Текст книги "Тайная жизнь Лиззи Джордан"
Автор книги: Крис Манби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Глава двадцать вторая
Мы сидели допоздна, обсуждая разные варианты. Брайан предложил мне доверить бизнес надежным рукам Симы, пока я не улажу ситуацию в Америке. Мне понадобится виза и другие документы, но Брайан будет счастлив, если я поживу у него столько, сколько нужно?
Столько, сколько нужно? Я не была уверена, что мне понравилась эта фраза, поскольку она подразумевала, что на каком-то этапе я должна буду переехать куда-то в другое место, но я сказала себе, что Брайан просто вежлив. Возможно, он подумал, что мне может не понравиться, если он сразу же мне предложит остаться с ним на всю жизнь.
Мы решили, что я приеду в Штаты примерно через неделю, после того как Брайан туда вернется. Это даст мне возможность нормально передать дела Симе, сказала я. На самом-то деле я смогу заработать деньги на перелет за неделю в «Корбетт и дочь».
– Конечно, тебе нужно будет найти место для Геркулеса, пока тебя не будет, – сказал Брайан. – Ты сможешь оставить собаку здесь?
Если Харриет не вернется и не заберет свою собаку, то пес сразу же отправится в собачий приемник в Баттерси. Естественно, Брайану я об этом не сказала.
– Не верится, что это возможно, – сказала я. – Это безумие.
– Безумие, но прекрасное, – ответил Брайан.
На следующий день я с нетерпением ждала записи на телевидении. Мэри будет поражена, узнав, что мой грандиозный план осуществился, но я также надеялась, что она порадуется за меня. Но когда мы попали в студию, я нигде не видела Мэри. Я решила, что она за кулисами со своей новой клиенткой, но решила, что ради даже самого невероятного слуха не стоит прерывать подготовку к записи.
Мы с Брайаном решили сесть где-нибудь в середине. Он хотел сесть прямо перед сценой, но, к моему безмерному облегчению, все места внизу были уже распределены до нашего прихода. Рядом с нами сидел человек, на руке которого было вытатуировано «Мелинда». Его жена представилась нам. Ее звали Анита.
Несмотря на предупреждение Мэри одеться получше, я чувствовала себя довольно сковано, потому что остальные зрители были одеты в спортивные брюки и потертые джинсы. Я сняла жакет, повесила его на спинку сиденья, но человек, сидевший сзади, грыз шоколадку, и мысль о том, что на шелковом костюме Мэри останутся отпечатки его пальцев, заставила меня снова надеть жакет.
Чтобы разогреть публику, женщина из постановочной группы вышла на сцену и завела дискуссию с сидящими в первых двух рядах, спросив одну женщину, что бы она сделала, обнаружив, что ее муж периодически переодевается в ее нижнее белье, пока она ездит по городу с дочками. Та сказала, что ей это было бы отвратительно и она бы поняла, что ее муж голубой, что вполне соответствовало облику сидящего рядом с ней высоченного водопроводчика, одетого, как старшая сестра Джоан Коллинз.
– Забавно, – шепнул мне Брайан, пока мы наблюдали, как накалялись страсти. – Никогда не думал, что англичане обладают таким темпераментом. – Я толкнула его под руку. Но прежде чем народ перешел к кулачному бою, еще один член постановочной группы в наушниках и с маленьким забавным микрофоном появился из-за кулис, чтобы сообщить, что Арабелла поднимается из гримерной в студию.
В ожидании ее появления благоговейная тишина воцарилась в студии. Казалось, прошла вечность, прежде чем помощница режиссера, затеявшая спор о трансвеститах, быстро отошла за камеру и махнула, давая сигнал всем выражать восторг и приветствовать Арабеллу, которая наконец вышла из-за занавеса в верхней части зрительного зала и направилась к сцене, пожимая руки, как это обычно делают все ведущие ток-шоу.
– Арабелла! Арабелла! – скандировала толпа в такт мелодии. Почти в такт. В ее имени было слишком много слогов. Интересно, будет ли Мэри просить их поменять мелодию.
Арабелла пожала руку семерым гостям, а затем направилась прямо к крестику на полу студии, не обращая внимания на других, жаждущих к ней прикоснуться. Она отбросила свои прямые каштановые волосы и улыбнулась в ближайшую камеру ослепительной дорогой улыбкой. Она выглядела прекрасно, хотя меня одолевало досужее любопытство, насколько лучше она бы выглядела, если бы сделала липосакцию.
– Спасибо всем за то, что вы пришли, – сказала она, глядя в камеру, обращаясь таким образом и к телезрителям. – Для меня это очень много значит.
– По крайней мере, ноги у нее лучше, чем у Джерри Спрингера, – заметил Брайан. Анита строго взглянула на него, чтобы он замолчал. Она проделала долгий путь, чтобы получить свои пятнадцать минут, и относилась ко всему действу очень серьезно.
– Сегодня в нашей программе мы будем говорить о секретах, – продолжала Арабелла. – О секретах или о лжи. В чем разница? Когда секрет становится ложью? Правы ли мы, когда храним секреты от людей, которые нас любят, или мы только копим неприятности на будущее, когда какая-нибудь пустячная вещь, которую мы скрывали от всех, превращается в колоссальную мину замедленного действия, разбивающую семью?
Она вдруг стала очень серьезной. На самом деле, даже зловещей. Внимание зрителей было приковано к ней.
– У каждого из моих сегодняшних гостей есть секрет, который хочется рассказать. Они должны сбросить с себя эту ношу, признаться в своей нечестности и излить свою душу. Но что будут чувствовать те люди, которым они хотят в чем-то признаться? Правильно ли сделают мои гости, скинув с себя эту ношу, или просто переложат решение своих проблем на чужие плечи? Мой первый гость – Джейн из Вустершира. Она хранила свою тайну почти пять лет. Давайте поприветствуем Джейн.
Аудитория послушно взорвалась аплодисментами, и Джейн вылезла на сцену с таким видом, словно она уже передумала. Под одобрительный шум толпы Джейн подошла к креслу, обитому красным бархатом, и села, жмурясь от света, словно олень, попавший в свет фар.
– Ты прекрасно выглядишь, Джейн, – сказала Арабелла девушке, одетой в настолько короткое красное платье, что оно не оставляло места воображению. Особенно хорошо были видны штанишки колготок. Жмурясь, Джейн поблагодарила ее. – Итак, Джейн. Тебе потребовалось долгое время, чтобы решиться и рассказать о своем секрете, да?
– Это правда, – сказала Джейн еле слышно. Она откашлялась и снова сказала: – Это правда. – На этот раз она так низко опустила голову, что микрофон стал фонить.
– Просто говори естественно, – наставляла ее Арабелла. – Представь, что сегодня в студии никого нет, только я и ты. Представь, что ты разговариваешь со своей самой близкой подругой.
– Уверена, что ей легче было бы говорить наедине с Пиночетом, – прошептала я Брайану. – Она просто в ужасе.
И подумать только! Джейн из Вустершира выбрала передачу «Арабелла», чтобы объявить своему мужу перед бог знает сколькими миллионами зрителей (по оценке Мэри, около трех), что мальчик, которого он считал своим сыном, на самом деле его племянник. Когда Джейн нанесла свой удар, Брайан закрыл лицо и смотрел на нее сквозь пальцы. Мы как будто смотрели на автокатастрофу. Я сама не хотела смотреть, но не могла оторвать глаз от ее лица, пока она выдавала свои секреты по национальному телевидению.
– Вы думаете, что сможете с этим справиться? – вполне искренне спросила Арабелла. Джейн и ее оцепеневший муж кивнули головой, но, несмотря на заверения консультантов за кулисами, я не могла себе представить, что может ждать ее в Вустершире, кроме пары чемоданов, выставленных на крыльцо.
– Зачем они делают это? – спросил меня Брайан. – Зачем они выставляют себя напоказ?
– Каждый хочет свои пятнадцать минут, – ответила я с умным видом.
– Пятнадцать минут славы и позор до конца жизни, – согласился Брайан.
После откровений Джейн признания следующего гостя были практически облегчением для всех. Норман хотел признаться своей двоюродной тетке, что это он пятнадцать лет назад разбил ее любимую вазу. Старушка была настолько глухой, что, я думаю, так и ушла с шоу, ничего не поняв, но выглядела вполне счастливой, ведь она тоже получила свои пятнадцать минут. Как, впрочем, и Дейрдра, обнаружившая, что секрет, который скрывал от нее ее приятель Марк, не что иное, как обручальное кольцо с огромным бриллиантом.
– Как мило, – сказал Брайан, сжимая мою руку жестом, как мне показалось, исполненным глубокого смысла. Кавалер Дейрдры опустился на колени, чтобы сделать ей предложение, и ему пришлось помочь встать на ноги, настолько его одолели эмоции.
– Боже мой! – сказал Брайан. – Куда делась старая добрая британская чопорность?
– Нехорошо подавлять свои эмоции, – сказала Анита. – Смерть принцессы Дианы – королевы наших сердец – показала, насколько важно испытывать чувства и показывать свои чувства без смущения.
– Правда? – спросил Брайан.
– Доказано, что сдерживание чувств приводит к раку, – кивнула Анита.
– Мы, случайно, не в Калифорнии? – спросил меня Брайан.
Трое гостей уже сидели на своих местах. Я была уверена, что шоу заканчивается, когда Арабелла остановилась перед креслами, в которых сидели Джейн и ее муж, глядя прямо перед собой, словно люди, не знакомые друг с другом, а рядом миловались Дейрдра и Марк.
– Надеюсь, она не собирается делать какие-то пошлые выводы, – пробормотал Марк.
Если бы. Арабелла внимательно посмотрела в камеру слева от нее.
– У нас здесь есть сегодня еще один человек, – начала она. – Некто, хранящий большой секрет от своего друга. Фактически несколько секретов. Хотя, может быть, вы назовете это ложью. Давайте посмотрим, что получится, когда на передаче «Арабелла» нам раскроет свою душу Лиззи Джордан.
Я огляделась, когда луч прожектора высветил публику. Что за бедняга попалась на этот раз? И, только увидев изумленное лицо Брайана, я поняла, что это я.
– Лиззи Джордан? – улыбнулась Арабелла. Она вдруг оказалась рядом со мной. Луч прожектора освещал мое лицо.
– Да, – пискнула я. – Э-э, да, – сказала я громче в микрофон Арабеллы.
– Ты не знаешь, о каких секретах мы тут говорим? – спросила он меня.
О чем она? О том, что мы с моей подругой Эми Вески двенадцать лет назад списывали на экзамене по математике? Что я видела, как наша собака лизала бутерброд с вареньем, но ничего не сказала, пока брат не откусил его? Не было никаких других секретов, о которых я могла вспомнить в тот момент.
– Нет, – ответила я, нервно улыбаясь. – Боюсь, что у меня нет никаких тайн.
– Ну, что ты, – нетерпеливо сказала Арабелла. – Не изображай невинность. Попробуй-ка еще раз. Постарайся вспомнить. Какой большой секрет ты скрываешь от своего красивого спутника?
Она посмотрела на Брайана. Брайан в ожидании смотрел на меня. И тут наконец я все поняла.
– Нет, – задохнулась я. – Нет, нет, нет.
– Может быть, ты хотела рассказать своему другу Брайану, который приехал к тебе из далекой Америки, кому на самом деле принадлежит квартира на Гранчестер-сквер, а также спортивная машина, на которой ты разъезжаешь? Что ты делаешь на самом деле, когда говоришь, что тебе надо пойти утром на работу, чтобы заключить дорогую сделку на недвижимость? Кому на самом деле принадлежит этот модный костюм, который ты надела сегодня на мое шоу? Кому принадлежат туфли, в которых ты пришла сюда? Ты не думаешь, что Брайан должен это знать?
– Знать что? – спросил несколько ошеломленный Брайан.
– Правду, – отозвалась Арабелла.
– Ты ничего не хочешь сказать ему, Лиззи? Или я должна рассказать, что я услышала в дамской комнате в Дорчестере меньше недели назад? Что ты на самом деле пересказывала истории, взятые прямо из моей светской колонки, и отправляла их своему бывшему возлюбленному по электронной почте, изображая, что это на самом деле ты живешь моей интересной жизнью?
Неожиданно лицо Арабеллы стало огромным, как клоунская маска; оно то приближалось, то удалялось, а все помещение поплыло. Я вскочила и стала пробираться мимо ведущей к выходу – к любой двери. Я добралась до самой сцены. Откуда-то выскочили помощники и остановили меня. Джейн и ее несчастный муж на мгновение переключились со своих забот на мои.
– Видите ли, Брайан, Лиззи Джордан не совсем та высокопоставленная служащая, в которую она заставила вас поверить в процессе вашего пылкого романа по интернету. На самом деле она работает обычной секретаршей в прогорающем агентстве по недвижимости. Квартира, в которой вы остановились, принадлежит ее доброй начальнице. Костюм, в который она одета, принадлежит ее подруге Мэри. Лиззи обманывала вас, Брайан, пытаясь сделать так, чтобы вы снова полюбили ее и вытащили из тяжелого финансового положения. И, судя по тому, как вы до этого сидели, тесно прижавшись, я бы сказала, что она добилась успеха. А что вы теперь думаете о ней, Брайан? Испытываете ли вы те же самые чувства теперь, когда знаете, что она врала вам?
Ни слова не говоря, Брайан встал и вышел из студии. Он, правда, догадался выйти через задний ход и увернуться от камеры, прежде чем кто-то смог его остановить. Я оставалась стоять в центре студии, пока Арабелла подводила итоги программы, а затем исчезла в своей уборной, даже не обернувшись к людям, которых демонстративно унижала ради своей карьеры.
Не зная, смеяться мне или плакать, я стояла на сцене, пока не разошлись все, кроме постановочной группы.
– Мне нужно увидеть Арабеллу, – сказала я кому-то.
– Арабелла сегодня ни с кем не встречается. Вам пора уходить, – сказал мне помреж. – Если только вы не сидите в зале на Килрое.
– Но она меня знает. Она должна понимать, насколько она меня унизила.
– Арабелла встречается с массой разных людей, – примирительным тоном сказал помреж. – Она не помнит всех. Вам надо уходить.
Я пошла по коридору за последними гостями, идущими к стоянке машин. Я нащупала ключи от машины Харриет, но меня так трясло, что я боялась, что не смогу вести машину. И куда делся Брайан? Я нигде не видела его.
Его не было на стоянке. Он не стоял возле машины с улыбкой на лице в ожидании разъяснений этой шутки. Наверно, он вышел из студийного комплекса и взял такси. Но у кого в Лондоне, кроме меня, он мог бы остановиться в ожидании завтрашнего самолета? Будет ли у меня возможность объяснить ему, зачем я нагородила столько чудовищных глупостей?
Я села в присвоенный «мерседес» и разрыдалась, опустив голову на руль. Я не могла поверить в то, что произошло. Еще сутки, и все было бы великолепно. Миссия была бы выполнена. Но Мэри Бэгшот предала меня. Подставила и разбила мне жизнь.
Глава двадцать третья
Вбежав в квартиру и выяснив, что Брайана нет, я направилась прямиком к Мэри. Мэри была единственная, кого Брайан знал в Лондоне, значит, он мог пойти к ней, чтобы узнать всю историю от нее. Даже если его там и не было, я все равно жаждала ее крови.
Я бросила машину Харриет почти поперек тротуара, прямо у шикарного дома Мэри, и взлетела вверх по ступенькам. Я нажала на звонок и не отпускала его, пока она мне не ответила. Ее голос звучал по домофону довольно непривычно, а дверь она мне открыла в халате, что было странно, – было всего шесть часов вечера. Под глазами у нее были небольшие красные пятна, но я решила, что это следы очередной лекарственной маски. Мэри тратила на уход за своей кожей больше, чем НАСА на исследование Луны.
– Надеюсь, я тебя ни от чего не оторвала? – спросила я саркастически. – Может, ты обесцвечивала усы?
– На самом деле я, кажется, простудилась, – вяло ответила она.
– Ты не дождешься от меня сочувствия. Скажи, Мэри, зачем тебе было нужно отправлять меня в студию и выставлять на посмешище?
– Что? – спросила она.
– Не изображай невинность. Ты прекрасно знаешь, что со мной сегодня случилось.
– Нет, не знаю.
– Так, – я с угрожающим видом стояла в проходе. – Ты хочешь сказать мне, что твоя бесценная новая клиентка вдруг ни с того ни с сего вывалила все то вранье, которое я нагородила Брайану из своей смазливой пустой башки? Ты меня подставила. Мне хочется дать тебе в морду.
– О чем ты говоришь, Лиззи? – прошептала Мэри.
– Арабелла сказала Брайану, что я ему все наврала! А точнее, она хотела, чтобы я призналась в этом сама по национальному телевидению.
– Не волнуйся. Это всего лишь пилотная запись.
– Ты думаешь, от этого легче?
Мимо прошла женщина с «кинг-чарлзом» и неодобрительно посмотрела на нас. На самом деле мне показалось, что это та самая женщина, которая три дня назад поймала меня, когда я пыталась открыть дверь ее дома ключом Харриет.
– Лиз, мне кажется, тебе лучше войти в дом. – Мэри схватила меня за шиворот и втащила с лестницы внутрь.
– Ей-богу, я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Не притворяйся! – орала я, пока Мэри тащила меня вверх по лестнице в свою квартиру. – Твоя клиентка сообщала Брайану на глазах у всех зрителей в студии, что я ему врала. Она могла это узнать только от тебя.
Мэри стала крутить на запястье свои часы от Картье.
– Я этого не делала.
– Боже, зачем ты врешь. Я думала, что ты мне подруга.
– Я и есть твоя подруга.
– Была.
– Где сейчас Брайан?
– Да не знаю я, черт побери. Он вышел на глазах у всей студии. Я думала, что он поехал сюда. Признайся, Мэри. Просто признайся, что ты меня подставила.
Стыдно сказать, но я схватила ее за руки и стала трясти. Она тут же раскололась.
– Ну, хорошо. Я действительно тебя подставила, – пропищала она. – Но ты все-таки это заслужила.
– Что? – Я снова схватила ее. – Почему? Что я тебе сделала, Мэри Бэгшот? У тебя же есть все, – я плюнула. – У тебя есть все, но тебе нужно взять и испортить лучшее, что выпало мне в моей жизни.
– Нет у меня ничего, – горько улыбнулась Мэри. – Ты не знаешь, о чем говоришь.
– Нет, есть, – возразила я и стала считать на пальцах. – У тебя есть отличная работа, прекрасная квартира, шикарная машина и поп-звезда в женихах. Чего тебе еще не хватает, Мэри? Все, что я хотела, это провести выходные с моим самым любимым человеком. Одни-единственные выходные! Зачем тебе надо было все мне испоганить?
– Потому что ты получила то, чего у меня не было. Брайан тебя любит. Это очевидно. А Митчелл меня не любит.
– Конечно, любит. Вы же собираетесь пожениться.
– Он не женится на мне.
– Прекрати бить на жалость.
– Он действительно не женится. Он голубой.
– Что?
– Я же сказала. Он голубой. Все наши отношения – это миф. Я его не люблю, и уж, конечно же, он не любит меня. Митчелл влюблен в манекенщика с размером грудной клетки сорок четыре дюйма и с огромными усами, которыми он умеет шевелить. Он хотел жениться на мне, чтобы до выхода альбома сбить с толку одного журналиста, который разговорил его дружка. Для Митчелла я была просто прикрытием.
– Но тебе-то зачем это нужно?
– А что я теряю? Маловероятно, что я встречу настоящую любовь. У меня никогда не было нормального парня. В меня даже никто никогда не влюблялся! – драматически воскликнула она. – А к тебе, Лиз, всегда липли нормальные парни. А если я кому-то нравлюсь, то он либо женат, либо сумасшедший, либо и то и другое. Все, чего я хочу и всегда хотела, это чтобы меня полюбил кто-нибудь так, как Брайан любит тебя. Желательно сам Брайан. Он ведь не только любовь всей твоей жизни. Он любовь всей моей жизни тоже, Лиз.
– Что?
– Он любовь всей моей жизни, – повторила она, запинаясь. – Я тоже всегда любила Брайана. Все время, пока вы были вместе.
– Нет, не все время. А как же твой аспирант?
– А что аспирант? Я просто хотела отвлечься.
– Почему ты ничего мне не сказала?
– Я говорила. Я говорила тебе об этом много лет назад в чипсовой лавке, помнишь? Я сказала тебе, что мне нравится Брайан. Но он выбрал тебя. И ты тоже выбрала его, не сказав мне. Возражать было бессмысленно. Вы были нужны друг другу. Не я. У меня был ужасный год. Вы миловались друг с другом, вы делали все, что снится влюбленному подростку, целовались и гладили друг друга, а меня тошнило от того, что приходилось останавливаться и из вежливости говорить пару слов, пока вы держитесь за руки. Когда Брайан улетел в Америку, я плакала так же, как и ты. Из окна своей спальни я видела, как он вышел со двора, и после этого я бросилась на подушку и рыдала и хотела умереть. Потом мне стало легче. Я даже радовалась, что он уехал, что наконец-то мне не придется смотреть, как вы купаетесь в любви.
– Я не знала, – сказала я. – Ты никак этого не показывала.
– А что бы это изменило? Хотя ты бы догадалась, если бы не была так занята собой. Если бы ты хоть на мгновение подумала обо мне, то поняла бы, как мне плохо.
– Но когда все это было, Мэри. Шесть лет назад.
– Да. И я думала, что все прошло. Думала, что эта глупости давно позади. Думала, что увижу тебя с ним, увижу, что он стал такой же толстый и старый, как мы, и все мои чувства к нему останутся в прошлом. Но так не случилось. Он такой же, как прежде, и также влюблен в тебя. Я видела, как ты стояла, словно богиня, в этом платье, в котором, я надеялась, ты будешь выглядеть, как мешок с картошкой, а Брайан не мог отвести от тебя глаз. Я знала, что никому не интересно, изменилась ли я с тех пор, как он уехал. Я по-прежнему не могу сравниться с тобой в том, в чем мне никогда не везет. Мужчины все время в тебя влюбляются. А меня не любит никто. Никто.
Она посмотрела на меня со странным самодовольным выражением, словно только что открыла, как не дать себя эксплуатировать. Я была потрясена.
– И поэтому ты все это подстроила. Из ревности. Ты действительно очень больна.
– Я знаю, – она в отчаянии уцепилась за мой рукав. – И заставить Арабеллу сделать то, что она сделала сегодня, было, наверно, криком о помощи. Да, именно так. Ты не понимаешь? Крик о помощи.
– Тогда продолжай кричать, – огрызнулась я и тряхнула рукой, чтобы освободиться от нее. – Потому что можешь не надеяться, что я снова приду к тебе на помощь. Ты была моей лучшей подругой, Мэри. Но лучшие друзья никогда не поступают так, как ты, независимо от того, насколько они были увлечены кем-то там миллион лет назад. Я просто знать тебя больше не желаю. Ты пыталась разрушить мою жизнь только потому, что твоя жизнь не та, о которой ты мечтала. Несмотря на то, что твоя жизнь именно такая, которую бы я хотела для себя. Ты испорченная девица и эгоистка. У тебя были все возможности в жизни с твоими частными школами и нафаршированными родителями. Они даже компанию тебе купили. Тебе никогда не приходилось работать ради чего-то. Наверно, поэтому ты неисправима. Наверно, поэтому тебя никто не любит.
Подбородок ее задрожал, и я поняла, что она сейчас заплачет. Но я уже направлялась к двери с гордо поднятой головой. Я не собиралась брать свои слова назад. Нет ей прощенья.
– Ну, если ты так считаешь, – закричала она мне вслед, моментально восстанавливая свое легендарное самообладание, – тогда снимай этот чертов костюм, который ты у меня взяла, и можешь проваливать домой в своем нижнем белье.
– Хорошо. Я так и сделаю. – И я действительно так и сделала: сняла костюм и перешагнула через него в своих грязных туфлях.
– И это ожерелье! – вопила она. – Или ты забыла, что ожерелье тоже мое?
– Забирай! – рявкнула я. – Оно все равно мне никогда не нравилось.
Я бросила тонкую золотую цепочку поверх смятого костюма.
– Мне тебя жалко.
– Это ты жалко выглядишь здесь.
– Нет, это ты, – отозвалась я. – Это ведь ты не можешь жить без наркотиков. Нюхаешь, нюхаешь, нюхаешь. Ты даже трусы не можешь надеть утром, не вынюхав дорожку.
– Могу, – возразила она. – Я употребляю наркотики только, когда отдыхаю.
– Ага. А нюхнула ты перед тем, как я поднялась сюда, видимо, думая что мы с тобой будем веселиться вместе, да?
Она быстро оглянулась на кофейный столик, где лежала одна из ее кредитных карточек у пакетика с белым порошком.
– Это не твое дело. Ты бы и сама нюхала, если бы не была такой неудачницей. Если бы у тебя хватало на это денег.
– А у тебя хватает на это денег?
– У меня, если ты забыла, есть успешно действующее артистическое агентство.
– Которое купил тебе твой папочка, – усмехнулась я.
– Я все сделала сама, – ответила она с негодованием.
– Ты никогда ничего не делала сама, Мэри. Тебе всегда кто-нибудь помогал в жизни. Если бы я родилась в такой семье, как у тебя, то уже руководила бы страной, а не каким-то там идиотским, понтовым агентством.
– Да, конечно, – огрызнулась она. – Ведь в твоей жизни не было ничего хорошего, да? У тебя не было стабильной семьи, за которую я бы отдала все. Если бы у меня были такие родители, я, может быть, и не принимала бы наркотики.
– Мне стыдно за тебя, – усмехнулась я, надевая накидку и плотно в нее заворачиваясь.
– Нет, это мне стыдно за тебя. Это ведь у тебя даже нет своей нормальной одежды.
– Мне не нужно прикрывать жирную задницу модельными брюками, – сказала я ядовито.
– Зато мне не придется идти по Ноттинг-Хилл голой, – всхлипнула она, и, зарывшись лицом в пиджак брошенного костюма, открыла наконец все шлюзы.
– Я не голая, – ответила я на прощанье. Но я действительно вышла из квартиры Мэри только в нижнем белье и в накидке, которую я взяла у Харриет. Впрочем, с таким же успехом я могла бы быть абсолютно голой, потому что накидка представляла собой шелковое новомодное кимоно, а не обычный плащ, и мне было жутко холодно, несмотря на то, что был август (очень английский август). Но, по крайней мере, я удалилась с гордо поднятой головой. – Да! – погрозила я кулаком широким окнам Мэри. – У меня еще осталась гордость.
В тот момент я еще не знала, что у меня возникли неприятности с машиной Харриет, которую, спеша застать Мэри до появления Брайана, я припарковала в спешке так плохо, что именно в эту минуту ее грузили на муниципальный эвакуатор.
– Что вы делаете? – пропищала я лысому мужчине, который смотрел, как поднимают в воздух «мерседес» Харриет, не особенно заботясь о том, что ржавые цепи могут поцарапать дорогую краску.
– Это ваша машина, дорогуша? – спросил меня мужчина, явно удивившись моему наряду. Я посильнее запахнулась в накидку.
– Нет. То есть, да. Да, это моя машина. Опустите ее.
– Мы не можем этого сделать, милочка. Мы уже начали ее поднимать. Если уже мы начали поднимать машину, так, то мы не можем опустить ее вниз, пока не привезем ее на штрафную площадку. Если бы вы пришли сюда хотя бы две минуты назад, то вы могли бы сесть в нее и остановить нас. Тогда бы мы не могли ее тронуть. Если бы вы были в машине… так. Если бы, конечно, у вас не случилась авария и вы бы не попросили об этом. Но сегодня вы чуть-чуть опоздали, не повезло.
– Но вы даже не поставили блок! Как вы можете увезти ее, если вы даже не поставили блок? Я была наверху всего десять минут. Почему вы не выписали мне штраф сначала? Вы меня не предупредили.
– Мы никого не обязаны предупреждать, когда видим, что машина неправильно запаркована. Два фута от двойной желтой линии, не говоря уже о том факте, что она стоит поперек автобусной полосы. А у вас, дорогуша, права-то есть? Вам повезло, что мы не можем арестовать вас за опасное вождение.
– Отлично. Большое спасибо, – саркастически ответила я. – Послушайте, может, вы ее опустите? Пожалуйста? Она же практически еще на земле? Ее проще поставить, чем поднять. Поставьте ее. Я вас прошу. Сделайте это для меня. Я никому не скажу, что вы это сделали.
Его взгляд лениво обежал меня с головы до ног, что заставило меня еще плотнее завернуться в накидку.
– Хорошо, а почему я должен опустить машину для вас? А что мне с того будет? – Он облизнулся. Я скрестила руки на груди. – За помощь вам у меня могут быть неприятности. Они мне не нужны.
– Вы сделаете добрый поступок, – сказала я. – Послушайте, мне надо в больницу, – я быстро пыталась что-нибудь придумать. – Мою тетку увезли в больницу с хроническим аппендицитом, а я ее единственная родственница в городе.
– Ну-ну. Я уже не в первый раз такое слышу, – сказал транспортный пастырь и так же, как и я, скрестил руки на груди.
– Пожалуйста. Она действительно больна. А вдруг она умрет или что-то с ней случится, пока я с вами говорю? Я никогда себе этого не прошу. – Мои глаза стали наполняться слезами, что, должно быть, прибавило моему рассказу убедительности, потому что другой очкастый парень, управлявший погрузкой, выглянул из окна и сказал:
– Да, ладно, Боб. Я могу позвонить в управление и сказать, что машина уехала еще до нашего приезда сюда. Я им еще не докладывал, что мы ее грузим.
– В таком случае за вами должок, – сказал Боб, тыча жирным пальцем в мою голую ключицу. – Поэтому мне нужен ваш телефон, чтобы его получить.
– Да, конечно, – радостно ответила я, решив, что как только колеса харриетовского «мерседеса» коснутся асфальта, я дам ему номер телефона Мэри. Хотя вряд ли это научит ее быть хорошей подругой.
– Но нам сначала нужно взглянуть на ваши водительские документы, – сказал очкарик. – Мне нужно убедиться, что машина принадлежит вам, прежде чем мы отдадим ее.
Я закусила губу.
– У меня с собой ничего нет. Но раз у меня есть ключи, понятно, что это моя машина? Могу я потом показать их вам?
– Боюсь, что нет. Нет документов – нет машины. Вернитесь в квартиру и принесите документы, а мы пока поставим машину. – Он явно считал, что я только что вышла из своей квартиры.
– Но я живу не здесь. Я была в гостях.
– Примчались к нему прямо из ванной? – ухмыльнулся толстяк.
– Это не он, а она. Вам что, черт побери, трудно поставить машину и забрать какую-нибудь другую! – закричала я, не в силах больше сдерживаться.
Лицо Боба окаменело.
– Вы, расфуфыренные дамочки, – сказал он, снова тыча мне пальцем в грудь, – считаете, что стоит только прикрикнуть, и все встанут смирно. Я сегодня преподам вам урок общения с рабочим классом. Вы кричите: значит, машину мы не отдаем. У вас нет документов: значит, машину мы не отдаем. Лучше бы вам вызвать такси и отправиться к своей воображаемой тетушке, а позже ваш папочка заглянет со своей чековой книжкой на штрафную стоянку. Давай, Фил, грузи ее. У этой девицы и прав-то нет.
– Пожалуйста! – взмолилась я. Я даже попыталась чуть приоткрыть накидку, чтобы он смягчился. Но все было напрасно. Скрипучий гидравлический механизм снова заработал, и через несколько мгновений «мерседес» Харриет со зловещим глухим стуком опустился на эвакуатор.
– Увидимся на штрафной стоянке, – сказал толстый Боб, залезая в кабину грузовика.
– Ты… Ты… Ты жирный урод! – завопила я. – Поганый жирный урод. Ты потомок Гитлера. А мамашей твоей был Сталин. Тебе доставляет удовольствие измываться над беззащитными женщинами, да? Ты же педераст!
Толстый страж Боб поднял брови в абсурдно жеманной манере и поднял стекло. Я подскочила, чтобы стукнуть ногой по колесу, при этом они чуть не переехали мне ногу.
– Я вас засужу! Сволочи! – орала я вслед исчезающему грузовику.
– Вы правы, они сволочи, – сказал мне проходящий мимо растаманского вида парень. – Вам нужно было залезть в машину. Они не могут увезти вас вместе с машиной.