Текст книги "Кот и мышь (ЛП)"

Автор книги: Кристианна Брэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– А где же в это время была моя несговорчивая жена?

«Вероятно, он держит сумасшедшую жену на чердаке, как в «Джен Эйр»...»

– Заперта в вашем уединенном доме, находясь под действием наркотиков.

– И писала девичью чушь в женские журналы, подписываясь «Амиста»?

– Нет. – Катинка посмотрела на миссис Лав. – Я думала, миссис Лав не может быть Амистой, так как она не пробыла с вами достаточно долго, чтобы знать все факты, которые Амиста упоминала в своих письмах. Но что, если это неправда? Вероятно, она была с вами задолго до того, как эту бедную девушку забрали из больницы и доставили сюда, – она присматривала за вашей женой, запертой в одной из комнат «Пендерина»...

– А письма?

Катинке внезапно представились красные руки, лежащие на крахмальном белом фартуке.

– В первом письме она спрашивала о лосьоне, снимающем загар с рук. Потом она написала, что...

Карлайон отвесил иронический поклон в сторону миссис Лав.

– Если я правильно помню вашу историю, она написала, что влюблена в мужчину старше ее на десять лет. При всем моем уважении...

– Да, но фраза выглядела так: «Мужчине, которого я люблю, больше тридцати». Но почерк был ужасно неразборчивым, а когда девушки пишут нам о «разнице в возрасте», как мы это официально именуем, они всегда влюблены в мужчин старше себя. Поэтому мы думали... Но предположим, она написала, что объекту ее страсти не «больше тридцати», а «только тридцать» и что он на десять лет моложе ее... – Тинка повернулась к миссис Лав. – Я не верю ни в какого Харри. Думаю, вы все это время были сообщницей мистера Карлайона, потому что вы влюблены в него!

Казалось, миссис Лав потеряла дар речи.

– А записка с предложением о встрече? – холодно спросил Карлайон.

Записка Амисты, заманившая бедную Анджелу – хотя нет, в действительности она была дочерью Дея, какой-нибудь Блодуэн, Бронуэн или Майфэнуи, – к пропасти?

Голос Катинки начал колебаться вместе с ее уверенностью.

– Девушка могла заподозрить, что вы ничего не предпринимаете с целью восстановить ее лицо, потому что это не соответствовало бы вашим планам. Она хотела посмотреть на себя в зеркало, а потом передать мне кольцо в качестве какого-то знака. В тот день она попробовала передать мне его в холле, завернутым в бумагу, на которой, возможно, было написано какое-то сообщение. Миссис Лав сказала, что она всегда носила кольцо, «когда играла». Ну, играть можно не только в игру – это относится и к актерству. Я легко могла бы отследить актрису, которая всегда носила на сцене кольцо-сфинкс.

Тинка в упор смотрела на их лица – красное лицо миссис Лав, напряженную и сердитую физиономию Дея Трабла, холодное насмешливое лицо Карлайона. Теперь, когда снова наступило молчание, кошмар начнется опять... Даже голубовато-белое лицо отодвинулось от окна, истаивая, как улыбка Чеширского кота... Но, слава богу, оно вновь появилось в дверях – дружелюбное, улыбающееся лицо инспектора Чаки.

– Вижу, у вас веселая компания, мисс Джоунс! Я встретил у часовни мисс Эванс, и она сказала мне, что вы одна. Я решил заглянуть сюда и поболтать с вами, но нахожу здесь целое общество! – Он стряхнул воду со шляпы на линолеум холла. – В добром старом Пентр-Трист по-прежнему льет как из ведра. – Его чудовищное валлийское произношение никогда не казалось Тинке более приятным.

Миссис Лав не обращала на него внимания. Она вновь обрела дар речи и использовала его на полную катушку. Такого набора злобной лжи и невероятной чепухи миссис Лав не слышала за всю свою жизнь. Обвинения в убийстве и нанесении увечий явно прошли мимо нее, но подозрение в безответной страсти к мистеру Карлайону возмутило ее до глубины души. А ведь Харри терпеливо ждет ее в Лондоне!

– А как же Амиста? – спросил инспектор Чаки, с удовольствием подливая масло в огонь.

– Амиста! По-вашему, я могла писать всякую чушь в дрянной женский журнальчик? Если хотите знать мое мнение, она сама Амиста и всегда ею была! Пронюхала о бедной миссис Карлайон и состряпала целую историю, чтобы проникнуть в дом, как всегда говорил мистер Карлайон, отправив себе несколько писем для большей убедительности!

– А последняя записка, которой миссис Карлайон заманили к пропасти?

Хотя Катинка без колебаний обвинила миссис Лав, та отозвалась с виноватым видом:

– Ну, такого я бы не сказала о мисс Джоунс.

– Была ли эта записка в действительности? – заговорил Карлайон. – Кто ее нашел? Эта женщина и мисс Эванс, но мисс Эванс не в счет – она сделает все, что ей скажут. Они первыми оказались рядом с телом. Откуда мы знаем, что они не сговорились между собой, прежде чем подоспели остальные? Если Анджела еще была жива, они могли быстро нацарапать эту записку и вложить ей в руку.

– Но она была мертва! – Подумав о дважды изувеченном теле, Тинка добавила: – Бог не допустил бы, чтобы она не умерла в тот момент, как коснулась земли.

– Согласен. – Карлайон опустил голову.

– Да и зачем мне выдумывать эту историю? Зачем красть кольцо?

Он сразу же поднял голову.

– Ваша история начала выдыхаться. Вы собрали урожай на смерти, но после добавить было почти нечего – дознание оказалось скучным. Несомненно, вы предвидели это заранее, поэтому прихватили кольцо, рассчитывая еще на два абзаца, снабженных фотографиями...

На фоне обоев с алыми розами лицо Карлайона было белым как мел, а его бледные губы брызгали ядом.

– Скажите мне вот что. – Катинка посмотрела ему в глаза. – Хоть в одной газете появилась даже одна строчка, которую не мог бы написать любой местный репортер? Разве я сообщила в какую-нибудь газету хоть слово о жизни или смерти миссис Карлайон?

– Еще нет, – ответил Карлайон. – Но ведь вы работаете в еженедельном журнале, не так ли? Полагаю, для него уже готова подробная статья. Когда она появится?

Катинка признала свое поражение.

– Ладно, сдаюсь. Не было никакой Амисты. Я все выдумала – корпела над этим месяцами с целью проникнуть в дом, где существовал материал для сенсации в прессе, о котором я никак не могла знать, способствовала развитию событий, чтобы написать статью подлиннее, которую я так и не отправила, и, наконец, заманила бедную девушку в смертельную ловушку и убила ее, чтобы создать очередную сенсацию, которой не воспользовалась. – Она повернулась к инспектору Чаки. – Какой мне был смысл выдумывать Амисту? Только потому, что я единственная, кто знал о ней, они все и вы тоже уверены, что она никогда не существовала.

Мистер Чаки задумчиво выпятил нижнюю губу, глядя на нее поверх воображаемых очков.

– Право, мисс Джоунс, вы недооцениваете полицию Суонси! Я знаю об Амисте не меньше вас – а может быть, и больше.

– Вы знаете, кто она такая?

– Мы, местные ребята, не теряем времени даром, – беспечно произнес Чаки. – Мы затребовали письма из вашего лондонского офиса и проверили их на предмет отпечатков пальцев – никаких сложностей, обычная любительская возня с серым порошком! И, разумеется, печать с красно-золотым сургучом – ее мы тоже поискали.

– Какого черта вы не сказали мне, зачем хотите обыскать мой дом? – спросил Карлайон. – Я бы проявил больше желания сотрудничать.

По тому, как он смотрел на Катинку, как говорил с ней и о ней, было очевидно, что ей не стоит о нем думать. И все же, если бы можно было доказать ему раз и навсегда, что Амиста не являлась частью ее коварного замысла...

– Ради бога, инспектор, скажите, вы нашли печать?

– Не то чтобы нашел, но я знаю, где она – или, по крайней мере, могу догадаться. В ваших умозаключениях, мисс Джоунс, вы были недалеки от истины. Психология – великая вещь. – Он посмотрел на миссис Лав.

– Не пяльтесь на меня! – огрызнулась она. – Вы и ваша психология...

– Вы имеете в виду, инспектор, – начал Карлайон, – что миссис Лав все-таки...

У миссис Лав выдался скверный вечер – она устала, промокла, была сердита и окончательно потеряла терпение.

– Можете не коситься на меня! – сказала она. – Я больше у вас не служу – вы меня уволили. Мне осточертело хранить ваши секреты...

– Миссис Лав! – резко произнес Карлайон.

– Я сыта вами по горло! Мне надоело, что меня подозревают, обвиняют и оскорбляют, надоело якшаться с полицией. Больше я не собираюсь участвовать в ваших делах с этой Ангел Су...

Кольцо с резким звуком упало на стол, покатилось по нему и осталось лежать возле ручного зеркальца Катинки, которое по-прежнему валялось на столе вместе с содержимым ее сумочки. Миссис Лав оборвалась на полуслове и застыла с открытым ртом. В наступившем молчании мистер Чаки запел какую-то мелодию.

Но Катинка, не отрываясь, смотрела на два жадеитовых лица – лицо сфинкса на столе и такое же лицо, отражавшееся в зеркальце, на маленькую зазубрину с внутренней стороны жадеитовых крыльев, которую она уже видела раньше, также отраженной в зеркале...

«Она загадочна, как сфинкс», – напевал инспектор Чаки, и Катинка Джоунс вновь стала журналисткой – не мисс Добрый-Совет из «А ну-ка, девушки», а репортершей из «Консолидейтид ньюс», которая не смогла разузнать никаких новостей во время своего интервью с мисс Ангел Сун... Она снова сидела в украшенной цветами артистической уборной, слышала звуки фортепиано, звонкий голосок, поющий дурацкую песенку, бурные аплодисменты, которые сменил новый хит «Она загадочна, как сфинкс...»

Кольцо из белого жадеита подмигивало ей, отражаясь в ярко освещенном настольном зеркале...

Ангел Сун вбежала в уборную, протягивая ей узкие белые ручки.

– Простите, что заставила вас ждать, мисс... э-э... Я обожаю петь на бис и провела на сцене больше времени, чем было условлено. Администрация придет в бешенство...

Мисс Анджела Эрли. Мисс Ангел Сун.

Это был ее последний концерт. Конечно, тогда Катинка этого не знала, и ее неспособность это выяснить дорого ей обошлась! Она сидела, как слюнявая дурочка, играя с кольцом на туалетном столе и задавая нелепые вопросы.

– Как приняли вашу новую песню, мисс Сун? Правда, что ее написал ваш новый муж?

– Мой муж! – засмеялась Ангел. – Да он двух нот написать не может! – Карлайон, сочиняющий вульгарные, глупые песенки...

Но тогда Тинка еще не слышала ни имени Карлайон, ни о мистере Чарлзе Лайоне.

– О, кажется, я проболталась, что вышла замуж? Пожалейте нас, мисс... э-э... мы не хотим никакой шумихи. Просто напишите, что я замужем и что мы скоро отправляемся в запоздалое свадебное путешествие. Попросите публику не беспокоить меня, а я обещаю, что, когда вернусь, будет много новостей, фотографий, планов и новых веселых песен... – Она забрала у Катинки кольцо, с любовью глядя на него. – Вам оно нравится? Мы нашли его в антикварной лавке – оно очень древнее. Я всегда надеваю его, когда играю на сцене, но последние дни мне пришлось выступать без него – на нем появилась зазубрина, которая поранила мне палец...

Очаровательная малютка Ангел, с ее ореолом пушистых золотых волос, говорила так весело и искренне, умудрившись при этом не сообщить ни капли «крутых новостей»... Ангел, чьи выступления в концертных залах и мюзик-холлах принесли ей целое состояние, чья жизнь проходила при свете прожекторов и чье внезапное увечье обеспечило бы сенсациями добрую половину английских репортеров, просто исчезла. О ней ничего не было слышно, и все решили, что она все еще путешествует инкогнито со своим мужем. Очевидно, несчастный случай каким-то образом удалось скрыть, а Карлайону хватило ума привезти знаменитую жену в эту горную крепость – ему можно было простить то, что в каждом случайном визитере он видел охотника за новостями.

Ноготь, пишущий сообщение на ладони Тинки... «А» и «N»... Катинка вспомнила, что сначала ноготь написал и букву «G»... Ангел Сун, которая энергично кивнула, когда Карлайон назвал ее Ангел (Тинка приняла это за ласковое обращение), которая пыталась привлечь внимание Катинки к жадеитовому кольцу-сфинксу, напомнить ей о давнем интервью, сказать, что под маской из хрящей и лоскутков кожи скрывается былая знаменитость. Богатая жена Карлайона, курица, несущая золотые яйца...

Дело было не в доходе, иссякнувшем после ее смерти, который можно было обеспечить фальшивой подписью. Состояние Ангел принадлежало ей только при жизни – оно заключалось в ее ловких пальчиках, хорошеньком личике и звонком голоске. Как был прав Дей Трабл, сказав, что никто не убивает курицу, которая несет золотые яйца.

Карлайон смотрел на Тинку через стол, наблюдая, как она медленно пробуждается от размышлений, как в ее глазах вспыхивает новая надежда...

– Да. Моей женой была Ангел Сун, – резко сказал он и, повернувшись на каблуках, вышел в холл. Они слышали шелест макинтоша, когда он снимал его с вешалки и набрасывал на плечи. Его фигура, шагающая под непрерывным дождем, на мгновение заслонила проникающий через окно слабый вечерний свет.

Глава 11

Завтрак следующим утром прошел весело. Миссис Лав отбывала в Лондон поездом в 11.06 из Нита, радостно предвкушая воссоединение с Харри, поэтому все разногласия с Катинкой казались забытыми. По взаимному договору, открытия вчерашнего вечера не обсуждались. Инспектор Чаки убедил их помалкивать и не создавать лишних неприятностей мистеру Карлайону, который, в конце концов, имел полное право хранить свою тайну. Что касается Амисты, то она была упомянута лишь однажды.

– Конечно я знала, дорогая, что это не могли быть вы, – сказала миссис Лав в крошечной свободной спальне мисс Эванс, которую Катинка нехотя согласилась разделить с ней. («Не могу же я снова перебираться через реку среди ночи!») – Вы не могли положить это письмо на стол в холле – оно было там до того, как вы вошли в дом.

– Полагаю, я могла бы потихоньку оставить его там, когда подходила к столу.

– Нет, не могли. Я наблюдала за вами, наклонившись над перилами, так как заинтересовалась, кто вы, и видела вас так же четко, как сейчас. Вы посмотрели на пачку писем, но не протягивали к ней руку, и я готова поклясться в этом в любом суде.

Катинка предпочитала, чтобы она поклялась в этом в других ситуациях, которые уже имели место, – это избавило бы от многих огорчений. Но она удовлетворилась обещанием, что миссис Лав сообщит эту информацию инспектору Чаки, прежде чем покинет Южный Уэльс. После этого они легли спать, причем миссис Лав долго демонстрировала свою бессонницу, прежде чем громко захрапеть.

Автобус скоро должен был подойти. Дей обещал принести из «Пендерина» тяжелые вещи миссис Лав, и она отправилась ему навстречу с несколькими бумажными пакетами, шляпной коробкой и большой кретоновой сумкой для вязания, где было все что угодно, кроме спиц и шерсти, Катинка не тратила время на выяснение, как ей удалось перенести все это через реку вчера вечером. Мисс Эванс вышла первой сообщить инспектору Чаки, что миссис Лав желает поговорить с ним перед отъездом, и Тинка решила присутствовать при разговоре.

Дей Трабл ждал их на автобусной остановке с двумя тяжелыми чемоданами; под мышкой он держал большой плоский пакет, который, как выяснилось, не имел никакого отношения к миссис Лав. Мистер Чаки беседовал с группой мужчин, стоя у ограды в своем коричневом костюме с тем же чопорным видом, который произвел на Катинку обманчивое впечатление при их первой встрече. Казалось, прошли месяцы с тех пор, как она вышла из автобуса и увидела тех же самых мужчин у той же самой ограды с сигаретами во рту, словно они всю эту кошмарную неделю простояли здесь, болтая с мистером Чаки. Серое небо плакало над долиной, над безобразной невымощенной улицей с ее узкими домиками, похожими на два ряда неровных зубов, над тропинками, спускающимися к реке или тянущимися вверх по горному склону. Как давно это было, и каким невинным и дружелюбным это казалось тогда! Теперь же горы выглядели угрожающе: Брин-Кледд – Меч-гора с Красной Пропастью, подобной ране на боку, Бринтариан – Щит-гора, стоящая, как часовой, по другую сторону долины, и текущий между ними Триннант – река Крови. Кровь в самом деле омыла ее берега с тех пор, как Тинка впервые появилась в Пентр-Трист – деревне Горя.

Миссис Лав предоставила свои пакеты заботам Дея Трабла.

– Только не заставляйте меня пропускать мой автобус, – сказал Дей. – Я должен поехать в Суонси, чтобы передать этот пакет.

Он взмахнул, словно птица крылом, локтем, прижимавшим плоский пакет к его боку. Чемоданы были связаны цепью, очевидно для облегчения переноски, напоминая двух послушных собак на двойном поводке.

– Доброе утро! Отбываете в веселую столицу, миссис Лав? – Мистер Чаки бодрым шагом подошел к ним.

– Ну, не на сафари же, – отозвалась Катинка, раздраженная его дружелюбием.

– Если только под сафари не подразумевать моего Харри! – Миссис Лав разразилась хохотом, после чего заявила, что не помнит, о чем собиралась поговорить с мистером Чаки – упоминание о Харри напрочь выбросило это у нее из головы. Катинка поспешила водворить это на прежнее место и в итоге вытянула из миссис Лав подтверждение, что она не клала письмо Амисты на столик в холле в день своего прибытия в «Пендерин». Мистер Чаки с серьезным видом обещал передать эту информацию мистеру Карлайону. Красный автобус вскарабкался на холм, втянул себя, как пылесос, Дея Трабла с его пакетом и стал карабкаться дальше. На гребне холма с ним встретился голубой автобус, который начал спускаться вниз. Мистера Чаки осенило вдохновение.

– Эта колымага довезет вас за несколько часов до отхода поезда, миссис Лав. Я тоже собираюсь в Нит и отвезу вас на своей машине.

Миссис Лав была обрадована мужскому эскорту, а также тому, что ей не придется втискиваться в автобус с вещами. Голубой автобус остановился, втянул в себя группу пассажиров и покатился вниз, высадив только одну женщину, выделяющуюся среди толстых валлиек в ситцевых сарафанах поверх черных воскресных платьев подлинно парижской элегантностью, когда она, прихрамывая, шла по деревенской улице. Это была та женщина, которая три дня назад приходила повидать Карлайона, пересекла Атлантический океан, отыскала захолустную валлийскую деревню, переправилась через реку и поднялась по горной тропинке только для того, чтобы заявить свои права на картину и фарфор и удалиться, даже не взглянув на девушку, которую вырастила и которая лежала изувеченной в комнате наверху.

Чаки нелегко застигнуть врасплох, подумала Тинка. Он быстро шагнул вперед, остановил женщину, предъявил ей удостоверение и начал что-то говорить. Из переулка появилась мисс Эванс, ведя своего пони, который упирался передними ногами, чтобы не поскользнуться на крутом спуске. Она оставила его и подошла к Катинке.

– Ведь это та самая леди, которую я перевозила в «Пендерин» в моей лодке!

Ухватившись за предлог нарушить несправедливую монополию мистера Чаки, Катинка подтолкнула вперед мисс Эванс, которая, краснея и запинаясь, поздоровалась с приезжей. Женщина радостно откликнулась, сказав, что надеялась уговорить мисс Эванс еще раз переправить ее на другой берег. Она сунула руку в черную сумочку и извлекла оттуда конверт.

Мистер Чаки с сардонической усмешкой наблюдал, как мисс Джоунс с помощью пантомимы сообщает глухой женщине о согласии мисс Эванс снова сыграть роль паромщика. Женщина не возражала против назойливой незнакомки – она хотела попасть в «Пендерин», и ей было безразлично, скольким местным жительницам придется платить за услуги. Однако без осложнений не обошлось. Маленькая разносчица молока указывала на свою тележку, одиноко стоящую на обочине, на реку и горы, на свои часы и, наконец, на маленький дом, находящийся выше на той же улице, где они стояли. Уголки рта женщины недовольно опустились, а тяжелые веки на миг устало сомкнулись над печальными глазами. Еще одна задержка, еще одно усилие, которого не избежать. Ее пальцы сомкнулись на костяных рукоятках тростей, а на лице отразилась благодарность за то, что помимо слабых ног у нее имеются две достаточно сильные руки, способные помочь ей передвигаться...

Катинка с торжеством посмотрела на инспектора Чаки. Мисс Эванс должна найти временную замену, чтобы сопровождать ее коротконогого пони во время доставки молока в деревню. Если леди поднимется в ее дом и подождет там, пока она обо всем договорится...

– Эй! Как насчет меня? – крикнула миссис Лав, оставшись одна со своими вещами, когда они начали подниматься на холм.

Мистер Чаки свистом подозвал помощника, велев ему погрузить миссис Лав и ее багаж в полицейскую машину и зайти за ним через полчаса в дом мисс Эванс, после чего догнал женщин.

– Думаете, ваша новая подруга знает, что ее племянница умерла? – обратился он к Тинке, которая застыла как вкопанная.

– Господи! А вы думаете, она не знает?

– Ее не было на дознании. Она покинула отель в Суонси, и мы считали, что она вернулась в Лондон, но не смогли отыскать ее там.

– Тогда вы должны сообщить ей это, прежде чем она войдет в дом.

– Раз уж вы с ней так подружились, может, возьмете это на себя?

– Ну уж нет! Сами делайте вашу грязную работу. – Тинка посмотрела на женщину, плетущуюся впереди рядом с мисс Эванс. – Кстати, я хотела поговорить с вами.

– Приятная перемена, – заметил Чаки.

– Уверяю вас, мне это не доставит никакого удовольствия, – процитировала его Тинка. – Но новые обстоятельства, касающиеся Ангел Сун...

– Новые, возможно, для вас, но не для меня, – самодовольно произнес Чаки.

– Вы знали об этом?

– Большую часть времени.

– Не верю!

– Разве я не напевал ее хит, чтобы помочь вам опознать кольцо? Вы твердили, что уже видели его раньше. Так как вы были репортером, не составляло труда проверить, носил ли кто-нибудь из знаменитостей, которых вы интервьюировали, кольцо-сфинкс в качестве рекламного трюка. Конечно, если вы видели это кольцо просто у частного лица, мы бы ничего не узнали, но нам повезло. Все соответствовало полностью – указание «артистка»^{37} на брачном свидетельстве, масса одежды на чердаке...

– Ладно, убедили. Вы все знали. Но понимаете ли вы, что это означает?

– Разумеется.

– Вот почему я хочу снова вернуться в «Пендерин», – сказала Катинка. – Помощь глухой женщине – всего лишь предлог, и я, конечно, могу сказать, что пришла вернуть кольцо – Карлайон оставил мне его вчера вечером. Но в действительности, мне хочется сообщить ему, что теперь он очищен от всех подозрений...

Впереди мисс Эванс открыла дверь и помогла войти прихрамывающей женщине.

– От подозрений? – переспросил инспектор Чаки. – В чем?

– То есть как это в чем? В убийстве, тупица!

– Ну-ну, проявляйте больше уважения к полиции! – Он посмотрел на нее – в его блестящих карих глазах светилась печаль. – Любовь туманит ваш разум, моя дорогая мисс Джоунс. Если когда-либо был установлен мотив убийства, так это сейчас.

– Чепуха! – Тинка отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и направилась через маленький холл в гостиную, где посетительница уже сидела в лучшем кресле у камина, а мисс Эванс, подняв окно, что-то пронзительно кричала соседской девочке. Тинка обернулась к Чаки. – Ведь ваша идея заключалась в том, что мистер Карлайон убил жену из корыстных целей. Зачем бы он стал это делать, когда она могла зарабатывать тысячи фунтов в год?

Глухая женщина рассеянно взглянула на них и возобновила терпеливое ожидание. Возможно, когда-нибудь ее перевезут через реку, а пока нужно отдохнуть после подъема по улице перед еще более утомительным подъемом к «Пендерину».

– Я хотела узнать, не могла бы Айруэн разнести молоко сегодня утром вместо меня, миссис Уильямс! – крикнула в окно мисс Эванс.

– Но могла ли она зарабатывать тысячи фунтов?

Тинка села за стол, стукнув кулачками по его зеленой поверхности, похожей на пыльную траву лондонских парков.

– Конечно могла! Почему нет?

– С таким лицом и изуродованной рукой?

– Только по деревне, миссис Уильямс! В «Пендерин» и на фермы я пойду сама...

– Я говорю о первом несчастном случае, – сказала Тинка. – Теперь ясно, что это был несчастный случай.

– Возможно, – кивнул Чаки. – Но в результате его последствий второй несчастный случай может оказаться убийством.

В наступившем молчании было слышно, как миссис Уильямс зовет Айруэн, а та пищит, что мама не пустила ее в школу, чтобы она помогла ей со стиркой, и папа отнес учителю записку, где говорилась, что она в постели с болью в животе, так что если учитель увидит ее в деревне с молочной тележкой...

– Это правда, мисс Эванс, я оставила ее дома, так как одна бы не справилась со стиркой...

Тинка наконец пролепетала о записке с предложением встретиться. Кто... что... и где Амиста? Если мистер Чаки это знает...

Мистер Чаки пожал плечами.

– Кем бы и где она ни была, любой мог нацарапать эти несколько слов и подписаться ее именем. А поскольку Анджела Карлайон, откликнувшись на приглашение, споткнулась о заранее приготовленный силок для кроликов и свалилась в пропасть, логично предположить, что автор записки был убийцей.

– ...возьми тележку, Айруэн, и разнеси бидоны, будь умницей...

– Выходит, вы опять говорите, что мистер Карлайон убил свою жену – убил бедную Ангел Сун?

– Я говорю только то, что у него по-прежнему остается мотив и что он легко мог написать эту записку.

Снаружи послышался топот школьных ботинок – Айруэн бежала по садовой дорожке выполнять поручение.

– Я не утверждаю, что он это сделал, – продолжал инспектор Чаки, – но если девушка была убита, то с помощью записки, выманившей ее к Таррен-Гоч. Доказательства? После вашего ухода она осталась в холле наедине с мистером Карлайоном. Произошла сцена, и он услал слуг в кухню, заявив, что «справится сам». Потом ее увидели бегущей на гору, а у мистера Карлайона, который легко мог догнать и остановить жену, в критический момент внезапно развилась хромота. Она нырнула в туннель и выбежала на площадку, где был установлен силок для кроликов таким образом, чтобы любой, выбегающий из пещер, непременно споткнулся. Впоследствии мистер Карлайон подобрал силок и избавился от него, бросив в пропасть. Миссис Карлайон обнаружили на дне с запиской в руке. Если записка была невинной, почему автор не заявил об этом?

– А если вы знаете, кто такая Амиста, то почему не спросите у нее?

– Я только говорю, – повторил Чаки, – что мистер Карлайон мог написать эту записку.

Тинка сидела, стиснув голову руками и опираясь локтями на зеленую скатерть. Мистер Чаки предоставил ее собственным размышлениям и сел рядом с глухой женщиной. Когда Катинка наконец прислушалась, то поняла, что он осторожно мостит дорогу к трагическому известию.

– Вы знаете о несчастном случае? – Его ручка заскрипела, когда он доверил вопрос бумаге.

– Конечно знаю, – ответила женщина.

– Она имеет в виду первый несчастный случай, – вмешалась Катинка. – Естественно, о нем она знает.

Мистер Чаки снова начал писать, одновременно произнося слова.

– Вы знаете, что ваша племянница мертва?

– Да. – Женщина достала конверт из сумочки. – И теперь, когда она умерла, я хочу вернуть мою собственность. У него картина, которая стоит тысячи фунтов, и другие вещи – не здесь, в Лондоне; он говорит, что отдал их на хранение. Вот перечень – здесь ясно сказано, что их только одолжили. Но если он их продал...

– Ангел Сун больше не могла зарабатывать деньги, – сказал Чаки Катинке. – Но у нее оставалось имущество, которым можно было распорядиться – законным или незаконным способом.

– Но Карлайон сам был достаточно богат – вы ведь слышали, как он напомнил ей, что доказал это поверенным, когда они поженились. Почему вы думаете, что он убил жену, что она вообще была убита?

– Из-за этой записки, – терпеливо ответил Чаки.

Глухая женщина с трудом поднялась.

– Когда мы пойдем? Я хочу попасть в тот дом. – Она шагнула вперед, держа две трости в одной руке и опершись другой на стол, стукнула ими по полу. – Я не могу ждать весь день – придется договориться с кем-нибудь еще... – Слабый аромат дорогих духов наводил на мысль о Париже, Лондоне и Нью-Йорке – неукротимый дух проглядывал сквозь украшенную драгоценностями увядшую оболочку. Почему эти варвары заставляют ее ждать, пока они уладят свои никчемные дела? Очевидно, снова вопрос денег. Она открыла сумочку.

Катинка и мисс Эванс запротестовали – одна с улыбкой, другая с негодованием, – но женщина не могла расслышать искренность их отрицаний и упорно предлагала им две десятишиллинговые купюры. Усопшие предки молча взирали со стен на эту сцену, часы на каминной полке продолжали неправильно отстукивать время под стеклянным колпаком. Увидев на столе сумочку Катинки, женщина открыла ее и начала совать туда банкноты.

Свадебная фотография Карлайона выскользнула из бокового кармашка, где оставалась все это время. Что-то, всю ночь мерцавшее в голове у Катинки, превратилось в слепящую вспышку света.

– Но это не моя племянница! – заявила женщина, склонившись над фотографией.

– Это не Ангел Сун! – одновременно с ней воскликнула Тинка.