Текст книги "Точка преломления (ЛП)"

Автор книги: Кристен Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Билли вместе с Марко и Поло сидел за столом. Увидев меня, он подскочил и стал переводить взгляд с одного из нас на другого, будто ожидал взрыва. Я заставила себя поднять голову, но ужасно хотела слиться со стенами.

– Не могу поверить...

– Что произошло? – перебил Чейз. Я коротко и благодарно улыбнулась ему.

– Итак, у нас кое-что есть, – начал Марко. – Ты сказала "Лори Уиттмен", и я говорю Поло: "Лори Уиттмен. Что-то знакомое, а?"

– А я отвечаю: "Да, Марко, действительно знакомое". И тогда мы пришли в кабинет, и я вспомнил. На прошлой неделе проезжал перевозчик из Чикаго и говорил, что по пути останавливался на новом промежуточном пункте.

Мое сердце билось изо всех сил от нетерпения узнать, к чему все это шло.

– А твой друг Шон вспомнил, что ты из Луисвилля, – сказал Марко. – И я говорю: "Это там останавливался перевозчик!"

– При чем здесь Лори Уиттмен? – спросил Чейз, пока я пыталась подобрать слова.

– Это она! – сказал Билли, беря в руки кусок бумаги. – Это она организовала промежуточный пункт в Луисвилле. Перевозчик из Чикаго даже оставил адрес, чтобы Марко и Поло проверили, не знают ли про него в Бюро. Юинг-авеню, 14-50.

Мои колени подогнулись. Я едва заметила, как они встретились с полом. Чейз стал бледнее смерти. Иначе и быть не могло. Он слишком хорошо знал это место.

Юинг-авеню, 14-50 – мой домашний адрес.

Глава 12

– Этого не может быть, – выдавил Чейз.

Возможно ли это? Кто еще может быть в моем доме? Если мама выжила, у нее была бы отличная причина организовать промежуточный пункт. Никто не смог бы понять необходимость убежища лучше ее.

Она жива. Она не знает, что я выжила. Она ищет меня. Она подвергает себя опасности.

Она нуждается во мне.

Я закрыла рот ладонью, будто останавливая эти панические мысли, готовые вырваться из меня в виде слов. Я не должна этого делать. Не должна верить. Надежда – ужасная вещь. Слишком много надежды в наше время способно разрушить тебя. Наполнить нереалистичными ожиданиями. Да. Лучше оставаться осторожной.

– Это ловушка, – произнес Шон. – Подумай. Чем еще может быть промежуточный пункт под ее именем, в то время как Бюро охотится за снайпером? Это наживка для тебя.

Мое сердце упало. Предположение Шона было гораздо более вероятным, чем мысль о том, что мама жива.

– Перевозчик из Чикаго попросил нас проверить это имя неделю назад. До того, как тебя обвинили, – сказал Поло. – В системе значится, что Лори Уиттмен скончалась, – добавил он с сожалением.

– Про Чейза там сказано то же самое, – вставил Билли, желая помочь. – Я проверял.

– Ты уверен, что она умерла? – спросила я так тихо, что никто не услышал. Я повторила.

– Да, – сказал Чейз. – Я видел, как это случилось.

– Но ты говорил, что тогда дрался с Такером, верно? И не помнишь, что произошло.

– Ничего себе, – услышала я слова Билли.

– Кто-то ударил меня, – признал Чейз. – Я очнулся в карцере. – Его руки повисли вдоль туловища. Плечи опустились. И впервые с того момента, как мама погибла, мне захотелось его утешить.

Взгляды Марко, Поло и Билли метались между нами.

– Может, ее только ранило? – спросила я. – Или... – Я снова прикрыла рот. Не надейся, не надейся, не надейся!

– Полагаю, только один человек знает наверняка, – осторожно сказал Шон.

Чейз был где-то далеко. Когда ко мне вернулась способность чувствовать, я ощутила, что мои нервы натянуты, как струна. Я прошептала его имя, желая, чтобы он вернулся.

Он поднял глаза, вспоминая, где находится. Кашлянул.

– Да. Такер.

– И я сказал ему убираться, – закончил Шон.

Чейз повернулся к нему.

– Что?

– Как я мог сидеть здесь с ним, зная, что... – Шон отвел взгляд, будто боялся снова меня расстроить. – Кара уходила к кузине, и он отправился с ней.

Мое сердце понеслось галопом. Что Шон наделал? В худшем случае он дал Такеру возможность пойти прямо в МН. В лучшем – Кара и Такер оказались на улице незадолго до комендантского часа, привлекая внимание как неженатая пара. Один взгляд на Чейза сказал мне, что он думает о том же самом.

– Когда? Когда они ушли? – спросила я.

– Я не знаю... минут двадцать назад, наверное, – ответил Поло. – Мы с Марко искали адрес, который оставил перевозчик.

Чейз так сжал мою ладонь, что я сморщилась от боли.

– Нам нужно уходить, – настойчиво произнес он. – Нам всем нужно уходить. Он сдаст нас.

– Притормози, большой парень, – сказал Поло. – Кто нас сдаст?

Чейз уставился на Шона.

– Придется рискнуть и поехать ночью по шоссе.

Шон коротко кивнул и вышел из кабинета.

– Что насчет убежища? – спросил Билли. – Уоллис говорил...

Но Чейз уже шел следом за Шоном к грузовику. Я поймала его за рукав, когда он пролетал мимо.

– Я должна поехать, – сказала я.

– Знаю. Именно это мы и делаем, – отозвался Чейз невыразительным голосом.

– Мне нужно ехать домой.

Его глаза засветились настороженностью. Он положил руки мне на плечи и наклонился ближе, чтобы удостовериться, что я понимаю его слова.

– Эм, она погибла. Я уверен в том, что видел. – Он замолчал, прочитав решимость на моем лице. – Что, если Шон прав и это ловушка? – В его голосе звучал страх. Не перед МН. Перед тем, что он может найти. Как и я, он боялся надеяться, что она жива.

– Я должна знать, – сказала я.

Он смотрел поверх моих плеч, уставившись в никуда. Затем, коротко выругавшись под нос, зашагал обратно в кабинет.

Марко и Поло уже притащили воду и продукты нам в дорогу, и Шон готовился загружать их в кузов грузовика. Я бросилась помогать ему, и нашла на одном из снятых ящиков сложенную форму Сестры спасения, оставленную Карой.

Я нарушила тишину:

– Нам придется изменить маршрут.

К моему облегчению, Шон лишь вздохнул.

– Я уже понял.

Из кабинета послышались приглушенные голоса, и я услышала надломленный крик Билли:

– Вы поедете куда?!

– О, нет. – Я оказалась на пороге как раз вовремя, чтобы увидеть, как Поло вложил в ладонь Чейза ключи от машины.

– Вас же поймают. – Лицо Билли стало пепельно-серым.

– Смена заканчивается в восемь утра, – сказал Поло. – Тогда нам придется заявить, что ее угнали.

– Разве что вас поймают до этого времени. В этом случае нам придется объявить об угоне раньше, – добавил Марко. – Я на твоей стороне, Дженнингс, но многие люди рассчитывают на нашу работу здесь.

– Спасибо, – сказал Чейз.

– Рано благодарить, – неохотно ответил Марко.

Адреналин уже плескался у меня в крови. За нарушение комендантского часа не остановят только тот транспорт, который его обеспечивает. Патрульные машины ФБР. Вроде той, что мы собирались угнать.

Все еще взбудораженная по поводу нашего стремительного плана, я обернулась к Билли.

– Ты поедешь с нами, да?

Он вытянул нитку из обтрепавшегося нижнего края своей рубашки и нахмурился.

Чейз положил ладонь мне на руку, будто ожидая, что я попытаюсь силой заставить Билли отправиться с нами.

– Что ты будешь делать, Билли? Выбор за тобой, – сказал он.

Я задержала дыхание. Пожалуйста, поедем с нами. Я чувствовала, как что-то терзало меня изнутри, совсем как после того, как арестовали маму. Я не хотела выпускать Билли из виду.

Билли с трудом сглотнул, отбрасывая с лица свои темные волосы. Он переступил с ноги на ногу. Чейз был прав: важно, чтобы Билли сам принял решение. Раньше ему не предоставляли такой возможности.

– Я дождусь перевозчика, – сказал он наконец. – В убежище мы встретимся с Уоллисом.

Комната погрузилась в тишину. Никто не знал, как произнести то, чему Билли никогда не поверит, пока не увидит своими глазами.

Уоллис мертв.

– Если Такер приведет с собой солдат... – Я не могла продолжить.

– Мы разберемся с этим, – сказал Поло. Стоявший рядом с ним Марко кивнул.

Что-то сжалось у меня внутри. Если мы не доставим Билли в Южную Каролину, то подведем Уоллиса, но, кроме как насильно посадить Билли в машину, мы ничего не могли сделать. Нужно принимать решения, и быстро. Я крепко обняла Билли, несмотря на его неуклюжую ребяческую позу, и поцеловала в щеку.

– Будь осторожен, Билли. Надеюсь, скоро увидимся.

Он несколько раз резко моргнул и тихо пробормотал слова прощания.

Менее чем через десять минут мы были готовы. Возле погрузочной площадки находился одиночный заправочный терминал, предназначенный для грузовиков доставки, и Марко наполнил топливом три красные пластиковые канистры, чтобы нам не пришлось останавливаться в местах общего пользования. Патрульный автомобиль стоял на единственном парковочном месте между генератором и высокой решетчатой оградой, которая окружала типографию. Когда Марко поместил емкости с плещущейся в них жидкостью в багажник, я ощутила мимолетный ужас (перевозить столько топлива опасно), но решила, что возгорание было нашей последней причиной для беспокойства.

Я облачилась в оставленные Карой юбку и блузу Сестер спасения, Чейз и Шон – в чужую военную форму. Автомобиль проследовал по съезду на шоссе и направился домой.

* * *

Мы в ужасе рассматривали картинки на экране телевизора. На земле валялись обломки асфальта и покореженные уличные фонари. В воздухе густым туманом висела пыль, подобная толченому мелу. Покрытые этой белой пудрой люди бежали, кричали и кашляли, будто вслед за ними гналось живое существо, а не рушилось еще одно здание. В гостиной трещали помехи связи.

Изображение тряслось. Человек, который держал камеру, бежал. А затем экран потемнел, после чего на нем снова появилась новостная студия.

На Чикаго сбросили бомбы. Как на Балтимор и Сан-Франциско. Вашингтон и Нью-Йорк. Но теперь намного ближе.

– Малышка, иди сюда. – Мама протянула ко мне ладонь, и я устроилась у нее под рукой, чувствуя, что она была влажной и дрожала. Я крепко зажмурила глаза. Снаружи играли дети. По улице проехала машина. Как могут люди быть такими беспечными?

"Чейз", – думала я. Одно его имя, раз за разом. Я не знала, где жил его дядя. Молилась, чтобы не в центре города.

– Эмбер, если произойдет что-то подобное, ты должна идти прямо домой, хорошо? – Ее голос надломился. Я обернула руки вокруг ее талии, чтобы придать ей силы. – Я буду ждать тебя здесь, и мы придумаем, что делать.

* * *

Я вся извелась на своем кожаном сидении. Не могла успокоиться из-за давнего страха ездить после комендантского часа в краденном патрульном автомобиле, из-за пугающей компьютерной панели возле руля и стеклянной перегородки за спиной.

Мой разум мне не подчинялся. Мысли неслись, обгоняя друг друга. Образы мамы с заколками в волосах и в одежде из моего шкафа. Сходство наших лиц. Как она выглядит сейчас? Прошло только пару месяцев, но я знала, что изменилась. Ожесточилась. Стала настороженнее. С ней произошло то же самое? Если она пережила огнестрельное ранение, то насколько тяжкими были повреждения? Получила ли она медицинскую помощь? Или ее, подобно женщине с сыном на площади, заставляют запугивать других и этим принуждать их к подчинению?

"Хватит, – подумала я. – Хватит. Она мертва. Хватит притворяться, что это не так. Хватит надеяться".

Мои пятки выстукивали по резиновым коврикам какой-то ритм. От оставленной Карой шерстяной юбки чесались ноги.

Я обернулась, чтобы проверить, как Шон. Мы открыли окошко разделяющей сидения перегородки, но могли переговариваться только криком. Он смотрел в окно, довольствуясь тишиной. Я уже давно не видела эту спокойную, мирную улыбку. Улыбку Бекки.

– Говори о чем-нибудь, – неожиданно сказал Чейз. Его взгляд по-прежнему был направлен на дорогу.

– О чем? – спросила я.

– О чем угодно. Твой голос... успокаивает. – Он пробарабанил пальцами по рулю.

– Думаешь, мы еще увидим его? – спросила я. – В смысле, Билли.

Не Такера.

– Если Такер не доберется до него первым. – Он так произнес это имя, будто разрывал что-то зубами.

Я потерла виски.

– Я постоянно думаю, что это моя вина, – быстро призналась я. – Что я могла остановить все это – что бы он ни делал – тогда на базе. Если бы я застрелила его, он бы никогда не объявился в "Веланде", не отправился бы с нами на пропускной пункт, не узнал бы ничего об убежище. Но я не могла, понимаешь? Я запуталась. Струсила, а теперь... а теперь должно произойти что-то еще худшее, я чувствую.

Я на одном дыхании выпалила то, что скрывала от него из-за нежелания признавать, даже перед самой собой, что это правда.

– Погоди, – произнес Чейз. – То, что ты не стала кого-то убивать, делает тебя трусихой?

Я пожала плечами. Мне не понравилось, что он повернул ситуацию таким образом. Чейз потер шею сзади.

– Эм, то, что ты совершила тогда, делает тебя лучше, – сказал он. – Если бы ты дала пистолет мне, я бы выстрелил. Я почти убил его в "Веланде". А убийство кого-то – даже его – все меняет. Хорошее начинает казаться плохим, а плохое – хорошим. И становится проще. Проще сделать это еще раз. Я видел. – Он медленно вдохнул. – Погляди на Уоллиса. У него нет ничего, кроме Билли и Дела, и, когда до этого дошло, он смог ухватиться только за одно.

В молчании я вспомнила гостиницу "Веланд", охваченную огнем. Вспомнила, как Уоллис забыл, что важнее всего.

– Радуйся, что не убила его, – нежно сказал Чейз. – Ты сдержалась, и это было проявлением смелости.

Я поерзала, потому что не чувствовала, чтобы слово "смелость" мне подходило. Когда дело касалось Такера и того, чего я не сделала, трусость казалась правильным определением, и провал. По крайней мере так было раньше. Теперь я больше не была уверена.

– Хотела бы я знать, что им с Карой нужно в Гринвилле, – заметила я.

– Ты тоже не купилась на историю с кузиной, да?

Я оглянулась на Шона, который все еще пребывал в благостном неведении насчет нашего разговора. Не то чтобы мне не хотелось узнать его мнение, просто кое-что мне было легче обсуждать с Чейзом наедине.

– Я знаю только одно: она что-то скрывает, – произнесла я, покусывая ногти в досаде на то, что не могу найти ответов. Мысли о Каре напомнили мне о медном патроне, который я показала ей в Гринвилле. Я была настолько отвлечена тем, что она говорила о Саре, и шрамами на ее груди, что забыла: именно она последняя держала в руках мою находку. Неизвестно, где патрон находился теперь.

Мне нужно было сменить тему.

– Странные ощущения, когда возвращаешься домой после всего произошедшего, верно? – В моем сознании дом оставался таким, каким был, когда я уходила, но, возможно, он изменился. – Сомневаюсь, что меня бы кто-то узнал.

– Я бы узнал, – ответил он.

Я рассмеялась и запустила пальцы в свои короткие крашеные волосы, уловив при этом запах дыма.

– Да. Я выгляжу совсем как тогда, когда уезжала.

– Ты выглядишь красиво, – сказал он. – В любом случае я не собираюсь натыкаться на кого-нибудь из наших знакомых. – Он прочистил горло и пристально уставился на дорогу. – Почему ты так на меня смотришь?

Все острые грани моей души замерцали и стали мягкими.

– Ты сказал, что я красивая.

Он усмехнулся и откинулся на спинку сиденья.

– Полагаю, что так.

Я спрятала улыбку в плечо.

* * *

Чейз ехал быстро, просто потому что мог. На шоссе мы никого не встретили. Ни души. Оно было совершенно безлюдно и походило на желоб из мусора и поваленного леса. Изредка попадались окоченевшие сбитые животные, скрючившиеся возле ограждения. Большую часть пути мы оба молчали, поглощенные собственными мыслями: я – своей осторожной надеждой, а он – благоговейным ужасом.

Через три часа, после того как на I-64 мы миновали поворот на Франкфорт, в баке кончилось топливо. Было темно. Мои легкие наполнял прохладный воздух, пахнувший лежалыми листьями. Чейз достал из багажника одну канистру и стал заливать желтую жидкость в машину, в то время как мы с Шоном разминали ноги.

– Значит, вот он дом, – сказал Шон, расправляя плечи.

– Мы уже близко. – Я помедлила. – Странное чувство, когда возвращаешься. Не знаешь, кто тебя ждет.

– Ага, – произнес он со странным, придушенным вздохом. – Иногда лучше не знать.

Я нахмурилась. Шон тряхнул головой.

– Но все же стоит проверить, – добавил он, погодя.

Я мысленно вернулась в палаточный городок и вспомнила, как Шон признался, что жил в подобном месте. Была ли у него где-то семья? Он никогда об этом не говорил. Похоже, не хотел начинать и сейчас.

– Что ты узнал насчет Чикаго? – спросила я. Он благодарно наклонил голову.

– Марко сказал мне, что мы сможем встретиться с сопротивлением на старом аэродроме в разрушенной части города.

Я поежилась. Во время Войны повстанцы первым делом атаковали аэродромы. Я видела в новостях, что от них осталось: здания, которые сравнялись в землей, бури бетонной пыли, но ни одного самолета. Ни одного – с того времени, как полеты были запрещены в начале Войны. Рядом Чейз переступил с ноги на ногу. Для него это были не просто картинки на экране телевизора. Он сам все видел.

– Он говорит, что эта северная шайка – суровые ребята, – продолжил Шон, когда ни я, ни Чейз ничего не сказали. – Что они сумасшедшие. Слишком много времени провели на передовой или что-то вроде того.

– Они помогут? – спросила я в раздумьях.

– Должны. Просто не стоит ожидать теплого приема.

Я нахмурилась, гадая, что это означало, но сообразила, что в нашем деле щедрость, подобная той, которую продемонстрировали Марко и Поло, была редкостью. А ведь они позволили нам украсть свою машину.

Как только бак был снова полон, мы продолжили путь.

* * *

Прожекторы старой баскетбольной арены, которую после Войны превратили в завод Horizons, были первыми признаками дома. Они разрывали ночь холодным желтым светом, скорее предостерегая, нежели приветствуя. Остальная часть города была погружена во мрак, за исключением мерцающей вдалеке больницы – первого места, где я оказалась после зачистки. Я сидела на краю сидения, неосознанно теребя завязанный узлом на шее платок.

Дороги были совершенно пусты, но, когда мы приблизились к мосту Кеннеди, с юга появился еще один патрульный автомобиль, который ехал со скоростью достаточной, чтобы перелететь через реку Огайо.

Мое сердце ушло в пятки.

– Нет, – шептала я. – Не останавливайся, не останавливайся, не останавливайся.

Я вжалась в спинку сидения. Шон сзади не шевелился: он спал.

Патрульный автомобиль промчался мимо, не выказав ни единого намерения остановиться. Чейз громко выдохнул и повел машину дальше.

– Что ж, похоже, теперь мы знаем, чем занимается МН во время комендантского часа, – дрожащим голосом произнесла я. Интересно, этим солдатам просто нравилась быстрая езда или они напились виски вроде того, что мы нашли в грузовике Horizons? Или же это были люди, подобные нам?

Последнюю мысль я нашла успокаивающей.

Когда мы переехали по высокому металлическому мосту через Огайо, часы на приборной панели показывали 2:27 ночи. До окончания комендантского часа оставалось только четыре часа, а затем любой досужий горожанин сможет узнать нас и сообщить об этом. От напряжения мои мышцы сжались. Мы не произносили этого вслух, но будет намного лучше, если мы сможем смотаться отсюда до рассвета.

Автомобиль ехал по растрескавшемуся асфальту, свет фар вырывал из тьмы различные объекты, будто мы были археологами, вскрывшими древнюю гробницу. Посередине пути между моим домом и домом Бет был знак остановки. Мы встречались возле него, перед тем как идти в школу. Когда я еще ходила в школу. Я узнавала деревья кизила, которые уже покрылись розовыми цветочками. Высокую, разросшуюся траву перед каждым домом. Вспоминала, что до Войны люди использовали газонокосилки. Насколько же бесполезными были эти вещи. Того количества топлива хватило бы на час работы генератора.

Вон там я когда-то упала и разбила коленку. На том углу одна девчонка устроила было раздачу лимонада по двадцать пять центов за стакан. А возле той высокой кирпичной стены я стояла в тот момент, когда влюбилась в Чейза. Мне было девять, а он как раз победил в беге Мэтта Эпштейна. Был самым быстрым на свете.

На стольких дверях расклеены распечатки Статута. Как много людей забрали после меня?

Мы оказались на Юинг-авеню – моей улице, – и из моего горла вырвался всхлип.

Я поглядела на крутую насыпь справа, но старый заброшенный дом, где я впервые встретила Чейза, сейчас был скрыт в тенях. Прятался, как дети, которыми мы когда-то были.

Показался мой дом. Небольшой и квадратный, белого цвета. Родной брат соседнего строения, дома Дженнингсов.

– Никаких резких движений, – прошипел Чейз. Из-за подъема дороги впереди показались фары, и мое сердце екнуло. Автомобиль ФБР сбросил скорость возле дома миссис Кроули, которая жила как раз напротив нас.

– Они уже здесь! – Мои легкие сдавило. Я до крови прикусила губу, чтобы не закричать.

– Это просто ночной патруль, – пробормотал Чейз, когда мы проезжали мимо. – Как и мы.

Через тонированные окна внутрь машины заглянуть было невозможно. Сопровождаемый похрапыванием Шона милицейский автомобиль доехал до перекрестка и исчез за поворотом.

Мы подъехали к моему дому. К двери, на которой со времени моего ареста все еще висел проспект Статута, вела знакомая, изогнутая буквой L дорожка. По моей щеке скатилась слеза, и я быстро вытерла ее.

– Гляди, – указала я. На стене моего дома, под окном гостиной, кто-то написал черным спреем: "Единая страна – единая семья".

Итак, здесь все же кто-то был. Кто-то, кто сопротивлялся. Мое сердце пустилось бешеным галопом.

Одной рукой Чейз застегнул воротник, который ослаблял в машине.

– Мы припаркуемся на другой улице и пройдем через задний дворик. Осмотрим твой дом из моего.

Мне нужно было попасть туда как можно скорее, но увиденное повергло меня в оцепенение.

Мы оставили машину в двух кварталах отсюда, в тупике, заваленном мусором, который пропустили городские рабочие, и ветками, наломанными ветром. Я едва узнала это место. Мы с Чейзом играли здесь детьми. В прятки. Это было достаточно близко, чтобы услышать, когда родители позовут на ужин.

Удручающим было то, как все здесь изменилось. Теперь город казался темным и молчаливым. Те, кто еще не уехал, пережидали комендантский час дома. Если кто и увидел через щелку в занавесях наш краденый автомобиль, они боялись.

Чейз заглушил двигатель. Сзади проснулся Шон и огляделся.

"Пора идти", – сказала я себе. Но мои ноги не желали повиноваться.

Шон вышел из машины. Чейз последовал за ним, и я услышала, как они тихо переговаривались. Шон прошел к углу улицы. Он будет наблюдать за всем оттуда.

"Вставай". По-прежнему безрезультатно.

Чейз вернулся в машину, потирая лоб ладонью. Мы сидели в темноте минуту. Две. Нам нельзя было терять время. Приближался рассвет, и мы должны были двигаться в Чикаго, но сколько бы раз я себе это ни повторяла, я не могла набраться мужества и открыть дверь.

Чейз медленно перегнулся через центральную консоль и отстегнул мой ремень безопасности. Даже после того как он отстранился, я все еще ощущала то место, где его рука прикоснулась к моему животу.

Я знала: он многое хотел сказать. То, что говорил обычно: "нам вовсе необязательно делать это" или "давай я сам все проверю, а ты подождешь здесь". Но ничего подобного я сейчас не услышала. Возможно, он понимал, каким будет мой ответ. Возможно, знал, так же хорошо как я, что мы должны сделать это. Эта загадка, оставь мы ее без ответа, будет напоминать о себе до конца наших, вероятно недолгих, жизней.

Он сидел рядом, и тепло его тела легко преодолевало разделяющие нас дюймы. Я слышала его дыхание. Его форменная куртка зашуршала, и в свете луны я увидела вздувшийся полукруг кожи в том месте, где связки шеи соединялись с мускулами плеча. Следы от зубов, оставшиеся с того времени, как я укусила его, когда была в такой ярости на Такера. Мои щеки запылали от стыда. Чейз не был объектом моей злости, но, казалось, ему все равно всегда приходилось отдуваться.

Я робко наклонилась к нему и поцеловала это место. "Я могу все поправить, – подумала я. – Я могу отменить все грубые слова, если он даст мне шанс".

Его кожа была мягкой, но мышцы под ней – тугими и крепкими. Мои губы замерли возле его шеи, его быстрое дыхание колыхало мои волосы. Я закрыла глаза.

– Пора, – сказал он решительным голосом. – Пойдем, Эм.

Мы вышли из краденого военного автомобиля, осознавая, что оставляем позади сомнения и мнимое спокойствие, которое обеспечивали бывшие истины. Теперь пути обратно не было. Надежда и все ее ужасные последствия нанесли свой удар. Через несколько минут мы узнаем правду.

Либо мама жива, либо кто-то затеял очень опасную игру.