Текст книги "Спасение (ЛП)"
Автор книги: Кристен Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
– Dios mio, Cariña, – сказал он, таща меня к холодильнику (прим.: с исп. Dios mio, Cariña. – Боже мой, милая.).
– Ничего страшного, – возразила я.
Он достал банку кока-колы и прижал ее к ожогу. Должна признать, это было приятно, и еще лучше то, что это делал Эдди.
– Я возьму, – сказала я, пытаясь перехватить у него банку.
– Я держу, – сказал он.
– Нет, правда…
Его глаза встретились с моими.
– Я держу, – сказал он так, как никогда не говорил со мной раньше, так, как я никогда не слышала, чтобы он говорил с кем-либо: тихо, сдержанно, но немного нетерпеливо.
Эдди был хорошим парнем, умел рассмешить, всегда ухмылялся, дразнил, флиртовал и дурачился.
В его тоне не было никакой фальши.
Вообще.
Я стояла натянутая, как струна, снова прикусив губу, в то время как он одной рукой держал меня за запястье, а другой прижимал банку к ожогу. Я уставилась на свою руку, чтобы не пялиться на Эдди.
Ожог был не таким уж серьезным, и я почувствовала себя намного лучше после того, как холод банки унял боль. Без нее я могла думать только об Эдди и о том, что осталась наедине с ним на кухне.
Загадочным образом.
Куда все подевались?
– Где все? – спросила я.
– Кого ты хочешь? – задал он, как мне показалось, странный вопрос. Но опять же, мой разум работал неправильно, так что, возможно, это был совершенно нормальный вопрос, кто я такая, чтобы судить?
– Не знаю.
«Кого угодно!» – подумала я.
Его пальцы крепче обхватили мое запястье, а затем потянули к себе. Он уже стоял близко, но притянул меня еще ближе.
– У тебя со мной какие-то проблемы? – спросил он, когда был так близко, что я почувствовала его аромат.
От него всегда приятно пахло, но не подавляюще. Нужно стоять рядом, чтобы почувствовать это. На протяжении последних двух месяцев Пыток Эдди я находилась достаточно близко, чтобы часто улавливать его аромат, и от него хорошо пахло. Очень хорошо. Я как бы впала в оцепенение от его близости и запаха, и мой разум отключился, а Эдди стал не просто единственным человеком в комнате, он стал единственным человеком во вселенной.
– Прости?
– У тебя со мной какие-то проблемы? – снова спросил Эдди, его глаза смотрели в мои, и я внезапно осознала, что никогда не была так близко к нему. У него были длинные ресницы, а радужки такими темными, что казались бездонными.
Я поняла, что он задал вопрос, и снова о нем забыла.
– Что? – спросила я, ну, точнее вздохнула, потому что в последнюю секунду поняла, что в легких не так много воздуха.
Именно тогда его взгляд изменился с оценивающего на какой-то другой. Я увидела ямочку на его щеке, прежде чем его губы сложились в улыбку. Он мягко потянул меня за запястье еще ближе; так близко, что мое тело почти касалось его, и ему пришлось наклонить голову еще ниже, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.
– Я спросил, есть ли у тебя проблемы со мной.
– Ну, да, – ответила я бездумно.
Его голова наклонилась еще немного, и, я не шучу, он был так близко, что я почти могла его поцеловать.
– Что за проблема? – Его голос звучал низко, почти как шепот. Что-то происходило с его глазами, они словно расплавились, и я почувствовала похожее ощущение в своих костях.
– У меня небольшие проблемы с… – Как мне это выразить? – …твоим типом.
Я имела в виду его тип горячего парня. Из-за горячих парней я становилась косноязычной, неуклюжей и застенчивой.
Не думаю, что Эдди правильно меня понял, потому что его взгляд стал жестким и сверкающим, а его рука на моем запястье сжалась, и не в хорошем смысле. Тем не менее, я пребывала в оцепенении, поэтому сначала не обратила на это внимания.
– Моим… типом? – спросил он.
– Да.
Он отпустил меня, будто прикосновение к моей коже было подобно ожогу кислотой. Протянул мне кока-колу и, не говоря ни слова, вышел из комнаты.
Пока я стояла там и оцепенение рассеивалось, до меня дошло, как, должно быть, прозвучали мои слова.
– Бл*ть! – прошипела я про себя.
Обычно я старалась не произносить слово на букву «б», но некоторые случаи требовали этого. Это был один из них, потому что у меня никогда не хватило бы смелости сказать Эдди, что я на самом деле имела в виду, и теперь он считал меня расисткой.
Вошла Инди, выглядя встревоженной.
– Все в порядке? – Она оглянулась через плечо, затем снова посмотрела на меня. – Эдди только что выскочил через заднюю дверь с таким видом, будто собирался совершить убийство. Что случилось? С тобой все в порядке?
К счастью, моя сумочка все еще висела на плече, телевизор находился в задней комнате (как и все остальные), и я напрямую метнулась к входной двери.
– Мне нужно идти, – выпалила я, ничего не объясняя.
Я вышла за дверь.
Как только она за мной закрылась, я побежала.
Глава 2
Правда выходит наружу
(ну, во всяком случае, частично)
Я тешила себя мыслью (или, скорее, надеждой), что этот идиотский эпизод, где в глазах Эдди я предстала расисткой, останется в тайне. Эдди не походил на парня, который любит поболтать по душам, но я ошиблась.
В ту минуту, как я вошла в «Фортнум» в понедельник утром, я увидела взгляды Инди, Элли и Текса и почувствовала арктический холод.
К тому времени, как утренняя давка закончилась, я поняла, что мои надежды умерли, но у меня появились новые надежды на то, что все уляжется.
В этом я тоже ошиблась.
Как только у стойки с эспрессо не осталось покупателей, Инди повернулась ко мне.
– Я не могу тебя уволить за то, кто ты есть. Но у меня реальная проблема с работником вроде тебя, – заявила она.
У меня сердце ушло в пятки.
– Я тоже, пи*дец как, терпеть не могу расистов, даже тех, кто печет вкусные пирожные, – вставил Текс.
Элли лишь смотрела на меня.
– Я не расистка, – возразила я, чувствуя, что вот-вот расплачусь.
– Конечно, у тебя просто проблемы с этим… типом, – вступила в разговор Элли.
Сердце сбежало прочь, в то же время желудок скрутило.
– Ли догнал Эдди прошлой ночью, – объяснила Инди. – Эдди ему все рассказал.
– Все не так, – сказала я.
– Можешь работать здесь, пока не найдешь другую работу, – постановила Инди и отвернулась.
– На самом деле, все не так, – снова попыталась я, приходя в отчаяние, потому что мне нужна была эта работа, она меня устраивала, времени искать другую не было, и мне все нравились. Они были веселыми. Если бы я не была так постоянно измотана и не работала по шестнадцать часов в день, я бы прекрасно проводила с ними время. Я не хотела, чтобы они считали меня расисткой. Серьезно, это полный отстой.
– Ничего не хочу знать, – отрезала Инди, отходя от прилавка.
– А я хочу. – Текс уставился на меня.
– А я не хочу. – Инди проигнорировала Текса и повернулась ко мне. – Ты всегда сбегала, когда он находился рядом, но я думала… забудь. Не важно.
– А я все равно хочу знать, – упрямился Текс.
– Это трудно объяснить, – вставила я.
– Держу пари, – усмехнулась Элли.
Я закрыла глаза и была почти уверена, что меня сейчас вырвет.
Тогда Инди сказал мне:
– Ты же знаешь, он хороший парень. Его семья живет в этой стране уже три поколения. Он такой же американец, как мы с тобой. Ради бога, у него бабушка ирландская католичка! – закончила она криком.
Я вздрогнула, будто она ударила меня.
– Ты не обязана мне это говорить. Мне все равно, даже если он только что пересек границу! – Я начинала немного паниковать.
Элли издала звук, похожий на фырканье, сердитое фырканье.
– Нет, это прозвучало неправильно. Вы не понимаете, – сказала я.
– Нет. Я не понимаю, – согласилась Инди, наклоняясь ко мне.
Я попыталась объяснить:
– У меня просто проблема с такими, как он, с его типом. Всегда так было. Дело не только в нем, у меня проблема с парнем, который работает на Ли, ну, знаете, тот коренной американец, Вэнс.
Инди выглядела так, словно ее голова вот-вот взорвется.
– Нет! – закричала я. – Это тоже прозвучало неправильно. У меня, вроде как, проблемы и с Ли, и с Хэнком тоже!
– Да что, черт возьми, с тобой не так! – воскликнула Элли.
– Не из-за их происхождения. Дело в том, что они горячие! – крикнула я.
Все замолчали и уставились на меня.
Я чувствовала себя идиоткой, но должна была продолжить.
– Они горячие, особенно Эдди. Я становлюсь глупой и застенчивой рядом с красивыми парнями. Со мной так всегда. Что бы я ни делала – все неправильно, что бы ни говорила – все не то. Я стараюсь их избегать – это лучший способ. Дело в том, что мы с Эдди остались наедине на кухне, и он вел себя со мной как-то странно. Я запаниковала и попыталась объяснить, что он горячий, но все вышло не так, потому что, как сказать парню, что он горячий? Он неправильно понял, разозлился и ушел, и… эм, вот и все.
– Ты, бл*ть, прикалываешься? – спросил Текс.
Я покачала головой и прикусила губу.
– Он тебе нравится, – сказала Инди. Она больше не смотрела на меня так, словно хотела придушить, что я восприняла как хороший знак.
– Ну… – промямлила я, – …да.
Нравится мне? Нет. Любила ли я его и хотела от него детей? Хм, да, черт возьми.
Инди улыбнулась.
– Я так и знала! – завопила она. – Это здорово! Ты должна сказать ему, я думаю, он…
– Нет! – крикнула я. – Нет, я не могу ему сказать, и ты тоже не можешь.
Элли подошла к Инди; она тоже улыбалась, когда сказала мне:
– Ты должна ему сказать.
– Не буду я ему говорить. И никто не будет.
– Кому и что никто не будет говорить? – раздался у нас за спинами голос. Это был Ли. Он смотрел на меня так, словно я гадюка, выползшая из-под камня.
– Джет не расистка, она по уши влюблена в Эдди, – объявила Инди, расплываясь в улыбке.
Я закрыла глаза и почувствовала, как вспыхнуло лицо.
Когда я открыла глаза, Ли смотрел на меня.
– Странный способ показать это, – заметил он.
– Она чертовски застенчивая. Теряется. Несет всякое глупое дерьмо, – быстро подытожил Текс.
– Пожалуйста, мы можем перестать говорить об этом? – попросила я.
– Ни за что! – заявила Элли. – Я наблюдала за вами с Эдди и почти уверена…
– Элли, – оборвал ее Ли.
– Прошу! – воскликнула я. – Давайте прекратим говорить об этом, и вы все должны пообещать, что ничего не скажете Эдди.
– Ты хочешь, чтобы он думал, что ты расистка? – Инди уставилась на меня так, словно я только что прилетела с Марса.
– Нет! Конечно, нет, но… эм, да. Так было бы легче его избегать.
– Ты чокнутая, – постановил Текс.
– Заткнись, Текс. – Элли подошла и положила руку мне на плечо. – Серьезно, Джет…
– Пожалуйста, – сказала я (или как бы умоляла).
К счастью, Ли пришел мне на помощь, а когда он говорил, его слушали.
– Оставьте ее в покое.
– Ли! – Элли убрала руку с моей руки.
– Вы все должны пообещать ничего ему не говорить, – попросила я снова.
– Конечно! – быстро ответила Инди, так быстро, что я подумала, может, она лжет. Я также увидела, как глаза Ли сузились при взгляде на нее, а затем он покачал головой, и морщинки у его глаз стали глубже. У меня сложилось впечатление, что я столкнулась с более серьезными проблемами, чем тогда, когда все считали меня расисткой, но на этом все не закончилось.
* * * * *
Позже, ближе к вечеру, заявился Эдди.
Я не ожидала его, думала, он тоже будет избегать меня, но он пришел.
Войдя в магазин, он окинул взглядом помещение, скользнув по мне, будто я невидимка, и я сразу же передумала, решив, что не хочу, чтобы он считал меня расисткой.
Он выглядел красиво: выцветшие джинсы Levi’s очень хорошо на нем сидели (обтягивая и свисая свободно во всех нужных местах), черные ковбойские сапоги, черная футболка с длинными рукавами, плотно облегающая грудь и бицепсы, и черный кожаный ремень с большой серебристой пряжкой. Черные волосы были немного растрепаны от ветра или пробегавшим по ним пальцам.
При виде его у меня потекли слюнки.
Я стояла за прилавком с эспрессо вместе с Тексом, а Инди за книжным прилавком. Эдди увидел Инди и направился сразу к ней, игнорируя всех остальных.
Я боялась, что Инди что-нибудь скажет, особенно, когда Текс толкнул меня локтем.
– Ты должна пойти и поговорить с ним, – прошептал Текс.
– Я не собираюсь с ним разговаривать! – прошипела я в ответ.
– Чокнутая, – сказал мне Текс.
Затем колокольчик над дверью снова звякнул, и, поскольку я сосредоточилась на том, чтобы почти согласиться с Тексом, то не смотрела на дверь.
Сначала.
Потом я услышала, как кто-то пропел:
– Джет! Джет!
Я подняла глаза.
Текс поднял глаза.
Инди подняла глаза.
Элли вышла из задней части магазина, где располагались книжные полки.
Эдди обернулся.
И посреди «Фортнума» стоял Рэй Макалистер, мой отец, он мотал головой и играл на воображаемой гитаре, громко напевая вступительную мелодию.
У меня отвисла челюсть.
Затем папа приступил к куплету песни Пола Маккартни и Wings «Jet».
Папа действительно был здесь. Пел всю песню, с протяжным «о-о-о», наигрывал на воображаемой гитаре, будто завтра не наступит, так сильно мотал головой, что я думала, он свернет себе шею.
Когда в тексте песни прозвучало слово «отец», на его лице расцвела широкая глупая ухмылка, он приложил руки к сердцу, и я ничего не могла с собой поделать, направившись к нему из-за прилавка.
– Папа, – прошептала я.
Все уставились на него. Текс в жадном восхищении с широкой ухмылкой. Инди хихикала. Элли мотала головой в такт мелодии. Эдди скрестил руки на груди и наблюдал с бесстрастным лицом, прислонившись бедром к книжному прилавку.
Папа еще не совсем закончил. Несколько аккордов на воображаемой гитаре. Протяжное «о-о-о».
Когда я добралась до него, он схватил меня в объятия, притянул к себе и начал танцевать, кружа меня, все еще напевая, но на этот раз громче.
На самом деле, он дошел в той части, где Маккартни умоляет Джет любить его, и папа как бы кричал (как он всегда делал, когда пел мне эту песню, что случалось часто, на самом деле, каждый раз, когда он возвращался в город и впервые видел меня).
Он издал клич, и я засмеялась, ничего не могла с собой поделать. Папа, возможно, был дерьмовым отцом, но он был сумасшедшим и забавным, и хотя присутствовал в моей жизни всего несколько часов за последние четырнадцать лет, он все еще был моим папой.
– Папа! – старалась я перекричать его, напевающего мелодию.
Он наполовину кружил меня, наполовину танцевал со мной, полностью игнорируя меня, и продолжал петь. Допев слова, он, как обычно, обнял меня, покачивая из стороны в сторону и мурлыча грустный финал в исполнении саксофона.
– Папа, – снова прошептала я, прильнув к его щетинистой щеке, и он перестал раскачиваться и прижал меня к себе.
– Джет, – прошептал он в ответ, и слезы защипали мне глаза, парочка скатилась из уголков.
Мы стояли так несколько секунд, обнимая друг друга, а потом он отстранил меня, все еще держа за руки.
– Как ты меня нашел? – спросила я, вытирая щеки.
– Отправился в то место, где ты раньше работала. Уговорил старую ведьму за кассой сказать мне, где ты сейчас. Почему ты бросила такую непыльную работенку?
На нем была старая армейская куртка, футболка с изображением грузовика «Mack», ветхие джинсы и строительные ботинки. Седеющие волосы песочного цвета слишком отросли и (если честно) были грязноватыми. В зелено-карих глазах, как обычно, плясали огоньки.
Я проигнорировала его вопрос.
– Что ты здесь делаешь?
– Пришел навестить мою девочку. – Его глаза скользнули по моему лицу, а затем остановились на моих волосах.
Он поднял руку и рывком сдернул резинку с хвоста. Бросил ее через плечо, не глядя, куда она попадет. Я наблюдала за траекторией полета и увидела, как Эдди сделал выпад и поймал ее в воздухе.
– Че-е-ерт. Мама подарила тебе красивую шевелюру, не знаю, почему ты всегда ее прячешь. – Он уложил мои волосы вокруг лица. – Так намного лучше.
– Папа.
Он снова схватил меня в объятия и крепко стиснул.
– Черт возьми! – воскликнул он. – Как же хорошо. Я скучал по своей девочке.
Когда он отпустил меня, Эдди стоял рядом. Инди и Элли смотрели на нас, даже не пытаясь этого скрыть, и мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что Текс наблюдает.
Эдди протянул мне резинку для волос.
– Спасибо, Эдди, – поблагодарила я, забирая резинку, и почувствовала, как к лицу приливает жар.
Папа переводил взгляд с Эдди на меня.
– Кто это? Твой парень?
Воздух в легких замер, а во рту пересохло.
Эдди просто стоял рядом.
Папа снова перевел взгляд с Эдди на меня.
– Ну? Ты собираешься меня представить? – спросил меня папа.
Мой разум отключился.
Папа взял дело в свои руки.
– Я Рэй Макалистер, отец Джет.
– Эдди Чавес, – ответил Эдди и пожал папе руку.
Папа кивнул и улыбнулся.
– Понятно. Джет всегда питала слабость к нашим братьям-южанам.
О Господи, пожалуйста, спаси меня.
– Папа.
В этот момент я могла бы с радостью умереть.
– Что? – спросил папа с невинным видом.
– Забавно, Джет объяснила, что у нее небольшие проблемы с такими, как я, – сказал Эдди.
Папа повернулся ко мне, его глаза комично расширились.
– С каких это пор? Каждый твой предыдущий парень был мексиканцем.
Нет, я была неправа. Вот в этот момент я могла бы с радостью умереть.
– Неужели? – удивился Эдди, и его взгляд переместился на меня, и я могла бы поклясться, что услышала, как Инди и Элли сдерживают хихиканье.
– Да. Думал, у меня уже давно будут милые темноволосые внуки, но Джет не торопится, черт побери. Знаешь, я не становлюсь моложе, – сказал мне папа, – по крайней мере, ты, наконец-то, нашла работу в крутом месте, – сказал он, оглядываясь по сторонам. – Старая работенка, может, и была непыльной, но… эй? Скучной!
– Может, нам стоит пойти куда-нибудь и поговорить, – предложила я.
– Что плохого в том, чтобы остаться здесь? – спросил он, глядя на стойку с эспрессо: – Я бы не отказался от кофе.
– Что будешь? – прогремел Текс.
Я закрыла глаза. Когда я их открыла, папа уже направлялся за кофе, и все, что я могла видеть, был Эдди. Он не улыбался, но на его щеке виднелась ямочка.
Думаю, мне больше не нужно беспокоиться о том, что он считает меня расисткой.
Прежде чем я смогла прийти в себя от унижения, Эдди поднял руку и заправил мне за ухо прядь волос. Он осмотрел мое лицо и волосы, затем наши взгляды встретились, и он сказал:
– Мне нравится.
Мой желудок сжался.
Не говоря ни слова, я повернулась к нему спиной, вновь стянула волосы в хвост и последовала за папой, который делал заказ у Текса. Когда я подошла к нему, он обнял меня за шею и поцеловал в макушку.
– Разве она не великолепна? – спросил он Текса.
– Она чокнутая, – ответил Текс.
Папа откинул голову назад и рассмеялся.
– Правда?
Инди и Элли материализовались за стойкой, я представила их папе, и началась болтовня ни о чем, пока папа потягивал латте.
Они все отошли, но не настолько далеко, чтобы не слышать всего, о чем мы говорили. Наверное, это моя расплата за то, что я такая скрытная. Люди, должно быть, испытывали любопытство.
Эдди устроился в конце стойки с эспрессо и даже не стал притворяться, что не подслушивает.
Я повернулась к папе.
– Что ты на самом деле здесь делаешь? – тихо спросила я.
– Что? Разве я не могу навестить свою девочку?
Я посмотрела на него.
Он улыбнулся.
– Ладно, ты меня поймала. Мне нужно место, где можно переночевать пару ночей.
Меня охватила паника. Мама, плюс папа, плюс одна квартира – равнялись катастрофе.
– Я не живу в прежней квартире, – сказала я ему.
– Это ничего.
– Вообще-то, у меня нет свободной комнаты.
– Раньше у тебя тоже не было комнаты, но ты позволяла мне остаться, – сказал он, пристально глядя на меня и зная, что я что-то скрываю.
– Есть кое-что…
Я не могла закончить. Эдди сидел рядом, я чувствовала на себе его взгляд. Папа не знал о маме, и я не хотела ему говорить. Я также не хотела, чтобы все эти любопытные уши услышали меня. А мама впала бы в истерику, если бы я пригласила папу остаться у нас. С одной рукой или нет, она стала бы швырять в него всем, что было в квартире, и гоняться за ним в инвалидном кресле.
– Принцесса Джет, твой старик должен где-то передохнуть. Я слишком долго был в дороге.
– Мы найдем тебе гостиницу.
Его глаза вспыхнули, а затем потухли.
Проклятье.
У него не было денег.
У меня их тоже не было. Каждый пенни был на счету.
Я уставилась на папу. Он выглядел усталым, нуждался в ванне, и последнее, но не менее важное, он – мой отец. Это нанесет по мне удар во многих отношениях.
– Я схожу к банкомату и сниму деньги, – сказала я со вздохом.
Я могла бы взять больше смен у Смити.
Возможно.
Если бы Смити был в хорошем настроении.
– Я верну тебе деньги, – заверил он меня.
Я уже слышала это раньше.
Повернувшись к Инди, я увидела Эдди, все еще опирающегося на стойку и наблюдающего за мной. Его взгляд был пристальный, и я знала, что он слышал каждое слово. Я чувствовала унижение, на этот раз за себя и за папу.
– Инди, мы с папой собираемся… – я даже не закончила.
– Ты же знаешь, что мы сами устанавливаем свой график, подруга. Иди побудь с отцом, – заявила Инди.
Я повернулась к папе, стараясь не обращать внимания на Эдди и всех остальных. Я взяла его под руку.
– Ты обедал? – спросила я, притворяясь веселой и жизнерадостной девушкой, которая может позволить себе пойти куда-нибудь пообедать.
– Нет, – ответил он с широкой улыбкой. – Твой старик умирает с голоду.
– Я угощаю.
Я повела его к выходу. Денег на то, чтобы угостить его обедом, у меня тоже не было, но, как говориться, потратил пенни, потратишь и фунт.
* * * * *
Я поселила папу в дешевом мотеле, а он вел себя так, будто оказался в «Белладжио» (прим.: Белладжио – пятизвездочный курортный отель и казино в Лас-Вегасе, расположенный рядом со знаменитыми фонтанами Белладжио). Я заплатила за две ночи вперед и дала ему пятьсот долларов, потому что у мужчины должны быть деньги в кармане.
После чего на моем банковском счете осталось пятьдесят долларов, а мне еще нужно было купить продукты и бензин.
Мы с папой планировали встретиться в «Фортнуме» на следующее утро, и я принесу пончики. К счастью, к завтрашнему утру у меня в кармане будут чаевые от Смити, так что я, вероятно, смогу позволить себе пончики.
Заехав в магазин за продуктами, я купила все необходимое, заскочила на заправку и вернулась домой позже обычного. Мне требовалось хоть немного вздремнуть, но, вероятно, времени не останется. Белье нужно было постирать. Мама пыталась помочь, но быстро устала. Она старалась вернуться к домашней работе и готовке, но расстраивалась, что пока у нее плохо получается, поэтому мне приходилось болтаться с ней на кухне и помогать, когда ей это было необходимо. Нам еще нужно было выполнить несколько упражнений, потому что завтра у нее назначена физиотерапия, а врачам не нравилось, когда пациент не тренировался в перерывах между приемами. Затем мне требовалось нанести боевую раскраску для стрип-клуба и отчаливать на работу.
В ту минуту, когда я вошла в гостиную, волоча пакеты с продуктами, мама взглянула на меня и спросила:
– Что случилось?
Иногда она меня пугала.
– Ничего.
Я не собиралась говорить ей, что отец в городе. Не-а, ни за что.
Зайдя на кухню, я начала доставать продукты. Она вкатилась в дверной проем и преградила мне путь.
– Что-то случилась, – не унималась она.
– Ничего не случилось.
– Генриетта Луиза.
Она всегда использовала мое настоящее имя, когда злилась на меня. Либо его, либо «Мисси». Я не знала, откуда взялось имя «Мисси», но оно звучало, когда она была очень зла.
У мамы были ярко-зеленые глаза и великолепные, густые светлые волосы (светлые, потому что Трикси приходила к нам домой, стригла и красила ее каждые шесть недель – Трикси также делала ей маникюр и педикюр каждые две недели. Трикси была маминой лучшей подругой еще со школы, безумно ее любила и была настоящим сокровищем). У мамы также была великолепная улыбка, до инсульта, сейчас она все еще выглядела хорошо, но какой-то кривой. В старших классах мама крутила жезл, а чтобы номер выглядел красиво, нужно было научиться улыбаться. Она оказалась прилежной ученицей, ее улыбка была мирового класса, даже папа так говорил.
Теперь она не улыбалась, а хмурилась.
– Ты выглядишь обеспокоенной, – сказала мама.
Я всегда выглядела обеспокоенной, и как она могла увидеть, что я беспокоюсь больше, чем обычно, – выше моего понимания. У меня не было детей, поэтому я пока не обрела «материнскую способность» чувствовать, что твоему ребенку угрожает опасность, он обеспокоен, грустит, у него проблемы с парнем или с задирами-девочками в школе.
Я решила пойти по пути наименьшего сопротивления, выбрав тему, которая сбила бы ее со следа (другими словами, я, вроде как, солгала).
– Эдди думает, что я расистка.
Она ахнула.
– Что?
Я пожала плечами.
– Что заставило его так подумать? – спросила она.
Я убрала молоко.
– Это недоразумение.
– Еще бы. Хочешь, я ему позвоню?
Я с головой торчала в холодильнике, но при этих словах выпрямилась и развернулась.
– Нет! Не звони ему!
Моя мама, без сомнения, позвонила бы ему. У нее нет его номера, но она его найдет. Она позвонит не только ему, но и его матери, просто чтобы расставить все по полочкам и навести мосты между родителями. Более того, она заставила бы Трикси позвонить ему, а этого я точно не хотела. Затем они попросили бы моих бывших парней, Хавьера, Алекса, Луиса и Оскара, позвонить ему и заверить его, что я не расистка.
– Инди исправляет ситуацию, – объяснила я. Это тоже было отчасти ложью, но и отчасти правдой, потому что у меня возникло отчетливое ощущение, что Инди из тех людей, кто вмешивается в дела других.
– Надеюсь. Это ужасно. Неудивительно, что у тебя такой встревоженный вид.
Я мысленно сделала глубокий вдох.
Покончив с этой загвоздкой, мы преодолели остальные: стирку, упражнения, ужин, мытье посуды и мое превращение в «блондинку Смити».
Я ковыляла к выходу на черных шпильках высотой три с половиной дюйма с тонкими ремешками вокруг лодыжек, попрощалась с мамой, открыла дверь и тихонько вскрикнула.
У порога стояла Ада, наша соседка. Ада была старее, чем мир, и глухой, как пробка, но обладала душой, сотканной из чистого солнечного света. Она улыбнулась мне, посмотрела на мой шлюховатый наряд и заявила:
– Какой прекрасный наряд.
Я посмотрела вниз на микро-мини и черный топ, который показывал слишком большое декольте, выглядывавшие из-под длинного черного кардигана, который мне приходилось носить, чтобы защититься от холода в конце сентября. Затем снова посмотрела на Аду. Может, она в добавок еще и слепа.
– Хочу посмотреть телевизор с твоей мамой. Сегодня вечером покажут интересную серию «Полицейских», не хочу ее пропустить.
Ада фанатела от «Полицейских», «Самых невероятных полицейских погонь Америки» и почти всего, что имело отношение к полицейским, охотникам за головами, скоростным погоням, наркопреступлениям, операторским съемкам с преследованием людей, убегающих через задний двор, и людям, чьи лица нужно сделать нечеткими, пока они дают показания.
Она прошаркала в квартиру, а я вышла за дверь, крикнув:
– Повеселитесь, девочки!
Когда я добрался до своей машины, она не завелась.
Я попробовала еще раз.
Она все равно не завелась.
Я попробовала в третий раз.
Ничего.
– Кусок дерьма! – крикнула я, хлопнув ладонью по рулю, а затем выругалась еще сильнее и даже слегка стукнулась лбом о руль.
Полагаю, бак с бензином был напрасной тратой нужных денег.
До того, как у мамы случился инсульт, я подыскивала себе новую машину, но потом об этом пришлось забыть. Мамина машина была хуже моей, и мы продали ее, когда переехали, оплатив часть депозита за квартиру. Так вот, старый, подержанный драндулет, который я купила пять лет назад, передвигался лишь на силе молитвы.
Достав сотовый, я позвонила Джоджо, одной из танцовщиц, которая тоже всегда опаздывала. Джоджо забрала меня, и мы ворвались в двери «У Смити», опоздав на пятнадцать минут.
Смити сидел в баре, и когда мы вошли, посмотрел на нас.
– Мать твою, ты опять опоздала, – поприветствовал Смити.
– У меня машина не завелась, – объяснила я, подходя к бару. Джоджо ракетой рванула за кулисы, чтобы избежать столкновения со Смити.
Он вручил мне фартук, я достала сотовый, сунула его в карман и протянула ему свою сумочку и кардиган, которые он положил за стойку бара.
– По крайней мере, придумай что-нибудь оригинальное, – сказал он.
– Я серьезно.
– Ты – ходячая катастрофа.
Я улыбнулась ему. Смити только лаял, но не кусался, по крайней мере, со своими девочками. Он был крупным чернокожим парнем, раньше мускулистым, но сейчас немного размяк. У него было шестеро детей от четырех разных женщин, и он души не чаял в них всех, включая женщин.
– Слушай, Смити, мне нужно еще пару смен.
Он возвел глаза к небу.
– Она опаздывает и выпрашивает еще гребаных смен.
– Мне нужно починить машину! – воскликнула я, завязывая фартук вокруг талии.
– Будешь работать больше смен, мне придется платить тебе сверхурочные. Я не плачу сверхурочные.
– Смити.
Я посмотрела на него широко распахнутыми глазами, девчачьим взглядом «пожалуйста», который, как я видела, другие девушки использовали на нем. У них получалось, поэтому я попробовала сама и обнаружила, что у меня тоже получается.
Смити был не в лучшем настроении.
– Хочешь больше денег – работай у шеста.
Я посмотрела на сцену. Три танцовщицы кружили у шеста, их тела блестели от масла, на всех не было ничего, кроме стрингов и накладок на соски.
Ни за что в жизни.
– Я не работаю у шеста, – сказала я Смити.
– Ты бы сделала мне одолжение. Сегодня Мэнди сказала, что должна уволиться. Она беременна.
Я ничего не могла с собой поделать и захлопала в ладоши. Мэнди и ее парень Ронни пытались завести ребенка еще до того, как я стала работать в клубе.
– Здорово! – воскликнула я.
– Ни хрена не здорово. Я лишился танцовщицы. Работай у шеста, и у тебя будет моя вечная гребаная благодарность и столько денег, что ты сможешь купить «Порше».
– Джоджо – твоя лучшая танцовщица, и у нее нет «Порше», – заметила я очевидное. Она ездила на «Королле».
– Джоджо умеет танцевать, но у нее ненастоящие сиськи, и она невысокая. Парни могут отличить настоящее от подделки. Твои сиськи настоящие, а твои ноги, бл*ть, в этих гребаных туфлях они бесконечные. Мужики смотрят на эти ноги, на эти сиськи и дают тебе пятьдесят долларов чаевых.
– Я не работаю у шеста, – сказал я так, что он понял серьезность моих слов.
Он вздохнул.
– Хочешь, попрошу знакомого посмотреть твою машину?
Видите, Смити был добряком.
Я кивнула и улыбнулась.
– Ты заноза в моей заднице. Приступай к работе.
Я принялась за работу, суперлюбезно обращаясь с пьяницами и идиотами, которые платили хорошие деньги, по сути, ни за что. Хотя они, очевидно, так не считали. Чаевые были хорошими, щупали меня не так часто, так что ночь выдалась приличной.
Я договорилась с Ленни, чтобы он отвез меня домой, и, когда все ушли, стала ждать его у двери.
Ленни, темнокожий, двести пятьдесят фунтов чистых мышц при росте шесть футов четыре дюйма, работал вышибалой. Он получал степень магистра биохимии в Денверском университете.








