Текст книги "Шрамы (ЛП)"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Харен не двигался с места, потеряв дар речи. Мужчина снова посмотрел на него.

– Тебе что-то еще нужно? – спросил он.

– Я не знаю, – ответил Харен – Вы мне не расскажете?

Мужчина секунду подумал. В его аугметике что-то щелкнуло, словно часовой механизм.

– Ты сменишь имя, – сказал он. – Я знаю только одно – они получают новые имена при вступлении в Легион.

– Новое имя, – рассеянно произнес Харен. – Какое?

Мужчина пожал плечами.

– Понятия не имею. У тебя есть десять лет, чтобы узнать.

Таму вышел вперед. Из-за яркого света фонарей в ангаре ряды воинов в доспехах, таких же белоснежных, как снега на зимнем Улааве, ослепительно блестели. Время от времени он напоминал себе, что стал одним из них.

Один из них. Из Легиона. Космодесантник.

Перед ним стоял нойон-хан Хасик. Он минуту разглядывал Таму, изучая его. Тот в ответ бесстрашно смотрел в карие глаза Хасика. Несмотря на огромный терминаторский доспех с золотой отделкой, на тысячи воинов, стоявших навытяжку в похожем на пещеру отсеке «Дергуна», на огромное количество вооружения вокруг него, юный воин испытывал только радость.

– Таму, – обратился Хасик. У него был зычный баритон, огрубевший за более чем шестьдесят лет службы в Легионе. По слухам, он был наряду с Есугэем одним из первых принятых с Чогориса. Глядя на его суровые черты, Таму верил в это.

– Талскар?

Таму покачал головой.

– Хин-зан, – ответил он, назвав клан Чогориса, из которого его забрали. Талскар был народом Великого Хана, но в Легион отбирали из множества племен. Теперь они все были Белыми Шрамами.

– Покажи, – потребовал Хасик.

Таму подставил левую щеку под резкий свет фонарей. Хасик провел пальцем по рельефному шраму, который протянулся вниз по скуле к подбородку Таму.

Хасик удовлетворенно кивнул и отвел руку назад. Адъютант вручил выбранное оружие – двуручную гуань дао с расщепляющим лезвием. Хасик держал ее перед Таму словно палач, готовый отсечь голову.

– Ты был Таму из хин-зана, – произнес он. Его голос заполнил огромное пространство. – Теперь ты принадлежишь орду Джагатая, и твоя прежняя жизнь закончилась. Какое имя ты берешь, чтобы ознаменовать свое Вознесение?

Таму произносил его вслух много раз в предшествующие церемонии дни, приучая губы выговаривать его и пытаясь уменьшить непривычное ощущение от смены. Когда он повторил, имя все еще резало слух.

– Шибан, – сказал он.

Хасик вручил ему глефу.

– Ты един с орду, Шибан. Ты принадлежишь братству и покинешь его только со смертью. Пусть она придет нескоро, и слава сопровождает твои деяния до того дня.

Шибан принял глефу обеими руками. Оружие ощущалось приятной тяжестью. Он пробежался глазами по лезвию, отмечая глефы на металле, позолоту на кожухе расщепителя.

Гуань дао была идеальна.

– За Великого Хана, – сказал он, почтительно поклонившись, его сердца переполняли эмоции.

Подготовка заняла больше десяти лет.

В общей сложности прошло четырнадцать, прежде чем Харен был готов. Физические изменения были серьезными, хирургические операции болезненными, а культурные обычаи V Легиона слишком странными для понимания. Он должен был выучить хорчин, странный язык Чогориса. Одно только это оказалось для него нелегким испытанием: вопреки улучшенной памяти и сообразительности произношение столь чуждых звуков оставалось для него серьезной проблемой.

Дело было не только в лексике и грамматике. В хорчине были интонации и тонкости, не свойственные ни одному терранскому языку. Его первый учитель – коренастая женщина-уроженка мира с повышенной гравитацией Бо-Фе – изложила собственную теорию о происхождении отличий.

– Они поэтичные люди, – пояснила она ему. – Их родина – пустынное место. Это развило их воображение, поэтому они наполнили свои разумы словами.

Женщина презрительно скривила губы. Чогорийцы не очень то и восхищали ее.

– Они слишком много говорят. И плохо учат готик, отсюда все эти споры.

– Почему так? – спросил Харен.

– Не знаю. Может быть, они не знают себя.

Харен в конце концов освоил речь, как и все остальные терране, принятые в Легион. Призывники учились вместе, сосредоточенно изучая группы иероглифов и диакритические знаки, сходя с ума от этих сложностей и скрепляя дружбу перед лицом трудностей.

Многие новички были набраны из азиатских ульев. Харен не одобрял это. После наступления Единства Империуму было предназначено выйти за пределы расовых и этнических предрассудков, поэтому то, что V Легион оставался погрязшим в физиогномических особенностях их захолустного мира, раздражало.

В них многое раздражало: архаичные обычаи, замкнутость, чувство превосходства. Они придавали огромное значение скорости – при вступлении в бой и выходе из него, движении, уловках и обманных маневрах.

– Отступи, затем снова нападай, – повторяли они ему снова и снова.

– Ни шагу назад, – изредка напоминал он себе.

Но с течением времени Харен стал восхищаться их упорством, стойкостью, энергичностью. Боевые учения были такими же тяжелыми, как у Лунных Волков. Вне всякого сомнения, Шрамы были достойными воинами, и это его немного утешило.

Его первая подготовка прошла в системе Соль. Тогда его перебросили с остальными на внепланетные тренировочные объекты – списанный линкор над Вомарлем; эскадрон гравициклов, временно размещенный на богатых свинцом равнинах Ийема; специальные боевые части, развернутые на водном мире Кайл IX и газовом гиганте Ревелет Таредес. Харен хорошо зарекомендовал себя. В отличие от немногословных и жестких Лунных Волков, чогорийские инструкторы не скупились на лестные отзывы.

– Наслаждайся своим мастерством! – упрекали они Харена, насмехаясь над его серьезностью. – Воин – благословенное и самое счастливое существо, одаренное небесами непревзойденной силой. Будет разумно время от времени признавать это.

Харен старался изо всех сил, но их жизнерадостность была ему не по душе.

«Они так несерьезно ко всему относятся, – думал он. – Словно играют».

Конечно, это было не так. Он знал об этом, но изводящее раздражение не покидало его.

– Когда мы отправимся на Чогорис? – спросил он незадолго до конца обучения.

Его последний инструктор по имени Таджик покачал покрытой шрамами головой.

– Мы не отправимся.

– Значит, я никогда не увижу родной мир?

– Увидишь. Только не сейчас.

Харен нахмурился.

– Странно, что мы не посетим центр.

– Центра не существует, – ответил Таджик, становясь загадочными, к чему Белые Шрамы всегда были склонны.

– Он там, где мы базируемся, – настойчиво произнес Харен, используя слово «мы», как всегда пытался делать.

– Мы нигде не базируемся, – ответил Таджик, улыбаясь. – Наш дом – нигде и везде. Вот в чем отличие между нами и другими. Ты научишься этому.

Харен хотел задать еще вопросы, но вместо этого просто кивнул и оставил эту тему. Иногда было проще поступить именно так.

И наконец, настало Вознесение. Последняя церемония прошла во влажной экваториальной зоне Таранагеи. Двести кандидатов выстроились на рокритовой площади под теплым ливнем. Каждый был облачен в новенький силовой доспех в цветах V Легиона – слоновой кости, красный и золотой. Среди них стоял Харен, испытывая почти те же ощущения, как и на залитых водой тренировочных площадках Имамдо.

Но сейчас, конечно же, он был далеко не тем мальчиком на пороге новой жизни. Он был мужчиной.

Больше, чем мужчиной. Полубогом. Ангелом. Стражем нового порядка Терры.

Нойон-хан Джемулан прибыл на планету, чтобы проследить за Вознесением. Как и все чогорийцы, он выглядел плотным и жилистым даже в обычном боевом доспехе, который он предпочел для этого дня. Когда Джемулан дошел до Харена в строю, тот обратил внимание, что выше старого лорда-командора. Это немного нервировало.

– Харен, – произнес Джемулан. – Из какого региона Терры?

– Скандмарк, – ответил Харен.

– Хорошо, – одобрил Джемулан. – Суровый край. Знаком мне. Покажи.

Харен обнажил левую щеку. Разрез был сделан всего несколько недель назад его собственной рукой и все еще не зажил. Воин вонзил клинок глубоко, стремясь получить одобрение чогорийцев.

Джемулан удовлетворенно кивнул и отвел руку назад. Адъютант вручил выбранное оружие – силовой меч-талвар, характерный для V Легиона. Джемулан держал его перед Хареном словно палач, готовый отсечь голову.

– Ты был Хареном из Скандмарка, – произнес он глухим голосом во влажном воздухе. – Теперь ты принадлежишь орду Джагатая и твоя прежняя жизнь закончилась. Какое имя ты берешь, чтобы ознаменовать свое Вознесение?

Харен долго ломал голову, выбирая имя. Инструкторы дали ему совет, и он провел много часов, изучая хорчинские календари и словари. В конце концов, он выбрал имя из талскарской мифологии – слуги древнего хана, вернувшегося после сотни лет, проведенных в пустыне, и выглядевшего таким же молодым, каким был в день ухода. Символизм казался подобающим.

– Торгун, – ответил он.

Джемулан передал ему талвар.

– Ты един с орду, Торгун. Ты принадлежишь братству и покинешь его только со смертью. Пусть она придет нескоро, и слава сопровождает твои деяния до того дня.

Торгун принял талвар. Ему понадобится время, чтобы привыкнуть к нему, он по-прежнему был более искусен в обращении с прямыми мечами.

– За Великого Хана, – произнес он, уважительно поклонившись и пытаясь в последний раз выбросить из головы воспоминание о смотревшем на него свысока посреди дождя гиганте в белом доспехе с эмблемой волка и луны на наплечнике.

Часть I
ВОЛК И ХАН

1
БЕЛЫЙ МИР
ТЕЛА
МЫСЛИ

Помнить слишком много было вполне возможно.

Илье Раваллион понадобилось много времени, чтобы понять это. Долгое время она считала, что большинство жизненных уроков остались позади, усвоенные в молодости либо не усвоенные вовсе. Тогда ее разум и тело были достаточно быстры, чтобы меняться, как того требовали обстоятельства. Но оказалось, что она по-прежнему способна развиваться, даже после того, как ее волосы поседели, а лицо исполосовали морщины, словно складки высушенного солнцем фрукта.

Чондакс все изменил. Шрамы называли его Белым Миром. Им нравилось давать интересные имена. Имперские картографы окрестили его Чондакс Прим Э5, НС-776 КЗ. «НС» означало не приведенный к согласию, «К» – оккупирован ксеносами, «З» – запланированный к посещению экспедиционным флотом. Теперь все эти обозначения должны были измениться: ксеносы были истреблены, а то, что осталось на поверхности, было настолько приведено к согласию, насколько это было возможно. Флот скоро соберется в прыжковых точках, готовясь к выполнению новых задач, а картографы и планетарные каталогизаторы приступят к работе.

До этого момента Илья предпочитала название «Белый Мир».

В своей прежней жизни она сочла бы его странным. Впрочем, в прежней жизни она многое посчитала бы странным. Департаменто Муниторум не относился к организациям, которые отдавали должное творческим качествам. Логистическое подразделение Великого крестового похода нуждалось в офицерах со способностью вникать в детали, идеальной памятью, страстью к статистическим данным и складом ума, который мог обращаться с ними точно, быстро и внимательно.

Раваллион обладала этими качествами. Она начала службу на станции связи на Паламаре Секундус в должности дешифровальщика. Работа была изнурительной, особенно когда доходило до кодов ксеносов, дешифровка которых сводила с ума. После первоначального периода волнения она стала относиться к работе без всякого удовольствия – математики было пугающе много, как и коллег.

Ситуация изменилась к лучшему только после того, как стали известны ее другие способности.

День выдался жарким, и в кабинете начальника секции было душно. Он был в плохом настроении из-за отставания от графика, а полевые командиры на шести театрах военных действий проявляли нетерпение.

Штабист потер уставшие глаза, печально уставившись на стопку инфопланшетов на своем столе.

– Теперь они хотят данные с кампании на Ираксе, – произнес он глухим голосом.

– Я помню их, – сказала она.

Офицер изумленно посмотрел на нее.

– Это было год назад.

– Знаю. Я могу перечислить их.

Она по-прежнему могла. В ее обширной памяти всплыли первые записи:

«Перевалочный пункт Алеф: шесть транспортных кораблей, девять грузовых судов, двенадцать полков.

Перевалочный пункт Варл: три транспортных корабля, два грузовых судна, три полка.

Перевалочный пункт Тек…»

И далее, и далее.

Именно это качество избавило ее от прежней работы. Она покинула Паламар и перебралась ближе к центру. Ее жизнь заполнили дела по переброске солдат из одного места в другое, согласно графику, с боеприпасами, провизией, с материально-техническим обеспечением, без путаницы. Работа была однообразной, изнуряющей, уединенной.

Раваллион любила ее, постепенно продвигаясь по служебной лестнице. Каждое повышение приближало ее на один или два варп-перехода к Терре. Как только Департаменто стал неотъемлемой частью имперской военной администрации, он ввел для своих служащих военные звания. Она стала лейтенантом, затем полковником и наконец генералом. Раваллион пользовалась заслуженным уважением у солдат и офицеров регулярной армии. Они знали, кем была генерал и что она могла сделать с ними, если они забудут.

Так, одна за другой проходили кампании. Цифры начали поражать даже ее незаурядный ум. Тысячи транспортных кораблей, миллиарды солдат, триллионы лазганов с квадриллионами зарядных батарей. Порой она лежала ночью, представляя маршруты крестового похода в гигантской воображаемой паутине. Илья видела, как экспедиционные флоты движутся по невидимым линиям к пунктам назначения, каждый был отмечен статистическими закладками, указывающими на тип развертывания и численность. Ей это нравилось. Частички этой паутины были ее рук делом. Никто об этом никогда не узнает, не говоря о том, чтобы записать ее вклад, но тем не менее это вызывало у нее улыбку.

Долгое время ее работа была всем, чего хотела генерал. Она давала ей цель и возможность самореализоваться. То, что при этом Илья была одинокой, редко приходило ей на ум. Они никогда не скучала по обществу, мужскому или женскому, которое в любом случае было бы вмешательством в ощущение порядка, созданного ею вокруг себя. В ее жизни не было места для кого-нибудь еще, как и для путаницы, неуверенности или компромисса.

К тому времени, когда Раваллион начала сомневаться в подобном подходе, ей уже грозила отставка. За десять лет ее короткие волосы поседели. Опрятная форма несла награды прошлого поколения, а самые молодые подчиненные, судя по всему, считали ее реликвией забытой эпохи.

«Это мой выбор», – думала Илья, полагая, что немногие последовали бы ее примеру. Но это было замечательно – галактика обширна, и Император нашел задания для каждого. Жизнь ей удалась, она могла гордиться ею и быть довольна.

Но в конечном счете Чондакс открыл ей глаза.

Что генерал знала о Белых Шрамах? Также мало, как и любой другой человек. Они были неуловимыми, Легионом, который уходил слишком далеко, почти оборвав все связи с Империумом. Шрамы неистовствовали вдали от главного направления крестового похода, проникая в глубокий космос. Ее начальник называл их блудными сынами.

Последнее назначение Ильи стало неожиданным для нее, неправдоподобным союзом абсолютных противоположностей. Она в смятении отправилась с Улланора в следующую кампанию Шрамов, получив должность и задачу организовать то, что не подлежало организации, привить определенное чувство дисциплины Легиону, который относился к войне, как к беззаботной и приносящей удовольствие форме искусства. Такое ей бы и в голову не пришло.

По крайней мере Халджи был добр к ней. Назначенный ей адъютант был таким же исполнительным и жизнерадостным, как и любой из Шрамов. Раваллион по-прежнему с легкостью сердилась на остальных – не в последнюю очередь на самого Хана – и они безусловно считали ее такой же забавной, как и поначалу, но определенные успехи были достигнуты.

Шрамы звали ее Илья-сы. Мудрая Илья. При всем своеобразии титула, он не мог не нравиться.

Но она скучала по Есугэю. С самого начала провидец бури был единственным, кто относился к ней серьезно. Он повелевал силами стихий вне ее ограниченного понимания, но всегда был вежливым и почтительным. Есугэй увидел в ней нечто, что она сама не замечала, и в итоге это привело ее в опасный мир Шрамов. Досадно было, что задьин арга не отправился с флотом на Чондакс, но такова была война.

И вот она оказалась в выделенной для нее каюте на огромном флагмане Легиона «Буря мечей» и начала долгий процесс каталогизации ресурсов и рационализации схем развертывания. Шрамы не всегда прислушивались к ее предложениям, но иногда бывали и исключения. Они прилагали усилия, так как знали о своих недостатках и желали совершенствоваться.

Илье это нравилось. Для нее это был вызов. Она пыталась отказаться от части своих суровых требований прошлой жизни. Пыталась забыть о некоторых склонностях или по крайней мере не держаться за них слишком крепко. Илья поняла, что из-за ее эйдетических способностей жизнь рискует стать скучной. Шрамы учились у нее, она – у них, и таким образом она осознала, что можно быть слишком беспокойной и слишком настойчивой. И слишком много помнить.

– Я буду стараться пустить все на самотек, – говорила генерал себе, особенно когда испытывала сильное желание изменить какой-нибудь типично беспорядочный для Шрамов план заявок. – Везде есть золотая середина. Компромисс. Разумный подход.

Со стороны двери раздался тихий звон.

– Входи, – пригласила генерал, поднимая голову от панели управления.

Вошел Халджи, учтиво поклонившись.

Для Ильи по-прежнему было странно, что они кланялись ей. Она была по грудь облаченному в доспех Белому Шраму, исключительно могучему и обладающему почти невероятным мастерством воину. Но, как и все чогорийцы, он не придавал чрезмерного значения своим генетическим улучшениям. Скромная любезность была естественной для них.

– Простите за вторжение, сы, – обратился он. – Вы хотели, чтобы вас информировали о ходе работы хора.

Илья откинулась в своем кресле.

– Верно. Есть что-нибудь?

– Нет, – ответил Халджи, неловко улыбнувшись. – Они не могут ни получить, ни отправить сообщения. Все попытки провалились. Магистр астропатов приносит свои извинения.

– Это не его вина, – сказала Илья, ее сердце упало. – Как долго это длится?

– С момента прибытия на Чондакс.

– Мы уже долгое время находимся здесь, Халджи.

– Магистр говорит, что в потери связи нет ничего необычного. По его словам варп изменчив. Во время нашей кампании в Клейморане хор ничего не слышал в течение двух лет. Так что магистр спокоен.

Илья нахмурилась. Белые Шрамы слишком легкомысленно относились к утрате контактов с остальным Империумом. Им это нравилось. Ей нет, из-за этого она нервничала, как при низкой гравитации или нехватке кислорода.

– Пожалуйста, передай ему, пусть продолжает попытки. Возможно, некоторые участки системы не подвержены этому воздействию.

Халджи пожал плечами.

– Передам. Но он не первый день говорит, что ничего нельзя отправить или получить.

Илья взглянула на свой стол. На стеклянной поверхности мягко светилась схема дислокации флота, показывая широко забросанные боевые группы, истребляющие последние остатки вражеских сил, которые все еще держались в отдаленных уголках системы. Сопротивление в скоплении Чондакс было практически подавлено, и в течение каждого стандартного отчетного периода приходило множество докладов об убитых врагах и подтверждений о приведении к согласию. Скоро их работа здесь будет закончена, и будет получено новое задание. Белые Шрамы снова окажутся в привычной для них стихии – движении.

– Мы заканчиваем операции, – сказала она частично себе. – Как я получу новые приказы с Терры? Каким будет наш следующий шаг?

Халджи улыбнулся.

– Не волнуйтесь, сы, – сказал он с обычной невозмутимостью. – Мы что-нибудь получим.

– Хан, ты захочешь увидеть это.

Шибан застыл. Голос Джучи по радиосвязи был напряжен. Странно, ведь Джучи обычно был в хорошем настроении, даже при свисте болтерных снарядов.

Но Фемус был местом, которое раздражало. О планете нельзя было сказать ничего хорошего – чудовищно жаркая, извергающая покрытую черной коркой магму и раздираемая грозами. Она была словно видение преисподней, обретшее ужасную форму.

– Оставайся на месте, – передал Шибан, отметив позицию брата на дисплее шлема и развернув гравицикл по широкой дуге. – Я буду через минуту.

Он увеличил обороты двигателя, направив машину над грудами обуглившихся камней. Ярко-оранжевое небо сверкало над горизонтом вспышками зигзагообразных молний. На западе тускло-красным покровом нависла гряда ядовито-кислотных облаков. Во все стороны протянулись огромные, черные как смоль равнины, окольцованные горбатыми горами и исполосованные постоянными извержениями.

Шибан низко пригнулся, чувствуя прерывистый гул и рев работающих двигателей. Гравициклы задыхались в задымленной атмосфере. Он уже дважды менял их с начала операции, которая длилась меньше месяца. Это раздражало. За все время боев на Чондаксе хан ни разу отправлял машину на ремонт.

Белый Мир был добр к ним. Он был краеугольным камнем всей кампании, сердцем обороны зеленокожих. Война на том мире была славной и приятной, доброй. Шибан помнил просторные холодные небеса; прикосновение пальцев к похожей на соль земле; три солнца, чей свет сливался в мягкой смеси зеленого, синего и белого цветов.

Он мог сражаться на нем вечность и никогда не устать. Но в конце концов они убили там всех, кого должны были. Ксеносов истребили, их тела сожгли, а грубые сооружения разрушили. Когда Легион поднялся на орбиту, Чондакс выглядел первозданным – шар из полупрозрачного кристалла, полностью очищенный от заражения.

Теперь целью были внешние миры. Эпигеликон, Терас, Хондерал, Лертеакс – все они были разбросаны далеко в космосе и заражены остатками зеленокожей заразы.

Фемус находился дальше всех и был последним миром, чьи окутанные огнем тектонические плиты следовало признать очищенными от врага. Каждый раз казалось, что зеленокожие уничтожены, но находилось очередное логово, кишащее жизнью и ненавистью, которое требовало выделения истребительных команд, а вслед за ними огнеметчиков.

Шибан устал от этого. Легион нуждался в новом вызове, в чем-то грандиозном. Худшим временем кампании были ее последние этапы.

«Я ненавижу этот мир, – подумал он. – О Чондаксе я сочинил стихи, но об этом месте не будет написано ни строчки. Оно их не заслуживает».

Хан скоро направит их дальше. Шибан видел его в бою и поэтому знал, что скоро придет приказ. При воспоминании о том, с каким непринужденным мастерством примарх фехтовал дао, у него разгорались глаза. Повелитель был скорее не смертным воином, но воплощением силы стихий. Он также мог быть неугомонным, как и все хищники, загоняющие свою добычу.

Говорили, что Гор Луперкаль был лучшим военачальником в галактике, Ангел Сангвиний самым могучим воином, или, может быть, Русс с Фенриса, или же несчастный, измученный Ангрон, Жиллиман считался величайшим тактиком, Лев – одаренным самым богатым воображением, Альфарий – самым хитрым.

Никто не воспринимал Хана всерьез. Но ведь они не видели его.

Шибан помнил, как давным-давно, перед Вознесением, спрашивал Есугэя, зачем они учат кандидатов Благородным Увлечениям, когда их судьба была связана с войной. Теперь, много лет спустя, он понял ответ, который тогда получил.

«Убийство ничего не значит без красоты, и оно только тогда может быть красивым, когда необходимо».

Шибан улыбнулся. Воспоминание немного вывело его из апатии.

«Когда Хан убивает, то делает это красиво».

Шибан разглядел на фоне застывших шлаковых груд мерцающей магмы темную фигуру Джучи. На Фемус опустились темно-коричневые сумерки. С рокотом приближались далекие грозовые облака.

Белый Шрам затормозил, выключил двигатель и одним движением спрыгнул с гравицикла.

– Так в чем дело? – спросил он, подходя к своему заместителю.

Джучи, как и все боевые братья, не снимал шлем в этом грязном месте, поэтому Шибан не смог прочесть выражение его лица.

– Тела, – ответил Джучи.

Шибан взглянул на магму, которая поднималась вытянутыми глыбами, постепенно превращаясь в курганы, похожие на складки обугленного жира. Фемус изобиловал такими местами, созданными несметным числом стихийных бедствий, периодически сотрясавших поверхность планеты. Некоторые их них были размером с космические корабли. Шлаковые холмы, словно живые, ползли по раскалывавшейся поверхности мира, сминая все на своем пути.

У основания груды лежали три тела, одно из которых уже было частично накрыто лавой. Каждый мертвый воин был облачен в потрескавшийся угольно-черный доспех.

Шибан присел возле ближайшего трупа и провел пальцем по изгибу наруча, наблюдая, как за слоем копоти открывается полоса цвета слоновой кости.

– Какое братство? – спросил он.

– Когтя, – ответил Джучи. – Направлены сюда шесть месяцев назад.

Шибан тщательно изучил мертвого легионера Белых Шрамов. На Фемусе погибло много его братьев, и некоторые из трупов поглотила ненасытная магма. Даже в таком случае находить еще одного было неприятно.

– Геносемя?

– Еще не извлечено, – ответил Джучи. – Сангджай в пути.

Шибан наклонился поближе, стерев еще больше грязи с поврежденного доспеха. Он не ощутил запаха гниения, обычно сопровождавшего трупы, только едкий смрад давно обгоревшего керамита.

– Как они умерли?

– Клинки, – мрачно ответил Джучи. – У двоих раны на горле. У третьего на теле.

Шибан обратил внимание на глубокий разрез на шее. Он аккуратно раздвинул кромки горжета, отметив, что удар нанесен точно в сочленения. Края раны были такими же черными, как и все остальное тело, и покрылись волдырями там, где густая кровь выкипела.

Шибан глубоко вздохнул. Он задумался над тем, как одолели воинов, скольких зеленокожих они убили, прежде чем пали. То, что об их смерти не сложат сказания, было позором.

Он поднял голову и огляделся.

– Где тела ксеносов?

Вокруг раскинулась темная, как космос, и покрытая трещина земля, освещаемая призрачным мерцанием оранжевого огня.

Джучи покачал головой.

– Никаких следов. Если только они не погребены глубже.

Шибану стало не по себе. Что-то не давало покоя.

– Странно, – произнес он.

– Хан?

Шибан задумался над этим. Он счистил еще больше грязи с нагрудника легионера, обнажив чогорийские глифы, выгравированные на керамите. Его глаза скользнули по изломанным очертаниям трупа, наблюдая, вникая, обдумывая. Наконец он поднялся.

– Три мертвых сына орду, – сказал он задумчиво. – И ни одного хейна рядом с ними.

Джучи молчал. Шибан ощущал его тревогу.

«Ты тоже чувствуешь это».

– Их победили, – продолжил Шибан. – Скажи мне, Джучи, что делают хейны с захваченными телами?

Джучи кивнул, как будто его хан подтвердил то, что он тоже заметил.

– Нет увечий.

– И эти разрезы… – Шибан замолчал и посмотрел на небо. – Когда Сангджай доберется сюда?

– Сказал, что в течение часа. Он взял грузовой корабль.

– Я хочу, чтобы третьего вывезли, – сказал Шибан, – чтобы всех троих отправили на «Калджиан».

– Что ты ищешь, хан? – спросил Джучи.

Шибан ответил не сразу. Он пристально смотрел на равнину, где собиралась разразиться новая гроза.

«Этот мир болен. У него злобная душа».

– Я не знаю, Джучи, – тихо ответил он.

Торгун плавно двигался по коридорам «Звездного копья». Он едва чувствовал раны, полученные на Чондаксе. Весь Легион приводил себя в порядок, и ему нравилось это ощущение. В последнее время прежняя дезорганизация в системе планирования Белых Шрамов была частично устранена, сменившись тем, что было похоже на разумный подход к практическим вопросам. Он не знал, почему так случилось, но по флоту ходили слухи, что новым советником Хана назначен терранин. Говорили, это была высокопоставленная женщина из Администратума, достаточно терпеливая и упрямая, чтобы взять под определенный контроль хаотичное руководство Легионом.

Торгун надеялся, что слухи были правдивыми. Было бы неплохо навести здесь порядок. За долгие годы он пришел к пониманию определенных достоинств чогорийского искусства войны, но это не значило, что он легко мирился с его недостатками. Если кто-то в конце концов решил взяться за них, тем лучше.

Освещение в коридоре, по которому шел хан, было слабым, едва озарявшим тусклые стены. По пути ему повстречались несколько матросов, каждый из которых почтительно кланялся. В большинстве своем они были терранами, хоть среди них попадались иномирцы. Легион все меньше рекрутировал воинов с тронного мира. Торгун слышал, что со временем все Белые Шрамы будут набираться с Чогориса.

До этого еще не дошло, но терране оказались в явном меньшинстве. Сложно было не стать подозрительным в такой ситуации. Чогорийцы были слишком вежливыми для проявления открытой враждебности, но иногда Торгун ловил… взгляды. Или может быть жесты между представителями одной культуры, в которую он не допускался из-за своего невежества.

А может быть, он все это выдумал. Такое тоже было возможно.

Хан добрался до отсека, в который направлялся, и накинул на голову капюшон. Светильники горели еще слабее, и место выглядело сонным. «Звездное копье» был большим кораблем с просторными кубриками и полупустыми оружейными, а несколько палуб не использовались. Вот уже некоторое время ему вообще никто не встречался.

Торгун огляделся по сторонам, прежде чем нажать на звонок. После паузы по комм-связи раздался тихий голос.

– Назовите цель визита.

– Открой дверь, Нозан, – устало произнес Торгун.

Дверь отошла, открыв за собой большое помещение: также слабо освещенный и по большей части пустой ангар, лишь несколько грузовых контейнеров были сложены у стен. В отполированном до блеска полу отражался свет фонарей. Под потолком висела огромная эмблема Легиона – бело-золотой разряд молнии.

Торгуна ждали тринадцать фигур, все терране, все без доспехов и в робах с капюшонами, все космодесантники. Когда он вошел, доведя число присутствующих до четырнадцати, они продолжали молчать.

– Добро пожаловать, брат, – произнес Хибу, кивнув покрытой головой. – Мы начали гадать, появишься ты или нет.

– Меня задержали, – пояснил Торгун, заняв место в кругу.

– Надеюсь, за тобой не следили.

Торгун метнул в говорившего испепеляющий взгляд, хотя тот все равно не мог его заметить.

– А ты как думаешь?

Хибу слегка улыбнулся в тени капюшона.

– Так он у тебя?

– Нам в самом деле нужно это делать? – спросил Торгун, все больше раздражаясь. Хибу, как и он, был ханом, командиром братства Рассветного Неба.

– Это формальность. Значит, мы можем начать.

Торгун покачал головой и засунул руку за пазуху. Он вытащил медальон – тяжелый, серебряный, с изображением головы ястреба поверх молнии.