Текст книги "Кот и мышь (ЛП)"

Автор книги: Кристианна Брэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Почему Амиста сразу же не доверилась миссис Лав – больничной сиделке с безупречными рекомендациями, вошедшей в их жизнь всего несколько месяцев назад, как, несомненно, может подтвердить ее ассоциация сиделок?.. А если доверилась, то почему миссис Лав, в свою очередь, не доверилась ей, Катинке – пусть не сразу, но хотя бы во время сегодняшнего утреннего разговора?.. Но профессия сиделки, увы, далеко не самая высокооплачиваемая в мире, а Карлайон был в состоянии платить немалые деньги за храпение секретов, представив их достаточно невинными. Что до остального, то предки миссис Лав были актерами, и она наверняка унаследовала их дарование. Что же касается Дея Джоунса Трабла, то разве не он отыскал этот уединенный дом, отваживал любопытных и признался, будучи слегка навеселе, что с «несчастным случаем» связано много такого, о чем подвыпившим слугам лучше не распространяться?..

– Господа присяжные, думаю, дело покажется вам абсолютно ясным...

Дей Трабл, который так серьезно говорил с ней о наркотиках, излагал свои религиозные убеждения, что человек должен терпеть страдания, ниспосланные ему Богом, и что, во всяком случае, не другие, а он сам делает выбор, принимать их или отвергать... Если он просто не пытался втереться к ней в доверие, то избрал странную тему, чтобы пустить ей пыль в глаза. Это привело Тинку к мысли о наркотиках. Почему Амисту-Анджелу так часто держали под пагубным действием морфия? Катинка думала о предлогах, под которыми Карлайон давал указания ничего не подозревающей (?) миссис Лав вводить жене морфий. Анджела возбуждена, Анджела нуждается в покое, Анджела страшно расстроилась, увидев свое лицо в зеркале... Видела ли в самом деле «Анджела» себя в тот день? Она стояла в холле издавая звуки, похожие на фырканье животного, которые могли означать что угодно. Карлайон заявил, что она плакала, так как наконец увидела свое лицо, проводил ее в спальню, велел дать ей морфий. Следующим днем она вела себя спокойно во время визита Катинки, но вечером снова впала в ужасное состояние – согласно Карлайону, просидевшему с ней всю ночь, -ив результате опять не обошлось без морфия. На рассвете Карлайон отправился в горы, а вечером Анджела-Амиста разбилась насмерть, упав в Таррен-Гоч...

Ставил ли Карлайон силки для кроликов во время прогулки на рассвете?

Дознание подошло к концу. Официальный вердикт: самоубийство в неуравновешенном состоянии и так далее и тому подобное... Выражение соболезнования безутешному супругу и всеобщее мнение, что беда незаслуженно обрушилась на такого прекрасного джентльмена, как мистер Карлайон – ибо Карлайоном ему, очевидно, было суждено оставаться и далее... Катинка вышла на улицу вместе с мисс Эванс.

– Что вы будете делать? Вернетесь домой и постараетесь забыть все это? – допытывалась разносчица молока, прежде чем поспешить по своим делам.

Инспектор Чаки прошел мимо, прямой, как штык, в роскошном костюме из голубого сержа, надетого по столь важному случаю. Карлайон пробирался сквозь толпу; Дей Джоунс и миссис Лав держались позади на почтительном расстоянии, точно два спаниеля, нервно увертывающиеся от собаки Баскервилей. Когда Карлайон догнал Катинку, она тихо поздоровалась.

– Добрый день, – отозвался он. – Я слышал, вы говорили обо мне с полицией.

– Полиция говорила со мной.

– Вот как? А я подумал, вы репетировали вашу историю для прессы? Или вы уже успели передать ее по телефону в Лондон?

– Вы очень несправедливы, мистер Карлайон, – сказала Катинка. – Я не сообщила об этом ни слова никому, тем более прессе, и не собираюсь этого делать. А ваше имя я не упоминала ни единой душе, кроме ваших домочадцев.

– Исключая, конечно, полицейского инспектора.

Она вышла из себя.

– Если бы я рассказала инспектору все, что знаю об этом деле, и не утаила бы улику, о которой мне следовало кричать во весь голос, присяжные вынесли бы совсем иной вердикт! Я пошла на колоссальный риск, чтобы защитить ваше имя, а вы только говорите обо мне гадости!.. – Она отвернулась, как обиженный ребенок, чтобы скрыть слезы.

Карлайон остановился у поворота дороги, ведущей к реке.

– Улика? Какая улика?

– Силок для кроликов, который лежал возле тела – рядом с ногами. Мисс Эванс видела его там. Она видела, как вы бросили его в пропасть после того, как туда упала миссис Карлайон. И я тоже видела. Я просила мисс Эванс не говорить об этом, чтобы избавить вас от лишних вопросов. Нас обеих могли отдать под суд за сокрытие доказательств.

Сердце Катинки подскочило при виде смертельной бледности его лица, но он всего лишь холодно произнес:

– Вы поступили очень неразумно, утаив это. Лучше немедленно сообщить об этом инспектору. Вот он – идет впереди нас.

Катинка подумала о том, как заблестят глаза инспектора Чаки, когда она выложит перед ним эту информацию, как кот кладет мертвую птицу к ногам хозяина.

– Сообщить полиции... – Она запнулась. – Но что будет с вами?

– Со мной? Я не расставлял кроличьи силки для моей жены – все это ваши фантазии. Мне нечего опасаться того, что вы или мисс Эванс можете рассказать полиции. – Карлайон повернулся на каблуках и добавил с внезапной свирепостью: – Рассказывайте и будьте прокляты!

Катинка побежала за ним и схватила его за рукав.

– Конечно я не собираюсь ничего рассказывать. Я упомянула об этом только потому...

Но Карлайон стряхнул ее руку.

– Я не хочу никаких секретов и никаких одолжений от вас, от мисс Эванс или от кого-либо еще. – Прямая спина Чаки маячила впереди, и он громко крикнул: – Инспектор Чаки! С вами хочет поговорить молодая леди!

Инспектор сразу же повернулся.

– А, это вы, мистер Карлайон – мне следовало сказать мистер Лайон, но сразу переучиться нелегко. Я собирался в «Пендерин», надеясь поболтать с вами. – Он указал на реку, где маленькая разносчица молока ставила бидоны в лодку. – Мисс Эванс сказала, что я могу переправиться с ней, а потом она перевезет меня назад. Но теперь мы можем сделать это вместе.

– Ничего не может быть приятнее, – отозвался Карлайон.

Инспектор зашагал рядом с ними по крутой дороге – камешки перекатывались у них под ногами.

– Вы что-то хотели сказать мне, мисс Джоунс?

– Нет, – кратко ответила Катинка.

– Расскажите ему! – громовым голосом рявкнул Карлайон.

Если изуродованная девушка заменила мертвую Анджелу, чтобы Карлайон мог продолжать получать доход, которого бы лишился со смертью жены, то ему было незачем сбрасывать эту девушку в Таррен-Гоч. Следовательно, силок для кроликов не мог иметь никакого значения. Карлайону было нечего опасаться этой истории.

– Ничего особенного, инспектор. Просто мисс Эванс и я нашли силок для кроликов возле тела миссис Карлайон...

Глаза Чаки прореагировали именно так, как она ожидала.

– И вы считаете, что в этом нет ничего особенного, мисс Джоунс?

– Полагаю, такие силки попадаются на горе везде?

– Но их не ставят на плоской каменной поверхности, – сказал инспектор.

– Этот лежал на дне пропасти...

– Где людей практически не бывает. Силки устанавливают там, где к ним можно подойти.

– Мисс Джоунс не предполагает, что силок установили на дне каменоломни, – сказал Карлайон.

– Конечно нет, – беспечным тоном отозвался Чаки. – Очевидно, она предполагает, что его установили на открытой площадке у выхода из туннеля, дабы любой, выбежавший оттуда, мог бы в нее попасться...

– Кроме того, – добавил Карлайон, – мисс Джоунс видела, как я подобрал силок – очевидно, после того, как с ее помощью убил свою жену, – и бросил его в пропасть следом за ней.

Они вышли на берег реки.

– Лучше поднимитесь к дому, – сказал Карлайон Тинке. – Можете закончить ваши откровения там.

Мисс Эванс не слишком охотно согласилась перевезти их всех. Миссис Лав и Дей Трабл влезли последними в маленькую лодку, где они стояли, сбившись в кучу.

– Как нуайяды^{35}, – заметила Катинка, – плывущие связанными по Луаре из Нанта, но остающиеся аристократами до конца.

Никто не откликнулся на эту «веселую» историческую аллюзию, тем более что они больше напоминали пучок спаржи, перетянутый лыком. Выйдя на противоположный берег, мисс Эванс зашагала вверх по тропинке с Деем Траблом. Миссис Лав семенила следом. Далее шли Карлайон, Катинка и замыкавший процессию Чаки.

Карлайон бросил взгляд через плечо.

– Ну, мисс Джоунс?

Какое бы постыдное деяние ни совершил Карлайон, чтобы золотые яйца продолжали поступать после смерти курицы, он не был убийцей.

– Я не собираюсь говорить инспектору Чаки ничего, – решительно заявила Тинка, – что могло бы навлечь на вас подозрение в убийстве. Потому что я знаю – вы не убийца.

– Хо-хо! – произнес Чаки позади нее. – Что происходит?

– Ничего, – отрезала Катинка. – И, пожалуйста, не говорите «хо-хо». Это приводит меня в бешенство.

– Если вы утаиваете информацию от полиции, мисс Джоунс, то это еще какое хо-хо!

– Так оно и есть, – сказал Карлайон.

– Для полиции это не представляет ни малейшего интереса, если... если вы не сталкивали бедную девушку в пропасть. Но я уверена, что вы этого не делали.

Он посмотрел на нее с прежней наполовину ласковой, наполовину снисходительной улыбкой.

– Очень любезно с вашей стороны. Но думаю, вам лучше выложить все начистоту.

– Вы не представляете, как много я знаю.

– Что бы вы ни знали, я не опасаюсь, что это станет известно инспектору.

Мистер Чаки шел следом за ними по узкой тропинке, словно сельский священник – сопровождающий помещика и его супругу во время визита к бедной старой Бетти Хигден с чашкой отменного мясного бульона и целым ворохом добрых советов, – в которого тайно влюблены все молодые прихожанки. Мисс Джоунс тем не менее отнюдь не была влюблена в инспектора Чаки.

– Можете стереть самодовольную ухмылку с вашей физиономии, – резко сказала она ему. – Рассказывать нечего. Дело не в надеждах, догадках или неправильной трактовке улик. Я знаю, что мистер Карлайон не убивал Амисту.

Тинка не собиралась этого говорить – это сорвалось у нее с языка. Карлайон застыл как вкопанный.

– Снова эта чепуха! Я должен был догадаться, что это очередной трюк с целью вернуться для сбора информации!

Он бросил на нее взгляд, полный гнева и отвращения, повернулся и зашагал вверх по тропинке так быстро, как только позволяли ему его длинные ноги.

Тинка поспешила за ним.

– Вы отлично знаете, что это не трюк!

Но Карлайон не обращал на нее внимания и шел дальше, наклонив голову и передвигая ногами, как ножницами.

– Мне это надоело! – продолжала запыхавшаяся Катинка. – Почему я должна терпеть постоянные обвинения во лжи и шпионстве, когда все время...

В конце концов, больше не было радуги, чтобы цепляться за нее. Карлайон оказался не тем человеком, за которого она его принимала и в которого по глупости влюбилась, а абсолютно незнакомым ей Чарлзом Лайоном, жадным до денег интриганом и авантюристом.

– Будь я проклята, если стану терпеть это и дальше! – Через плечо Тинка видела, что Чаки следует за ней по пятам. Вот и отлично! Пусть слышит – пускай все слышат... – Полиция думает, что это вы написали записку от Амисты с предложением встретиться, чтобы заманить вашу жену в смертельную ловушку. Но я так не думаю – я знаю, что вы не убивали ее, что она была последним человеком в мире, чьей смерти вы могли бы желать. Но я также знаю, что вы написали и эту записку, и все письма Амисты. – Она остановилась и крикнула ему вслед, так как он продолжал идти дальше: – Потому что для мисс Добрый-Совет из журнала «А ну-ка, девушки» вы были Амистой!

Карлайон повернулся и шагнул назад.

– Инспектор, эта женщина спятила!

– Вам придется объясниться, мисс Джоунс, – сказал Чаки, но в его взгляде светилось любопытство.

– Я все могу объяснить. Когда-нибудь могло начаться расследование по поводу исчезновения одной девушки. Было бы очень кстати напомнить, что по крайней мере полгода со времени ее предполагаемого исчезновения она вела оживленную переписку с женским журналом! К тому времени мистер Карлайон и «Пендерин» уже были бы забыты, миссис Лав вернулась бы к профессии больничной сиделки, Дей Джоунс был бы давно уволен и едва ли доступен, но существовало бы доказательство, что в течение шести месяцев после исчезновения Амиста была цела и невредима.

– Вы болтаете вздор! – Карлайон снова повернулся и начал подниматься по тропинке, но медленнее, чем раньше.

Тинка следовала за ним, продолжая говорить громко и сердито:

– Ладно, раз вы так высокомерны, то поделом вам! Слушайте, инспектор Чаки! Его жена – настоящая Анджела – получала большой доход, но только при жизни. Он случайно перевернул машину, и она погибла, а вместе с ней ушли все деньги. Катастрофа произошла в уединенном месте за границей, и ему хватило времени пустить всем пыль в глаза. Он тайно похоронил жену под чужим именем, заменив ее бедной неузнаваемой Амистой, чтобы продолжать получать деньги – ее рука была настолько повреждена, что она не могла подписывать документы и чеки. Я знаю, что Карлайон не убийца, – говорила она мистеру Чаки, который ловил каждое ее слово, – так как, пока Амиста жила, он мог получать доход Анджелы, но поскольку все считали Амисту Анджелой, с ее смертью источник бы иссяк...

Катинка в изнеможении остановилась, прислонившись к валуну. Все было сказано. Она передала Карлайона во вражеские руки. Глядя на долину, Тинка некстати вспомнила, как разносчица молока говорила, что на такой высоте все кажется не важным в сравнении с Богом.

Она оказалась между двумя улыбками. Инспектор улыбался восхищенно и в то же время протестующе, а Карлайон – с терпеливым презрением.

– Поздравляю вас, дорогая мисс Джоунс. Все сходится почти идеально. Но скажите мне одно: когда я убил свою богатую жену в сфальсифицированной автомобильной катастрофе... хотя нет, это не соответствует вашей теории; вы любезно освобождаете меня от обвинения в убийстве, в отличие от тогдашних сплетников... когда моя жена погибла в автомобильной катастрофе, каким образом у меня под рукой оказалась подходящая замена, которую невозможно опознать?

Осеннее солнце стояло в зените над вершиной горы, и серый костюм Катинки, подходящий для дознания, был слишком жарким для подъема на холм. На лбу у нее выступили капли пота, а на руках обозначились розоватые вены. Но внезапно внутри у нее похолодело – она застыла, недоверчиво уставясь на долину, не видя ни реки, ни гор, ни двух бледных лиц с обеих сторон, ни двух пар блестящих вопрошающих глаз... В ее ушах звучало не журчание реки, а сдавленное животное блеяние из-за неосторожно открывшейся двери, а перед мысленным взором стоял маленький человечек в конце коридора, вытирающий кровь и мыло с рук в резиновых перчатках...

Анджелу, которая в действительности была Амистой, не подпускали к зеркалам, кормили ложью о чудесах, которые творит для нее пластическая хирургия, делая ее долгими месяцами мучений и пыток все более и более неузнаваемой.

Но все оказалось тщетным, ибо теперь и Анджела, и Амиста мертвы.

Они вышли на гравиевую площадку и шагнули через нелепое резное крыльцо в шоколадный холл.

Там стояла женщина в черном жакете и черной шляпке, из-под которой выбивались светлые локоны, с круглым глуповатым лицом и такими же круглыми глуповатыми глазами... Без крахмальных белых шапочки и фартука сиделки, уже пожилая, но сквозь маску подрумяненного и опытного лица, смотрело другое – молодое и хорошенькое...

Амиста!

Глава 10

На полпути вниз с холма мистер Чаки остановился, чтобы зажечь сигарету. Другую он протянул Катинке. Мисс Эванс шла впереди, помахивая бидонами.

Городок на другом берегу реки готовился к вечеру. Девушки прихорашивались для прогулки по главной улице в надежде привлечь внимание парней, которые, в свою очередь, помадили волосы фиалковым маслом перед охотой за девушками, мужчины ныряли в задние двери пабов, чтобы посидеть на хозяйской кухне с кружкой в руке. Катинка затянулась сигаретой и отбросила спичку небрежным жестом, вызывающим восхищение на Флит-стрит. Мистер Чаки, однако, укоризненно зацокал языком и тщательно придавил спичку начищенной до блеска туфлей.

– Вы сожжете всю гору. Сразу видно, что вы городская девушка, даром что родом из Уэльса!

– Спичка погасла, – раздраженно отозвалась Тинка, – а если и нет, то скоро все равно опять пойдет дождь. И я попросила бы вас не говорить с акцентом мальчишки-посыльного из Суонси. С другими вы разговариваете на нормальном английском языке. Зачем удостаивать меня особой привилегией?

– Потому что это выводит вас из себя, – смеясь, признался он. – Вы бы хотели видеть меня чопорным англо-валлийцем с фальшивым оксфордским произношением.

– Я хотела бы вообще вас не видеть, – сердито сказала Катинка. – И теперь, когда эта ужасная история подошла к концу, надеюсь, что мне это удастся.

– Ну, если говорить об этом, – дружелюбно заметил Чаки, – то вы свободны уехать хоть завтра, если пожелаете.

– Свободна уехать?

– Естественно, мне жаль терять вас, мисс Джоунс, но что вас удерживает? Во всяком случае, не полиция.

«Завтра я смогу вернуться в Лондон к обычной повседневной жизни, без этих ужасов и горестей, – подумала Тинка. – Но больше я никогда не увижу Карлайона!»

– Думаю, вы будете рады уехать отсюда, – настаивал Чаки, глядя на нее с раздражающей улыбкой.

Рада уехать?..

– Еще бы, – решительно отозвалась Катинка. – Подальше от всех этих тайн, путаницы и несчастий – от места, где нет ничего, кроме дождя, тумана и мрачных гор.

– Тайны и несчастья создают люди, – мягко произнес Чаки. – Что касается гор... – Он обнял ее за плечи чисто по-дружески, без всякого намека на флирт. – Вы ведь валлийская девушка и должны лучше понимать горы. Сейчас вы чувствуете себя скверно, потому что находитесь у подножия Брин-Кледд и ползете вниз к реке, как муравей. Но встаньте на вершину, посмотрите вниз и вы почувствуете себя богиней, а все вокруг вновь покажется вам свежим, чистым и понятным. Там вы сможете решить все проблемы, которые беспокоят вашу глупую голову и надрывают вам сердце. Возможно, вам удастся упросить мистера Карлайона подняться туда с вами.

– Чтобы меня столкнули в пропасть? – горько усмехнувшись, отозвалась Тинка.

Мисс Эванс была расстроена, узнав, что ее гостья намеревается так скоро отбыть в Лондон, и смущена тем, что давно намеченный ужин с миссис Ллойд из похоронного бюро вынудит ее оставить мисс Джоунс одну в последний вечер ее пребывания здесь. В течение получаса она разрывалась между мисс Джоунс, своей гостьей, и миссис Ллойд, своей клиенткой. Хотя мисс Эванс около тридцати лет прожила по соседству с миссис Ллойд, она, по-видимому, знала ее не настолько близко, чтобы пренебрегать этикетом. Катинка успокоила мисс Эванс, обещав дождаться ее возвращения и провести хотя бы конец вечера в прощальной болтовне. Проводив разносчицу молока, облаченную в черное воскресное платье, она рассчитывала отдохнуть часок в одиночестве, ни о чем не думая.

Книжные полки мисс Эванс предоставляли богатый выбор – английские классики в истрепанных дешевых изданиях, современные повести, детективы, любовные романы, старые журналы... Но после долгих поисков Тинка пришла к выводу, что ничего из этого не сможет отвлечь ее от собственной тайны и несчастной любви, от воспоминания о юном, хорошеньком и глуповатом личике Амисты, мелькнувшем на миг под грубым макияжем миссис Мэри Ллойд Лав.

Огонь потрескивал в камине, отбрасывая мерцающие отсветы на свисающий с каминной полки медный экран. Мисс Эванс задернула оконные занавеси, и маленькая комната с ее викторианскими безделушками и рядами старых потрепанных книг казалась крошечным островком тепла, уюта и безопасности в мире серого тумана и бесконечного дождя, который вновь барабанил по оконным стеклам, словно напоминая о какой-то угрозе, нависшей над домом...

Сквозь стук дождя послышался другой звук – кто-то стучал в дверь все громче и громче...

Ощущая смутную тревогу, Тинка вышла в крошечный холл и открыла дверь. Вновь молодое, глуповатое лицо, проглядывающее сквозь раскрашенную маску пожилого, умудренного жизненным опытом.

– Наконец-то! – сказала миссис Лав. – Я уж думала, вы никогда не откроете, и мне придется мокнуть тут до бесконечности. – Поля ее соломенной шляпки уныло поникли, а меховой воротник жакета, казался живым существом, которое она вытащила из воды и накинула себе на плечи, чтобы отнести домой. Женщина шагнула в холл, стряхивая с перчаток капли дождя. – А где мисс Эванс?

– Ее нет дома, – ответила Тинка и тут же пожалела об этом.

Ибо на сей раз миссис Лав выглядела отнюдь не дружелюбно. Она сердито огляделась вокруг и с такой силой тряхнула промокшей шляпой, что капли разлетелись по сверкающему линолеуму. Сняв жакет, который, свисая с крючка, напоминал повешенного с мертвой лисой на шее, миссис Лав сбросила хлюпающие туфли и в мокрых чулках направилась в уютную гостиную.

– Нет дома? – переспросила она, швырнув сумку на столовую скатерть. – Не важно – я пришла повидать вас.

Вся ее претензия на утонченность исчезла вместе с весельем и дружелюбием. Это была женщина, родившаяся, как, несомненно, ее мать и бабушка, в хокстонских^{36} трущобах, – глупая, вульгарная и безжалостная.

– Ну, девочка моя, – осведомилась она, – как насчет кольца?

Комната внезапно стала совсем маленькой, а миссис Лав – огромной и грозной. Катинка отошла к другой стороне стола и, запинаясь, переспросила:

– Какого кольца?

Миссис Лав подняла сумку и снова хлопнула ею о скатерть, как будто это была мокрая рыба на прилавке рыночного торговца.

– Вы отлично знаете какого! Ее кольца – со сфинксом, или как это называется.

Я понятия не имею, где оно, – сказала Катинка.

Миссис Лав вытерла мокрые волосы шарфом, все еще болтающимся у нее на шее.

– Вот как?

– Откуда мне о нем знать? Последний раз я видела его па пальце у миссис Карлайон в ее комнате.

– Разве она не пыталась отдать его вам в тот день в холле, незадолго до гибели?

– Нет... Хотя да, она пыталась передать мне что-то, завернутое в бумагу, но я не взяла это и не знаю, что там было.

– Ну так я вам скажу! – Миссис Лав энергично вытерла толстые плечи мокрым шарфом. – Это было кольцо – он сам его видел. Зеленый жадеит – вернее, был таким, когда я ходила в школу, но с трех пор успел побелеть. – Казалось, невеселая шутка умиротворила ее – она улыбнулась, но в следующий момент снова помрачнела. – Можете отдать его мне здесь и сейчас, мисс, иначе вам придется сделать это в другом месте! – Миссис Лав бросила скомканный шарф рядом с сумкой.

– Говорю вам, у меня его нет, – сказала Тинка. – Зачем оно мне нужно? И к тому же я не воровка.

– Если она пыталась отдать его вам, вы не стали бы считать это воровством.

– Если она и пыталась, то безуспешно.

– Тогда где оно?

– Откуда мне знать? Меня выгнали из дома, как преступницу, и больше я его не видела – если только это действительно было кольцо.

– Ну, у меня его нет, – заявила миссис Лав.

– Никто и не говорит, что у вас.

– Он так говорит. – Ее тон стал более доверительным. – Как только вы сегодня повернулись и убежали, точно увидели привидение, хотя в холле не было никого, кроме меня, он начал просматривать вещицы, которые были на ней, когда она упала, – бедняжка всегда любила побрякушки, их прислали назад после дознания, – и спросил: «Где кольцо?» «Какое кольцо?» – сказала я. «Кольцо-сфинкс». Я не знала, где оно, – она не надевала его с того дня, как вы приходили к ней. «Она пыталась передать что-то этой журналистке в холле», – сказал он.

– Выходит, он не знал, что это было кольцо?

– Конечно кольцо! – сразу ощетинилась миссис Лав. – Что еще это могло быть? Среди ее вещей его не оказалось. Если вы его не взяли, значит, это сделала я! Как будто мне нужна такая дребедень! «Слушайте, мистер Карлайон! – говорю я ему. – Я не стану терпеть подобных обвинений. Жадеит, тоже мне! Больше похоже на кусок старого мыла. С такой штукой на пальце могла расхаживать только какая-нибудь египетская шлюшка с голой грудью. Вы сами говорили мне: «Не позволяйте ей надевать это старое кольцо», а как оно исчезло, сразу о нем вспомнили!» Конечно, это потому, что кольцо напоминало ему о ней. Бедняжка всегда его надевала, когда играла... – Она оборвала фразу и искоса взглянула на Катинку.

– Во что играла? – спросила Тинка.

– Ну, во всяком случае, не в хоккей. – Миссис Лав быстро переменила тему. – Важно то, что кольцо пропало, а меня из-за этого вышвырнули.

– Вышвырнули?

– Да, в такой вечер! «Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать ваши оскорбления, мистер Карлайон, – заявила я, ~ так что, если вы не прекратите, я немедленно соберу вещи и уйду». «Прямо сейчас?» – спросил он. «Да, сейчас, а жалованье можете оставить себе». «Ну и убирайтесь! – говорит он. – Я смертельно устал от всех вас». «Я-то уберусь, а вот вам придется искать кого-нибудь другого, чтобы за вами ухаживали». Я упаковала свое барахло и сказала Дею Траблу, чтобы он принес его утром к автобусу. Выходит, меня вышвырнули из дома на ночь глядя, обвинив черт знает в чем!

Однако миссис Лав, скорее всего, вышвырнула себя сама. Совесть, не позволявшая ей сразу покинуть Карлайона, не помешала ей придраться к его вспышке гнева, чтобы освободиться от надоевших обязанностей.

– Но как вы перебрались через реку, миссис Лав?

– Сняла туфли и чулки, подобрала юбку и пошла вброд. Вода доходила мне до пупка, но я так разозлилась, что мне было наплевать, даже если бы она была мне по горло. Это напомнило мне, что я оставила на крыльце свои пакеты... – Но она была слишком поглощена нанесенными обидами, чтобы думать о них. – Обвинить меня в краже паршивого старого колечка!

– Вы же не поколебались обвинить меня, – заметила Катинка.

– Никто не говорит, что вы его украли – она сама отдала его вам в холле.

– Но я же сказала, что не взяла его. Если вы не верите, можете обыскать мои вещи. – Тинка подобрала с кресла сумочку. – Можете начать с нее. – Но тут она сообразила, что если миссис Лав начнет рыться в сумочке, то увидит свадебную фотографию Карлайона, лежащую в боковом кармане. Катинка сама открыла сумку и высыпала на стол содержимое, придерживая пальцем фотографию. – Губная помада, деньги, носовой платок расческа, пудреница... – Монета скатилась со стола, и она нагнулась, чтобы поднять ее. – Бумажник, еще один платок (грязный!), пуховка, банкнота в десять шиллингов, зеркальце, ключи... – Ее пальцы быстро перебирали вещи, как лапы собаки, роющейся в мусорном ящике в надежде на кость. – Вот и все! – Чтобы продемонстрировать это, Тинка снова подняла сумочку и, держа ее широко открытой, тряхнула ею над столом.

На темно-зеленую скатерть упало беловато-зеленое кольцо-сфинкс. А в дверях стоял Карлайон.

Он был смертельно бледен. Мокрый макинтош висел на плечах, светлые волосы прилипли к голове и лишь одна прядь свисала на лоб, придавая его усталому лицу хорошо знакомое выражение одинокого маленького мальчика. Он шагнул к столу и подобрал кольцо. Следом вошел Дей Трабл, ловко снял с него макинтош и отнес в холл. Карлайон, казалось, не замечал его присутствия.

Катинка отпрянула от стола.

– Я понятия не имела... Должно быть, она положила его в сумку, когда я уронила ее в холле...

– Ну и ну! – воскликнула шокированная миссис Лав.

– Мистер Карлайон, вы ведь не думаете... Вы не можете верить, что я обычная воровка!

– Не знаю, – отозвался Карлайон. – Выглядит очень похоже на то.

– Говорю вам, я понятия не имела, что кольцо в моей сумке. Вероятно, она бросила его туда в тот день, когда я уронила ее в холле, и оно застряло в какой-то складке, поэтому я его не заметила... – Внезапно Тинка повернулась к негодующей миссис Лав и крикнула: – Это вы положили туда кольцо!

– Я?

– Когда я наклонилась, чтобы поднять монету... Вы легко могли это сделать!

Все трое молча смотрели на нее через стол. Три кошки наблюдали за маленькой испуганной мышкой. Уютная комнатка превратилась в тюремную камеру. Сердце Тинки похолодело, воспоминания последних ужасных дней разом нахлынули на нее... Нависающее над ней ночью лицо девушки, которую рука Карлайона случайно или намеренно превратила в чудовище... Нечеловеческие вопли под ножом хирурга, рука, просунувшаяся сквозь разбитое оконное стекло, шаря по кирпичной стене, как слепая змея... Глухая женщина, опирающаяся на две трости с рукоятками из слоновой кости, словно черная птица смерти на фоне серо-зеленого склона горы... Жуткое бульканье и фырканье несчастного создания, оставшегося в маленьком холле на милость Карлайона, Дея Трабла и миссис Лав... Теперь бедная Анджела лежит мертвая на холодной плите в морге, а она, Катинка, наедине с этой троицей...

Тинке казалось, что они незаметно подталкивают стол вперед, загоняя ее в угол. Ей хотелось кричать, звать на помощь, найти какое-нибудь оружие, чтобы защищаться. Но она была одна – мисс Эванс вернется только через несколько часов...

И внезапно позади них к оконному стеклу прижалось чье-то мокрое лицо. Кто-то был совсем рядом – она уже больше не одна. «Я должна крикнуть это сейчас, – подумала Тинка, – и тогда, даже если меня убьют, кто-то будет знать правду...» Лицо отодвинулось от окна, и она закричала так громко, что оно тут же появилось вновь, жадно вглядываясь и вслушиваясь.

– Я знаю, кто вы! Я знаю, что Амиста существовала! Я знаю, что она убила бедную Анджелу! – Прижавшись к стене, Катинка крикнула прямо в лицо миссис Лав. – Я знаю, что вы были Амистой!

Все трое отпрянули. Тинке показалось, будто с ее лица убрали подушку – она сделала глубокий вдох, наполняя легкие воздухом. Голубовато-белое лицо не отрывалось от оконного стекла.

– Кому известно, кто вы все на самом деле? Кто знает, что вы встретились только год назад или что миссис Лав начала ухаживать за Анджелой всего несколько месяцев назад? Она говорит, что ее мать была актрисой – думаю, это правда, потому что она тоже все время играла роль...

Паузу нарушил Карлайон.

– Какую роль? – с неприязнью, но не вполне уверенно спросил он.

– Роль больничной сиделки, – отозвалась Катинка пронзительным голосом, дабы стоящий у окна все расслышал. – Вы спрашивали меня, где вам удалось так легко найти замену вашей жене, когда она погибла. Я вам отвечу. – Она указала на Дея Трабла. – У него была одна, а может, и не одна незаконнорожденная дочь. Двадцать лет назад две женщины покинули из-за него эту долину. А все валлийцы – актеры по натуре, это у них в крови...

– Ну и какую же роль сыграла его предполагаемая дочь? – осведомился Карлайон.

– У вас была богатая жена, но она не соглашалась предоставить вам контроль над ее деньгами. Незаконная дочь Дея была изуродована в автомобильной катастрофе до неузнаваемости. «Выдайте мою дочь за вашу жену, – предложил Дей, ваш злой дух. – Она хорошая актриса, а так как ее рука повреждена, ей не понадобится подписывать документы... Мы обещаем ей пластическую операцию, которая была ей не по карману, и она сделает все, что мы ей скажем».