Текст книги "Проклятая Мангазея (СИ)"

Автор книги: Константин Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Наконец лёд на реке уже не позволил идти дальше. Пришлось стоять неделю, пока не появились десятки верблюдов и лошадей. Опять перегрузка и караван вновь тронулся на полдень уже по снегу. А морозы всё крепчали, и теперь Тимошке с Настей казалось, что они опять среди заснеженных просторов севера. Только лесов в этих землях почти не было. Лишь по оврагам, лощинам, буеракам тянулись редкие рощи, присыпанные снегом. Его тут было мало.

В начале февраля караван достиг конечного пути. Большое селение в устье Яика представляло скопление кибиток и полуземлянок, и определить какой-то порядок оказалось невозможным делом.

Часть каравана Бабуша остановилась на окраине села. Там был большой загон. Туда загнали верблюдов, предварительно освободив их от грузов. Всё сложили в приземистые сараи, крытые соломой и камышом.

– Помойтесь немного и заходите в нашу кибитку, – приглашал Бабуш своих рабов. – Познакомлю вас с отцом. Ему будет интересно поговорить с вами, – Бабуш говорил слегка свысока. Тимофей нисколько не обижался. Уже привык за год с лишним путешествия по бескрайним землям Азии. Зато тоже хотелось взглянуть на настоящего русского. И они с Настей принялись в полуземлянке приводить себя в порядок.

Слуга из мальчишек, смуглый и молчаливый, принёс два стёганых халата на вате, шапки без меха, тоже на вате, и сапоги, далеко не новые, с войлочными носками внутри. Это было кстати при сильных морозах, что сильно напоминало Мангазею. Этот город и Тимошка частенько проклинал, вспоминая Айсе. Ничего хорошего тот город ему не принёс. Лишь видимость относительного богатства. И куда оно делось? Всё пропало, растворилось в мареве пустынной степи и вихрях снежных метелей.

Близился вечер и слуга зашёл к рабам и, не кланяясь, сказал неторопливо:

– Хозяин кличет вас. Идите быстрее. Хозяин неважно себя чувствует. Старый.

Отец с дочерью переглянулись и вышли на мороз и ветер. Было очень холодно. При таком ветре никакой халат не спасёт, но приходилось терпеть. Рабы!

Они скромно зашли в кибитку старого Матвея. Тот возлежал на кошме, покрытой хорошо выделанной бараньей шкуре. Несколько подушек подложены под спину. В чашках разлит новый напиток – чай. В плошках с жиром коптят светильники. Тимка поклонился в ожидании слов хозяина.

– Так вы на самом деле русские, как сказал сын? – спросил хозяин слабым голосом. – Я вот хвораю. Ещё не забыл своего родного, – криво усмехнулся хозяин. – Ну, садитесь напротив, послушаю вас.

Гости сняли обувь и уселись, скрестив ноги. Тимошка толкнул дочь локтём и прошептал грозно:

– Чего вытаращилась на хозяина?

Дальше он не успел ничего сказать. Бабуш заметил гостям:

– Испейте чаю, и расскажете отцу о своих приключениях и жизни на Руси. Ему нездоровится, и потому постарайтесь не раздражать его.

– Бабуш, сынок, не стоит стращать моих гостей раньше времени. Пусть не скромничают. А то ты и так их перепугал. Пусть успокоятся. Да и мне не мешает. Столько лет не слышал родного слова, – старик продолжал смотреть на своих рабов.

Те осторожно попивали из пиал ароматный странный напиток. С мороза горячий настой был приятен. В животе тут же потеплело. А Настя улыбнулась отцу.

– Попили? Теперь говорите. Если засну, то получите подарок, – и опять скривил губы в подобие усмешки.

Тимофей начал издалека. Поведал свою жизнь в монастыре, сопровождение колоколов в Мангазею. Это заинтересовало старика, и он попросил поподробнее говорить. Чем дальше шло повествование, тем меньше подробностей позволял Тимошка. Он заметил, что хозяин начал клевать носом и голос чуть приглушил, сделал его монотоннее. А Бабуш одобрительно кивнул головой.

Наконец он сказал тихо:

– Можно замолчать. Отец заснул. То ваша большая заслуга. Ждите подарка. Он очень плохо спит последние дни. Теперь хоть передохнет малость. А вы идите в соседнюю кибитку. Там вас накормят. Завтра вам всё скажут.

Гости тихо вышли. Морозный ветер ударил в лица. Отвернувшись, они бочком вернулись в свою холодную полуземлянку. Однако дрова там были приготовлены и плошка горела. Кто-то позаботился о них. Стало теплее на душе.

– Однако, Настя, мне сдаётся, что дала наши могут наладится, – заметил Тимошка, растирая слегка замёрзшие ладони. – Однако, холод здесь собачий. Из-за ветра. Затопим очаг и потеплеет. Авось проспим до утра. Не то, что в степи. Намёрзлись мы.

Настя была задумчива и не стала вдаваться в разговоры. Видимо усталость валила её с ног. Отец тоже спешил улечься и тоже не стал себя бередить.

Началась новая жизнь с проблесками надежды. И надежды основательной. Правда, младший отпрыск Бабуш что-то не очень благосклонно относился к своим новым рабам. Поблажки делал слабые, но Настю выделял. Тимошка подумал, что то неспроста. Беспокойство, зародившееся в нем, росло с каждым днём. А дочке шёл всего двенадцатый год. Рановато даже для таких людей выходить замуж или стать наложницей. Хотя такое и тут случалось довольно часто.

Матвей частенько приглашал своих рабов к себе послушать русскую речь. Они поняли, что хозяину просто приятно слышать родные слова. Замечали, как он многое не улавливал, но продолжал слушать. И засыпал, что радовало всё его семейство. Жена его, ещё не старая женщина, приняла новых рабов вполне приветливо, видя как благотворно они действуют на супруга. А Насте иногда делала подарки старыми вещами, которые становились для девочки настоящими праздничными одеждами.

Тимофей работал с овцами и верблюдами. Их было много и работы хватало. Однако его не покидала мысль как-то улучшить их с дочкой жизнь. Но пока ничего не происходило, если не считать недобрых взглядов на Тимофея. Последнего такое мало беспокоило. Его больше радовало благоволение старого хозяина. Но его жизнь висела уже на волоске. Он предпочитал не вставать и часто говорил, что должен всё же дожить до весны и погреться на солнышке.

А вот что будет после его смерти, Тимофея занимало очень сильно. Побаивался совсем другого от Бабуша, чем от его отца. И постоянно раздумывал, прикидывая, как можно использовать пока то, что имеется.

Уже весной заметил, что жена Матвея помаленьку меняла своё отношение к Насте. Это тоже настораживало. Она всегда корчила недовольную рожу, слыша, как Тимошка называет дочь русским именем. Сама она звала её только Минбелика. Никаких уменьшительно-ласкательных тонов.

Тем временем лёд в море сошёл и оно очистилось. И Настя и отец впервые увидели его во всей красе. Тимошка разочарованно заметил на это:

– Ничего особенного. Просто другого берега не видно, а так ничем не отличается от Енисея или Оби в их нижнем течении. Словно губа Тазовская или Обская.

– Нет, тятя! – возражала дочь. – Смотри, какая вода с синевой. А там она почти всегда серая. Нет, море куда красивее. Я хочу искупаться. Да не опасно ли? Ещё кто заприметит, и тогда разговоров не оберёшься.

– А мы вечером можем прийти к морю и искупаться. Мне тоже охота попробовать.

– Никому не говори, тятя! – радостно заспешила проявить радость девчонка. – Я полагаю, что вода уже чуть нагрелась, – смеялась она и шлёпала по бережку босиком, распугивая мальков.

Старый Матвей много времени сидел на солнышке у кибитки и щурил блаженно глаза. Мимо проходила Настя, и он окликнул её:

– Чего не заходишь, девка? Я бы с удовольствием поболтал с тобой. Совсем большая стала. Девушка. Сколько тебе лет будет?

– Недавно было двенадцать. В марте, господин.

– Большая, – неопределённо заметил старик. Ему было лет семьдесят. Зубов во рту у него не было, и он слегка шамкал. – Хочешь на родину вернуться?

– А я даже не знаю где моя родина, господин. В тайге родилась. Там никого на сотни вёрст. Там мне было хорошо. Но и тут не хуже. Особенно при вас, господин мой. Вы так добры к нам. А можно я вас немного полечу, господин? – просительно смотрела в его белёсые глаза.

– Ты знахарка? – удивлённо поднял голову. – Давай. Мне нечего уже терять. А вдруг получится что-нибудь путное.

– Думайте только о хорошем и приятном, господин. У вас бок болит сильно, да?

– Точно, девка! Откуда знаешь? Кто сказал? – оглянулся он по сторонам.

– Никто, господин. Мне так показалось. А там у вас печёнка. Она плохая у вас.

– Я тоже так думаю. Да что с этим делать! Старость...

– Ещё сердце должно щемить. Так, господин?

– Вот, чертовка! Верно и это! Ну и девка! Значит, помочь сможешь?

– Трудно сказать, господин. Я никогда ещё не лечила людей. Зверей лечила, а людей не приходилось. Их просто не было вокруг. А те кто был, не хворали.

– Давай действую, проказница, поглядим.

Голос его жены заставил Настю вздрогнуть.

– Что ты там ворожишь, несчастная!? Сейчас же уйди от моего мужа!

Настя остановила пасы, оглянулась и вопросительно глянула на Матвея. Тот позеленел и крикнул:

– Исчезни, падаль баранья! Ещё помешаешь – прибью. Не сам, а прикажу!

Баба мгновенно засеменила прочь, грузное тело колыхалось во всё стороны.

– Успокойтесь, хозяин! – приложила ладонь к груди. – Вам может стать хуже.

– Уже стало! Ну и стерва! Вечно появляется неожиданно и некстати! Падаль!

– Прошу вас, господин! Вы мне мешаете! Надо успокоиться, иначе может быть хуже. А мне сдаётся, что могу вам облегчить хоть немного вашу хворь.

– Ладно, дочка, – согласился хворый. – Погоди малость. – Он прикрыл глаза. Испарина покрыла его шею. Настя вытерла её воротником его куртки. Её он не снимал. Ему было постоянно холодно. Даже на солнце.

Настя ждала и молча наблюдала старика. И думала, что их ждёт когда он помрёт. И ничего заметно хорошего не могла предположить. А Матвей вдруг встрепенулся.

– А ведь отпустило! То твоя ладошка помогла. Ну-ка ещё немного!

Настя в молчании стала делать пасы и в уме молила всех богов помочь несчастному хворому, отдалить неизбежный конец хотя бы на годик. Почему на годик, Настя объяснить не пыталась.

Почувствовав усталость и вялость во всем теле, Настя немного испугалась.

– Пока хватит, господин. Полегчало? – она встряхивала руки и в голове зародилась надежда и уверенность, что ещё не всё потеряно в этой жизни. Надо просто искать и найти то малое и приемлемое, что может удовлетворить её в жизни.

– Ох, девка! Как легко стало! Ты что, на самом деле знахарка?

– Это первый раз со мной, господин, – призналась девочка, смущаясь. – Сама побаивалась. На самом деле лучше стало?

– Значительно! Вот спасибо, вот удружила! С меня причитается, дочка! Чего б ты хотела? Говори без стеснения. За такое ничего не жалко.

– Нельзя плату брать за помощь страждущему, господин. Дар может пропасть.

– Это кто ж тебе такое сказал?

– Так никто, господин. Кто мог, коль я в тайге родилась, и там никого не было кроме родных да предателя Тагана. Само на ум пришло.

– Предателя, говоришь? И кто тот проходимец?

– Так наш лучший друг, господин. Продал нас за свою свободу. Может и не за свободу, а по зависти или ещё за что. Бог его знает, господин.

– Мда! – просипел Матвей и задумался. А Настя постояла и спросила:

– Мне можно идти, господин?

– Иди коль надо. Спасибо тебе, дочка. Век буду благодарен за доброту твою.

– Да что вы, господин. Что такого я сделала? Четверть часа руками поводила да что-то нашёптывала. Сейчас и не припомню что. До свидания, господин. Поправляйтесь и не болейте.

–

[1] Яик – река, современное название Урал.

Глава 14

На следующий день слуга с мрачным лицом появился у их полуземлянки и молча махнул рукой, приглашая следовать за ним, добавив тихо:

– С барахлом. В другое место хозяин селит.

Тимофей глянул на дочь, та пожала плечами. Мол ничего не знает. Сама догадалась, но говорить не стала. В молчании собрали нехитрый скарб и поплелись за слугой. Шли совсем недолго. Слуга указал на кибитку недалеко от хозяйской и с недовольным лицом удалился.

– С чего бы такое? – спросил Тимошка в недоумении. – Что за щедрость?

– А что с того? Всё ж русский он, как и мы. Простое уважение. Правда, за это мы можем получить от родственников старика столько недовольства и ненависти, что мало не покажется. Нехорошо так. Худо может случиться.

Они вошли в кибитку. Там было всё необходимое для приличной жизни. Посуда, немного одежды, постели с подушками и коврами.

– Вот уж не ожидал такой благодати для раба, – продолжал удивляться Тимошка.

Как и ожидали отец с дочкой в посёлке тут же люди стали проявлять признаки отчуждённости и даже презрения к новым рабам хозяина. Все знали, что тот уже готовился перейти в лучший из миров, но теперь эти надежды откладывались. Особенно возмущалась жена хозяина Давах. Все сплетни шли от неё. Она только и мечтала, как её сынок Бабуш станет главой рода и всего богатства. И попытка Насти подлечить старого Матвея оказалась не ко двору.

– Начнут плести разные сети, – жаловалась Настя. – А мы ничего почти не знаем из их обычаев, и обязательно попадём в ловушку. Боязно мне, тятя!

– Пустое, дочка! Сплетни завсегда будоражили людей. Так интереснее жить. А мы как раз очень подходим для этого. Тут есть какая-то тайна, а это всегда привлекает разных проходимцев и любителей почесать языки. Как там хозяин?

– Говорит, что лучше. Даже повеселел вчера. Я его полечила малость. Даже после волнения с женой быстро успокоился. У него печень и сердце плохие. Старые.

– Что ты хочешь? Ему, почитай, за семьдесят, наверное.

– Я не спрашивала. Очень доволен был, тятя. Может, так нас отблагодарил?

– Лучше бы он как-то иначе это сделал, Настя. А ты куда смотрела?

– Он предложил мне что-то да я отказалась. Вот так и получилось. Что мне теперь делать? Тятя! Ещё кто-нибудь прибьёт тут тихонько.

– Хорошо бы иметь кинжал хоть. Всё отбиться можно. Да рабу не положено. Ты бы не могла в другой раз попросить Матвея сделать такое? Да и тебе не мешает иметь оружие. Хоть какое. На всяк случай. Мало ли что.

– Попали мы, тятя. Меня даже в дрожь бросило. Боюсь я.

А слухи один страшнее другого помаленьку обрастали всё новыми небылицами. Наши бедные рабы не обращали на всё это внимания, и это сильно раздражало окружающих.

– Может, испросить помощи у Матвея? – неуверенно спросил Тимошка. – У него ещё достаточно власти для смягчения нашего положения.

– Попробую, – нехотя согласилась Настя. – Как он меня позовёт, я и попытаюсь.

Уже перед вечером слуга, что с мрачным видом, молча махнул рукой, зовя следовать за собой. Настя глянула на отца. Тот кивнул, отпуская.

– Настенька, дочка, опять хворь на меня навалилась. Можешь помочь?

– Ой! Конечно, господин! Если получится. А может и не получиться.

– Это почему же? – с неудовольствием проговорил Матвей.

– У меня настроение плохое. А это может помешать мне в лечении. Дело ведь тонкое, нежное. Но я с радостью попробую.

– А что за причина? – насторожился старик.

– Не хотела бы говорить, господин. Можете расстроиться. А так тоже плохо.

– Ладно, не говори. Потом поведаешь старику. В боку болит так противно, тяжко!

– Повернитесь малость и думайте только о хорошем, приятном.

Охая и ворча, старик повернулся. Настя положила ладошку на больное место и ощутила лёгкое покалывание в ней. Прислушалась и погладила место. Губы сами зашептали что-то, чего она сама не разбирала. Так продолжалось с четверть часа.

Отняв ладошку и сделав странные движения ею в воздухе, стряхнула её и спросила с беспокойством:

– Ну как, господин? Прошло или нет?

Старик прислушался и с повеселевшей улыбкой на морщинистом лице, ответил:

– Помогло, дочка! Почти не чувствую. Вот молодец! Спасибо тебе, милая моя!

Он даже сел и попробовал встать. Настя помогла ему. Вместе вышли за порог. Он сел на скамейку и вдруг спросил, пытливо глянув на девчонку:

– А теперь говори, что тебя беспокоит. Ты обещала, а я вижу, что ты обеспокоена. Обещаю помочь. Ну же!

Настя помялась и наконец молвила вроде бы с сожалением:

– После того, как мы с тятей переселились в новую кибитку, к нам стали относится всё хуже и хуже. Я боюсь, что мы с тятей можем пострадать. Люди так против нас настроены, господин. И ваша жена особенно, – рискнула дополнить она.

– Вот стерва! – Матвей крутанул головой. Кругом было пусто. – Ладно, девка! Я постараюсь вам помочь. Дало, конечно, трудное, но то моя обязанность. Иди и ни о чём не беспокойся. Я постараюсь всё утрясти. Особенно с супругой!

Настя поклонилась и ушла, понимая, что и так слишком сильно обнаглела. Хорошо, что кругом никого поблизости не было. Однако, любопытные глаза наверняка уже засекли её разговор с Матвеем. Или Матиром, как на местный лад его здесь звали.

По прошествии нескольких дней Тимофей улыбнулся дочке, вернувшейся к вечеру в кибитку. Та вопросительно взглянула на отца.

– Чему радуешься, тятя? Скажи и мне, и я порадуюсь. А то не вижу причин.

– Разве? А мне даже очень хорошо видно. Народ-то стал помягче к нам. Неужто не заметила? Странно. Ты чем так обеспокоена?

– Если честно, тятя, то бабой Давах. Даже Матвей назвал её стервой. То она не успокаивается. Всё чего-то выискивает для сплетен о нас.

– Да чёрт с нею! Остальные тоже не совсем дураки. Понимают, откуда ветер дует. Значит, хозяин не зря тебе обещал помощь. Сделал. Слово держит.

– Так всё одно страшно, тятя! Думаешь, она успокоится? Как бы не так. Просто тише и незаметнее будет палки в колеса нам вставлять. И это скоро скажется.

– Да ладно тебе, дочка! Ты ещё так молода, что забивать свою головку такими мыслишками просто глупо. Успокойся. К Матвею больше не звали?

– Что-то помалкивает хозяин. Может, хозяйка что сделала с ним? С неё станется!

– Неужто посмеет?! – ужаснулся Тимофей. – Ты бы навестила, как знахарка.

– Как могу я? Боязно и неудобно. Подумают, что навязываюсь. Зато ко мне уже двое просились помочь им с хворями. Да мне боязно. Смогу ли?

– А ты так и говори, что ничего не можешь обещать. Молодая и неопытная ещё.

И всё же Насте немного удавалось облегчить страдания хворых. Не всех, но и так люди заговорили о ней. А Матвей всё больше привечал девчонку и уверял, что хвори его помаленьку отпускают его. Он даже пригласил её с отцом. Сказал, славя её усердие и способности:

– Хочу ближе узнать твоего отца, Настя. Осталось мне не так много и напоследок охота побольше общаться с родными людьми. Ты православная?

Настя вопросительно расширила глаза. Матвей тоже смотрел на неё с вопросом.

– Я ведь жила в тайге. Иногда виделась с местными кочевниками. Раз в год. О религии отец мало мне говорил. А мама всё больше о старых богах и Магомете. Магомет мне вовсе не нравился, а божки туземцев были просто смешны. Так что никто меня не приобщал к вере особо строго.

– Без веры никак нельзя, дочка, – грустно ответил Матчей. – Я вот тоже грешен. Отказался от веры пращуров своих. Принял другую, что великий Будда нам принёс из Индии. Слыхала про такую страну?

Настя затрясла головой.

– Я мало думала о вере, господин. Меня больше занимала жизнь вокруг. Растения, животные разные, букашки. Я с ними разговаривала, и многое могла понимать из их звуков. Меня даже волки в лесу не трогали. И медведи. Однажды рысь напала. Отпустила, а царапины до сих пор видны на руке, й тут, – указала на висок и щеку. – Уже совсем мало заметно. Правда?

Старик присмотрелся и ответил, слукавив:

– Я вовсе ничего не вижу. Или глаза совсем сдавать начали?

Настя улыбнулась, поняв игру старика, и была ему благодарна. Её уже интересовала своя внешность. Даже понимала, что она довольно красива. А Матвей тоже заулыбался и погрозил пальцем

– Завтра после ужина приходи с отцом. Хочу поболтать с ним поближе. А то никак не собрался до сих пор после первой встречи. А интерес разбирает. Заметила, как я бодро стал говорить? То-то! Слыхал, что и остальным помощь оказываешь. То доброе дело, дочка. Молодец. Как вам живется в кибитке?

– Ой, господин! Даже слов трудно найти для благодарности! Просто здорово!

– О благодарности не думай, дочка. То я должен об том думку иметь. Вот так!

Тимофей с интересом всматривался в далёкие очертания низкого берега дельты Волги и с нетерпением думал о встрече с русскими. Их большой баркас с одной мачтой и большим косым парусом мерно покачивался на короткой волне. Чувствовала^ малая глубина. Прошла уже первая неделя плавания.

Кормщик покрикивал на рулевого, остерегая от мелей. А Тимошка вспоминал ещё недавний разговор с Матвеем. Тот поглядывал на него с пристрастием, и Тимка понимал, как старик хорошо разбирается в людях.

– Раз был отменным охотником, то будешь охранником на моём баркасе. Через неделю выходим в море. Бери лук и приспособь к себе. Постреляй. Поди, долго не занимался этим. Думаю, что к своим не сбежишь. Дочка у нас остаётся. Но пообщаться будет интересно. Я верно мыслю?

– А как же, господин, – согласно кивнул Тимофей. – Сочту за честь. Что мне делать на Руси, коль и здесь вполне привольно живу. Благодаря вашим усилиям, господин. Спасибо за доверие, и я его оправдаю. А что, могут напасть в море?

– Вполне, Тимка, – усмехнулся оживший купец. – Так что следи в оба. Таких как ты, на баркасе будет ещё пятеро. Все вооружены. Но и от вёсел вас не станут освобождать. Дело такое...

И сейчас, за два-три дня до прихода в Астрахань, Тимофей чуть с волнением наблюдал берег и ждал когда лодка войдёт в нужный проток реки. Одинокий парус в море как-то освежал унылую картину спокойного моря. Ветерок был слабым, но гребцы отдыхали перед входом в реку. Там их сила и выносливость потребуются вновь.

Ночь проводили у берега. Кормщик знал эти места и хорошо в них разбирался.

И сейчас Тимошка готовился встать на стражу. Близилась полночь, и татары могли легко достичь баркаса и ограбить.

Наконец, как и обещал кормщик, вошли в протоку и стали подниматься к Астрахани. Плыть предстояло дня два.

Астрахань предстала перед глазами довольно шумным, грязным и бестолковым городом. Много крикливых татар и всяких инородцев, торгующих мелочью. Впервые познакомился с персами, армянами и разными кочевниками. Все приходили сюда торговать, и не только морем. С Терека и Кумы наезжали татары и разные люди восточного Кавказа.

Тимофею приказано было оставаться на баркасе и сторожить его. С ним были и вооружённые охранники. А поскольку баркас стоял у причала, то порт наблюдать было легко и интересно. Всюду слышался русский говор, и Тимошка упивался звуками родной речи и русского мата. Его он успел порядочно подзабыть в тайге и среди кочевников по пути на Яик.

Денег у Тимошки не было, и купить что-либо он не мог. А так хотелось купить чего-нибудь исконно русского! Но тут не его север со своими обычаями. Тут всё не так, всё иначе. И он смирился и просто глазел, перебрасывался редкими фразами с бродившими повсюду босыми людьми в драных рубахах. То были отбросы, ищущие случайного заработка на пропой души. Жаждущей и ненасытной.

В городе простояли дней десять. Сгрузили товар, погрузили другой и отвалили на поддень. Приказчик свирепо покрикивал на кормщика, торопил с выходом в море. Что-то его беспокоило. А Тимофей ещё плохо понимал чужую речь, да и не вслушивался в его крики. Голова была забита мыслями о городке, что покидали его новые хозяева. Он подольше старался проследить купола церквей и башни старого кремля, ещё татарского.

Узнал много интересного про Русь. Как менялась власть, и как теперь всё затихло под спокойным правлением царя Михаила Фёдоровича[1]. Немощный и больной, он передал власть государства отцу, патриарху Филарету. Узнать такое оказалось очень интересно. Но куда интереснее, что удалось чуточку поговорить с одним купеческим приказчиком из Бежецка. То были уже близкие к родине места, и Тимофей до сих пор переживал услышанное.

Домой вернулись без особых приключений. Недовольства Тимошка ни у кого не вызвал. Да и проявить себя оказалось невозможным. Поход прошёл спокойно.

В посёлке он тотчас бросился в кибитку к Насте. Что-то беспокойное владело им. И не ошибся. Настя выбежала навстречу и бросилась ему в объятия. Встреча получилась трогательная и нежная. Они впервые расстались на такое длительное время и потому так бурно выражали встречу.

– Как ты тут без меня, малышка? – всё спрашивал отец, с интересом слушая и впитывая все, что Настя ему говорила. – Я постоянно думал о тебе! Не обижали?

– Самую малость, тятя. Да лишь Бабуш что-то стал приставать. А я его побаиваюсь почему-то. Смотрит на меня так странно и остро! Думала даже Матвею сказать. Да всё не решаюсь.

– А чего ему надо? – спрашивал отец, хотя отлично понимал чего. – У него уже есть две жены. Захотел третью?

– Вот и я этого боюсь, тятечка! Он на меня страх нагоняет. Ещё с первого раза, как увидела его в караване, он мне стал неприятен.

– Посмотрим, что он намерен делать. Всегда можно испросить помощи у Матвея. Как он теперь? Ты продолжаешь его подлечивать?

– Да. Он так рад, что обрёл возможность ходить и даже недавно сел на коня. Жена его так орала в страхе. Да мне показалось, что она всё делает нарочно, для людей. На самом деле только и думает о его кончине. И чтоб это, случилось побыстрее. Видит своего сыночка во главе посёлка и дела отца. Лучше расскажи, как у тебя поездка случилась! Повидал русский город? Поговорил со своими?

– В город мне запретили выйти. А так разговаривал постоянно. Даже одного человека встретил, хоть и не с настоящего севера, но близко от моих земель, разволновался даже. Много чего узнал про Русь. Интересно было!

– Матир просил тебя зайти к нему, – как-то таинственно молвила дочка.

– Что ему нужно? И чего это ты его на местный лад назвала?

– Уже привычка появилась, тятя. Все так говорят, а что, я хуже всех?

– Скоро ты и своё имя русское забудешь, – Тимофей улыбался беззлобно.

– Так ты не дашь забыть. К тому же мне оно самой нравится. Анастасия! Звучит! Разве можно сравнить с Минбеликой? Или Мин, а ещё хуже Бика! Фу! – И оба рассмеялись весело и довольно.

Матир встретил Тимофея с Настей как-то странно. Оглядел молодого воина, каким теперь стал Тимофей. Перевёл глаза на Настю. Те стояли в ожидании.

– Ну, садитесь на подушки! Рассказывай, как тебе русский город?

– А что тут говорить, господин? Мне всё понравилось. Жаль, что в сам город я не попал. Приказчик не позволил. Да и денег нет у меня. Да я не обижаюсь, господин. В другой раз повезёт больше. Ещё всё впереди, господин.

– Верно думаешь, – кивнул хозяин на скатерть, уставленную вкусными кушаньями и вином. – Сначала поужинаем. С помощью Всевышнего и остальных богов, – подмигнул хозяин, – насытимся пока земными благами.

Они выпили довольно слабое, но ароматное вино, и принялись со стеснением уплетать мясо, пельмени и фрукты. Их тут было много. А хозяин заметил со вздохом:

– Твоя дочка запретила мне есть жареное мясо. Просто злодейка! Как без мяса? Но я послушался. Теперь буду ждать, как это скажется на моем здоровье. Жена только и делает, что пилит меня за такое отступление от здешних обычаев.

– Господин, только так можете поправить своё здоровье. Ничего жареного. Одни фрукты, овощи в ягоды с травами. И то не всякими. Я сама буду вам их приносить. А из мяса только белое и из дичи.

– Понимаешь, Тимошка, какую жизнь мне предлагает твоя дочь?! Выдержу ли? Однако ты должен заметить изменение в моем здоровье. Видишь, что со мной сделала девчонка твоя! Молодчина всё же! Давай выпьем за её счастье и здоровье. Пусть её жизнь благоухает цветами! – Он с улыбкой глядел на Настю, кивнул ей и всё же заставил взять пиалу с вином. – Чуточку вина никогда не мешает, дочка. Виноград – чудесная ягода. Ты ещё поймёшь это. Скоро он вызреет, а ещё с юга привезут такой, что язык проглотишь, девочка.

Так в никчёмной болтовне просидели с час. И тут хозяин сделался серьёзным.

– Тимофей, хочу с тобой обсудить важное дело. Настя, выйди пока. Позову, – Матир проследил за девочкой и повернулся к Тимофею. – Твоя дочь достойна многого, друг. И я подумал соединить наши роды. Ты согласен на свадьбу моего Бабуша с Настей? Уверен, что у них сложится хорошая семья.

Слова Матира оглушили Тимку. Он никак не ожидал такого предложения. И отказаться было боязно, и согласиться страшно. Настька так боится этого Бабуша! А в голове Тимошки уже вихрились самые мрачные и страшные мысли. И он решился.

– Разве мы, рабы, достойны такой чести, хозяин? К тому же Насте ещё тринадцати нет. Совсем девчонка. Даже не знаю, что и ответить.

– Это же не завтра будет, – продолжал настаивать хозяин. – Как стукнет тринадцать, тогда и свадьбу сыграем. – И пристально глядел на Тимофея.

– А ваша супруга? Она ведь терпеть не может мою дочь, хозяин.

– Считай, что её вовсе не существует, – с горчинкой в голосе ответил хозяин.

– Разве так можно, хозяин?! Да и вся ваша родня будет против. И что ждёт мою дочь в таком обществе? Хозяин, вы задали мне такую сложную задачу! К тому же моя Настя сильно боится Бабуша.

– Ничего страшного. Бабуш не урод, и они всегда могут сдружиться. К тому же то будет только весной. Времени ещё много до свадьбы. А с рабством я могу и завтра порешить. Будешь моим человеком, и никто тебя не тронет.

– То бабушка ещё надвое сказала, хозяин, – отчаяние подвигло Тимошку на наглость, и Матир сощурил глаза. То был недобрый знак. Всё же он заметил мирно:

– Ладно, времени у нас много в запасе. Поговори с Настей. А я посмотрю. Бабуш пока ничего не знает о моих замыслах. Его тоже спрошу. Хотя то и без обычая.

Настя целую неделю находилась в состоянии подавленности и страха. Отец тоже чувствовал себя не намного лучше. Бабуш и ему не нравился, но неприязни к нему у него не было. А Настя часто говорила отцу, что этот человек с плохими намереньями и способен на жестокость.

– Откуда ты это можешь знать, дочка? Обыкновенный мужик.

– С ним трудно будет жить, тятя. А я не могу объяснить тебе, почему у меня такое о нем мнение. Может, от матери. Она почти такая же жестокая и злая.

– И что теперь нам с этим делать? – задал вопрос отец. – Отказаться, значит, жестоко оскорбить Матвея. Он и так намекнул, что может сделать нашу жизнь совсем не такой хорошей, как сейчас. И мне страшно подумать, что в этой жизни будешь ты.

– Он так сказал? – расширила она глаза и с удивлением взирала на отца.

– Не точно так, конечно. Но смысл я понял именно так. Хорошо, что до того времени ещё много времени ждать. Ты же родилась в марте. А до него ещё почти девять месяцев, – быстро посчитал он время. – За это время многое может поменяться.

– И Матвей может умереть, – добавила Настя, а Тимофей с подозрением глянул в её черные глаза. Они смотрели излишне наивно, а отец уже знал, что это глаза недоброго взгляда, сулящие что-то плохое. Он даже не осмелился спросить. Хотя был готов легко отдать жизнь за дочь, если такое потребуется.

Вертикальные складочки в уголках её губ уже не выглядели смешливыми. Тоже признак решительности и непреклонности. Смутное беспокойство охватило Тимофея. Показалось, что в их жизни вполне могут наступить суровые времена. Вздохнув, подумал обречённо, что и так не может похвастаться привольной жизнью всё эти годы. И тут же успокоился мыслью, что всё образуется, и не такие уж они с дочерью слабые, чтобы падать духом и не найти выход из такого тяжёлого положения.