Текст книги "Путь небес (ЛП)"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Шибан неуклюже опустился, доспех лязгал, компенсируя движение.

– Ты думаешь, я бы убил тебя? – холодно спросил Шибан. – У меня есть приказы.

Торгун, наконец, опустил силовой меч.

– И ты никогда в них не сомневался.

– Никогда.

Торгун сплюнул кровь на палубу.

– Не думай, что я стану умолять тебя, мой брат. Я прибыл, потому что меня вызвали, а не потому что желал этого.

– Плевать я хотел на твои желания, – сказал Шибан. Его голос изменился более всего, теперь он был грубее и не только из-за имплантов в горле. – Тебя не сразит ни моя рука, ни чья-либо другая в Легионе. Но и ты не вернешь себе почетное место – я прослежу за этим, если ничего другого не остается. Какой бы ни была самая позорная обязанность, она достанется тебе. Когда петля затянется, и мы снова пойдем в бой, ты не примешь в нем участие. Если мы добьемся победы, ты не станешь ее частью. Ты будешь находиться в тылу, в резерве, среди смертных и безмозглых.

Торгун впился в него взглядом, сжав челюсть. Хотя он тоже получил ранения за время долгого изгнания, его лицо не пострадало, а доспех функционировал. Из двух ханов именно он больше походил на легионера Белых Шрамов.

– Значит, ты сделаешь наше возвращение напрасным.

– Ты будешь служить, но не искупишь вину. Нет никакого искупления. Тебя отправили на смерть, и ты даже с этим не справился.

Шибан поднялся, оставив Торгун стоять на одном колене. Хан развернулся и направился к ожидающему шаттлу.

– И это все? – закричал ему вслед Торгун. – Только для этого ты прибыл – устроить это выступление?

Шибан не остановился. Его воины последовали за командиром.

– Когда-то ты бы рассмеялся над этими словами, – выкрикнул Торгун. – Ты бы рассмеялся даже от одной мысли о них.

Шибан продолжал идти. Двигатели шаттла снова увеличили обороты, залив площадку волной клубящегося дыма.

– Ты мне не судья, Шибан-хан. Ты судил меня с самой первой нашей встречи, но не ты повелитель этого Легиона.

Шибан продолжал идти. Он на ходу надел шлем, скрыв сморщенную массу рубцовой ткани на шее.

– Что с тобой случилось? – выкрикнул Торгун, поднимаясь на ноги.

Только тогда Шибан остановился, словно собираясь повернуться. Он выждал секунду.

– То же, что и со всеми нами, – тихо ответил хан, так и не обернувшись.

Затем он поднялся в десантный отсек, и рампа закрылась. Двигатели шаттла заревели, корабль снова поднялся в воздух, круто развернулся и устремился к пустотным вратам.

«Гордое сердце» привело флот в систему Эрелион. Корабли шли в плотном строю, который давал возможность немедленно ввести в дело в носовые лэнсы. На большом удалении от главных сил шли разомкнутым строем эскортники, прощупывая пустоту сканерами дальнего действия.

Сотни сигналов непрерывным потоком возвращались на корабли, смешиваясь и накладываясь друг на друга, тогда как авгурные лучи сортировали массу показаний для последующей обработки.

Наблюдая за происходящим, Эйдолон почувствовал, как в изувеченном теле начинают расти первые симптомы боевого возбуждения. Он проковылял обратно к тронной площадке, рыская по ее границам, как зверь, которого вот-вот выпустят из клетки.

– Говори, – прорычал он. – Рассказывай все.

Магистр вахты не могла отвернуться от своего поста, с тех пор, как три месяца назад ее приковали к нему. Ее глаз не было видно из-за отполированных кабелей, по которым поступали данные от сенсоров флагмана прямиком в ее пропитанный наркотиками мозг.

– Многочисленные сигналы капитальных кораблей, – с высокопарной монотонностью доложила она. – Они движутся на один-девяносто-тридцать. Мы находимся между ними и точкой Мандевилля.

Эйдолон ухмыльнулся. Его боевая группа увеличила скорость. Он следил за потоком данных, поступающих со всех секторов строя – орудийные порты открывались, макроорудия выдвигались, в лэнсы подавалась максимальная энергия, пустотные щиты включили на полное покрытие.

Коненос возглавлял правый фланг, проводя те же самые расчеты. Карио мчался в авангарде, безрассудно стремясь первым вступить в бой. Когорты какофонов, только прибывшие с Калия, принимали последние боевые стимуляторы. Целые роты тактических десантников прилаживали последние элементы доспехов, прижимая пластины к улучшенной плоти и шепча молитвы восторга.

– Дайте картинку, – потребовал Эйдолон, не обращая внимания на собравшуюся в уголке рта слюну. – Я хочу их увидеть.

Первые изображения были зернистыми и дрожащими, так как поступали с максимальной дистанции. И все же, его кровь закипела от удовольствия от вида светлых кораблей, уже набирающих ход, но далеко не готовых к варп-переходу, рассредоточенных, дрейфующих на высоком якоре над газовым гигантом, словно только после прибытия.

– Неосмотрительно, – пробормотал Эйдолон. – Не похоже на них.

Он вернулся к трону, где ждал хозяина его раздутый шлем.

– Всем кораблям набрать атакующую скорость, – приказал он. – Не дайте им развернуться.

В предвкушении неизбежного столкновения дыхание лорд-командора стало более тяжелым и влажным.

– Никто не должен уйти.

Эскадра III Легиона разогналась до полной скорости. Каждый командир выбрал себе цель, каждый старший комендор подготовил огромные установки противокорабельных орудий. Эйдолон наблюдал за развертыванием с «Гордого сердца», шедшего в авангарде и готового нанести первый и, несомненно, самый мощный удар.

И тут пришли первые противоречивые сигналы. По сенсорным ямам волной прокатилось беспокойство, а за ней последовал испуг. Вспыхнули предупредительные руны, а от станции к станции забегали офицеры, чтобы подтвердить данные.

Первой заговорила магистр вахты.

– Милорд, мы опоздали.

Эйдолон повернулся к ней.

– Ты что ослепла? – закричал он. – Я вижу их! Вижу собственными глазами.

Он яростно указал на огромные экраны, которые висели над командным троном и были соединены толстыми с железной оплеткой кабелями с главными перископами. Изображения начали стабилизироваться, избавляясь от густого слоя помех.

Минуту лорд-командор не хотел верить увиденному. Он позволил атаке продолжаться, надеясь вопреки самой надежде, что была допущена ошибка и ее все еще можно исправить.

В конце концов, из-за заблуждения его вывело аудиосообщение.

– Боевая группа Третьего Легиона, – раздался скрежещущий, безошибочный акцент Барбаруса по межфлотской связи, как обычно неприятный и бесстрастный. – Это «Стойкость». Вы находитесь на курсе перехвата, ваше вооружение активировано. Мой господин поручил сообщить вам, что если не примите более приемлемую траекторию, тогда будете обезврежены.

Эйдолон не шевелился, словно приготовившись к атаке. Он чувствовал, как внутри вскипает вопль разочарования и подавил его. Дай ему волю, и он сдерет кожу с половины экипажа.

Флот двигался вперед. Изображения постепенно становились все отчетливее, и лорд-командор разглядел носовые эмблемы белых кораблей – плохо покрашенные мертвые головы.

– Уменьшить мощность двигателей, – в конце концов, прорычал он. Лорд-командор отвернулся, не желая больше смотреть на тех, кого принял за врагов. – Рассредоточиться. Выполняйте.

Он услышал, как передаются приказы, и каждый был подобен удару ножом в сердце.

– Новые приветствия, милорд, – раздался изнуренный голос магистра вахты. – Повелитель Смерти требует вашего присутствия, у него есть новости от магистра войны. Что мне ответить?

Эйдолон сделал долгий, страдальческий вдох.

– Скажи ему, я приду. – Он снова начал ходить, позволяя боевым стимуляторам стихнуть, а крови остыть. – Скажи, для меня будет честью, подлинной честью, разговаривать с Грозным Освободителем Барбаруса.

Он снова посмотрел в пустоту. Газовый гигант обладал редкой красотой, его цвет был одновременно насыщенным и разнообразным. И таким бесполезным для дикарей, которые висели на его орбите, и с которыми лорд-командор был обречен сотрудничать.

– Постарайся говорить искренне, – сказал он. – Мне говорили, что у него ранимая гордыня.

Часть III

Глава 15

Они больше не играли в го. Раньше Илья с Ханом проводили много часов, раздумывая над черными и белыми камнями, обсуждая образ действия степей и высшего имперского командования, размышляя о параллелях между разработанными ими тактическими приемами и теми, что использовались в окружавшей их пустоте.

Она не помнила, когда все закончилось. Возможно, после первого по-настоящему тяжелого поражения, когда силы Железных Воинов точно спрогнозировали атаку на гарнизонный мир Илювуин и уничтожили два братства. После этого, настроения в Легионе изменились. И теперь камни в керамических чашах оставались нетронутыми.

Сейчас, снова находясь с ним наедине в покоях на борту «Бури мечей», Илья изучали лицо примарха, пытаясь вспомнить, каким он показался ей во время их первой встречи – на Улланоре, ставшим кульминацией крестового похода.

Генерал пришла к выводу, что Хан не стал выглядеть старше, а вот более уставшим – да.

Большинство атак он возглавлял лично, принимая главный удар вражеского авангарда. Илье довелось несколько раз быть свидетелем сражений, обычно при помощи пикт-трансляций, но находясь достаточно близко, чтобы почувствовать, как примарх использует свою мощь. Она видела, как он голыми руками переворачивает «Лендрейдер». Как атакует вопящие батальоны безумных мерзостей и истребляет их всех до единого. Как вырезает элитные части врага – почетную стражу терминаторов, отделения уничтожителей, роты ветеранов – словно те были новобранцами.

Никто не мог устоять перед одним из Восемнадцати.

Хан убивал и убивал, пока тальвар не заливал все вокруг кровавой пеленой, и все равно этого было недостаточно. Если его воля к битве и пострадала от этого, то он не подавал виду. Он говорил все в той же утонченной, неторопливой манере, балансируя между жизнями воинов и заданием выживания Легиона. Для примарха все оставалось таким же, как и в самом начале: в мире непрерывной маневренной войны, где границы значили ничтожно мало, а скорость – абсолютно все. Он не понимал жалости, ни к себе, ни к другим. Он делал то, для чего и был создан, как и все верные сыновья Императора.

И все же…

Примархи были сверхлюдьми, но не автоматами. Хотя Кагана никогда особенно не заботили ни имперские лозунги, ни территория, ни титул, он любил своих сыновей, а слишком многие из них погибли.

Он пристально смотрел на пламя, играя с длинным кинжалом кирил. Взгляд темных глаз был тяжел из-за раздумий. Илья сидела напротив, развалившись в накрытом шкурами низком кресле. Она сильно устала, но позволения уйти не получила.

Хан был задумчив. Она научилась понимать его поведение – это был один из тех редких случаев, когда примарху нужен был ее совет. Илья все пыталась понять, что они давали примарху, так как рекомендации таких влиятельных людей, как Есугэй и Тахсир были гораздо важнее. Но ей по-прежнему, время от времени, выпадала возможность поговорить с Ханом.

– Это был успех, Каган, – сказала она.

Он поднял голову, словно только заметив ее присутствие.

– Мм?

– Сбор. Восемьдесят четыре процента из известных оставшихся сил Легиона вернулись и находятся в варпе. Все капитальные корабли готовы к бою. Ваш флот цел, милорд. Ваша армия с вами.

Хан рассеянно кивнул.

– Успех. Ты права, сы.

– Вы могли бы проявить больше радости.

Его рот дернулся, и улыбка на худом лице получилась жуткой. Он поднял клинок к свету, повернув сталь одной стороной, потом другой.

– Я мог бы отпраздновать, если бы мы достигли цели. Ты даешь мне слабый шанс. Возможно, вообще нет никакого шанса. А значит, возможно, не будет причины горевать.

– Причина для скорби будет весьма серьезной.

– Я отказался от боев, которых жаждал. Поверь, это не просто, бежать от бури. Меня создали принимать ее.

Илья подняла брови.

– Так вот что вам не дает покоя? Милорд, вы сделали то, что было необходимо. У менее способного генерала Легион к этому времени был бы уже наголову разбит. Я знаю, о чем говорю, потому что служила под началом многих слабых генералов.

– Я дал нам выживание. – Примарх немного задумался над этим словом. – Это не то, что воодушевляет. Мне жаль, что я не причинил им больше боли. Мне хочется…

Илья так и не дождалась окончания фразы. Она вздохнула, оттолкнула от кресла и неуклюже поднялась. Вся мебель в покоях Хана предназначалась для размеров примарха, и генерал выглядела почти комично маленькой на ее фоне. Илья прошаркала к костровой яме и бросила в нее полено. Дерево – чогорийский хэло – ярко вспыхнуло, брызжа искрами.

– Ашелье найдет путь для нас, – сказала она с большей уверенностью, чем чувствовала. – Я знаю, что вы сомневаетесь во мне, но никто не знает больше о варпе, чем Питер.

– Вы мне говорили об этом много раз. – Хан не вставал, развалившись на кресле. Даже сидя, он выглядел опасным, словно на миг стихнувшая буря. – Если он не справится, враг быстро настигнет нас. Вы чувствуете его? Я, да. Я слышу его дыхание в ночи, такое же хриплое, как на Просперо. Он жаждет мести. Сгорает от желания продолжить бой, который мы не смогли закончить. – Лезвие кинжала вспыхнуло при повороте. – Как и я, сы. Бывают ночи, когда это все, чего я хочу. Ночи, когда я забываю о своей клятве и о том, что мои воины смотрят на меня во всех смыслах, и хочу только одного: броситься в бездну и снова найти его.

– Ваши сыновья говорят о том же, – тихо сказала Илья. – Вам следует прислушаться к Есугэю, так как он видит опасность такого решения.

Хан тихо рассмеялся звучным, грудным смехом.

– Я прислушиваюсь к Есугэю. Как и ко многим другим голосам. Клянусь четырьмя ветрами, я даже к вам прислушиваюсь, если вы верите этому.

– Верю, – сказала Илья, возвращаясь к своему креслу. – Конечно, верю. Ашелье посоветовала я, и из всех причин быть вам благодарной, это наибольшая.

Хан устал от игры с кинжалом и бросил его на стол. Примарх наклонился вперед и сплел длинные пальцы.

– Ложь была всегда, – задумчиво произнес он. – С самого начала. Мы проповедовали Имперскую Истину людям, и одновременно использовали чародеев и мутантов, чтобы они вели нас через небеса, и применяли те самые навыки, существование которых мы притворно не замечали. Я не мог мириться с этой огромной ложью. Она не могла продолжаться. Отсюда вытекает вопрос: почему этому позволили произойти?

Илья слушала. Она знала, что Хан только наполовину говорил с ней, а наполовину обращаясь к себе. Но это был один из редких моментов: откровение разума, который предпочитал оставаться наглухо закрытым.

– Мой Отец не чудовище и не простак. Если Он что-то делал, то только потому, что ему приходилось. Возможно, Он мог пояснить больше, но я не поверю, даже сейчас, что для Его решений не было причин. Он привел нас к Улланору, а затем покинул. После этого с Терры приходили только сообщения от Сигиллита. Какой проект мог отвлечь Его от крестового похода, который Он же и начал? Только тот, который был необходим для выживания. Поэтому я размышлял над каждым Его словом, сказанным мне, пытаясь найти объяснение, и я проклинаю все на свете, что мы говорили так мало, и что наши разумы так не похожи.

– В конце концов, я возвращаюсь к одной и той же мысли. Мой Отец ненавидел ложь так же сильно, как и я. Он знал, что Империум не может существовать, пока его фундамент покоится на варпе. Использовать этих мутантов и чародеев было необходимо, но их нельзя было терпеть. Они были временными инструментами, как громовые воины, объединившие Терру, клинками, которые со временем затупляются и выбрасываются. Нам всегда говорили, что Великий крестовый поход был конечной точкой, и все остальные действия были подчинены ему. Сейчас я полагаю, что это было ложью. Крестовый поход был начат, чтобы дать Ему нечто необходимое, возможно, знание. Может быть запретное, может быть утраченное, а может принадлежащее ксеносам, или взятое из эфира. Но после его находки Он вернулся и ввел в действие Свой план на века, и впервые со времен Эры Раздора Его разум больше не был обращен к Его созданиям. Поэтому они сбились с пути. Поэтому они пали.

Илья никогда прежде не слышала от Хана таких речей. Она никогда не слышала ни от кого, чтобы так говорили об Императоре, о котором Белые Шрамы всегда знали и которым интересовались сравнительно мало.

– О каком плане вы говорите?

Хан неопределенно мотнул головой.

– Я не знаю. У меня нет Его гения. Но подумайте вот о чем: навигаторы – последние из старых мутантов, последнее напоминание о нашем далеком ужасе. Они – самые чистые и самые убедительные примеры лжи, и пока Империум нуждается в них, он никогда не сможет быть в безопасности. Если мой Отец действительно намеревался претворить в жизнь Имперскую Истину, их ни в коем случае нельзя было оставлять. Должен быть другой путь. И другие, возможно в самом Нобилите, должны были знать или догадываться об этом.

Илья села в кресло.

– Теперь я понимаю.

– Понимаете что?

– Почему вы позволили мне искать Ашелье. Вы не верите в возможность возвращения. Вы хотите встретить свой конец в пустоте, сражаясь со своими братьями в честном бою. Вы разыскиваете Темное Стекло просто ради знания. Перед смертью вы хотите убедиться в своей правоте.

Хан улыбнулся.

– Нет, сы, вы судите меня слишком строго. Меня связывают клятвы. Если путь к Тронному миру есть, я последую им. – Улыбка растаяла. – Но если его нет, и все дороги закрыты, тогда, да, я узнаю, почему мой Отец повернулся спиной к нам. Это место может быть ключом, а может и нет. Вы видите, как мы рискуем, в то время как конец становится все ближе.

– А если время придет, – сказала Илья, пытаясь удержать его блуждающий взгляд, – если вы должны будете выбрать почетную смерть или бегство домой, что вы выберете? До каких пор ваша клятва связывает вас?

– До конца времен.

– Но вы дали не одну клятву, так какая более важная?

Хан не ответил. Его орлиное лицо отвернулось, снова обратившись к пламени.

– Когда вы научились задавать столь жестокие вопросы? – пробормотал он. – Я предпочитал, когда ваш страх не давал вам говорить.

– А какой смысл сейчас в страхе, Каган? После целой жизни на службе я видела, как миры людей уничтожают себя и возвещают о приходе якша из древних кошмаров? Я стара. В галактике не так много вещей, достойных страха, которого я не видела.

– Не будьте так уверены, – сказал Хан.

Тяжелее всего пришлось Саньясе.

После того, как системный прорыватель был брошен, сагьяр мазан переправили на тяжелое транспортное судно «Со Гамаил». Похоже, приказы исходили от Шибан-хана, которого называли Тахсиром – Восстановителем. Его имя произносили в Легионе с налетом почтения, хоть и настороженного. Воины знали, что он сделал, на Просперо и после него, но произносили имя магистра охоты Джубала с большим удовольствием.

Семнадцать отрядов сагьяр мазан вняли призыву и прибыли на сбор в Эрелион. В каждом из них число выживших было разным, давая в сумме сто тридцать два воина. Меньше чем должно быть в братстве, а значит, не заслуживая хана. Шибан сказал Торгуну, что они будут гнить в резерве, пока верные слуги орду сражаются с врагом.

«Со Гамаил» находился в арьергарде флотского ордера среди кораблей снабжения и боеприпасов. Должно быть, судно находилось на службе не одно десятилетия, возможно, намного больше, и его не поддерживали в хорошем состоянии. В отличие от линкоров помещения здесь были грязными, плохо освещенными, покрытыми ржавчиной. Капитаном был смертный, как и остальной экипаж, который не дотягивал до штатной численности. В большинстве своем они были чогорийцами и демонстрировали все почтение воинам сагьяр мазан, но, вероятно, не так же трепетно, как было бы в случае с верными воинами орду.

Торгун был старшим по званию среди присутствующих. Выжило несколько дарга, но ни одного хана из старых братств. Это само по себе было причиной для сомнений. В каждом косом взгляде он подозревал возмущение этим фактом. Он должен был быть первым на линии огня, как, вне всякого сомнения, были их ханы. Выживание само по себе было своего рода неудачей, даже для самих сагьяр мазан.

– Итак, ты был прав, – сказал ему Саньяса на второй день варп-перехода.

Они сидели в столовой, заполненной редкими группками посетителей. Снизу раздавался лязг и гул старых машин, натужно работающих, чтобы корабль не отстал от главных сил.

– На счет чего? – спросил Торгун, жуя вяленый кусок заменителя мяса.

– Нам не следовало возвращаться. Просто продолжать сражаться. Ждать, пока врагов не станет слишком много.

– Ты бы умер неизвестным.

– Так было бы лучше.

Но Торгун больше так не считал. Позор от встречи с Шибаном еще не прошел, но дал выход гневу. Израненный хан, несомненно, был прав – это было больше, чем совпадение. После Чондакса они преследовали друг друга, их пути пересекались снова и снова. Это была судьба, не случайность.

– Бои придут, – сказал Торгун. – Я поговорил с теми, кто прибыл до нас. Они говорят, что численность не в нашу пользу. Враг отрезал путь Легиону. – Он перекатил кусок мяса во рту. – Скоро мы все будем сражаться, так или иначе.

– Я не верю, что он знает, – сказал Саньяса, тыча в свою порцию.

– Кто?

– Каган. Я не верю, что он отдавал это приказ. Даже с давшими смертельную клятву обращаются благородно. Он бы не стал отзывать нас для этого.

Торгун сухо улыбнулся.

– Может и так, а может и нет. Думаешь, каждая истребительная команда в орду привлекает его внимание?

– Он бы не позволил такое обращение.

– Похоже, ты уверен.

– Так и есть, – сказал Саньяса, ударив кулаком по столу. Он наклонился поближе и понизил голос. – Мы можем обратиться к нему. Если Тахсир – его советник, тогда для нас не может быть искупления, но если он увидит нас…

Торгун рассмеялся, качая головой.

– Ты что не заметил, брат? Мы на войне, Легион соединился. На это нет времени, даже если была возможность.

– Раньше уже это проделали, – осторожно заметил Саньяса. – Так мне сказали.

Так и было. «Калджиан» приблизился к флагману при содействии людей на мостике «Бури мечей» в разгар замешательства в Легионе. Торгун вспомнил поток заблаговременных приказов, в основном от Хасика, которые привели к противоборству, которое опять же не могло быть просто случайностью.

– Это было тогда, – сказал Торгун.

– Это можно повторить. Или же Тахсир превосходит тебя во всем?

На миг Торгун почувствовал укол. Затем потянулся за следующим куском мяса.

– Не пытайся подтолкнуть меня к этому, брат.

Саньяса покачал головой, печально улыбаясь.

– Другие чувствуют то же самое, – сказал он. – Каган никогда бы не разрешил бы этого.

– У тебя не будет и шанса, чтобы проверить это.

Саньяса взялся за свою порцию.

– Возможно и нет, – сказал он, отрывая полоску синтетического мяса.

Мортарион долго ждал. Систему исследовали вдоль и поперек, и не нашли ничего, кроме обломков каких-то старых кораблей, уничтоженных перед отбытием V Легиона в варп. Авгурные тральщики отправили за границы системы, так далеко насколько позволяли их субварповые двигатели, после чего отозвали.

Они ничего не нашли. Хан исчез.

Это не вызвало ни удивления, ни сожаления. Судьба оставалась безмолвной к перспективе встречи, а имевшееся у примарха эзотерическое таро также оказалось бесполезным. На данный момент было достаточно знать, что добыча побывала в системе Эрелиона, возможно сбежав всего за несколько часов до прибытия Гвардии Смерти. Последующее появление Эйдолона только делала перспективу окончательной развязки более определенной.

Поэтому он ждал. Сначала в личных покоях, где советовался с книгами заклинаний. Затем изучал тактические данные, передаваемые ему экипажем мостика, обращая внимание на каждую деталь. После он вернулся к записанным показаниям пленного легионера Алгу, выискивая в них хоть что-нибудь, помимо Эрелиона. Примарх не рассчитал на большой успех, но было необходимо предпринять последовательные шаги, такие же неуклонные и тщательные, как и все, что он делал.

К тому времени, как Эйдолон, наконец, оповестил о своем прибытии на «Стойкость», все приготовления были завершены. Повелитель Смерти наблюдал за коротким перелетом сверкающей «Грозовой птицы» III Легиона в сопровождении эскадрильи штурмовых кораблей и под прикрытием канониров «Гордого сердца».

«Даже сейчас так мало доверия, – подумал примарх. – Это может стать нашим вечным даром Гору».

Он принял Эйдолона в пыльном Зале Протоколов, расположенном в глубине носовой части флагмана. В темном помещении висели обгоревшие боевые знамена, а на украшенных барбарусийскими глифами черных камнях были высечены длинные списки павших. В альковах мягко горели бледно-зеленые и светящиеся, словно болотный газ, лампы. По рябому камню ползла паутина черной плесени.

Лорд-командор прим прибыл один. За ним вошли только двое воинов Савана, заняв позиции по обе стороны огромных обсидиановых дверей помещения.

Мортарион минуту оценивал своего визави. Он знал Эйдолона и прежде встречался с ним не один раз. Лорд-командор в прошлом был элегантен и строен, а его превосходный позолоченный доспех не отличался нынешней безвкусной яркостью. Кое-что от прежнего облика осталось, но совсем немного. Чрезмерно раздутое горло было заключено в новый доспех, который набухал и изгибался, словно вода. Тяжелый плащ покрывали золотые и серебряные полосы, вплетенные в невозможно сложные узоры, которые словно призмы отражали и улавливали свет фонарей.

Подойдя к примарху, Эйдолон неуклюже поклонился. В каждом неуверенном и неловком движении читалась боль, пронизывающее тело, которое когда-то было безупречным.

– В какой-то момент, лорд-командор, я подумал, что ты собираешься атаковать нас, – произнес трескучим голосом примарх. – Ты поздно заметил наши эмблемы.

Эйдолон пожал плечами.

– Мои воины увлеклись. Мы пустили кровь Шрамам у Калия. Вы слышали об этом? Они разбиты, и мы собирались снова проделать это.

– С ними был бы мой брат.

Эйдолон фыркнул.

– Несомненно.

Мортарион на это высказывание позволил себе на миг усмехнуться. Если это существо и в самом деле считало себе равным Боевому Ястребу, то, вероятно, проницательность Детей Императора действительно неисправимо пострадала.

– Лорд-командор, – произнес примарх, указав вперед, – пройдем со мной.

Они вдвоем прошли дальше в зал. Из теней на них смотрели изваяния – бесстрастные статуи из темного гранита. По пустым и мрачным нефам разносилось глухое эхо шагов двух лордов.

– Я давно не разговаривал с твоим повелителем, – сказал Мортарион.

– Я тоже.

– Если бы ты знал, где он и каковы его намерения, то не сказал бы мне.

– Нет, думаю, сказал бы. – Эйдолон выказывал мало интереса к могильной обстановке. – Некоторое время я думал, что он ждет, когда погаснет гнев Повелителя Железа. А сейчас, кто знает? Он не считает нужным раскрывать свои намерения, но мы верим, что в его сердце сохраняется интерес к войне.

– Но в итоге он будет на Терре.

– Так или иначе, я полагаю, мы все там будем.

– Не Хан. – Мортарион остановился перед одной из самых больших статуй – многоголового зверя, вставшего на дыбы, словно огр из прошлого его родной планеты. – Его не должно быть на стенах Дворца, когда начнется осада.

– Будьте спокойны на этот счет, – небрежно ответил Эйдолон. – Каждый крупный путь и канал заблокирован или находится под наблюдением. Воинство магистра войны оценивает внешний рубеж обороны Дорна. Все, что мы делаем здесь – это загоняем Джагатая еще дальше в пустоту, как и Жиллимана с теми двумя проклятыми Ангелами.

– Этого недостаточно. Когда я вернусь к магистру войны, то принесу с собой его голову.

Эйдолон хитро взглянул на примарха.

– Для Гора или для себя?

– В этом вопросе наши интересы совпадают, – Мортарион пошел дальше. Из-за каменных стен зала раздавались многочисленные звуки боевого корабля – гул, грохот, лязг. – Но теперь он исчез, если только у тебя нет его следа.

– Вы бы знали о нем, если бы воспользовались тем, что вам было дано.

– Я не склонен платить цену.

– Но при этом позволите сделать это нам, – сказал Эйдолон, – чтобы получить то, что вам нужно.

– Для вас подобные вещи, как для детей – сладости. Нет никаких проблем.

Эйдолон тихо рассмеялся, кивнув.

– Как хорошо вы знаете нас. Или, во всяком случае, большинство из нас. Дайте время, и все будет сделано.

Затем улыбка исчезла.

– Но вы не можете вечно отвергать богов, милорд. Вы можете выстроить стены и принять законы, но я слышал донесения с Молеха – вам не вернуть назад то, что было выпущено на волю.

– Это всегда было вашим главным принципом.

– Не только нашим. Рано или поздно они придут за всеми.

Мортарион продолжал идти. Он слышал нашептываемые в ночи угрозы слишком долго, чтобы его обеспокоило то же самое предупреждение из уст искалеченного легионера.

– Пусть приходят. Я не боюсь ни их, ни того, кто создал меня.

Они дошли до конца зала. Перед ними возвышался заалтарный образ из гранита, увенчанный висящими на цепях фонарями. На его вершине размещался вырезанный из слоновой кости огромный череп с пустыми глазницами. Когда-то там же висела имперская аквила, но ее сбросили вниз, и теперь она лежала толстыми, пыльными кусками.

– Полагаю, мы – не естественные союзники, – сказал Мортарион, глядя на смешанные образы. – Но я – не тиран и не требую от тебя верности. Когда дело будет сделано, я воздам тебе почести. Меня интересует только одно – возможность нанести смертельный удар. В остальном, можешь делать все, что пожелаешь.

Эйдолон минуту смотрел на него. По выражению лица лорда-командора было сложно понять его эмоции. Возможно, он испытывал даже нечто вроде восхищения, но сказать наверняка было сложно. Так или иначе, это продлилось недолго – лорд-командор прим снова поклонился, так же неуклюже, как и прежде, и когда его сшитое лицо снова поднялось, к нему вернулось привычное выражение скучающего веселья.

– У меня нет склонности к собиранию черепов, милорд, – сказал Эйдолон достаточно искренне. – Это вызывает болезненные воспоминания. Поэтому, поверьте, когда окончательный удар будет нанесен, вне зависимости от всего прочего, его голова будет вашей.

Эйдолон, лорд-командор Прим Детей Императора