Текст книги "Восход ночи"

Автор книги: Крис Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3 Голос

Что за чертовщина?

Как только Доун поняла, что приветственный ритуал – или что там это было – завершен, она попыталась подняться. Кровь с трудом пробивалась по венам, разгоняя вязкий страх. В животе все еще трепыхалось тепло, струйками ползло ниже. Возбуждало.

О господи…

Силясь восстановить дыхание, Доун почувствовала легкую пульсацию между ног – словно дразнящее прикосновение невидимых пальцев, которые ласкали ее, вызывая волну жаркого страха.

Она прислонилась к косяку двери и отдалась приятному ощущению. Интересно, что это было? Похоже…

Доун сжала губы, подавляя тихий стон, откинула голову назад и провела рукой по животу. Разбуженные мускулы напряглись и затрепетали.

Приятно.

Пульс понемногу успокаивался, превращаясь в размеренный стук в висках. Доун наслаждалась ласковым теплом, пока оно не схлынуло. А потом наступила ленивая истома. Двигаться не хотелось.

«Почти как хороший секс», – подумала она, жалея, что все уже закончилось. Быстрый и ни к чему не обязывающий. Как раз такой, к какому она привыкла.

Не доверяя ногам, Доун уперлась в притолоку и настороженно разглядывала кабинет – плотно заставленные книгами полки, портреты на стенах, с которых, томно прищурившись, смотрели знойные красотки с гладкими оголенными спинами. Только на одной картине женщин не наблюдалось – на одиноком выжженном пейзаже в красно-оранжевых тонах. Окна закрывали тяжелые бордовые портьеры с золотой бахромой, рядом с которыми огромная плазменная панель над пламенеющим пейзажем казалась случайно очутившейся здесь уличной рекламой. За массивным письменным столом застыло в ожидании пустое кожаное кресло. Поверхность стола сверкала девственной чистотой, как будто «босс» уже завершил все свои расследования, и теперь поджидал, пока появится новое дело. Ну что же, вот оно и появилось.

– Есть тут кто-нибудь? – тихо спросила Доун. Подумалось: а вдруг она вслед за Фрэнком угодила в ловушку какого-нибудь безумца?

Тишина.

Возбуждение улеглось, превратилось в тягучее желание, слабую дрожь в низу живота.

Любопытство боролось в ней с осторожностью. Доун отбросила упавшую на лицо влажную прядь. Господи, а руки-то дрожат.

Так. Может, она просто заснула в самолете и видит сон? Или от нервного истощения у нее начались галлюцинации?

Через некоторое время Доун сумела выпрямиться и сделать пару шагов, тут же вспомнив о тупой тяжести в обманутом теле. Ноги показались ей парой плывущих медуз. Дыхание по-прежнему давалось с трудом.

И вдруг Доун почувствовала новый порыв ветра. Она напряглась, но тут же расслабилась – на этот раз порыв был слабее, мягче. И никаких вибраций ниже пояса.

Она глянула влево и увидела решетку включенного на полную мощность кондиционера.

Доун вспыхнула от острого стыда. Нападение бытовой техники? Неужели все дело в этом чертовом кондиционере? Да ну, не может быть.

Наконец хозяин кабинета снова подал голос:

– Присаживайся.

Звук шел из колонок телевизора, наполняя собой все пространство кабинета, но при этом казалось, что владелец голоса – низкого, глубокого – говорит шепотом, причем с каким-то легким акцентом. Француз? Испанец?

«При таком качестве звуковой системы он вполне мог находиться здесь, в комнате», – подумала Доун и провела ладонью по предплечью, отгоняя невольные мурашки. Кожа горела, как будто голос каким-то необъяснимым образом ее касался.

От такой идиотской мысли из горла вырвался нервный смешок.

«Ага, я нимфоманка… – Доун задумалась. – Нет, это уже просто ни в какие ворота…»

– Я лучше постою, вдруг меня еще какая ерунда поджидает. Где вы, черт побери?

– Доун.

Оттого, как голос произнес ее имя – тягуче, как будто пробовал каждую букву на вкус – внутри у нее все перевернулось. Не задумываясь, она шагнула вперед.

– А теперь присядь, не стесняйся.

И она покорно, как заводная кукла, пошла вглубь кабинета. Странно.

Нуда ладно… Раз уж они все равно собрались побеседовать, можно и сесть. Доун присмотрела симпатичную бархатную кушетку и шлепнулась на нее. Закинула ногу на ногу и устроилась поудобнее, не обращая внимания на то, что нервы все еще слабо вибрировали после испытанного удовольствия. Думать об этом не хотелось, но и забыть не получалось.

– Итак. – Она широким жестом обвела кабинет и остановилась на колонках. – Спасибо за представление. «Ангелы Чарли», да и только.

Хозяин кабинета проигнорировал насмешку.

– Рад, что мы наконец познакомились.

Явно иностранец. Ну и загадка этот его акцент.

– Хотелось бы ответить, что взаимно, но… – Она развела руками. – Сами знаете. Отец куда-то пропал. Вокруг творится не пойми что. Ну и так далее.

– Злишься. – Пауза. – Тебя можно понять.

– А я по жизни злая. – Ей надоел обмен любезностями. – Почему бы нам не перейти прямо к делу. Давайте, просвещайте меня.

– Сначала еще несколько вопросов.

«Стоп. Кто тут должен задавать во…»

– Когда ты последний раз разговаривала с Фрэнком?

Смутившись, она поспешно отвернулась от телевизора.

Значит, сначала поговорим об отце. Вот и прекрасно.

– Месяц назад.

Наступившее молчание было красноречивее слов.

– У нас… – Она нервно погладила кушетку. – Отношения у нас были не очень.

На этот раз держать язык за зубами решила Доун. В воздухе повисла напряженная тишина, которая давила, заставляла ее оправдываться, объяснять, почему так сложилось в ее семье.

Прошла секунда, две… Голос не отзывался. Доун сидела, как на иголках.

– Не смейте меня осуждать, черт побери, – произнесла она наконец. – Он работал на вас. Тоже мне сыщики, целых четыре дня не могли сообразить, что он пропал.

– Прежде чем тебя беспокоить, мы хотели убедиться, что он действительно пропал. К моему великому сожалению, у Фрэнка была привычка исчезать во время заданий. Ему нравилось работать в одиночку, но мы никогда не теряли с ним связь надолго. А потом нам пришлось разыскивать тебя по всей… – Он многозначительно помолчал. – …Виргинии?

Фрэнк вел расследования? Ерунда какая-то. Он же сам признавался, что не умеет работать мозгами.

– Одинокой девушке выбирать не приходится. Надо же на что-то жить, – сказала она, пытаясь увести разговор в безопасное русло. Подальше от Виргинии.

– Ты не слишком откровенна.

– Вы тоже, мистер. Откровенность за откровенность.

– Доун.

Веки вдруг стали как чугунные.

«Разница во времени, – подумала она. – Вот меня и клонит в сон».

– Мы думали, что найдем тебя где-нибудь на съемках, – продолжил Голос. – А ты сделала ход конем и отправилась в Арлингтон, ремонтировать какой-то полуразвалившийся дом.

Теперь его шепот пронизывал ее, как раньше – воздух. Зарождающееся тепло устремилось в те же опасные края. Она занервничала и почувствовала себя одной из изображенных на картинах женщин, похожих на кошек, которые потягиваются после долгого сна на солнцепеке.

Перед глазами поплыло. Доун почувствовала, что съезжает к краю кушетки. Нога соскользнула с коленки и выпрямилась, бедра слегка раздвинулись.

М-м-м. Как хорошо, тепло…

Ей показалось, что раздался тихий смех. Не отдавая отчета своим действиям, она потянулась рукой к бедру, погладила грубую ткань джинсов, приблизилась к шву в паху, где опять разливалось горячее возбуждение.

– Доун?

Она вздрогнула.

– Виргиния… – Язык заплетался, хотя голова оставалась кристально ясной. – Подружка предложила мне немножко заработать.

А также спрятаться на время, переждать, пока забудется одна недавняя глупость.

– «Подружка»? – спросил он. – Не знал, что у тебя много друзей. Тем более женского пола.

Желание запустить руку в джинсы стало непереносимым, но она удержалась и заставила ладони опуститься на кушетку. Нестерпимая мука между ног жгла, молила об удовлетворении.

– Что происходит? – спросила Доун. Губы не слушались, и вопрос получился не требовательным, а каким-то вялым.

– Ты крепкий орешек. Я приятно удивлен. – Голос «босса» звучал невозмутимо, как будто сексуально озабоченные девицы осаждали его офис каждый божий день. – Позволь мне пояснить свой вопрос. «Подружка» – жена плотника, который работал на съемках твоего последнего фильма, не так ли? Преподаватель социологии и истории феминизма, она пожалела тебя после эпизода с Даррином Райдером.

Ответ слетел с губ по собственной воле, легко и естественно, хотя Доун и уговаривала себя молчать.

– Она первой поздравила меня, когда я с треском вылетела с работы. Многие порадовались, узнав, что я навела блеск на фамильные ценности семейства Райдеров.

– Что ж, запомним: не стоит приставать к тебе без твоего согласия.

В глазах колыхался серый туман, на шее ощущалось мужское прикосновение.

М-м-м. Смутно сознавая, что что-то не так, Доун улыбнулась, принимая бесплотную ласку, и, окончательно расслабившись, произнесла:

– Похоже, моя ситуация кажется вам забавной.

– Ну, не так все уж и плохо.

Может, в его табели о рангах изгои стоят на самом верху?

– На самом деле – хуже не бывает. – Разговор отнимал слишком много сил, да и участвовала она в нем уж слишком активно. – Даррин Райдер – захудалый актеришка, вообразивший себя хозяином жизни… а заодно и съемочной группы. Затащил меня в раздевалку в Вашингтоне. Вечно пытался облапить в перерывах между дублями. Он, может, и вкус сезона в Голливуде… но меня что-то не тянуло его отведать.

– А это Райдера не устраивало.

И опять ответ прозвучал помимо воли:

– Технический персонал частенько как морковка под носом у актеров. Да уж… наша роль – оттенять их блеск. Неблагодарное занятие. У Райдера появился пунктик какой-то – ну правильно, дочка самой Эвы Клермонт. Я уже привыкла, поэтому не обращала внимания на его заигрывания. И тем, надо полагать, раззадорила его еще больше. Потом он начал приставать, ну я и приласкала его как умею. Ногой по яйцам.

– Весомый аргумент.

– Ага. Вот только Райдер… и режиссер… и продюсер… и агент его… и импресарио… все почему-то встали на уши.

«Ух ты!» – подумала она, слушая собственный голос, который доносился словно откуда-то издалека. Как беззаботно она это рассказывает, будто ее любимая карьера ни капельки не пострадала. Впрочем, люди в кино отходчивые. Если удастся убедить кого-нибудь закрыть глаза на ее теперешнюю репутацию «взбалмошной девицы», то есть шанс вернуться к работе каскадершей – к единственному стоящему занятию, которое дает ей повод гордиться собой. В конце концов ее привлекают не мизерные деньги и не нулевые шансы прославиться. То, что давала ей работа, стоило любых синяков и царапин.

Доун попыталась встряхнуться.

– У меня тоже есть к вам вопросы. – Она с усилием подняла указательный палец и ткнула им в телевизор. – Например, как вы собираетесь приставать ко мне, не имея тела?

Голос расхохотался. Звук тут же отозвался в ней новой волной возбуждения. Она погладила мягкий бархат кушетки, воображая, что под рукой у нее не обивка, а нечто куда более интересное.

– Нечего ответить? – спросила она, довольная, что сумела перехватить инициативу.

– Пожалуй, что нечего, – произнес он совсем тихо. – Ты ведь известная сердцеедка, а я, видишь ли, дорожу своим покоем.

«Давай, напомни мне о моих похождениях, – подумала она. – Наслаждение от секса – вещь не постыдная».

– Еще ты очень хорошо развита физически, отлично справляешься со своей работой, – добавил он. – Умеешь фехтовать, разбираешься в мечах и прочем оружии. Тренированный боец, гимнастка, знаешь, как прыгать с высоты и работать со страховкой.

– Может, продолжите свой список при личной встрече, мистер?… – Имя «Лимпет» никак не вязалось с Голосом. Все равно, что представить Дэнни де Вито в роли Призрака оперы.

– Ты хорошо знаешь фильмы, в которых снялась твоя мать? – сказал он, с головокружительной скоростью переключаясь в рабочий режим.

Что ж, вернемся к делам. Доун знала, что рано или поздно сумеет направить его в нужное русло.

– Довольно хорошо. Она сыграла в нескольких вполне приличных картинах, а потом ее убили.

– Да. Меня ее работа впечатлила. Очень жаль, что ее жизнь оборвалась в столь юном возрасте.

– Между прочим, ей было уже двадцать три, – заметила Доун. – Рано или поздно, мы все там будем.

– Похоже, ты не слишком печалишься.

Доун попыталась сесть прямо. Слова все еще не успевали за мыслями, речь давалась с трудом, хотя и легче, чем раньше.

– А что прикажете делать? Рвать на себе волосы и причитать, что вот, мол, она я, беспутная дочь Эвы Клермонт, пережившая лучшую из женщин? Актрису, которая за свой недолгий век успела подарить миру столько красоты? Вы этого хотите? Душераздирающей исповеди?

В горле застрял комок, и она замолчала.

– Для начала можно просто погоревать, – сказал он. Доун зажмурилась и резко вздохнула, как всхлипнула.

– Видите ли, она умерла, когда мне был всего месяц. Так что нельзя сказать, что в моих жилах течет кровь матери. Я не похожа на нее – не люблю театральности.

– И именно поэтому ты выбрала работу в кино.

Нет уж, этого она не потерпит. Слушать, как доморощенный психоаналитик объясняет ей, что ее профессия восходит-де к младенческой памяти о мамочке, вкупе со стремлением показать всему миру, что гламурное наследие Эвы Клермонт дочке на фиг не сдалось. Да, не исключено, что Доун просто мстит матери, бросившей ее на произвол судьбы в столь нежном возрасте. Может быть, ей нравится представлять, что сказала бы очаровательная Эва о столь неженственной профессии своей дочери. Но посторонним об этом знать совсем не обязательно. Доун – мастер по самокопанию и своих тараканов знает наперечет.

– Шедевры моей матери имеют отношение к исчезновению отца?

Он опять увильнул от ответа, но на этот раз в его шепоте прозвучала доля уважения к ее настойчивости.

– Мне кажется, какая-то связь есть.

– Ну так сделайте одолжение, поделитесь своими догадками. – Она попыталась стряхнуть сонное оцепенение и встать с кушетки, но в результате только сползла еще ближе к краю.

– Не знаю, Доун, поверишь ли ты мне.

– А вы попробуйте. Что именно вы все от меня скрываете?

Наступившую тишину нарушало только слабое гудение колонок. Собрав волю в кулак, Доун рывком поднялась на ноги. Окружающий мир тут же немного прояснился, как будто она вынырнула из воды на поверхность и вновь обрела способность слышать и видеть. Пошатываясь, она стояла перед телевизором и озиралась в поисках скрытой камеры.

– Даже не пытайся. – Как ни странно, в голосе послышалось чуть ли не восхищение. – Брейзи устроила все так, что обнаружить меня почти невозможно.

– Да? Посмотрим. Раз не хотите рассказать мне о Фрэнке… – Она провела рукой по нижнему краю телевизора, но ничего необычного там не нашла. – Кстати, а кто она такая, эта Брейзи? Да и Кико? – Ясность и самообладание росли с каждой секундой. Доун продолжила поиски. Встала на цыпочки, чтобы заглянуть за телевизор. – Ваши помощники не слишком-то обрадовались моему появлению.

Она стояла так близко к экрану, что Голос обволакивал ее целиком. По телу бегали мелкие колючие мурашки, забирались под кожу. Она зажмурилась от удовольствия, но потом вспомнила о своей задаче и помотала головой, прогоняя наваждение.

– Странно. Не вижу, с чего бы Кико и Брейзи тебе грубить, – произнес Голос. – Фрэнк редко говорил об Эве, но ты из его рассказов всегда представала прямо-таки ангелом во плоти.

Она обернулась, подумала: «А почему бы и нет?» – и вскарабкалась на исполинский письменный стол. Отсюда можно было изучить колонки с другого ракурса.

И тут ничего. Эх, жаль, что она не разбирается в технике. Даже покажи ей подробную схему здешней системы, и тогда она вряд ли сообразит, что к чему.

– Ангелочком, говорите? – Дышалось теперь легко и свободно. Ну вот, уже почти в норме. – Ну, это вряд ли. Хотя я просто неотразима, когда танцую на красном дереве.

Она вызывающе топнула сапогом по столу и подождала реакции.

– На вишневом, – прошептал Голос. – И этот стол пережил уже десяток таких, как ты.

– Да? Что же вы, начальничек, баловались с секретаршей прямо на письменном столе? А?

И опять – тихий смешок, но уже не вполне добродушный. Хриплый. Мрачный.

– Ты и представить себе не можешь, какие спины полировали этот стол.

Доун задумалась. Не о подозрительной деятельности конторы, нет. И даже не о странных элементах интерьера. Здесь явно творилось что-то еще. Нечто зловещее – такое, о чем она и не подозревала.

Она напустила на себя беззаботный вид, спрыгнула на ковер и, обойдя стол, приблизилась к пустому креслу. Провела рукой по столешнице, задержалась в том месте, где пальцы нащупали какую-то бороздку, и пристально всмотрелась.

– Вопросы тут задаю я, – напомнил голос. – Доун.

Что-то вторглось в ее сознание и властно потянуло за собой, но Доун решила не поддаваться и сосредоточила все свое внимание на находке. Края борозды были острыми, как будто в столешницу вонзился топор.

В эту минуту в кабинет вбежал Кико, а следом за ним появилась и Брейзи. Доун ахнула от неожиданности и сразу же пришла в себя, словно вдруг проснулась. Как будто последние минуты были лишь разрозненными кусочками головоломки, и Доун только что вошла в кабинет с намерением собрать их воедино.

– Спасибо, Доун, – прошептал Голос. – Ты сильнее, чем я думал.

Доун хотела спросить, что он хотел этим сказать, но вмешался Кико:

– Простите, мы задержались. – Он все еще был на взводе и не обращал никакого внимания на окружающих. – Сработал один из локаторов. И выдал такое!..

На Брейзи был все тот же фартук до колен, под ним – черные брюки, похожие на армейские. Вблизи она выглядела старше, чем показалось Доун при первой встрече. От уголков глаз и рта разбегались тонкие лучики морщин. «Вряд ли от частого смеха», – подумала Доун.

– Натан Пеннибейкер только что вернулся в Лос-Анджелес, – объявила Брейзи. – Мы с Кико собираемся его навестить.

– И взять ее с собой. – Кико бросил взгляд в сторону Доун.

Она растерянно заморгала. Последние полчаса уже забылись, как дурной сон.

– Рано, – сказал Голос.

Кико шагнул к экрану и погрозил телевизору пальцем. Ага! Экран – это «глаз» Голоса, его лицо.

«Но где же все остальное? – подумала Доун. – За стенкой, за пультом управления? В другом здании на этой же улице?»

По спине пробежал холодок. Доун покосилась на экран, представила, что за ней наблюдают…

– Помните мое видение? – настаивал Кико. – Она – ключ!

– Я? – удивилась Доун. – Какой еще ключ?

Телепат скользнул по ней взглядом, словно добираясь до самых скрытых уголков души. «Когда же это кончится», – подумала Доун и отступила, прикрыв грудь рукой. Кико смущенно отвернулся, но Брейзи по-прежнему смотрела в упор – в этом пристальном взгляде мелькнула тень какого-то чувства. Какого, Доун так и не поняла – женщина поспешно отвернулась.

– Без нее никак, – повторил Кико. – Так что давайте не будем ходить вокруг да около, а просто добавим Доун в список персонала, и дело с концом.

«Список персонала?» События развивались слишком быстро, будто картинки в комиксе ужасов, нарисованные торопливой рукой. Но Фрэнка нужно найти, и раз уж они готовы помочь, отказываться нельзя ни в коем случае. Время у нее есть – виргинская работа подождет. Никуда они не денутся, навесные шкафы и стенная плитка. Соберет-уложит их, когда вернется. Главное ее дело – здесь.

– Я согласна! Сделаю все, что хотите, поеду с вами, отвечу на любые вопросы…

Из колонок донесся вздох. Смирился?

– Все, что хотим, – повторил он. – Значит, даешь мне понять, как далеко ты готова пойти ради того, чтобы разыскать отца?

Сердце забилось быстрее.

– Ради этого я готова на все. Все, что угодно.

Брейзи шагнула вперед. Теперь оба помощника Лимпета стояли рядом с Доун.

– Фрэнк занимался поисками пропавшего ребенка. К нам обратилась мать мальчика, – сказала она.

Ребенка? Доун растерянно отвернулась. Значит, придется иметь дело с убитой горем матерью, прорабатывать каждую версию о том, что могло случиться с мальчиком… и с Фрэнком. Она скрестила руки на груди. Ну что ж, раз надо, так надо. Отступать поздно.

Доун собралась озвучить свое мнение, но экран – всевидящий глаз босса – вдруг мигнул и ожил. На его радужке появилась сцена из фильма под названием «Гонки ползунков» – глупейшей комедии, выпушенной в прокат пару недель тому назад, и уже собравшей тридцать три миллиона долларов. Интересно, откуда у Голоса запись. Наверное, пиратская копия. Тогда придется хорошенько его отчитать, ведь именно так съедается прибыль от фильмов, а значит, и ее зарплата. Если, конечно, ей когда-нибудь снова заплатят за съемки.

Действие происходило в уютной квартирке в неком абстрактном, безупречно чистом городе, какие бывают только в кино. Двое мужчин с проседью в волосах – в папаши они явно не годились – спорили у колыбели, из которой доносились неправдоподобно истошные крики младенца. Оба вцепились в использованный памперс и тянули его на себя.

О том, что сейчас случится, не хотелось и думать. Конечно же, в следующую секунду памперс взорвался и…

– Здесь, – объявил Голос, и на экране застыл самый неаппетитный кадр.

Доун, Кико и Брейзи дружно покачали головами.

– Классика жанра, – сказал Кико. – Честное слово, в нынешнем кино…

– Кико. – Очевидно, у Голоса были иные соображения по этому поводу. – Доун, ты заметила?

– Ага. Более, чем достаточно.

– Я говорю о расследовании. Взгляни повнимательней – окна на задней стене комнаты.

Запись перемотали и вернули к кадру, в котором дядьки перетягивали еще целый и невредимый памперс.

– Смотри, – сказал Голос, и кадр увеличился. Теперь в фокусе было окно на заднем плане.

Сначала Доун ничего не заметила. Так, отблеск, отражение сверхмощной лампы. Но чем дольше она смотрела, тем яснее вырисовывалось… Лицо мальчугана с большими голубыми глазами. Паренек скребся в окно. На вид ему было лет десять-двенадцать – еще не подросток, но пытается казаться старше. Вон и волосы свисают темными патлами, и даже пирсинг себе сделал – одна бриллиантовая сережка в носу, вторая – на брови. Мальчишка кого-то смутно напоминал. Интересно…

– Ну, пролез он на съемки. – Голос Доун звучал ровно и уверенно, глаза были прикованы к экрану. – Подумаешь, мальчик в окне – кстати, ненастоящем. Что вас так удивило? Он случайно забрел в кадр. Это же не двенадцатый этаж, а он не призрак какой-нибудь.

Брейзи и Кико переглянулись и дружно уставились на Доун.

Она все не могла поверить своим смутным догадкам. Вот это да. Как раз в духе недавних приключений в гостях у Лимпета. Ничего, скоро она добьется ответов на все свои вопросы, не мытьем так катаньем.

Молчание нарушил Кико:

– Мы говорили со знатоками спецэффектов. Они утверждают, что киношными фокусами там и не пахнет. Наложить фотографию на пленку не получилось бы в любом случае, учитывая то, что рассказала мать мальчика…

– Доун. – Голос произнес ее имя таким тоном, как будто уже разочаровался в своей новой сотруднице. – Не узнаешь?

Может, и узнает. Только сознание отказывается облечь догадки в связную мысль. На помощь пришел Кико.

– Это Робби Пеннибейкер, – сказал он. – Кому как не тебе знать, что в этом фильме его быть просто не может.

В голове все смешалось… сознание поплыло… сейчас выключится…

– По той простой причине, – добавил Кико, – что он умер двадцать три года тому назад.