Текст книги "Легенды, рассказанные у костра (СИ)"

Автор книги: Константин Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

   Ходят слухи, что лишенная душ семья до сих пор появляется на проезжих трактах, с целью поквитаться с коварным обманщиком.

   ***

   Двери церкви были открыты настежь. Беспрепятственно попав внутрь, я обессилено упал на колени, и меня «вывернуло наизнанку», словно я наелся неспелых яблок в саду дядюшки Элвина.

   Только сейчас, немного успокоившись, я заметил неподвижное тело Филджи. Возница лежал на спине в темно-бордовой луже крови, а его голова была откинута назад, демонстрируя огромную зияющую рану на шее. Рядом длинным темным шлейфом тянулись кишки, вырванные из пузатого живота и небрежно раскиданные вокруг.

   Где-то неподалеку высились обезглавленные трупы лошадей.

   Меня снова вырвало.

   Пошатываясь, и не в силах унять крупную дрожь, я приблизился к Филджи и замер в ужасе. Моему взору открылась еще одна непостижимая деталь: на лице возницы отсутствовали глаза.

   Губы сами собой стали шептать слова молитвы – все, которые я мог вспомнить. Мир вокруг меня вновь наполнился странными пугающими звуками. Церковь больше не казалась спасением от всех бед. Обернувшись, я кинулся к выходу, и замер в оцепенение– меня прошиб холодный пот. Дверь, через которую я зашел, изменилась: деревянные доски, крест-накрест закрывшие вход были опутаны невероятной паутиной кованых цепей. В панике я попытался разорвать внезапно возникшие оковы, и тут же одернув руки, отпрянул назад. Цепи были горячее раскаленного железа. Мои ноги отказались слушаться, и я рухнул на землю.

   Она заперта!

   Она действительно запета!

   Это не морок и не кошмарный сон!

   Заперта!

   Не веря собственным глазам, я поднялся и обошел зал, но к несчастью так и не обнаружил иного выхода. Остов стены был слишком высок, чтобы выбраться наружу.

   Нисколько не удивляясь новым, навалившимся на меня бедам, я решительно двинулся вглубь церкви. Иного выхода не существовало – и нужно было как можно скорее выбраться из этой треклятой мышеловки.

   Найдя старую ветошь, я с легкостью смастерил факел, отчего ощутил внезапный прилив сил. Крохотный огонь словно разжег во мне веру в рассвет и избавление от всех немыслимых опасностей.

   Ноги сами вели меня вперед, вглубь темных пролетов и длинных, узких коридоров. Если здесь раньше и несли свой тяжкий крест священники, то это было так давно, что здешние стены напрочь забыли прелесть небесных песнопений и позвякивание монастырских вериг. В свете факела я смог различить, насколько старой и ветхой была церковь: зияющие дыры, почерневшая до неузнаваемости настенная живопись, мутные, потрескавшиеся стекла.

   Дойдя до конца коридора, я остановился, отчетливо услышав из-за стены чей-то мелодичный голос.

   И зачем только я забрался в эдакую дыру? Зачем? Задался я бессмысленным вопросом, ответ на который был слишком очевиден.

   В это время голос усилился. Я почувствовал, как дрогнула рука – и тревожные тени от факела проворно побежали по каменной кладке. Именно так мастера кукольного театра, навевали на зрителей трепетный страх во время представления.

   В один миг голос исчез, также внезапно, как и появился.

   Я облегченно выдохнул. Нервы сковали мое тело не хуже боевого панциря.

   Тишина давила на меня сильнее любого самого страшного и ужасного грохота.

   Сделав шаг вперед, я разглядел в конце коридора хвост быстро исчезнувшей тени, будто пугаясь внезапно возникшего света, она мгновенно скрылась за винтовой лестницей, ведущей куда-то вверх.

Я сделал еще шаг и в ту же секунду, неведомая сила сбила меня с ног: и я лишь различил в полумраке блеск тонкого лезвия.

   – Глупец! Я же сказал тебе – убирайся!

   Знакомый голос прозвучал могильным воем. Меня как бродячего щенка отбросили в сторону.

   – Дурр... лей... – где-то рядом прошептал зверек, повторяя слова хозяина.

   Я застонал от боли.

   ***

   Говорят, что человек перед кончиной чувствует не только свою смерть, но и исход того, кто после его смерти возьмет на себя обязанности по спасению души.

   Их презирают и ненавидят, к ним относятся как ходячему безумию. Ведь только настоящий глупец по собственной воле решиться полезть в петлю. Говорят, когда они приближаются к смерти, их преследуют кошмары и душевные болезни, поскольку дав клятву умершему ко всему прочему, они получают в придачу всевозможные страдания. Некоторые утверждают, что они могут разговаривать с мертвыми и видеть затерявшиеся в этом мире души. Но не велика ли цена за столь сомнительный дар? Этого, к сожалению, не знает никто, кроме самих Проклятых.

   ***

   И вновь мы оказались среди сырости и мрака – шагая по огромной церковной зале. Зверек моего мрачного знакомого гордо восседал у него на плече, с интересом вглядываясь во тьму. Я, молча шёл вперед, освещая путь старым тусклым фонарем.

   Мы миновали один огромный кабинет, затем быстро пробежали по длинному коридору, вдоль покрытых пылью статуй, и вновь вышли в полуразрушенный зал. Невероятно, но снаружи церковь казалась гораздо меньше, чем внутри. Хотя стоило ли чему-то удивляться, здесь, где мир был совсем другим...

   Всю дорогу мы молчали, не произнося ни слова. Я не спрашивал, проклятый – не отвечал. И в этом была странная гармония, заставившая меня, прогнать прочь терзающие меня мысли.

   В какой-то миг факел осветил огромные колонны и вытянутое арочное окно. Избегая света, неведомое мне существо очень похожее на человека, двигаясь по стене, будто пузатый мерзкий паук, поспешило укрыться за высокой черной кафедрой.

   Я замер как вкопанный.

   – Лууу, – протянул зверек.

   Проклятый лишь резко кивнул и засопел, пытаясь сдержать накопившуюся ярость.

   До конца не понимая, что происходит, я испуганно попятился назад. Что это за тварь? И что, побери его Подземный владыка, Душеприказчик собирается делать?

   Приблизившись к кафедре, проклятый осторожно извлек из-под длинных лохмотьев небольшой стилет и, сняв с плеча зверька, медленно опустил его на каменные плиты.

   Ша сделал несколько коротких шажков, остановился, принюхался и уверенно произнес:

   -Там...та...

   Я не слышал шороха или другого шума. Существо вылетело внезапно, одним прыжком пытаясь добраться до шеи Душеприказчика.

   До моего слуха донесся противный булькающий звук, словно взорвалась кадушка с вареньем.

   Стилет оказался стремительнее самых быстрых хищных лап – лишь мгновение и смертельный удар пригвоздил тварь к полу. Ша недовольно фыркнул и закрыл мордочку лапками, словно ему была неприятна эта кровавая сцена.

   Между тем Душеприказчик уже опустошал карманы умершего. Я со страхом и пренебрежением посмотрел на мрачное тело, облаченное в старые лохмотья.

   -Помоги мне, Ша, – попросил Проклятый.

   Зверек легко заскочил на безжизненное тело и, обнюхав его с ног до головы, тихо пролепетал:

   – Там...

   Душеприказчик выдернул из мрака, словно из гнусного бурлящего болота маленький лучик света. Я лишь успел заметить крохотный шарик, источающий приятный белый свет. Душеприказчик тяжело сглотнул, и странный трофей, на миг, осветив изнутри его горло, исчез внутри.

   ***

   Я сидел в углу и тяжело дышал. Меня мутило и бросало то в жар, то в холод. Напротив, на огромном резном стуле восседал Ша отвлеченно вылизывая свое крохотное тельце. Переведя взгляд со зверька на Проклятого, я грустно всхлипнул, едва сдерживая ужасную обиду. За последние пару часов он вспорол брюхо еще парочке кошмарных тварей и холоднокровно сожрав светящиеся шары, все-таки успокоился. Будто насытившийся зверь, Душеприказчик тщательно, с нескрываемым удовольствием, протирал старой ветошью лезвие стилета.

   – Хочешь есть?

   Я не поверил своим ушам. В животе призывно заурчало, однако я не поддался резко нахлынувшему желанию. Вопрос так и растворился в тишине.

   Возможно, мне это послышалось, – успокоил я себя.

   Зверек, не отвлекаясь, продолжал наводить лоск.

   В голове стоял противный гул. Казалось, я уже долгие тысячелетия нахожусь в этом забытом всеми святыми мучениками месте. Осторожно поднявшись, я не сводил глаз с Проклятого – тот не обращал на меня никакого внимания. Ноги сами сделали шаг в сторону двери. Шаг за шагом – рука коснулась огромной металлической ручки.

   Скрипнула дверь.

   Я напрягся. Неужели заметят? Замер. Привычные звуки не изменились. Вжик по лезвию, вжик...

   Нога уже оказалась на пороге. Я сделал еще один шаг, когда почувствовал уткнувшееся в спину острое лезвие.

   Я закрыл глаза, приготовившись к смерти.

   – Что это?

   Голос Проклятого напоминал оглушающий набат. Я открыл глаза, и первое что увидел перед собой: горящий огнем номер на щеке Душеприказчика. Он сжимал в руке скомканный листок с моим рисунком.

   – Откуда? Откуда у тебя это?! – во взгляде Проклятого царил неподдельный ужас.

   На смятом листке, среди размазанных чернил едва угадывалось лицо измученного старца, испещренное горами и реками. Это был мой рисунок, написанный еще в повозке теперь уже мертвого Филджи, упокой святые его грешную душу.

   Я осторожно потянулся к наброску не в силах поверить своим глазам. Как он мог оказаться здесь? Я отчетливо помнил, что выкинул его...

   Сильная встряска в мгновение ока привела меня в чувство. Душеприказчик требовал ответа, а я лишь удивленно качал головой, не зная, как обьяснить этот удивительный факт.

   – Пойдем...

   Зажатый в тиски крепких рук Проклятого, я, не в силах сопротивляться, нырнул вместе с ним в темноту. Ноги едва касались земли, но я даже не пытался вырваться. Да и какой смысл? – бежать-то все равно некуда...

   Чувствуя как за спиной попискивает Ша, а впереди мелькают серые стены, я едва различал в темноте длинные узкие коридоры.

   Правое плечо отозвалось болью – слишком узкий проход.

   Стальные пальцы Проклятого разжались, и я обессилено упал на ледяной пол, кашляя от забившей нос пыли.

   -Смотри.

   Я поднял голову. Посреди небольшой обветшалой комнаты, первое, что бросилось в глаза – изящное в резной металлической оправе зеркало. Узкие окна были зашторены плотной старой тканью, а высокие деревянные скамьи с глубокими трещенами и подломанными ножками, стоящие по обеим сторонам комнаты, напоминали измученных жизнью старцев.

   Ша легко запрыгнул на скамью и, прижав ушки, замер, испуганно глядя на зеркало. Тяжело дыша, Проклятый приблизился ко мне и вновь показал чернильное пятно через которое проглядывал образ древнего, словно сама жизнь человека.

   – Смотри.

   Его лицо повернулось в сторону зеркала.

   Я вгляделся в пыльную поверхность, где также как и на рисунке из-под серой пелены проступало безжизненное лицо старца, возраст которого, сильно отличался от действительности. Только этот дряхлый человек в отличие от нарисованного – был живым. Скулы отражения непроизвольно поддергивались, выдавая излишнюю нервозность, а в белых, словно лунь глазах читался неподдельный страх.

   Я перевел взгляд на Проклятого. ОН и его зеркальное отображение разделяло лет пятьдесят.

   – Говори, щенок! Откуда этот рисунок! – с раздражением прошипел Душеприказчик.

   Ша вторя своему хозяину, нервно пискнул.

   – Я..я..просто... Нарисовал...

   Не в силах выдержать ледяного взгляда, я отвернулся и вновь встретился с безжизненными глазами старца: серые и глубокие, словно омут, они поглотили меня, заставив вздрогнуть от ужаса. Мне показалось, будто внутрь меня что-то протиснулось горячей сталью невидимого меча, и все мысли открылись Проклятому и его странному животному.

   – Когда это было? – последовал вопрос и его голос вновь стал спокойным.

   – Вчера, или ... может сегодня, – я на миг растерялся, не зная что ответить. – Мне трудно сказать...

   Лицо старика откликнулось из-за идеальной глади зеркала нескрываемой печалью. Его молодой собрат стал медленно удаляться, исчезая в полумраке комнаты: лицо закрыли дрожащие от волнения руки, а клочок бумаги упав на каменный пол скользнул под резную скамью, на которой сидел Ша.

   Мой взгляд в очередной раз коснулся ледяной поверхности. На этот раз из-под толстого слоя пыли взирало лицо юноши, мое собственное лицо; слегка исхудавшее, чумазое, с запекшимися от крови губами.

   ЧАСТЬ 2: Переправа слепого Езефа

   Многие кто видел боль и страдания душеприказчиков перед смертью, утверждают, что и в последующей жизни их ожидают подобные, а возможно, и более ужасные муки. Малокровие или нервное истощение – это самое безобидное чем может быть омрачена хрупкая жизнь проклятых; неисполненная воля умершего – вот та ужасная напасть, которая может преследовать их веками. И не будет им нигде покоя – изнывая от тоски и одиночества, они закончат свой недолгий век, и до последнего вздоха будут пытаться исполнить возложенное на них слово.

   Но эта ли высшая форма страдания?

   Оказывается, что нет. Отдаленные дороги, заброшенные деревни и опустевшие после великого мора города стали надежными пристанищами безликих призраков, тех, кто в своей недолгой жизни так и не смог выполнить последнюю волю умершего...

   ...Я уныло брел следом за проклятым, безразлично взирая на каменные остовы памятников и забытых всеми надгробий; Ша едва поспевал за мной.

   Затянутое серой пеленой небо видимо уже очень давно не видело ласкающих лучей летнего солнца. Сейчас, я без всякого страха вглядывался в надписи на почерневших от времени крестах, и равнодушно переступая через могилы, пытался представить, сколько же поколений покоятся на этих бескрайних просторах.

   Проклятый не обращая на меня внимания, выглядел мрачнее тучи.

   – Постой, а ну постой! – не выдержав, я внезапно остановился, не желая продолжать это бессмысленное путешествие.

   – Это твое дело! Можешь оставаться здесь сколько хочешь!

   – Очешь! -прошептал Ша, на плече хозяина.

   Проклятый, не собираясь меня слушать и не сбавляя шаг, скрылся за одним из склепов.

   – Погоди! – внезапно спохватился я.

   Ужасно не хотелось оставаться здесь одному из-за собственной заносчивости.

   – Да остановись ты! – я что есть сил, схватил Душеприказчика за плечо и развернул к себе. И в один миг осекся, испугавшись собственной напористости.

   Меня словно кинжалом пронзил холодный взгляд абсолютно черных глаз, но вместо гнева Проклятый внезапно произнес:

   – Хорошо, может ты и прав. Пойдем вместе. Только есть определенные правила: первое, не задавать вопросов, второе – идти быстро.

   Я, облегченно вздохнув, кивнул.

   ***

   Мы поднялись на высокий холм, где не было: ни могильников, ни леденящих душу надгробий. Здесь я впервые за долгие дни ощутил себя живым человеком, словно и не было этих бесконечным скитаний погружающих меня в мир хаоса.

   – Это пристань слепого Езефа. И он очень не любит чужаков, тем более, таких как ты. Поэтому постарайся поменьше болтать. А если уж очень захочешь что-то спросить, то лучше оставь этот вопрос при себе.

   Душеприказчик произнес эту достаточно длинную, по его меркам тираду даже, не удосужившись взглянуть в мою сторону. Я молча кивнул, абсолютно не переживая заметит ли он это или нет.

   Мы спустились к небольшому берегу, где напротив старой покосившейся лачуги окруженной растянутыми рыбацкими сетями покачивалась на волнах длинная скрипучая лодка. Возле нее стоял небольшой деревянный мостик, на котором, уставившись на затянутое облаками сумеречное небо, возвышалась высокая фигура старика. Его обветшалая мешковатая одежда развивалась на ветру, словно парус стремительного и неподвластного морским стихиям корабля.

   Проклятый осторожно вступил на самодельную пристань и замер как вкопанный.

   – Чего тебе надо, глупец? – не поворачиваясь, прохрипел старец.

   – Да... -согласился с ним Ша.

   – Того же что и всем, кому ты даешь возможность убраться с этого треклятого острова, – абсолютно спокойно ответил Проклятый.

   – Хм, интересно, – старик на мгновение затих, словно обдумывал услышанное, а затем добавил: – И у тебя есть, что мне предложить?

   – Иначе я не пришел бы к тебе, Езеф.

   Я стоял возле разорванных рыбацких сетей и чувствовал себя будто рыба, попавшаяся на крючок. Более чем странный разговор, двух более чем странных людей, дали мне более чем серьезную пищу для размышлений. Почему они говорили про остров? И хотя я плохо знал дорогу до Россвела, мог поклясться, что никаких рек и озер на моем пути быть просто не могло.

   – Раньше ты не отличался подобной щедростью, глупец. Что же ты мне можешь предложить? Кучу неприкаянных душ? Или своего странного зверька?

   Лодочник, наконец, повернулся к нам лицом и на меня, о ужас, вместо глаз уставились две пустых черных дыры. Я испуганно отпрянул назад.

   – У меня есть что-то поинтереснее, Езеф. Как насчет живого слуги. Того, чье тело еще не съедено червями, а кровь в жилах тепла как яркий костер. Ты ведь должен помнить, это приятное ощущение...

   Услышав эти слова, я похолодел и, попятившись назад, спотыкнулся, упав на землю. Меня пытаются продать, будто мешок с овсом или того хуже. Я испуганно уставился сначала на Проклятого, а затем на старца. Их лица казались безжизненными и не выражающими абсолютно никаких эмоций.

   – Да ты что, серьезно?! – внезапно раздалось в тишине.

   – Ну, так как? Достойная цена? – продолжил Проклятый.

   Сделав несколько быстрых шагов, лодочник склонился надомной и, схватив своей костлявой рукой за подбородок, приблизился так близко, что я ощутил зловонный запах из его смердящего гнилью рта. Мне стоило немалых усилий, чтобы оттолкнуть от себя безглазого Езефа. И старцу это явно не понравилось, но он, промолчав, лишь задумчиво уставился в небо.

   – Твой ответ? – поторопил его Проклятый.

   – Откуда он здесь? Рожденным здесь не место, ты же прекрасно знаешь это... – не спешил с ответом Езеф.

   Только сейчас я различил, что зловонный запах мерзкого старца сильно напоминает морские водоросли, словно он всю свою никчемную жизнь провел в местечке Поющих болот.

   – Я не перетаскивал его сюда и не давал ему никаких обещаний. Поэтому мне неинтересно как он здесь оказался. Но тебе я думаю, не стоит размышлять об этом. Нужно просто согласиться на мои условия, – словно бывалый торговец, настаивал на своем Проклятый.

   -Ни тебе учить меня поступкам, глупец! Я тебе не дурацкий служитель маяка или искатель мертвечины! – с каждым словом, старец вырастал на глазах.

   Распрямив спину, он вытянулся, расправил плечи и стал похож на высокую гору. Огромный, он казался раза в два выше Проклятого. Забившись под перевернутое днище лодки Ша испуганно дрожал глядя на старца, да и в глазах его хитрого хозяина чувствовался нарастающий страх.

   – Прости, Езеф! Это действительно твой выбор! – перекрикивая внезапно налетевший ветер, завопил Проклятый. Но это не означало, что он согласился со стариком. Я готов был руку дать на отсечение – Душеприказчик готов в любую секунду обнажить свой меч, оспорив неверное решение.

   Внезапно Езеф опять превратился в худого, сутулого лодочника и, обнажив желтые пеньки гнилых зубов, довольно рассмеялся.

   – Знаешь, глупец, мне не нужен твой рожденный... И его горячая кровь мне тоже ни к чему. Я отказываюсь! Переправы не будет.

   Проклятый недовольно поморщился. И развернувшись быстрым шагом, стал сбираться на холм. Ша последовал за хозяином.

   – Постой! Постой, а как же я?! – поднявшись, я побежал следом.

   – А на кой ты мне сдался?! – не сбавляя шаг, бросил в ответ Душеприказчик. – Тебя даже продать нельзя!

   – Ага, -вторил ему Ша.

   – Да зачем продавать-то? – я никак не мог взять в толк его стремление избавиться от меня. – Ты просто выведи меня отсюда и все! Укажи мне путь до Россвела! Я оплачу!

   Проклятый резко остановился – и я со всего маха ударился о его спину и упал.

   – Ты что так и не понял? Мы здесь все мертвы! Мы НЕ в мире живых, а наоборот! И тебе не выбраться отсюда! Никогда!

   Я сейчас был похож на каменное изваяние возле Капитолия святого Юслофа: стеклянный взгляд, известковое лицо и абсолютная пустота в голове.

   – Я ...все здесь... нет... – кажется, я смог выдавить из себя лишь пару бессвязных фраз. Только Проклятому они были совсем не интересны.

   ***

   ...Если при жизни мы и думаем о смерти, то всегда предполагаем, что переход в иной мир произойдет менее болезненно, чем скажем удаление зуба или кровопускание. А когда мы с интересом изучаем надгробные послания из прошлого, то ощущаем мороз по коже и стараемся быстрее забыть тревожное осознание скорой встречи с чем-то неизбежным. И каждое слово, олицетворяющее загробный мир вызывает у нас, по меньшей мере – неприятное волнение.

   Конечно, есть среди людей разряд таких, кто презирает смерть и всячески пытается доказать другим, что ему плевать, где и когда он расстанется со своей жизнью. Про самоубийц я молчу, так как они свои безумства совершают, находясь исключительно в расстроенных чувствах. Но тогда скажите мне на милость, как себя вести человеку, который даже не понял, что он умер, да и умер ли вообще...

   – Что? – тихо прошептал Ша словно почитав мои мысли.

   Я вздрогнул. И посмотрел на равнодушного зверька. Проклятый обнажив свой тонкий, будто игла стилет, аккуратно вытирал четырехгранное лезвие.

   Я мог еще долго следить за этим "титаническим" трудом, если бы внезапный порыв не заставил меня вскочить на ноги и рвануть вниз. Оказавшись возле лодки, я подскочил к слепому Езефу, и совершенно не соображая, стал вытряхивать все содержимое сумы на землю. Совершенно не подумав, что лодочник вовсе не видит моих скромных сокровищ.

   – Возьмите! Возьмите все! Только увезите меня отсюда! -истерично разрывался я на части.

   Езеф опустил взгляд и безразлично уставился на разбросанные по земле вещи, своими темными дырками. И я мог поклясться – этот треклятый старик видит все не хуже меня.

   Плюнув себе под ноги, старец уже было развернулся, но внезапно его привлекла одна из моих зарисовок, затерявшаяся среди травы. Он аккуратно поднял смятый листок и, развернув его, вздрогнул. Лицо Езефа заметно изменилось. На лбу, словно земляные черви появились длинные извилистые морщины, а черные дыры глазниц стали просто огромными.

   На старца взирал его собственный портрет, слегка потертый и замазанный высохшими чернилами, но все-таки, в этом скромном художестве легко угадывались его выразительные черты: широкие прямые скулы, большой лоб, а главное глубокие пустые глазницы.

   – Я перевезу тебя на тот берег, – едва слышно произнес Езеф.

   – И не только меня, – почувствовав в себе странную уверенность, твердо произнес я в ответ.

   Развернувшись, мой перст указал на Проклятого и его странную зверюшку.

   На лице Езефа возникла радостная ухмылка.

   ***

   Тихая, спокойная река нежно касалась бортов лодки, и когда Езеф опускал весло на ровную гладь, та продолжала оставаться такой же идеальной, будто поверхность зеркала. Старец то и дело внимательно взирал на меня, радостно выпячивая гнилые пеньки зубов, отчего на его лице возникало странное подобие улыбки.

   Я покосился на Проклятого. Стараясь вести себя спокойно, он как плохой актер все же не мог скрыть нахлынувших на него чувств и выглядел, по меньшей мере, обескураженным.

   – Ох, и умаслил ты меня, сопленышь, – довольно прохрипел Езеф. – Ни дать, ни взять... В наших краях это ценная штучка, потянет на парочку праведников.

   Но я даже не слушал лодочника. Терзаемый мыслями, я никак не мог взять в толк, откуда у меня оказался этот портрет. Богом клянусь, я не помнил, что рисовал его.

   – А почему праведников? – сам не зная почему, задумчиво произнес я.

   – Здесь это ходовой товар. Можно сказать: настоящее золото, -мрачнее тучи произнес Проклятый. Видимо он так и не смирился с той мысли, что только благодаря мне мы уговорили лодочника переправить нас на другой берег.

   – А зачем ты так хотел попасть туда, – я указал на далекий пологий склон, где сквозь легкий туман виднелись стройные мачтовые сосны.

   – Я хочу выбраться из этого треклятого мира, – едва слышно произнес Душеприказчик.

   – Ха, я же сказал, глупец! Как ни крути, глупец! – старец ударил себя пальцем по виску и, указав в небо, желчно рассмеялся.

   Я грустно вздохнул, уставившись на ровную морскую гладь. От воды сильно тянуло тошнотворным запахом толи тины, толи еще какой речной дряни.

   Перевалившись через борт, я ожидал увидеть искаженное водой песочное дно с сотней маленьких рыбок, но вместо этого, замер в ужасе. На меня с немой мольбой взирали тысячи, даже десятки тысяч лиц: белые и безжизненные они скрывались в речной мути как за непроницаемой пленкой, которой была покрыта вся поверхность воды. Мы не плыли, а словно скользили по стеклу, не оставляя за собой никаких следов.

   Водянистые лица смотрели на меня пустыми белыми глазами, словно поджаренные караси и что-то бурчали немыми ртами. Но я их не слышал...

   В висках заколотило, а сердце бешено забилось в груди.

   Я приблизился, чтобы различить или хотя бы угадать эти слова. Я должен был их услышать.

   Пленка порвалась, резко лопнула, словно мыльный пузырь и ко мне потянулось множество разбухших пальцев. Я был не в силах сопротивляться, и меня волоком потянуло вниз. Стремительно и бесповоротно, как слепого котенка. И вот когда я уже смирился со своей участью и всем телом подался вниз, меня кто-то схватил за плечо и дернул назад.

   – Что это? – испуганно взирая на Проклятого я никак не мог прийти в себя.

   – Река утопленников. Это их души... – невозмутимо произнес мой спаситель.

   – Глупцы! – вновь загоготал Езеф.

   ***

   Мы вступили на берег и я, не оборачиваясь, пошел вдоль берега, не желая смотреть на то, как лодка с полоумным стариком исчезает в призрачном тумане. Наверное, его ужасный смех еще долго будет преследовать меня во снах.

   – Постой, куда ты?

   Я остановился и, развернувшись, посмотрел на Проклятого.

   – А какая разница! Ты сам говоришь, что мы в ловушке и выхода нет. Тогда не всё ли равно куда идти? – я вновь развернулся и меня в очередной раз остановил его голос.

   – Постой, – теперь уже более требовательно. – Ты живой и тебе здесь не место!

   – Тогда убей меня! – не сдержавшись, закричал я что есть мочи. – Мне безразличны твои слова! Какой толк идти как марионетка: не зная, куда и зачем...

   Я беспомощно упал на холодную землю. На лице предательски возникли тонкие струйки слез.

   Проклятый отвернулся в сторону реки, чтобы не видеть моего отчаянья и тихо произнес:

   – Хорошо, я расскажу тебе все, что знаю сам. Только поверь, знаю я не так уж много.

   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: История, рассказанная в полночь

   Костер был холодным и безжизненным, словно не горел, а просто жадно пожирал сухие дровишки, желая скорее потухнуть навсегда. Возможно, это всего лишь мое больное воображение играло со мной злую шутку, и я просто-напросто не мог хорошенько согреться.

   Открыв сумку и поежившись, я потер руки и, взяв перо, разделил чистый лист на две половинки. Линия получилась неровной, словно улыбка безглазого старца. Я недовольно сплюнул.

   – Не получается? – разочарованно вздохнул Проклятый.

   – Здесь очень холодно и мерзко, – попытался я найти себя достойное оправдание. Но, судя по всему, у меня ничего получилось.

   – Я тоже здесь многое стал забывать, – согласился Проклятый. – И огонь не греет. Здесь все мертвое.

   От этих слов мне стало еще холоднее.

   – Где мы?

   – Не знаю, мне кажется, что мы в каком-то крохотном местечке, затерявшимся между миром живых и миром мертвых. Именно здесь я встретил тех, кто не может найти пристанище, пока не попадет в реку утопленников или не заблудятся в лесу висельников.

   – Это какой-то бред.

   – Может быть ты и прав. К здешним правилам сложно привыкнуть. Но у нас нет выбора.

   – Выбор есть всегда, – не согласился я.

   Проклятый тяжело вздохнул. Немного сомневаясь, я все-таки решился и спросил:

   – Скажи...ээ.. Боже! Я даже не знаю, как тебя зовут?

   Проклятый грустно улыбнулся.

   – Называй меня, глупцом. Другого имени я уже не вспомню.

   – Скажи ...хм...– я так и не осмелился назвать его предложенным именем, – а как ты оказался здесь?

   – Наверное, так же как и ты. Случайно и бесповоротно...

   Ласково потрепав Ша за шерстку, Проклятый продолжил:

   – Я ведь раньше был простым учителем. Да, да не удивляйся... хотя, честно говоря, вряд ли можно найти более беззащитное призвание, – сейчас он предстал передо мной совсем в ином обличии. Я внимательно присмотрелся к собеседнику, и он предстал передо мной совсем в ином обличие: усталое обветренное лицо, добрые голубые глаза, достаточно узкие плечи. Устрашающий образ душеприказчика в тот же миг разрушился, оставив после себя лишь призрачный туман.

   – Мне жилось совсем неплохо. В нашем маленьком городке, все знали друг дружку и редко ссорились. Я учил детей и писал скромные пьесы. И так бы продолжалось, наверное, до самой смерти, если бы моя смерть не наступила значительно раньше... Я, хорошо помню тот злосчастный день, когда у нас в городе появился новый падрэ. Он быстро занял свою нишу, найдя доверие и поддержку прихожан. Каждый стремился к нему за советом и помощью. И знаешь, поначалу, он действительно помогал нам. Спасал от всяческих неурядиц: отгонял волков, уводил прочь ужасный мор, воодушевлял нас во время голода и нам вроде бы действительно становилось легче... Уж не знаю для чего ему это было необходимо. Он расположил нас к себе. Даже ужасные сквернословы здоровались с ним учтиво и вежливо кланялись в ответ, завидев падрэ на другой улице. А позже случилось странное – все безоговорочно стали исполнять любую его просьбу. Только вот просьбы эти были отнюдь не безобидны. Люди ссорились между собой, подставляли друг дружку, отравляли жизнь нелепыми сплетнями. А потом... – Проклятый замер и затих, испуганно вглядевшись вдаль.

   – Что такое? – удивился я.

   Душеприказчик промолчал. Лишь его взгляд испуганно буравил темноту, пытаясь что-то разглядеть в пугающей пустоте ночи. Внезапно с того берега донесся странный раздирающий крик, будто тысячи диких зверей терзали человеческое тело. Рука Проклятого легла на рукоять стилета. Крик повторился. И я почувствовал, как леденеют ноги, а сердце бьется в бешеном ритме пытаясь выскочить наружу.

   – Что это? – вновь испуганно повторил я свой риторический вопрос.

   – Не знаю, – прошипел Проклятый нервно сведя скулы.

   Крик повторился вновь и вновь – пока не затих.

   На щеке моего собеседника вновь возникла огненная цифра, которую я еще до недавнего времени считал мороком. Только в это раз вместо числа три, адским пламенем сияла двойка.

   – Откуда это у тебя? – я указал на цифру и почувствовал ужасный жар исходящий от нее.