Текст книги "Дом (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

скрипели с каждым шагом, но не твердо, а хрупко.

– Что происходит? – спросил он, сглотнув так громко, что сам услышал это

в зловещей тишине. – Ты злишься на меня?

Страх собирался в животе Гэвина, и он поспешил подняться по ступенькам, после чего посмотрел на дверь спальни в конце коридора, прислушиваясь при

этом к звукам.

В шкафу была спортивная сумка, и Гэвин подумывал положить туда вещи, туалетные принадлежности и прочее перед побегом, но теперь он отбросил эту

идею. Дом не напал только потому, что Гэвин не попытался сбежать.

Он сел на кровать, взял свой альбом и кусочек угля, пытаясь выглядеть

спокойно и расслаблено. Как это сделать? Как найти в Доме маму, если тот

замечает каждое его движение? Он никогда не видел Дом таким мрачным, мертвым и зловещим. Существовал ли способ его обмануть?

Гэвин помнил дни, когда был заперт, когда исчезли дверные ручки с

наружных дверей и пропали задвижки на окнах. Дэлайла уверяла, что Дом

менялся и физически преображался в тот вечер, когда она пришла на ужин.

Были ли у Дома части, о которых он даже не подозревал?

Заметив старую коробку на полке, Гэвин достал оттуда модель самолета, которую не закончил, и пробормотал, что нужно найти клей. Теперь у него

появилась возможность копаться в старых ящиках, заглядывать в шкафы, которые не открывал годами, даже проверять под подушками и кроватями. Дом, казалось, был рад помочь, отодвигая мебель с его пути и открывая для него

дверцы шкафчиков. Он открывал каждый шкаф, касался пальцами стен, проходя

мимо, ощущая края и выступы, которых не должно здесь быть.

Он нашел пачку старых флаконов с лекарствами от мигрени, которые

принадлежали, скорее всего, его маме, но никакого клея или скрытых комнат.

За два часа до назначенной встречи с Дэлайлой Гэвин был готов оставить

надежду найти хоть что-нибудь.

Он снова поднялся по ступенькам и пошел в свою комнату, остановившись

на полпути к кровати. В центре идеально постеленного покрывала лежала

фотография его мамы, которую он хранил в шкафчике в ванной.

Все это время Дом знал, что именно он искал.

Воздух остыл, в комнате потемнело, словно солнце ушло за облака. На коже

проступили капельки пота, и он ощутил, как по рукам, ногам и шее побежали

мурашки.

Снаружи вдали виднелось синее небо, листья деревьев трепетали на ветру, но ближе к Дому все оставалось темным. Двор был окутан тенью. А ветер качал

мертвые ветви его любимого вишневого дерева.

Позади него в коридоре послышался звук. Но не шаги, а рык. Такой звук

мог исходить только из утробы монстра – низкий и зловещий, вибрирующий по

перекрытиям под его спальней и взбирающийся вверх по стенам. Дрожь

становилась все выше и выше, словно охватила уже весь дом.

Гэвин закрыл глаза, представив ступеньки, и сколько шагов нужно сделать, чтобы попасть туда.

Если он побежит, то Кровать подвинется, и ему придется прыгать. Шкаф

попытается закрыть проход. В Коридоре пусто, но Стол был проворным и мог

заблокировать любую дверь, какую пожелает. Он попытается замедлить его, поймать и сбросить с лестницы, если будет нужно.

О боже.

Гэвин попытался отогнать мысль о предстоящем сражении из головы, но не

смог. Он снова закрыл глаза и почти представил себя там, на нижних ступенях, с вывернутыми под неестественными углами руками и ногами, со странно

выкрученной шеей и с остекленевшими открытыми глазами. Дом и правда

позволит Гэвину умереть, лишь бы он не вышел? Воздух спешно покинул его

легкие, и он закрыл рукой рот, сглотнув поднимающуюся к горлу тошноту. Это

не Дом был расстроен и уязвлен. Впервые в жизни Гэвин понял, что Дом готов

сделать что угодно, чтобы удержать его внутри.

«Он и не собирался меня отпускать».

Он смотрел на окна спальни, закрытые плотными шторами, которые

запросто могли наброситься и схватить его. Посмотрел на открытую ванную и

окно, которое он подпер деревяшкой.

Та все еще была на месте.

Если поспешить, он сможет добраться и выйти. А если Дом захлопнет

окно, то он его разобьет. Это единственный свободный путь. Прищурившись, Гэвин подсчитал расстояние. Метров пять. Столько ему нужно пройти. Пять

метров от него до ванной.

Оглядев еще раз коридор, он сделал глубокий вдох и побежал.

Стол из коридора поехал по полу и встал между ним и дверью, и Гэвин

поднырнул, проехав по холодному деревянному полу в комнату. Стукнулся

плечом о стену, и та задрожала, на глазах меняя цвет и форму, и внезапно он

перестал понимать, где находится. Справа должен был быть коридор, а прямо

здесь – дверь в ванную, окно, но ее тут не было. Были обои, которые он никогда

не видел, на стенах рядом с дверями, которые он никогда не открывал.

– Мама! – завопил Гэвин. – Ты здесь? Мама! – такой хриплый

пронзительный вопль он тоже никогда не издавал. Врезавшись в стену, он

провел руками по гладкой поверхности, пытаясь пройти по дрожащему

коридору.

Выбора не было, и Гэвин бросился в другую сторону, к лестнице и входной

двери. Пол затрясся, половицы разломились с оглушительным треском и встали

на дыбы, превращаясь в крепкую деревянную стену и создавая двери одну за

одной, одну за одной. Он протянул руку к одной, потом к другой, рывком

открывая их и видя изогнутую лестницу, что превращалась в ничто, в

кирпичную стену, в черную бездну.

Позади него дрожал весь дом, и стало так холодно, что Гэвин видел пар от

собственного дыхания, чувствовал, как холод обжигает кончики пальцев. Пол

накренился, и Гэвин начал отъезжать назад, не переставая звать маму. Пальцы

впивались в пол, пытаясь уцепиться за скользкое дерево, ногти царапали

ледяную поверхность.

С потолка позади него свесилась веревочная петля – она была от двери, и

потянув за нее, можно было попасть на чердак. Хотя он никогда не был внутри, Гэвин знал, что там есть окна, и попытался развернуться и уцепиться за петлю.

После трех попыток он смог встать на ноги и схватиться за нее, глядя, как дверь

открывается, веревочная лестница разворачивается и ударяется о пол перед

ним. Раздались пронзительные крики, но чьи они? Гэвин никогда не слышал в

этом доме чей-то голос, кроме Дэлайлы и еще… Эти звучали знакомо. Это те

голоса, которые слышала Дэлайла? Из ее кошмара? Они называли его имя, всхлипывали, кричали ему отовсюду. Стены склонились, в трещинах в

штукатурке засиял свет, словно с неба вниз катился поезд, направляясь к дому.

Гэвин бросился к веревочной лестнице и полез наверх, руки были

скользкими от пота и крови, и еще неизвестно, чего. Ноги соскальзывали с

перекладин и казались ослабевшими и окоченевшими от страха. Гэвин

посмотрел все фильмы ужасов за последние четыре года в кинотеатре Мортона, но не представлял это так. Ужас вцепился в его сердце крепким кулаком, а тело

ему словно не принадлежало. Боль пульсировала в каждой мышце, его хватка не

была прочной, ноги не попадали на ступеньки, но он е переставал карабкался.

– Хватит! – услышал он собственную мольбу. – Пожалуйста, прошу, хватит.

Пыль и копоть покрывала пол чердака слоем в несколько сантиметров, и

когда Гэвин забрался внутрь, она поднялась в воздух и закружилась, как

снежинки в бурю. Когда был младше, он уже пытался попасть на чердак, но не

смог открыть запертую на засов дверь. Он задумался, убрал ли его кто-то, и

было ли достаточно для того, чтобы дверь поддалась, той дрожи, которую он

ощущал под ногами. Или же нечто, державшее чердак закрытым, получило

приказ свыше: взять его.

Он ошалело осматривался, взгляд опустился на два мансардных окна. Если

он доберется до них и сможет открыть, то, возможно, выберется на выступ, спустится вниз по карнизам или хотя бы позовет на помощь.

Он сделал лишь шаг, когда ощутил, как что-то скользнуло по его ноге, холодное и шершавое, будто покрытое шипами. Опустив взгляд, он увидел

виноградную лозу, обернувшуюся вокруг его ноги и дернувшую так сильно, что

он потерял равновесие. Боль разливалась по всему телу, когда он тяжело упал на

пол. Он закашлялся, легкие наполнились пылью, заставляя его молчать.

Гэвин перекатился на спину, пытаясь восстановить дыхание. Он

вглядывался в темноту, но в глазах почернело, и картинка расплывалась по

краям. Над ним появились силуэты, неясные тени вырвались из-под балок и

брусьев.

Милый Гэвин.

Наш Гэвин.

Она тебя тоже не получит.

Хватка лозы стала крепче, и, поднявшись от его ноги к поясу, она медленно

потащила его к двери.

– Нет! – пытался закричать он, все еще кашляя и хватая ртом воздух.

Пальцы скользили по полу, ногти впивались в грязь, занозы вонзались под кожу, пока он вслепую искал, за что можно схватиться.

Он чувствовал, как его утаскивают к веревочной лестнице, чувствовал

дрожь вокруг, не понимал, как дом все еще может стоять. Коридоры и комнаты

внизу заполнили голоса, которые он никогда не слышал: грубые и тонкие, хриплые и плаксивые.

Гэвин.

Смотри, что мы сделали для тебя.

Гэвин не хотел здесь умирать, и он знал, что если не даст отпор, то

погибнет. Картинка его изломанного тела у основания лестницы не была лишь

его воображением – так и будет. Если не падение с лестницы, то душевая

занавеска удержит его под водой в ванне, в печенье окажется крысиный яд или

он сгорит во сне. Это был уже не тот дом, в котором он вырос. Это был не тот

дом, который заботился о нем, когда Гэвин болел, и часами слушал его рассказы

о самолетах, который давал ему книги, отвечая на вопросы о планетах и

звездах.

Гэвин был словно одна из статуэток Белинды Блу в ее закромах. Дом

держал его здесь, как игрушку за стеклом, и что бы тут ни было внутри, Дом

убьет его раньше, чем он сможет выбраться наружу. А потом убьет Дэлайлу.

Он схватился за одну из перекладин веревочной лестницы, используя ее как

рычаг, чтобы отпихнуть вцепившуюся в него лозу. Гэвин соскользнул вниз, ударившись подбородком о дерево и закричав от боли. Звук отвлек Дом, и

хватка лозы ослабла. Свист хлыста разорвал воздух, резкий ветер ударил ему в

голову, через миг звук повторился, и что-то порезало его лицо. Закричав, Гэвин

поднял руку к щеке и ощутил жидкость, горячим ручейком бегущую вниз к шее.

Он чувствовал вкус крови, запах пыли в воздухе, гниющего дерева и свежей

земли отовсюду.

– Мама! – из-за слез щипало глаза, было сложно видеть в темноте, и он

больше не понимал, где сейчас находится. Он раскинул руки в стороны, чтобы

нащупать стену, но ты расходилась волнами под его пальцами, извивающаяся, холодная и влажная.

От отшатнулся и вслепую побежал на свет впереди, на сияние от окна. Он

видел двор за ним, уже не мертвый, а зеленый. Там были люди, они играли с

мячом на залитой солнцем лужайке.

Гжвин не знал, что видит: настоящее это или игра, в которую играл с ним

Дом, – но ему было все равно. Он должен добраться до них.

– Помогите! – завопил он. – Помогите мне!

Люди не оглянулись. Он изо всех оставшихся сил потянул за оконную

ручку, но та не поддалась.

– Помогите! – закричал он снова, стуча окровавленными кулаками по

стеклу.

Гэвин огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно разбить окно. На полу

лежала лампа, неподвижная и безжизненная, – просто обычная лампа. Он взял

ее и основанием ударил по стеклу. Оно разбилось, Дом содрогнулся, словно от

боли, пока отчаянные вопли продолжали доноситься из его глубин. Гэвин

отбросил ногой осколки, не обращая внимания на то, как они впиваются в его

ноги. Это его последняя надежда. Он взобрался на выступ и оглянулся. Там

кружилась, пульсируя, тьма. Он задержал дыхание и прыгнул.

***

Когда Гэвин снова открыл глаза, он понял, что находится не снаружи.

Он пытался понять, что видит перед собой, но не смог. Правая половина

тела страшно болела, и он сообразил, что его руки прижаты к бокам и

привязаны к телу в районе груди и пояса. Сокрушительное давление мешало

дышать. Каждый сантиметр кожи болел, ныл и был покрыт синяками. Спиной

он ощущал твердость стены, но темнота поглощала все вокруг. Он видел лишь

тьму, которая всей своей тяжестью окружала его, плотно обволакивая его где-то

на глубине.

Голосов больше не было слышно, лишь его неровное дыхание, когда он

пытался набрать в легкие достаточно воздуха. Если смог, он бы заплакал или

закричал, но что-то закрывало его рот, что-то пыльное и влажное давило на

язык. Тряпка. Кляп. Двор был огромным, а ограда как бы изолировала дом от

ближайших соседей. Его крик все равно никто бы не услышал.

Гэвин снова почувствовал запах грязи. Он не знал, почему, но в голове

всплыла фраза: «свежая могила». Он не знал, откуда исходит запах, и не

разорвал ли себя Дом от верха крыши до самой земли. Пахло гнилым мясом и

червями, и его тошнило, в то время как он пытался дышать ртом.

Гэвин жаждал то чувство, когда он не обращал внимания на странности

Дома, какое у него было всего год назад. Хотел свою комнату и теплую постель.

Но больше всего он хотел Дэлайлу. Он хотел, чтобы она была в безопасности.

Гэвин теперь понимал, что даже если выберется как-нибудь отсюда, сбежать он

не сможет. Та доброта, что жила здесь и присматривала за ним, исчезла, здесь

остался лишь монстр. Он последует за ним и здесь, и на улице, и по сотне улиц.

Будет охотиться на него, пока не вернет, а потом он останется здесь навеки.

Может, Дом не знал, что он не останется прежним и что если он убьет его, не

появится снова маленький Гэвин или Гэвин с мороженым с рожком

мороженого, который изображен на фотографии в коридоре на втором этаже. Те

Гэвины тоже умрут.

Дом словно читал его мысли, и что-то скользило вокруг него, стягиваясь.

– Ш-ш-ш, – шипело это нечто. – Ш-ш-ш.

Наконец, на миг – всего на миг – потому что страдал, был испуган и ничего

не видел в темноте, Гэвин позволил себе заплакать. Дом еще не убил его. Он

выжидал. И если они знали друг друга так хорошо, как он думал, Гэвин знал, чего именно тот ждал.

В одиннадцать часов у банка будет ждать его Дэлайла, как они и

договорились, и она поймет, что он не придет. Дом это знал. И что она пойдет

его искать в надежде спасти. Дом и это знал.

Он пока что не убил Гэвина, потому что тот был наживкой.

Глава двадцать девятая

Она

Добравшись до крыльца, Дэлайла поняла, что не продумала миллион

деталей, пока стояла здесь в почти полной темноте. А именно: будет ли дверь

открыта? Или же ей придется разбивать окно? Она посмотрела на топор в руке

со смесью облегчения и страха. Были ли окна из стекол или из чего-то, пропитанного духами, что не могло разбиться?

Из-за тяжелой деревянной двери раздался звук – низкий стон, словно из-

под земли вырывался ветер, раскачивая дом, пробиваясь наружу через планки

на крыше и сквозь закрытые окна. Дом знал, что она здесь. Она закрыла глаза, успокаивая дыхание.

Вот и все.

Дэлайла брала силу у каждой героини, которой восхищалась: Баффи,

сжимающая в кулаке кол. Мишон со сверкающей катаной. Керсти Коттон

против Пинхеда. Джинни против Джейсона. Кларисса Старлинг против

Ганнибала Лектера, Алиса Джонсон против Фредди Крюгера – оба раза.

«Дом ждет твоего поражения».

Ее застила идти вперед только одна мысль: если бы мог, Гэвин открыл бы

дверь, а значит, он этого сделать не смог и был пойман внутри, и –

пожалуйста, хоть бы он был жив. Она протянула руку к ручке и, подавив

испуганный вскрик, отскочила, когда на деревянной поверхности двери что-то

появилось – морды кричащих монстров, претерпевших ужасные пытки, с зубов

у них капала кровь, а когти были такими огромными, что могли разрезать ее

пополам. Они появлялись и кружились перед ней, наступали и отступали, тянулись к ней, а Дэлайла с ужасом подумала: что, если один из них вырвется

на свободу?

Со стороны тротуара закричала Вани:

– Ты должна войти, Дэлайла!

Она оглянулась через плечо и увидела, как Давал и Вани бегут из машины

за дом. Прерывисто вдохнув, Дэлайла быстро пробилась через клыкастых

демонов, закричав, когда один порезал ее предплечье. Когда его зубы впились в

нее, она ударила его свободной рукой и схватилась за ручку.

Дверь дрожала перед ней, но ручка легко повернулась, и она ввалилась

внутрь, упав на деревянный пол. Дверь тут же громко захлопнулась за ее

спиной. Одновременно с этим хлопком все звуки из-за двери исчезли, и она

оказалась взаперти. Оглядев полуразрушенное пространство перед собой,

Дэлайла подумала под бешеный стук сердца: смогут ли снаружи услышать ее

крик?

Дом выглядел заброшенным: мебель разломана, стены просели и были

покрыты мокрыми пятнами. С потолка и в каждом углу толстыми пыльными

завитками свисала паутина. У камина валялась куча обугленных поленьев, а пол

устилал пепел, словно грязный снег. То, что сохраняло это место новым и

ухоженным, покинуло нижний этаж. Дэлайла даже успела представить, что

попала не в тот дом. Что Гэвин переехал дальше по дороге, а в последние

четыре месяца этого монстра рисовало лишь ее буйное воображение. Но

гудящий скрип половиц наверху дал ей понять, что на втором этаже что-то

ждало ее в засаде.

И где-то там был и Гэвин.

Дэлайла задрожала от холода. Холод беспокоил ее больше треска, ведь

треск хотя бы раздавался вдали. Этот холод был неестественным, он спускался

с потолка, морозный и густой, растекаясь по ее коже. Леденящие прикосновения

скользили под воротник ее блузки, по руками, груди и ребрам. Дэлайла закрыла

руками грудь, обхватив ладонями локти так крепко, что смогла почувствовать

твердую шишковатую форму костей. Она позвала дрожащим голосом:

– Гэвин?

Треск прекратился, и ее окутала тишина.

«Так странно, – подумала она, – что тишина ощущается такой огромной и

поглощающей».

Дэлайла всегда думала, что в подобный момент она будет или храброй, или

немой от ужаса, но ничего из этого она сейчас не чувствовала. Она была

встревоженной от страха и вслушивалась сильнее, чем когда-либо, в любой

возможный человеческий звук.

Но последовавший звук был совсем не человеческим. Из-за неизвестной

двери слева донесся дикий рев, он ощущался холодом, когда добрался до нее.

Холодный, надломленный и зловещий.

Эхом раздавались звуки треснувшего дерева и ломающегося пластика.

Дэлайла сглотнула комок паники, ощущая собственное бешено колотящееся

сердце, и оттолкнулась от перил, чтобы идти дальше. Она поднялась по

лестнице, стараясь подавить страх, возникший от царящей вокруг пустоты; вся

мебель собралась в одной комнате, чтобы напасть на нее.

– Гэвин? – позвала она, подпрыгнув от удивления, когда в полуметре от нее

ожил телевизор. Почему она не заметила его раньше? Он бесшумно

придвинулся к ней?

– Гэвин? – собственный голос эхом вернулся к ней из темного ящика –

трескучая и пустая копия ее голоса. – Гэвин, твой дом собирается убить меня, и ты никак не сможешь помешать.

– Нет, – ответила Дэлайла, шагнув вперед и прижавшись к стене коридора, чтобы пройти мимо телевизора.

Топор громко звякнул по пластику, напугав ее еще сильнее.

– Скажи, где он.

Ее голос рассмеялся в ответ, приторный и насмешливый.

– Мечтай, Дэлайла.

В ответ на происходящее Дэлайла ощутила собственные тихие истеричные

всхлипы, вырывавшиеся из груди и поднимавшиеся по горлу, вылетая наружу.

Голос, исходящий из телевизора, из узнаваемого превратился в высокий

ужасающий визг:

– Не плачь, не плачь, плакса, не плачь, не плачь, плакса, плачь, малышка, плачь.

Она могла застрять здесь, испугавшись ожившего телевизора,

приблизившегося к ней. Могла затеряться в этом моменте, когда сердце бьется

так сильно, что можно всерьез испугаться возможности умереть, и когда

ожидающее наверху настолько пугает, что от страха прошибает в пот, стискивает горло, а по щекам льются слезы.

«Или, – глубоко дыша, думала она, – можно подняться наверх и пустить в

ход топор».

Шагнув в стороны, Дэлайла рванула мимо, махнула ногой так сильно, как

только могла, и, ударив ею по боку телевизора, отправила его катиться в

противоположную стену. Послышался звон разбитого стекла. К ней спустились

полоски обоев, царапали уши, цеплялись за воротник и, став еще острее и

свирепее, не порезали ее шею.

Она оттолкнула их, разорвала и снова пнула телевизор, потом схватилась за

перила и побежала вверх по ступенькам.

«Дом будет стараться уничтожить тебя, – говорила она себе. – Будет

стараться, но ты быстрее. Ты умнее. Найди Гэвина».

Сквозь ветер, скрип, тоненький безумный смех и ледяной холод в коридоре

Дэлайла начала различать слабый гулкий звук. Что-то все время билось о стену: тук,

тук-тук,

тук… тук-тук.

В отличие от всего все остального вокруг, звук не был угрожающим. Его

издавал кто-то с усилием и натугой. От догадки Дэлайлу бросило в жар.

– Гэвин! – закричала она, перепрыгивая через две скользкие ступеньки, спотыкаясь о движущийся ковер и какие-то деревяшки, валяющиеся под

ногами. Наверху она упала, ударившись коленом о стол, и с силой оттолкнула

его. – Гэвин! Гэвин!

Звук прекратился, а потом возобновился, стал быстрее, громче и тревожнее.

Словно что-то резиновое стучало по пластику, снова и снова, звуки сливались в

один. Он пинал ногой стену? Он не мог говорить? Страх сжал ее горло, лишая

воздуха, пока она не закашлялась, продвигаясь по коридору. Но когда-то

небольшое расстояние с пятью дверями в комнаты растянулось в несколько раз, постоянно двигаясь, и Дэлайла начала путаться в бесконечном лабиринте

поворотов и тупиков. Ковер скользил под ее ногами и тащил ее обратно. Она

отбивалась от него, стараясь бежать по кромке деревянного пола, уворачиваясь

от падающих картин и резко открывающихся перед лицом дверей.

Она врезалась плечом в дверь ванной и толкнула ее так сильно, что та

треснула. Темная густая кровь потекла из трещины и заскользила в коридор, касаясь ее ног. Сколько бы Дэлайла не бежала, сколько бы раз не возвращалась в

коридор, сколько бы раз не открывала двери и не забегала глубже в лабиринт, что строил и строил вокруг нее Дом, стук Гэвина в стену не переставал. И все

время доносился откуда-то слева. Дэлайла ненадолго остановилась перевести

дыхание и вытереть пот с лица.

Она закрыла глаза, не обращая внимания на приливающую кровь у ног, и

рядом с ухом раздался чей-то смех. Он был так близко, что она испугалась, что

источник этого смеха может ее коснуться.

Дом мог творить какие угодно иллюзии, но Гэвин оставался на месте.

Когда она развернулась к стене, под ногами задрожал пол, воздух стал еще

холоднее, а стены начали приближаться к ней.

– Иди, – шипел дом. – Иди.

– Это все по-настоящему, – выдохнула она, потянувшись в карман за

фонариком. – Гэвин все это время там. А все вокруг не по-настоящему, Дэлайла.

Это не по-настоящему.

Словно поняв, что кровь ее не пугает, рядом с ней из-под плинтусов

появилась вереница насекомых. Они поползли ей под джинсы, по коже, по

ногам к бедрам. Дэлайла чувствовала, как они карабкаются по ее телу и

отталкивают от стены, отделявшей ее от Гэвина.

– Это не по-настоящему! – завопила она, светя фонариком в стену впереди

себя, чтобы понять, куда ударить топором. Все пространство вокруг стало

пустым и ослепительно белым. Она сунула фонарик в карман и подняла топор.

Позади нее с грохотом падали картины, разбиваясь об ее ноги, спину, и она едва

успела увернуться от одной, целившейся ей в голову и упавшей в итоге на пол.

Дэлайла чувствовала духов, призраков – воплощения ужаса, кем бы они ни

были – окружавших ее, пытавшихся пробраться в ее одежду и в ее плоть.

Ощущалось это как вспышки жара и леденящего холода, будто кто-то слегка

касался ее кончиками пальцев, и впервые с момента своего прихода в Дом

Дэлайла почувствовала себя победительницей: физически они были слабыми.

Если они останутся в доме, то им придется сломать здание, чтобы навредить ей, но тогда пострадает и Гэвин. А без прочной структуры здания они были лишь

призраками.

– Гэвин, держись! – крикнула она. – Я иду к тебе!

В ответ раздался был приглушенный крик, и ненависть Дэлайлы к дому

увеличилась вдвое, даже втрое, – стала такой огромной, что превратилась в

неистовую ярость, пульсирующую в крови. У него во рту кляп, поэтому он не

мог говорить. Гэвин попал в ловушку Дома, который, как он всю свою жизнь

верил, любил его.

– Ты монстр, – она подняла топор, замахнулась им так сильно, как только

могла, и вонзила его в стену.

Дом взвыл тысячей голосов, словно от боли и ярости, и в коридор влетел

ветер с такой силой, что Дэлайла чуть не упала, но она расставила ноги пошире

и сосредоточилась, шипя сквозь зубы. Потом замахнулась снова, больно

вывихнув плечо, и лезвие топора сломало пластик и дерево. Из стен хлынула

кровь и вывалились какие-то сгустки – иллюзия внутренностей, сердец и

кишок.

Сдавленно вскрикнув, Дэлайла отскочила и три секунды приходила в себя.

Это было не по-настоящему.

Насекомые ползли по ее шее и по лицу, но она закрыла рот и дышала через

нос: это не по-настоящему, не по-настоящему. Дэлайла снова решительно и

свирепо ударила по стене.

Замахиваться топором было не так, как носить его. Он был очень тяжелым

и не сбалансированным из-за огромного лезвия на верхушке, но с каждым

ударом стена поддавалась, и наконец поток теплого воздуха подул в холодный

коридор.

В трещине появилось лицо Гэвина, рот его был закрыт тряпкой, видимая

часть лица была в пыли и засохшей крови, на щеках, носу и подбородке были

сотни царапин, но когда его ошарашенный испуганный взгляд встретился с ее

взглядом, Дэлайла подавилась всхлипом от отчаяния добраться до него.

– Держись, Гэйв! Я почти там. Держись. Я иду. Иду.

Он кивнул, глядя с мольбой, и исчез из поля ее зрения.

Трещина в стене разрасталась с каждым ударом, пока Дэлайле не начало

казаться, что ее руки вот-вот отвалятся, но дыра стала достаточно широкой, чтобы в нее можно было пролезть, продолжая уворачиваться от досок и

обрывков ковра, цепляющихся за ее ступни, ноги и руки. Она споткнулась и

головой вперед упала на него.

Первым ее порывом было расцеловать все его лицо. Она тут же вытащила

кляп, эту мерзкую тряпку из его рта, спешно развязала веревку, обвивающую

все его тело.

Освободившись Гэвин закричал, вытянул руки и выгнул спину, словно был

в таком состоянии часами, – возможно, так оно и было. Его крик был ужасным

звуком, хриплым и низким, в нем было еще больше боли, чем когда она

слышала его чуть ранее. Сейчас в его крике была потеря, злость и глубоко

проникший ужас. Гэвин был связан все время, пока они были порознь? Он был

обезвожен и слаб. Был бледным и сломленным.

– Лайла, – простонал он. – Нужно убираться отсюда.

Кивнув, она развернулась, чтобы расширить дыру, отбросив мокрые клочки

ткани, пропитанные этой не пойми откуда взявшейся липкой кровью. Ей

казалось, что она пробивается сквозь грудную клетку, сквозь кости и хрящи, сквозь мышцы и органы. Руки были покрыты чем-то темным и влажным, –

материал, который она считала деревом в стенах, сейчас хлюпал под лезвием

топора.

– Гэйв, возьми меня за руку.

Он потянулся к ней, дрожащий и ошеломленный, и она принялась вести его

сквозь стену. Дом раскачивался вокруг них, буря из пыли и обломков окружала

их лица. Гэвин вытолкнул Дэлайлу в проем первой, а потом пролез сам, но тут

огромная дрожь сотрясла здание, и с болезненным треском рука Гэвина

оказалась под упавшей деревянной доской.

Он закричал от боли, зажмурившись и откинув доску. Спотыкалась о рамы

картин и разорванный ковер, Дэлайла возвратилась к месту, где он застрял, как

можно быстрее помогая ему высвободить руку, неестественно изогнувшуюся и

безвольно повисшую. Его лицо побледнело, а глаза остекленели.

– Гэвин, – выдохнула она. Страх вызывал в ней такую сильную тошноту, что она согнулась пополам. Обхватив бока, она посмотрела на его лицо. –

Гэвин, посмотри на меня, – его взгляд скользнул по ее лбу и щекам и вспыхнул,

отыскав ее глаза. – Нам просто нужно выбраться, ладно? Нужно выбраться

отсюда, и мы сможем уехать и сделать то, что хотели. Я тебя не брошу. Ты

должен встать, спуститься со мной по лестнице и через кухню выйти на задний

двор.

Гэвин кивнул, лишенный дара речи и пребывающий в состоянии шока. Она

не знала, долго ли он сможет терпеть боль, та явно была невыносимой, и по

тому, как кривилось от боли его лицо, она поняла, что им нужно спешить.

Дэлайла еще никогда не испытывала такую ужасную тревогу, когда могла

думать только об одном: нужно бежать. А что будет потом, не имело значения.

Им нужно выбраться, пока дом не рухнул на них. Дэлайла посмотрела на

потолок с трещинами, на пол, центр которого пересекала длинная неровная

дыра. Дом мешал им уйти, и у него получалось. И она не знала, как им

добраться до заднего двора.

Встав, Гэвин прислонился к стене, кряхтя от боли. Глаза его были крепко

закрыты, здоровой рукой он потянулся к ней, прося поддержки. Его правая рука

плетью висела на боку, словно кости в ней превратились в пыль.

– Смотри, что ты наделал! – закричала она на Дом, сорвав с себя жилет и

помогая Гэвину перевязать им руку. – Смотри, что ты с ним сделал! Он любил

тебя! Ты был ему нужен! А ты схватил, напугал и сломал его!

Пыль осела, и стены притихли. На полу замер ковер, и стало тихо, но не как

затишье перед бурей, а затишье после, когда можно было сравнить

произошедший хаос и последовавшую за ним тишину.

Но Дэлайла не доверяла этой тишине и, помогая Гэвину стоять ровно, спотыкаясь, повела его по коридору. Тот был таким же, как и всегда: вел к

твердым ступенькам, которые спускались в прихожую и вели к столовой и

кухне.

Дэлайла чувствовала каждого призрака за собой, давивших в воздухе на ее

спину, пока они шли по холодной тихой кухне и выходили из двери.

Вот так.

Но тишину разорвала ужасная черная буря над ними, когда духи дома

заметили Давала, сидевшего на коленях на траве и подзывающего их со

взглядом, полным такой смелости и уверенности, что Дэлайла позволила ногам

подогнуться, и когда они с Гэвином упали на траву, она обняла его трясущиеся

плечи.

– Оставайся со мной, – прошептала она ему на ухо. – Будь со мной, ладно?

Он кивнул, все еще ничего не говоря, и уткнулся лицом во влажную кожу ее

шеи, хватая ртом воздух. Дэлайла не понимала, что происходило. Под их

коленями газон был мертвым и сухим. Деревья трещали на ветру. Не было ни

фруктов, ни того ощущения семьи. И в конце ничего могло и не сработать.

Дэлайла, Вани, Давал и Гэвин смогли разозлить привидений, вызвать всех их во

двор в виде яростной бури, но они все еще могли ошибиться. Глядя на Гэвина, Дэлайла знала, что все они могут здесь умереть.

Эта мысль была такой спокойной: мы можем сейчас умереть. Призраки не

знали, на что решиться – остаться с Гэвином или лететь к Давалу, – но они

могли легко вырвать дерево, сломать дом, сотворить на газоне зияющую дыру и

поглотить всех их.

Земля содрогалась под ними, внутри дома слышался грохот – падали стены, переворачивалась мебель, разбивались окна, духи выходили и вылетали наружу.

Было невозможно уследить за одним из сотен размытых точек в небе,