Текст книги "Письмо Россетти"

Автор книги: Кристи Филипс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

– Да нет. Он только что купил новую и жутко дорогую тележку для гольфа. В нее она и целилась.

– Но она ранила его в ногу.

– Это все потому, что она никудышный стрелок. Моя мама не снайпер, каждому дураку понятно. Простите, я не имела в виду вас. Просто она расстроилась. Из-за того, что все только и обсуждали его новый брак.

– Ну а сама она что говорит?

– Она сказала, что свадьба отца тут ни при чем. Сказала, что он разрушил ее веру в любовь, вот она и решила разрушить его веру в гольф. – Гвен пожала плечами. – Хотя…кто их там знает.

– Считаешь, за этим стоит что-то еще?

– Просто мои родители разбежались давным-давно… Я даже не помню, когда отец жил с нами. Но у моей мамы с тех пор не было ни одного дружка, и это несмотря на то, что она очень хорошенькая, и веселая, и умеет просто шикарно одеться. А у папы были три или четыре подруги, это до того, как он встретил Элен. А мама… она из тех, для кого первая любовь – единственная. И самое скверное то, что, когда они вместе, сразу начинают ругаться. Зачем только поженились – не понимаю! Совсем разные люди.

– Ну, некоторым людям трудно уживаться вместе, – заметила Клер. – А развод может очень подкосить человека, даже когда это единственный выход.

– Да. Но они прожили вместе целых девять лет.

– Довольно большой срок. Когда увидишь маму, почему бы тебе не сказать ей то, что сейчас говорила мне?

– Что она должна плюнуть на отца и забыть?

– Ну, не совсем такими словами, конечно. Скажешь ей, что не возражаешь, если у нее будет личная жизнь, если она будет с кем-то встречаться. Может, она считает, тебе это не понравится?

– Просто не могу представить человека, с которым она захочет встречаться. Это должен быть просто потрясающий мужчина, а она говорит, что настоящих мужчин в Бостоне давным-давно не осталось.

– Да, это явление наблюдается повсеместно.

– Если б она могла найти такого же симпатичного, как Николо! Да, кстати, мы обменялись адресами, – добавила Гвен. – Он обещал писать мне по электронной почте.

– Вот и замечательно, – улыбнулась Клер.

Загорелась табличка “Пристегните ремни”, и командир экипажа объявил, что самолет начал снижаться.

– Хотя, – добавила Клер, пристегиваясь, – как знать, что тебя ждет в Париже. Может, еще одно интересное знакомство?

Гвен насмешливо фыркнула.

– Если папа будет ошиваться поблизости, никакое знакомство не состоится. – Она тоже пристегнулась. – Кстати, что вы знаете о Париже?

– В смысле?

– Ну, есть там прикольные места, куда можно пойти?

– Что значит “прикольные”?

– Ну, типа всяких там исторических мест, где убивали людей и все такое. Есть они в Париже?

– Знаешь, тебе повезло, – доверительным тоном сообщила Клер. – Имело место одно маленькое такое событие под названием Французская революция…

ГЛАВА 30

Эдвард и Элен Фрай поджидали их в аэропорту Шарля де Голля, в крыле, где совершали посадку самолеты компании “Алиталия”. Толпы людей валили через проходы в главный терминал.

Гвен первой заметила их.

– Папа! – пронзительно взвизгнула она и бросилась вперед.

На секунду Клер испугалась, что потеряет ее, как сегодня утром, во внутреннем дворике Ка-Фоскари. Но опасения оказались напрасными. Гвен ловко пробилась через толпу и налетела, раскрыв объятия, на Эда Фрая с такой стремительностью, что тот едва устоял на ногах. И сохранил равновесие, только оперевшись на трость.

Молодожены выглядели загорелыми, отдохнувшими. И в простой спортивной, но достаточно консервативной одежде казались типичными бостонцами, словно только что пришли с воскресного завтрака или с прогулки на лодке по реке Чарльз. Элен была внешне неброской, но удивительно милой и естественной, что несколько удивило Клер, особенно после рассказов Гвен о том, что мать одевается у лучших модельеров. Она пала жертвой стереотипов, полагая, что такой богач, как Эдвард Фрай, непременно должен взять себе в жены манекенщицу или кинозвезду. Элен поразила ее простотой и тем, что глаза ее лучились счастьем.

Пока Клер подходила и знакомилась с Элен, Гвен уже успела поведать уйму подробностей о своем пребывании в Венеции.

– Мы наняли гондолу и проехали по всей Венеции, мимо дома куртизанки и тюрьмы. И еще того места, где вешали людей, и этого ужасного канала, в котором было полно мертвецов, и костей, и всего прочего, – тараторила она.

– Рад, что ты так замечательно провела время, милая, – заметил Эд и похлопал дочь по плечу. – Все прошло хорошо? – спросил он Клер.

– О да, просто чудесно, – закивала та в ответ. – Замечательно!

На лице Гвен отразилось облегчение. Правда, Элен удивленно ахнула при упоминании о висельниках и мертвецах, однако взяла себя в руки и промолчала.

– Знаешь, пап, Клер говорит, что и в Париже тоже полно всяких прикольных местечек. Так что, может, завтра…

Эд и Элен переглянулись.

– У меня завтра в десять утра ти-тайм[23]на здешнем поле… Сен-Квентин, кажется, – сказал Эд Фрай.

– Это в Ивелине, – уточнила Элен.

– Считается самым лучшим и престижным полем во Франции, – пояснил Фрай.

– Но, папа!

– Всего один раз. Не буду больше играть, пока мы здесь, обещаю. Мне специально назначили время.

– Разве он не играл в гольф каждый день, когда вы были в Ницце? – спросила Гвен у Элен.

– Всего два раза, – ответила та. – Так что ты должна мне десять долларов.

– О господи, – тихо простонала Гвен. Но несчастной при этом не выглядела.

– Мы заключили пари, – объяснила Элен. – Гвен сказала, что он будет играть в гольф каждый день. Как бы там ни было, – обратилась она к падчерице, – можешь придержать свою десятку до завтра. Похоже, весь день его будем занимать мы и только мы. Куда ты хотела пойти? Наверное, по магазинам?

При этом у Клер создалось впечатление, что Элен предпочитает провести день у стоматолога.

– Ну, вообще-то… Клер рассказывала мне о местах, связанных с революцией.

И Гвен покосилась на Клер, ища поддержки.

Элен была заинтригована:

– Вот как?

– Да. К примеру, там, где у них стояла гильотина… как это называется?

– Площадь Согласия, – ответила Клер.

– Ну и еще тюрьма, где держали людей, прежде чем отсечь им головы.

– Называется Консьержери, – уточнила Клер.

– И еще одно подземелье, страшно хотелось бы посмотреть!

– Катакомбы. – Клер достала из сумочки листок бумаги, протянула Элен. – Вот, я все тут записала. А детали и подробности вы найдете в любом путеводителе.

– Как интересно… – пробормотала Элен, пробегая глазами список. – Тур по местам, где “правят насилие и страх”. Определенно веселей, чем шарить по вешалкам с платьями в “Галерее Лафайет”. – Она улыбнулась. – Спасибо вам, Клер.

Клер достала из сумки еще несколько предметов.

– Это вещи, которые ты забыла в гостинице, – сказала она и протянула небольшой сверток Гвен. – Открытки с видами, помада, которую я брала у тебя, и маленький подарок.

– Какая прелесть! – воскликнула Гвен, разворачивая бархатный шарф, который Клер купила в магазине на одной из мерчерий. – А я вам ничего не подарила…

– Это совсем не обязательно. Что ж… – Клер замялась, переступила с ноги на ногу. Почему испытываешь такую неловкость при прощании? – Пойду регистрироваться на свой рейс.

Она обменялась рукопожатием с Эдвардом Фраем, пробормотала “приятно было познакомиться” Элен и улыбнулась Гвен, в последний раз перед тем как направиться к стойке регистрации.

Гвен бросилась за ней.

– Клер!

Клер остановилась, обернулась. Гвен налетела с разбегу, повисла у нее на шее. Обняла крепко-крепко.

– Спасибо за все. – Она отпустила ее, но не уходила. Задумалась о чем-то, потом сказала: – Не уезжайте домой.

– Ты хотела сказать, к моей прежней скучной жизни?

– Джанкарло в вас влюбился. Точно знаю, Стефания мне сказала. Вы ведь собираетесь ему позвонить, да?

– Да.

– Когда вернетесь, обязательно расскажите мне, что было.

– Конечно, – с улыбкой ответила Клер.

– И не забудьте прислать те снимки. Жду не дождусь сентября! Ну, ладно. Чао!

– Чао, – крикнула ей вслед Клер.

И вместо облегчения, что вернула дочь отцу целой и невредимой, ощутила вдруг грусть, даже нечто похожее на зависть, глядя, как семейство Фрай растворяется в толпе. Ис особой ясностью поняла, что потеряла с уходом Майкла.

Клер развернулась и направилась в ту часть здания, где размещались стойки регистрации “Алиталии”. Об Элен она знала немного, подозревала лишь, что по возрасту та ближе к Эду, чем к ней. Ей всего-то под сорок. Возможно, она разведена. Но не отчаялась, не сдалась, нашла в себе силы для нового замужества. Так и надо, все время двигаться вперед, пытаться снова и снова. Какой тогда совет она дала Гвен? Живи дальше, встречайся с людьми. Совет, которым сама не воспользовалась. Нет, она поступила точнонаоборот, отстранилась от всего, замкнулась, стала… одинокой, как устрица в раковине.

Клер резко остановилась, вспомнив, где впервые встретила это выражение. Да это же из Диккенса, из “Рождественской песни”. И относилось оно вовсе не к романтической героине, блуждающей по вересковой пустоши, или кому-то равно романтичному. Нет, это было описание Эбернезера Скруджа, скупого и замкнутого типа, с изрядной долей отвращения поняла она и громко расхохоталась. Ей следовало помнить: в сравнении себя с устрицей нет ничего хорошего. Гвен была права, и Мередит – тоже. Настала пора выбираться из маленького своего домика и начинать новую жизнь. Но как и с кем?…

В центре зала стояли двумя рядами стулья, вдоль стены тянулись будки телефонов-автоматов. Прямо напротив – огромные, от пола до потолка окна, из них открывался вид на взлетно-посадочную полосу и несколько самолетов компании “Алиталия” чуть в стороне. Клер уселась на один из стульев и, продолжая размышлять, следила за тем, как мощный трейлер выкатывает “Боинг-727” на стартовую позицию.

“Не уезжайте домой”, – сказала ей Гвен. “Никто вас там не ждет”, – так говорил ей Джанкарло. Ведь это совсем не сложно – сдать билет, купить взамен новый и вылететь в Венецию, верно? Но Клер никогда в жизни не совершала столь импульсивных поступков и, хотя была твердо убеждена, что пора, никак не могла решиться. Ей остро хотелось, чтобы рядом оказался человек, способный подтолкнуть ее на этот поступок, отмести все сомнения, но, увы, она снова была одна.

И потом, это создаст целую кучу проблем. В Венеции ей диссертацию не закончить, без компьютера, записей, файлов и книг, что остались дома. Она слишком долго работала над этой диссертацией и так близка к завершению. Было бы просто глупо прерываться, отвлечься хотя бы на неделю или две, особенно если рядом окажется Джанкарло. Но не только это соображение удерживало ее. Она подозревала, что, несмотря на все заверения, отношения у Джанкарло с Натали не закончены. Да и Рената вряд ли обрадуется ее появлению.

Впрочем, все эти обстоятельства не имели бы ни малейшего значения, если бы она любила Джанкарло. Но Клер не любила. Она это точно знала. Да, он умен, образован, красив, богат, увлечен своей профессией, он очень искренний и добрый человек. Уж если она не смогла влюбиться в Джанкарло Бальдессари, какие у нее перспективы? Выходит, онаничем не отличается от Дейдры Фрай, вера в любовь у которой так пошатнулась, что бедняжка просто не способна полюбить снова? Если уж Джанкарло ей не нужен, тогда кто?…

Она понимала, что должна позвонить Джанкарло и сказать, что не вернется к нему. Но как она это скажет? Ну, можно, конечно, оправдаться занятостью, работой. И это будетправдой, как и то, что какая-то неделя здесь ничего не решает. Внезапно ей пришла в голову новая идея: что, если поговорить с ним честно, сказать, что им лучше остаться друзьями? Почему в отношениях между мужчиной и женщиной должно обязательно быть все или ничего? Разве не лучше будет, если она приедет в Венецию на следующий год и они снова встретятся как добрые старые друзья?

Она подошла к телефонной будке, достала из кошелька кредитную карту и с нарастающим раздражением стала вчитываться в правила пользования телефонами-автоматами. Прошло немало минут, прежде чем она вроде бы поняла, как это делается, и, держа в одной руке визитку Джанкарло, другой начала набирать номер, как вдруг заметила в толпезнакомое лицо. Клер даже заморгала – уж не привиделось ли ей? – наверняка воображение играет с ней злую шутку. Но человек подходил все ближе, и она окончательно убедилась: да, это он. Точно он, вне всяких сомнений. Она медленно опустила трубку на рычаг и ждала, что будет дальше. Он не узнавал ее, пока не подошел футов на десять. И очков на нем не было.

Увидев ее, он резко остановился, на лице отразилась целая гамма чувств – от удивления до изумления и, наконец, полного восторга.

– Привет, – сказал Эндрю.

– Привет, – ответила Клер.

– Привет, – повторил он.

– Это все, что вы собираетесь сказать?

– Просто подумал, вам не понравится, если я прежде не поздороваюсь.

– Все это так, но за приветствием обычно следует продолжение.

– Просто очень уж удивился, увидев вас здесь. Странно… Как раз думал о вас.

От его признания у Клер почему-то защемило в груди. Эндрю Кент о ней думал? Любопытно. Она ждала, в надежде, что он поделится с ней самыми сокровенными своими мыслями.

– Итак… Гвендолин вернулась к родителям? – спросил Эндрю, перекладывая сумку из одной руки в другую. – Целой и невредимой?

Совсем не то ожидала она услышать.

– Да.

– Ну а вы? Не собираетесь задержаться в Париже?

Бог ты мой! Неужели они будут вести светскую беседу? Так и на самолет опоздать недолго. Забавно, но чур раньше сегодня она думала, как важно было бы повидать Эндрю. А вот по какой причине – она сейчас не помнила.

– Нет. Скоро мой рейс на Бостон.

– А я почему-то думал, вы вернетесь в Венецию.

– Нет.

– А-а…

Он испытал явное облегчение, или это только ей показалось? Клер готова была поклясться: эти слова “вернетесь в Венецию” он произнес с сожалением, даже ревностью.

– Видите ли, я тут подумал… – нерешительно начал Эндрю, – просто пришло вдруг в голову…

Да не тяни же ты резину, давай, продолжай! Клер так и сжигало нетерпение. Если хочешь о чем-то спросить, спрашивай!…

– Уверен, у вас будет масса других предложений, но я подумал… Осенью у нас освобождается вакансия внештатного лектора, ну и если б вы подумали над этим предложением…

До Клер его слова дошли не сразу. Наверное, потому, что мысль работала совсем в другом направлении.

– Так вы… предлагаете мне преподавательскую должность? В Кембридже? – недоверчиво спросила она.

– Оплата не слишком высока, и потом, это всего на год, но…

– Вы предлагаете мне работу.

– Я что-нибудь не так объяснил?

– Вы предлагаете мне работу?

– Я вроде бы говорил по-английски, верно?

– Вот так, запросто предлагаете?

– Ну, вашу кандидатуру еще должна одобрить приемная комиссия, но поскольку нас там только трое, думаю, что сумею обратить голоса в вашу пользу. – Эндрю ждал ответа,но Клер лишилась дара речи. – Нет, конечно, вам нужно время, чтобы все хорошо обдумать…

– Нет. То есть я говорю “да”.

– Не понял?

– Нет, я не стану ничего обдумывать. И разумеется, да, я согласна, я всю жизнь мечтала работать в Кембридже! – Она так быстро приняла решение, что сама удивилась, но ее сжигало нетерпение. О чем еще можно мечтать? – Значит, вы меня рекомендуете?

– Со всей ответственностью.

Клер призадумалась о причинах, подвигнувших Эндрю сделать ей такое предложение. Наверняка они не чисто профессиональные. Но разве поймешь, с этой его британской сдержанностью? Он дал ей свою визитку и объяснил, что она может связаться с ним через несколько недель. И был при этом страшно деловит. И внезапно Клер вспомнила, почему хотела видеть его снова. Она должна поблагодарить Эндрю за все. За лекцию, за то, что вытащил ее из этой неприятной истории с дневником. И еще она хотела знать причину. Неужели он всегда раздает направо и налево тысячи долларов, чтобы спасти женщину, попавшую в беду, или он сделал это только ради нее?

– Сегодня днем, – начала Клер, – Гвен рассказала мне о том, что произошло, пока я сидела в полицейском участке, и сказала, что…

– Дорогой, – мурлыкнула неведомо откуда взявшаяся Габриэлла. Подошла к Эндрю, нежно взяла его под руку. В другой руке она держала фирменный пакет “Шанель”, наверняка только что побывала в “дьюти-фри”. – Да-а, – холодно улыбнулась она Клер, – мне следовало знать, что мы снова столкнемся с вами. У меня, Эндрю, складывается впечатление, что она просто преследует тебя.

– Но, Габриэлла… – пытался возразить он.

– Вы остаетесь в Париже? – спросила она Клер, игнорируя его попытки сменить тему.

– Нет.

– Хорошо. Значит, нет необходимости предупреждать французские архивы.

– Может, подождешь меня у стойки выдачи багажа? – спросил Эндрю Габриэллу. – Я подойду через несколько минут.

– У нас нет времени, – отрезала Габриэлла. – Мы и так уже опаздываем на обед с Бертраном.

– Простите, но мне действительно пора, – сказал Эндрю, виновато взглянув на Клер. – Но ведь вы свяжетесь со мной?

– Конечно! – ответила Клер. И только когда парочка зашагала прочь, она опомнилась и крикнула вслед: – Спасибо вам!

Но не была уверена, что Эндрю ее слышал.

ГЛАВА 31

Клер вышла из кухни с чашкой чая в руке и увидела Мередит. Ее подруга стояла на крыльце и стучала в дверь.

– Я всего на несколько минут, спешу на занятия, – затараторила Мередит, шагнув в дом. – Просто не терпелось узнать, как прошло путешествие.

– Прекрасно, замечательно.

Мередит как-то странно взглянула на нее.

– Куда-то собралась? – спросила она после паузы.

– Нет. Вообще-то собираюсь работать денно и нощно весь следующий месяц, закончить и защитить диссертацию. Потом еще устный экзамен, и я получу степень. Просто не верится!

– Потрясающе! Однако… чего это ты так разрядилась?

– Как?

– Почему не надела одну из пижам?

– О! – Клер рассмеялась. – Да я их все выбросила.

– Давно пора. А эта зеленая блузочка откуда? Очень славненькая.

– Это подарок от Гвен. Должно быть, подсунула мне в чемодан перед самым отъездом.

– Ну и как все прошло? Я имею в виду, с Гвен?

– Ну, сначала, конечно… – Клер осеклась. Нет причин вдаваться во все эти мелкие подробности. – Все было замечательно. Мы прекрасно провели время.

– А что профессорша? Ты виделась с ней? Что удалось выяснить о ее книге?

– Ну, во-первых, это не она, а он. И во-вторых, он предложил мне работу.

– Ты хочешь сказать, настоящую работу? Преподавание?

– Да.

– Где?

– В Кембридже. Внештатным лектором. На год. Начало занятий в сентябре.

Глаза у Мередит расширились.

– Господи боже! Но это же… потрясающе! – Она ехидно улыбнулась. – Майкл просто лопнет от зависти!

– Да уж, – усмехнулась в ответ Клер.

– Так значит, тебя не будет целый год?

– Вернусь следующим летом.

– Как же я буду жить без тебя? Ведь за одну неделю истосковалась. Не с кем будет выходить на пробежки, придется встречаться с этим ужасным врачом.

– Каким еще врачом?

– Я подумала, это будет приятным разнообразием после всех творческих личностей, с которыми встречалась. Так вот, нет. Первое, что он заявил мне, когда мы уселись за обед: “Для такой высокой женщины у вас слишком короткие и толстые пальцы”. Ты не представляешь, каких усилий мне стоило сдержаться и не наговорить ему гадостей в ответ. Ну, к примеру: “Для такого молодого мужчины лысина у вас слишком большая”. А потом… словом, чем дальше, тем хуже. Неужели мужчины действительно верят в то, что оскорбления – это знак внимания, своего рода ухаживание?

– Только психи.

– Как бы там ни было, это ужасно, и не хочется больше о нем говорить.

– Занятия в летней школе длятся всего шесть недель, верно?

– Да.

– Тогда, может, ты возьмешь отпуск и слетаешь в Венецию? Ведь там, в Венеции, почти все мужчины сплошь итальянцы.

– Разве?

– Бродят целыми толпами, и все красавцы. – Клер улыбнулась и добавила после паузы: – Хотя есть там один, который, как мне кажется, особенно тебе понравится.

Неделю спустя Клер получила по электронной почте письмо от Фредерико Донато, профессора истории из университета в Падуе.

“Эндрю Кент просил меня связаться с вами в том случае, если я найду информацию, связанную с Алессандрой Россетти. К сожалению, ничего определенного выяснить не удалось. Но в 1988 году одна наша студентка-выпускница написала работу о женщине по имени Алессандра Кальери. Она проживала в Падуе в начале семнадцатого века и, по мнению автора, родилась в Венеции примерно в то же время, что и Алессандра Россетти. Автор данной работы выдвигает версию, что эти две женщины – одно и то же лицо. Идея, конечно, занимательная, даже интригующая, однако сколько-нибудь убедительных доказательств не приведено. Алессандра Кальери и ее муж были известными учеными и иллюстраторами своего времени, проводили исследования по ботанике и биологии. Сохранилось несколько фрагментов их трудов, если пожелаете, я могу выслать их копии по факсу или электронной почте”.

Разумеется, она желала этого. Написала профессору и попросила прислать фрагменты трудов и копию работы студентки из Падуи. Возможно, она, вкупе с закодированными письмами, что отправила Алессандра своей кузине, поможет доказать, что после разоблачения заговора знаменитая куртизанка отправилась в Падую. Разгадка тайны исчезновения Алессандры послужила бы прекрасным финалом книги Эндрю Кента. Клер и ему отправила письмо, где поблагодарила за информацию от профессора и обещала в самом скором времени связаться с ним снова.

А потом засела за диссертацию. Если она собирается закончить ее через месяц, времени просто в обрез, и она не имеет права тратить его на разные пустяки.

И потом, ей предстоит столько всего переделать, перед тем как отправиться в Лондон.

МИР

12сентября 1621 года

“Аврора”, французский галеон водоизмещением 600 тонн, мягко покачивался на ровно катящихся валах в открытом океане. Плавание подходило к концу. Алессандра стояла на верхней палубе, возле борта, с наслаждением подставляя лицо свежему ветру с солоноватым морским привкусом. Это место на палубе находилось прямо над ее каютой и с самого начала путешествия к югу по Адриатике, затем напрямик, через Отранто и далее к Ионическому морю, стало излюбленным. Теперь же они находились в юго-восточной части Средиземного моря. Отсюда, с высоты, был виден весь галеон, судно высотой 140 футов, отсюда было удобно наблюдать за всем, что творится на нижней палубе, и никому при этом не мешать.

Сейчас она следила за тем, как несколько матросов с невероятной быстротой карабкались по вантам, чтобы распустить главный парус, который свернули и закрепили накануне ночью в связи с приближающимся с востока штормом. Но буря прошла стороной, и утро выдалось ясное, ветер дул ровный и достаточно сильный, волнение небольшое, а небо над головой сверкало прозрачной голубизной. Команда работала весело и дружно, каждое движение было осмысленным. Алессандра до сих пор так и не поняла, являлись ли эти люди истинными хозяевами галеона или же судно принадлежало кому-то другому; порой они казались ей мелкими паразитическими существами, присосавшимися к коричневой груди гигантского морского чудовища, которое, раскачиваясь и поскрипывая, пробиралось по волнам все дальше и дальше вперед. Ночами же те самые люди лежали в полотняных гамаках в трюме, этом огромном чреве чудовища, и засыпали под мерное покачивание – ну в точности как тысячи Ион в чреве кита.

Теперь она понимала, почему ее отец и брат были так привязаны к морским путешествиям. Один поворот штурвала – и ты можешь плыть куда угодно: в Грецию, Турцию, Сирию, Иерусалим, Сицилию, Испанию. Или же на запад. Через Гибралтарский пролив – в Португалию, а дальше открывалась дорога в Новый Свет. Здесь, на галеоне, она постоянно испытывала приятное возбуждение, чувствовала себя свободной и полной сил, как никогда прежде. И старалась отогнать воспоминания о событиях трехлетней давности.

Похоронив Нико на церковном кладбище Сан-Джузеппе, она в сопровождении Бьянки и Паоло направилась в Падую. Оставаться в Венеции было невозможно; слишком уж болезненными оказались воспоминания об Антонио, к тому же она опасалась мести со стороны Бедмара и Оссуны или их сообщников. Однако вскоре, добравшись до родственников, кузины Джованны и ее мужа Лоренцо, она узнала о судьбе заговорщиков.

Посол Испании предстал перед Большим советом, где его обвинили в “неблагородном поведении и обмане”. Бедмар поклялся дожу в присутствии сената, дал “честное слово человека благородного и истинно верующего”, что ничего не знал о событиях, в которых его обвиняют. Однако вскоре после этого поспешил покинуть Венецию, и никто в городе не ждал его возвращения. Последнее, что Алессандра слышала о нем, – маркиз стал кардиналом и служил церкви где-то в Нидерландах.

Вскоре после разоблачения заговора дворец Оссуны в Неаполе атаковала разъяренная толпа, и герцог изрядно струхнул, сжег все официальные бумаги и письма. Затем Оссуну отозвали в Мадрид, где посадили в тюрьму. Он провел в заточении два года и умер своей смертью, продолжая утверждать, что никакого отношения к заговору не имел.

Жак Пьер был арестован на борту судна “Камерата” и казнен лично венецианским адмиралом. Артуро Санчеса и Николу Рено вздернули на виселицу вместе с Антонио Пересом. Судьба остальных заговорщиков, чьи имена упоминались у нее в письме, оставалась неизвестной. Возможно, они нашли последнее свое пристанище в канале Сирот, наряду со многими другими, а может, им удалось бежать из города.

Джироламо Сильвио официально признал дочерей Ла Селестии, они стали наследницами не только материнского, но и его состояния. Мало того, они превратились в самых завидных невест в кругу венецианской знати – и это несмотря на то, что обе были еще совсем девчонками и до брачного возраста им было далеко. Процветание Сильвио началось сразу же после разоблачения заговора. Политический статус его возрос неизмеримо, богатство преумножалось. Но зимой 1620 года внезапная болезнь вдруг подкосила его, и Сильвио умер. Ходили слухи, будто бы он заразился лихорадкой от турка, которого пытал и испачкался в его крови; другие считали, что расстаться с жизнью ему помогяд. Похороны сенатора прошли скромно и носили сугубо официальный характер.

На протяжении нескольких недель после приезда из Венеции Алессандра предпочитала лишь общество Бьянки, кузины с мужем и Паоло, который остался с ними в Падуе. Дажепосле того как все трое переехали в собственное жилище, небольшую виллу, утопающую в садах, она вела уединенный образ жизни, молчала целыми днями, не находила утешения в обычных своих домашних занятиях. Паоло стал ее постоянным компаньоном. Он усердно занимался рисованием, у него определенно был талант, и он часто поражал ее искусно сделанными набросками, в основном пейзажами. Каждый день он уговаривал Алессандру начать рисовать, приносил позолоченную шкатулку, где лежали разноцветные чернила, мелки, бумага. И вот однажды она предложила заключить соглашение: она начнет рисовать, если Паоло каждый день по часу будет читать ей вслух.

Лето выдалось каким-то особенно долгим; дни они проводили в саду, делали наброски растений, цветов и друг друга, она начала понимать его молчаливый язык жестов, он старательно развивал речь. Однажды вечером к ним в гости заглянули Джованна с мужем, Лоренцо громко восхищался их набросками, потом попросил разрешения взять несколько, хотел показать своему другу, издателю книг для университета. И вскоре им заказали проиллюстрировать целую серию томов, где описывалась местная флора.

Почти год они занимались этим, и Алессандра получала непривычное удовольствие от творческой работы. Вот оно, настоящее наслаждение, вносить свой вклад в образование, одновременно учиться самой, рисовать не только ради развлечения, но и ради пользы, зарабатывать на жизнь своим умением, талантом, мастерством. Познав эту радость, она уже ни за что и никогда не смогла бы вернуться к прежней жизни.

А Паоло просто-таки расцвел. В свои двадцать четыре года он стал более уверенным в себе, обрел поразительную работоспособность, на него всегда можно было положиться. После того как книги по ботанике были опубликованы, иллюстраторы стали получать много разных интересных предложений. Паоло передавал все детали с невероятной точностью, и этот его стиль очень скоро вошел в моду. Порой Алессандра работала вместе с ним, иногда Паоло в связи с новым заданием приходилось выезжать на природу, он также успел побывать в Вероне, Флоренции, однажды даже в Риме.

Постепенно к Алессандре пришло понимание: она любит этого молодого человека. Возможно, в чувстве этом не было той испепеляющей страсти, что она испытывала к Антонио, то была спокойная любовь, которую отличали постоянство и преданность. Со временем чувство становилось все сильней, оба находили искреннюю радость в общих занятиях, к тому же Паоло всегда был так нежен с ней. Наконец они поженились, а вскоре им предложили новую исключительно интересную работу – путешествие в Египет с целью задокументировать все чудеса Нильской долины, о которых люди слышали, но которых никогда не видели. Алессандра часто вспоминала рассказы отца об этой магически притягательной земле, так что супруги сразу согласились.

Алессандра обеими руками держалась за толстые деревянные поручни палубы и не переставала любоваться океаном. Какие же прекрасные виды открывались перед ней! Сколько неведомых сокровищ таят океанские глубины! На берегах они видели пальмы и верблюдов, мусульман в просторных белых одеяниях, минареты и мечети, колоссальные пирамиды, поднимающиеся из песчаных волн. Из задумчивости Алессандру вывел Паоло, он вышел из каюты и направлялся к ней. Да он стал настоящим красавцем, подумала она. Его и не узнать, он разительно отличался теперь от тощего застенчивого юнца, которого она впервые увидела в гондоле Бедмара. Снова, как случалось уже не раз, ей показалось, что она видит его впервые, и сердце ее забилось чуть быстрее.

Паоло приблизился и протянул ей плащ. Она отрицательно покачала головой.

– Но ветер прохладный, любовь моя.

– Ничего. Немного свежести не помешает.

– Капитан Фурнье говорит, что никогда не видел женщины, которая бы с такой легкостью приспособилась к корабельной жизни. Мне кажется, он восхищается тобой.

– Он также утверждает, что никогда прежде у него не было столь благополучного плавания. Буквально вчера заметил, что на всем пути мы не пережили ни одного шторма, для этого времени года явление небывалое.

– А мне он сказал, что, если продолжим плыть с той же скоростью, увидим землю через два дня.

– Где увидим?

– Если держаться теперешнего курса, то вон там, справа от бушприта.

Паоло указал рукой.

Алессандра проследила взглядом за направлением, и ей показалось, что вдали, у самого горизонта, там, где море встречается с небом, виднеется тонкая серебристая полоска. Видение наполнило ее радостью и благоговением – этот мир был поистине велик и прекрасен. Перед ней простирался не только океан – само ее будущее. Таинственное, неизведанное. Совсем недавно ей казалось, что жизнь кончена, но теперь она знала: жизнь кончается и одновременно продолжается и может приносить не только неизбывную печаль, но и безмерную радость. Жизнь удивительна и непредсказуема, в ней всему найдется место – горю, радости и любви. И еще она узнала, что некогда разбитое сердце можно излечить.