Текст книги "Однажды на берегу океана"

Автор книги: Крис Клив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Я раньше никогда так не поступала, – тихо произнесла я.

– Верно, – кивнул Лоренс. – Иначе я запомнил бы.

Он целую минуту смотрел на экран монитора с неоконченной строчкой, а потом, даже не стерев мою помаду с губ, поставил точку. «Вы приложили максимум старания, и это еще предстоит осознать».Двадцать минут спустя письмо было переведено в шрифт Брайля, и Лоренс отправил его по электронной почте. Коллеги Лоренса даже не удосужились прочитать это письмо.

Позвонил Эндрю. Мой мобильник зазвонил в кабинете Лоренса, и я никогда не забуду того, что услышала от Эндрю.

– Это просто фантастика, Сара. Эта история несколько недель будет номером один. Мне поручили написать расширенный материал об отставке министра внутренних дел. Работенка предстоит пыльная. Мне дали команду, которая будет заниматься журналистским расследованием. А мне придется непрерывно торчать в офисе. Ты ведь присмотришь за Чарли, правда?

Я очень осторожно выключила телефон. Это было проще, чем объявить Эндрю о перемене в нашей с ним жизни. Это было легче, чем сказать ему: «Наше супружество только что было смертельно ранено, совершенно случайно, шайкой бандитов, напавших на слепца». Я убрала телефон в сумку и посмотрела на Лоренса:

– Мне хотелось бы снова с тобой увидеться.

Роман наш протекал в рабочее время. Долгие завтраки, короткие юбки. Несколько часов после полудня в дорогом отеле. А иногда – целый вечер. Эндрю дневал и ночевал в редакции газеты, и, когда я находила няньку для Чарли, мы, я и Лоренс, могли делать что хотели. Порой во время ланча, который тянулся почти до пяти часов вечера, держа бокал с белым вином и лежа рядом с обнаженным Лоренсом, я думала обо всех журналистах, с которыми никто не проводит экскурсий по министерству, обо всех незапланированных утренних встречах с представителями массмедиа, обо всех пресс-релизах, начатых и незаконченных Лоренсом. Я представляла себе экран его монитора, представляла курсор, мигающий в конце незаконченного предложения. Эта новая цель представляет собой очередной значительный успех осуществляемой правительством программы_

Раздача завтраков в самолете, терпящем бедствие. Вот чем должен был стать наш роман. Мы с Лоренсом убежали от наших личных трагедий, убежали друг в друга, и на протяжении шести месяцев жизнь в Британии в наше рабочее время удивительным образом замедлялась. Хотелось бы мне сказать, что все так и было. Ничего серьезного. Ничего сентиментального. Просто милосердная передышка. Курсор, замигавший на некоторое время перед возобновлением наших прежних историй.

Но это было восхитительно. Я полностью отдавалась Лоренсу. С Эндрю у меня никогда так не было. Это происходило легко, без каких-либо усилий с моей стороны. Когда мы занимались любовью, я плакала. В этом не было игры, это было естественно. Я обнимала Лоренса, пока у меня не начинали болеть руки, пока я не начинала испытывать агонию нежности. Я ничего ему не говорила. Я не говорила ему и о том, что, пока он спит, я просматриваю его смартфон, читаю его электронную почту и его мысли. Пожалуй, когда наш роман только начинался, мне казалось, что на месте Лоренса мог оказаться любой другой мужчина. Неизбежным стал роман, а не конкретный мужчина. Но постепенно я стала восхищаться Лоренсом. Я начала осознавать, что роман на стороне был бы относительно незначительным правонарушением. Но для того, чтобы действительно уйти от Эндрю, действительно стать самой собой, я должна была полюбить кого-то серьезно. И так уж вышло, что без особых усилий я влюбилась в Лоренса. Мне пришлось всего-навсего позволить себе это падение. «Это совершенно безопасно, – говорила я себе. – Психика так устроена, она смягчает последствия таких падений».

Я все еще плакала, когда мы занимались любовью, только теперь я еще плакала и тогда, когда мы не могли себе этого позволить.

Держать наш роман в секрете – это и стало источником тревоги. Конечно, от Эндрю я скрывала свои встречи с Лоренсом, но, кроме того, взяла за правило никогда не упоминать Эндрю и его работу, встречаясь с Лоренсом, чтобы не пробуждать в нем излишнего любопытства. Словом, я обнесла свой роман высоким забором. В своем воображении я перенесла его в другую страну и бдительно стерегла ее границу.

Гораздо труднее было скрыть безусловные перемены в себе самой. Я чувствовала себя просто чудесно.Никогда еще я не ощущала себя менее благоразумной, менее серьезной, менее суррейской. Кожа у меня начала светиться. Это было настолько явно, что я пыталась скрывать это под слоем тональной пудры, но все было без толку: я просто-таки излучала joie de vivre [35]35
  Радость жизни (фр.).


[Закрыть]. Я снова стала ходить на вечеринки, чем не занималась с тех пор, когда мне было едва за двадцать. Лоренс приглашал меня на все торжества в Министерстве внутренних дел. Новому министру внутренних дел нравилось встречаться с представителями прессы и рассказывать им, поглощая канапе, как теперь все будет. Бесконечные званые вечера и всегда – вечеринки после вечеринок. У меня появилось множество новых знакомых. Актеры, художники, бизнесмены. Я чувствовала волнение, которого не испытывала с тех пор, как я познакомилась с Эндрю, – волнение от осознания того, что я привлекательна, неотразима, волнение, вызываемое несколькими бокалами шампанского в окружении ярких, улыбающихся лиц. Я веселилась и смеялась, иногда внезапно понимая, что случиться может все что угодно.

Поэтому, по идее, мне не следовало так уж сильно удивляться, когда это самое «что угодно» случилось. На одной из вечеринок у меня произошла неизбежная встреча с мужем. Он явился измученный, с красными глазами, после долгой работы в редакции. Эндрю терпеть не мог вечеринки и, наверное, на эту пришел исключительно в поисках каких-нибудь фактов. Лоренс даже представил нас друг другу. Зал, набитый народом. Музыка – модная британская музыка – в исполнении какой-то группы, прославившейся благодаря Интернету. Лоренс, сияющий, выпивший достаточно много шампанского и положивший руку мне на плечо.

– О, привет! Эндрю О’Рурк, это Сара Саммерс. Сара – издатель журнала Nixie.Эндрю – автор колонки в Times, потрясающий журналист с очень резким мнением обо всем на свете. Уверен, вы подружитесь.

– Священник тоже был в этом уверен, – сказал Эндрю.

– Прошу прощения?

– Он был уверен, что мы подружимся. Когда нас венчал.

Эндрю, добродушный, почти улыбающийся. Лоренс – бедняга Лоренс – быстро убрал руку с моего плеча. Эндрю это заметил и вдруг перестал улыбаться:

– Не знал, что встречу тебя здесь, Сара.

– Да. Ну… Я. О! Это решилось в последнюю минуту. Журнал… ну, ты понимаешь.

Меня выдало мое тело. Я покраснела от лодыжек до корней волос. Мое детство – мой внутренний Суррей, – очнувшееся и мстительное, расширило свои границы, чтобы аннексировать мою новую жизнь. Я опустила взгляд на свои туфли. Эндрю не ушел. Он стоял рядом неподвижно и очень тихо – все его резкие мнения и точки зрения вдруг куда-то подевались.

В ту ночь мы стояли на пустом фундаменте у изгороди нашего сада – в том месте, где Эндрю собирался построить теплицу, – и говорили о спасении нашего супружества.От одной этой фразы можно сойти с ума. Все, о чем говорил Эндрю, звучало как материал из его колонки в Times, а все, что говорила я, было словно бы списано из моего журнала со странички о розыске пропавших родных.

– В какой момент мы забыли, что супружество – это обязательство на всю жизнь?

– Я просто чувствовала себя такой несостоявшейся, такой подавленной.

– Счастье – это не что-то такое, что можно снять с полочки, это нечто такое, над чем нужно трудиться.

– Ты меня запугал. Я никогда не чувствовала себя любимой, не ощущала твоей поддержки.

– Доверие между взрослыми людьми завоевывается с трудом, это очень хрупкая вещь, его так трудно восстановить.

Это гораздо меньше походило на дискуссию, а больше – на страшную путаницу при подготовке издания к печати. И этот ужасный разговор не прекращался, пока я не запустила в Эндрю цветочный горшок. Горшок отлетел от его плеча, ударился о бетонный фундамент и разбился. Эндрю вздрогнул, поморщился от боли и ушел. Он сел в машину и уехал и не появлялся дома шесть дней. Потом я выяснила, что он улетел в Ирландию, чтобы как следует напиться со своим братом.

На той неделе Чарли начал ходить в детский сад, и Эндрю это пропустил. Чтобы устроить Чарли праздник, я испекла торт. Я была в кухне совсем одна. Я не привыкла находиться одна в доме. Когда Чарли засыпал, становилось очень тихо. Я слышала, как в сумерках поют дрозды. Было приятно немного отдохнуть от постоянного ворчания Эндрю, его политических комментариев. Это было в чем-то похоже на занудную ноту волынки – понимаешь, что она звучала, только тогда, когда она перестает звучать, и тогда возникает тишина. Осязаемая, правомочная. Супертишина.

Помню, я посыпала желтыми конфетками Smartiesверхний слой желе и слушала передачу «Книга недели» на «Радио-4», и вдруг мне стало так тоскливо, что я расплакалась. Я посмотрела на свой торт: три слоя бананов, банановые чипсы и банановое желе. До того лета, когда Чарли станет Бэтменом, оставалось еще два года. А когда Чарли было всего два года, он обожал бананы. Помню, я смотрела на торт и думала: мне нравится быть мамой Чарли. Что бы ни случилось теперь, есть одно, чем я могу гордиться.

Я смотрела на торт, лежавший на решетке на кухонном рабочем столе. Зазвонил телефон.

Лоренс спросил:

– Мне приехать?

– Что, сейчас? Ко мне домой?

– Ты же сказала, что Эндрю в отъезде.

Я поежилась:

– О боже. То есть… Ты ведь даже не знаешь, где я живу.

– Ну и где же ты живешь?

– В Кингстоне.

– Я буду через сорок минут.

– Нет, Лоренс… нет.

– Но почему? Никто не узнает, Сара.

– Понимаю, но… погоди минутку, пожалуйста, дай мне подумать.

Он ждал. По радио сообщили, что следующая программа сулит кучу всего жутко интересного. Похоже, многие слушатели плохо разбирались в тонкостях кредитно-налоговой системы, и в программе намеревались ответить на ряд вопросов по этому поводу. Я вонзила ногти правой руки в ладонь левой руки и принялась отчаянно сопротивляться той части меня, которая твердила, что вечер в постели с Лоренсом и бутылка белого французского вина будет интереснее «Радио-4».

– Нет. Извини. Я не позволю тебе приехать ко мне домой.

– Но почему?

– Потому что мой дом – это я, Лоренс. Твой дом – это твоя семья, а мой дом – моя семья, и в тот день, когда ты войдешь в мой дом, в нашей жизни все перепутается еще сильнее. Я к такому не готова.

Я повесила трубку. Несколько минут я стояла и смотрела на телефон. Я так поступила, чтобы защитить Чарли, чтобы сохранить дистанцию между собой и Лоренсом. Это был правильный поступок. Все и так уже слишком осложнилось. Наверное, я никогда не смогла бы этого объяснить своей матери – того, что бывают обстоятельства, при которых мы позволяем мужчинам входить в наше тело, но не в наш дом. Мое тело еще испытывало томление от звука голоса Лоренса, и меня охватило отчаяние. В конце концов я схватила телефонную трубку и стала колотить ей по моему красивому торту. Когда торт превратился в кашу, я сделала глубокий вдох, включила духовку и начала готовить новый торт.

На следующий день – день первого похода Чарли в детский сад – мой поезд отменили, поэтому с работы я вернулась позже. Когда я забирала Чарли из детского сада, он плакал. Он был последним ребенком в группе, кого еще не забрали. Он сидел совсем один на блестящем паркетном полу и бил маленькими кулачками по ногам инструктора по играм. Я подошла к Чарли, но он не хотел на меня смотреть. Я довезла его до дома на прогулочной коляске, усадила за стол, включила приглушенный свет и внесла банановый торт с двадцатью горящими свечками. Чарли забыл про свои капризы и улыбнулся. Я поцеловала его и помогла задуть свечки.

– Загадай желание! – сказала я.

Чарли стал грустным.

– Хочу папочку, – проговорил он.

– Правда, Чарли? Правда?

Чарли кивнул. Его нижняя губа дрожала, и мое сердце затрепетало. Поев торта, Чарли слез со своего высокого стульчика и пошел играть с машинками. Он шел странной, осторожной походкой – словно каждый шаг был импровизацией, словно он то и дело мог упасть, но избегал этого, в чем ему помогала не только удача, но и правильный расчет.

Позже, уложив Чарли спать, я позвонила мужу:

– Чарли хочет, чтобы ты вернулся, Эндрю.

Молчание.

– Эндрю?

– Чарли этого хочет, вот как?

– Да.

– А ты? Ты хочешь, чтобы я вернулся?

– Я хочу того, чего хочет Чарли, – ответила я и услышала в трубке смех Эндрю – горький, разочарованный.

– А ты вправду знаешь, как вызвать у мужчины особенные чувства.

– Пожалуйста… Я понимаю, как больно я тебе сделала. Но теперь все будет по-другому.

– Вот тут ты чертовски права – насчет того, что все будет по-другому.

– Я не смогу воспитывать нашего сына одна, Эндрю.

– Ну а я не смогу воспитывать моего сына с матерью-шлюхой.

Я судорожно сжала в руке телефонную трубку. Меня охватило чувство ужаса. Эндрю даже не повысил голос. «С матерью-шлюхой».Это было сказано холодно, без запинки, как будто он также рассмотрел такие варианты, как «изменница», «кукушка»и «нарциссистка»,а потом остановился на самом подходящем существительном. Я попыталась сдержаться, но все же голос у меня дрогнул.

– Пожалуйста, Эндрю. Мы говорим о тебе, обо мне и Чарли. Ты даже представить себе не можешь, как вы оба мне дороги. О том, что у меня было с Лоренсом, я очень сожалею. Прости меня.

– Почему ты это сделала?

– Это не должно было ничего означать. Это был просто секс.

Я соврала настолько легко, что сразу поняла, почему люди так часто лгут.

–  Простосекс? Как удобно, правда? В наши дни слово «секс» стало одним из тех, перед которыми так легко поставить слово «просто».Что-нибудь еще ты хочешь свести к минимуму, Сара? Просто измена? Просто неверность? Ты просто разбила мое долбаное сердце!

– Перестань, пожалуйста, перестань! Что мне делать? Что я могу сделать, чтобы все исправить?

Эндрю сказал, что не знает. Он заплакал. Этого никогда раньше не случалось. Он не говорил, что чего-либо не знает, и не плакал. Слыша плач Эндрю, сопровождаемый потрескиваниями в телефонной трубке, я тоже расплакалась. Когда мы оба выплакались, наступило молчание. И у этого молчания было новое качество – понимание, что осталось еще что-то, о чем можно будет плакать. Осознание этого пронизывало пространство, разделявшее нас. Робкое, нерешительное, как жизнь, которая ждет, чтобы о ней написали.

– Пожалуйста, Эндрю. Может быть, нам нужна перемена мест. Новое начало.

Пауза. Эндрю кашлянул.

– Да. Хорошо.

– Нам нужно уехать подальше от наших дел. Из Лондона, от работы и даже от Чарли. На некоторое время его можно отвезти к моим родителям. Нам нужен отпуск.

Эндрю застонал:

– О боже… Отпуск?

– Да, Эндрю. Пожалуйста.

– Господи. Ладно. И куда мы поедем?

На следующий день я ему позвонила:

– Мне достался бесплатный тур, Эндрю. Ибено-Бич в Нигерии, билеты с открытой датой вылета. Мы можем лететь в пятницу.

– В ближайшую пятницу?

– Ты ведь можешь отправить текст для своей колонки электронной почтой до отъезда, а к выпуску следующего номера вернешься.

– Но… в Африку?

– Там пляж, там океан, Эндрю. Здесь дожди, а там сухой сезон. Ну, давай погреемся немножко на солнышке.

– Но почему Нигерия? Почему не Ибица, не Канары?

– Не занудствуй, Эндрю. Как бы то ни было, это просто отпуск на берегу моря. Ну что в этом плохого?..

Серьезные времена. Стоит им наступить, и они нависают над вами как низкие грозовые тучи. Вот так получилось со мной и Эндрю, когда мы вернулись из Африки. Шок, потом взаимные обвинения, а потом два ужасных года углубляющейся депрессии Эндрю и мой роман с Лоренсом, которому я никак не могла положить конец.

Пожалуй, я тоже все время пребывала в подавленном состоянии. Можно уехать в одно место, в другое, пытаясь уйти из-под грозовой тучи, но ничего не получается, и в один прекрасный день ты понимаешь, что повсюду возишь погоду с собой. Вот это я и объясняла Пчелке вечером того дня, когда она пошла со мной, чтобы забрать Бэтмена из детского сада. Я сидела с ней в кухне, мы пили чай.

– Знаешь, Пчелка, я подумала о том, что ты сказала. Насчет того, чтобы ты осталась. Насчет того, чтобы мы помогли друг другу. Думаю, ты права. Думаю, нам обеим нужно двигаться вперед.

Пчелка кивнула. Бэтмен под столом играл с фигуркой Бэтмена. Похоже, маленький Бэтмен вел отчаянный бой с недоеденной порцией кукурузных хлопьев. Я начала объяснять Пчелке, как я собираюсь ей помочь.

– Прежде всего, я попробую разыскать того, кто работает с твоим делом… о, Чарли, еда – не игрушка!..Так вот, попробую разыскать того, кто работает с твоим делом, и узнать, где находятся твои документы. Потом мы сможем… пожалуйста, Чарли, не разбрасывай хлопья по полу, я не хочу это снова повторять…потом мы сможем добиться, чтобы ты получила статус легальной иммигрантки, потом узнаем, можно ли подать прошение, и так далее. Я посмотрела в Интернете, и похоже… Чарли! Ну, пожалуйста! Если мне еще раз придется поднимать эту ложку, я заберу у тебя игрушечного Бэтмена!..и похоже, если мы сумеем раздобыть для тебя временный вид на жительство, я сумею договориться, чтобы ты сдала экзамен на получение британского гражданства. А это совсем простой экзамен… Чарли! Ради бога! Да, вот так. Вылезай. Немедленно! Уходи из кухни и возвращайся, когда решишь, что будешь хорошо себя вести!..это очень простой экзамен – насчет королей и королев, насчет английской гражданской войны и так далее, и я помогу тебе, сама все проверю, а потом… О, Чарли, ну прости, я не хотела, чтобы ты плакал. Прости, Бэтмен. Ну, прости меня, пожалуйста. Иди ко мне.

Бэтмен попятился от меня. Он покраснел, нижняя губа у него дрожала. Он заплакал навзрыд, охваченный горем, знакомым только маленьким детям и супергероям, – безмерным, неутешным, острым и живым горем. Пчелка стала гладить Бэтмена по голове, и он прижался лицом, закрытым маской, к ее ноге. Я видела, как от его рыданий дрожит бэтменский плащ.

– О господи, Пчелка, – проговорила я. – Прости, у меня все сейчас наперекосяк.

Пчелка улыбнулась:

– Все хорошо, Сара, все хорошо.

Из кухонного крана капала вода. Чтобы заняться хоть чем-то, я встала и крепче завернула кран, но вода продолжала капать. Сама не знаю почему, но это меня ужасно расстроило.

– Ох, Пчелка, – сказала я. – Тебе и мне надо стать сильнее. Мы не можем себе позволить быть такими людьми, с которыми случаются несчастья.

Через некоторое время послышался стук в дверь. Я взяла себя в руки и пошла открывать. На пороге стоял Лоренс. В костюме, с дорожной сумкой на плече. Увидев меня, он облегченно улыбнулся.

– Я не знал, правильно ли запомнил адрес, – сказал он.

– А я не знала, что ты его записал.

Он перестал улыбаться:

– Я думал, ты будешь рада.

– Я только что похоронила мужа. Мы не можем встречаться. Что скажет твоя жена?

Лоренс пожал плечами:

– Я сказал Линде, что еду на курсы менеджмента. В Бирмингем. На три дня.

– Думаешь, она тебе поверила?

– Я просто подумал, что тебе нужна поддержка.

– Спасибо, – сказала я. – Поддержка у меня уже есть.

Лоренс устремил взор поверх моего плеча в прихожую, где стояла Пчелка:

– Это она, да?

– Она пробудет у меня столько, сколько захочет.

Лоренс перешел на шепот:

– Она легальная иммигрантка?

– Мне на это плевать. А тебе?

– Я работаю в Министерстве внутренних дел, Сара. Я могу потерять работу, зная, что ты приютила нелегалку, а я ничего по этому поводу не предпринял. В принципе, будь у меня хоть малейшие сомнения, меня могли бы уволить, если бы я всего лишь переступил порог твоего дома.

– Ну… тогда… не переступай.

Лоренс покраснел, сделал шаг назад и провел рукой по волосам:

– Мне тоже неловко, Сара. Мне не по себе из-за того, что я к тебе чувствую. Было бы хорошо, если бы я любил жену, и было бы просто великолепно, если бы я работал в другом месте. Хотел бы я быть таким же идеалистом, как ты. Но я не такой, Сара. Я не могу позволить себе поступать так, будто я – другой человек. Я вообще ничто. Даже моя нынешняя легенда – ничто. Три дня в Бирмингеме – в Бирмингеме, черт побери! Поехал на курсы обучения чему-то такому, к чему все меня считают безнадежно неспособным. Это кажется таким жалким, что просто трагично, ты так не считаешь? Я и сам так считал, когда это придумывал. Я не стыжусь своей супружеской измены, Сара. Я стыжусь своей легенды.

Я улыбнулась:

– Похоже, я вспомнила, почему ты мне нравишься. Уж в чем-чем, а в самовлюбленности тебя никто не смог бы упрекнуть, верно?

Лоренс надул щеки и медленно выпустил воздух.

– С учетом всего объема улик – вряд ли, – печально согласился он.

Я растерялась. Он взял меня за руку. Я закрыла глаза и почувствовала, как вся моя решимость перетекает из меня в прохладную гладкость его кожи. Я сделала шаг назад и чуть не упала.

– Так ты впустишь меня?

– Только не привыкай к этому, – посоветовала я.

Лоренс усмехнулся, но помедлил на пороге. Он устремил взгляд на Пчелку. Она подошла и встала позади меня.

– Не переживайте из-за меня, – сказала Пчелка. – По идее, вы меня даже видеть не можете. Вы – в Бирмингеме, а я – в Нигерии.

Лоренс улыбнулся:

– Интересно, кого из нас поймают первым?

Мы прошли из прихожей в гостиную. Бэтмен таранил красной пожарной машиной беззащитный седан. (Видимо, в мире Чарли автомобили служб спасения использовали преступники.) Когда мы вошли, Чарли прервал игру и посмотрел на нас.

– Бэтмен, это Лоренс. Лоренс – друг мамочки.

Бэтмен встал, подошел к Лоренсу и пристально на него посмотрел. Похоже, чутье летучей мыши что-то ему подсказало.

– Ты моя новый папочка? – спросил он.

–  Нет, нет, нет, – поспешно сказала я, предупреждая ответ Лоренса.

Чарли непонимающе заморгал. Лоренс опустился на колени и оказался лицом к лицу с Чарли.

– Нет, Бэтмен, я просто друг твоей мамы.

Бэтмен склонил голову набок. Уши на шлеме тоже наклонились.

– А ты хороший или ты злюка? – медленно проговорил он.

Лоренс усмехнулся и встал:

– Честно, Бэтмен? Я так думаю, что я – один из безобидных прохожих, которых в комиксах изображают на заднем плане. Я просто человек из массовки.

– Но ты хороший или злюка?

– Конечно, он хороший, – вставила я. – Неужели ты думаешь, что я впустила бы в наш дом злюку?

Бэтмен сложил руки на груди и строптиво поджал губы. Все молчали. С улицы доносились вечерние голоса матерей, звавших обычных детей, игравших в саду, пить чай.

Через некоторое время, уложив Чарли спать, я стала готовить ужин. Лоренс и Пчелка сидели за кухонным столом. В поисках перца я обнаружила на полке в кухонном шкафчике полпакета бисквитов с амаретто, которые обожал Эндрю. Я украдкой понюхала их, стоя спиной к Лоренсу и Пчелке. Болезненный, резкий запах абрикоса и миндаля заставил меня вспомнить о том, как в бессонные ночи Эндрю, бывало, бродил по дому. Под утро он возвращался в постель и приносил с собой этот запах. Ближе к концу единственным, что поддерживало жизнь в моем муже, были шесть бисквитов с амаретто и одна таблетка ципралекса в день.

Я держала в руке пакет с бисквитами Эндрю. Хотела выбросить их, но обнаружила, что не могу этого сделать. Я подумала: «Как же двойственно горе. Стою тут, такая сентиментальная, что не могу выбросить то, что хоть немного радовало Эндрю, и при этом готовлю ужин для Лоренса». Я вдруг ощутила себя жуткой предательницей и подумала: «Вот почему нельзя пускать в свой дом любовника».

Когда ужин был готов – омлет с грибами, слегка пригоревший в те самые секунды, когда я задумалась об Эндрю, – я села за стол, чтобы поесть вместе с Лоренсом и Пчелкой. Это было ужасно. Они не разговаривали друг с другом, и только в этот момент я поняла, что они молчали все время, пока я готовила ужин. Мы ели в тишине, только вилки позвякивали. Наконец Пчелка вздохнула, потерла глаза, встала и ушла наверх. В комнату для гостей, где я ей постелила.

Я сердито сложила тарелки в посудомоечную машину и положила сковороду в раковину.

– Что? – Лоренс посмотрел на меня. – Что я натворил?

– Мог бы сделать над собой усилие, – сказала я.

– Да, но… Я подумал, что мне без тебя сегодня будет одиноко. Не самая легкая ситуация, так просто к ней не привыкнешь.

– Пчелка – моя гостья, Лоренс. Мог бы хотя бы вести себя вежливо.

– Просто мне кажется, что ты не понимаешь, во что ты себя втягиваешь, Сара. Я не думаю, что это хорошо для тебя – позволять этой девушке оставаться здесь. Всякий раз, увидев ее, ты будешь вспоминать о том, что случилось в Африке.

– Я прожила два года, отрицая то, что там случилось. Я это игнорировала, посылала куда подальше. Это же делал Эндрю, и в конце концов это его убило. Но я не позволю этому убить меня и Чарли. Я собираюсь помочь Пчелке и сделать все правильно, и тогда я смогу жить дальше.

– Да, но что, если у тебя не получится сделать все правильно? Ты же знаешь, каков самый вероятный исход событий для этой девушки, верно? Ее депортируют.

– Уверена, до этого не дойдет.

– Сара, у нас целый отдел в поте лица старается, чтобы до этого доходило.Официально Нигерия считается достаточно безопасной страной, а девушка сама признается, что здесь у нее нет родственников. У властей есть все основания не позволить ей остаться.

– Я не могу не попытаться.

– Ты утонешь в бюрократических дебрях, а потом ее все равно отправят домой. Тебе будет больно. Ты будешь страдать. А тебе это сейчас меньше всего нужно. Тебе нужны положительные эмоции. У тебя есть сын, которого ты теперь вынуждена одна растить. Тебе нужны люди, которые подпитывали бы тебя энергией, а не забирали ее.

– И ты – как раз такой человек, да?

Лоренс пристально посмотрел на меня и наклонился к столу:

– Я хочу что-то значить для тебя, Сара. Я захотел этого с того самого момента, когда ты вошла в мою жизнь со своим репортерским блокнотом и диктофоном, который ты так и не включила. И ведь я не бросил тебя, правда? Несмотря ни на что. Несмотря на мою жену, несмотря на твоего мужа, несмотря, черт побери, на всех остальных. Нам хорошо вместе, Сара. Разве ты хочешь от этого отказаться?

Я вздохнула:

– Я думаю, что теперь суть не в том, чтобы нам было хорошо.

– Хочешь, чтобы я ушел? Суть в том, чтобы мы поступали так, как будет лучше для тебя. И я не собираюсь отступаться только из-за того, что все стало так серьезно. Но тебе придется сделать выбор. Я не смогу помочь тебе, если ты собираешься думать только об этой девушке.

У меня кровь отхлынула от лица. Я проговорила так тихо и спокойно, как только могла:

– Только не говори мне, что я должна сделать выбор между ней и тобой.

– Нет, я не это имел в виду. Я хочу сказать, что тебе придется выбрать между своей жизнью и ее жизнью. В какой-то момент тебе придется начать думать о будущем для себя и Чарли. Благотворительность, милосердие – это очень мило, Сара, но должна быть какая-то логическая точка, когда благотворительность и милосердие заканчиваются.

Я хлопнула по столу ладонью покалеченной руки:

– Я себе палец отрубила ради этой девочки! А ты мне говоришь, что у того, что вот так началось, должно быть какое-то логическое завершение? Ты вправду хочешь, чтобы я сделала такой выбор? Я отрубила треклятый палец! Думаешь, я тебя не смогу отрубить?

Молчание. Лоренс встал. Стул, на котором он сидел, скрипнул.

– Прости, – сказал Лоренс. – Мне не стоило приезжать.

– Да. Пожалуй, не стоило.

Я сидела за кухонным столом. Я слышала, как Лоренс снял пальто с вешалки в прихожей и поднял дорожную сумку. Услышав, как открылась дверь, я встала. Когда я вышла на крыльцо, Лоренс уже прошел половину пути по дорожке до калитки.

– Лоренс?

Он обернулся.

– Куда ты собрался? Ты же не можешь вернуться домой.

– О! На самом деле я об этом не подумал.

– Ты же будто бы в Бирмингеме.

Он пожал плечами:

– Отправлюсь в отель. Мне это пойдет на пользу. Почитаю книгу о руководящей работе. Может, и вправду что-то усвою.

– О, Лоренс, иди ко мне.

Я протянула к нему руки. Он вернулся на крыльцо, и я обняла его и прижалась губами к его шее. Он стоял неподвижно. Я вдыхала его запах и вспоминала все наши послеполуденные встречи в гостиницах.

– Ты и вправду неудачник, – прошептала я.

– Я просто чувствую себя в высшей степени глупо. Я все продумал. Взял отгулы, сочинил историю для Линды. Я даже игрушки для детей купил – на случай, если забуду сделать это по пути домой. Все продумал. Решил, что для тебя это будет приятный сюрприз, а… Ну, в общем, сюрприз все-таки получился, верно?

Я погладила его по щеке:

– Прости меня. Прости, что на тебя накричала. Спасибо, что приехал меня навестить. Пожалуйста, не уезжай в гостиницу и не сиди там один-одинешенек. Я этого не вынесу. Пожалуйста, останься.

– Что? Сейчас?

– Да. Пожалуйста.

– Даже не знаю, хорошая ли это мысль, Сара. Возможно, мне стоит сделать шаг назад и подумать о том, что мы значим друг для друга. То, что ты сказала только что… насчет того, чтобы отрубить меня…

– Прекрати немедленно, хитрый ты мерзавец. Прекрати, пока я не передумала.

Лоренс был готов улыбнуться. Я сцепила пальцы у него на затылке:

– Я не все сказала. Я должна была сказать, что если я тебя отрублю, это будет больнее, чем отрубить палец.

Лоренс долго молча смотрел на меня, а потом сказал:

– О, Сара.

Мы поднялись наверх, и я даже не сразу подумала, что мы собрались заняться сексом на кровати, которую я делила с Эндрю. Я сосредоточилась на Лоренсе. Я прикасалась губами к мягким волоскам на его груди, я сняла с него одежду, а потом что-то произошло – то ли застежку моего бюстгальтера заклинило, то ли пряжка на ремне Лоренса расстегнулась не сразу, точно не помню, – из-за чего мы прервали наши страстные ласки, и я осознала, что Лоренс лежит на той стороне кровати, где всегда лежал Эндрю, что его кожа прикасается к простыням, к которым прикасалась кожа Эндрю, что спина Лоренса, гладкая и горячая от пота, лежит в небольшом углублении, образованном в матрасе спиной Эндрю. Я растерялась и замерла. Лоренс это, видимо, почувствовал, но не стал останавливаться. Он лег на меня. Я, наверное, была ему очень благодарна за то, что он, не задумываясь, провел нас обоих через этот момент растерянности. Я позволила себе наслаждаться гладкостью его кожи, деликатностью его движений, его легкостью. Лоренс был высокого роста, но его телосложение было хрупким. С Эндрю секс получался грубоватым, и я стонала не только от удовольствия, но и в знак протеста. Вот почему я так любила секс с Лоренсом – из-за роскошной, головокружительной легкости. Но сегодня что-то было не так. Возможно, мешало присутствие Эндрю. Оно пока сохранялось в этой комнате. Его книги и бумаги лежали повсюду. И когда я подумала об Эндрю, я тут же подумала о Пчелке. Лоренс занимался со мной любовью, и одна часть меня была от этого в восторге. А другая часть меня думала: утром я должна позвонить в агентство пограничной и иммиграционной службы и начать разыскивать бумаги Пчелки, а потом нужно будет найти ее доверенное лицо и начать процедуру подачи прошения, и… и…