Текст книги "Точка преломления (ЛП)"
Автор книги: Кристен Симмонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Прошла минута. Две.
– Я бы сделал что угодно, чтобы вернуть ее, – пробормотал он.
– Я люблю тебя.
Слова вырвались из моего рта раньше, чем я успела сформулировать их, выпущенные некой неподвластной мне силой. Они мгновенно поглотили меня, овладели мной, будто факт моей любви был единственной известной мне правдой. Единственной правдой, которая существовала. Я люблю тебя, Чейз Дженнингс. Люблю мальчишку, которым ты был, и мужчину, которым ты стал, и даже когда я тебя ненавижу, я все равно тебя люблю, потому что ты – это ты, добрый, надежный и настоящий, и ты понимаешь меня и не боишься.
Осознав искренность моих слов, он застыл, словно статуя. А я ждала, еще острее ощущая собственную обнаженность и уязвимость.
Он глубоко и неровно вдохнул, и это заставило мое сердце сжаться.
– Ты играешь нечестно.
– Вообще-то, ты тоже, – сказала я. Это было правдой. Риск не являлся риском, когда было некого терять.
С коротким сухим смешком он подошел ко мне и обнял за талию, прислонившись своим лбом к моему и закрыв глаза. Я провела пальцами по розовому шраму, опоясывающему его бицепс, и вспомнила день, когда он едва не погиб, защищая меня.
– Теперь ты тоже должен сказать, – подсказала я.
– Что сказать? – Когда я его ударила, он схватил мою руку и прижал ее к своей груди. – Я люблю тебя, Эм. Я любил тебя с тех пор, как мне исполнилось восемь лет, и буду любить всю жизнь.
Его улыбка была такой беззащитной, такой настоящей. Мои глаза затуманились от слез, в груди заболело, и я не знала, как можно чувствовать себя такой счастливой и перепуганной одновременно.
Я прижала ладони к его груди.
– Что теперь будет?
– Теперь я пойду и найду Такера, – неохотно сказал он.
Это были совсем не те слова, на которые я надеялась.
– Зачем?
Он поцеловал меня в висок, задержав там губы и продолжая говорить:
– Потому что мне нужно, чтобы завтра он сделал то, чего не могу я.
* * *
Чейз вернулся через час с раздраженным видом. Я не представляла, что он сказал Такеру, но он не стал объяснять. Вместо этого мы сели рядышком и, глядя на реабилитационный центр, стали говорить, по-настоящему говорить. Обо всем, кроме этого.
Мы говорили о Каре, об Уоллисе и Билли, о Шоне, и Такере, и Ребекке. О ребятах из Чикаго, и о том, как я нашла Джека, в шоке сидевшего на полу туннеля, и о встрече с мамой в видении, вызванном сотрясением мозга. Мы говорили о Бет и о месте, которое когда-то называли домом, зная, что прошлое хранят тело и душа, а не место на карте и не сгоревшие письма или потерянный под развалинами журнал, и теперь нам достаточно друг друга, чтобы помнить. А еще мы целовались. Иногда нежно, иногда с безумной страстью, как до этого. Иногда посреди предложения, когда просто забывали, о чем говорили. За эти короткие часы мы раскрыли наши тайны, обнимая друг друга и молясь, чтобы время разом замедлилось и ускорилось, потому что, как и в ту ночь, когда его призвали, мы знали, что завтрашний день изменит нас навсегда.
В конце концов я заснула на полу, положив голову на его бедро. Последним, что я запомнила, было ощущение его пальцев, перебирающих мои волосы.
* * *
Ранним утром Чейз с запасным ключом, который нам дали чикагцы, прокрался через улицу на крытую стоянку госпиталя. К тому времени как он на рассвете, изображая обычного водителя, выехал в фургоне ФБР на улицу и обогнул заднюю часть заброшенного здания, я сгрызла ногти почти до мяса. Такер сел спереди, а мы с Шоном забрались на средний ряд сидений, где я с надеждой, что еще не использовала всю свою удачу, ощупала висевший у меня на шее медальон со святым Михаилом,
– Я не стану винить тебя, если ты передумаешь.
Мне понадобилось мгновение, чтобы понять: Шон сказал это не Такеру, а мне.
Он сошел с ума? Наш план основывался на моем присутствии.
– Я не передумаю.
Он кивнул, глядя в окно, будто ожидал этого ответа.
– А если я скажу, что не хочу, чтобы ты шла с нами?
– Я скажу: удачно вам вытащить Ребекку без меня.
Он пожал плечами.
– Я бы что-нибудь придумал.
– Ну, тебе не нужно ничего придумывать, – ответила я. – Я иду с вами.
Несколько секунд он молчал.
– Не сделай чего-нибудь глупого, ладно? Я не хочу потерять и тебя.
– Шон. – Я выдавила из себя улыбку, но она, должно быть, выглядела страшновато. – Когда я делала что-нибудь глупое?
– Отлично, – пробормотал он.
Нам понадобилось меньше пяти минут, чтобы оказаться у поворота на стоянку реформационного центра. Мое сердце билось в унисон с ревом двигателя, пока мы ехали мимо других автомобилей ФБР по главной линии. Чейз аккуратно припарковался перед самым Центром физической реабилитации Horizons.
На тротуаре толпились люди. На большинстве из них была темно-синяя форма ФБР. Я заметила пару Сестер, которые, опустив головы, спешили по своим делам. Здесь они вовсе не выказывали той уверенности, какую выказывали мужчины.
Трава на лужайках сбоку была аккуратно подстрижена. Здесь же росли деревья, окруженные невысокими железными изгородями и клумбовыми цветами. На фасаде здания с высокими окнами не было граффити, а мусорный контейнер справа не был завален отходами. Я чувствовала себя так, будто мы въехали в прошлое. Это место напоминало города до Войны.
Мы идем, Ребекка.
Меня переполняло предвкушение. Я стояла перед возможностью наконец все исправить. Вернуть то, что я сломала, когда шантажом заставила Ребекку и Шона помочь мне бежать. Это была возможность искупления.
– Будем надеяться, что это не займет много времени, – сказал Такер.
Шон первым вышел из машины. За ним последовал Такер, и мы с Чейзом остались одни. Чейз продолжал сидеть на водительском месте, склонив голову, чтобы не привлекать внимания прохожих. Мы не стали прощаться.
Я сняла с пальца золотой ободок, который он украл у Лофтонов, и надела его на мизинец Чейза. Как только я выпустила его руку, его кулак начал дрожать.
– Тридцать минут, – произнес он. – А потом я захожу.
Я кивнула и покинула машину, зная, что скорее умру, чем позволю Чейзу войти в это здание.
Глава 19
Пока мы шли ко входу, я прокручивала в голове план. Большая его часть основывалась на Такере. То, что я доверяла свою жизнь убийце мамы, все еще казалось мне за пределами реальности. Я напомнила себе, что он помог нам выбраться из пожара в «Веланде». Что остался эвакуировать людей из туннелей и выглядел почти человеком, когда рассказывал мне о своей семье.
"Он до сих пор не убил меня", – напомнила я себе. Но это едва ли было утешением.
У входа располагался застекленный стенд со Статутом, но фотографий пятерых разыскиваемых в связи с убийствами снайпера я не увидела. Может быть, ФБР все еще полагало, что Эмбер Миллер погибла два дня назад в Гринвилле. Однако на всякий случай я не поднимала головы.
Такер прошел прямо ко входной двери и открыл ее, пропуская меня в ярко освещенный вестибюль с черно-белым плиточным полом. За стеклянной перегородкой, искусственно улыбаясь, сидела Сестра спасения. У нее был широкий лоб и прямые волосы, заплетенные в косу толщиной с карандаш. К тому времени как мы подошли к ней, я погрузилась в то зловещее спокойствие, которое помнила со времени побега с базы. Я радовалась этому. Сейчас мне нужна была ясная голова.
– Добро пожаловать в Центр физической реабилитации Horizons. Я могу вам помочь? – пропела Сестра.
– Перевод пациента, – произнес Такер.
– Будьте добры, мне необходима копия ваших приказов.
Сестра выжидательно протянула руку под стеклом.
Мои кулаки сжались. Такер не говорил, что нам понадобятся документы.
– Спруэлл здесь? – раздраженно спросил Такер, будто девушка и ее глупые правила его не касались. Я не могла быть уверена, что спектакль не был искренним.
– Эм... да, сэр. У вас назначена встреча? – спросила Сестра. Уголки ее губ напряглись.
– Мы подождем.
Такер смотрел на нее, пока она не встала и не пошла куда-то.
– Необязательно вести себя так грубо, – прошептала я.
– Не сейчас, – оборвал меня Шон. Такер фыркнул.
Сестра вернулась и села на свое место.
– Сержант Спруэлл подойдет через минуту.
– Спасибо, – не особенно доброжелательно сказал Такер.
Из динамиков раздавалась музыка Церкви Америки. Сопрано заставило меня содрогнуться. Я потерла свое поврежденное запястье и попыталась расслабить одеревеневшие мышцы шеи, но Сестра за перегородкой не отрывала от меня взгляда.
– Мы уже встречались, верно? – наконец спросила она.
Я опустила подбородок и посмотрела в другую сторону.
– Не думаю.
– О, но я уверена, – продолжила она. – Я узнаю ваше лицо...
На несколько пустых секунд слова застряли у меня в горле, и я серьезно раздумывала о том, чтобы броситься бежать. Затем я вспомнила, что говорила Бет о прибывших в Луисвилл Сестрах.
– Даллас, – сказала я. – Я обучалась в центре в Далласе.
– Точно, – ответила Сестра. – Я тоже проходила там подготовку.
Она снова искусственно улыбнулась.
Неприятно завыла сирена, и я очнулась от оцепенения. Мгновением позже из-за ранее закрытой двери слева от регистратуры появился краснолицый охранник с глазами-бусинками. На его именном значке было написано "Спруэлл".
Сначала его глаза обратились ко мне с таким липким выражением, что я почувствовала необходимость принять душ. Я сразу же стала его презирать.
– По-прежнему охраняешь калек, а, Спруэлл? – усмехнулся Такер.
Я вскипела на слове "калеки", вспомнив о чикагском бойце, которого застрелила Мэгз. Затем я задержала дыхание, молясь, чтобы Такер не вел себя так нагло. К счастью, охранник узнал его и рассмеялся.
– Так соскучился по мне, Моррис?
Что-то в его интонации напомнило мне Такера, каким он был на базе в Ноксвилле. Высокомерным. Слишком умным себе на беду.
Охранник пожал руку Такера, и Такер улыбнулся, будто в этом мире и было его место. Я придвинулась ближе к Шону и пистолету у него на поясе.
– Что привело тебя сюда снова? – спросил Спруэлл.
– Перевод. Сестры отправили запрос передать одну из твоих девочек в их распоряжение в Ноксвилл.
– Значит, поэтому ты в смешанной компании. – Брови охранника безразлично расправились. – Вы за какой-то конкретной хромоножкой?
– Ее зовут Ребекка Лэнсинг, – сказал Шон. На его лбу выступил пот.
Я напряглась. Сердце билось о грудную клетку.
Спруэлл поднял подбородок.
– Это твой друган, Моррис?
Мне хватило разговоров со Спруэллом. Я хотела увидеть Ребекку немедленно.
– Мисс Лэнсинг предстоит стать примером для других Сестер, – сказала я, – чтобы отвратить их от жизни во грехе.
Трак сказал, так поступили с несчастным чикагским солдатом со сломанной шеей. Демонстрировали его на базе. Я надеялась, что не ошиблась в своей догадке насчет того, как поступят с Сестрой спасения.
Спруэлл бросил на Такера взгляд, будто обращая его внимание на то, что я вмешалась в разговор без приглашения. Я скрыла раздраженный вздох, который грозил вырваться наружу. Похоже, сейчас с мужчинами могли разговаривать только мужчины.
– На юге они уж очень осмелели, а, Моррис? – сказал Сруэлл с намеком на улыбку. – Те, что здесь... как это называется... они вроде жуков, у которых нет ни мужского, ни женского начала. Бесполые, вот.
– Наше время поджимает, Спруэлл, – сказал Такер.
Охранник вздохнул.
– Ладно, хорошо. Пройдемте внутрь, и мы проверим ваши документы.
Мы все трое замерли, не глядя друг на друга. Такер забыл об этом важном шаге? Было это упущение случайным или намеренным? Я посмотрела в окно, выходящее на дорогу, и увидела, что фургон по-прежнему стоит у тротуара. У нас все еще был шанс добежать до него.
Но я не могла бежать. Любые сомнения в том, что Ребекка здесь, испарились. В любом случае я не успею преодолеть и десяти футов, когда Спруэлл застрелит меня в спину.
Я проследовала на парнями через закрывшуюся за нами дверь. Теперь пути назад не было.
* * *
Напротив двери располагалась длинная стойка, за которой сидели Сестра и солдат и занимались бумагами. Лицо солдата казалось напряженным, и он – то ли от страха, то ли от неприязни – избегал взгляда Спруэлла.
– Проверка документов, – произнес Такер, стараясь, чтобы его голос звучал беспечно. – Этого не было, когда я проходил здесь подготовку.
– Правда? – без особого интереса спросил Спруэлл.
– Имя? – спросил солдат за столом. Он нервно откинул свои темно-русые волосы, будто привык к тому, чтобы они были длиннее, чем того требовала военная стрижка. Этот жест напомнил мне о Билли и вызвал новую волну беспокойства за друга. Солдат стал казаться моложе.
Шон помедлил.
– Рэндольф. Джеймс, – солгал он. Я бросила на него беглый взгляд и тут же отвела глаза. Рэндольф был еще одним охранником в исправительном центре. О нем я вспоминала не с самыми добрыми чувствами.
– Где ваши именные значки? – с подозрением спросил Спруэлл. – Если ваш командир узнает, вы подвергнетесь дисциплинарному взысканию.
Мои руки сжались в кулаки.
– Не сегодня, – солгал Такер. – Служба очистки их потеряла.
Спруэлл фыркнул.
– Женщины.
– Ладно, – сказал Такер. – Ты знаешь меня, этого достаточно. Позволь мне забрать девчонку, и мы уедем.
Солдат все еще искал в системе имя Шона.
– Да, хорошо. Сложности, новичок? – проворчал Спруэлл и фыркнул. – Харпер не способен сосчитать до десяти, даже если снимет ботинки.
Лицо солдата – Харпера – покраснело. Он кратко взглянул на меня и тут же отвел глаза.
– Новобранцы все такие, – непринужденно сказал Такер, будто Харпер не сидел перед ним.
– У нас есть двое в Ноксвилле – ни один не умеет читать.
Спруэлл усмехнулся.
– Все пришло к тому, что начали выкапывать последних неудачников. Жалкое зрелище, но, как я понимаю, нам нужны люди. Уверен, ты слышал разговоры о разорении крысиных гнезд. Теперь, когда у нас есть теплочувствительные ракеты, это легче легкого. Пятьдесят теплых тел в радиусе пятидесяти ярдов друг от друга – вот все, что надо, чтобы взорвать их логово. Эти штуки нужно только направить в правильную сторону – и бах!
У меня так пересохло горло, что я не могла сглотнуть.
– РДД, – произнес Такер. – Да, я слышал об этом.
– Жаль, что тебя не было здесь вчера. Нам намекнули, что в канализации прячется целая группа преступников. Прямо у нас под ногами. – Спруэлл топнул ногой. – Мы обрушили их крышу. Весь комплекс содрогнулся, когда произошел взрыв. – Он фыркнул и достал из-за стойки планшетку с зажимом. – Так, посмотрим. Вам напрокат, так? На следующей неделе вы же вернете девчонку?
Я так сильно сжала зубы, что они скрипнули.
– Конечно, – тонко сказал Такер. – Если на более долгое время вы не можете с ней расстаться.
Спруэлл рассмеялся и просмотрел список пациентов, пока Такер подписывал документ.
– Лэнсинг, посмотрим... Четвертый этаж. Палата четыреста восемь, – сказал он.
Я уже начала шагать к лифту.
– Мир вам, – сказала мне в спину Сестра.
– И вам, – улыбнувшись, ответила я через плечо.
* * *
– Не за что, – сказал Такер, как только мы втроем оказались одни в лифте.
– Не сглазь, – сказала я ему. Он рассмеялся. Шон рукавом украденной форменной куртки вытер со лба пот.
– Ну же, ну же, ну же, – говорил он по мере того, как на табло сменялись номера этажей.
Я подпрыгивала на пятках, мысленно пытаясь заставить лифт подниматься быстрее. Сколько времени мы уже провели в этом здании? Десять минут? Пятнадцать? Если мы не поспешим, Чейз ворвется сюда.
РДД. Ракеты дальнего действия. Однажды я уже слышала о них. Один из четырех, которых, как и меня, разыскивали в связи со снайпером, выступил против испытаний этих бомб. Спруэлл и Такер сказали, что теплочувствительные ракеты нужно только направить в сторону пятидесяти теплых тел. Кто сообщил МН, что сопротивление соберется в определенное время под городом?
Двери лифта открылись, и за на ними показался коридор со стенами кремового цвета, ведущий к посту медицинской сестры, за которым сидели Сестры спасения и одетый в медицинскую куртку врач средних лет; дежурных, судя по всему, совершенно не волновало наше присутствие. Быстро оглядевшись, я поняла, что Шон и Такер – единственные солдаты на этаже. Трак был прав насчет местной охраны, но не успела я почувствовать облегчение, как оно испарилось.
У стены в инвалидной коляске сидел мужчина в одном белье. Его ноги были ампутированы выше колен, бинты пропитались кровью. Вверх по его голым бледным бедрам расходились красные полосы заражения. Лицо и туловище горели от лихорадки. Мужчина смотрел на нас невидящим взглядом.
Я гадала, был ли это солдат, который попытался бежать или не подчинился приказу, или гражданский, который перешел дорогу не тому офицеру. Я не могла позволить себе думать об этом. У нас было время только для Ребекки. Напряжение в воздухе усилилось.
Подошвы нашей обуви скрипели по недавно натертому полу. "Не спеши, не привлекай внимание", – говорила я себе. Шон обогнал меня и первым оказался у четыреста восьмой палаты, но внутри никого не было.
Когда мы вернулись к посту дежурных, лифт звякнул и его двери снова открылись. Появился Спруэлл с выражением ужаса на лице. В руке у него был лист бумаги. Компьютерная распечатка. Моя фотография? Солдат снизу узнал мое лицо по списку разыскиваемых? Я невольно взглянула на пистолет на поясе Спруэлла, вспомнив про код-1.
– Моррис, мне нужно с тобой поговорить.
Такер напрягся и медленно отошел к своему старому другу.
Мои мысли метались. О чем им нужно поговорить? Быстро перебрав возможные варианты, я осталась с двумя: либо Спруэлл по собственной инициативе проверил имя Такера и узнал, что его с позором уволили, либо Такер нас подставил.
Я наклонила голову, стараясь незаметно подслушать. Монотонная музыка въедалась в мой позвоночник.
– Ты шутишь, – говорил Такер изумленным тоном. Он крикнул Шону: – Забери девчонку. Мне нужно кое о чем позаботиться.
Такер пошел куда-то вместе со Спруэллом. Он собирался сдать нас. Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, попытаться остановить его, но горло перехватило, будто сама Ребекка сжала мои голосовые связки. Мы не могли последовать за Такером. Мы должны были найти ее.
Когда Такер входил в лифт, я встретилась с ним взглядом. Беспокойства в его глазах было достаточно, чтобы окатить меня сомнением. Может быть, он не собирался сдать меня. Может быть, это он оказался в беде.
В любом случае наше время заканчивалось.
Шон бегом приблизился к сестринскому посту и резко произнес имя Ребекки. Сестра казалась напуганной.
– Да, сэр. Она либо в кабинете физиотерапии в конце коридора, – она указала направо, – либо в комнате отдыха, вон там, – указала она в противоположном направлении.
Шон бросился к кабинету физиотерапии, а я пошла в другую сторону.
"Медленнее", – приказала я себе.
Я миновала несколько палат. Все они, кроме четыреста восьмой и соседней четыреста девятой, были закрыты. В четыреста девятой на покрытом пленкой матрасе лежал изнуренный мужчина. Он слепо смотрел в потолок. Его рот был открыт, губы покрыты белым налетом. Он тихо плакал.
Я толкнула дверь в конце коридора.
Комната была пуста, если не считать стоявший посередине стол с керамическим горшком и пластиковым подносом с фиалками. На пластмассовом стуле, развернутом к боковому окну, сидела девушка в желтом хирургическом костюме. Ее светлые локоны, некогда такие длинные и красивые, были острижены до короткой шапочки вокруг черепа.
Ребекка.
Внезапно на меня обрушилась лавина воспоминаний. Как я впервые увидела ее, с пышными волосами и механической улыбкой. Как узнала о ее неудержимой любви к охраннику с волосами песочного цвета, Шону Бэнксу. Как поздно ночью сидела на ее кровати, обдумывая план побега. Как рассказала ей про Чейза.
Сначала мы не ладили, и, возможно, она не считала меня подругой и сейчас, но когда-то она была всем, что у меня оставалось.
Я сделала шаг вперед, чувствуя, как нервным холодом охватило позвоночник. Если Сестры столь небрежно относились к наблюдению, должно быть, существовали другие меры безопасности. Возможно, здесь были установлены камеры или я пропустила какого-то охранника... Они безумны, если считают, что девчонка, которая каждую ночь убегала из своей комнаты в школе реформации, будет оставаться в подобном – неохраняемом – месте.
– Ребекка, – осторожно позвала я.
Я увидела, как ее стройная фигура напряглась.
– Я не хочу сегодня молиться.
Она не обернулась.
Мое сердце разорвалось от звука ее голоса.
Обойдя стол, я увидела, что голова Ребекки опущена. Хоть она и не смотрела на меня, я не могла не заметить горькое выражение на ее некогда ангельском лице. Она пересаживала фиалки. Ее пальцы были черными от грунта.
Но она казалась здоровой. Шея не сломана. Никаких питательных трубок. Если не считать прическу, она выглядела точно так же, как когда мы виделись в последний раз. Во мне поднялась волна прохладного облегчения.
– Уходим отсюда, – сказала я, снова сосредоточившись.
Ее голова резко поднялась, и прекрасные голубые глаза округлились от изумления. Стали видны горчичные следы синяков на ее подбородке и челюсти. Я ощутила острый приступ вины.
– Эмбер?
Она держала цветы на коленях.
– Мы забираем тебя отсюда, – прошептала я.
– Что? Вы... подожди... нет.
Должно быть, удивление отразилось у меня на лице.
– Что значит "нет"? Нам нужно спешить. Шон...
– Только не Шон, – твердо сказала она, но ее голос был на грани срыва. – Эмбер, ты должна уходить.
– Что?
Она злилась на меня, и это было единственным объяснением, почему она вела себя подобным образом. У нее были на то причины, но я пришла, чтобы забрать ее отсюда. Она не могла этого не видеть.
Я поняла, что она, вероятно, боится, но это показалось мне безумием. Она с голыми руками бросилась на Брок и охранников за то, что они сделали с Шоном, а теперь она слишком запугана, чтобы уйти из больницы?
– Ты никуда меня не забираешь. Ты уходишь. Сейчас же.
Ее голос надорвался. Если она продолжит это, Сестры услышат ее.
Мой разум не мог с этим справиться.
– Ты не хочешь уходить?
– Нет. Я хочу остаться, – решительно сказала она.
– Мы не можем говорить об этом сейчас. У нас нет времени.
Я оглянулась через плечо. Там никого не было. Пока. Я схватила горшок, который стоял у нее на коленях.
– Нет! Ты не понимаешь! – Ее голос надломился. – Он не должен увидеть меня такой!
Ее совершенные щечки покрылись красными пятнами, которые резко контрастировали с желтым костюмом.
– Какой? С короткими волосами? Ребекка, ему будет все равно.
– Я не об этом!
Шон ворвался в комнату как раз в тот момент, когда я рывком поставила Ребекку на ноги.
Только она не устояла. Она упала лицом вперед.
– Что...
Я опустилась на колени, чтобы поднять ее.
– Я говорила тебе!
Она плакала.
Время замедлилось, и все стало предельно ясно.
Никого не беспокоило, что Ребекка убежит, потому что она не могла бежать. Это объясняло ограниченное присутствие военных. Поэтому здесь заправляли Сестры.
Я закрыла глаза и увидела в точности, как это произошло в школе реформации. Ребекка в серой форме бросается на мисс Брок, директора. Охранники пытаются остановить ее. Удар! В спину Ребекки врезается дубинка. Резкий вскрик боли. Нас разделяют. Я так и не узнаю о тяжести повреждений Ребекки.
– Шон! – резко бросила я. – Мне нужна твоя помощь!
Я попыталась поднять Ребекку, но она не могла держаться сама. Ее ноги ниже коленей не двигались, а безвольно лежали. Парализована. Я услышала в мозгу это слово, но оно было неправильным. Так не могло быть. Она могла идти, просто не пыталась.
Ребекка тихо застонала. По этому пугающему, опустошающему звуку я поняла, что она могла пытаться сколько угодно; она никогда не будет снова ходить.
В этот момент включилась пожарная тревога.
– Бекки? – в замешательстве спросил Шон и опустился возле нее на колени.
– Н-найди коляску. Где она, Ребекка?
Кровь отлила от моего лица и конечностей, и я ощутила ужасный холод. Звуки сирены впивались в мои барабанные перепонки, а над дверью начала мигать яркая лампочка. Меня наполнил новый ужас. Мне на всю жизнь хватило горящих зданий.
– Ей не нужна коляска, – сказал Шон. – Вставай, Бекки.
Ребекка не встала. Она тихо рыдала, закрыв лицо ладонями. Шон потянулся к ее руке, но так и не прикоснулся к ней. Будто не мог. Будто между ними стояла невидимая стена.
Я оглядела комнату, остановившись взглядом на паре костылей и ножных фиксаторов, который стояли прислоненными к шкафчику в противоположном конце помещения. Тот, кто привел сюда Ребекку, оставил их вне зоны ее досягаемости. Ярость поднялась во мне так резко, что я едва не закричала.
Я бросилась туда, схватила черные пластиковые фиксаторы и модифицированные костыли и вернулась к Ребекке.
– Как их надеть? – резко спросила я.
– Бекки, посмотри на меня, – попросил Шон.
В дверях показалась Сестра примерно моего возраста.
– О боже! – воскликнула она. – Как же она упала?
– Назад! – рыкнула я на нее. Она остановилась.
– Сработала пожарная тревога, – осторожно произнесла она, как будто я не слышала сирен.
– Нужно вывести наружу всех, кого возможно.
Я содроганием подумала о людях, которые нельзя было перемещать.
– Как надеть эти фиксаторы? – спросила я у Сестры.
Шон не стал ждать объяснений, а поднял Ребекку с пола и вынес из комнаты.
– Ее переводят в другой центр, – сквозь зубы сказала я. Губы Сестры образовали небольшую букву "о".
В коридоре вой сирены был громче. Я зажала костыли Ребекки под мышкой и закрыла ладонями уши. Из комнаты в комнату носились девушки и кричали друг другу указания. Я огляделась во всем этом хаосе, убежденная, что это какая-то уловка, целью которой было схватить нас.
Такера я нигде поблизости не увидела.
– Лестница там! – крикнул врач поверх шума. – Когда срабатывает тревога, лифт отключается!
Он катил к аварийному выходу мужчину в инвалидном кресле. Тот кричал от боли, закрывая руками уши.
Я дышала часто, воздух обжигал горло. Мы поспешили к аварийному выходу и присоединились к толпе Сестер, которые помогали спускаться по лестнице людям с ампутированными конечностями и пациентам в колясках. Две девушки забыли о своих сестринских манерах и ругались, пытаясь решить, как вытащить из щели между перилами чьи-то застрявшие ходунки. Я молилась, чтобы это оказалось просто учебной тревогой; позади осталось слишком много человек.
– Смешайся с толпой, – зачем-то сказала я Шону. У меня может это получиться, но у него – нет. Он был единственным солдатом в поле зрения.
В любом случае я говорила напрасно. Он не слушал.
Ребекка не отрывала рук от лица, будто защищаясь ими от пустого взгляда Шона. Ее ноги безвольно висели. Я не могла сглотнуть.
В моей голове раз за разом повторялось то, что сказал Трак перед взрывом: "Что нам делать с ним после? Здесь мы не в состоянии обеспечивать необходимый уход".
"Ничего, – сказала я себе. – Мы доставим ее в безопасное место. Мы будем заботиться о ней. С ней все будет в порядке".
Пожалуйста, пусть с ней все будет в порядке.
Мы добрались до площадки третьего этажа, когда я увидела солдата. Он бежал по лестнице вверх, проталкиваясь через толпу Сестер на второй этаж.
Мое сердце замерло.
Чейз.
Мы слишком задержались. Он пришел за мной. Возможно, это он включил сирену. И теперь он не знал, где искать, и двигался не туда. Я открыла рот, чтобы окликнуть его, но он уже исчез за тяжелой серебристой дверью.
– Встретимся в машине, – прокричала я на ухо Шону, бросая Ребекке фиксаторы и костыли. Не говоря больше ни слова, я метнулась по последнему пролету ступеней на второй этаж.
Мое сердце бешено стучало, когда я толкнула тяжелую дверь. В холле не было ни Сестер, ни врачей. Я услышала слабый крик пациента, оставленного в палате, но запретила себе идти на его голос.
– Эй! – крикнула я, перекрывая вой сирены. Я не хотела произносить имя Чейза без необходимости. Между взрывами сирены играла зловещая церковная музыка. Моя кровь кипела от досады. Как он услышит меня во всем этом шуме? Как я сама услышу его?
– Эй! – снова крикнула я, пробегая мимо поста дежурной медсестры. Я поскользнулась на линолеуме и для опоры схватилась за стойку, от чего в воздух взлетели листы бумаги.
Мы увидели друг друга одновременно. Он не колебался, а сразу же бросился бежать ко мне с другого конца коридора. Когда он приблизился, я увидела исказивший его лицо страх. Мы столкнулись. Он схватил меня за руку и потянул за собой.
Путь был закрыт.
Мы резко остановились, и я снова поскользнулась и чуть не упала. В десяти футах впереди, у двери стоял солдат; его лицо было напряжено от возбуждения и страха. Он целился из пистолета в грудь Чейза. Мне не нужно было смотреть на его золотистый значок, чтобы знать: там написано "Харпер".
Чейз рывком достал собственное оружие и толкнул меня себе за спину.
Ничего не произошло. Никто не выстрелил.
Я словно приросла к полу. Не могла пошевелиться. Оцепенела. Прилипла. Как в ночном кошмаре, где за тобой гонится монстр, а ты беспомощен и не можешь защититься.
– Я знаю, кто вы! – крикнул Харпер поверх шума. – Дженнингс и Миллер. Мы изучали ваше дело на курсе подготовки. Сложите оружие и следуйте за мной.
Он был новичком, я поняла это еще внизу. Если он разбирал наше дело во время обучения, значит, находится здесь не более нескольких недель.
Снова вой сирены. Церковная музыка. Я приказывала своему телу работать, делать хоть что-то, но с таким же успехом могла бы пытаться пройти через бетонную смесь.
– Мы уходим, – ответил Чейз. – Ты можешь отпустить нас. Можешь позволить нам уйти. Никто не узнает.
Чейз на долю дюйма опустил пистолет. Каждый удар моего сердца казался взрывом.
"Нет, Чейз, – думала я. – Не верь ему". Но больше не было солдата, который вызволил меня из школы реформации; не было больше той хладнокровной изуродованной души, которая знала смерть слишком хорошо. Рядом со мной стоял Чейз – мой Чейз, – который верил в перемены.
Рука солдата заметно дрожала. На его лбу по линии волос образовывались бусины пота и стекали по скулам. Я увидела, как дернулся его кадык, когда он попытался сглотнуть. Его удушающий страх разлился вокруг нас, он был сильнее, чем мой, потому что мой лишь требовал жить. Его страх взвешивал варианты. Взвешивал последствия предложения Чейза.
Если МН узнает, что он позволил нам бежать, его убьют.
– Опусти оружие! – снова повторил Харпер. Его голос надломился.
Я подумала о Билли, о том, как надламывался его голос, потому что ему было всего четырнадцать. Этот солдат был лишь на несколько лет старше. Где-то мой ровесник. Мы могли бы сидеть рядом в старшей школе. Могли бы писать одни тесты и стоять в очереди за едой в столовой. Могли бы дружить и жить другой жизнью.
– Это необязательно, – сказал Чейз.
– Сдавайтесь, или я пристрелю вас! – крикнул Харпер.
Из моих губ вырвался испуганный писк. Пистолет солдата дернулся в мою сторону, и я увидела над самым дулом его коричневые радужки, окруженные белками.
