Текст книги "Выполняя приказ (СИ)"

Автор книги: Константин Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

   Собираясь на свадьбу, Катя заскочила в комнату к Эстер и вручила ей кольцо с изумрудом.

   – Это от Сережки. Помнишь, ты говорила, что хочешь такое. Таких колец три. Все одинаковые. Еще у Оли Петровой есть.

   Кольцо было Эстер почти впору. Впрочем, ювелир Эстер, который вместе со Смайлсом был приглашен на свадьбу, заверил ее, что подогнать кольцо точно по размеру – пара пустяков. И теперь огромные изумруды сверкали на пальцах обеих невест.

   Сразу после церемоний бракосочетания, когда все вернулись в замок, Катя пошла и переоделась. Теперь на ней была белая мини-юбка и белый пиджачок с кружевной блузкой под ним. Увидев ее в этом наряде, Эсти возмущенно топнула ногой:

   – Катька, противная, ты зачем купила все наряды точь-в-точь, как у меня?

   Катя рассмеялась:

   – Эстька, противная, почему у тебя вкусы точь-в-точь, как у меня?

   Вздохнув, Эстер пошла переодеваться в белую мини-юбку с белым пиджачком. И опять никто не мог решить, Гамильтон или Иванова красивее.

   Пиршество в замке и на лугу за замковым мостом продолжалось круглые сутки. Ночью в замке зажгли стилизованные под факелы светильники и огромные лампы. Столы на лугу освещали прожекторами со стены замка.

  На лугу были расставлены шатры, застеленные внутри одеялами, чтобы желающие могли отоспаться или вздремнуть. Для этих же целей в главном холле, в столовой и в большой гостиной замка наставили кроватей. Кухня замка не справлялась с объемом готовки и еду подвозили из Говард-хауса. Пришлось даже нанимать поваров со стороны.

   Все пьянчуги графства толклись на лугу. Но их не прогоняли. Молодцы Шортера, поддерживаемые полицией графства, за порядком следили, а вина, эля, пива и виски было море разливанное – никому не жалко.

   Вечером устроили грандиозный фейерверк, в небе крутились огненные колеса и шары, распускались разноцветные букеты, летали кометы. Апофеозом стало распустившееся в ночном небе огромными разноцветными буквами огненное слово LOVE.

   Под утро шум и веселье поутихли, все решили отдохнуть, кроме самых стойких. Но с полудня опять загремела музыка, закружились в танце пары, рекой полилось спиртное.

   И только далеко за полночь воскресенья стали потихоньку сворачиваться. Усталые слуги разошлись по домам или в шатры. Пропойцы тщетно пытались выпить еще чуть-чуть – уже "не лезло". К утру наступила полная тишина.

   В понедельник уничтожали следы свадебного застолья. Слугам работы было невпроворот. Даже охранников подключили. Я сходил к доктору, он снял мне швы с раны. Она вполне зажила, остался лишь розовый шрам.

   Катя укладывала вещи.

   – Мы надолго в Россию, Сережка?

   – Недели на две, Котенок.

   – Ты говорил, что у тебя отпуск на две недели, а уже полторы прошло.

   Я показал ей сообщение от Донована. В нем было написано, что в связи с ранением, подтвержденным справкой от врача, а также в связи с женитьбой, отпуск продлевается на две недели.

   – Правда, кредитка от Корпорации действительна только на две недели, скоро срок ее действия истекает.

   – Черт с ними, с деньгами, лишь бы ты со мной подольше был. А то я уже выть приготовилась.

   – Давай укладывай вещи исходя из того, что в замок ты больше не вернешься. И определяйся, где ты будешь учиться. Если в Англии – купим тебе здесь квартиру. Сегодня тебе надо со всеми попрощаться, уезжаем завтра утром. Я купил нам билеты, когда Петровым на обратную дорогу покупал.

   Эстер, услышав о Катиных планах, запротестовала.

   – Жить она будет у нас. На время учебы пусть снимет квартиру. Если ты для Генри – брат, то Катя для меня – сестра. Съезди, Катюша, в Россию, погости там и возвращайся. Твой дом здесь.

   Так что Катя не стала устраивать долгое прощание. А Гамильтоны, в сопровождении верного Шортера, поехали провожать нас в аэропорт. На прощание Эстер расцеловалась с Катей и вопросительно посмотрела на мужа.

   – Конечно,– ответил Генри,– кроме меня, это единственный мужчина, с которым тебе можно целоваться.

   И Эсти чмокнула меня в обе щеки.

   – Спасибо тебе за все. Интересно, кто первая родит?

   – Ха,– сказала Катя,– я уже почти неделю не предохраняюсь. Через неделю все будет ясно.

   Они еще раз обнялись, пошмыгали носиками от избытка чувств, и мы пошли на посадку, а Гамильтоны и Шортер махали нам вслед.

   Глава11

   За полтора часа пассажирский флаер долетел до Великого Новгорода. Оттуда мы взяли такси, доставившее нас в небольшой городок, где у Петровых был домик и участок земли в 12 соток. Веня смущенно пояснил мне, что потратил один из изумрудов, предназначенных для ренты, на то, чтобы купить участок земли побольше.

   – Зато вот у нас и лучок свой, и редиска, и малина поспевает. Три яблони подрастают. Оля не очень любит в земле копаться, только зелень выращивает. А я и картошки немножко посадил, кабачки вот растут, – хвастался Веня своим хозяйством.

   Домик у них был почти новый, чистенький и аккуратный. Чувствовалось, что ухаживают за ним с любовью. В доме была большая кухня, совмещенная с застекленной верандой и три комнаты. В одной предполагалось сделать детскую, там уже стояла маленькая мебель. Плюс спальня и гостиная. Лишней мебели не было, гостить к Петровым никто не приезжал, но у нас был с собой большой двуспальный надувной матрас.

   Катя вздыхала, что тут звукоизоляция не та, что в замке. "Сережка, я же стонать и кричать буду. Или нам воздерживаться, пока мы здесь, в гостях?".

  Но Веня все устроил наилучшим образом. Его друг, тоже бывший десантник, уехал с женой и ребенком к родителям на Украину почти на все лето. А ключи от дома оставил Вене.

   – Вот у Вовки вас и поселю, это соседний дом. Точнее, вы там только ночевать будете. Завтрак, обед, ужин у нас. Ну, если чего захотите, холодильник Вовка не выключал, работает. Магазин от нас недалеко, круглосуточный. Да вы и не захотите в доме сидеть. Живем мы на окраине, вон лес из окна виден. До озера метров пятьсот, там у меня лодка есть, с Вовкой напополам купили, он рыбак заядлый. Удочки дам. Ружьишко у меня есть, но сейчас не сезон для охоты.

   Пока Веня вещал, Ольга уже накрыла на скорую руку стол в кухне. Конечно, это не столовая Гамильтона, но Катя была неприхотлива в еде, а про меня и говорить нечего – десантник ест все, что жуется.

   Перекусив, мы с Катей отправились пошляться по городку. Веня пошел в огород, а Оля затеяла печь пироги.

   Городок был чистым и очень зеленым. Повсюду кусты, деревья, подстриженные газоны. С тех пор, как вместо асфальта стали применять каменный расплав, и дороги, и тротуары были гладкими, без ям и выбоин. Почти все дома одно-двухэтажные. Только в самом центре трехэтажные административные здания, да четырехэтажная поликлиника-больница.

   Машин было мало. Ездили на велосипедах, ходили пешком. На центральной площади стояла парочка такси, в Новгород добраться – не проблема.

   Единственное, что чуть подпортило прогулку – попались навстречу два мужика, довольно неприятных, на первый взгляд. Оглядели Катю с головы до ног, один что-то сказал другому, "заржали". Потом обратили внимание на меня и попритихли.

   Я купил Кате огромный букет крупных садовых ромашек, получив за это жаркий поцелуй. В магазине нахватали деликатесов, сколько могли унести. Заметив, что жили Петровы все-таки скромно, хотел их побаловать разносолами. Уже подходя к Вениному дому, опять увидел тех же "неприятных", только теперь их было четверо. Издалека они наблюдали за нами. Ну, пускай смотрят.

   Пирожки были выше всех похвал. Катя откинулась на спинку стула и расстегнула пуговицу на поясе джинсов.

   – Фу-ух! Сейчас лопну. Сто лет такой вкуснятины не ела. Оленька, спасибо огромное. Научишь такие пирожки печь? Никогда таких не видела, чтобы маленькие, на один укус, а начинки много.

   Пока жены обсуждали кулинарные вопросы, мы с Веней вышли на крылечко покурить. Я спросил у него про четверых, разглядывавших меня и Катю возле Вениного дома.

   – Это местная шпана,– вздохнул Веня. – Городок у нас тихий, но... Сначала двое таких уродов было, правда, вели себя совсем тихо. Потом откуда-то третий взялся. Начали буянить, но у нас, кроме меня, еще Николаич из десанта, и Вовка в Синдикате служил. Мы им бока быстро пообломали. Да и копы у нас, хоть их и двое всего, но ребята крепкие и шустрые. Притихли эти пакостники. А тут к ним еще четверо из Новгорода прикатили. И Вовка в отпуске. Чего теперь ждать от них – неведомо. Правда, наши полицейские потолковали с ними, чтобы смирно себя вели, только, сам знаешь, урод – он и в Африке урод. За себя-то я спокоен – ружье на стене, если что, мало не покажется. За тебя тоже – ты такую шелупонь раскидаешь. Лишь бы кого из малолеток не обидели, да девчат не трогали.

   Вечером вчетвером попили винца на веранде, распахнув там все окна. Точнее, пили-то втроем, Оля блюла режим строго. Даже покурить мы с Веней отходили подальше, на скамеечку у дома. Вечер был теплым, дул легкий ветерок. Вокруг тишина и покой. Веня спел под гитару десяток песен, отчего Катя была в восторге. Потом Петровы проводили нас до калитки. Ольга вернулась в дом. Веня провел к соседскому дому, открыл дверь, показал, что-где и отдал мне ключи. Пожелав спокойной ночи, ушел.

   Накачав насосом матрас (мы решили не пользоваться чужими вещами в доме, в конце-то концов, хозяева не рассчитывали, что кто-то у них поселится), я постелил привезенное постельное белье. Ванная комната была просторной, все туалетные принадлежности мы привезли с собой (не зря я тащил две здоровенные сумки), дискомфорта не было.

   Сладко потянувшись на упруго пружинящем матраце, Катя ласково улыбнулась мне:

   – Господи, Сережка, я в России. Я замужем. Какая-то сказка! Ирреальность. Всего две недели назад убирала пыль с мебели, пылесосила ковры, стирала белье в прачечной. И думала, что впереди еще целый год такой жизни. А принца на белом коне выдумали наивные дурочки, каковой себя не считала. Знаешь, Сережка, ты не принц. И не волшебник из сказки. Ты – мое счастье, моя жизнь, мое все. Мне хочется слиться с тобой в одно целое, стать частью тебя. Сереженька, любимый!

   Нас разбудили яркие лучи солнца . За окном вовсю распевали птицы. Катя, приподнявшись на локте, смотрела на меня. Осторожно потрогала пальцем мой шрам на левом плече. Пошевелила губами, не издав даже шепота. Но, по движению губ, я прочитал это безмолвное слово: «Люблю».

  Еще чуть приподнялась, наклоняясь надо мной. Нежный поднявшийся сосок коснулся моих губ. Крепкое упругое тело напряглось, прильнуло ко мне желанной тяжестью, ожидая ласки.

   – Я – твоя, я – твоя,– задыхаясь, шептала она и карие огромные глаза знакомо подернулись поволокой.

   Пришли мы к Петровым только к обеду.

   – Ну, и здоровы же вы спать,– хмыкнул Веня, а Ольга рассмеялась:

   – Глупенький ты у меня, Веничек. Вспомни-ка, много мы с тобой в наш медовый месяц спали? Хорошо, если часа три-четыре за ночь. Я тогда такая же пьяная ходила, как Катюша сейчас.

   Катя слегка порозовела, но улыбнулась:

   – Что я могу поделать, если Сережка такой...

   – Ой, а ты овечка невинная,– поддела ее Ольга,– только не говори, что сопротивляешься изо всех сил.

   Смеясь, они обнялись и пошли к столу. Наваристый борщ и пельмени были великолепны.

   – Надо срочно отсюда уезжать,– серьезно сказала мне Катя после обеда,– а то я растолстею и ты меня разлюбишь.

   Мы с Ольгой шлепнули ее одновременно с двух сторон.

   – При такой бурной ночной жизни не растолстеешь,– успокоила Оля.

   – Не бейте, я пошутила. Ох, дайте дух перевести.

   Потом, прогнав Ольгу отдыхать, Катя перемыла посуду. Веня дал мне ключи от лодки, рассказал, как пройти к озеру, где привязана лодка, куда лучше сплавать искупаться.

   – Удочки возьмете?

   – Какая по такой жаре рыбалка? Мы с тобой как-нибудь вечерком порыбачим. На утренней зорьке я не любитель, да и Катюшку разбужу, если встану рано.

   – Ладно, тогда я завтра червей накопаю, к завтрашнему вечеру как раз небольшой дождичек обещали. Дождевики накинем, да и посидим пару-тройку часиков.

   – ОК, Веня. Катюша, пойдем.

   Пляж, где купалось все население городка, был полон. Визжали в воде ребятишки, песок был усеян телами загорающих. Мы прошли мимо. Чуть дальше был причал, где покачивалось около десятка гребных лодок. Сняв цепь с весел, отцепил лодку, усадил Катю на корме и оттолкнулся веслом от бона. Греб не спеша, аккуратно. Еще у самого берега, нам попались две лодки, возвращавшиеся к причалу. А дальше озеро было пустынным. Рабочий день, все-таки. В выходные, наверное, более многолюдно. Катя сняла футболку, стащила шорты. Опустила руку в воду и не отводила от меня глаз.

   Хотя я и пребывал в состоянии приятной расслабленности, но профессионализм никуда не делся. Поэтому сразу засек среди кустов на берегу озера блеск оптики. Это был не военный бинокль с противобликовыми линзами, так что увидеть его труда не составило.

   – Похоже, нашелся любитель созерцать твои прелести,– объяснил я Кате.

   Катя, усмехнувшись, прикрыла грудь футболкой, не одевая ее.

   – Пусть идет в музей и на Данаю пялится. Мне не стыдно, но демонстрировать себя какому-то извращенцу не хочу.

   Проплыли на лодке почти все озеро, пока справа не показался небольшой кусочек песчаного берега, про который говорил мне Веня. Причалив, убедился, что дно здесь и вправду чистое и ровное, но резко уходящее на глубину. Для опытного пловца это хорошо. Вытащил лодку подальше на берег. Почти час мы плавали, потом брызгались у берега, играя.

   Когда вылезли на песок, Катя, как всегда, радостно визжа, повисла на мне.

  Из-за этого пронзительного визга я не услышал, как раздвинулись кусты позади меня. Почувствовав опасность, оторвал от себя Катю, но меня уже схватили за обе руки. Посмотрев по сторонам, увидел, что держат меня два здоровенных верзилы, ростом под два метра и весом килограммов по сто десять-сто двадцать каждый. Держали меня крепко, с силой немаленькой. А к Кате, с гадкими ухмылочками направлялись двое из тех, кого Веня вчера назвал шпаной.

   – Сейчас, телка, ты у нас еще не так завизжишь, когда я тебе вставлю по самые помидоры,– сглатывая от вожделения слюну, проскрипел один из них. И потянулся рукой к Катиной обнаженной груди.

   Катя, без малейшего волнения и суеты, схватила его за руку и рванула на себя, делая шаг в сторону и, ставя подножку. За доли секунды до ее рывка моя пятка впечаталась в коленную чашечку детины, державшего мою правую руку. Ребро правой ладони ударило по кадыку того, что держал меня слева. В последнее мгновение я ослабил удар, чтобы он не получился смертельным. (Увы, нам не дано предвидеть будущее). Один из моих конвоиров катался по песку, зажимая обеими руками колено. Второй судорожно ловил ртом воздух, пытаясь вдохнуть хоть чуть-чуть. Катин противник барахтался в воде, а другой, отшатнувшись, встал в боевую стойку. Катя подалась вбок и горе-каратист, получив сзади от меня удар ногой по почке, пролетел мимо Катюшки, зарылся носом в песок.

   Тот, что тянулся к Кате, вылез из воды и со страхом глядел на меня.

   – Помидоры, говоришь? Из них кетчуп сделать? – Катина нога четко попала в цель – по причинному месту. Хрюкнув, похабник повалился на песок и завыл тоненьким голосом.

   Сидя в лодке, которая медленно скользила по глади озера, Катя натянула на себя футболку и показала мне язык. И честно призналась:

   – Со своими двумя я бы легко разобралась, а вот с твоими "шкафами", вряд ли.

   – Наверное, надо было с ними пожестче. Что-то я размяк от счастливой, мирной жизни.

   – Ты молодец. Но не убивать же их было? Проучили и ладно. Еще полезут – еще проучим.

   – Э-э, Котенок, психолог-то ты неважный. Таких горбатых только могила исправляет.

   И «нагадал козе смерть», пророк хренов. Отплыв от пляжа со скорчившимися на нем фигурами, мы сплавали в самый конец озера, где в небольшой заводи росли кувшинки. Полюбовались красивыми, крупными, яркими цветами, я сорвал один для Кати. Потихоньку доплыли назад, до пристани. Успел поставить лодку на цепь, закрыл замки. И тут Катя без испуга, но взволнованно сказала:

   – Сережка, оглянись. Срочно.

   К причалу не спеша, вразвалочку, шли пятеро. Встали у причала полукругом, ожидая, пока я сойду на землю, на причале им всем не развернуться. Две морды знакомы. Один из "шкафов" – тот, которому досталось по кадыку. Пожалел его, альтруист чертов? Теперь он тебя "пожалеет" – в руке у него зажат кусок стальной трубы. У того, которому я звезданул ногой по почке, намотана на руке цепь. У остальных в руках ножи.

   – Котенок, если ты меня любишь, выполни мою просьбу. Не двигайся с этого места. Стой, где стоишь. Ты мне можешь помешать, понимаешь? И тогда это плохо кончится.

   – Хорошо, не сойду с места.

   – Вот за это и люблю. Ладно, я пошел их убивать.

   Пока говорил с Катей, успел все просчитать. Сначала надо валить невысокого и худощавого с ножом. Он у них за главного и, судя по тому, как держит нож, очень опытный. Следующим идет тот, что с цепью. В умелых руках цепь опаснее ножа и обрезка трубы. Потом двое с ножами и "на закуску" – амбал с трубой. Танцев не будет, бить надо каждого только по одному разу. Что ж, сейчас в этом городке появится пять свежих трупов. Двигаясь по причалу, разминал пальцы. Ну, славяне, понеслась!

   Чем хороши электромобили – мотор не шумит. Для полицейских машин это особенно хорошо. Поэтому, выскочивший из-за угла электромобиль с выключенной мигалкой, подъехал совсем близко. Его заметили, только когда хлопнула закрываемая дверца. Двое полицейских выхватили пятнадцатизарядные "Беретты". Крики "Атас, копы!" и "Стоять, не двигаться!" раздались почти одновременно.

   – Оружие на землю, ну! – Приказал один из патрульных, – на счет три стреляю. Раз, два...

   Два ножа, труба и цепь полетели на землю. Но главарь решил не сдаваться. Посчитав, что стрелять в него не будут из опасения зацепить меня или Катю, он прыгнул на меня, нанося в полете удар ножом. Нож распорол воздух, вожак бандитов упал на землю, дернулся и застыл в неестественной позе.

   – Вася, давай наручники,– скомандовал старший патруля. Наручников у них было только две пары, поэтому задержанных приковали друг к другу. После чего полицейские аккуратно, чтобы не смазать отпечатки, собрали с земли в пакет трубу, цепь, ножи. И только тогда один из полицейских приложил пальцы к шее лежащего главаря.

   – Жмурик,– спокойно констатировал он и уважительно обратился ко мне:

   – Это вы в гости к Вене Петрову приехали? – Получив утвердительный кивок, добавил,– В десанте служите?

   Я обеими руками прижимал к себе Катю. Она не дрожала, внешне выглядела нормально, но я чувствовал, что она напряжена, как струна. Не каждый день на твоих глазах людей убивают. Надо было ответить на заданный вопрос.

   – Да. Майор десанта Корпорации.

   – Ого. Я думал, что сержант или лейтенант. Здорово вы его... Я даже не заметил движения. Прямо на лету "срубили". Ладно, сейчас труповозку пришлем.

   – А с остальными, что будете делать?

   – Закатаем по полной программе. Отпечатки на оружии есть. Свидетели есть. Групповое вооруженное нападение. Попытка убийства. Полетят, как миленькие, на рудники. Лет пять отбарабанят. И на Землю их больше уже никто не пустит. Поселят потом в какой-нибудь колонии, где-нибудь на Антаресе. К вам претензий никаких. Необходимая самооборона. Можете идти домой,– и он козырнул мне.

   Я тоже отдал ему честь. Обняв Катю за плечи, повел домой. К Петровым заходить не стал, отвел Катю в дом, где мы ночевали. Сбегал в магазин, купил бутылку водки, налил в пластмассовый стаканчик.

   – Выпей, Котенок. Ничего страшного не произошло. Одним подонком на свете стало меньше. Хлебни водочки, чтобы напряг снять. Я с тобой, ты со мной. И все замечательно.

   – Я думала, что ты это не всерьез сказал. Там, на причале. Когда сказал, что убивать их будешь,– Катя проглотила водку, выдохнула, на глаза навернулись слезы,– ты их вправду мог всех убить?

   – Если бы я их не поубивал, они могли бы убить или покалечить меня, – оттер слезы с Катиных щек,– и, что много хуже – тебя. Все, успокоилась?

   – Да. Люблю тебя.

   – Аналогично, солнышко мое. Пойдем к Петровым.

   «Теперь, когда Катя успокоилась, и Ольга будет меньше волноваться». Больше всего я боялся повредить будущему ребенку Петровых. Ведь волнение матери передается даже не родившемуся малышу. Поэтому все происшествие я описал, как мелкую стычку с хулиганами. Когда мы с Веней курили на крыльце, у калитки остановилась полицейская машина. Один коп остался в машине, второй прошел во двор и подошел к нам.

   – Бандюков отправили в Новгород, в тюрьму. Туда же и жмура. На предварительном допросе они все рассказали: как на озере на вас напали, как задумали у причала напасть. Клянутся, что хотели только покалечить. Ну, да судья разберется, он у нас таких не жалует. Дело в том, что двое из шайки остались на свободе. Им предъявить, пока что, особо нечего. И где они сейчас, никто не знает. Все же, будьте осторожны. Мало ли, отомстить вздумают.

   – С двумя-то управлюсь.

   – Я тоже так думаю. Но, если увидите их, сообщите, по возможности, нам. Мы их возьмем в оборот. Они оба были на озере, показания двух других подельников свидетельствуют против них. Можно взять за шкирку и потрясти для острастки.

   – Хорошо, если увижу, доставлю к вам.

   Полицейские уехали. Веня посмотрел на меня.

   – Все ведь было немного иначе, чем ты нам рассказал? И покойничек откуда?

   – Веня, ну нельзя же Ольгу волновать. Зато теперь в городке будет спокойно.

   – Спасибо тебе от имени всех горожан. Я серьезно.

   – Ерунда. Работа у меня такая.

   Сели поужинать. Оля нажарила мяса. Уплетали за обе щеки, запивая красным вином. После ужина расположились снова на веранде. Ольга, сидя в кресле, вязала крошечные пинетки. Веня играл на гитаре, потихоньку напевая. Катюша сидела рядом со мной, положив голову мне на плечо.

   – Хорошо-то как,– вздохнула она,– только вот, почему-то немного грустно,– подняла голову с моего плеча, словно к чему-то прислушиваясь.

   Невдалеке раздался сухой щелчок. "Двадцать второй калибр",– отметил я про себя, машинально. Катя вздрогнула, ее тело навалилось на меня, стремительно тяжелея. Знакомая тяжесть неживого тела.

   – Веня, Олю – в дом! – И Веня, не задавая вопросов, подхватил жену, исчез в доме. Я бережно опустил Катю на пол. На виске ее была маленькая дырочка с венчиком крови вокруг.

   Прыжком влетев в дом, сорвал со стены двустволку и патронташ. На бегу переломил ружье. Перепрыгнул через невысокий заборчик. Стрелять могли только из двухэтажного недостроенного коттеджа неподалеку. Так, зеленая полоска на патронташе – патроны с мелкой дробью; красная полоска – пулевые и с картечью. Ружье заряжено, курки взведены.

   Задачу мне облегчили. Нервы у бандитов сдали и они, выскочив из коттеджа, бросились наутек. Здоровяк на бегу сильно прихрамывал и отставал. Впереди бежал тот, что с винтовкой. На винтовке – оптический прицел. На бегу я сунул себе в рот пару патронов и отбросил патронташ.

  Расстояние между нами стремительно сокращалось. Убийца повернулся, вскинул винтовку. Над ухом у меня противно зыкнуло. Промахнувшись, он замер на мгновение, решая, то ли бежать дальше, то ли перезарядить винтовку.

   Плотно прижав приклад к плечу, я спустил сразу оба курка. Отдача была непривычно сильной. Человек с винтовкой сразу стал намного короче. Череп ему разнесло вдребезги. Перезарядив ружье, без особого труда догнал хромого. Услышав меня за своей спиной, он остановился, повернул ко мне помертвевшее лицо и рухнул на колени.

   – Не убивай, не надо, это не я, это Санек Хам,– из угла рта стекала струйка слюны, толстые, здоровенные руки тряслись. Остановившись в трех шагах от него, поднял ружье. По улице, завывая сиреной, неслась к нам полицейская машина. Медленно, медленно неслась. Двустволка дернулась от выстрела дуплетом. Отвернувшись от трупа, я побрел к дому. Ко мне бежал Веня, Сзади что-то орали полицейские. Протянув Вене ружье, я прошел через распахнутую калитку, поднялся на веранду. В дверях кухни, закусив кулак, стояла Ольга.

   – Оля, ты не волнуйся, подумай о малышке, тебе ее беречь надо.

   Наклонился над Катей. Закрыл ей глаза. Поднял на руки. И понес. Я нес ее по улицам, на которые высыпало все население городка, разбуженное стрельбой. Донес до больницы. Навстречу выскочил доктор в белом халате.

   – Что с ней?

   – Морг у вас где?

   Посмотрев на меня, врач молча пошел вперед, показывая дорогу и открывая мне двери. Мы спустились в подвал, открылась тяжелая металлическая дверь, за ней было небольшое холодное помещение с четырьмя белыми столами. Я бережно положил тело Кати на один из них. Повернулся к доктору.

   – Бирок не вешать, тело не трогать. Не вскрывать. Утром рано заберу. Тронете ее – всю жизнь жалеть об этом будете.

   Мой монотонный ровный голос действовал сильнее крика. Врач торопливо закивал, мы вышли, и он запер дверь огромным ключом.

   Спокойным шагом я вернулся в дом к Петровым. Веня гладил по голове плачущую Ольгу.

   – Выйдем,– сказал я Вене. Выйдя с ним на крыльцо, приказал: – От Оли ни на шаг не отходи. Целуй, ласкай, уговаривай, песни пой, пляши, но чтобы она плакать перестала и успокоилась. Потом сразу уложи ее спать. Сам сиди рядом. Мне твой Николаич нужен, который десантник бывший.

   Веня зашел в дом, а рядом со мной вскоре стоял коренастый мужчина лет сорока пяти, с внимательным взглядом. Выслушав меня, он ушел. Я сел на лавочку и закурил. Через час вернулся Николаич:

   – Пойдем, все уладил.

   Мы прошли через весь городок на другую его окраину. Пройдя еще с километр, вышли к ограде кладбища. Ворота были открыты. Почти у самого входа были воткнуты в дерн две лопаты.

   – Вообще-то у нас экскаваторчик небольшой копает, я могу сходить за Толиком, он сделает.

   – Нет.

   – Ну, давай лопатами. Вдвоем быстрее.

   – Нет. Сам вырою.

   Николаич сел у ограды на лавочку, закурил.

   Через два часа я закончил работу. Николаич забрал лопаты, куда-то унес. Повел меня дальше, в городок. Вошли во двор, прошли к большому сараю. Оттуда слышался стук молотка. Зайдя в сарай, увидел, как плотник обивает красной тесьмой черный гроб.

   – Вот и готово,– вскоре сказал плотник. А крест вон, в углу стоит.

   Достав из кармана купюру, не глядя, протянул ему.

   – Это ж тысяча кредов. Где же тебе сдачу возьму? Я в месяц меньше зарабатываю.

   Я махнул рукой. Вынесли гроб, плотник сзади нес крест. У калитки стоял грузовик. Погрузились, поехали к больнице. Доктор не спал, открыл дверь морга. Тело совсем закоченело. Подняв его на руки, вынес из больницы и уложил в гроб.

   – Помыть бы, да и переодеть,– сказал Николаич.

   – Нет.

   Катя лежала в гробу в шортах и в любимой ярко-желтой футболке.

   Машина подъехала к кладбищу.

   Сгрузили гроб, поставили у могилы, сняли крышку. Наклонившись к гробу, я поцеловал холодный, мраморно-белый лоб. Не мог я поцеловать губы, тепло которых еще хранила память. Лицо у Кати было спокойным, как будто она закончила все дела и завершила свой жизненный путь с сознанием выполненного долга. Поднял крышку и накрыл гроб. Появившийся неизвестно откуда плотник услужливо подал молоток и гвозди. Гвозди легко входили в сухое дерево. Николаич принес лопату и веревки.

  Осторожно опустили гроб в могилу.

   На ограду кладбища легли первые лучи солнца, встававшего из-за деревьев. Глубоко всадив крест, на перекладине которого были выжжены буквы "Иванова Екатерина", сделал могильный холмик. Прислонил лопату к ограде кладбища. Закурил сигарету.

   – Не по-людски, как-то, ты уж не серчай, я тебе, как брату по десанту...

   – Раз ты из десанта, то знаешь, как у нас порой хоронят. Порой не хоронят. Порой хоронить нечего, – голос мой был абсолютно спокоен.

   – Так, то – солдаты...

   – Она от пули погибла. И не хочет она, как все. Я знаю.

   Николаич вынул откуда-то бутылку водки и две кружки. Налил доверху.

   – Помянем рабу божью Екатерину...

   Взяв кружку, я выпил водку, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Николаич протянул мне огурец и кусок хлеба: – Закуси.

   – Нет.

   – Ладно, пора мне. Нужен еще тебе?

   – Нет. Спасибо тебе. Если, что-то должен, Веня отдаст.

   – Ничего ты мне не должен. Это весь наш город тебе должен. Плотник-то пьянь подзаборная, а я не все деньгами меряю.

   – Спасибо, Николаич. Ты иди, я посижу еще.

   Солнце поднялось совсем высоко. Сигареты закончились. У ограды зафырчал экскаватор. Николаич оставил на лавочке бутылку с водкой, кружку, кусок ржаного хлеба. Я вылил остатки водки в кружку, поставил кружку на могилу, накрыл сверху хлебом. Повернулся и пошел быстрым шагом, почти побежал. Не оглядываясь. Прочь.

   Сел в такси, доехал до Новгорода. Выпотрошил там несколько банкоматов, взял билет на флаер до Англии. Приехал обратно к дому, где оставались наши вещи, погрузил их в такси. Прошел к Вениному дому. Войдя, первым делом попросил Ольгу:

   – Оленька, ради малышки, не плачь, пожалуйста. Все хорошо. Она уже в раю. Сходите попозже на могилку, помяните. Веня, вот ключи от Вовкиного дома. Там матрац надувной остался, ты его сожги потом. Вот тебе миллион кредов наличкой,– выложил пачки денег. – На кладбище всю кладбищенскую ограду поменяй. Могилу, когда осядет, вокруг плиткой надо обложить. И дорожку из толченого кирпича сделать от входа на кладбище до могилы, хорошую, широкую. И памятник поставь. Большой, красивый. Пусть на нем будет написано: " Иванова Екатерина. Она любила жизнь".

   – Все сделаю, Сергей. Только миллиона много.

   – Что останется – себе возьмешь. Я сегодня в Новгороде завещание переоформил на вашего младенца будущего. Пока не вырастет, деньгами вы распоряжаетесь. Так что это все равно ваши деньги. У меня на счету, без этого миллиона, осталось восемь с половиной миллионов. Ребенок нужды знать не будет. И смотрите, чтобы все у нее самое лучшее было!

   И вот еще,– протянул Вене сверток,– тут Катины драгоценности, пусть девочка носит, когда подрастет.

   Последнее. Дочку не называйте ни Валей, ни Катей. Десантники суеверны. Вроде бы и все.

   – Ты куда сейчас?

   – На кладбище, потом в Новгород. Улетаю в Англию. Там пересяду на "Баварию" и – на Базу. Водка есть? Набулькай стакан.

   Выпив водку, как воду, пошел к выходу. У порога обернулся:

   – Насовсем не прощаюсь. Не забудьте на крестины позвать. – Погрозил пальцем,– смотри, Олька, береги дитя.

   Такси остановилось у ограды кладбища. Подошел к могиле. Она вся была завалена цветами. К кресту прислонили венок с надписью на ленте: «От жителей нашего города». Сглотнув в горле комок, шепнул: «Прощай, Котенок».