Текст книги "Кот и мышь (ЛП)"

Автор книги: Кристианна Брэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Неужели ты не понимаешь? Она сделала это не ради себя, а ради меня.

– О, Карлайон, только не мисс Эванс!

– Дорогая, она была влюблена в меня. Возможно, она была не вполне нормальной, слегка неуравновешенной – письма об этом свидетельствуют. Мисс Эванс жила своей мечтой, пока она не стала для нее такой же реальностью, как скучная повседневная жизнь. Она воображала себя молодой девушкой, счастливой и влюбленной, притворялась перед собой, будто мы женаты и вместе живем в «Пендерине». А потом внезапно поняла, что это неправда – что я женат на другой.

– Нет, Карлайон! Я не моту это вынести...

– Реальность убила мечту. Мисс Эванс сделала это не для того, чтобы ее воскресить – не ради себя. Но она все еще была влюблена в... в мужчину своей мечты и видела его связанным на всю жизнь с беспомощной калекой, постепенно превращающейся в наркоманку... Ей казалось, что Анджеле лучше исчезнуть из этого мира...

Вместе с ужасом Катинка испытывала колоссальное облегчение при мысли, что она не виновата в смерти Анджелы Карлайон.

– Ты думаешь, ту записку написала мисс Эванс?

Карлайон пожал плечами.

– А кто же еще?

Радуга постепенно исчезала, оставляя гору освещенной молочно-белым послеполуденным солнцем. По долине ползли разноцветные автобусы, а по деревенской улице – похожие на муравьев люди.

– Мисс Эванс, должно быть, все-таки вернулась, Карлайон. Смотри – ее лодка привязана у противоположного берега.

– Ну и слава богу, – отозвался Карлайон. – Во всяком случае, она не прячется в пещерах, готовая броситься в пропасть... Но что теперь делать нам?

– Когда мы все знаем... об Ангел?

– Это было убийство.

Сердце Тинки упало.

– Ну... Ангел мертва, и, возможно, это в самом деле к лучшему. Она всегда хотела лишить себя жизни. Если... если ты сообщишь полиции о мисс Эванс, это ее не воскресит. И, как ты сказал, она сделала это ради тебя, а не ради себя... – Тинка с тоской смотрела на него – будучи такой счастливой, она не могла вынести мысли о новой трагедии, ожидающей ее странную маленькую приятельницу.

Карлайон глубоко задумался – казалось, он не слушал ее.

– Мисс Эванс сознавала, что женщина на фотографии не была Ангел? Она вообще знала об Ангел?

– Знала, так как ты рассказал о ней вчера у нее дома, а мистер Чаки потом просил нас никому об этом не сообщать. Но фотография... – Катинка наморщила лоб, стараясь сосредоточиться. – Когда свадебная фотография выскользнула из моей сумочки, я сказала: «Это не Ангел Сун!» А женщина в черном воскликнула: «Это не моя племянница!»

Последовала долгая пауза.

– Карлайон, ты был женат на Ангел Сун, но на фотографии была не Ангел. И ты был женат на племяннице этой женщины, но там была не ее племянница. Так кто же изображен на фотографии?

– Ага! – произнес Карлайон. – Меня интересовало, когда ты задашь этот вопрос.

Тинка посмотрела в его красивые светло-голубые глаза – глаза убийцы.

Глава 14

Она отпрянула от него.

– Карлайон, не смотри на меня так! В чем дело?

– В чем дело? – повторил он.

Смуглое гладкое лицо, светлые серебристые волосы, ясные голубые глаза, губы, втянутые назад, поверх белых зубов...

– Ты выглядишь, как... – Он опустил взгляд, и Тинка облегченно вздохнула. – Ты выглядел так странно – очевидно, из-за солнца в глазах. Ты походил на большого, голодного и сердитого сиамского кота!

– Как ни странно, ты кажешься мне похожей на аппетитную маленькую мышку. – Злобно усмехнувшись, Карлайон схватил ее за запястье смуглой рукой.

Катинка начала вырываться.

– Что за шутки, Карлайон! Пожалуйста, не надо!.. Ты пугаешь меня... – Она снова посмотрела ему в глаза и вскрикнула от ужаса.

– Кричи сколько угодно, – сказал Карлайон. – Тебя никто не услышит. Твой дружок инспектор уехал в Нит с миссис Лав, Дей Трабл сейчас в Суонси, а ты сама только что видела лодку мисс Эванс у противоположного берега. Мы одни на этой горе! – Он встряхнул ее с такой силой, что у нее застучали зубы. – Чертова сука! Ты портила все мои планы, во все совала нос... – Стальная рука стискивала ее запястья, едва не ломая кости в приступе безудержной ярости. – Целая стая таких проклятых сук вечно бегает вокруг меня, донимая своей влюбленностью! Я похоронил себя среди гор и туманов, но вы вдвоем добрались до меня, не говоря уже об этом полоумном чудовище, пускающем слюни днем и ночью... Как будто убийство не достаточно сложное дело, чтобы рядом не торчало полдюжины баб!

– Карлайон, ради бога!..

Не выпуская запястья Тинки, он свободной рукой стиснул ее горло, запрокинув голову и глядя ей в глаза, как гипнотизер.

– Да, я играл с тобой в кота и мышь, дорогая моя! Играл ради собственной жизни, держа тебя поблизости и заманивая назад притворными вспышками гнева вперемешку с намеками на страсть, полными нелепого символизма... «Это, как радуга – слишком прекрасно и слишком коротко!» – передразнил Карлайон собственный нежный голос и внезапно отпустил Катинку. Она побежала от него в сторону горного склона, но он в три прыжка догнал ее, схватил за юбку, подтащил к себе и повалил наземь. – Значит, я сиамский кот? В таком случае, я единственный сиамский кот, которому нравится мучить свою добычу! – Карлайон стоял над пытающейся подняться Тинкой, прижимая ногой ее запястье. – Не дергайся, проклятая сука, и слушай меня! Смотрите на меня внимательно, мисс Джоунс, ибо вам больше не увидеть ни меня, ни другого человека! – Он наклонился к ней, давя ботинком на ее хрупкие кости. – Вы видите перед собой, дорогая моя, профессионального чаровника – мужчину, наделенного опасным даром выглядеть печальным! Вы не представляете, как это действует на любую женщину. Выглядеть очень печальным и одновременно очень молодым... – Он пожал плечами. – Перед этим ни одна не может устоять! Впервые меня научила этому судомойка в школе. Аппетитная была шлюшка!

Катинка пыталась вырваться и встать, пока ужас окончательно не лишил ее сил.

– Отпусти меня, дьявол...

Карлайон тотчас же убрал ногу и помог ей встать, не отпуская ее запястья.

– Как видите, я всегда джентльмен и всегда обаятелен! – Он засмеялся и процитировал: – «Обаяние – штука опасная, мисс Джоунс. Оно способно принимать любое обличье: быть веселым, забавным, приятным... Но самое опасное то, что оно всегда кажется искренним. Каким-то непостижимым образом профессиональные чаровницы всегда искренни, даже когда сами того не желают». Я говорил вам это раньше, не так ли, дорогая моя?

– Да, – прошептала Тинка, загипнотизированная светло-голубыми глазами.

– Как видите, я выучил монолог наизусть. Я произносил его перед столькими женщинами и смеялся про себя, видя их выпученные глаза...

Она снова начала вырываться.

– Пустите меня...

– О, я отпущу вас достаточно скоро. И тогда вы будете готовы отдать вашу бессмертную душу за то, чтобы вас удерживала рука – пусть даже моя! Но слишком поздно – вы будете падать вниз, как та идиотка с ее жуткой физиономией, как леди, чью фотографию вы так некстати обнаружили, как племянница этой глухой ведьмы и как еще одна молодая женщина, о которой вы никогда не слышали. А бедный муж каждый раз оставался безутешным.

– Пустите! – закричала Катинка, охваченная паническим страхом.

– Одну минуту – вы должны позволить коту немного поиграть с маленькой мышкой. А заодно заплатить за то, что вы путались у меня под ногами, подвергая опасности. Разболтать полиции об Ангел! Они до конца не верили, что автомобильная катастрофа на юге Франции была несчастным случаем – подозреваю, что Чаки отправили сюда присматривать за мной. Правда, толком он ничего не выяснил.

Перед глазами Тинки плавал красный туман – ничего не казалось реальным, кроме железных пальцев, стискивающих ее запястья, и ледяного голоса, никак не желавшего умолкнуть... ""

– Кстати, о кошках – я думал, что у Ангел девять жизней! Я не мог заставить ее умереть! Внизу были целые акры камней, а она свалилась на траву и только потеряла сознание, я подтащил ее к краю и столкнул туда, где горела машина, но она застряла в камнях. Тогда я поднял ее голову и стал бить о камни снова и снова... – Он разразился жутким смехом. – Мне пришлось потратить две тысячи фунтов на исправление результатов моей работы! Какой-то проклятый французишка подъехал на своем мотоцикле, и мы отвезли Ангел в Канн. Потом я доставил ее сюда и начал накачивать наркотиками, но эта чертова старуха, миссис Лав, слишком ревностно исполняла свои обязанности. Я позволил вам повидать Ангел, надеясь, что вы преисполнитесь благородной жалости и будете держать на замке ваш грязный журналистский ротик, но она узнала вас...

Движение острого ногтя по ее ладони, сухой шорох покрытой шрамами кожи, жадеитовое кольцо над сломанными костяшками пальцев...

– Конечно, как только вы ушли, она нацарапала своими жуткими каракулями требование объяснить вам все и устроить еще одну встречу. Я отказался, но не мог найти благовидного предлога. Полагаю, Ангел что-то заподозрила, хотя всегда поступала по-своему. Если она не могла повидаться с вами в доме, значит, ей нужно было сделать это где-нибудь еще. Поэтому написала вам записку, прося встретиться с ней у пещер, и попыталась передать ее вам перед вашим уходом...

Катинка старалась не смотреть на некогда любимое лицо – теперь в сравнении с ним изуродованное лицо Анджелы показалось бы верхом совершенства.

– Она написала эту записку? Но в ней говорилось...

– Я над ней поработал. Ангел завернула в нее кольцо, чтобы передать его вам вместе с запиской, но бумага, должно быть, развернулась и оказалась на полу, пока вы собирали вещи, высыпавшиеся из вашей сумочки. Когда вы ушли, я подобрал записку с пола. Но Ангел увидела фотографию, и я решил, что этому пора положить конец. Записка пришлась кстати – в ней только говорилось: «Встретимся сегодня вечером у пещер», а в конце стоял инициал «А.» Я добавил сверху «Анджеле» и превратил инициал в «Амисту» – мне казалось, это запутает след. Потом я вернул ей записку с парой ласковых слов, и она как миленькая начала карабкаться к условленному месту. Думаю, Ангел бы и без меня свалилась в пропасть, но я не мог рисковать после того, что случилось в холле, поэтому я достал из кармана ловушку для кроликов и бросил ей под ноги, когда она выбегала из пещеры. Я не устанавливал ее заранее, но это оказалось излишним. Конечно, я поступил глупо, бросив ловушку вниз, но я не мог допустить, чтобы меня застали с этой штукой в руках.

Катинка уже не слушала его. Она смотрела в пропасть, чувствуя, как к ее горлу подступает тошнота.

– Анджела собиралась броситься с обрыва?..

– После того, что она увидела в вашей сумочке в холле. Я понятия не имел, что фотография там, но она заметила ее, когда бросала туда кольцо. Господи, что это была за сцена! Крики, визги, всхлипывания! К счастью, слуги не могли разобрать ни слова. При ней была ее маленькая грифельная доска ~ она намеревалась прихватить ее на место встречи и поболтать с вами с ее помощью. В итоге Ангел нацарапала на ней, что видела фотографию. Этим она подписала себе приговор, так как знала слишком много! – Карлайон бросил небрежный взгляд в пропасть, словно измеряя ее глубину. – К сожалению, дорогая моя, это относится и к вам. – Протянув руку, он схватил ее за платье и подтащил к себе.

Катинка безвольно повисла на его руке.

– Ради бога, Карлайон... Я ничего не видела, ничего не знала и никогда не подозревала вас... Позвольте мне уйти, и я никогда... – «Если я погибну, – думала она, – это никому не поможет; он будет продолжать убивать женщин независимо от того, умру я или буду хранить молчание...» – Если вы пощадите меня, Карлайон, я клянусь всем, что для меня свято – моей бессмертной душой, моей покойной матерью, – что никому ничего не расскажу!.. – Но его глаза походили на голубые льдинки. – Тогда убейте меня другим способом, но не бросайте в эту ужасную пропасть... Я видела, как падала бедная Ангел – пожалуйста, не бросайте меня туда!

Но Тинка знала, что ее мольбы тщетны – ее скованный страхом мозг пронизывала лишь одна мысль: «Через минуту, возможно через две или пять, когда он устанет от собственного голоса, я умру...» Она знала, что на горе нет никого, кроме них, и что лишние мгновения жизни ей не помогут, но тем не менее...

– Почему вы должны убить меня, Карлайон? Я ничего не знала и ничего не могла сообщить...

– Знали и могли, – усмехнулся он, – хотя вряд ли вы сознаете это даже теперь. Покуда Ангел выступала на сцене, в моих интересах было сохранять ей жизнь – как вы сами правильно заметили, после первого несчастного случая никто не мог заподозрить меня в попытке убить курицу, несущую золотые яйца. Но кольцо!.. Во всем мире только вы знали о кольце.

– О кольце?

– Рано или поздно, вы бы вспомнили это... – Карлайон на мгновение отпустил ее запястье, но она была слишком слаба и измучена, чтобы пытаться отползти в сторону. – Мне чертовски не повезло! Спустя всего несколько недель после нашей свадьбы, когда я мог купаться в деньгах, ничего для этого не делая – только занимаясь с ней любовью, – она порезала руку этим чертовым старым кольцом, и началось заражение. Инфекция разъедала мышцы, и ничего нельзя было сделать... Предстояло потратить тысячи фунтов на лечение руки, которая, как я отлично знал, никогда не сможет достаточно растянуться, чтобы сыграть октаву, никогда не заработает ни шиллинга! Пение? Она могла петь не больше чем коростель – только издавала писклявое чириканье, с которым мирились ради ее игры на фортепиано... Голос Ангел приносил бы нам не более десяти фунтов в неделю – и то благодаря воспоминаниям о ее карьере пианистки. Нет, я не для этого на ней женился! Я не позволил газетчикам делать свадебные фотографии, чтобы их не увидели родственники моих покойных жен, и отвез на континент, где ее не могли так легко узнать, показав руку двум-трем хирургам. Но они только подтвердили то, что я уже знал: Ангел Сун перестала быть для меня полезной, и прежде чем это поймет кто-то еще, она должна умереть. Я убедил ее, что рассказывать о больной руке было бы скверной рекламой, и купил ей маленькую муфту, чтобы скрыть бинты. Но, хотя до сегодняшнего дня я ничего не знал, одной особе уже было об этом известно. Ангел проболталась о руке дешевой журналистке, которая могла в один прекрасный день сложить два и два и затянуть петлю у меня на шее. Как видите, дорогая мисс Джоунс, пришло время, как вы уже сказали, проститься навсегда! – Она попыталась отскочить, но он поймал ее так же легко, как и прежде. – Читайте молитву, дорогая. А что касается мистера Карлайона – этого homme fatale^{40}39] – то у его порога произойдет еще одна таинственная смерть, которую никто не сможет приписать ему...

Светло-голубые глаза кота, готовящегося уничтожить свою добычу, смотрели в глаза Тинки. Когтистые лапы держали ее крепко, белые зубы сверкали из-под втянутых губ... Послышался жалкий писк обреченной мышки. Карлайон подтащил ее к обрыву.

– Итак, дорогая моя, раз, два, три...

Грохот выстрела, раздавшегося двумя футами ниже, отозвался эхом в пропасти. Тинку отбросило назад, но Карлайон приблизился к ней снова – ужасный кошачий рот был открыт, с бледных губ стекала алая струйка крови, капая на лицо Тинки.

– Если вы выстрелите еще раз, то убьете и ее! кричал он, борясь с Тинкой на самом краю пропасти. – Она свалится вместе со мной!

Наступило гробовое молчание. Тинка чувствовала, что силы покидают Карлайона – давление его тела ослабело; только пальцы крепко сжимали ее запястья. Кровь текла изо рта по подбородку.

– Я умираю... – прошептал он.

– Ради Христа, Карлайон, отпустите меня!

– Я умираю, – повторил он. – Сейчас я упаду...

Инспектор Чаки стоял на поросшей травой платформе – лицо его было белым как мел. Позади него кто-то выбежал из пещеры, оттолкнул Катинку к инспектору и обнял Карлайона.

Револьвер безвольно повис в руке Чаки.

– Оттолкните его от себя. Я не могу стрелять – боюсь попасть в вас! Он слаб и беспомощен – столкните его в пропасть, иначе он утянет вас за собой...

Но маленькая мисс Эванс не могла отпустить своего возлюбленного. Окровавленный рот Карлайона открылся в крике, прядь волос свисала на светлые безумные глаза...

Пошатываясь в жутком танце, они приблизились к обрыву и, не разжимая объятий, рухнули вниз на камни.

Маленькая разносчица молока, так долго тосковавшая по Карлайону, обрела вечный покой, лежа рядом с его жестоким сердцем.

Глава 15

Самая младшая в редакции стенографистка с блокнотом в руке плотно закрыла за собой дверь, прошла по длинному розовому коридору и постучала в розовую дверь кабинета мисс Давайте-Будем-Красивыми. Услышав стук, мисс Давайте-Будем-Красивыми оторвала взгляд от пишущей машинки. Поверх платья на ней был надет причудливый бюстгальтер, который приподнимал округлую грудь к самому потолку.

– Как тебе такое название статьи о бюстгальтерах, Пэт? ♦Соблюдайте приличия».

Пэт ответила, что мисс Добрый-Совет давным-давно использовала это название в статье о мнимых спиритуалистах, и добавила, что она как раз хотела поговорить о мисс Добрый-Совет.

– Что на этот раз? – осведомилась мисс Давайте-Будем-Красивыми.

– Этот джентльмен опять здесь – сидит в приемной с большим букетом полевых цветов, завернутым в коричневую бумагу, и, как ни странно, вовсе не выглядит глупым. Должно быть, это тот самый джентльмен, который спас ей жизнь?

– Нет, – ответила Лиз. – Должно быть, это тот самый олух, который стоял и размахивал револьвером, как всегда свалив на женщину всю грязную работу.

– Тем не менее он появился как раз в нужный момент, – заметила Пэт, которая считала, что мистер Чаки очень красив, а его безнадежная привязанность столь же романтична.

– Насколько я понимаю, он всегда появлялся в самый нужный момент, но от этого не было никакой пользы. Как только Тинке грозила опасность, он тут же отправлялся в какую-то глушь под названием Нит и шел оттуда пятьдесят миль пешком через горы, чтобы появиться буквально за секунду до трагедии. В данном случае он не знал, что Тинка собирается повидать Карлайона, пока миссис Лав случайно не упомянула об этом в машине.

– В любом случае, бедная маленькая мисс Эванс добралась туда первой.

– То-то и оно – женщинам всегда достается грязная работа. Очевидно, она обнаружила исчезновение своей драгоценной печати и отправилась назад по тропинке на ее поиски. Глухая женщина не стала ее дожидаться – она спокойно села в лодку и сама переправилась через реку. Хотя у нее больные ноги, но руки оказались достаточно сильными, чтобы управляться с веслами. Наверное, мисс Эванс посмотрела вверх и увидела Карлайона и Тинку на маленькой платформе над пропастью. Тинка думает, что она беспокоилась, не нашли ли они печать, и подкралась по туннелю в скалах, чтобы послушать, не говорят ли они об этом. Как бы то ни было, она поспела вовремя и погибла вместе с Карлайоном.

– Подумать только – массовый убийца!

– Конечно, убить трех жен это чересчур, – промолвила мисс Давайте-Будем-Красивыми, – но я не думаю, что это можно назвать массовым убийством. Вполне вероятно, их могло быть больше, чем известно полиции.

– Быть не может! – возбужденно воскликнула стенографистка.

– Но полиция так не думает, – поспешно добавила Лиз. – На чердаке было только три комплекта одежды и других вещей.

– Нужно быть безумным, чтобы хранить их!

– Он и был безумен. И это такой род безумия, который не может вынести расставания с чем бы то ни было. Карлайон знал, что эти вещи опасны для него, но не мог себя заставить их выбросить. Раньше полиция только подозревала его, но с тех пор как Чаки проник в дом и обнаружил чердак, разоблачение стало всего лишь вопросом времени. По крайней мере, так он говорит.

– Значит, тогда он уже знал наверняка?..

– Он утверждает, что все понял, когда увидел домашние туфли.

– Туфли? – Стенографистка выпучила глаза.

– Чаки уговорил мисс Добрый-Совет примерить их – для этого он и повел ее на чердак. Туфли оказались слишком велики. Но у бедной Ангел Сун тоже были маленькие ноги.

– Подумать только! – снова воскликнула Пэт, пораженная этим шедевром детективной изобретательности.

– Не могу простить ему, что он втягивал в это Тинку да еще делал вид, что без ума от нее.

– Не понимаю, почему он твердил, что у него дома трое детей.

– У мистера Чаки своеобразное чувство юмора, – холодно объяснила мисс Давайте-Будем-Красивыми. – Он живет с сестрой, у которой трое детей, так что в каком-то смысле он говорил правду. По его словам, ему никогда не приходило в голову, что она ему поверит – не понимаю почему.

– Это не имеет значения, – сказала Пэт, – так как мисс Добрый-Совет его просто ненавидит. Когда он приходит, она говорит: «Скажите ему, чтобы он убирался к черту» и продолжает диктовать письма. Кстати о письмах... – Она протянула блокнот мисс Давайте-Будем-Красивыми.

– Читайте вслух, – сердито отозвалась Лиз. – Я не могу разбирать ваши закорючки. – Она откинулась на спинку стула и скрестила руки на бюстгальтере, приготовившись слушать. Стенографистка начала читать последние излияния мисс Добрый-Совет на тему любви с первого взгляда:

Моя дорогая!

Вы спрашиваете, существует ли такая вещь, как любовь с первого взгляда. Конечно существует, но ее следует опасаться, так как она не приносит ничего, кроме боли, сожалений и отчаяния. Любовь с первого взгляда похожа на радугу – она слишком совершенна и слишком мимолетна, а когда исчезает, то навсегда. В ее основе обаяние, а это опасное оружие, особенно когда оно выглядит искренним...

– Это звучит так цинично, – вздохнула стенографистка. – Не знаю, что скажет редактор, если увидит письма, которые рассылает мисс Добрый-Совет...

– Тинке нужно бросить эту работу, – сказала мисс Давайте-Будем-Красивыми. – Она не приносит ей ничего, кроме вреда.

– Именно это говорит тот джентльмен, – с удивлением отозвалась Пэт. – «Скажите ей, что эта работа не для нее и что она должна вернуться в родные горы...» И добавляет всякую чушь насчет того, что в горах все снова видишь в правильном свете...

– Вот как? – Мисс Давайте-Будем-Красивыми немного подумала и поднялась с решительным видом. – Ладно, Пэт, предоставь это мне. Я этим займусь. – Она зашагала по коридору, распахнула розовую дверь розовой приемной и с удивленным возгласом закрыла ее снова. – Мне не о чем беспокоиться – кажется, все решилось само собой.

Это было к лучшему, так как мисс Давайте-Будем-Красивыми от волнения забыла снять бюстгальтер.