он.

– М-м, да, – сказала он после раздумий. – Были пару раз. Но парни из

Святого Иосифа даже хуже наших. Представь, что тебе шестнадцать, и ты

можешь пообщаться с девушками только под присмотром брюзжащих

старушек.

– Что еще нужно для большей неловкости? – согласился он. Гэвин

откинулся на спинку кресла, вытянув длинные ноги в черных конверсах. По

комнате проехал столик на колесиках с кувшином лимонада и двумя стаканами.

Лед в них звякнул, когда столик резко остановился.

Дэлайла была уверена, что не сможет к такому привыкнуть. Снаружи

пошел снег, укрывая все белым. А деревья стряхивали с себя снежинки, шевеля

ветвями и листьями. Дэлайла засмеялась, увидев это и вспомнив, что старая

овчарка Нонны так же отряхивалась после купания.

– Какой еще дом может сравниться с этим? – как ни в чем не бывало

спросила она.

Гэвин раскрыл рот, но его прервал резкий звон, словно кто-то ударил

кулаками сразу по нескольким клавишам пианино. Он подпрыгнул, когда

крышка пианино захлопнулась с такой силой, что весь инструмент задрожал.

Дэлайла заморгала в воцарившейся звенящей тишине, ее взгляд метался

между Гэвином и пианино.

– Похоже, оно устало играть, – произнес он. Подойдя к ней, он взял ее за

руку и переплел их пальцы. – Пианино всегда любило проявлять характер.

– Я не хотела… – начала она, но он ту же прервал ее, прижав два пальца к

ее губам.

– Так даже лучше, – пожав плечами, сказал он и притянул ее ближе, чтобы

их тела оказались прижатыми друг к другу. – Я ужасно хотел тебя поцеловать.

***

Воскресенье, казалось, будет тянуться бесконечно долго. Гэвин был на

работе, и Дэлайла тоже старалась чем-нибудь себя занять, но ее дом казался

маленьким, а родители были… повсюду. Она посмотрела телевизор, убралась в

комнате, расставила книги по размеру, потом переставила, но уже по цвету, наконец она решила расставить их по количеству смертей в каждой.

К вечеру ей уже было нечем отвлечься. Она хотела увидеться с ним снова, хотела видеть его улыбку, из-за которой все внутри переворачивалось, хотела

провести пальцами по его взлохмаченным волосам и целовать, пока его

безумный взгляд не превратится в совершенно непристойный.

Дэлайла обычно не писала Гэвину, потому что ее мысли были слишком

сложными для нескольких строчек. А еще ей нравилось слышать его

неспешную речь. Гэвин говорил не много, но зато редко когда долго обдумывал

сказанное, и Дэлайла с жадностью вслушивалась в его слова, предпочитая их

по-мужски кратким сообщениям. Но отчаянные времена требовали отчаянных

решений.

«Ты уже дома?»

К счастью, ответ пришел быстро:

«Придется задержаться».

«Надолго?»

«На час или два».

Дэлайла задумалась. Она жаждала его общества, но должна была признать, что жаждала и того ощущения, когда она покидала этот мир и попадала в

другой, входя в его Дом.

«Можно мне прийти? Я тебя подожду».

Она затаила дыхание, ожидая ответ Гэвина, и эта минута казалась самой

длинной в ее жизни. Ей начало казаться, что просьба была странной или

неуместной. Но ей нравилась мысль побыть одной у него дома. Хотелось

познать, как все эти годы жил Гэвин.

«Уверена?»

Она улыбнулась и написала:

«Абсолютно».

***

Дэлайла ждала, пока родители не отправятся на встречу. Наблюдала, как

собирается ее мама, наносит практически незаметный макияж и добавляет

легкий пшик духов «Jean Naté». Она всегда говорила, что нужно знать меру.

Ее отец ходил по дому, поправляя все вещи, даже которые не было нужно, пока фоном шли вечерние новости.

«Как скучно, – подумала она, – и как все это отличается от места, где я хочу

быть».

Дэлайла проводила их до двери, помахала вслед, когда они выезжали на

дорогу, но никто из них не обернулся. Как только их синий седан завернул за

угол, Дэлайла моментально схватила ключи с крючка в прачечной и выбежала

на улицу.

***

Дэлайла припарковала машину отца на улице и подошла к воротам.

В приглушенном свете сумерек все выглядело по-прежнему; дом все еще

выглядел странным коллажем из цветов и размеров, часть двора была зеленой, часть – мертвой. Извилистая дорожка к крыльцу была такой же необычной, как

и само здание, – выложена из камня теплых тонов, мерцающая разноцветными

стеклышками и бутылочными крышками. Над домом висели розовые и лиловые

облака, напоминавшие сахарную вату.

Подходя ближе на этот раз, Дэлайла заметила жалюзи на окнах. Таких уже

ни у кого не было. У всех были жалюзи внутри, с широкими белыми планками

или из полированного дерева. Эти же были старыми и тонкими,

потрескавшимися и потертыми друг от друга, словно каждую планку

приделывали разные люди.

Единственный раз Дэлайла молилась, – когда ждала результаты экзамена. А

сейчас поймала себя на том, что бормочет молитву, подходя к дому. Подойдя к

ступенькам, она почувствовала себя так, словно собирается шагнуть в другой

мир. И на краткий миг задумалась, вернется ли оттуда вообще.

Захочет ли.

Дэлайла схватилась за перила и поднялась на крыльцо, пытаясь унять

внутреннюю дрожь. Одно дело хотеть быть там с Гэвином и с эйфорией

ощущать, как магия Дома проникает ей под кожу. И совсем другое – быть тут в

темноте, без него, зная, что Дом чувствует ее приближение.

Снаружи было тихо – подозрительно тихо, как она отметила, – и, прежде

чем ступить на коврик перед дверью, она обернулась. Хотя стояла зима, во

дворе зеленели деревья, цветов было так много, сколько она еще никогда не

видела, а птиц не было. Пчелы не перелетали от цветка к цветку. Не было

паутины, дрожащей на ветру. Несмотря на то, что за воротами и увитой лозами

стеной выл ветер, во дворе все замерло.

Ей хотелось думать, что во дворе никого нет из-за зимы, а не потому что

живые существа хотели держаться от Дома подальше. Дэлайла потянулась к

латунной ручке и удивилась, когда та легко повернулась, открыв дверь.

Сейчас Дом выглядел уютным. В золотистом свете закатных лучей все

казалось приятным и теплым. Но в камине не потрескивал огонь, а на полу

залегли тени, тянувшиеся от ковра и словно собирающиеся игриво цапнуть ее за

пятки.

Взгляд Дэлайлы заскользил по безмолвному Пианино, и она задумалась, был ли прав Гэвин, что оно устало играть, или же причина в тех ее словах. Она

надеялась, что не в них.

Но на всякий случай прошептала:

– Прости меня за те слова. На его месте я бы не захотела никуда уезжать.

В комнате звенела тишина.

Не желая оставаться в темноте, Дэлайла прошла по ковру к высокому

светильнику у двери. Она протянула руку и повернула выключатель, но ничего

не произошло. Попробовала еще раз, заглянула под большой абажур, даже

подкрутила лампочку, чтобы убедиться, все ли работает. Но все равно ничего не

происходило.

Дэлайла присела на корточки, пытаясь найти провод. Не найдя его, на

четвереньках поползла к телевизору, решив понять, есть ли шнур и вставлен ли

он в розетку.

Но не было ни провода, ни розетки. Она огляделась. Не было и

выключателей верхнего света. Дэлайла вытащила из кармана телефон и провела

пальцем по экрану, чтобы включить его. Потом развернула его, освещая себе

комнату, но света хватило, чтобы видеть лишь на несколько шагов вокруг себя.

Она ощутила глухой стук колотящегося сердца и уже ставший любимым прилив

адреналина, что испытывала, когда смотрела фильмы ужасов с кровавыми

сценами. Такое – ее стихия, ей нравилось все страшное и неизвестное. Потому

она и пришла сюда.

– Спокойно, Дэлайла, – сказала она себе, попытавшись рассмеяться, но

смех получился немного сдавленным.

Ее шаги были странно громкими в тихом доме; казалось, что

прикосновения ее ног к дереву звучали, словно сирена, сообщающая о ее

присутствии. Все вокруг было зловеще спокойным. Дэлайла отметила, что если

бы это происходило в одном из тех фильмов, что она смотрела поздно ночью, пока ее родители спали, сейчас отличный момент, чтобы из-за угла выскочил

убийца на ничего не подозревающую жертву и порубил ее на куски. Она не

смогла не оглянуться, отчасти ожидая, что там кто-то будет.

Дэлайла всегда верила, что она умнее обычных девушек, но сейчас, когда

между ней и входной дверью пролегало такое большое расстояние, она не была

в этом уверена. Почему Дом такой тихий? Он нервничает? Растерян? Или

выжидает?

Дэлайла написала Гэвину:

«Я на месте. В доме так тихо. Ты уверен, что все в порядке? Он не

против?»

Через считанные секунды телефон завибрировал.

«Конечно, уверен».

«Тут очень темно», – ответила она, виновато скривившись и нажав

«отправить». Она не хотела выглядеть нервной или попавшей в беду… но в

темноте и без огня в камине чувствовала себя неловко.

«Да? – переспросил он и почти сразу добавил: – Мне никогда не нужен был

фонарик, но у меня в тумбочке есть свечи».

Она поднялась по лестнице, и перед ней протянулся длинный и темный

коридор. На стенах висели фотографии в рамках с изображениями Гэвина, от

беззубого мальчика до высокого юноши, каким он был сейчас.

Она приостановилась у большой подборки фотографий. На первой Гэвин

стоял один с более простой версией дома позади. На второй – и Гэвин, и дом

заметно изменились: они подросли, одни черты теперь выделялись, другие

смягчились. И каждая фотография показывала процесс взросления мальчика и

усложнения дизайна дома за его спиной.

Дэлайла сообразила, что она стоит перед портретами, которые иначе чем

семейными и не назовешь.

У той же стены стоял длинный узкий стол с простой чашей с красными

яблоками, что росли на дереве во дворе. Дэлайла отступила на шаг и взглянула

на изогнутые ножки стола, которые на концах выглядели как лапы дикого зверя

с когтями, впившимися в деревянный пол. Она не знала, почему эта деталь так

странно выделялась в Доме, который жил, дышал и вырастил

семнадцатилетнего парня, но по телу пробежал озноб.

Она пошла дальше мимо нескольких комнат с открытыми дверями, в окна

которых проникал все тот же тусклый свет уходящего дня. В тот раз Дэлайла не

обратила на них внимания – в компании Гэвина сложно замечать что-либо еще

– но теперь каждый уголок манил ее своими темными секретами.

Дэлайла посветила телефоном в первую комнату. Там все было, как обычно: большая кровать с пушистым белым покрывалом, тумбочка, кресло-качалка в

простенке между окнами. В следующей было две одинаково заправленные

кровати. Обои были другими только в третьей комнате – вместо моря темно-

зеленого цвета там была стена желтых одуванчиков.

Она остановилась в дверях детской, где повсюду стояли небрежно

упакованные коробки с торчащими оттуда разными игрушками. Дэлайла

помнила, как Гэвин рассказывал, что дом обеспечивает его всем необходимым, но не понимала, для кого все это. Для Гэвина? Или для того, кто был здесь до

него? Кто будет после?

Солнце уже зашло, и комнату заполнили странные тени. С верхней полки

книжного шкафа на нее смотрела кукла со склоненной на бок головой, но

стеклянные глаза, к счастью, были безжизненными.

Она продолжила идти по коридору, резко замерев, когда услышала скрип за

спиной. Она застыла, затаив дыхание, а по коже на затылке бежали мурашки.

У Дэлайлы всегда было богатое воображение, и хотя она не знала причину

звука, сердце бешено колотилось в груди.

– Держи себя в руках, – сказала она себе, уверенная, что если обернется, то

в темноте позади себя увидит лишь пустой коридор и лестницу.

В голове настойчиво крутилась мысль, как Гэвин говорил ей, что здесь она

в безопасности и что Дом не тронет никого, кто ему важен. Она вспомнила об

этих словах, когда половицы снова заскрипели, а за спиной раздался еле

слышный рык.

Глубоко вдохнув, она набралась смелости и так резко обернулась, что юбка

закрутилась вокруг ее ног. Она вглядывалась в пустой коридор, освещая

телефоном каждую комнату.

Ничего.

Дэлайла прищурилась и на дрожащих ногах шагнула вперед. Затем еще.

Она была почти уверена, что теперь стол стоял подальше.

Еще вчера в этом доме она смеялась и танцевала с Гэвином, поэтому сейчас

вошла в его спальню и закрыла за собой дверь. Ей хотелось узнать этот дом, доверять ему и присоединиться к этому миру. Она инстинктивно пошарила в

поисках замка, но его там, конечно же, не было.

Комната Гэвина окнами выходила на задний двор и была далеко от

единственного уличного фонаря, а потому тут было темнее, чем в других

комнатах. Дэлайла посветила телефоном перед собой и подошла к тумбочке.

Там, где он и сказал, она отыскала свечи: они лежали у дальней стенки

выдвижного ящика, а под ними нашлась желтая зажигалка.

Дэлайла нехотя опустила телефон, ведь ей нужны были свободные руки, произнесла еще одну молитву, и зажигалка вспыхнула в темноте. Две попытки, и свеча зажглась, постепенно разгораясь и освещая комнату.

Она поставила свечу на стол и заметила блокнот. Взяла его и устроилась на

кровати, подоткнув под спину подушки, осторожно положив на колени и

открыв.

Он был тяжелым, часто использовался, поскольку края страниц были

истрепаны, покрыты чернилами и углем. Обложка издала треск в тишине –за

годы использования переплет высох.

На первой странице была птица, нарисованная настолько реалистично, что

Дэлайла не смогла удержаться и коснулась пальцами крыла, почти ожидая

почувствовать мягкость перьев. Было несколько рисунков и с ней: под

школьным деревом, в кинотеатре с Давалом, на уроке английского у мистера

Харрингтона. Она ощутила безумное чувство собственничества и восторг при

мысли о Гэвине, сидящем ночью в этой кровати и рисующем ее.

Блокнот был почти полностью заполнен рисунками, и Дэлайла продолжила

смотреть, листая страницы, когда ее глаза начали слипаться. Несмотря на

тревогу, в комнате Гэвина и в окружении его вещей ей было комфортно. Его

запах был повсюду. Воздух в комнате был теплый и слегка влажный, и ей было

легко закрыть глаза и представить, что он здесь.

Она уснула, прислонившись к мягкой подушке, и почувствовала, как одеяла

обхватили ее, словно руками. «Может, они у него и были», – подумала она, проваливаясь в сон.

***

Что-то было не так.

Дэлайла резко проснулась, не понимая, что ее разбудило. Она вглядывалась

в темноту, потихоньку привыкая и рассматривая в свете свечи окружающие ее

силуэты.

Она пошевелилась в попытке сдвинуть одеяла, укутавшие ее тело и ноги, когда откуда-то из темных уголков дома донесся звук. Сначала был

приглушенный одиночный стук, который можно было легко игнорировать.

Поэтому Дэлайла поудобнее устроилась в кровати, собираясь спать дальше.

Но звук повторился. Снова и снова. Он становился все громче и

настойчивей, и напоминал… биение сердца.

– Гэвин?

Дэлайла подождала – в голове из-за сна был туман – и напряженно

вслушалась, чтобы уловить движение, при этом полагая, что Гэвин мог

вернуться домой, пока она спала.

По позвоночнику пробежала дрожь, пока она продолжала слушать и, не

мигая, широко раскрытыми глазами смотрела на тени вокруг кровати. Она

вспомнила стол с когтями на ножках, шторы, что резко закрылись, когда она

впервые попыталась заглянуть в дом. И стало интересно, что еще здесь есть, и

что случается в этих стенах, пока Гэвин отсутствует.

Рациональная часть ума отругала ее, напомнив о ее склонности

драматизировать, и настаивала, что если она хочет быть частью жизни Гэвина, то ей стоит смириться с таким окружением, а не позволять разыгрываться

фантазии всякий раз, когда услышит скрип половицы или стук по стенам. Дом

ведь живой и поэтому вполне естественно, что издает звуки.

Дэлайла вгляделась сквозь темноту в пушистые облака, нарисованные на

голубом потолке. Они мирно плыли по плоскому небу, и она попыталась

расслабиться и не обращать внимания на непрекращающийся стук,

доносившийся откуда-то снизу.

Над деревьями показалась луна, и ее свет просочился в узкую щель между

шторами и разлился на полу. Облака теперь стали видны еще лучше, как и

силуэты других предметов на сказочном небе: плюшевый мишка и корабль, покачивающийся на неспокойных волнах. Но вместе с ярким светом пришло

понимание: что-то изменилось. Голубое прежде небо стало бурным темным, а

над штормовым морем носились грозные тучи.

Дэлайла укуталась поглубже в одеяла, наблюдая, как буря поглощает

нарисованный корабль вместе с ее спокойствием. Одежда начала липнуть к

вспотевшей коже, когда она взглядом пробежала по стенам, где картины, казалось, замирали от ее взгляда.

Дэлайла думала, что спала лишь пару минут, а свеча уже почти догорела.

Воск был желтым – она была в этом уверена – но сейчас оказался кроваво-

красным и струйками стекал по подсвечнику. Пламя тускло мерцало, и краем

глаза она увидела, как по стене что-то движется.

Дэлайла изо всех сил старалась рассмотреть силуэт.

Неясный узор на обоях размылся, после чего снова стал четким. Она

несколько раз моргнула и поняла, что там то, чего раньше не было. Похоже, это

пауки. Поначалу их было немного, но они все прибывали, и вскоре ими стала

покрыта вся стена. У них были толстые лапки, покрытые волосками, а тела

были такими пухлыми и круглыми, что ей стало не по себе.

– Это не по-настоящему, – прошептала она, зажмурившись и надеясь, что

проснется от этого кошмара. Комнату озарила вспышка, и Дэлайла вскрикнула, глядя на потолок, откуда ударила молния. – Это не по-настоящему.

Сердце забилось все быстрее, звук собственного пульса ревом отдавался в

ушах. Она попыталась встать с кровати, но ее ноги и руки были словно

прикованы, а мозг отказывался давать сигналы, чтобы заставить их

пошевелиться.

По стене побежали сотни черных тел на тонких лапках, и их было так

много, что она слышала, как они движутся. Они двигались волнами, собираясь

в группы и превращаясь в слова:

НО

ОН

НАШ

Слова появились на стене, потом исчезли и затем сложились снова. Дэлайла

застыла, а в горле застрял крик. Одеяла обхватили ее крепче, прижимая к

кровати и разведя в стороны ее руки.

Кровать задрожала, когда она попыталась заглянуть, что творится вокруг.

Изножье завибрировало, послышался звук скрежещущего металла. На миг

свеча вспыхнула ярче, она увидела собственное перепуганное отражение в

латунном столбике. Дэлайла в ужасе наблюдала, как столбики становятся выше, стремясь к потолку, и заостряются, словно копья.

Она забилась в путах, врезавшихся в кожу, пытаясь освободиться. И поверх

шуршания снующих пауков и оглушительного звона металла постоянно

слышалось быстрое биение сердца откуда-то снизу.

Дэлайла заплакала, по лицу потекли горячие слезы. Ее крик пронзил тьму, и

все тут же умолкло. Ее руки и ноги внезапно оказались свободными, и Дэлайла

тут же сжалась, прижав колени к груди.

Во всем доме резко зажегся свет, и послышался шум открывающейся и

захлопывающейся двери.

Гэвин.

Быстро вытирая с щек слезы, Дэлайла заморгала из-за яркого света, когда

услышала свое имя со стороны лестницы. Она взглянула на потолок, где

пушистые облака плыли по снова безмятежному голубому небу. Никаких

пауков, только серо-синие обои на стенах. Кровать тоже выглядела обычной.

Медные столбики с мягкой обивкой были чистыми, без единого отпечатка.

У нее заболела голова.

– Дэлайла? – снова позвал Гэвин, после чего послышались его шаги, когда

бежал по ступенькам.

– Я здесь, – сказала она, удивившись, что ее голос не дрожит.

– Вот ты где, – начал он, но помрачнел, увидев ее лицо. Судя по панике в

его глазах и скорости, с которой он пересек комнату и сел рядом с ней, она

выглядела не так спокойно, как говорила. – Что случилось?

Дэлайла схватила его за руку, такую холодную и уверенную.

– Ничего, – настаивала она, успокаиваясь и думая, что все это ей

приснилось. – Я уснула.

– Кошмар? – спросил он, гладя ее по волосам.

– Просто сон. Я в порядке, честно.

Гэвин расслабился и, наклонившись, осторожно ее поцеловал.

– Видимо, очень плохой сон, – заметил он, заглядывая ей в глаза.

Дэлайла покачала головой и обняла его за талию. Сердце Гэвина билось

спокойно у ее уха, и этот звук был удручающе похож на тот, что ее разбудил.

– Просто сон, – повторила она, закрыв глаза и пытаясь убедить в этом и

себя.

Глава четырнадцатая

Она

Дэлайла почти не спала ночью, боясь закрыть глаза и попасть в тот же

кошмар. Ей и раньше снились кошмары, но этот был другим. Он словно был

реальным. Слишком реальным.

Она была неуклюжей за завтраком, на нее укоризненно поглядывали

родители. Пролила молоко, когда заливала им хлопья, ударилась о ножку стола

и постоянно закатывала глаза, пока мама обсуждала длинные волосы нового

упаковщика в магазине.

– Мам, длинные волосы – не преступление.

Белинда Блу фыркнула, вытащив чайный пакетик из своей чашки.

– Я хочу, чтобы город был прежним. Тихим, чистым и безопасным.

Теперь уже фыркнула Дэлайла.

– Все так и осталось, мам. А хиппи-упаковщик ничего не изменит. Может, даже хорошо, что появился кто-то из Портленда, штат Орегон. Может, это

поможет нам увидеть больше.

Мама промолчала, сжав руку на колене в кулак.

– О чем ты, Дэлайла? Ты хочешь жизнь, где одно приключение будет

сменять другое? Почему нельзя быть счастливой здесь? Почему тебе вечно

нужно что-то дикое или чего нельзя предугадать?

Улыбка Дэлайлы стала шире. Так вот какой ее видит мама: бесшабашной, непредсказуемой и непокорной, и это только потому, что она шесть лет назад

заступилась за мальчика, а сегодня ее не волновали длинные волосы

упаковщика. Такое впечатление не могло появиться из ничего, а ведь мама ее

едва не знала.

– Нет, мам. Я просто хочу, чтобы жить было интересно.

– Что ж, – пробормотал из-за газеты ее отец, – интересная твоя жизнь или

нет, ее все равно придется прожить.

Дэлайлу раздражало, что она не могла избавиться от страха из-за этого

кошмара. И вместо того чтобы вспоминать страшные моменты и ужасающие

звуки, она пыталась найти что-то, не подходящее к ситуации, что выбивалось из

потока образов и убедило бы ее: это был всего лишь кошмар.

«Дом Гэвина хороший, – мысленно повторяла себе она, пока шла в школу. –

Его дом хороший и любит его, он не навредит мне. Он просто защищает его, как

медведица медвежонка. А я просто должна показать, кто я».

Гэвин ждал ее под их деревом, когда она завернула за угол. У него на

коленях лежал блокнот, он склонил голову и рисовал. Этот блокнот Дэлайла

рассматривала, перед тем как уснуть. Она подавила дрожь.

Она пошла к нему по траве с тонким похрустывающим под ногами слоем

снега.

Он поднял голову – его нос и щеки его раскраснелись от холода – и

улыбнулся.

– Привет, – поднимаясь на ноги, сказал он.

Дэлайла улыбнулась в ответ, взяв его за теплую руку в коричневой плотной

перчатке.

– Хорошо спала? – спросил он с заметной тревогой в голосе.

Дэлайла пожала плечами и промолчала, и они пошли, держась за руки, в

школу.

– Что ты рисовал? – спросила она, кивком показав на блокнот в его другой

руке.

– О, – он раскрыл его на странице, что была ближе к концу. – Кое-что

странное.

Дэлайла взглянула на знакомую бумагу цвета слоновой кости, на отпечатки

пальцев на краях. Она побледнела, и сердце сильней заколотилось в груди.

Гэвин рисовал паука. Такие пауки были… в ее сне.

– Что это? – спросила она, чувствуя, как где-то в горле стучит сердце.

Проведя рукой по волосам, Гэвин посмотрел на рисунок.

– Сам не знаю. Просто всплыло в голове. Странное, как я и сказал.

Дэлайла закрыла блокнот и взяла его за руку.

– Идем. А то опоздаем.

***

Утренняя головная боль никак не проходила.

Дэлайла чувствовала, что Гэвин смотрит на нее на уроке, и от его взгляда

кожу бросало в жар. Сегодня она была даже рада длинной лекции, хоть та и

была скучной: у Дэлайлы появился отличный предлог помолчать и попытаться

разобраться с вихрем вопросов в голове.

Она пыталась понять, откуда Гэвин узнал о пауках, у которых в точности

совпали и толстые волосатые лапки, и красная полоска на коричневой спинке.

Она коснулась пальцами запястья, пытаясь найти следы от одеял, но там были

лишь силуэты бледно-голубых вен. Она понимала, что это всего лишь

совпадение, но почему такое странное? На краткий и ужасный миг она

представила, что дом видел ее кошмар, но тут же отбросила эту мысль, поняв, насколько безумно это звучит.

Дэлайла опустила взгляд, когда на ее парту прилетела смятая бумажка. Она

подняла записку и, взглянув на учителя, развернула ее на коленях.

«Ты в порядке?»

Она оглянулась через плечо и увидела глаза Гэвина. Он кивнул в сторону

записки, прося ее ответить.

«Просто устала. Не спала толком».

Мистер Харрингтон повернулся спиной к классу, принявшись записывать

задание на этот вечер, и она бросила записку обратно Гэвину. Долго ждать не

пришлось. Перед ней снова появилась смятая и кое-как сложенная записка.

«Приходи после уроков. Хочу тебя нарисовать».

Она чуть не подавилась жвачкой. Нарисовать ее? Она снова оглянулась на

Гэвина и увидела его темные и серьезные глаза. Он кивнул в сторону записки.

Дэлайла с пылающим лицом склонилась над партой, и всплывший в памяти

сон был позабыт. Гэвин хотел нарисовать ее, словно настоящий художник. От

этой мысли в животе начали порхать бабочки.

Она сглотнула, взяла дрожащими пальцами карандаш и написала всего

одно слово:

«Окей».

В конце концов, то был всего лишь сон.

***

Дорога к дому Гэвина показалась длиннее, чем обычно. Гэвин всю дорогу

держал ее за руку, выводя мизинцем – и этим отвлекая – круги на ее ладони.

– Я дома, – крикнул Гэвин, переступив порог, а она, войдя за ним, резко

остановилась.

Казалось, что события вчерашнего дня что-то в ней изменили. Она была

почти уверена, что больше в этот дом не войдет.

Зимнее солнце светило сквозь занавески, как и раньше, деревья во дворе

мерцали зеленью. Огонь для Гэвина разгорелся ярче, и в комнате стало тепло.

Человеческий глаз мгновенно способен улавливать прямые линии, и Дэлайла

могла поклясться, что каждый угол был слегка закруглен. Некоторые были

сглаженные, другие – неровными. Все отличалось от привычного вида. Двери

были слегка наклонены, у некоторых был один прямой угол, а другой –

скругленный, и это напомнило Дэлайле, что у нее самой левая нога чуть

длиннее правой.

Казалось, что до этого Дом специально выпрямлялся, пытался вести себя

лучшим образом. Теперь же она увидела, каков он на самом деле: непривычного

вида, стены в одних местах соединялись волнами, в других – под острыми

углами.

Стук упавшей на пол сумки Гэвина вернул Дэлайлу в реальность, и она

заморгала, отводя взгляд от кривых стен и глядя на его спокойную улыбку. За

его спиной висевшее рядом с дверью растение наклонилось и потянулось к

нему ветками.

– Дом рад тебя видеть, – стараясь не показывать эмоций, заметила Дэлайла

и подрагивающими руками протянула свое пальто Гэвину. Она и раньше это

замечала, но в этот раз Дом отреагировал так льстиво по отношению к нему, и

ей это не понравилось. Словно он напоминал ей увиденное вчера: но он наш.

Он огляделся и пожал плечами.

– Вроде да.

Они прошли через гостиную на кухню. Гэвин вытащил из холодильника

бутылку молока и поставил ее на стол рядом с тарелкой печенья.

Стул рядом с Дэлайлой отъехал назад, издав еле слышный звук по

деревянному полу. Она осторожно села, словно он в любой момент мог

отодвинуться еще дальше.

– Вот так он тебя встречает каждый день? – спросила она.

Гэвин налил молоко в два стакана.

– Ага. Или с бутербродом.

Дэлайла взяла печенье, и обнаружила, что оно еще теплое.

– С ума сойти, – заметила она.

Гэвин рассмеялся и сел рядом с ней, запихав печенье целиком в рот и

ответив:

– Наверное.

– И всегда так было?

– Да, сколько себя помню, – Гэвин встал, и они направились в столовую, где

он взял блокнот из стопки возле двери. – Думаю, я нарисую тебя здесь возле

Пианино, – сказал он скорее себе, чем ей. – В этой комнате лучше всего падает

свет.

Дэлайла с трудом заставляла себя не отвлекаться на него с блокнотом, на

его пальцы с темным куском угля. Он сел рядом с ней и открыл пустую

страницу.

– Посмотри на меня, – попросил он тихим голосом с легкой хрипотцой, словно уже провел пальцами по ее обнаженной спине.

Взглянув ему в лицо, Дэлайла почувствовала, как ее сердце сжалось в

груди.

– Ты такая красивая, – произнес он, разглядывая ее рот, потом опустил

взгляд и начал рисовать с изгиба ее нижней губы.

Ее «Спасибо» прозвучало сдавленно и едва слышно.

– Интересно, как мне удалось заполучить такую красивую девушку, –

пробормотал он, изучая ее взглядом и рисуя овал ее лица.

В комнате стало холодно, но Гэвин этого словно не замечал, и Дэлайла

списала это на свое воображение.

«Хватит, – сказала она себе. – Ты ведешь себя по-детски».

– Знаю, что у тебя был друг, когда нам было по одиннадцать. До того как

меня отправили отсюда учиться. Но сколько вообще людей было в твоей жизни?

– спросила она, глядя в окно.

Деревья, казалось, заглядывали в комнату, склонившись к окну. Лиловый

инжир и красные вишни закрывали доступ лучам солнца.

Гэвин пожал плечами, почесав щеку перепачканным углем пальцем. На

коже остался след, и Дэлайла протянула руку вытереть его, пока он отвечал:

– Наверное, еще двое.

– Разве это не странно? – она и сама понимала, как это странно. Она

вообще не видела здесь ничего нормального. На миг Дэлайла захотела, чтобы ее

восторг вернулся. Ей захотелось снова полюбить этот дом.

Но Гэвин вслух не ответил. Он только кивнул, погрузившись в рисование и

сосредоточившись на ее подбородке.

– И тебе никогда не было одиноко?

В этот раз она была уверена, что это не ее воображение, и в комнате точно

похолодало. Даже Гэвин взглянул на потолок и на стены, тихо сказав:

– Иногда, да, из-за отсутствия людей, но мне всегда хватало общества Дома.

В комнате стало теплее. Но она все равно не смогла себя остановить от

следующего вопроса:

– А что случится, когда ты уйдешь?

Гэвин замер, забыв убрать крошки печенья из уголка рта.

– Уйду?

Дэлайла настороженно кивнула, почувствовав, будто стены начали давить

на нее. Но она уже разогналась, и остановить ее никто не мог. Она ощущала

себя отчасти злой, отчасти безрассудной. Может, мама в чем-то была права.

– О чем ты? – спросил он, глаза его округлились, словно предупреждая ее.

– Это ведь последний учебный год, – ответила она. Дэлайла взглянула на

окно и сглотнула, набираясь смелости продолжить. Все внутри сжалось. Может, ей специально хотелось проверить, не кажется ли ей все это. И хотя было не по

себе, она не смолчала: – Что будет в следующем году? Где ты будешь жить, когда будешь учиться в колледже, или когда женишься?

Комната остыла так быстро, что ее дыхание превратилось в облачко пара.

Гэвин нахмурился, подняв голову к потолку и прищурившись, когда люстра

над ними начала раскачиваться. По всему дому раздался резкий треск, а стены

кухни начали подрагивать. Весь дом зашатался так неистово, что Дэлайла

зажала уши, чтобы не слышать шум.

– Что происходит? – прокричала она, озираясь.

– Я… не знаю! – Гэвин встал со стула, и тот опрокинулся. – Хватит! –

крикнул он. – Она не хотела сказать ничего плохого!