Текст книги "Однажды на берегу океана"

Автор книги: Крис Клив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Йеветта! – воскликнула я.

Женщина обернулась и посмотрела на меня, но это была не Йеветта. Сначала я огорчилась, поняв, что это не моя подруга, а потом обрадовалась. Ведь это означало, что Йеветта, быть может, еще на свободе. Я представила, как она шагает по улице Лондона в своих лиловых шлепанцах, подкрасив черным карандашом брови, покупает фунт соленой рыбы и хохочет, глядя в ясное синее небо: «ВУ-ха-ха-ха!» И я улыбнулась.

Женщина, которая оказалась не Йеветтой, сердито нахмурилась. «Что с тобой, а? – сердито спросила она. – Ты что, думаешь, нас в отпуск отправляют?» Я улыбнулась. «Ага, – сказала я. – В пожизненный отпуск».

Женщина отвернулась. Она не пожелала больше со мной разговаривать, а когда ей велели встать, потому что отправлялся ее рейс, она ушла спокойно, не оглянувшись и не взглянув на меня.

Только проводив ее глазами, я по-настоящему осознала свое положение, и мне стало страшно. Мне было страшно возвращаться. Я заплакала и стала смотреть, как мои слезы капают на грязный коричневый ковер.

Нам не давали ни еды, ни воды, и мне стало дурно. Спустя еще несколько часов за мной пришли. Меня повели прямо к самолету. Других пассажиров, купивших билеты на этот самолет, заставили отойти в сторону, а я первой поднялась по трапу. Все провожали меня взглядом. Меня отвели к последнему ряду сидений, рядом с туалетами, и посадили возле круглого окошка. Рядом со мной сел охранник, крупный мужчина с бритой головой и золотой сережкой. На нем были синяя футболка Nikeи черные штаны Adidas.Он снял с меня наручники, и я стала растирать затекшие запястья.

– Извини, – сказал мужчина. – Мне это нравится не больше, чем тебе.

– Тогда зачем вы это делаете?

Мужчина пожал плечами и застегнул пряжку ремня безопасности.

– Это моя работа, – буркнул он.

Он вытащил из кармашка кресла, стоявшего перед ним, журнал и раскрыл его. В журнале была реклама мужских наручных часов, которые можно было купить в самолете, а также можно было купить плюшевую модель самолета для детей.

– Если вам не нравится эта работа, вы могли бы найти другую.

– Эту работу никто не выбирает, детка. Образования же у меня нету, понимаешь? Было дело, я подрабатывал на стройке, но теперь поляки понаехали, с ними разве посоревнуешься? Поляки готовы полный рабочий день ишачить за доброе слово и пачку сигарет. Так что я тут тружусь, провожаю девчонок вроде тебя в пожизненный отпуск. Чушь полная, правда? Готов об заклад побиться, ты бы себе могла работенку получше подыскать, чем я. Это тебе надо бы меня сопровождать, а? Ну, в это место, куда мы летим. Не помню, как называется.

– Нигерия.

– Ага, точно. Жарища там небось?

– Жарче, чем в Англии.

– Я так и думал. В таких местах, откуда вы родом, вечно жарища.

Охранник стал листать журнал. Всякий раз перед тем, как перевернуть страницу, он слюнявил палец. На костяшках его пальцев я заметила татуировки – маленькие синие точки. Часы у него были большие, позолоченные, но позолота местами стерлась. Его часы походили на одну из моделей, рекламируемых в журнале. Мужчина перевернул еще несколько страниц и снова на меня посмотрел:

– Ты, похоже, не болтушка?

Я пожала плечами.

– Да все нормально, – сказал он. – Я не против. Уж лучше так, чем с мокрицами дело иметь.

– С мокрицами?

– Ну, некоторые ревут в три ручья. Некоторые из тех, кого я сопровождаю. И с мужиками еще хуже, чем с бабами, уж ты мне поверь. Я тут как-то раз одного мужика в Зимбабве сопровождал, так тот ревел все шесть часов подряд. Слезы, сопли – ну как ребенок, честное слово. Через какое-то время это всех начало доставать. Ну, пассажиров, в смысле. Стали поглядывать на нас, и всякое такое. Я этого мужика уговаривать взялся, говорил: «Да ладно, дружище, может, все обойдется». Но все без толку. Плачет и плачет и еще что-то лопочет по-своему. Знаешь, некоторых мне прямо жалко бывает, а от этого мне только поскорее отделаться хотелось. Но денежки в тот раз мне очень хорошие отвалили. Обратного рейса три дня не было, так меня поселили в отеле «Шератон». Ну, я три дня в телик пялился, задницу почесывал, а платили мне полторы ставки. Потому как люди, которые вправду бабки заколачивают, это очень большие люди. Я сейчас работаю на одну голландскую фирму. Это они приглядывают за всеми центрами временного содержания и за репатриацией. Так что они свои бабки все равно получают – хоть мы вас на замок запрем, хоть обратно отправим. Здорово, а?

– Здорово, – сказала я.

Мужчина постучал пальцем по виску:

– Но ведь только так и надо сейчас соображать, в наше-то время, да? Это глобальная экономика.

Самолет покатился к взлетной полосе. Под потолком включились несколько телеэкранов. Нам начали показывать фильм о правилах безопасности. Говорили, что нужно делать, если салон наполнится дымом, а еще сказали, где лежат спасательные жилеты – на тот случай, если мы сядем на воду. Я заметила, что нам не показали, какое положение следует принять, если нас депортируют в страну, где нас, скорее всего, убьют из-за событий, свидетелями которых мы стали. Сказали только, что с дополнительной информацией можно ознакомиться с помощью карточки безопасности, лежащей в кармане впереди стоящего кресла.

Послышался такой жуткий, такой оглушительный рев, что я подумала: «Нас обманули. Я считала, что мы отправляемся в путешествие, а на самом деле нас всех уничтожат». Но потом самолет покатился быстрее, с огромной скоростью, и все вокруг начало трястись, а потом тряска внезапно прекратилась, шум стих, и мой желудок чуть не сошел с ума. Мужчина, сидевший рядом со мной, мой охранник, посмотрел на меня и расхохотался:

– Расслабься, детка, мы взлетели.

Вскоре из динамиков интеркома послышался голос командира экипажа. Он сообщил, что в Абудже ясный солнечный день.

Я поняла, что несколько часов я буду находиться в ничьей стране. И я сказала себе: «Ну вот, Пчелка, наконец-то ты летишь.Б-з-з-з, б-з-з-з». Я прижалась носом к окошку. Я смотрела на леса, поля и дороги с крошечными автомобилями, на все малюсенькие драгоценные жизни. А мне казалось, что моя жизнь уже кончена. С огромной высоты, одна-одинешенька, я видела округлую линию края планеты.

А потом я вдруг услышала голос: добрый, нежный, знакомый.

– Пчелка? – произнес этот голос.

Я отвернулась от окошка и увидела Сару. Она стояла в проходе и улыбалась. Чарли держал ее за руку и тоже улыбался. Он был в костюме Бэтмена, и у него была такая довольная улыбка, словно только что он уничтожил всех злюк на свете.

– Мы на небе, взаправду на небе? – спросил он.

– Не взаправду, а на самом деле, – поправила его Сара.

Я смотрела на них и ничего не могла понять. Сара наклонилась и прикоснулась к моей руке.

– Лоренс узнал, каким рейсом тебя отправляют, – объяснила она. – Он знаком с множеством полезных людей. Мы не могли отпустить тебя одну, Пчелка. Правда, Бэтмен?

Чарли с очень серьезным видом покачал головой.

– Да, не могли, – сказал он. – Потому что ты наша подружка.

Охранник не знал, как поступить.

– Ну, вы даете, – проговорил он наконец, встал и уступил свое место Саре и Чарли. Они обнимали меня, а я плакала, а другие пассажиры оборачивались и смотрели на это чудо, и самолет нес нас в будущее со скоростью пятьсот пятьдесят миль в час. Через некоторое время нам принесли пакетики с арахисом и кока-колу в маленьких баночках. Чарли выпил свою кока-колу слишком быстро, и напиток полился у него из носа. После того как Сара вытерла ему лицо носовым платком, она посмотрела на меня и сказала:

– Знаешь, я все гадала, почему Эндрю не оставил никакой записки. Я много об этом думала. И поняла, что это не в стиле Эндрю. О себе он не очень-то любил писать.

Я кивнула.

– И все же он оставил мне кое-что лучше записки.

– Что?

Сара улыбнулась:

– Историю.

В Абудже двери самолета открыли, и в кабину хлынула жара вместе с воспоминаниями. Мы шли по летному полю, и воздух чуть ли не искрился – такое здесь было пекло. В здании аэропорта мой охранник передал меня представителям властей. «Удачи, детка. Большущей тебе удачи», – сказал он на прощание.

Военные полицейские ждали меня в маленькой комнате. Все они были в форме и в солнцезащитных очках в золотистой оправе. Арестовать меня они не могли, потому что со мной была Сара. Она от меня ни на шаг не отходила. «Я британская журналистка, – заявила она. – Если вы что-либо сделаете с этой женщиной, я обо всем сообщу». Военные полицейские не знали, как поступить, и вызвали своего командира. Пришел командир – в камуфляжной форме и красном берете. У него на щеках темнели племенные шрамы. Он пробежал глазами мой документ о депортации и посмотрел на меня, Сару и Чарли. Долго стоял, почесывал живот, кивал, а потом спросил:

– Почему ребенок так одетый?

Сара посмотрела на него в упор:

– Ребенок верит, что наделен особой силой.

Командир усмехнулся.

– Вот и я тоже, – сказал он. – В этот раз я никого из вас не арестую.

Все рассмеялись, и все-таки военные полицейские ехали за нашим такси от аэропорта. Я была очень напугана, но Сара взяла меня за руку. «Я тебя не брошу, – сказала она. – Пока здесь я с Чарли, ты в безопасности». Полицейские остановились около нашего отеля. Мы пробыли там две недели, и они столько же.

Из окна нашего номера хорошо был виден город Абуджа. Чистые дома высились на много миль вокруг. Некоторые дома были покрыты серебристым стеклом, в котором отражались длинные прямые бульвары. Я смотрела на город. Во время заката загорелись красные отблески на домах, а потом я смотрела на них всю ночь. Я не смогла уснуть.

Когда взошло солнце, оно оказалось между горизонтом и низом облаков. Солнце озарило золотой купол мечети, а на четырех высоких башнях еще горел электрический свет. Это было красиво. Сара вышла на балкон и увидела, как я смотрю на город.

– Это ваш город, – сказала она. – Ты этим гордишься?

– Я не знала, что такое есть в моей стране. Я все еще пытаюсь поверить, что этот город мой.

Я простояла на балконе все утро. Становилось все жарче. На улицах появилось множество такси, причем это были не только машины, но и такси-скутеры. Ходили уличные торговцы, увешанные коробками с футболками, шалями и лекарствами.

Чарли сидел в комнате, где работал кондиционер, и смотрел мультфильмы. Сара разложила бумаги Эндрю на длинном низком столе. На каждую стопку бумаг мы положили туфлю или кусок стекла или поставили лампу, чтобы листки не сдуло потоком воздуха от больших вентиляторов с лопастями из красного дерева, вращающихся под потолком. Сара объяснила, как она собирается писать книгу, материалы для которой собирал Эндрю. «Мне нужно собрать как можно больше историй вроде твоей, – сказала она. – Как думаешь, мы сможем сделать это здесь? Чтобы нам не пришлось ехать на юг страны?»

Я не ответила. Я просмотрела некоторые бумаги, а потом снова вышла на балкон. Сара последовала за мной.

– В чем дело? – спросила она.

Я кивком указала на полицейскую машину, стоявшую на улице возле отеля. Около машины, прислонившись к ней, стояли двое мужчин в форме, беретах и солнцезащитных очках. Один из них поднял голову и, увидев нас, что-то сказал второму полицейскому, и тот тоже запрокинул голову. Они долго смотрели на наш балкон, а потом закурили сигареты и сели в машину: один – на переднее сиденье, другой – на заднее. Двери они не закрыли и выставили из машины ноги, обутые в тяжелые ботинки.

– Вы ведь понимаете, что это не очень хорошая идея – собирать истории, – сказала я.

Сара покачала головой:

– Я не согласна. Я считаю, что это единственный способ, с помощью которого мы можем добиться для тебя безопасности.

– Что вы имеете в виду?

Сара оторвала взгляд от полицейской машины:

– Наша проблема в том, что у тебя есть только твоя собственная история. Одна история делает тебя слабой. Но как только у нас соберется сто историй, ты станешь сильной. Если мы сумеем показать, что то, что случилось в твоей деревне, произошло еще в сотне деревень, то сила будет на нашей стороне. Нам нужно собрать рассказы людей, которые пережили то же самое, что довелось тебе пережить. Мы должны добиться того, чтобы эти факты невозможно было отрицать. Потом мы можем послать собранные нами истории юристу, и, кроме того, мы поставим в известность власти, чтобы они знали: если с тобой что-нибудь случится, эти истории сразу попадут в средства массовой информации. Понимаешь? Я думаю, именно этого Эндрю хотел добиться с помощью своей книги. Именно так он мог спасти девушек вроде тебя.

Я пожала плечами:

– А если власти не боятся средств массовой информации?

Сара медленно кивнула.

– Это возможно, – проговорила она. – Не знаю. А ты что думаешь?

Я устремила взгляд на высотные здания Абуджи. Дома-башни мерцали под палящим солнцем, словно мираж, и казалось, что от этого зрелища можно очнуться, только плеснув в лицо пригоршню холодной воды. Очнуться и забыть его.

– Я тоже не знаю, – ответила я. – Я не имею понятия о том, как все устроено в моей стране. Пока мне не исполнилось четырнадцать лет, моя страна была для меня тремя полями маниока и старой лимбой. А потом я жила в вашей стране. Поэтому не спрашивайте у меня, какие порядки в моей стране.

Сара молчала примерно минуту, а потом спросила:

– А ты чего хотела бы? Как ты себе представляешь, чем мы могли бы заняться?

Я снова стала смотреть с балкона на город. И впервые увидела, сколько в нем места. Между городскими кварталами я видела большие просветы. Сначала я думала, что эти темные зеленые квадраты – парки или сады, но теперь поняла, что это просто пустые пространства, на которых можно еще что-то построить. Абуджа была недостроенным городом. И мне это стало интересно – то, что в моей столице есть эти зеленые квадраты надежды. Да, очень интересно было увидеть, как моя страна несет свои мечты в прозрачном пластиковом пакете.

Я улыбнулась Саре:

– Давайте будем собирать истории.

– Ты уверена?

– Я хочу стать частью истории моей страны. – Я указала на город: – Видите? Для меня оставили место.

Сара очень крепко сжала мою руку.

– Хорошо, – сказала она.

– Но… Сара?

– Да?

– Сначала я должна рассказать вам одну историю.

И я поведала Саре о том, что случилось в тот день, когда умер Эндрю. Ей было тяжело слушать, а мне – рассказывать. Потом я ушла в комнату, а Сара осталась на балконе одна. Я села на кровать рядом с Чарли. Он смотрел мультфильмы, а я смотрела на Сару. Она стояла на балконе, и ее плечи сотрясались от рыданий.

На следующий день мы приступили к работе. Рано утром Сара вышла на улицу и дала очень много денег военным полицейским, которые сидели в машине около отеля. После этого глаза у них стали как у тех, кто нарисован на банкнотах, которые им дала Сара. Они перестали видеть что-либо, кроме открытого бардачка в салоне машины и подкладки карманов полицейской формы. Полицейские поставили нам одно-единственное условие: мы должны были возвращаться в гостиницу каждый вечер до заката.

Моя работа состояла в том, чтобы находить людей, которые боялись говорить с иностранной журналисткой, но я убеждала их в том, что Сара – хороший человек, и тогда они соглашались с ней говорить. Эти люди мне верили, потому что моя история была такая же, как у них. Я обнаружила, что в моей стране очень много людей, повидавших ужасы, которые творили нефтяные компании. Они творили эти ужасы и не хотели оставлять в живых свидетелей. А люди из правительства предпочитали молчать. Мы объездили весь юго-восток моей страны в стареньком белом «пежо» – точно такой машине, какая была когда-то у моего отца.

Я садилась на переднее сиденье рядом с Сарой. Она вела машину, а Чарли смеялся и хохотал у нас за спиной. Мы громко включали музыку, которую передавали местные станции. Красная пыль, облаком окружала машину и проникала внутрь, так что когда в конце дня мы снимали с Чарли его костюм Бэтмена, у него вокруг глаз краснели пятна в форме прорезей, сделанных в маске.

Порой мне становилось страшно. Порой, когда мы приезжали в деревни, я замечала, как на меня смотрят некоторые мужчины, и вспоминала, как мужчины охотились за мной и моей сестрой. Я гадала, не могут ли нефтяные компании до сих пор платить кому-нибудь деньги, чтобы навсегда заткнуть мне рот. Я боялась деревенских мужчин, но Сара только улыбалась. «Расслабься, – говорила она. – Вспомни, что было в аэропорту. Ничего не случится с тобой, пока я рядом».

И я начала расслабляться. В каждой деревне я находила людей, которые могли рассказать свои истории, а Сара эти истории записывала. Это было легко. Нам стало весело. Мы думали, что сделали уже достаточно для того, чтобы спасти себя. Мы думали: это хороший прием.

Однажды ночью, когда мы уже пробыли в моей стране две недели, мне приснилась моя сестра Нкирука. Она вышла из моря. Сначала поверхность воды закачалась от движения чего-то невидимого, а потом в пространстве между двумя волнами я увидела макушку Нкируки, увенчанную белой пеной. А потом над водой поднялось лицо моей сестры, и она медленно пошла к берегу, ко мне, и остановилась улыбаясь. На ней была гавайская рубаха – та самая, что была на мне, когда меня выпустили из центра временного содержания. Рубаха пропиталась соленой водой. Сестра произнесла мое имя и стала ждать.

Когда Сара проснулась, я подошла к ней. «Пожалуйста, – сказала я, – мы должны поехать к морю. Я должна попрощаться с моей сестрой». Сара долго смотрела на меня, а потом кивнула. Мы ни о чем не говорили. Этим утром Сара дала полицейским намного больше денег, чем раньше. Мы поехали на юг, в город Бенин, и добрались туда поздно вечером. Мы остановились в гостинице, которая ничем не отличалась от гостиницы в Абудже, а наутро снова поехали на юг, к побережью. Мы выехали рано, когда солнце стояло низко над горизонтом. В окна машины светил теплый золотистый свет. Чарли вздыхал и барабанил пятками по заднему сиденью.

– Мы почти что приехали? – спрашивал он то и дело.

Сара улыбалась ему, поглядывая в зеркальце над лобовым стеклом.

– Почти что, милый, – отвечала она.

Дорога привела нас к одной из рыбацких деревушек, и мы остановились и ступили на песок. Чарли рассмеялся и побежал строить замки из песка. Я села на берегу рядом с Сарой, и мы стали смотреть на океан. Мы слышали только шум волн, разбивающихся о берег. Прошло много времени, прежде чем Сара обратилась ко мне.

Она сказала:

– Я горжусь тем, какой путь мы проделали.

Я взяла ее за руку:

– Знаете, Сара, с тех пор, как я покинула мою страну, я часто думаю: как бы я то или это объяснила девушкам из моей родной деревни?

Сара рассмеялась и раскинула руки в стороны.

– Ну, и как бы ты вот это объяснила девушкам из твоей родной деревни? – спросила она. – То есть это же нужно как-то объяснить, правда?

Я покачала головой:

– Этого девушкам из моей деревни я объяснять не стала бы.

– Нет?

– Нет, Сара. Потому что сегодня я со всем этим прощаюсь. Теперь мы – девушки со своей родины. Вы и я. Мне не к чему и не к кому возвращаться. Мне нет нужды кому-то рассказывать эту историю. Спасибо за то, что спасли меня, Сара.

Я увидела, что Сара плачет, и я тоже заплакала.

Потом стало жарче, и берег заполнился людьми. Это были рыбаки; они входили в волны и забрасывали широкие блестящие сети. Это были старики, которые приходили, чтобы просто сидеть и любоваться на море. А еще были матери, которые приводили детишек поплескаться на мелководье.

– Нужно пойти и поспрашивать у этих людей, не расскажет ли кто-нибудь свою историю, – сказала я.

Сара улыбнулась и указала на Чарли:

– Да, но это подождет. Посмотри, как ему хорошо.

Чарли бегал по берегу и смеялся, и представьте себе, вместе с ним бегали местные детишки. Они смеялись и кричали, потому что в моей стране очень редко можно увидеть белого супергероя ростом меньше метра. Супергероя, чей плащ испачкан песком и промок от морской воды. Чарли хохотал вместе с другими детьми, бегал, играл в догонялки.

Было жарко, и я закопала ступни поглубже, в более прохладный песок.

– Сара, – спросила я, – как вы думаете, вы еще долго здесь пробудете?

– Не знаю. Ты не хочешь попробовать уехать со мной в Англию? На этот раз мы можем попытаться выправить для тебя документы.

Я пожала плечами:

– В вашей стране не нужны такие люди, как я.

Сара улыбнулась:

– Я англичанка, и мне нужны такие люди, как ты. Наверняка не мне одной.

– Люди скажут, что вы наивны.

Сара улыбнулась:

– Пусть говорят. Пусть говорят что хотят.

Мы долго сидели и смотрели на море.

Ближе к вечеру подул ветерок, и я задремала в тени деревьев на берегу. Солнце согревало мою кровь, и я не могла открыть глаза, а волны шумели, и я начала дышать размеренно, в ритме накатывавших на берег волн, и мне начал сниться сон. Мне снилось, что мы все остались вместе в моей стране. Я была счастлива. Мне снилось, что я журналистка, что я рассказываю истории о моей стране, и мы все – я, Чарли и Сара – живем в одном доме – в высоком, прохладном трехэтажном доме в Абудже. Это был очень красивый дом. Это было такое место, о котором я даже не мечтала в те дни, когда наша Библия заканчивалась на двадцать седьмой главе Евангелия от Матфея. Я была счастлива в приснившемся мне доме, и повариха и горничная улыбались мне и называли меня принцессой. Каждый день рано утром мальчик-садовник приносил мне дивно пахнущую желтую розу, чтобы я приколола ее к волосам. Роза трепетала на тонком зеленом стебле, и лепестки ее были влажными от ночной росы. Там были резная деревянная веранда, окрашенная в белый цвет, и сад, разбитый дугой возле дома, в котором росли яркие цветы. Я путешествовала по моей стране и слушала всевозможные истории. Не все они были грустные. Я находила много красивых историй. Некоторые истории были ужасны, но и в них была радость. Сны о моей стране такие же, как ваши сны, – они большие, как человеческое сердце.

В моем сне Лоренс позвонил Саре и спросил, когда она приедет домой. Сара посмотрела на Чарли, играющего на веранде с кубиками, улыбнулась и ответила: «О чем ты спрашиваешь? Мы уже дома».

Меня разбудил шум прибоя. Его шум был похож на звук открывающегося ящика кассы, когда все монетки ударяются о края отделений этого ящика. Волны с шумом ударялись о берег и отступали, ящик кассы открывался и закрывался.

Есть такой момент, момент вне времени, когда, просыпаясь под жарким солнцем, не понимаешь, кто ты. Сначала тебе кажется, что ты – деньги, потому что ты абсолютно свободен и можешь превратиться во что угодно. Но потом ты чувствуешь жаркое дыхание на своем лице и понимаешь: нет, ты – не деньги. Ты – жаркий ветер, дующий с моря. И тебе кажется, что тяжесть в руках и ногах – это тяжесть соли, наполняющей ветер, а сладкая дремота, охватившая тебя, – это просто усталость, ведь ты днем и ночью гонишь волны по океану. Но потом ты понимаешь: нет, ты – не ветер. Ты чувствуешь, как песок прикасается к твоей обнаженной коже, и на мгновение ты становишься песком, гонимым ветром по берегу, одной песчинкой среди миллиардов гонимых ветром песчинок. Как чудесно быть ничего не значащей. Как приятно знать, что нечего делать. Как сладко просто уснуть, как засыпает песок до тех пор, пока ветер вновь не разбудит его. Но потом ты понимаешь: нет, ты – не песок, потому что кожа, к которой прикасается песок, это твоя кожа. Ну, хорошо, допустим, ты – существо, у которого есть кожа. И что с того? Ты же не первое существо, которое уснуло под солнцем, слушая шум набегающих волн. Сколько рыб вот так выбросились на берег и бились на ослепительно белом песке, так что значит еще одна? Но проходит еще мгновение, и ты уже не умирающая рыба – и ты уже даже не спишь по-настоящему, и ты открываешь глаза, смотришь на себя и говоришь: «Ах, так значит, я девушка, девушка-африканка. Вот что я такое и чем я останусь». И шепот магии превращений твоего сна заглушает рокот океана.

Я села, сонно моргая, и огляделась по сторонам. Рядом со мной на берегу сидела белая женщина. Она сидела в таком месте, которое называется тень, и я вспомнила, что эту женщину зовут Сара. Я увидела ее лицо, ее большие глаза. Она смотрела в сторону. Взгляд ее был… я не сразу вспомнила слово из вашего языка… испуганным.

– О боже, – проговорила Сара. – Думаю, нам надо отсюда уходить.

Я улыбнулась уголками рта. «Да, да, – подумала я. – Нам все время надо отсюда уходить. Где бы мы ни находились, где бы ни находилось здесь,всегда найдется веская причина уйти. Такова история моей жизни. Я все время бегу, бегу, бегу, и нет ни мгновения покоя. Порой, когда я вспоминаю мать и отца и старшую сестру Нкируку, мне кажется, что я всегда буду бежать – до того дня, когда воссоединюсь с мертвыми».

Сара схватила меня за руку и попыталась поднять.

– Вставай, Пчелка, – сказала она. – Солдаты идут по берегу.

Я вдохнула жаркий, соленый запах песка. Я вздохнула. Я посмотрела в ту сторону, куда смотрела Сара. Солдат было шестеро. Они были еще довольно далеко. Воздух над песком был такой горячий, что казалось, будто солдаты плывут к нам на облаке, сотканном из какого-то заколдованного вещества, свободного, как мысли девушки, очнувшейся от сна на жарком берегу. Я прищурилась и увидела, как блестят на солнце дула солдатских винтовок. Эти винтовки были видны более отчетливо, чем мужчины, державшие их в руках. Винтовки выглядели как четкие прямые линии, а очертания человеческих фигур за этими линиями расплывались. Казалось, люди едут на своем оружии, словно на мулах, гордых и мерцающих под солнцем, но знают, что, если эти мулы умрут, они просто сядут верхом на других. Вот так выехало навстречу мне будущее в моей стране. Солнце сияло на его винтовках, солнце палило так немилосердно, что растопило мои мысли. Я не могла соображать.

– Но зачем они пришли за нами сюда, Сара?

– Прости, Пчелка. Наверное, все из-за этих полицейских в Абудже. Я думала, что заплатила им достаточно, чтобы они на пару дней закрыли глаза. Но видимо, кто-то из них проболтался. Наверное, нас заметили в Сапеле.

Я понимала, что это правда, но притворилась, что это не так. Это хороший прием. Это называется остановить одну минуту самой тихой части вечера, когда время замирает.

– Может быть, солдаты просто вышли прогуляться по берегу, Сара. Этот пляж такой длинный. Они не узнают, кто мы такие.

Сара прижала ладонь к моей щеке и повернула к себе мою голову, чтобы я посмотрела ей в глаза.

– Посмотри на меня, – сказала она. – Посмотри, какая я, черт бы меня побрал, белая.Ты видишь хоть одну женщину на берегу с такой же кожей?

– И что?

– Они ищут девушку с белой женщиной и белым мальчиком. Ты просто уйди от нас подальше, ладно, Пчелка? Иди вон туда, где сидят другие женщины, и не оглядывайся, пока солдаты не уйдут. Если они заберут меня и Чарли, не волнуйся. С нами они ничего не смогут сделать.

Чарли обхватил ногу Сары и с любопытством на нее посмотрел.

– Мамочка, – проговорил он, – почему Пчелке надо уходить, а?

– Это ненадолго, Бэтмен. Пока не уйдут солдаты.

Чарли подбоченился:

– Не хочу, чтоб Пчелка уходила.

– Ей нужно спрятаться, милый, – сказала Сара. – Ее не будет рядом с нами всего несколько минут.

– Зачем ей нужно спрятаться? – продолжил задавать вопросы Чарли.

Сара перевела взгляд на море. Такого тоскливого взгляда я у нее никогда не видела. Она ответила Чарли, но смотрела при этом на меня:

– Потому что мы еще сделали недостаточно для того, чтобы спасти ее, Чарли. Я думала, что сделали, но нам нужно сделать больше. И мы сделаем больше, милый. Обязательно сделаем. Мы ни за что не откажемся от Пчелки. Потому что теперь она член нашей семьи. И пока она не будет счастлива, пока ей ничто не будет угрожать, мы тоже не сможем быть счастливы.

Выслушав мать, Чарли оставил ее и цепко схватил мою ногу.

– Я хочу пойти с ней, – заявил он.

Сара покачала головой:

– Мне нужно, чтобы ты остался со мной и защищал меня, Бэтмен.

Чарли тряхнул головой. Все это ему явно не нравилось. Я бросила взгляд в ту сторону, откуда шли солдаты. Они были примерно в полумиле от нас. Они шли медленно, глядя то вправо, то влево, рассматривая лица людей на берегу. Иногда они останавливались и не шли дальше, пока кто-нибудь не показывал им документы. Я медленно кивнула:

– Спасибо тебе, Сара.

Я пошла к морю, к полосе влажного плотного песка, к набегающим волнам. Я посмотрела на подернутый дымкой горизонт, а потом вернула взгляд по темно-синему пространству океана к берегу, где синева распадалась на белые брызги, где последние тонкие полотнища воды пенились, шипели и впитывались в песок у моих ног. И я увидела, как здесь все заканчивается. Влажный песок у меня под ногами заставил меня вспомнить, как все было, когда те мужчины увели меня и Нкируку, и мне впервые стало страшно. Я окончательно проснулась. Я опустилась на колени и, набирая пригоршнями воду, умыла лицо и смочила волосы. Наконец я смогла мыслить более ясно. Потом я быстро зашагала по берегу туда, куда мне посоветовала уйти Сара. Добраться до этого места можно было за две-три минуты. От самых джунглей к воде тянулся скалистый гребень. Сначала он был высоким, как деревья, а потом становился все ниже и ниже, но все же у самой воды был высотой примерно три с половиной метра. Волны разбивались о камень, и белая пена разлеталась во все стороны. Скала отбрасывала тень, здесь было очень прохладно, и когда я прижалась спиной к камню, у меня по коже побежали мурашки. Возле скалы отдыхали местные женщины. Они сидели на плотном песке, прижавшись спиной к скале, а вокруг них играли дети. Они перепрыгивали через ноги матерей, выбегали из тени, смеялись и подталкивали друг дружку к белой пене волн, разбивающихся о край скалы.

Я села рядом с женщинами и улыбнулась им. Они заулыбались в ответ и заговорили на своем наречии, но я их не понимала. От женщин пахло потом и дымом костра. Я посмотрела в ту сторону, откуда ушла. Солдаты были уже близко. Женщины, сидевшие рядом со мной, тоже смотрели на солдат. Когда те приблизились к Саре на такое расстояние, что заметили цвет ее кожи, они ускорили шаг. Они остановились перед Сарой и Чарли. Сара стояла очень прямо и смотрела на солдат, уперев руки в бока. Мужчина – наверное, командир – шагнул вперед. Он был высокий, винтовка висела у него на плече дулом вверх. Он поскреб пятерней макушку. Мне было видно, что он улыбается. Он что-то сказал. Сара покачала головой. Тогда командир перестал улыбаться. Он закричал на Сару. Я слышала крики, но не разбирала слов. Сара снова покачала головой и заставила Чарли спрятаться позади нее. Местные женщины изумленно качали головой и что-то говорили, а дети продолжали играть у моря и не замечали, что происходит чуть дальше на берегу.

Командир снял с плеча винтовку и нацелил ее на Сару. Другие солдаты шагнули ближе и тоже приготовили свое оружие. Командир снова что-то прокричал. Сара покачала головой. Командир отвел винтовку назад, и я подумала, что он ударит Сару дулом по лицу, но тут Чарли сорвался с места и побежал по берегу к скале, у подножия которой я сидела рядом с местными женщинами. Он бежал, опустив голову, так что его бэтменский плащ развевался у него за спиной, и сначала солдаты хохотали, глядя ему вслед. Но командир не стал смеяться. Он что-то крикнул солдатам, и один из них поднял винтовку, развернулся и прицелился в Чарли. Женщины вокруг меня вскрикнули. Это был безумный, шокирующий звук. Сначала я подумала, что рядом со мной крикнула чайка, и я вскинула голову, чтобы увидеть эту чайку, но когда я снова посмотрела на бегущего по берегу Чарли, я увидела, как позади него фонтанчиком взлетел песок. Я сначала не поняла, что это такое, но потом услышала звук ружейного выстрела. И я тоже закричала. Солдат прижал винтовку к плечу и снова прицелился. И тогда я вскочила и побежала навстречу Чарли. Я бежала так быстро, что у меня стало жарко в груди. Я бежала и кричала солдатам: «Не стреляйте, не стреляйте, ВАМ НУЖНА Я!» Я мчалась, прищурив глаза и прикрывая лицо рукой от пули, которая могла быть пущена в меня. Я бежала, пригибаясь, словно собака, боящаяся удара хлыста, но пуля ко мне не летела. Командир выкрикнул какой-то приказ, и солдат опустил винтовку. Тогда все солдаты замерли, опустили руки и стали ждать.