Текст книги "Незримое (СИ)"

Автор книги: Кристина Леола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Внезапно еще один плюс: кажется, я теперь знаю, кто у нас возглавляет секту…

Ну и существенный минус: с такими знаниями долго не живут.

Глава 22

Лучше уж я сам все окончательно испорчу, зато прямо сегодня,

без всякого там томительного ожидания и дыхательной гимнастики!

(с) Макс Фрай

– Совсем больная?! – возмущался Ковальчук, расхаживая по моей кухне и гневно размахивая руками. – Нашла, блин, вселенское зло!

– А что я должна была подумать? Вламываетесь в квартиру на ночь глядя, еще и котенка моего усыпили…

Фафнира я, кстати, проверила, выглядел он вполне здорово, а что спал, так это, наверное, даже к лучшему, но самоуправство шефа все равно раздражало.

– Твой котенок, – прошипел он, потирая невредимую на вид шею, – мне чуть глотку не перегрыз. Скажи спасибо, что я его просто о стенку не шмякнул.

– Вот, – буркнула я, – еще одно доказательства вашей злодейской сущности. Животные все чувствуют, ничего от них не скроешь…

– Дура ты, Зеленцова, – отмахнулся Ковальчук. – Так что и спорить с тобой бессмысленно.

– Как вы вообще здесь оказались? – не стала я развивать тему собственной глупости, ибо дура и есть, хоть и несколько не по тем причинам, о которых думает шеф. – Фафнир тут такую защиту организовал, что даже порталы моих родных с пути сбивает, а не то что…

«Не то что ваши», – хотела я сказать, но осеклась. Он ведь никогда не ходил порталами. Точнее, полагаю, когда-то мог – в далеком прошлом, до встречи с моим разлюбезным братцем. Но за время нашего знакомства Ковальчук всегда прибегал к помощи штатного пограничника.

В общем, наверняка не просто силы берег.

Лучше б я закончила предложение. Сделала бы вид, что ничего не знаю и не понимаю, как прежде. А так мое вспыхнувшее от смущения лицо было красноречивее всяких слов.

Ковальчук досадливо поморщился:

– Рано или поздно все учатся ходить ножками. – А потом неожиданно фыркнул. – И замок у тебя препаршивый, я его по видео-уроку взломал.

Представив, как шеф, нервно озираясь и поглядывая на экран телефона с открытым ютубом, ковыряется в моей двери, я вроде как даже рассмеялась. Совсем чуть-чуть, но что-то вроде «пф-ф-фр» из меня точно вырвалось.

Я прокашлялась и скрестила руки на груди:

– Ну явились вы, и что дальше?

– Дальше ты мне расскажешь все, что узнала, – сурово произнес Ковальчук. – Про скрывающих и являющих братьев, про Беляка и Метельку, про разрывы…

– С какой это стати? – возмутилась я.

Меня, значит, отстраняют, что-то там пытаются расследовать, чтобы найти причину меня не то посадить, не то уволить, а теперь я вдруг должна делиться, ибо дедушка Ленин велел. Ну уж нет!

Каюсь, в тот момент я как-то забыла, что еще недавно сама рассматривала подобный вариант развития событий. Просто наглая физиономия шефа пробудила во мне все самое худшее, в том числе алогичность.

– Зеленцова, шутки кончились, – отчеканил он. – Скоро мы все погрязнем в такой заднице, что прежние проблемы тебе покажутся ерундой. Комитет уже не справляется с разрывами. Вреда от них пока не очень много, так как твари прорываются, но не проявляются. За исключением того норга и твоих призраков, и мне нужно знать…

– Баш на баш, – быстро выпалила я. – Хочу быть в курсе всего. И я вновь официально участвую в расследовании.

– Да хочешь, я тебя хоть повышу прямо сейчас, – отмахнулся шеф, – плевать. Ну и участвуй, сколько влезет, все равно иначе всех погребет… Короче, что тебе нужно? Подписанный кровью договор? Клятва на мизинчиках? Обет, принесенный великому Ктулху? Говори уже.

– Вашего слова будет достаточно, – сухо кивнула я.

– Хорошо, даю слово. Ты рассказываешь мне, я тебе, и мы вместе пытаемся спасти мир. Только… – Он неопределенно взмахнул руками. – Майора своего больше не втягивай. Нечего ему во всем этом делать.

«Моего». Хорошо звучит, пусть и неправда.

– Согласна.

И нет, я не подлая предательница, хотя, наверное, чуток есть. Просто… Ковальчук говорил о спасении мира с таким каменным лицом, что мне стало страшно. Я и прежде понимала, что все серьезно, но как-то… все равно не воспринимала слишком всерьез. А теперь осознала. Прониклась. И в первую очередь испугалась за Яна.

Да, он сделал в этом расследовании куда больше моего и выручал меня своей выдержкой не единожды. Но если даже Ковальчук напряжен, то силы там явно неравны. Нечего в этой битве делать человеку. Мне, по идее, тоже, но отступать уже поздно, да и любопытство не позволит.

 В торжественной тишине мы с шефом пожали друг другу руки, и он тут же приступил к делу.

– Для начала, – пробормотал, выудив из кармана уже изрядно помятую Дашкину записку, которую я, уходя, так и оставила на столе. – Ты сходила в библиотеку? Нашла что-нибудь?

– Да и да.

Я быстро рассказала об артефактах из сказки, и Ковальчук с досадой потер лоб.

– Проклятье… пока не очень информативно.

– А откуда вы взяли этот стишок? – в свою очередь спросила я, и он немного смутился.

– Была такая охотница… Анна Маклейн. Она писала страшные сказки, но в целом ее дневники можно считать вполне достоверным научным пособием. Я услышал… услышал от одного подозреваемого первую строчку, пытался вспомнить, где прежде ее читал, и полез в дневники. Загадка оттуда.

– Так это все же загадка, – отрешенно пробормотала я.

Анна Маклейн. Страшные сказки. Скрипучий, жуткий, но завораживающий голос…

«Один скрывает следы и знаки,

Другой вскрывает замки изнанки.

Что первый брат стережет и прячет,

Второй – отважно являет зрячим».

Загадка, ответ на которую я знала в детстве. Парные кулоны, похожие на расписные пряники, что складываются в земной шар. Когда одна половина на свету, другая – в тени.

На самом деле загадок было намного больше, и когда-то я знала ответы на все.

«Ночные стражи, дневные стражи,

Не сыщешь в мире других отважней.

И каждый знает – под их крылом

Не слышит смерть и не видит зло».

Брежатые. Или память играет со мной злую шутку? Откуда все это взялось?

– Баба Аня, – прошептала я и, кажется, прервала какую-то проникновенную речь Ковальчука.

– Что? – нахмурился он.

Типичная старушка из сказки про Красную Шапочку. Пучок седых волосы, очки-половинки на цепочке, вязаная кофта, таинственная улыбка. И повидавшие всякое мудрые глаза.

– Баба Аня, – повторила я громче и прокашлялась. – Анна Маклейн – это псевдоним Анны Митюшкиной. Подруги моей бабушки. Она… нянчилась со мной и Дашкой, когда мы совсем мелкие были.

– Знаешь, где она живет? – взбодрился шеф.

Я фыркнула:

– Я даже не уверена, что она вообще жива. В детстве казалось, что она уже древнее этого города.

– Так она местная?!

– Когда-то была.

– Ладно, сейчас попробую узнать.

Ковальчук полез за телефоном, а я вдруг поняла, что так и не рассказала ему о главном – о своей проявляющей способности. О зельеваре и Беляке. О птицелове и Метельках. О том, до чего мы с Яном успели додуматься, пока не… пока не отвлеклись.

К концу моей истории шеф сидел, упершись локтями в стол и яростно тер лицо растопыренными ладонями.

– Черт. Говоришь, про брежатых тоже от этой бабы Ани слышала? – наконец спросил он.

– Да, но…

– И кулона на себе так и не нашла? – Он прищурился. – Хорошо искала?

– Я каждый день хожу в душ, одеваюсь и раздеваюсь, – вспыхнула я. – Уж точно бы заметила на себе какую-то странную побрякушку.

– Но эффект от артефакта есть… Значит, он все-таки на тебе.

– Я же сказала…

– Да слышал я, что ты сказала, – отмахнулся Ковальчук. – Но если есть эффект, значит, есть и его источник. То, что мы его не видим – второстепенно.

– Ничего себе, второстепенно…

– Так. – Он встал и все-таки выудил из кармана мобильник. – Жди здесь, я сейчас.

И уверенно пошагал в комнату. В мою комнату.

– Чувствуйте себя как дома! – крикнула я вдогонку и плюхнулась на стул.

Вообще, шеф был прав. И я на всякий случай даже еще раз ощупала свои грудь и шею, закрыв глаза и всецело сосредоточившись на внутренних ощущениях. Ну не верилось мне, что можно…

– Пытаешься самоудавиться? – с любопытством поинтересовался Ковальчук, и я распахнула глаза и убрала руки с шеи.

Как-то быстро он вернулся.

– Что-то узнали?

– Да. Митюшкина жива. Правда перебралась в Тверь.

От Москвы до Ярославля, от Твери до Иваново.

Еще одна точка, но что это значит?

– Собирайся.

– Мы… мы едем в Тверь? – с трудом выдавила я.

– Идем порталом, – буркнул Ковальчук. – Я вызвал пограничника, ждет нас внизу, ибо в дом твой действительно не пробиться.

И он почти с уважением глянул на все еще дрыхнущего Фафнира.

– Но… ночь же почти, и… – Я попыталась выразиться помягче: – Метелька говорила, что в управлении есть эти…

– Да. Я знаю. Михаил не из «этих».

И я как-то сразу взяла и поверила.

Хотя про ночной визит к очень пожилой женщине шеф так ничего и не ответил.

* * *

Не то чтобы я рассчитывала полюбоваться ночной Тверью, но оказаться сразу в тускло освещенном подъезде перед дверью нужной квартиры точно не ожидала.

Вот всегда было интересно: как пограничники попадают в незнакомые места? Встроенный навигатор у них, что ли?.. Надо будет спросить при случае – не у Дашки, конечно, ее-то навигатор сбоит давно и прочно, но у Игорехи или бабули.

Когда перестану злиться и вновь начну с ними разговаривать.

Ковальчук без раздумий нажал на дверной замок и оглянулся к Михаилу:

– Жди здесь.

Тот послушно отступил в тень, а я, глянув на часы, поняла, что время не такое уж позднее, но это даже хуже. К старикам лучше соваться в пять утра, когда они уже встали, чем в одиннадцать вечера, когда они видят десятый сон.

Из квартиры не доносилось ни звука, и Ковальчук вновь надавил на звонок.

– А у кого вы узнали адрес? – спросила я.

– У твоей бабушки.

– Что?! – Эхо звонко поскакало по безмолвному подъезду, и я понизила голос до свистящего шепота: – Что?

– Расслабься, – хмыкнул шеф, – я не говорил, что ты со мной. А адрес она дала в обмен на услугу – очень уж хотела, чтобы связанное с тобой расследование остановили. Вот мы и договорились к взаимному удовлетворению.

Вот же… хитрец. Ведь уже со мной договорился, что мне возвращают работу, так еще и у бабули умудрился кусок урвать. Я собралась было высказаться по поводу чьей-то прошаренности, но в этот момент дверь наконец распахнулась – без единого щелчка и скрипа, – и из ярко освещенного проема на нас хмуро уставилась та самая Анна Маклейн, она же Митюшкина.

Стоило мне увидеть это сморщенное, но по-прежнему строгое лицо, как воспоминания нахлынули гигантской волной, грозя поглотить меня не на одну минуту. Баба Аня никогда не была добренькой и милой и пугала нас с Дашкой порой похлеще родной бабушки, но мы всегда радовались ее визитам, потому что они означали очередную увлекательную историю и новую загадку, ответ на которую предстояло найти зашифрованным в сказках.

Теперь-то я понимаю, что дружба тогда еще относительно молодой Вероники Зеленцовой и, похоже, вечно древней Митюшкиной должна была выглядеть странно, и наверняка их связывало нечто иное, но кто в детстве задается подобными вопросами?

 Впрочем, судя по степени суровости на лице бабы Ани, узнать всю правду мне не светило и сейчас.

Если честно, я вообще думала, что она вот так посверлит нас глазками-бусинками, утонувшими в складках и морщинах, да захлопнет дверь перед нашими носами. Но вместо этого баба Аня молча отступила в сторону и замерла, ожидая, когда мы пройдем в квартиру.

Я растерянно покосилась на Ковальчука, тот ответил мне решительным взглядом, и мы дружно шагнули вперед.

Дверь за нашими спинами закрылась так же бесшумно, как открылась.

* * *

В квартире пахло сладостями и старостью. В голову полезли сказки о ведьмах и пряничных домиках, но я быстро взяла себя в руки. Это уж точно выдумка, а бабу Аню я знаю… Ну, вроде как.

По-прежнему не издавая ни звука, она провела нас в полупустую, освещенную не хуже стадиона во время матча комнату, в которой из мебели обнаружилось только пять кресел, стоящих вокруг странного шестиугольного стола, сама уселась в ближайшее и жестом предложила и нам не стесняться.

– Вы меня, наверное, не помните, – осторожно начала я, ерзая на невероятно жестком сиденье. – Я…

– Помню.

А голос ее не изменился. Такой же пугающий, но стоит его заслышать – и хочется еще и еще.

– Софья Зеленцова. – Баба Аня помолчала. – Ты выросла.

За двадцать-то с лишним лет? Надо полагать.

И снова тишина. Я незаметно пихнула в бок Ковальчука, а то расселся тут, и он резко выпрямился и прочистил горло.

– Эм, простите, что так поздно, на…

– Не прощаю, но тебе все равно.

Вот нравится же ей ставить людей в тупик. Шеф моргнул, но взял себя в руки и продолжил:

– У нас есть пара вопросов о ваших сказках и загадках.

– Нет, – внезапно выдала старуха.

– Что? – опешил Ковальчук.

– Ты молчи. Пусть она спрашивает, что хочет, – кивнула она на меня. – Так быстрее до сути доберетесь.

Шеф открыл и закрыл рот. Откинулся на спинку кресла и, повернув ко мне хмурую физиономию, замер в ожидании.

– Что…

Я честно собиралась спросить про сказки. Про артефакты, про то, знает ли баба Аня, что творится в том числе и в ее городе. Но язык выдал нечто совершенно иное, возмутив Ковальчука и развеселив старуху.

– Зачем вы нянчились со мной в детстве?

– Хорошая выросла, – протянула она. – Не испортила тебя Вероника, не задурила мозг. И Витька ее неугомонный, кровопивец малолетний, не превратил в свое подобие.

– И все же…

– А просто так. – Баба Аня неожиданно искренне улыбнулась, отчего вновь стала похожа на мое о ней воспоминание – милую бабушку из сказки. – Любопытно мне было, не каждый день брежатые рождаются.

Шеф тут же встрепенулся, но вмешиваться не стал, только уши навострил – они у него в такие моменты даже слега шевелятся, давно заметила.

– Кто такие брежатые?

– Ты знаешь.

– Ночные стражи, дневные стражи… – процитировала я, и баба Аня довольно кивнула. – Но чем я отличаюсь от других? Почему я настоящая?

Теперь она уже в отрытую смеялась – как-то натужно, тяжело, сотрясаясь всем телом, но все же.

– От каких, других? Вас, брежатых по пальцам можно пересчитать. А те, кого так называют – обычные недоучки да слабаки.

– Да, объясните же уже по-человечески! – не выдержала я. – Меня скоро тошнить начнет от всех этих намеков и недомолвок!

– Коза Вероника, – проворчала успокоившаяся старуха. – Перестаралась все же с опекой… Мол, незачем тебе знать. И другим незачем. Впрочем, нынче все брежатые таятся, даже если знают о своей сути, а уж коли тебе невдомек…

– Я сейчас драться начну, – буркнула я, – и на возраст ваш не посмотрю.

– Ладно-ладно, – замахала руками баба Аня. – Сама ж сказала, брежатые – это стражи. Хранители. Чего угодно. Не в невидимости ваша суть, как придумали эти идиоты-надзорники. Испоганили слово. Ваша суть в защите. Что к тебе попадет – никто не найдет.

– И каждый знает – под их крылом не слышит смерть и не видит зло, – вновь вспомнила я загадку.

– Точно. Когда-то вас ой как уважали и ценили. Вы и людей охраняли, над коими угроза нависла. И чьи-то сокровища берегли. Да что угодно. Болтали, дескать, даже от проклятья могли спрятать.

– Но когда все успело так измениться? – ошарашенно произнес Ковальчук, видимо, позабыв, что ему велели помалкивать.

Баба Аня пожала плечами:

– Да давненько уж. Наверное, когда под их крыльями повадились преступники прятаться. Когда начали использовать все, кому приспичило. Когда бержатым надоело быть чужими сейфами. Старые умирали, новые молчали о даре – а маги как увидят, коли и его можно сокрыть? Хранители исчезли, а словечко осталось. Ну надзорники и воткнули его бездумно, как всегда.

Переносицу сдавило, и я потерла ее одеревеневшими пальцами.

– Бабушка знала, – сказала скорее себе, чем кому-то еще.

Знала и молчала. Знала и позволяла остальным измываться надо мной, снимая несуществующий магический блок. Знала, что я совсем из другого теста, и не уставала напоминать, как я слаба и неприспособлена к жизни.

Захотелось прямо сейчас отправиться к ней и…

Плеча коснулись узловатые старушечьи пальцы.

– А удержала б ты тайну в детстве, если б она сказала? – грустно ухмыльнулась баба Аня. – Сумела б не хвастануть ни перед кем? Не попытаться доказать, что ты не слабый маг, а сильный страж?

Это вряд ли. В детстве и юности мне частенько хотелось всем вокруг утереть нос…

– Вот и не думай всякое. Позже, конечно, надо было все тебе открыть, но раз уж жизнь так сложилась…

– И как… – попыталась сформулировать я, – как… это работает? Если, к примеру, мне дали предмет… Как я его спрячу?

Баба Аня хитро прищурилась:

– А кто ж тебя знает? Когда мелкая была, я ж для того и приходила… чтоб понять. Дам тебе монетку, говорю, мол, спрячь, чтоб чужие не нашли. Хлоп – и монетка исчезала. Потом говорю, отдай бабушке, и ты ее будто из воздуха доставала и возвращала.

От потока новой информации голова шла кругом.

– И часто вы так со мной играли?

– Частенько. Вероника мне должна была, вот и отдавала долг этими встречами. Думала, мне для исследования, а потом услышала, как я вам с Дашкой сказки рассказываю да загадки загадываю, ну и погнала прочь.

– А вы, значит, хотели нас просветить? – скривилась я.

– Скорее, дать пищу для размышлений. Вот вспомнила же ты, пришла сюда. Значит, не зря.

– Еще как не зря… – Я резко встала и прошла к незанавешенному окну, за которым виднелся среднестатистический российский двор, утопающий в ночной мгле. – Про артефакты вы им рассказали?

За спиной молчали, и я обернулась.

– Только не спрашивайте, кому.

– Приходил один мальчишка, – нехотя признала баба Аня, – расспрашивал про «братьев». Мол, где, по-вашему, они могут быть. Я и озвучила пару предположений…

– Вот так… первому встречному?

– Этого щегла я тоже впервые вижу. – В голосе ее сквозило раздражение. – Но не гоню, сидит, слушает.

Старуха помолчала, потом тоже поднялась.

– Я стара. И уже никому не нужна. А когда моей работой интересуются…

– Спасибо за помощь! – Ковальчук подскочил с такой скоростью и с таким энтузиазмом, будто мысленно уже раскрыл дело и рвался в бой – ломать, крушить, спасать, арестовывать, делать-хоть-что-нибудь. – Позвольте последний вопрос?

– Валяй.

– Как выглядел этот мальчишка?

* * *

Мне следовало больше удивиться достаточно четкому и узнаваемому описанию Рогожина из уст старухи. В конце концов, моя личная неприязнь не превращала человека автоматически в засранца.

Но я не удивилась. Потому что и Метелька говорила о сектантах в управлении, и Ковальчук о них знал, так что даже время от времени прослушивал кабинет охотников – именно это заклинание я случайно «обнажила», когда пыталась подслушать его разговор с папой. Собственно, точно так же шеф узнал и первую строчку из загадки про братские артефакты. Только, судя по его хмурому лицу, там был замешан кто-то еще из наших, а конкретно Рогожин стал для шефа сюрпризом.

Выходя из квартиры бабы Ани, я по-прежнему многого не понимала.

К примеру, почему крайними точками креста выбраны именно эти города? Почему вообще крест? Кто возглавляет этот «крестовый поход»? В общем, почти все те же вопросы, что и прежде.

Но, по крайне мере, теперь я знала, что предатели действительно нашли те артефакты из сказки. А потом Беляк один из них спер, выяснил у старого знакомого зельевара, что в городе живет настоящий брежатый, и спрятал кулон у него. Точнее, у нее.

У меня, короче.

Понятия не имею, как ему удалось меня уговорить. И как я потом умудрилась «включить» способности, о которых прежде и не ведала, и спрятать артефакт «под крыло».

Но как-то все сложилось.

А потом я носилась по городу и проявляла все скрытое, свято веруя, что дело в Яне.

Да, теперь эти предположения казались особенно глупыми.

Как бы там ни было, наконец-то мы знали достаточно, чтобы начать отлов заигравшихся гаденышей. Не знали только, что гаденыши уже решили отловить нас.

В портал я шагал без опаски, погруженная в тяжкие думы о собственной сути, и не сразу заметила, что прибыли мы отнюдь не к моему дому и даже не к управлению или хотя бы в хоть отдаленно знакомое мне место.

Мы очутились на каком-то складе – это все, что я успела рассмотреть, когда соизволила оглядеться. Высоченный потолок, какие-то толстые трубы, огромные ящики… Прям декорации для финального сражения со злодеем из голливудского блокбастера.

Зря я об этом подумала, зря-зря-зря.

Потому что следом за спиной раздался голос тихушника Михаила:

– Прости, шеф.

И сознание заволокло тьмой.

Плюс: ну теперь-то я точно встречусь лицом к лицу с мировым злом!

Минус: вот оно мне надо было?

Глава 23

Некоторые планы кажутся гениальными в момент прихода в голову,

без сучка и задоринки проходят стадию разработки

и блестяще проваливаются уже на первой секунде осуществления.

(с) Ольга Громыко

По затылку меня не били – это я поняла сразу, как только сознание соизволило вернуться из самоволки. Голова не болела, не трещала, не раскалывалась. Но и не магией оглушили, потому что не осталось на языке соответствующего привкуса и обоняние молчало.

Так что понятия не имею, чем они воспользовались. Может, газом каким или укольчиком – хотя ничего такого я тоже не почувствовала. Даже тошноты не было. Не то чтобы я жаловалась, но как-то не радует осознание, что тебя в любой момент могут выключить, словно микроволновку из розетки.

А еще не радует, что винить в ситуации некого, кроме самой себя. Ну, разве что еще Ковальчука, но это не очень большое утешение.

Мы ведь сами… как бараны приперлись на мясокомбинат.

Гении сыска, блин.

Собственно, от мысленных воплей второго гения я и очнулась.

«Зеленцова! Клянусь всем, что для меня дорого, если ты сейчас же не откроешь глаза, будешь у меня остаток жизни полы в управлении мыть».

«Ага, щас», – подумала я.

Кажется, очень направленно подумала, потому что шеф опять разорался:

«Ну наконец-то! Сколько можно прохлаждаться!»

Да уж, просто удивительно, что голова не болела, с таким-то звуковым сопровождением.

«Уже и помереть спокойно не дают», – послала я Ковальчуку ворчливую мысль и таки распахнула глаза.

Только теперь стало понятно, что я лежу на боку на чем-то твердом и холодном. Руки связаны за спиной, ноги пока не отзываются на призывы мозга, но что-то подсказывает, что и их связали, а напротив в позе зародыша валяется заметно потрепанный Ковальчук.

Били его явно долго и со вкусом. Все лицо в крови, рассеченная губа уже успела опухнуть, вместо носа красовалась картофелина, а под глазами налились шикарного цвета синяки. Но при этом шеф чему-то криво улыбался и будто даже пытался сдержать смех.

«Эк вас отделали, – констатировала я. – Их вы тоже своими воплями достали?»

«Нет. Пытался сбежать».

«Чего ж не сбежали?»

«Да как идиот решил тебя с собой прихватить, на том и попался».

«М-м-м. Героично. – Я вновь ненадолго зажмурилась, собираясь с мыслями, которые норовили уплыть вдаль. – Вслух говорить совсем нельзя?»

«Совсем. Мы тут не одни».

«Рогожин?»

«Не только. Это… Так, давай быстро. Магия тут не действует. Вообще. В защиту они вложились всем скопом, так что не проломить. Я сейчас не опаснее обычного человека, а ты… ты другое дело. Попробуй что-нибудь сделать. Ну, по-брежатовски».

«В смысле? – опешила я. – Да я, можно сказать, минуту назад узнала о своих способностях! Что я, по-вашему, могу сделать?»

«Понятия не имею. Погрузись в себя. Прочувствуй свою суть. Блин, я тебе что, гуру дзен-буддизма? Импровизируй!»

Сумасшедший дом. Я попыталась было перевернуть на спину, чтоб увидеть хоть что-нибудь помимо избитой рожи Ковальчука и металлической стены за ним, но он тут же зашипел:

«Ш-ш-ш, не шевелись. Не привлекай внимания. Не на что там смотреть».

Честно говоря, наличие мысленной связи с шефом уже начала напрягать. Кстати, об этом…

«Если магия не работает, как мы общаемся?»

«Нашу связь поддерживает подписанный договор. Его никак не отключишь».

Я осторожно потерлась ухом о плечо и поняла, что за кофту ничего не цепляется. Сережку-артефакт сняли.

«То есть, для общения даже никакие дополнительные гаджеты не нужны?» – не поверила я.

«Их вам выдают для успокоения. Ну и чтоб трещали, предупреждая о скором вторжении в мысли начальства».

Тогда понятно.

«Рогожин не в курсе…»

«Да отстань ты со своим Рогожиным! – Я видела, как гневно исказилось лицо Ковальчука. – Он тут самая мелкая сошка».

«Ну извините, других участников я не знаю».

«Проклятье… сейчас узнаешь…»

Шеф умолк, а в следующую секунду за спиной раздались шаги – грубые ботинки по обшитому металлом полу.

– Очнулась, птичка? Вот и славненько. Сейчас и поговорим…

* * *

Так нечестно.

Это все, о чем я могла думать, пока меня тащили куда-то прочь от Ковальчука, а потом усаживали на стул – только о несправедливости жизни.

Ведь в книгах как… Случилось что-то, нашли зацепки, допросили свидетелей и всех, к кому привели улики, выстроили цепочку, поймали преступника. И конечно, это будет кто-то неожиданный, но стоит оглянуться назад, как сразу понимаешь, мол, да-да, можно было догадаться, хоть и с трудом.

Так вот, про охотников я уже поняла. Червячок сомнения завелся в мозгу еще в день подслушанного в управлении разговора, хотя в нем и не было ничего особо подозрительного. Затем баба Аня описала Рогожина, ну и как-то сразу в линию с ним встали Махов и Антадзе – вполне логично, что неразлучная троица и здесь действовала сообща.

И да, я ожидала увидеть и других охотников. Еще одного-двух. Но не всех. И никак не весь наш чертов отдел! Не весь! Вместе с раздражающим Максом Пружинкой и безобидной Липкой Аббасовой, которая даже сейчас, практически на поле боя (и плевать, что противник связан), сидела в уголке и что-то вязала.

Выходило, что только мы с Ковальчуком остались не удел. Ну ладно, с ним вся эта кодла работала много лет, могли изучить характер, понять, что шеф какой-нибудь там супер-принципиальный и его на восстание против системы не поднимаешь.

Но я? Меня ведь даже не пытались завербовать.

Обидно, право слово. Я, конечно, не великий маг, но это не помешало им принять в свои ряды другого брежатого – Олега Понамарева, который и занимался сейчас моей транспортировкой, при этом все время называя «птичкой». Убила бы.

Да уж, неисповедимы пути женской логики. Оказалась в тылу врага, в окружении тех, кто невесть сколько времени уже пытается наводнить этот мир тварями с изнанки, а переживаю о том, что меня не позвали поиграть в эту песочницу. Разумеется, я бы отказалась, но сам факт…

С другой стороны, нынешнее положение вещей свидетельствует еще и о нашей с Ковальчуком слепоте и глупости. Опять. Все ж таки, наверное, можно было углядеть, что вокруг одни негодяи.

Эта мысль заставила меня грустно усмехнуться, и окружающие мигом всполошились.

– Чего это она? – К моему лицу склонился хмурый Махов. – Твоя отрава ей там ниче не повредила? А то лыбится как малахольная.

– Да не, там безобидный укольчик, – отозвался незнакомый мне парень. – А если б и повредила… нам же главное, чтоб она дышала. Видишь – дышит.

Помимо этого чужака тут ошивалось еще несколько мужчин, которых я видела впервые, и одна дама, которую я встречала в управлении, но настолько мельком, что сейчас даже не могла вспомнить, год назад это было или месяц.

– Ну гляди, – хмыкнул Махов. – Если что, открутят твою голову, не мою.

И отошел к своим.

Вообще, все кучковались разномастными группами и о чем-то тихо переговаривались, отчего помещение дико смахивало на универскую курилку. Казалось, вот-вот появится еще кто-нибудь и, попросив у первого встречного зажигалку, отойдет в уголок, чтобы подымить и подумать о вечном.

Наверное, только связанная я на кривобоком стуле посреди зала не вписывалась в эту картину.

Какого черта тут происходит? Собрание анонимных злодеев?

«– Здравствуйте, меня зовут Семен Рогожин, и в детстве я отрывал насекомым лапки…

– Привет, Семен…»

Пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от очередной нелепой ассоциации. А то расхохочусь, и меня окончательно запишут в умалишенные – уж не знаю, насколько это плохо в данной ситуации.

– Ну что, птичка, сцапали тебя все-таки, – негромко прозвучало сбоку, и я скосила глаза на замершего рядом Понамарева. – Не думала ж ты, что сможешь вечно прятаться.

Хм, нет, не думала. Я как бы вообще не пряталась.

– Я сейчас даже не понимаю, о чем ты говоришь, – рискнула я подать напрочь осипший голос.

– Ну-ну, – хмыкнул он. – И это не твоя родня сомкнула вокруг коль…

– Олег, пошел вон, – резко бросил издалека Антадзе, и болтливого брежатого как ветром сдуло.

Впрочем, наверное, пора переставать называть его брежатым, если уж в нашем городе я такая одна. Впору загордиться, да только как-то не получалось.

Я настороженно оглядывала присутствующих и пыталась вычислить, кто здесь более-менее главный. Ну, то есть с кем мне доведется побеседовать, ведь усадили меня сюда, как Иванушку в печь, явно для этого.

Заподозрила было Антадзе – вот как он ловко Понамарева отвадил, – но тот тут же вернулся к оживленному разговору с другими охотниками и больше не обращал на меня внимания. Потом метнулась глазами к незнакомцам, которые волею судьбы стояли вместе, но и им тоже не было до меня дела. Ну и я даже не подумала посмотреть на Липу Аббасову, и конечно же, именно она вскоре присела передо мной на любезно принесенный кем-то стул.

Хоть вязание отложила, уже прогресс.

Пока мы молча гипнотизировали друг друга взглядами, я судорожно вспоминала, что вообще знаю об этой артефакторше. Сорок пять лет, но уже седа как Дед Мороз. Разведена, трижды бабушка. Грубовата и прямолинейна, любит вязать и облепиховый чай.

Вот и все.

Самое удивительное, что мы общались практически ежедневно, но лишь перекидывались ничего не значащими фразами, а потому, по сути, так и остались посторонними. Липа не вызывала во мне ни неприязни, ни любви. К примеру, Пружинка раздражал до одури, так я и обращала внимание на каждую мелочь в его поведении и выводов бы о нем смогла сделать гораздо больше.

А Липа… была просто Липой.

– Полагаю, ты тут вроде как серый кардинал.

Да, я заговорила первой, несказанно удивив нас обеих.

– Только тс-с, – подмигнула она, быстро оклемавшись. – Остальные не догадываются.

– Ну да, разумеется. И… что это за цирк?

Тонкие брови взлетели над круглыми очками.

– Цирк? По-моему, довольно милый кружок по интересам.

– И интересует вас?.. – подтолкнула я.

– В данный момент – ты. Точнее кое-что, что случайно попало в твои волшебные ручки.

Полностью индифферентные к нашему разговору лица окружающих подсказывали, что интересую я, скорее, одну только Липу.

Я демонстративно огляделась, мол, не вижу особого ажиотажа, а она захохотала и взмахнула рукой:

– Ну ладно, ладно. Остальные тут ждут явления главного. А ты вроде как подарочек для него.

И такая откровенная насмешка над окружающими проскользнула в ее тоне, что я поняла: с серым кардиналом я попала не просто в мишень, а в яблочко.