Текст книги "Восход ночи"
Автор книги: Крис Грин
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Глава 4 Мальчик, который потерялся
Совещание закончилось тем, что Кико убедил-таки босса отпустить Доун на совместную прогулку к дому Пеннибейкеров. И хотя таинственному Голосу затея явно не нравилась, Кико оставался непреклонен: похоже, во всевидящей голове телепата прочно засела мысль о том, что дочери Фрэнка самой судьбой предначертано участвовать в этом расследовании. А Голос, должно быть, верил в таланты Кико безоговорочно, paз все-таки сдался.
Самой Доун эти провидческие штучки казались неубедительными, но она решила не упускать возможность разобраться в происходящем.
Как бы то ни было, босс заставил подручных пообещать, что они с Доун глаз не спустят и будут всячески ее оберегать. Девушка хотела было заявить, что няньки ей не нужны, но промолчала: как ни крути, без помощи странных коллег все равно далеко не уедешь.
В итоге – вот она, сидит на заднем сидении в машине Брейзи – «тойоте-4-раннер», напичканной прибамбасами: панели управления были встроены даже в пол. В багажном отделении виднелось нечто, накрытое серым брезентом. Кико не захотел объяснить, что это такое, и Доун решила не настаивать. Оттуда пахло смазкой и металлом, а на решетке вентиляции висел освежитель воздуха с каким-то приторным запахом – от такого немыслимого букета немного мутило.
Машина мчалась через Беверли-Хиллз, а потом по 405-й автостраде в направлении Брентвуда. На город опускалась ночная мгла: в долине мерцали и переливались огни, их отражения скользили по темным громадам небоскребов, и казалось, что это блуждающие огоньки, заманивающие путников. Вдали, залитая светом прожекторов, виднелась знаменитая голливудская надпись на горе Маунт-Ли – ветхий, но неистребимый фетиш, подпитываемый мечтами тех, кто еще не утратил веру в чудо.
Кико обернулся к заднему сиденью. Доун мысленно хмыкнула: только законченные пижоны разгуливают в темных очках даже ночью.
– Классная тачка, правда? – довольно ухмыльнулся Кико. – Прямо как «ламборгини».
– Не знаю, я на «ламборгини» не ездила. Как-то не довелось.
– Я тоже, но скоро я это исправлю. Помяни мое слово. В один прекрасный день у меня их будет целый гараж. Всего-то и нужно – добыть пару-тройку правильных ролей. Пока я еще так, лицо в толпе, но мой агент говорит, что у него есть кое-что в запасе. Что-то вроде «Начальника станции». Или, может, театральная постановка «В ожидании Годо», где актеры изображают пешек, передвигаемых рукой судьбы. Я хочу роль Владимира.
– Очень интересно, – ответила она рассеянно. В голове роились вопросы, ответы на которые ей предстояло найти.
Но на Кико напала разговорчивость.
– Должен тебе сказать, что актеры моего профиля сидят в полной заднице с тех самых пор, как закончились съемки «Властелина колец» и «Звездных войн». Дайте мне сыграть какого-нибудь эвока, или продублировать одного из хоббитов, и я буду счастлив. Все, что мне нужно, – попасть на экран. И так было всегда, даже в Фениксе, когда я был совсем шпингалетом, играл в школьных пьесах, и все такое… По мне, единственный пропуск в рай – это кино. Потому я и приехал в Лос-Анджелес, прямо после школы. Помыкался немножко, а потом, в один прекрасный день, позвонил босс. Сразу после того самого случая…
Доун навострила уши.
– Какого случая?
– Ну… – Кико нахмурился. – В газетах еще писали…
– О чем? – «Господи, ну и темнила».
Он сделал вид, что собирается с мыслями, но через секунду пожал плечами и начал рассказывать:
– В том районе, где я жил раньше, появился какой-то маньяк. Вламывался в квартиры, нападал на женщин. Оказалось, что мы с ним знакомы – мой сосед, двумя этажами ниже. Однажды он забыл у почтовых ящиков свою куртку. Стоило мне прикоснуться к ней, и я сразу понял, чем он промышляет.
– Ты это серьезно? – спросила Доун, не ожидавшая столь трагичного рассказа.
– Серьезнее не бывает. Помимо предвидения и телепатии, я обладаю еще и психометрическими способностями.
Доун захотелось расспросить его поподробнее, но Кико уже понесло:
– Я пошел в полицию и начал их всячески доставать – надеялся, что удастся спасти следующую жертву. Но копы мне, конечно, не поверили. Пришлось пойти ва-банк и заявить, что, раз они решили сидеть на заднице и дожидаться, пока этот урод изнасилует полштата, я сам попробую с ним разобраться.
Кико, орудие правосудия?
– Ну и как… разобрался?
– А мне и не пришлось, – усмехнулся телепат. – Была там одна женщина-следователь, которая раньше сотрудничала с консультантами-парапсихологами. И, судя по всему, успешно. Она проверила моего соседа и в два счета собрала все необходимые улики. Не успел он и глазом моргнуть, как очутился уже за решеткой.
– Вот это да. – Доун сидела, как громом пораженная. – Да ты у нас, оказывается, герой.
– Ну да, – ответил Кико, не моргнув глазом. Интересно, он вообще знает, что такое скромность? – История попала в газеты, и после этого босс меня разыскал. Кроме паранормальных способностей ему понравился мой «интерес к защите правопорядка».
– Ты попал в новости? Не боишься, что насильник захочет отомстить?
– Не боюсь. Он повесился в тюрьме.
В воздухе повисла мертвая тишина. Брейзи вздохнула, вставила в ухо наушник и нажала на красную кнопку, встроенную в руль. «Тойота» взревела и прибавила скорость так резко, что Доун вжало в спинку сиденья. С трудом выпрямившись, она придвинулась к водительскому креслу и спросила, показывая на кнопку:
– Что это?
Правильно. Надо срочно менять тему. Тогда можно будет не терзаться мыслями о роли Фрэнка в агентстве, которое ценит «интерес к защите порядка» в своих работниках. Не думать о роли Брейзи. Брейзи и Фрэнка.
Брейзи пропустила вопрос мимо ушей, но Кико обрадовался:
– Это одна из ее «антирадарных» игрушек. Очень экономит время. – Кико похлопал себя по уху. – Брейзи любит быть в курсе событий.
– Слушает полицейские частоты?
– Как правило. Но сейчас идет матч – наши «Доджерсы» против бейсбольной команды Сан-Франциско, так что без особой надобности лучше не приставать.
Доун решила быть пай-девочкой и, хотя ей было что заметить по этому поводу, промолчала. Фрэнк был бы доволен.
Она отодвинулась от водительского кресла и задумалась. Ну и загадочный народ, сам черт голову сломит.
– Кстати… а что он за тип, этот ваш мистер Лимпет?
– Не называй его так.
– А что?
Он снял очки и посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
– Брось, Кико. Во-первых, не думал же ты, что я за все время нашего разговора так и не замечу, что его там нет?
– Босс ценит уединение.
– И что, тебя это ни разу не смутило? Господи, да вы хоть изредка расследуете что-нибудь? Или просто разгуливаете целыми днями по своему дому ужасов Хаммера и развлекаетесь тем, что водите за нос случайных посетителей?
Кико развернулся к ней всем своим миниатюрным телом.
– В своем деле мы настоящие профессионалы, но… у нас, скажем так, необычная клиентура. Работа с клиентами и сбор информации вне офиса – это наша задача, моя и Брейзи. Посетители никогда не встречаются с боссом.
– По-твоему, я с ним встретилась?
– По крайней мере ты добралась до его офиса.
– Ага. С грехом пополам. – От воспоминаний снова свело низ живота. Черт. – Кстати, наше с ним общение получилось довольно… как бы это сказать… оригинальным.
– Да? Поня-я-ятно… – Кико кивнул. – Он тебя усыпил. Знаешь, когда мы с Брейзи вошли, мне показалось, что твои дела не так уж и плохи. Похоже, с тобой ему пришлось помучиться.
Но Доун уже не слушала телепата. То есть как это «усыпил»? Загипнотизировал? Теперь понятно, почему, несмотря на все старания, она все же сболтнула о факте-другом из своей биографии. Ну он и гад, этот Голос.
– В том, что касается механики мозгов, я и сам неплохо подкован, – сказал Кико, постучав пальцем по виску. – Но босс… В гипнозе ему нет равных. Я уже многому у него научился, но продвинуться дальше первичной оценки людей так и не смог. Хотя в этом я, думается, силен – в считывании чужих мыслей. Наверное, я никогда не догоню босса – в смысле, не научусь, как он, управлять людьми одним только голосом, проникать в них по-настоящему. Не важно. Босс и сам говорит, что мы с ним оба профессиональные полоскатели мозгов, вот только специализации у нас разные.
Он изобразил почтительную мину. Любимый воспитанник, да и только.
– Еще босс говорит, – продолжал Кико, – что умение проникать в чужие мысли здорово выручает, когда всякие упрямцы не хотят отвечать на вопросы.
Это про нее, что ли? Это она упрямится?
Доун сложила руки на груди, словно надеялась таким образом защитить себя от новых посягательств. Все, поиграли в кошки-мышки, и хватит.
– Насколько я помню, его вопросы не имели никакого отношения к Фрэнку.
– А может, и имели, только тебе это неведомо.
– Надеюсь. Потому что знаешь что? Мне не нравится, когда всякие проходимцы залезают в мои мысли и вытягивают информацию.
Доун умолчала о том, как отреагировало на гипноз ее тело, потому что, если честно, случившееся в кабинете оставалось самым приятным событием сегодняшнего дня. Удовольствие помогло ей расслабиться, подарило желанный покой. Так уж она устроена – и не важно, что думают об этом окружающие. Прилично это или нет, секс всегда был для нее отдушиной.
«Прочел» ли это Голос? И не поэтому ли он выбрал именно это средство, чтобы сломить ее сопротивление?
Она тут же разозлилась. «Это не что иное как вторжение в личную жизнь», – подумала Доун, и, разрази ее гром, она была вовсе не в восторге от таких методов.
Кико насмешливо изогнул бровь – должно быть, он в точности знал, какие мысли крутятся в ее голове.
– Уверен, он просто проверял тебя, в смысле – твою устойчивость. Чтобы узнать, годишься ты для нашей работы или нет.
Ага. Так она и поверила.
– Предупреждаю – если кто-нибудь снова попробует сунуть свой длинный нос в святое святых, разорву на куски. Так и передай своему боссу.
Кико отпрянул. Понял, наверное, что это не пустая угроза.
– Эй, потише. Расслабься. Он никогда не входит без приглашения. А потом ты сама решаешь, что будет и как.
– Ври больше.
– Ты… – Кико вздохнул и пожал плечами. – Ты сама приоткрываешь перед ним некую дверцу, показываешь ему свою готовность, сознательно или нет. Именно через нее он и проникает внутрь, а потом захватывает твою волю. Не знаю, как именно это произошло в твоем случае, но…
– Ушам своим не верю, – съязвила Доун. Ну ладно, значит ее дверца – секс. Она и сама об этом знает. А вот Голосу лучше держать язык за зубами. – А если серьезно, что у вас, психопатов, за бизнес?
Кико замялся, потом поднял к ней свое кукольное личико.
– Мы помогаем людям, в чьей жизни возникли загадочные обстоятельства.
– То есть?
– Ну, разгадываем всякие ребусы, вроде «как Робби очутился в том фильме?» – Кико подумал и добавил: – Не знаю. Может, я ошибаюсь на твой счет. И все-таки, я убежден – объяснениями тут не поможешь. Нужно нечто большее, чтобы ты поняла, чем Фрэнк жил в последнее время.
Он отвернулся, оставив Доун наедине с миллионом вопросов, услышать ответы на которые она не очень-то спешила.
Несколько секунд прошли в молчании. Первой не выдержала Доун.
– Значит, у вашего агентства… – Она неопределенно помахала рукой, пытаясь придумать подходящее выражение.
– Паранормальный уклон? – улыбнулся Кико.
Она уставилась на него в изумлении. Чтобы Фрэнк повелся на такую ерунду? Быть того не может!
– Послушай, я же не какой-нибудь простодушный клиент. Ради меня спектаклей можно не устраивать. Так что объясни мне все, наконец, по-человечески.
– Я пытаюсь.
«Тоже мне, герой мыльной оперы», – подумала Доун. Наверняка ведь существует нормальная интерпретация событий, основанная на здравом смысле.
Но Кико явно решил не торопиться с объяснениями.
– Мне кажется, в глубине души босс боится, что ты повторишь судьбу отца. Поэтому и не хочет втягивать тебя в наши дела. Но он знает: в конечном счете я всегда оказываюсь прав. Понимаешь, иногда мне удается предугадать будущее, а он говорит, что этот дар не менее ценный, чем гипноз.
Как трогательно. Оказывается, Голос печется о ее же благе. Вот только Фрэнку от этого ни горячо, ни холодно.
– Кико, я способна сама о себе позаботиться. Как только найду отца, сразу распрощаюсь и с Лимпетом, И с его конторой. Вернусь к своей обычной работе.
– Не сомневаюсь.
– Так все и будет.
– Я знаю, что ты искренне в это веришь. Ну а пока – небольшой гонорар за консультацию тебе ведь не помешает, правда?
Черт. Неприятное это дело, сидеть на мели, да и отец со своими бестолковыми инвестициями уже пустил по ветру чуть ли не последние крохи материнского наследства. А тут еще и работу в Арлингтоне придется бросить ради поисков Фрэнка, так что с финансами станет совсем туго.
– Полагаю, что могу рассчитывать на компенсацию за потерянное время и заработок.
– Вот и отлично.
Доун прикусила язык – удар по самолюбию оказался довольно болезненным.
Кико посмотрел на экран навигатора, который показывал путь к дому Пеннибейкеров, потом снова повернулся к заднему сиденью. В эту минуту Брейзи издала победный вопль, триумфально потрясая кулаком в воздухе. Очко в пользу «Доджерсов».
– Пара минут у нас еще есть, – объявил Кико, – так что, если тема босса исчерпана, я мог бы ввести тебя в курс дела Робби.
Отлично. Перейдем к сути. Может, Кико забудет свои потусторонние бредни и расскажет ей что-нибудь существенное.
– Начинай, – скомандовала она.
– Итак. Босс связался с Марлой Пеннибейкер, матерью Робби, после того, как поднялась шумиха вокруг его появления в «Гонках ползунков». Началось все с Интернета. Кинолюбительские сайты просто кишели слухами об этом курьезе. Сцену окрестили «пасхальным яйцом века».
Ясно. В переводе с жаргона киношников «пасхальное яйцо» – скрытая сцена, вставленная в видеоряд ради прикола.
– Ты же говорил, что мать Робби уверяет, будто дело не в спецэффектах? Отчего она так думает?
– По ее словам, за четыре месяца до смерти на Робби будто что-то нашло – он наотрез отказывался сниматься, бросил все свои роли. Почему – никто не знает, но я уверен, что рано или поздно мы докопаемся и до этого. Он безвылазно сидел дома, и хотя родители пытались его вытащить, появляться на публике отказывался категорически. А потом выкинул новый фокус – вызвал кого-то на дом и сделал себе пирсинг, еще и волосы отрастил вдобавок – в общем, стал похож на маленького панка. В таком виде его не фотографировали ни разу.
Доун вздохнула и перевела взгляд на окно.
– Я помню фильмы с участием Робби. Он был такой весь чистенький, хорошенький… Прелесть что за ребенок.
– Именно. Вот поэтому-то миссис Пеннибейкер и убеждена – образ длинноволосого Робби в «Гонки ползунков» вставить не могли. По той простой причине, что таких кадров не существует в природе.
Услышанное никак не хотело укладываться в сознании.
– Значит, он жив?
Доун сама не верила тому, что говорит. К тому же она вспомнила, что с тех пор прошло уже двадцать три года, а Робби ничуть не изменился.
Так, милая. Не вздумай даже мысленно упомянуть слово «паранормальный».
– Вряд ли он «жив» в обычном смысле этого слова, – ответил Кико, для верности изобразив пальцами кавычки.
– Тогда чем ты объясняешь его появление в фильме – в этом новом облике?
Он многозначительно изогнул бровь и с важным видом изрек:
– Причины могут быть самые разные.
Ну вот. Сейчас опять понесет ахинею про привидения.
И тут Доун вспомнила о том, как многозначительно переглянулись новоявленные коллеги, услышав ее высказывание о двенадцатом этаже. Неужели?…
Кико уловил исходящие от нее флюиды недоверия.
– Давай я просто перечислю тебе факты, – сказал он с подчеркнуто терпеливой улыбкой. – Мальчик печально прославился тем, что умер от передозировки в двенадцать лет.
Доун слышала эту историю тысячу раз, но и сейчас ее сердце невольно сжалось. Двенадцать лет. Мальчишка, который ходил по тусовкам и сделал себе пирсинг. Протест против излишне строгого воспитания? Или, наоборот, родители во всем потакали своей звездочке, утешая себя мыслями о том, что в Голливуде детство проходит быстро? Особенно тогда, в восьмидесятые. Дрю Бэрримор прошла по той же кривой дорожке – алкоголичка в девять, в десять наркоманка, а потом и пациентка реабилитационной клиники. В этом городе дети взрослеют со скоростью света, и Доун горячо осуждала родителей, которые даже не пытались этому препятствовать. И хотя с тех пор общество стало намного консервативнее, такие истории время от времени продолжали всплывать.
Кико, который внимательно следил за выражением ее лица, заговорил вновь:
– Поскольку тело Робби исчезло из морга, многие решили, что его убили агенты ЦРУ. Или террористы, в назидание нашему прогнившему обществу. Возможно, он просто еще один голливудский ребенок, слишком рано познавший все прелести звездной жизни, а может быть…
«А может быть, он – бесплотный дух, решивший нас навестить?» – договорила Доун про себя в расчете на то, что Кико прочтет и эту мысль.
Ну что за чушь.
По Голливуду ходит множество легенд – в газетах то и дело появляются сенсационные сообщения о звездах экрана, погибших при загадочных обстоятельствах. Вокруг каждого такого случая возникает великое множество конспиративных теорий, и каждый раз находится кто-то, готовый возродить души мертвых ради очередной назидательной сказки для будущих поколений охотников за славой.
Робби Пеннибейкер, Джейн Мэнсфилд, Джесси Шейн, Мэрилин Монро… Продолжать этот печальный список не хотелось.
Но хотя он и стал героем легенды, Робби Пеннибейкер мертв. Думать, что он где-то бродит и может вот так запросто вернуться домой – чистой воды идиотизм. Должно быть какое-то логическое объяснение тому, как он попал на киноленту.
– Можешь не пересказывать подробности его гибели. – В голове возникла новая мысль, от которой засосало под ложечкой. Доун постаралась прогнать горькие воспоминания, которые уже мелькали перед ее мысленным взглядом чередой полароидных снимков. – Он умер почти через год после смерти моей матери. Они оба участвовали в ее самом успешном фильме. Такое трудно забыть.
Ее слова эхом прокатились по салону машины. И вдруг Доун осенило. Недаром голос спрашивал, хорошо ли она знает фильмы с участием Эвы Клермонт. Видимо, он хотел подготовить ее сознание к тому потрясению, которое ожидало ее при виде Робби.
– Да… Лучшая роль Эвы… – Взгляд Кико затуманился. – «Мечтательница». Я навсегда запомнил сцену, где она стоит на вершине холма. Солнце светит ей в спину, платье кажется прозрачным… В белокурых волосах у нее цветы… Она была похожа на мечту, это точно.
Сердце Доун сжалось от нежности. Эта сцена очаровала многих, стала причиной тысяч безнадежных влюбленностей. Звездный миг Эвы. Один-единственный кадр, в котором воплотилось все очарование девочки-хиппи на пороге самовлюбленных девяностых. Она стала символом тех славных времен, прекрасным призраком, ускользнувшим ото всех.
– Кико, – тихонько окликнула Доун, стараясь как можно осторожнее вернуть его на грешную землю.
Он вздрогнул и смущенно улыбнулся.
Этот эпизод нисколько ее не смутил. Доун слишком привыкла к тому, что абсолютно незнакомые люди признаются ей в безнадежной любви к Эве. Жаль только, что этим дело, как правило, не ограничивалось: уже в следующую минуту у них возникал вопрос о том, почему сама Доун ни капельки не похожа на мать.
– Извини, – сказал он, – на чем я остановился?
– На истории жизни Робби – «Как закатилась восходящая звезда».
– Все, вспомнил.
Он вздохнул и опять стал самим собой, что бы это ни значило. Кико, версия 1.0, 2.0… Интересно, кто ей достанется на этот раз? Веселый чудак? Печальный клоун? Неотесанный болван?
– Из разговора с Марлой Пеннибейкер, – начал он, входя в образ Кико Серьезного, – мы приблизительно знаем о том, что произошло после смерти Робби. Привычный уклад их жизни развалился. Экономка покончила с собой. Отец уехал из страны, потому что не мог оставаться там, где все напоминало ему о сыне.
– Я слышала о Натане Пеннибейкере. Он и сам в детстве снялся в паре фильмов, без особого успеха. Потом он стал импресарио Робби.
– Угу. А после смерти сына он был настолько безутешен, что отправился в Европу – размышлять о смысле жизни и «собирать себя по кускам».
– Похоже, мать оказалась сильнее отца, раз не сбежала и не расклеилась. Хотя и исковеркала сыну детство.
– Не знаю, действительно ли она пребывала в блаженном неведении о «темных наклонностях» Робби или нет. Она дала нам понять, что нет, но я уловил в ее мыслях какую-то двоякость. По-моему, самое ужасное ее преступление в том, что она не участвовала в жизни сына, а занималась своими делами – в то время она была рьяной активисткой Красного креста и все свое время отдавала убогим и несчастным. Теперь рвет на себе волосы и оплакивает каждую упущенную минуту с сыном.
– А что отец?
Брейзи свернула на Клиффвуд-авеню и сбавила скорость. Окружающее проносилось сплошным потоком размытых картинок: густая листва над высокими оградами, чугунные ворота, длинные подъездные аллеи, змейками вьющиеся к величественным фасадам, вбитые посреди безупречных лужаек колышки с названиями фирм вневедомственной охраны.
– С Натаном Пеннибейкером мы еще не беседовали, – ответил Кико. – Он вернулся домой всего несколько часов назад. Это первая удача в нашем расследовании. Хотя, видит бог, мы пробовали все – консультировались с теоретиками заговоров, исследовали каждую пядь в студии, где монтировались «Гонки ползунков», плюс просмотрели эту пакость тысячу раз, не меньше. И все без толку. Жаль, что папаша не стремится с нами увидеться. Брейзи позвонила Марле Пеннибейкер, назначить сегодняшнюю встречу с Натаном, так он изо всех сил пытался отмазаться. Наверное, без телепатии тут не обошлось.
– Ты прочел его мысли.
– Вообше-то нет… Объект должен быть близко, иначе ничего не выйдет, разве что вещий сон приснится. То есть я должен находиться неподалеку от нужного мне человека или предмета, и даже тогда бывают осечки. Иногда люди бессознательно блокируют мои попытки – как ты, например, – иногда узнавать просто-напросто нечего. Иногда нужен, физический контакт… – Он потянулся к Доун, чтобы показать ей на примере, но она быстренько отодвинулась, – …чтобы глубже проникнуть в объект, сосредоточиться по-настоящему. Как с курткой той сволочи, насильника.
– А у тебя крыша не едет от всех этих голосов в голове?
– Не-а. – Кико пожал плечами. – Думаешь, я ловлю каждый случайный флюид? Нет, иначе я б давно уже слетел с катушек.
«Значит, и у него есть слабости, – подумала Доун. – Слава тебе, Господи».
– Итак, ты догадался, что мистер Пеннибейкер не жаждет с нами увидеться, – сказала она, немножко воспрянув духом.
– Вообще-то, там и догадываться было нечего: жена уговаривала его подойти к телефону, а он не соглашался.
– Понятно. А про возвращение Натана Пеннибейкера вы как узнали? Тебе было видение?
– Нет, – пожал он плечами. – За ним Брейзи присматривала.
Видимо, вид у Доун был совсем ошарашенный, потому что Кико быстро взглянул на Брейзи, убедился, что та по-прежнему увлечена матчем, а потом нагнулся к заднему сиденью и прошептал:
– У нас есть одна штука, которую мы называем «локатором».
– И?
– Абсолютно потрясающая вещь. Гораздо эффективнее обычного прослушивания. Брейзи всего-то и требуется, что настроить эту штуковину на запах, то есть поднести к прибору что-нибудь из личных вещей нужного нам человека: одежду или любой другой предмет, а потом установить сенсор в вероятном месте появления субъекта, и готово – нам известно о присутствии мистера Пеннибейкера в доме, хочет он того или нет. Учитывая привычку Натана чуть что – делать ноги, мы решили подстраховаться.
Так вот какой стряпней Брейзи занимается в своем фартуке! Теперь понятно, зачем она сидит в подвале. Ну то есть, почти понятно.
– Но ведь это незаконно. Вторжение в личную жизнь.
– Плевать. Никто никогда не узнает. Короче, как войдем в дом, не удивляйся, если Брейзи вдруг понадобится отлучиться по нужде.
– Пойдет забирать локатор?
– Ты еще спрашиваешь! Сенсор – не игрушка.
– А-а-а, – протянула Доун, а сама подумала: «Ну надо же, этот Голос, наверное, жмот».
– Нет, – возмутился Кико, поймав ее на этой мысли. – Платит он щедро. Уж он-то точно не скряга.
Доун среагировала мгновенно – выбросила руку вперед, и не успел он и глазом моргнуть, как девушка стиснула его запястье мертвой хваткой.
– Говорили тебе, не нарывайся, – процедила она сквозь зубы.
– А что я такого сделал?
Он еще невинность изображает. Ладно, свое мнение она выразила, так что можно его отпустить.
Кико отвернулся, потирая запястье. Доун надеялась, что при этом он еще и клялся в душе, что больше никогда не полезет в ее мозги.
– Думаешь, мы застанем мистера Пеннибейкера дома? – спросила она.
Кико не ответил. Дуется? Тоже мне взрослый. Доун прибавила громкости:
– Эй!!!
– Застанем. Миссис Пеннибейкер не говорила ему о нашем визите.
– Спасибо.
– Запястье болит. Ты сильная.
– Я едва к тебе прикоснулась. – «Нытик». Кико изображал смертельно раненного весь остаток пути до резиденции Пеннибейкеров. Брейзи припарковалась у ворот, где их встретили только оскаленные львиные морды, отшвырнула наушники и направилась к домофону, сердито бормоча сквозь зубы, что из-за некоторых ей так и не удалось толком расслабиться.
Женский голос попросил их подождать, пока откроются ворота. Решетчатые створки тут же разъехались, и Доун почувствовала бы себя долгожданной гостьей, если бы не некоторые обстоятельства. А именно: бескрайний газон, идеально подстриженный – маникюрными ножницами, не иначе, – искусственные водопады, бронзовые статуи, застывшие в танце под яркими лучами прожекторов. Плюс тот факт, что встречать их никто не вышел. Да что там, хозяева даже фонарь над крыльцом не потрудились зажечь.
Снаружи дом Пеннибейкеров напоминал музей современного искусства – два этажа, лаконичный белый фасад, прямые углы, стерильный лоск. Слева росла дубовая рощица, справа – лабиринт из живой изгороди. Сквозь приспущенное окно слышались только журчание воды по граниту и стоны ночного ветра, призывно воющего в кронах сосен. Будто стая волков.
Брейзи вышла из машины, но Кико даже не пошевелился.
– Ты что, обиделся? – спросила Доун.
– Ш-ш-ш.
Она придвинулась ближе и увидела, что его глаза закрыты. Ну да, как же она могла забыть. Пора устроить фокус-покус.
Тем временем Брейзи энергично взбивала свои короткие волосы. Фартук она сняла еще раньше – под ним обнаружилась черная футболка, под стать армейским штанам. На груди красовалось изображение плюшевого медведя с кувшином какой-то шипучки в лапах.
«Не вздумай сболтнуть что-нибудь на эту тему», – мысленно приказала себе Доун. Они ведь не в элитный клуб собрались. Тем более Брейзи уже набросила на плечи черную ветровку. Правда, под нее она надела еще и наплечную кобуру.
Доун зачарованно уставилась на едва заметные очертания револьвера. Настоящий и заряжен, надо думать, настоящими боевыми патронами.
Кико отстегнул ремень безопасности и облачился в такой же прикид: кобура, сверху легкая куртка.
– Брейзи у нас хороший полицейский, а я – непредсказуемый. Как Мэл Гибсон в «Смертельном оружии».
Доун изо всех сил уговаривала себя не психовать.
– Зрелище, должно быть, впечатляющее.
Кико едва успел увернуться. Он театрально развел руками, показывая, что нисколечко не обиделся.
– Ты в надежных руках, – объявил он. – Нас тренировали настоящие асы. Главное – войти в образ.
Черт.
– Значит, и она тоже?… Актриса?
– Жизнь – театр, и все мы в нем актеры…
Доун решила не высказывать, что именно она думает о людях его профессии. Клоуны все до единого, особенно те, кто считают, что могут сами выполнять свои трюки… Или разгуливать с пистолетами, если уж на то пошло.
– В обычной жизни Брейзи – трагическая актриса, – пояснил Кико. – Еще год назад она снималась в «Бандито».
– А что это?
Кико извлек из своего арсенала маску снисходительного превосходства.
– «Бандито»? Да так, всего лишь популярнейший в Мексике сериал. Брейзи играла девственницу, которую застрелили, прежде чем Бандито успел ее изнасиловать.
Неудивительно, что она такая дерганая. От сексуального воздержания Доун бы тоже брюзжала на всех и вся.
– Ее попросили, – продолжил он, понизив голос. – Сказали что в тридцать один год инженю из нее как… Представляешь? Мне-то пока двадцать семь, но боюсь, что меня тоже попрут, как только мне стукнет…
Похоже, Брейзи все слышала.
– Может, ты заодно поделишься и результатами моих анализов? Раз уж ты уже по всей моей биографии прошелся?
– Извини. – Кико распахнул дверцу и вылез из машины.
Доун последовала его примеру. Как же получилось, что именно этим двум чудакам – болтливому карлику и злюке с плюшевым мишкой на пузе – поручено разыскивать Фрэнка? Да, Доун позвонила в полицию, но к ее сообщению отнеслись с таким безразличием, что стало ясно: активных действий не дождешься. Позвонить им, что ли, опять? Раз даже последняя ее надежда растаяла как дым.
Они бесшумно прикрыли дверцы машины. К вою ветра добавился далекий собачий лай, и ночной мрак показался еще враждебнее.
– Любопытства ради, – заговорила Доун, – а как мой отец вписывается в вашу… э-э-э… – «Психушку!» – …в ваше агентство?
Брейзи засунула большие пальцы в петли на поясе брюк и повернулась к кустам. Листья шуршали, танцуя под неведомый мистический напев.
– Мистер Фрэнк Мэдисон был нашим главным пиарщиком, – ответил Кико все также тихо. – Он умел располагать к себе людей. К тому же он был хорошим бойцом. Отличным! В нашем деле умение драться иногда оказывается очень полезным.
В кустах что-то треснуло. Брейзи распахнула ветровку и одновременно сунула руку в карман брюк, словно ей были слышны частоты, недоступные простым смертным.
А Кико смотрел на нее как-то странно, будто спрашивал: ну что, дошло до тебя, чем жил твой отец?
Но Доун так ничего и не поняла, только запуталась. В ее глазах Фрэнк всегда был жизнелюбом, который когда-то работал вышибалой в баре и однажды, когда Эве Клермонт взгрустнулось, умудрился залезть в ее трусики. Скандал облетел желтую прессу в мгновение ока: в те времена Мадонна еще не успела прыгнуть в койку к своему персональному тренеру и превратить тему «Звезда влюбляется в простого смертного» – в тему дня.
– Эй, Кико, – окликнула Брейзи. Она вся подобралась и пристально всматривалась в заросли. – Готовься.
От резких ноток в ее голосе телепат сразу превратился в Кико-Сама-Серьезность и сунул руку в расстегнутый карман штанов-карго. И только тогда Доун заметила, что карман подозрительно оттопыривается.
– Вот так сюрприз, – пробормотал Кико.
Оба сыщика не сводили глаз с внезапно замершей листвы. Доун медленно перевела взгляд в ту же сторону.
Прямо на нее смотрели три пары красных глаз. Спокойно и пристально.