Текст книги "Кот и мышь (ЛП)"

Автор книги: Кристианна Брэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Я слышала, как вы уходили и вернулись, – робко сказала Тинка.

– Хотя я очень благодарен вам за то, что вы сделали, – продолжал Карлайон, – ваш визит не увенчался успехом. Полагаю, Анджела начала думать, что никогда не станет снова нормальной женщиной – такой, как вы... На рассвете мы дали ей морфий, чтобы она поспала хоть немного. Только к чему это приведет? Какую цену ей придется платить за краткие часы свободы от мыслей о несчастье?

Казалось, он забыл, что считает Катинку врагом.

– А какую цену придется платить вам? – рискнула она спросить.

– Быть до конца дней привязанным к наркоманке. Но какой у меня выход? Мы так боимся, что она причинит себе вред – выбросится из окна или найдет другой способ убить себя...

– Держать ее здесь – ужасная ответственность, – промолвила Катинка. – В больнице должны быть надежные средства обеспечить ей безопасность. Но, конечно...

– Вне дома она была так несчастлива. Все, что я мог сделать, это обеспечить ей хоть какую-то личную жизнь, не запирая ее в лечебнице. – Карлайон поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. В тот момент Тинка чувствовала, что радуга не погасла, что он пускается в объяснения специально для нее. – Под безобразной внешностью скрывается та же девушка, которую я любил, и моя задача – убедить ее, что она не потеряла мою любовь. Помните, что я говорил вам о коробке конфет? Крышка коробки может испортиться, но конфеты внутри остаются такими же, а это самое главное. Нужно научиться смотреть на коробку, не забывая, что в ней находится. Анджела несчастна, но она... все еще такая же. – Он устало провел рукой по лицу. – Если бы только я мог ей помочь...

– Что, если дать ей возможность чем-нибудь заниматься, а не просто лежать в кровати между дозами морфия? – робко предложила Тинка. – На горе никого не бывает, а если до несчастного случая она была художницей...

Карлайон резко прервал ее. Он уже не выглядел усталым – его глаза сверкали, а голос был холоден, как лед.

– Откуда вы знаете, что она была художницей?

– Я... – Тинка смотрела на него, как птица смотрит на змею. – Я забыла... Должно быть, кто-то сказал мне...

– Никто вам не говорил. Как вы узнали?

– Разве это имеет значение? – Ее голос дрогнул. – Я только знаю...

Карлайон стоял, глядя на нее в упор. Внезапно ему пришла на ум какая-то мысль – он хлопнул себя по карману, где что-то хрустнуло, и сунул в него руку.

– Подождите здесь. – Карлайон вышел из комнаты. Тинка слышала, как он поднимается по двум пролетам лестницы на чердак. Вскоре ключ повернулся в замке, и он побежал вниз, громко зовя: – Дей! Инспектор! Идите сюда – вы нужны мне оба!..

Мистер Чаки бодро вошел из сада и остановился, положив руку на уродливый коричневый шар стойки перил. Дей Джоунс Трабл появился из кухни, выглядя не слишком уверенно.

– Эта женщина снова шлялась по дому. Вчера я оставил открытой дверь чердака, и ночью она там побывала.

– Но на чердаке нет ничего, кроме старой одежды! – с отчаянием воскликнула Катинка.

– И бумаг. Вы рылись в бумагах, где и обнаружили эту информацию.

– Какой вред от того, если я знаю, что она была художницей?

– Мне наплевать, что вы знаете, но я не хочу, чтобы дела моей жены фигурировали в вашем бульварном журнальчике...

Он круто повернулся к Чаки.

– Почему вы это допустили? Я полагал, что вы должны за ней присматривать.

Мистер Чаки виновато усмехнулся.

– Это я сказал мисс Джоунс, сэр, что миссис Карлайон была художницей.

– Вы? Что вы об этом знаете?

Мистер Чаки пожал плечами.

– Ну, сэр, полиция...

– И вы тут же проболтались этой журналистке!

– Я не знал, что это нужно скрывать, сэр.

– Скрывать тут нечего. Но я хочу знать, почему эта женщина побывала прошлой ночью на чердаке.

Дей виновато посмотрел на Чаки и Тинку и открыл рот, собираясь заговорить, но мистер Чаки опередил его.

– Откровенно говоря, сэр, мы оба были на чердаке.

– Вы тоже?

– Уверяю вас, сэр, что никто ни к чему не прикасался. Я только сообщил мисс Джоунс этот маленький факт...

– Ну и что вы там делали?

Шоколадные стены словно смыкались вокруг Тинки, готовые задушить ее. «Три кота окружили меня», – думала она. Карлайон – грациозный и опасный сиамский кот, Дей Джоунс – колченогий и беспородный, и примкнувший к ним мистер Чаки – тощий, поджарый кот из трущоб. Три холодных носа обнюхивают дрожащие останки мыши. Над ними виднелось круглое лицо миссис Лав, склонившейся над перилами лестницы, как в день прибытия Тинки в «Пендерин». Старая персидская кошка, толстая и уютная, но не менее грозная для мыши...

Мистер Чаки царапнул туфлей по бесценному ковру.

– Я скажу вам всю правду, мистер Карлайон.

– Этого я и жду.

Чаки глуповато взглянул на Тинку.

– Мы поднялись туда... немного потискаться.

– Немного... что?

– Она была там со мной, сэр, и не могла причинить вреда. Я... я целовал ее...

– Это верно, сэр, – подтвердил Дей. – Я застал их целующимися.

Карлайон бросил на Тинку взгляд, полный невыразимого отвращения, и сразу отвернулся.

– Но почему на чердаке, инспектор? Едва ли мисс Джоунс настолько щепетильна, чтобы побояться оскорбить мое гостеприимство в одной из спален.

– Мы видели, как вы поднимались на гору, сэр, и могли наблюдать за вашим возвращением только с той стороны дома. Мы заметили, что дверь чердака открыта, и подумали, что не будет никакого вреда...

Сверху послышался возбужденный шепот миссис Лав, сопровождаемый поистине животным фырканьем и блеяньем. Карлайон, даже не подняв взгляд, поднес руку ко лбу жестом отчаяния.

– Анджела! Вернись в свою комнату с миссис Лав! – Он обратился к Катинке: – А вы будьте любезны подняться к себе, собрать ваши вещи – Дей, велите миссис Лав проследить, чтобы она не прихватила что-нибудь из моих, – и убраться из моего дома раз и навсегда. Вы проводите ее вниз с горы, инспектор, перевезете через реку и отвечаете передо мной за то, чтобы она больше сюда не возвращалась.

Карлайон скрылся в гостиной, закрыв за собой дверь. Они услышали пронзительное мяуканье сиамского кота, тщетно требующего внимания.

Испуганная миссис Лав с несчастным видом наблюдала, как Катинка собирает вещи.

– Бедная миссис Карлайон так расстроится! Она не сможет вынести, если вы уйдете... Мне так жаль, дорогая, но вы его так разозлили. И как только вы могли путаться с этим Чаки?..

– Ладно, это не имеет значения. – Тинка защелкнула сумку. – Пошли.

Она остановилась в маленьком холле, ожидая провожатого.

– Я сообщу ему, что вы готовы, – сказала миссис Лав.

Яркая шаль снова закрывала зеркало, поэтому Катинка не могла видеть, как бледно ее лицо и как жалобно опустились уголки рта. Слезы обжигали ей глаза. «Лучше бы он считал меня просто назойливой и любопытной особой, чем верил нелепой выдумке, будто я целовалась и «тискалась» с этим ужасным Чаки! – думала она. ~ Может быть, попытаться все объяснить, вернуть ему фотографию?» Тинка открыла сумочку, в боковом кармане которой лежала фотография, и посмотрела на нее в последний раз.

Наверху послышался шорох. Тинка подняла голову и поспешно спрятала фотографию в сумку. Анджела медленно карабкалась бочком вниз по лестнице.

Тинка устремилась ей на помощь.

– Вам нельзя спускаться, миссис Карлайон...

Ответом послужили всхлипывания и две слезинки из голубых свиных глаз.

– Вы хотели попрощаться со мной?

Хоть кто-то в доме был опечален ее уходом!

Несчастное создание окинуло двери настороженным взглядом, пошарило в кармане изящно скроенного атласного халата, достала оттуда маленький пакетик в белой бумаге и попыталась сунуть его в руку Катинке. «Я должна его взять, – подумала Тинка, – а если там что-то ценное – например, то кольцо, – то я могу отдать его Чаки, чтобы он передал Карлайону».

Карлайон уже был здесь, стоя, точно ангел-мститель, у двери гостиной. Анджела опустила изуродованную руку, но она зацепилась за ремешок сумочки Катинки, высыпав ее содержимое на пол. Покраснев от унижения, Тинка начала подбирать откатившуюся в сторону губную помаду, разбросанные монеты, носовой платок. Фотография выскользнула из бокового кармана, и на какой-то ужасный миг ей показалось, что Карлайон увидел ее. Но он наклонился, чтобы поднять жену, которая, скорчившись, собирала с пола монеты и связку ключей. Тинка протянула ей открытую сумку, и она бросила в нее ключи и монеты, глядя на мужа, как нашкодивший ребенок, боящийся наказания. Но он стоял неподвижно, прикрыв глаза ладонью, словно больше не мог видеть эту мучительную суету, вызванную столь некстати появившейся в доме мисс Катинкой Джоунс. Внезапно Анджела разразилась бурей слез, и Карлайон, потеряв самообладание, подошел к Тинке и грубо схватил ее за руку.

– Убирайтесь вон! Неужели вам мало того, что вы натворили? – Одной рукой он удерживал жену, как собаку на поводке, а другой подталкивал Тинку к двери. Со стороны кухни появился встревоженный мистер Чаки.

– Где, черт возьми, вы пропадаете, инспектор? И где миссис Лав? Неужели все в доме спятили? Эта женщина торчит в холле без всякой охраны, миссис Карлайон бродит по дому без присмотра, а вы все как сквозь землю провалились! Проводите мисс Джоунс из дома, через реку, а если можно, из деревни и проследите, чтобы она не возвращалась. Вы лично отвечаете передо мной за это! – Карлайон устремил на Катинку свирепый взгляд. – Убирайтесь и держитесь подальше отсюда! – Обняв жену за скрюченные плечи, он повел ее вверх по лестнице.

Чего теперь стоили мисс Тинка Джоунс и ее радуга?

Глава 8

В тот день мисс Эванс прибыла поздно. Тинка и мистер Чаки, спускаясь по тропинке, видели, как ее маленькая лодка отплывала от противоположного берега. Мистер Чаки нервничал, и его валлийский акцент стал почти невыносимым.

– Я очень сожалею, мисс Джоунс, но что еще я мог сказать?

– Он действительно поверил тому, что я поднялась на чердак с целью позволить целовать себя такому человеку, как вы?

– Но ведь вы это позволили, не так ли?

– Уверяю вас, это не доставило мне никакого удовольствия.

– Мне тоже. Не обижайтесь, мисс Джоунс, я не хотел вас оскорбить.

– Какие могут быть обиды, – с тяжеловесным сарказмом отозвалась Тинка.

– Разве вы не слышали, что Дей Трабл перестал храпеть? Я подумал, что это даст нам предлог для пребывания на чердаке.

– Вам это дало предлог, но мне едва ли помогло!

– Если бы мистер Карлайон подумал, что вы там что-то искали, он бы выгнал вас еще быстрее и меня тоже за то, что я плохо за вами присматривал. А теперь я могу вернуться в дом.

– Ну, этому я положу конец, – заявила Катинка. – Мне следовало сделать это раньше, но я была в жуткой панике, и Карлайон мне бы не поверил: ведь я не могла бы отрицать, что вы меня целовали, черт бы вас побрал! Но как только я попаду в деревню, то немедленно отправлюсь в полицейский участок и расскажу им, что вы находитесь в «Пендерине», выдавая себя за одного из них. Я не собираюсь позволить вам сочинять пикантные статейки об этом несчастном создании для местной газетенки! – Она сердито зашагала вниз по тропинке, но вскоре заговорила более мягко: – Не возвращайтесь туда! Оставьте этих людей наедине с их горем! Что еще вы рассчитываете там выяснить?

~ Остается все та же Амиста, – ответил Чаки.

– Вы не верите в Амисту. Это только предлог.

– Я без колебаний поверю всему, что вы мне скажете, мисс Джоунс, – отозвался он, пытаясь принять театральную позу на скользкой тропинке.

– Я говорю вам, что Амиста писала мне из этого дома в течение нескольких месяцев. Она знала все о доме, о живущих в нем людях, о вещах, которые там находятся, о событиях, происшедших там недавно. А в день моего прибытия туда я увидела письмо с ее почерком и ее печатью на конверте. И тем не менее меня уверяют, что такой девушки не существует! Амиста писала мне, что разговаривала с разносчицей молока, а мисс Эванс заявляет, что никогда о ней не слышала. Она сообщила мне о приходе водопроводчика, а Дей Ач-и-фай утверждает, что никогда ее не видел...

«Я сойду с ума! – думала Катинка. – Теперь я никогда не разгадаю эту тайну, и она будет преследовать меня до конца дней...»

Солнце робко показалось на сером валлийском небе, легкий ветерок дул со стороны Таррен-Гоч вдоль склона горы в сторону нагромождения валунов у ее подножия.

– Что хотела передать вам миссис Карлайон? – с любопытством спросил мистер Чаки.

– Вероятно, ее кольцо-сфинкс. Она пыталась отдать мне его раньше, в своей комнате. Конечно, я бы его не взяла, но Карлайон не узнал бы об этом.

Кольцо из бело-зеленого жадеита с маленькой зазубриной на внутренней стороне сложенных крыльев сфинкса... Почему она думает, что там есть зазубрина?

– У меня странное чувство, что я уже видела это кольцо. Но где я могла его видеть? Кто мог рассказать мне о нем?

– Например, Амиста, – рассудительно заметил Чаки.

Амиста, конечно, могла. В ее длинных письмах было столько подробных описаний! Мисс Давайте-Будем-Красивыми говорила об этих фрагментах: «Думаю, нам не стоит тратить время на похвалы оцелотовому^{33} манто Амисты. Меня интересует, когда она сообщит о том, что для нее хуже смерти...» Если бы Амиста написала им о кольце, они просто не стали бы это читать.

– Но тогда я бы ничего о нем не знала, верно? – сказала Тинка.

Мистер Чаки сразу же согласился.

Катинка, спотыкаясь, шагала по тропинке. Ночник, горящий на столике у кровати... Резной бело-зеленый жадеит на изуродованной руке... Ухоженные ногти, оставшиеся невредимыми среди развалин и покрытые красным лаком... Острый ноготь, украдкой чертящий линии на ее ладони... «А». И первые три черточки буквы «М». Зеркало...

Но Анджела Карлайон к тому времени уже видела себя в зеркале и должна была молиться о том, чтобы больше никогда не видеть это зрелище.

Значит, не зеркало...

«А» и «М»...

Амиста.

Девушка с уродливой маской вместо лица, которую Карлайон называл Анджелой, была Амиста.

Юная девушка, походившая на коробку шоколадных конфет, внезапно лишенная красоты и превратившаяся в чудовище, проводящая время в больницах с единственной мыслью в некогда веселой и глуповатой головке о счастье, ушедшем навсегда... Долгие часы, дни, недели, месяцы в ожидании очередной пластической операции, живя очередной надеждой, которой не суждено сбыться, и бессмысленно листая страницы женских журналов... «Попробуйте новую пудру!» (Но какая пудра замаскирует ужасные шрамы?) «Выберите новые румяна!» (Но разве они скроют бледность залатанной кожи?) «Используйте новые «тени»!» (Вокруг маленьких свиных глаз?) «Попробуйте эту яркую помаду!» (На кровоточащих губах?) «Вог», «Харпере», «Леди», «Женщина», «А ну-ка, девушки»... «Пишите мисс Давайте-Будем-Красивыми о проблемах с вашей внешностью!» О каких проблемах с внешностью могла писать бедная изуродованная Амиста? Что уцелело среди обломков крушения? Только одна маленькая ручка с длинными острыми ногтями... Не о лосьоне ли для рук Амиста впервые написала мисс Давайте-Будем-Красивыми? На что упомянутая мисс ответила обычной идиотской шуткой: «Надеюсь, о н будет доволен? Ведь о н существует, не так ли?» Написала эти слова новобрачной, чья красота в одно мгновение превратилась в вопиющее безобразие, которая, должно быть, молилась лишь об одном: «Пусть мой муж сохранит любовь к тому, что от меня осталось?» Амиста ответила новым друзьям, используя левую, неповрежденную руку, – друзьям, которым она не должна была демонстрировать происшедшие с ней страшные перемены, которые заменили вереницу старых друзей, приходивших (или не приходивших вовсе?) посмотреть на нее, издать жалостливые возгласы и быстро удалиться, чтобы посплетничать об увиденном... «Господи, какой кошмар! И как это ужасно для Карлайона!» С этими новыми друзьями она могла оставаться хорошенькой юной девушкой, какой была прежде, могла поверять им свои надежды, страхи и сомнения относительно Карлайона. «Сегодня Карлайон мне улыбнулся...» «Сегодня он только хмурился...» И где лучше всего поместить эту сцену разочарований и триумфов? Не в больничной палате – это разоблачило бы всю игру. И не в тех местах, где она была счастлива и беззаботна, не нуждаясь в поверенных... Нет, в новом доме, где ее ожидал Карлайон и о котором он, несомненно, писал ей каждый день... «Я купил зимний пейзаж Сислея, чтобы гостиная выглядела повеселее...» «Тибальт спит у меня на коленях, пока я пишу тебе, сидя в старом кожаном кресле...» «Сегодня Дей Трабл привел водопроводчика – славного парня, которого зовут Дей Джоунс Ач-и-фай, со шрамом через все лицо...» Поэтому письма должны были отправляться из Уэльса, а ответы – приходить туда же. Расспросы в почтовом отделении Суонси могут это подтвердить – возможно, там даже хранятся подробные письменные инструкции.

Наконец, Карлайон послал за ней, сказав, что больше не может выносить одиночество, что она должна вернуться домой, что (да простит ему Бог ложь во спасение) он не в силах терпеть разлуку с ней... И радуясь доказательству его неизменившихся чувств, она заканчивает историю. Последнее письмо, очевидно, сообщало дорогой мисс Добрый-Совет, что они с Карлайоном поженились и она прекращает переписку, поскольку более не нуждается в доброте посторонних людей.

Тайны больше не было. Тинка вспомнила бульканья и всхлипывания, которыми Анджела реагировала на описание ее работы в журнале и которые она приняла за одобрение – ведь бедное создание не могло выразить его ни улыбкой, ни голосом... Тысячи фрагментов картинки-загадки встали на свое место. Анджела Карлайон была Амистой из писем. Сердце Тинки преисполнилось благодарностью – теперь Карлайон должен поверить, что она явилась к нему в поисках Амисты. Больше они никогда не увидятся, и это к лучшему, так как он не свободен и ничто кроме смерти не оторвет его от трагической обязанности. Но, по крайней мере, он не будет думать о ней с презрением и ненавистью...

Катинка обернулась, глядя на дом.

Маленькая фигурка, неуклюже подпрыгивая, бежала вверх по крутой тропинке, которой воспользовался Карлайон прошлой ночью, время от времени останавливаясь и оглядываясь назад. Далеко внизу появилась еще одна фигура, затем вторая, а после паузы третья. Они размахивали руками и, вероятно, кричали, карабкаясь вверх по тропинке. Завидев их, первая фигурка побежала дальше, то и дело спотыкаясь. Остальные мчались за ней – Карлайон, Дей Джоунс и миссис Лав. Впереди могла быть только Анджела – Амиста...

Катинка и мистер Чаки застыли как вкопанные. К ним присоединилась маленькая мисс Эванс, которая поднималась к дому, позвякивая бидонами.

– Что там такое? Кто это?

– Мы не можем разглядеть.

– Это миссис Карлайон, – сказал Чаки.

– Она бежит к пропасти! – воскликнула мисс Эванс. Маленькая фигурка снова остановилась и обернулась. Один из преследователей добрался до гребня и направился к ней. Она опять побежала причудливыми ломаными движениями, путаясь в складках длинного халата, к входу в пещеры, ведущие к Таррен-Гоч. Чаки, Катинка и мисс Эванс устремились туда же, поднимаясь почти по вертикали.

«Я умру, – думала Тинка. – Умру от усталости и недостатка воздуха прямо на этом кошмарном склоне!» На какое-то мгновение боль и одышка вытеснили у нее из головы разыгрывающуюся наверху драму. Но она снова поползла к входу в пещеры, цепляясь маленькими ручками за валуны и пучки травы. Мистер Чаки и мисс Эванс быстро карабкались впереди – грязь и клочки травы из-под их ног летели прямо в лицо Катинке. «Я умру и свалюсь к подножию этой ужасной горы!», – подумала она снова.

Сверху послышались крики, когда Анджела Карлайон с развевающейся над ее плечами серо-зеленой вуалью скрылась в туннеле. Чаки и мисс Эванс метнулись за ней. Карлайон, заметно прихрамывая, следовал за ними. Тинка увидела его лицо, белое как мел, с налитыми кровью глазами, открытым ртом, судорожно хватающим воздух, и подумала, что запомнит его навсегда... Вскоре появился Дей Трабл, а далеко позади виднелась миссис Лав, чьи ярко-желтые волосы свисали на плечи.

Как кролики в норках, они один за другим исчезали в туннеле. Изможденная Катинка с трудом заставила себя преодолеть остававшиеся до входа несколько ярдов.

В скользкой темноте, прорезаемой тонкими лучиками света из трещин в стенах пещер, царили шум и суета. Голоса отзывались гулким эхом.

– Вероятно, она побежала наверх!..

– Должно быть, она прячется внизу!..

Катинка вспоминала, как сама была испуганной дичью, преследуемой среди покрытых слизью скал. Она тяжело дышала, стараясь приучить глаза к внезапной темноте после солнечного света снаружи. Откуда-то сверху доносились крики Карлайона: «Анджела! Анджела!» В них слышались боль и страдание. Кто-то промчался мимо Катинки, задев ее юбкой.

– Вниз! – раздался голос мисс Эванс. – Она сейчас упадет!

Ее фигура на миг заслонила свет на дне тоннеля, а затем стало видно, как Тинка побежала вниз по крутому склону. Ее дрожащие ноги сами собой вынесли ее через коридор на открытое место среди утесов Таррен-Гоч. Сверху темнела поросшая травой платформа, где обрывался туннель, под которой находилась пропасть глубиной в двести футов.

Анджела Карлайон внезапно появилась из скалистого коридора в двух футах от обрыва. Серо-зеленая вуаль развевалась позади вскинутой головы: руки молотили воздух в отчаянной попытке обрести равновесие. За ней следовал Карлайон, но он мог лишь ухватиться за край вуали. Какую-то долю секунды они казались застывшими, словно в стоп-кадре, а затем Анджела с полным смертельной муки воплем упала вниз головой в пропасть.

Маленькая мисс Эванс подбежала к Катинке.

– Не смотрите! Это ужасно!

Но Тинка оттолкнула ее и решительно шагнула вперед.

– Может быть, она еще жива...

Но Анджела Карлайон была мертва, наконец обретя покой на каменном дне Таррен-Гоч. Ее конечности были переломаны, шея вывернута, ужасное лицо обращено к голубому небу, а здоровая рука крепко держала белеющий на фоне кожи цвета слоновой кости клочок бумаги с почти неразборчивыми каракулями: «Анджеле. Встретимся сегодня вечером у пещер. Амиста».

Но Амисты нигде не было, а Анджела Карлайон, которую Амиста заманила на эту роковую встречу, лежала на дне Красной Пропасти.

Легкий ветерок покачивал в воздухе серо-зеленую вуаль, пока она наконец не опустилась, милосердно прикрыв мертвое лицо.