Текст книги "Путь небес (ЛП)"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Глава 5

Карио не двигался, парализованный холодной яростью. Вокруг него в буре, поднятой улетевшей «Грозовой птицей», кружили осколки бронестекла.

В конце концов, одному из его легионеров удалось найти пульт управления атмосферными заслонками. Яростный кислородный ураган стих, оставив вместо себя только вакуум. Последние из частей тел и корпусов когитаторов бесшумно ударились о палубу.

Префектор медленно расслабил сжимавшую меч руку. К нему подошел Хайман, практически не получивший ни единой царапины. Он почти всегда так выглядел после боя.

– Я думал, что их будет больше, – передал легионер по внутреннему каналу связи.

Карио сделал глубокий вдох и кивнул. Он встряхнул себя и отправил саблю в ножны.

– Я тоже, – согласился он. – Зачем утруждать себя захватом этих судов, если тут же бросать их?

Он подошел к нескольким все еще функционирующим линзам ауспика, находящимся на краю командной платформы. На темных экранах все еще мерцали тактические схемы, отмечая траектории сухогрузов среди кружащихся военных кораблей. Общая ситуация теперь стала ясна: сильно уступавшие в численности Белые Шрамы отошли на свои фрегаты и направились к точке Мандевилля. При отступлении они потеряли большое количество штурмовых кораблей, но оба боевых судна сумели обойтись без повреждений.

Карио почувствовал первые приступы тревоги, когда смотрел на скользящие по кристаллу точки света.

– Эти транспорты приготовились к варп-прыжку, – пробормотал он, припоминая слова противника.

Хайман кивнул.

– Я отправил Вораинна деактивировать процедуру.

С самого прибытия на сухогруз такт работающих двигателей становился все громче. Ближе к концу его звук не соответствовал ни одной подготовительной процедуре, которую доводилось слышать префектору. Теперь же вакуум не давал оценить, продолжала ли расти громкость.

«Зачем утруждать себя захватом этих судов…»

Он развернулся и посмотрел через разбитое перекрытие наблюдательного купола. Огромные корпуса других сухогрузов были все еще видны. По их внешнему виду едва ли можно было сказать, что на них обрушилось. На мостике каждого корабля находились Дети Императора. Их бои закончились быстро.

«… если тут же бросать их?»

Карио зашагал прочь. Уцелело шестеро легионеров абордажной партии.

– Все за мной, – приказал префектор. – Свяжитесь с Вораинном. Пусть возвращается.

Отделение подчинилось немедленно, и они поспешно направились назад путем, которым сюда добрались. Когда легионеры прошли через атмосферные заслонки в задней части мостика в герметизированные зоны, вернулся вой двигателей. Оглушительный и хриплый, словно глубоко внизу корабля в клетках ярился безумный зверь.

– Приоритетный сигнал. Всем истребительным командам вернуться на свои корабли!

Он бросился бежать. Из одного из многочисленных боковых помещений выскочил Вораинн и присоединился к ним.

– Сколько? – спросил Карио.

– Считанные секунды, – невозмутимо ответил Вораинн.

Карио выругался. Они были далеко от ангаров, да и в любом случае Белые Шрамы не оставили бы там свой абордажный корабль. Они либо улетели на нем, либо уничтожили. Префектор ускорился, вспоминая каждую деталь пути, которым они добрались до мостика.

«Неподалеку должны быть спасательные капсулы для команды мостика».

Палуба под ногами содрогнулась. Шум двигателей превратился из хриплого скрежета в нечто напоминающее вопль, отражаясь от высокого потолка зала.

Карио добрался до пересечения с боковым коридором. Один путь вел прямо по дороге, которая привела к мостику, другой – налево, в неизвестные секции корабля.

Префектор пошел налево. В этот момент раздался первый взрыв, разрушивший стены позади легионера. Урелиаса накрыло ударной волной и раздавило двумя столкнувшимися секциями стены. Остальные воины ускорились, побежав по рушащимся коридорам. Из выбитых взрывом панелей били огненные струи.

Загремели вперемешку новые взрывы. Карио стало не по себе, когда он подумал обо всех тех боеприпасах, что хранились в отсеках.

– Комплекс спасательных капсул, – доложил Вораинн.

Как только он это произнес, потолок над легионерами Детей Императора рухнул под напором горящей плазмы. Вораинн и трое других воинов исчезли в обвале, полетев в недра корабля, когда палуба превратилась в пылающие обломки.

Все, что могли сделать Карио с Хайманом – это попытаться обогнать растущую волну разрушения. Балки ломались и гнулись, едва различимые в мареве запредельного жара. За легионерами по пятам следовал ад.

Они ворвались в узкий отсек, в дальней стене которого находился длинный ряд капсул. Большинство были разрушены многочисленными взрывами или, возможно, теми, кто неправильным запуском двигателей вывел их из строя.

Карио и Хайман побежали вдоль ряда, выискивая целые устройства. К тому времени, когда они добежали до конца комплекса, стало очевидным, что осталась только одна одноместная капсула, сверкающая первыми вспышками пламени. Через несколько секунд она тоже начнет плавиться и станет непригодной.

Карио бросил быстрый взгляд на боевого брата.

Хайман обнажил меч и отсалютовал им.

– Дети Императора, – сухо произнес он.

Карио ответил тем же.

– Смерть врагам Его.

Затем он влез через воздушный шлюз капсулы и активировал стыковочные зажимы. Снаружи, пока конструкция сухогруза превращалась в жидкое пламя, Хайман работал над тем, чтобы вручную включить механизм разблокировки, гарантировав спасение своему префектору.

Карио затянул фиксирующие цепи, активировал процедуру старта и отправил команду запуска.

Двигатели капсулы ожили, затопив отсек позади префектора плазмой. Карио на долю секунды показалось, что он услышал мучительные крики Хаймана. Затем врата в корпусе корабля открылись, и капсулу выбросило в пустоту.

Скорость была ошеломительной, почти такой же, как у абордажной торпеды, но менее управляемой. За несколько секунд Карио полностью потерял ориентацию в пространстве, пока крошечный адамантиевый шар безумно мчался в бездну. Через круглые иллюминаторы Палатинский Клинок мельком видел кружащиеся в пустоте огромные очаги пламени и силуэты разбитых боевых кораблей.

Карио постепенно взял под контроль вращение, используя едва работающую систему управления двигателями. Легионер сделал глубокий вдох и попытался сориентироваться. Огромная стена из красно-ржавого металла стремительно удалялась от него. Префектор увидел значки картеля Мемноса и старых имперских судоходных гильдий. Каждый символ отмечали следы вытекающей плазмы.

Затем «Терце Фалион» взорвался.

Удар последовал тут же. Из эпицентра взрыва разошлась волна из разорванного металла, затмив все вокруг вихрем кружащихся обломков. У Карио было время, чтобы прижаться к фиксирующей клети, прежде чем волна обушилась на капсулу. Она снова закружилась под ударами потоков раскаленных газов.

Хотя Карио не мог знать об этом, но каждый сухогруз конвоя был подготовлен к взрыву в одно и то же время, превратив всю цепь громадных судов в миниатюрные солнца. Казалось, сам космос воспламенился, разъярился, превратился в растущий ураган жара, света и ошеломительной скорости. Все, что мог префектор видеть через кружащийся иллюминатор – это кувыркающиеся массы красного и оранжевого цветов. Грузовые суда обладали огромными размерами, намного превосходящими даже самые могучие линкоры Легиона, и их предсмертная агония напоминала гибель миров.

К тому времени, как ураган стих, капсулу Карио отбросило далеко от ядра сферы битвы, ее оптические приборы раскололись, а двигатели сгорели. Хотя толстая обшивка выстояла под натиском самых мощных ударных волн, внутри узкого отсека уже мигали сигнальные руны, указывая на многочисленные сбои в системах капсулы.

– «Сюзерен», – вызвал воин по воксу, гадая цел ли его корабль.

Некоторое время ответом было только шипение. Затем, после еще нескольких попыток, связь с треском ожила.

– Мы определили вашу позицию, префектор, – раздался голос Харкиана.

Карио устало откинул голову на металлический нашейник внутренней клетки.

– Статус. Что с фрегатами?

– Один уничтожен. Другой поврежден.

Карио холодно улыбнулся. Он знал, точно знал, что воин в доспехе стального цвета вернулся на выживший корабль.

– Как называется?

– «Калджиан», повелитель.

– Из транспортов кто-нибудь уцелел?

– Никак нет. Три корабля взорвались. Число жертв все еще…

– «Калджиан». Сохраните это имя и передайте всем нашим прорицателям разыскать его след в эфире. Сообщите всем братствам, что их долг чести найти и уничтожить этот корабль. Вызовите апотекариев и передайте, пусть придумают новые пытки.

На другом конце возникла заминка.

– Будет сделано, господин.

– Я снова с ним встречусь! – громко закричал Карио, хотя больше не обращался к Харкиану. Влекомая силой инерции вращающаяся спасательная капсула мчалась вперед.

Он был невредим. Как и его клинок.

Хотя враг и был побежден, но остался жив. И это было недопустимо. Карио должен закончить все дела до того, как слухи о судьбе Легиона окажутся правдивыми.

Перед глазами появилось смутное рогатое видение из снов. Похотливое, уверенное и сильнее прежнего. И оно будет становиться только сильнее, используя каждую неудачу, чтобы обосновать необходимость возвышения.

Карио закрыл глаза. Он вошел в состояние боевой медитации, чтобы погасить свой гнев и вернуть холодный рассудок дуэлянта. Он мысленно повторил то, что сделал и где допустил ошибку, и твердо решил сделать выводы из нее, чтобы стать более проницательным, сдержанным и еще более совершенным.

Вращающаяся словно снаряд капсула летела все дальше, в охваченную войной пустоту.

– Я еще увижусь с ним, – произнес префектор, зная, что так и будет.

Ощущение.

Ощущение.

Возбуждение, волнение, отвращение, восторг, бесконечность ощущений.

Не было ни слов, ни образов, ни возможности объяснить эту всеобъемлемость. Для этого нужно было прожить ее, позволить жидкости течь по венам и наполнить их огнем, который был и болью, и удовольствием и забвением.

Боль никогда не уходила. Она росла и стала настолько мучительной, что его крики превратились в реальные, срываясь с потрескавшихся губ и рождаясь в окровавленных голосовых связках. Но это не имело значения, так как боль напоминала ему, что он все еще жив, а леденящий холод потустороннего мира был раздражителем для следующей жизни. Каждый вздох был доказательством этого. Он оправдывал лорда-командора, добавлял ему величия, подпитывал ту адскую топку, что горела в его набухших, деформированных сердцах.

Эйдолон бросился в битву. Каждый взмах громового молота, каждая вспышка при ударе металлического бойка, каждая отдача от тяжелой рукояти, когда оружие ломало кости и броню сливались в смесь свежего опыта.

И лорд-командор желал большего.

Большего.

Разделенная Душа рванул вперед. Зрение расплылось цветными пятнами, став рваным и сверхчувствительным из-за обрушившегося на поврежденные авточувства доспеха огромного потока входящих данных. Эйдолон чувствовал, что его смертное тело значительно превзошло свои изначальные, генетически улучшенные пределы. Сейчас в его крови свирепствовали стимуляторы Фабия. Однажды они убьют его, если это не выйдет у врагов, но лорду-командору все равно нравилось то, что они сделали с ним.

Это было наградой. Бессчисленные страдания его новой жизни находили свое вознаграждение в таких моментах. Фулгрим не был глупцом. Как и не был слабым или обманутым. Он увидел это раньше любого из них: горизонт событий, протянувшийся далеко за пределы того, что ложь Единства приготовила им. Человечество и было создано ради этого: измениться, вырасти, принять мантию чего-то большего. Темная судьба была жестокой, но и, кроме того, алтарем творения, превращавшим вместилища слабой плоти в носителей новых и деятельных божеств.

«Мы не вырождаемся, – подумал Эйдолон, раскрутив молот и пробив им грудь легионера Белых Шрамов. – Это – то самое совершенство, в котором нам всегда отказывали».

На линзы шлема брызнула кровь, залив мир тонким слоем багрянца. Раздувшиеся ноздри лорда-командора уловили ее запах, сверхнасыщенный адреналином и питательными веществами. Продукт биотехнологического гения Ложного Императора.

«Мы улучшаем его, – рассмеялся вслух Эйдолон. Этого звука было достаточно, чтобы разбить стекло и смять свинец. – Мы улучшаем его!»

Переполненный эмоциями, лорд-командор наклонился вперед и широко ухмыльнулся. Выпущенные на волю мириады чувственных возможностей почти полностью захватили его, и ему пришлось приложить усилия, чтобы удержать себя в руках.

Стену шума разорвало на части, словно огромный занавес. Что-то бросило вызов какофонической ауре, притупляя ее грани и отталкивая назад.

Эйдолон сильно моргнул, заставляя себя вернуть самообладание. Он увидел приближающихся воинов в терминаторских доспехах в сопровождении ткачей варпа в тускло-белой броне. Увидел, как по венам последних струятся необузданные энергии, сияя, словно фосфор во тьме.

«Они сильны», – отметил он, напомнив себе, что не стоит удивляться. Шаманы Белых Шрамов были могучими псайкерами. Такими же, как и читающие по рунам Фенриса, только более честными.

– Прочь! – закричал Эйдолон, и мир вспыхнул от величия его смертельного крика.

Но они продолжали прибывать, выдерживая ураган разрушения, вызванный психозвуковым взрывом. Они ступали в него, защищенные силой своей странной магии и физическим великолепием боевых доспехов.

Самый могучий из этих воинов носил золотой шлем с гребнем в виде дракона, который для размытого зрения Эйдолона казался живым: челюсти зверя щелкали, а глаза сверкали золотом. Этот воин превосходил ростом всех прочих и сражался с грацией, выдерживая звуковую бурю так, словно был рожден для этого. Лезвие его длинного изогнутого меча пылало отражениями пожаров.

Эйдолон рассмеялся. Он едва замечал своих братьев, безудержно устремившихся в бой. Элитные воины двух Легионов обрушились друг на друга. Тяжелая броня зазвенела от удара штампованной стали, а воздух зашипел от мощных эфирных выбросов. Вокруг противников полыхнула неистовая магия, вспыхивая при столкновении с расходящимися волнами демонических воплей.

Враг ждал лорда-командора, пронзая кривым мечом тех, кто бросался на него, с почти небрежной безупречностью. Было что-то поразительное в его движениях – свобода, которую ни один из рожденных на Кемоше никогда бы не позволил себе.

Эйдолон поднял молот, оценивая дистанцию сквозь туман шума и цвета. Искаженные тактические данные говорили ему о растущей в доках битве: целые отделения сгорали, штурмовые корабли падали, шагоходы уничтожались. Наступление захлебнулось в болоте позиционного сражения. Этот враг не мог захватить Основу. При всей своей агрессивности ему недоставало численности. И отступление было всего лишь вопросом времени.

Эйдолон улыбнулся, чувствуя, как трескается кожа на губах.

– Смелая попытка! – выкрикнул он. – И все же ты пришел не туда.

Противник промолчал. Стяги с молитвами хлестнули о доспех цвета слоновой кости, когда воин развернулся, переходя в атаку. Такой быстрый, такой раскрепощенный.

Они сошлись. Эйдолон поднял молот, чтобы встретить удар, и два оружия зазвенели от столкновения. Разделенная Душа отшатнулся, преследуемый огненным клинком. Эйдолон снова закричал, от его вопля задрожал воздух, но на врага это не подействовало. Молот и меч снова скрестились.

В этот раз удар причинил Эйдолону боль. Лорд-командор отступил, в глазах у него потемнело. Противники продолжали обмениваться сокрушительными ударами, от которых раскалывалась палуба, оставались вмятины в древней броне и пузырился пылающий воздух.

– Ты не сможешь сбежать через Врата Калия, – прошипел Эйдолон, чувствуя вкус крови, как собственной, так и тех, которых уже убил. – Эта дверь закрыта для вас.

По-прежнему никакого ответа. Воин в драконьем шлеме возвышался над ним.

«Уклон, удар, отступление, снова уклон. Потрясающий воин».

Эйдолон вынужден был отступать, в то время как его воины удерживали позиции. А возможно, штурм был затеян именно для этого: снова покончить с ним, лишить III Легион его лучшего тактика.

Молот и тальвар звенели и дрожали при столкновении, отбрасывая разряды расщепляющих полей во все стороны. Раздутый нагрудник Эйдолона треснул, исторгнув белый шум из поврежденных усилителей. Лорд-командор упал на одно колено, глядя, как приближается воин в драконьем шлеме, чтобы нанести завершающие удары.

Когда тень врага упала на Эйдолона, он криво ухмыльнулся. Быть убитым двумя примархами – кто еще мог заслужить такую честь?

Однако, среди рева огненного шторма, воплей мертвых и умирающих, взрывов снарядов и крак-зарядов, его вдруг осенило.

– Но ты не он, – сказал Разделенная Душа, крепко сжимая громовой молот. – Ты не можешь им быть, иначе я бы уже был мертв.

Он поднялся и, сжимая обеими руками молот, выбросил его перед собой. Два оружия снова столкнулись, сгибаясь от убийственных повторяющихся ударов. В этот раз отчаяние Эйдолона придало ему сил, и он чуть-чуть оттеснил своего противника.

Поток ощущений вернулся, словно в награду за догадку. Эйдолон снова рассмеялся.

– Так почему же он отправил тебя? Ты ведь не знаешь, с кем сражаешься?

Его враг удвоил свои усилия, отвечая колдовским, бешеным от стимуляторов ударам своими яростными атаками. Его скорость была великолепной, а расслабленная манера сражаться почти напоминала ксеносов.

– Ты всего лишь один из его чемпионов, – проскрежетал Эйдолон, вынуждая противника отступать. Он вполуха слышал растущий шум битвы – какофоны оттесняли грозовых пророков, а Дети Императора по всем докам отбивали разрушенную территорию.

Эйдолон нанес свирепый удар наотмашь, угодив в золотую маску, от чего противник пошатнулся. Лорд-командор перехватил инициативу, снова попав в цель – на этот раз боек молота врезался в рельефный доспех. Тальвар контратаковал, зацепив ведущую руку и разрезав керамит, но это не остановило яростную атаку. Эйдолон сделал выпад и попал в вокс-решетку драконьего шлема. Маска из золота и слоновой кости раскололась, обнажив лицо.

Эйдолон выбросил свободный кулак, и тот с хрустом врезался в открытое лицо врага. За первым последовал шквал новых ударов: в шею, плечи, горло. Лорд-командор Детей Императора сражался, как первобытный дикарь, полагаясь только на грубую силу. Два воина сцепились словно звери, и Белый Шрам в драконьем шлеме, наконец, поскользнулся на окровавленной палубе.

Разделенная Душа запрыгнул на него, как лев на свою добычу, и наклонился к изувеченному лицу врага.

– Ты проиграл, чогориец, – прошептал Эйдолон. – Более мудрый Легион давно бы сдался.

Впервые его враг вроде бы пытался заговорить. Рваный шрам на щеке был едва виден через расколотую лицевую пластину.

Эйдолон еще больше приблизил лицо.

– Что ты сказал?

Слова было не разобрать. Только хриплый шепот. Эйдолон, теряя терпение, схватил обнаженное горло и приготовился сдавить его.

– Знай, путь через Врата разрушен, – сказал ему Эйдолон настолько тихо, насколько позволяла аугметика, глядя на то, как густая кровь стекает по пурпурной перчатке. – Даже если бы ты победил здесь, это было бы бесполезно. Вам не сбежать на Терру. Все пути под присмотром и все они охраняются.

Его враг все еще пытался заговорить. Эйдолон еще больше сжал хватку, выдавливая из него жизнь.

– Ты проиграл. Знай. Ты проиграл.

И тогда, вопреки всему, воин заговорил, выдавливая слова сломанной челюстью.

– Это… – прохрипел он.

Заинтересованный Эйдолон ослабил давление.

– Это…

Издалека раздался гул, возвещая о новых разрушениях. Доки продолжали разрушаться, причал за причалом.

– Говори! – прошипел Эйдолон, сдержав смертельный удар еще на минуту.

Белый Шрам сумел сфокусироваться на своем враге. На изувеченном лице сияли ясные карие глаза, все такие же бесстрашные и пылающие все той же холодной яростью.

– Это отвлекло тебя… от… Эревайла.

От этих слов Эйдолон разжал хватку и выпрямился. Ему вдруг стало не по себе, как будто рокот и эхо в ушах одурманили его разум.

Он знал это название. Или нет? В горле пульсировали стимуляторы, мешая вспомнить. Эревайл. Воин? Еще один варп-канал.

Да, да. Он знал. Планета. Но Эревайл, вне всякого сомнения, не представлял никакой ценности. Всего лишь мир, захваченный несколько месяц назад. Он располагал сильным гарнизоном и находился далеко от главных варп-маршрутов. Но он был там. Ради этого со всего сектора стянули силы: для атаки на мемносский конвой, для других рейдов, для этого штурма.

– Что находится на Эревайле? – спросил Разделенная Душа, снова присев и обращаясь частично к побежденному воину, а частично к самому себе. Перед глазами плыли размытые цветные пятна. Эйдолон снова потянулся к шее воина, собираясь поднять его. Белый Шрам был все еще жив. Его можно было допросить, причинив невообразимую для смертного боль. Даже сейчас его можно было заставить говорить.

В тот момент, когда пальцы Эйдолона коснулись расколотого горжета, в него врезалась ударная волна, отшвырнув прочь. Когда он поднялся, палубные плиты вокруг него были скручены. Боек громового молота снова ожил, роняя искры. Лорд-командор прим стремительно обернулся, выискивая источник атаки.

В окутанных дымом доках сражение неуклонно склонялось в пользу III Легиона. Целые подразделения Белых Шрамов отступали под прикрытием сильного огня зависших штурмовых кораблей. Внутренние Врата продолжали пылать, но так и не были захвачены. Продолжали подходить тактические отделения Детей Императора, наступая из внутренних помещений на уровень пустотных причалов.

Перед Эйдолон стоял псайкер в багровом доспехе, в то время как его боевые братья медленно отступали. Библиарий возвышался над телом сраженного воина в драконьем шлеме. Закованная в броню фигура потрескивала серебристо-черной энергией.

– Нет, – произнес неизвестный. – Не для тебя.

Его голос отличался от прочих. Интеллигентный, правильно произносящий слова на готике и без такой выраженной чогорийской интонации. На миг Эйдолон не мог разобраться, пока, наконец, не соотнес воедино противника и цвета его доспеха.

– Неожиданно, – пробормотал он, накапливая энергию для смертельного крика, который расколет доспех легионера Тысячи Сынов и превратит его тело в пылающие ошметки кожи. – Я думал, что вы на нашей стороне.

У чародея не было оружия, но его перчатки шипели искажением, словно наполовину погруженные в другой мир. Даже посреди тумана химических стимуляторов, его мощь для Эйдолона была очевидна. Чародей Просперо, которого каким-то образом забрали из руин родного мира, теперь сражался вместе с бандами пустотных варваров.

– Не пытайся подойти к нему, – предупредил сын Магнуса, – или твоя нить оборвется здесь.

Эйдолон почувствовал, что улыбается, раньше, чем сделал первый шаг. В аугментированных легких накапливался смертельный крик, раздувая грудь и готовясь вылиться в опустошительный атмосферный пузырь.

– Оборвется снова, – поправил лорд-командор, сделав первый вдох.

Но чародей опередил его. Его движение было сложно отследить, как будто оно было задумано еще до первых слов врагов. Подготовленное вне времени и теперь выброшенное в настоящее, оно оказалось быстрее самой мысли. Раскинутые в стороны мерцающие перчатки сына Просперо были обвиты видимыми вихрями, которые вытягивали из реальности свет и форму.

Эйдолон раскрыл рот в тот самый миг, когда все рвануло. Его подбросило высоко в воздух, голова ударилась о внутреннюю поверхность шлема. В ушах снова заревели беснующиеся ветра. Затем он рухнул на палубу в тридцати метрах от места, где стоял.

Оглушенный лорд-командор поднял голову и постарался найти точку опоры. Громовой молот куда-то подевался, а весь панцирь по ощущениям залило кровью. По дисплею шлема зигзагами пробежались трещинки помех, от чего поле битвы плясало и прыгало.

Он в последний раз увидел чародея, который в одиночестве стоял посреди опустошения. Психический удар сравнял с землей огромный кусок поля битвы, разбросав какофонов и превратив адамантиевые плиты в тлеющий лом. От сжатых кулаков, словно в такт пульсирующему сердцу продолжали расходиться вторичные волны его мысленного удара.

Эйдолон попытался закричать, но в результате его чуть не стошнило из-за влажных волн абсолютной боли. Он посмотрел вниз и увидел, в какую развалину превратился его безупречный доспех, к тому же весь залитый кровью. В рваных отверстиях блестела обнаженная плоть, не утратившая своей бледности даже в свете прометиевых пожаров.

Поморщившись, Разорванная Душа поднялся на ноги в тот самый миг, когда чародей телепортировался вместе с раненым подопечным. Вне всякого сомнения, они оказались на одном из тех громадных кораблей, которые все еще оставались на близкой позиции над Основой. По всем швартовочным зонам части Белых Шрамов эвакуировались четко отлаженными рейсами грузовых судов при поддержке непрерывных атак многочисленных пустотных истребителей.

Силы III Легиона отреагировали, передислоцируя части и артиллерию, чтобы сбить как можно больше кораблей. Они добились определенного успеха, и потери врагов оставались тяжелыми, но этого было недостаточно, чтобы остановить отступление.

– Вот, что они делают, – пробормотал себе под нос Эйдолон. – Никогда не остаются неподвижной целью, приходят и уходят, как птицы над падалью. Но ради чего?

Доклады начали поступать, как только системы доспеха отреагировали на шок. Эйдолон чувствовал, как с отступлением врага быстро падает содержание боевых стимуляторов в крови.

Поступали сигналы от Коненоса и Вон Калды. Охотники рвались с поводков, жаждая свободы, чтобы бросить в погоню за дикарями.

Эйдолон не обращал на них внимания. Он смотрел за пылающие доки, туда, где идеально сконструированными изгибами возвышалась сверхмассивная громада Основы. Лорд-командор мог представить тысячи душ смертных, как тех, кто был под его командованием, так и тех, кто поклялся убить его, увязшие в маневрах и контрманеврах…

Все они были уловками. Уловки в Мемносе скрывали новые уловки над Калием. Хан показал правую руку, затем левую, но клинок все так же оставался невидимым.

Эйдолон облизал губы, едва заметив вкус свернасыщенной кислородом кровью.

– Так что же есть на Эревайле? – задумался он, не обращая внимания на пылающие вокруг доки. – Что он там нашел, а я – нет?