Текст книги "Битва за Клык"

Автор книги: Крис Рэйт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Где-то в этих пирамидах и скрывался Магнус. Фрей вновь в этом удостоверился. Все рунные жрецы ордена чувствовали это, ощущали ужасающее присутствие примарха, затаившегося в центре самого большого сооружения, загрязнявшего вюрд, словно масляное пятно на поверхности воды. Железный Шлем руководил атакой на главную цель, взяв с собой целых пять Великих рот и большую часть рунных жрецов ордена. И все это с колоссальной огневой поддержкой. Их высадка на планету была запланирована рядом с пустотными щитами, в сотне километров от хорошо охраняемого городского центра.

Тактики флота определили, что в городе сотни тысяч солдат, возможно даже миллионы, если все горожане вооружатся. И все они окопались за обширными укреплениями. Авгуры улавливали передвижение отделений мобильной артиллерии, конвоем проезжавших по улице и проверявших ключевые точки города, блокируя движение по главным магистралям. Силы, собранные Магнусом, были хорошо вооружены и готовы к боевым действиям, несмотря на отсутствие орбитальной защиты.

Перехваченные сообщения дали некоторое представление об оборонительной стратегии. Приказы были закодированы, но многие шифры смог взломать еще Къярлскар, так что командирам атакующих мало что осталось неизвестно. Из перехваченных данных стало ясно, что жители Гангавы прекрасно знают о том, что их ожидает. Их единственный ответ заключался в численном превосходстве. Они не могли надеяться выиграть у Волков в битве, но планировали измотать захватчиков, заманивая в ловушки, где окопались тысячи смертных с лазганами. По крайней мере, на это надеялись местные жители.

Кроме того, сами обитатели Гангавы с ужасом говорили о том, что обитало в пирамидах. Вновь и вновь разговоры по воксу касались Бича Волков. В первый раз это выражение вызвало на закаленном битвами лице Железного Шлема мрачную улыбку.

– Бич Волков? На старости лет он, похоже, полюбил мелодрамы.

Его слова вызвали смех ярлов на командном мостике «Руссвангума», но теперь время для веселья прошло. Каждый воин отправился к цели с холодным, четким вниманием к деталям. Со всем тщанием были проведены ритуалы ненависти, гривы непослушных волос приглажены, чтобы надеть боевые шлемы, болтеры проверены. Не было ни улыбок, ни шуток Кровавых Когтей, ни обычных подтруниваний Длинных Клыков. Все они знали ценность добычи.

А затем десантные капсулы начали падать на планету, борясь с турбулентностью атмосферы и редким противовоздушным огнем.

Десантная капсула самого Железного Шлема, названная «Хекъярр», приземлилась одной из первых, подняв при этом гигантское облако красной пыли. С шипением вылетели болты люка, внешние сегменты капсулы отпали в кратер, выбитый в земле при посадке. Из крыши выдвинулись болтеры и ожили, пока отсоединялись ремни безопасности и всасывались в подлокотники кресел.

Как только убрали эту металлическую ленту, державшую Железного Шлема, Великий Волк стремительно сбежал по трапу на красную почву Гангавы. Ночное небо было цвета засохшей крови, испещренное темными следами отвесно падавших десантных капсул ордена. Вокруг возвышались здания, громадные черные шпили из железа, связанные мостами и толстыми транзитными трубами. Разведывательные огни метались по окрестности, пытаясь найти цели для артиллерии защитника, и где-то далеко завывали сирены. Недалеко от Железного Шлема загрохотали тяжелые орудия, и звук эхом отражался от отвесных стен окружающих построек.

Великий Волк глубоко вдохнул через шлем, наслаждаясь знакомыми запахами и звуками войны. Жажда убийства уже билась толчками во всех жизненных системах, готовя его к испытаниям и грядущему насилию.

– Наконец-то мы на месте, братья, – прорычал он, сжимая ледяной клинок и пробуждая к жизни энергетическое поле. – Пусть же начнется убийство.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Клыктан кипел. В священном месте раздавались хриплые крики трэллов, спешивших выполнить распоряжения командиров. Ящики с бронебойными снарядами выгружались из грохотавшего транспорта и аккуратно ставились за башнями тяжелых болтеров и орудийных установок. Почти закончилось возведение баррикад в западной части гигантского зала.

Морек мрачно смотрел на это. Он слышал новости о враге и примерно мог представить себе его силы. Такие баррикады могли только чуть-чуть замедлить продвижение противника. В прошлом он верил, что Небесные Воины отбросят любую армию, но они уже были оттеснены дважды, понеся при этом серьезные потери.

Ривенмастер потряс головой, пытаясь избавиться от мрачных чувств, не отпускавших его после визита к творцам плоти. Все пространство вокруг превратилось в полевой госпиталь. В восточной части зала под громадной статуей Русса рядами были поставлены металлические кровати.

Словно пробирки на столе Клинка Вирма.

Койки предназначались для смертных; раненые космодесантники переносились в специальные операционные, расположенные в Ярлхейме. Идя по проходу, Морек видел измученные лица раненых. Трэллы – творцы плоти работали быстро и ловко, сшивая и прижигая. Их методы были эффективны, но едва ли уменьшали боль. Морек видел, как крепкие, выносливые фенрисийцы, закаленные испытаниями и лишениями, кричали во время операций.

Одному из мужчин как раз ампутировали ногу ниже колена. Если он выживет, то со временем получит искусственную конечность, но сейчас принять участие в битве не сможет. Ривенмастер видел, как корчился человек, когда его тело принялись кромсать. Пациент был напичкан болеутоляющими препаратами, но все равно сохранял достаточно сознания, чтобы понимать, что происходит. Он изо всех сил сжимал зубы, мышцы на шее вздулись веревками. Пока творцы плоти делали свою работу, он судорожно сжимал края койки, так что побелели пальцы.

Морек отвернулся. Повсюду раздавались стоны и низкие, хриплые всхлипы. Сотни людей готовились к операции, еще сотни лежали на дамбах, и их тела уже замерзли, став твердыми, словно лед. Впервые с начала битвы Морек порадовался, что железный жрец забрал Фрейю в Подземелье Клыка, вместо того чтобы отправить в бой.

Они разговаривали лишь раз после ее возвращения с нижних уровней. Морек вспомнил, как обнял дочь. Он крепко сжимал ее сильные плечи, чувствуя, что она вновь в безопасности. И ему совсем не хотелось ее отпускать.

Нуждалась ли она во мне тогда? А я в ней?

– Папа, все хорошо? – спросила девушка, с беспокойством заглядывая ему в глаза.

– Как всегда, дочь моя, – ответил он.

– Что-то случилось?

Морек засмеялся:

– Случилась война.

Они обменялись еще несколькими словами, прежде чем ее позвал громадный дредноут.

– Папа, теперь я приписана к нему.

Прозвучало так, словно она этим гордится. Она никогда не была так горда раньше, работая на Небесных Воинов.

– Что ему может быть нужно от смертных?

Фрейя покачала головой:

– Не знаю. Но что-то нужно. Они странные. Они помнят некоторые древние вещи, словно скальды. А что-то совсем забыли. Я помогаю ему вспомнить.

Морек заглянул в ее честное открытое лицо. Светлые волосы падали на глаза, как и тогда, когда она была совсем ребенком. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не приглаживать их назад. Ее мать всегда говорила, чтобы он так не делал. Сбивчивые, непрошеные слова крутились в его голове.

Ты все, что у меня осталось! Моя единственная связь с той, что была так прекрасна и неистова. Будь осторожна, дочь моя, – следи за тем, что говоришь, за тем, что делаешь. Береги себя. Пусть Этт и все его залы охватит огонь, лишь бы ты спаслась!

Но он ничего не сказал, лишь поцеловал ее в лоб.

– Выходи на связь, когда сможешь.

– Обязательно, папа. Да хранит тебя рука Русса.

– Пусть она хранит всех нас.

А затем она ушла, спеша за дредноутом, которого называли Альдром Форкблейдом.

Морек вздохнул и посмотрел на громадную статую, пытаясь изгнать из памяти воспоминания. Внушительное изваяние Русса возвышалось здесь, как и прежде, ноги чуть согнуты, лицо искажено оскалом. У него были черты настоящего Волка – вытянутые скулы, длинные клыки, суженные зрачки.

Минуло десять дней с того времени, когда ярл Грейлок стоял здесь, воодушевляя защитников Этта. Над ними возвышался Леман Русс, и его дух присматривал за всеми.

Знаешь ли ты? Знаешь ли ты, лорд, что было сделано здесь с твоими сыновьями? Проникает ли твой взор в залы жрецов? Смирился ли ты с этим?

Камень не ответил. Все тот же неизменный оскал и жажда убийства на лице.

А затем началась суета в дальнем конце зала. Громадный воин в угольно-черной броне вернулся с поверхности. Его доспехи были во вмятинах и ожогах, шкуры содраны с плеч. Он вихрем пронесся мимо рядов коек, а следом спешила стайка трэллов.

Клинок Вирма вернулся. Он был без шлема, глубоко посаженные золотистые глаза яростно сверкали. Он направлялся к шахтам лифтов, в свое логово в Вальгарде, место, где вел свои работы.

Морек проследил за ним взглядом, не в силах сдвинуться с места. Он не знал, смотрел ли на хранителя всего, что дорого ривенмастеру, или на разрушителя этого.

Внезапно Клинок Вирма, казалось, что-то почувствовал. Он напрягся, а затем вовсе остановился. Угрюмое лицо с острым крючковатым носом стало еще мрачнее. Волк огляделся.

Его глаза, глаза хищника, остановились на Мореке. Мгновение двое мужчин не сводили друг с друга взгляда.

Ривенмастер почувствовал, как заколотилось сердце. Он не мог отвернуться.

Он знает! Как он может знать?

А затем Клинок Вирма что-то проворчал и отправился дальше. Свита поспешила следом.

У Морека закружилась голова, и он оперся о спинку кровати, виновато оглядываясь. Дежурные госпиталя продолжали работать. Никто ничего не заметил. Да и почему они должны были что-то видеть? Он был простым кэрлом, смертным, невосстановимым.

Ривенмастер судорожно, глубоко вздохнул. Нужно было еще очень много сделать, его ждал целый ривен кэрлов. Пытаясь не замечать криков и стонов, Морек ускорил шаг.

Ему нужно занять себя.

И тут он вдруг осознал, что хочет, чтобы захватчики побыстрее пробили оборону и пришли. По крайней мере, с этими врагами он знает, как сражаться.

За двадцать четыре дня после того, как Железный Шлем созвал военный совет, одобривший поход на Гангаву, Круглый зал открывался лишь единожды. Он оставался почти таким же мрачным и темным, хотя на этот раз факелы в железных жаровнях горели чуть ярче. В настроении командующих не особо чувствовалось предвкушение победы.

Вокруг огромного каменного стола теперь стояли семь фигур, без шлемов, но в полном боевом облачении. Присутствовали Грейлок, Стурмъярт, Арфанг и Клинок Вирма. Из волчьих гвардейцев были Скриейя и Россек. Огненно-рыжий воин выглядел совсем одичавшим, и его косматая грива топорщилась во все стороны.

Во главе стола возвышался Бьорн. Он вошел в зал почти час назад и долгое время оставался недвижим, молча уставившись в каменный пол. Никто не осмеливался потревожить его, пока гигант витал в прошлом, и никто не занимал места за столом, пока он не пришел в себя.

Когда совет начался, Грейлок внимательно рассмотрел дредноута. Керамитовый саркофаг был отделан с непревзойденным мастерством. На тяжелых передних панелях разместились золотые изображения волков. Железный череп со скрещенными костями располагался на длинной лицевой пластине. Везде были вырезаны руны, и каждую давно умершие жрецы разместили в нужном месте и связали целой сетью защитных ритуалов. Бьорн был воистину великолепен.

Знаешь ли ты, сколько труда вложено в твой живой гроб? Но имеет ли это для тебя значение?

Бьорн пошевелился, словно мысли Грейлока каким-то образом передались ему.

– Что ж, теперь мы планируем наше спасение. Ярл, твое мнение.

– Все входы в Этт обрушены, – доложил Грейлок. – Взрывы сделаны смесью мельта-зарядов и осколочных гранат. Часть взрывчатых веществ оставлена, чтобы взорваться, если завал потревожат. Если Всеотец поможет, это сильно замедлит раскопки.

– Сколько у нас времени? – спросил Скриейя.

Грейлок покачал головой:

– Зависит от того, какие игрушки они притащили с собой. Неделя. Может, меньше.

Низкий, скрежещущий звук донесся из недр Бьорна.

– Запечатаны, – прорычал он. – Совсем неблагородный способ вести войну.

Грейлока охватила легкая злость. Он принимал вынужденные решения, столкнувшись с армией, которая раз в двадцать, а то и больше превышала численность его людей.

– Ты прав, лорд, – промолвил он. – Неблагородный. Но знамения против нас. Только восемьдесят семь братьев из моей роты все еще способны сражаться, не считая двенадцати Почтенных Павших. У нас несколько тысяч кэрлов – достаточно, чтобы поддерживать оборону, но не более. Если враг войдет в Этт, нам придется сражаться непрерывно до самого конца.

– Какие силы в распоряжении врага?

– Много десантников-предателей. Возможно, шесть сотен, хотя мы уничтожили несколько отрядов во время первых высадок и подходов. Их смертные войска исчислению не поддаются. Бронированной техники очень много, но она, к счастью, не поможет им в туннелях.

– И нет связи за пределами Фенриса?

– Никакой, лорд, – произнес Стурмъярт. – Наши астропаты были коварно убиты каким-то дистанционным оружием. Связь локального пространства блокирована, и все попытки проникнуть за барьер провалились.

– Что могло совершить такое?

Стурмъярту явно стало не по себе.

– Колдуны пользуются мощными темными силами, лорд, – неубедительно промолвил он. – Что бы ни вызвало все это, мы не можем победить. Любой флот будет уничтожен блокадой вокруг планеты. Мы одни.

– А Великий Волк?

– Все его мысли сконцентрированы на Магнусе, лорд, – встрял Клинок Вирма. – Если он вдруг сумеет выйти на связь, враг вполне может представить все так, будто на Фенрисе полный порядок. Они завлекли его в ловушку и наверняка позаботились о способах держать подальше от планеты.

Бьорн погрузился в раздумья. В зале воцарилась тишина, слышны были лишь далекие, приглушенные клацающие звуки внизу. В Ярлхейме приготовления к вторжению шли полным ходом.

Все взгляды были устремлены на дредноут. Благоговение, испытываемое к нему, было абсолютным, и никто не сказал бы ни слова, прежде чем он заговорит.

– Они будут пробиваться к реакторам, – прогудел наконец Бьорн. – Большинство войск должно разместиться в Печати Борека.

– А что с Логовом? – спросил Клинок Вирма.

– Его защитить невозможно. Слишком много туннелей. Ярлхейм следует контролировать из Клыктана.

– Это означает разделение сил, – промолвил Грейлок.

– Увы. Но если враг захватит реакторы, Этт будет уничтожен. Если возьмет Клыктан, ни одну из верхних частей цитадели нельзя будет защитить. У них будут два камня преткновения, два места, где маленькая армия сможет противостоять куда большей.

– Лорд, есть и другие соображения, – вступил Стурмъярт. – Это место защищают заклинания. Самые могущественные были на вратах, но они разрушены. Но пока имеются хотя бы самые малые руны, сила колдунов внутри горы будет ограничена. Вот если они осквернят священные места, их мощь увеличится в разы.

– Тебе не нужно объяснять мне это, – отозвался Бьорн, и в его рычащем голосе внезапно прорезалась страстная нотка. Когти сжались, словно от воспоминания о какой-то старой боли. – Заклинания будем охранять везде, где только сможем. Но будут и жертвы. Если мы попытаемся спасти все, все и потеряем.

– Будет так, как вы прикажете, – сказал Грейлок, склонив голову. – В ключевых точках мы соорудим бастионы. Но сопротивление будет всюду, где враги появятся. Я не дам им ступить в Этт без крови.

Бьорн кивнул в знак одобрения:

– Значит, мы пришли к согласию. Я останусь в Печати Борека вместе с Павшими Братьями. Битва придет туда раньше, а я слишком долго чувствовал жажду убийства лишь во снах.

Дредноут чуть склонился, чтобы посмотреть на изображение Аннулуса, рычащего волка среди звезд.

– Я был на Просперо, братья, – промолвил он. – Был там, когда мы выжгли их ересь из галактики. Видел, как Леман Русс сеял опустошение в их владениях. Видел, как стенали предатели, когда мы обратили их пирамиды из стекла в осколки.

Совет с почтением внимал каждому его слову.

– Но здесь этого не случится. Понимание собственного вероломства сделает их слабыми. Мы же сильны нашей верностью. Там, где пала Тизка, выстоит Этт.

Голос дредноута становился все сильнее и громче. Он постепенно вспоминал самого себя, вновь становясь тем богом войны, о котором повествовали скальды. И в пучине отчаяния это было лучом надежды.

– Хотя это может стоить жизни всем нам, – прорычал Бьорн, и его механический голос прозвучал еще резче из-за вокс-генераторов внутри саркофага. – Этт выстоит!

Когда совет закончился, Россек смотрел, как Бьорн тяжелой поступью проследовал по коридору из Аннулуса вместе с Грейлоком и остальными командующими. Сам он задержался, не желая ни с кем встречаться. На совете гвардеец не проронил ни слова. После возвращения с посадочных площадок он вообще едва ли обмолвился с Грейлоком хоть парой слов. Несколько раз он пытался поговорить со старым другом, но ярл не желал обсуждать ничего, кроме второстепенных вопросов.

Возможно, это было и лучше. Россек даже не знал, что сказать, представься случай.

Что он сожалеет? Но извинения – это было не для волчьего гвардейца.

Что каждую ночь в мучительных снах видит лица погибших воинов? Это было правдой, но она ничего не меняла.

Раскаяние нелегко давалось сыну Русса. На пару благословенных мгновений, обагрив когти кровью врагов, Россек стряхивал с себя оцепенение и обретал свое дикое наследие. Как бы он хотел, чтобы атака на врата длилась дольше, намного дольше. Пока он сражался, чувство вины притуплялось. Но оно всегда возвращалось.

– Волчий гвардеец Россек.

Голос был саркастичен и сух. Россек узнал его обладателя, даже не оборачиваясь. Клинок Вирма, должно быть, тоже остался в зале, ожидая, пока все уйдут.

– Лорд Хральдир, – отозвался волчий гвардеец. Даже ему самому собственный голос показался слишком угрюмым.

Клинок Вирма вынырнул из сумрака апсиды зала и ступил на границу света. Черная броня отлично скрывала жреца в тенях слабо освещенных участков. Костяные трофеи были сколоты и обожжены плазменными выстрелами, а шкуры, когда-то прикрывавшие керамит, и вовсе сорваны. Но золотистые глаза по-прежнему загадочно мерцали на старом лице, словно янтарь, инкрустированный в кожу.

– Ты сам не свой, Тромм, – промолвил волчий жрец, улыбаясь невесело и криво.

Россек возвышался над Клинком Вирма в терминаторской броне, но каким-то образом все равно из них двоих казался меньшим. Так было всегда. Волчьи жрецы обладали непререкаемым авторитетом в ордене, властью, выходившей за рамки обычной строгой иерархии.

– Жду боя, – ответил Россек, что было, в общем-то, правдой.

– Как и все мы, – промолвил Клинок Вирма. – В Этте нет ни одного Кровавого Когтя, который не разделял бы твоих чувств. Но что делает твой настрой особым, волчий гвардеец?

Россек сузил глаза. Неужели старик его провоцирует? Пытается подтолкнуть к какому-нибудь вспыльчивому ответу?

– Я не претендую ни на что особое. Лишь на желание делать то, для чего создан.

Клинок Вирма кивнул:

– Это у тебя было всегда. Я помню, как подобрал тебя на льду. Ты был монстром тогда, настоящим медведем. Мы с самого начала отметили в тебе эту силу.

Россек устало слушал жреца. Он был не в настроении слушать проповеди. Любые намеки на его возможную карьеру в ордене вызывали у него тошноту. Он годами жаждал поста волчьего лорда, однако ничего не делал, чтобы его заполучить, и сразу признал право Грейлока занимать его. Однако сейчас доказательство его несоответствия должности было продемонстрировано со всей полнотой.

– Что ж, возможно, вы ошиблись, – вырвалось у него.

Клинок Вирма кинул на него презрительный взгляд:

– Неужели я слышу жалость к себе? Оставь ее для смертных. Какую бы вину ты ни взвалил на себя, отбрось ее. Ты не можешь вернуть братьев, но можешь как следует сражаться.

Россек хотел ответить и пропустил апперкот, молниеносный, как укус волчьих челюстей. Клинок Вирма ударил левой, обрушив волчьего гвардейца на каменный пол. Еще мгновение, и волчий жрец пригвоздил его к полу, сжимая рукой в перчатке обнаженную шею Россека и оскалив клыки.

– Я хотел, чтобы ты понес наказание за содеянное, – прошипел Клинок Вирма. Его лицо было всего в паре сантиметров от Россека. – Грейлок не позволил. Сказал, что твои клинки понадобятся. Кровь Русса, лучше бы тебе доказать его правоту!

Россек хотел было отшвырнуть жреца. Он физически был способен на это. Его броня вдвое мощнее доспеха Клинка Вирма, а волчий жрец стар.

Однако волчий гвардеец сдержался. Священность жречества была слишком сильна. Клинок Вирма стал первым, кого Россек увидел, войдя в Этт укрощенным кандидатом. Похоже, он же будет и последним, кого Тромм увидит перед уходом в Царство Моркаи.

– Так чего ты хочешь, лорд? – прорычал Россек, чувствуя собственную кровь во рту. – Чтобы я сражался с тобой? Тебе не понравится результат.

Клинок Вирма с отвращением покачал головой и ослабил хватку. Вскочив на ноги, он отбросил Россека к стене.

– Я хочу разжечь в тебе огонь, парень, – пробормотал он. – Напомнить о пламени, бывшем в твоей крови при твоем появлении здесь. Может, я опоздал. Может, ты уже позволил неудаче погасить его.

Россек вскочил на ноги, чувствуя, как взвыли сервомеханизмы поврежденной в битве брони.

– Меланхолия делает тебя бесполезным, – промолвил Клинок Вирма. – Ты что, думаешь, ты первый волчий гвардеец, который привел свой отряд к поражению?

– Я так не считаю.

– Не вижу знаков.

– Тогда, может, тебе стоит поискать получше.

– И где же?

– В воинах, которых я спас, – оскалился Россек, чувствуя, как в нем наконец закипает гнев. – В Кровавых Когтях, которых я вытащил из-под удара, когда погиб Бракк. В Предателях, которых убил тогда и после. В щенке, взятом Волком, которого я вернул с самого обрыва.

Клинок Вирма помедлил, а затем внимательно взглянул на Россека.

– Ты это сделал? Без жреца?

– Да. И теперь, когда Бракк ушел, я поведу остатки его Стаи. Им нужно руководство. – Мука на мгновение отразилась в его глазах. – Тот, кто выучил урок командования.

Клинок Вирма все еще пристально вглядывался в лицо гвардейца.

– Тогда делай это, – промолвил он наконец, и в голосе уже не звучало обвинение. – Но избавься от этой меланхолии. И тогда я поверю решению Грейлока.

Россек проворчал, стремясь проскочить мимо волчьего жреца. Клетки для тренировок манили его, там можно было выместить горечь и разочарование.

– И еще кое-что, – сказал вдруг Клинок Вирма, положив руку на грудь Россека и не давая уйти. – Охотник, что сейчас лежит в моих залах, Аунир Фрар. Он будет жить.

Россек невольно почувствовал, как волна облегчения затопила его с головой, и ему пришлось изо всех сил стараться, чтобы скрыть ее.

– Спасибо, что сказал мне об этом.

– Но не ты принес его к творцам плоти.

Россек покачал головой.

– Его принес ривенмастер.

– Да, я знаю. Как его зовут?

Россек мгновенно вспомнил имя. Смертный из Клыктана, с усталым, честным лицом.

– Морек. Морек Карекборн. Почему ты хочешь это знать?

Клинок Вирма уклонился от ответа.

– Для полноты сведений, – сказал он наконец, опустив руку и давая Россеку уйти. – Ничего важного. А теперь иди. Помни мои слова. Да пребудет с тобой длань Русса, Тромм.

– И со всеми нами, – отозвался Россек, прежде чем нырнуть в темноту, ведущую обратно в Ярлхейм, где Волки готовились к бою.

Чудовища крались в чернильной мгле Печати Борека, исчезая за громадными колоннами. Они безмолвно скользили, прильнув к земле. Лишь когда желали объявить о своем присутствии, они нарушали маскировку, сверкая громадными чистыми глазами или издавая низкое утробное рычание.

Невозможно было определить, сколько их. Временами казалось, что из Подземелья Клыка выбралась пара десятков существ. Но в иные моменты было похоже, что их несколько сотен. Что-то притягивало их к жилым секторам Этта, и что бы это ни было, оно продолжало творить свою магию. С тех пор как Бьорн явился из Хранилища Молота со свитой из монстров, никто не мог отрицать, что у них есть право быть здесь. Но это не означало, что кэрлы были от них в восторге или что они не делали знак копья всякий раз, когда вынуждены были проходить мимо косматых созданий.

Так что отряды смертных держались подальше от темных углов пещеры. Все лестницы и лифтовые шахты, ведущие вверх и вниз, находились в западной части, поэтому и защитные сооружения расположились именно здесь. Как и в Клыктане, здесь установили огневые линии и в ключевых точках возвели баррикады. Сюда срочно доставлялись боеприпасы, строительные материалы и броня. Кое-что было совсем недавно выковано и отлито в яростных глубинах Хранилища Молота и еще не остыло.

Фрейя участвовала в этой работе, хотя основную часть времени проводила с Альдром. Как и у большинства дредноутов, его пост находился в Печати Борека, и теперь он ждал начала действий. Когда появятся враги, его орудия будут на первой линии, вместе с боевыми братьями обрушивая огненный ад на захватчиков.

Дредноут становился все менее странным, по мере того как тускнели его воспоминания о заключении в гроб. Жалобы на неудобство и потерю сменились обнадеживающей решительностью. Фрейя могла сказать, что он с нетерпением ждет битвы. Ему сложно было пробудиться из Долгой Тьмы и затем проводить дни в подготовке и ожидании. Он предпочел бы выйти из укрытия прямо в бурю вражеского огня. Но вместо этого приходилось терпеливо ждать, пока трэллы-сервиторы снуют вокруг, проводя непонятные ритуалы и готовя его адамантиевый саркофаг к бою.

– Так на что это похоже? – спросила Фрейя, в минуту отдыха жуя черствую полоску сушеного мяса.

– Что именно?

– Когда над твоей броней так трясутся, – пояснила девушка. – Ты ощущаешь прикосновения к ней, как к коже?

Фрейя уже чувствовала, когда начинала раздражать Альдра. Она не знала как – в конце концов, он не подавал никаких знаков и внешне никак не выражал своих чувств, – но впечатление было довольно сильным.

– Это любопытство. Недостаток почтения. Откуда оно у тебя?

Фрейя ухмыльнулась. Она не считала Альдра угрозой. Несмотря на громадное число убитых им врагов, до которого далеко было любому ярлу, он странным образом казался наивным и занимал ее так, как никогда ни один из живых Кровавых Когтей.

– Моя мать. Она пришла из снегов и выдержала все испытания.

Рассказывая, Фрейя вспомнила ее лицо, лишенное тонкости и изящества, как, впрочем, и собственное. Кудрявая копна светлых волос. Жесткая линия рта, который так редко улыбался. Кожа, загрубевшая от постоянной работы и трудностей. Но глаза, темные, искрящиеся глаза, они выдавали яркий, живой ум, пытливую, упрямую и своевольную душу, которой всегда чего-то не хватало. Даже в самом конце, когда обострилась болезнь, которая и убила ее, эти глаза оставались живыми и пытливыми.

– Тебе следует научиться контролировать это.

– Я знаю, – утомленно отозвалась девушка. – Это ведет к проклятию.

– Да, верно.

Фрейя покорно качнула головой и смолкла. Она никогда не понимала одержимости Волков ритуалами, традициями, сагами и секретностью. Словно бы мир, в котором они обитали, был в какой-то момент заморожен, а все силы прогресса и развития погибли и сменились оцепенелым повторением старых, утомительных обязанностей.

Через какое-то время Альдр тяжело оперся на центральную двигательную колонну.

– Ощущения, словно я живой, и не просто живой. Когда что-то касается моей брони, я чувствую это отчетливее, чем когда был живым воином. Мое зрение острее, слух лучше, мышцы сильнее, потому что теперь они из керамита и пласфибры. Все намного лучше. Но все же…

Фрейя взглянула на лицевую пластину дредноута. Длинная щель в броне была темной – абсолютно непроницаемый колодец. Хотя он не подавал никаких внешних сигналов, девушка остро чувствовала, что Альдр несчастен, словно он плакал. На мгновение в ее уме возник образ Кровавого Когтя, скользящего по изъеденному ветром льду, размахивая клинками. Свободно развеваются длинные волосы. Воин исполняет свое предназначение и потому захвачен животной радостью.

Больше такого никогда не будет.

– Мне очень жа…

– Довольно вопросов. Еще много работы.

Фрейя послушно замолчала. Она уже увидела, как подвезли ящики с медикаментами и провизией, которые нужно было куда-то ставить. Поклонившись дредноуту, она направилась к хускарлу, руководившему доставкой. Но, уходя, она кинула взгляд на громадные очертания неподвижного Альдра.

Фрейя смотрела недолго, чувствуя, что и без того слишком далеко вторглась в его личное пространство. В любом случае, ей не нравились чувства, которые пробуждали в ней разговоры с дредноутом. На протяжении многих лет, раненная тем, что случилось с ее семьей в Этте, она возмущалась Небесными Воинами почти столь же сильно, как и преклонялась перед ними. Теперь, когда война пришла на Фенрис, все старые чувства испытывались на прочность, причем неожиданными способами.

Девушка привыкла жить с неприязнью к космодесантникам. Возможно, она могла бы полюбить их, как отец, или презирать, как Тысяча Сынов. Но что она определенно не могла вынести, так это зародившегося недавно чувства. Она знала, что должна избавиться от него или оно помешает ей в грядущем сражении. Оно было чуждо ей и совсем не свойственно Фенрису, слабое и глупое.

Но ничего не получалось. Стараясь изо всех сил, Фрейя ничего не могла с собой поделать.

Теперь я заглядываю в их души, вижу, какую жизнь они ведут, какой выбор они сделали… Вот к чему я пришла.

Кровь Русса, мне жаль их!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

– Фенрис хъолда!

Харек Железный Шлем мчался по разрушенной улице, не заботясь о пулях, горохом колотившихся о его боевой доспех. Его свита отставала лишь на шаг, целых два десятка элитных воинов в терминаторской броне. Когда они бежали, под тяжелыми ботинками трескались плиты дороги. Их наплечники были покрыты кровью – у некоторых в результате проведенного перед битвой ритуала, у других из-за боев в последние четыре дня. Никто из воинов не спал все это время; они даже не выходили из боя. Неумолимо и неотвратимо ударные силы Волков крушили, резали, стреляли и прорубали себе путь к городскому центру.

Все это время Железный Шлем дрался с яростью, словно вернулся в юность, широкими взмахами вращая двуручный ледяной клинок, перерубавший врагов пополам. Он не использовал огнестрельное оружие, предпочитая рукопашный бой. Большинство гвардейцев поступали так же, нападая с когтями, клинками и топорами, крича и рыча, обрушивая смертоносное оружие на хрупкую броню тех, кто осмеливался встать у них на пути.

– Башня! – прорычал Железный Шлем, кивая вправо. Его Стая мгновенно изменила траекторию. – Наверх.

Охотящаяся Стая свернула с широкого, прямого шоссе, окруженного рядами высоких жилых блоков. Когда-то здесь были рельсы, ведущие в центр города, и поднятые над дорогой пешеходные пути. Теперь же, после мощной бомбардировки, вся улица превратилась в окутанную дымом долину искореженных металлических прутьев и оплавленных воронок. Клубы дыма закрывали все вокруг, едкие и жгучие из-за стрельбы тяжелых болтеров. Дома, обступившие улицу, стали незрячими: стекла вылетели еще до начала наземной операции. Все районы города обратились в пустыню, и все это лишь за три дня интенсивной деятельности Волков.