355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Звонарев » Агентурная разведка. Книга вторая. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг. » Текст книги (страница 7)
Агентурная разведка. Книга вторая. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг.
  • Текст добавлен: 17 апреля 2017, 00:00

Текст книги "Агентурная разведка. Книга вторая. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг."


Автор книги: Константин Звонарев


Жанры:

   

Cпецслужбы

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Начальство частей верило рассказам солдат и посылало длиннейшие рапорта в высшие штабы. Последние отправляли на места опытных агентов для выяснения и проверки этих сообщений. Такие проверки часто обнаруживали самые курьезные причины, вызвавшие сообщение о какой-то таинственной сигнализации.

Так, например, контрразведка одной из французских армии произвела расследование по рапорту начальника дивизии, входившей в состав этой армии. Начальник этой дивизии писал, что ночью, вслед за замеченными оптическими сигналами, следовала неприятельская бомбардировка в направлении сигнализации. Сапер-телеграфист, которому было поручено расшифровать сигналы, перехватил отрывки фраз: "вечер… сменяется… войско… и т. д.". Дело показалось серьезным, В следующую ночь, когда мигание огней появилось опять, весь район был оцеплен агентами полевой полиции, которые, держа револьверы наготове, приблизились чуть ли не ползком к точке, из которой производилась сигнализация. Агенты, в конце концов, сошлись у передового перевязочного пункта, расположенного у края дороги, по которой проходили к позициям войска. Перевязочный пункт помещался в небольшом бараке, в стене которого в сторону противника было прорезано маленькое слуховое окошко на высоте головы человека. Внутри барака горела 16-свечная лампочка. Проходившие шеренги войск закрывали головами свет, в интервалах же между шеренгами этот огонек был виден на позициях. Так как интервалы между шеренгами были не одинаковы, то действительно получалось как бы бесконечное количество точек и тире, что и дало возможность телеграфисту, не без помощи, конечно, фантазии, расшифровать целые фразы.

Другой рапорт сообщал о световых сигналах в районе монастыря Вестей (Бельгия) вблизи ветряной мельницы, крылья которой стояли неподвижными без дела. В различные часы ночи сигналы обозначались в виде вертикальных и горизонтальных линий. Наблюдение в течении нескольких ночей не дало никаких результатов. Сигналы продолжали показываться с интервалами в несколько часов. Посадили часового на дерево вблизи монастыря. Он ничего не заметил, но зато имел неосторожность выкурить за ночь несколько папирос, огонь которых был замечен немцами. Наутро немецкая артиллерия взялась на монастырь и совершенно его разрушила. Происхождение же этих сигналов объяснялось следующим: бельгийские жандармы днем и ночью охраняли перекрестки дорог и у каждого проходившего или проезжавшего проверяли документы. Проезжавших ночью на автомобилях они останавливали фонарем, поднимая его вверх и опуская вниз. После проверки документов жандарм подавал сигнал тем же фонарем, но махая им горизонтально.

Вообще фронт и прифронтовая полоса были превращены в "святая святых", куда никто, особенно гражданские лица, какое бы общественное положение они ни занимали, не могли проникнуть без специального пропуска.

Когда быв. министр Думерг , получив разрешение выехать в Нанси, на могилу одного из своих сыновей, перешел пределы указанного ему участка, он был немедленно отправлен назад без всяких церемоний[36]36
  См. М. Кордэ – «За кулисами войны». Изд. Госиздат, 1925 г.


[Закрыть]
.

В октябре 1915 г. по всей Франции были расклеены объявления, под названием: "Молчите, остерегайтесь: уши врага подслушивают вас". Аналогичные объявления время от времени возобновлялись с целью держать население в страхе перед "ушами врага".

С целью раздуть осведомленность французской контрразведки и внушить страх перед ней в войсках был распространен следующий анекдот про ген. Жоффра.

Жоффр, якобы, собрал офицеров своего штаба и заявил им, что между ними есть предатель, т. к. мнимые приказы, умышленно выпущенные генералом, дошли до неприятеля. Жоффр предложил предателю покончить с собою и дал 24 часа сроку. На другой день – новое собрание. Все офицеры налицо… Тогда Жоффр берет револьвер у одного жандармского офицера, проходит по рядам офицеров и убивает виновного…

Можно привести бесконечное количество примеров французской шпиономании. Не подлежит, однако, сомнению, что в некоторых случаях сама германская агентурная служба старалась поддержать и разжечь этот страх перед германскими шпионами, направляя французскую контрразведку по ложному пути, с целью облегчить работу своих настоящих агентов.

За поимку или указание германского шпиона французы раздавали разные награды, чаще всего давали внеочередные отпуска на родину. Это натолкнуло немалое количество французских солдат на мысль симулировать разные приключения с германскими шпионами. Так, например, вестовой командира одной из французских батарей, прибежал к своему командиру с красными глазами, замазанным грязью и какой-то серой пылью и со стонами и ахами объяснял, что позади батареи он заметил какого-то типа, сигнализировавшего красным и синим фонарями в сторону противника. Когда он хотел его схватить, то последний бросил ему и глаза пригоршню размолотого перца. Контрразведка кинулась было искать этого типа, но не нашла его. Тогда стали наводить справки у поваров батареи, – в целости ли у них запас перцу. Оказалось, что одного пакета не хватает. В конце концов, вестовой сознался, что он симулировал этот случай с целью получения внеочередного отпуска.

В России дело в этом отношении обстояло не лучше. Вот несколько примеров.

Сухомлинов[37]37
  См. В. Сухомлинов – «Воспоминания». Изд. «Русского Универ. Издательства», Берлин, 1924 г.


[Закрыть]
рассказывает, что неудачи закарпатской операции вызвали со стороны ген. Янушкевича (начальника штаба Главковерха) вопль об измене. Он писал Сухомлинову: «Сейчас узел событий на Карпатах. Надо успеть предупредить. Очень опасаюсь, что и там есть свой Мясоедов. Так это чувствуется, что волосы дыбом становятся. Неужели Русь так опустилась? Впрочем, бог даст, справимся и с изменниками, хотя роль даже и заглазного палача не особенно приятна, но тут не до того…»

М. В. Родзянко[38]38
  М. В. Родзянко. – "Государственная дума и февральская революция; напечатано в «Архиве русской революции», т. VI, Берлин.


[Закрыть]
«вспоминает», как «офицеры, участники наступления (Брусиловского в Галиции), считали, что успеху операции помогло то обстоятельство, что Брусилов начал наступление на полтора суток раньше назначенного Ставкой срока: в армии ходили упорные слухи, что в Ставке существует шпионаж и что враг раньше нас осведомлен обо всех наших передвижениях. К сожалению, многие факты подтверждали это подозрение…»

Как видим, Ставка делает кивок в сторону фронтов, фронты в сторону Ставки, подозревая друг друга в наличии измены…

Ю. Н. Данилов[39]39
  Ген. Ю. Н. Данилов. – «Россия в мировой войне». Изд. «Слово», Берлин. 1924 г.


[Закрыть]
говорит, что «участники восточно-прусского похода, свидетельствуют довольно единогласно о прекрасно организованном содействии местного немецкого населения своим войскам. Кроме вольных стрелков, шныряющих на своих мотоциклетках и велосипедах по всей стране и высматривающих наше расположение, население сигнализировало о наших передвижениях огнями, пожарами, пусканием в ход ветряных мельниц, колокольным звоном. Наши войска со всех сторон были окружены шпионами и соглядатаями, что, конечно, осложняло их боевую работу и облегчало ориентировку противника…»

Нельзя, конечно, отрицать, что во всех этих воплях имелась некоторая доля правды, подтвержденной даже самими немцами. Так, например, ген. Гофман пишет, что "точные сведения о вступлении русских в Мемель получены были от одной телефонистки, некоей фрейлин Рештель. Она проявила больше мужества, чем ее сослуживцы мужского пола. Она продолжала разговаривать со мной вплоть до занятия почтамта русскими. Последними ее словами было: "Вот они поднимаются по лестнице…"

Но вместо того, чтобы серьезно бороться с шпионажем, русские предавались воплям, подозревали друг друга в измене и, наконец, один из великих князей предложил в августе 1914 года начальнику штаба главковерха создать специальные суды по шпионским делам и государственной измене, ибо "судьи, взятые из армии, совершенно не могут орудовать со сложным материалом косвенных улик, и оправдательные приговоры вызывали со стороны штаба главковерха ряд резких выговоров составу суда"[40]40
  См. «Дневник быв. Великого князя Андрея Владимировича» Госиздат, 1925 г.


[Закрыть]
.

Идея эта, якобы, очень понравилась Янушкевичу и военным юристам, и последние должны были составить соответствующий доклад по этому поводу.

Однако, суды эти созданы не были.

Или такой факт.

Штабом Минского военного округа в конце 1915 г. был отдал приказ задерживать и регистрировать "одиноких женщин, а сопротивляющихся подвергать телесному наказанию". Это дикое распоряжение было вызвано дошедшими до штаба округа сведениями, что на западе, якобы, организовано общество женщин, сочувствовавших Германии, с целью заражения люэсом русских военнопленных[41]41
  См. «Красный архив», том XXXIII, 1929 г., ст. «Совещание губернаторов в 1916 г.»


[Закрыть]
.

Необходимо также отметить, что германская разведывательная служба вспомнила приемы Штибера и применяла их во время войны 1914-18 гг. Так, например, в июне 1915 года на фронте одной из русских армий был пойман 15-летний мальчик, сознавшийся, что немцами послано в тыл русских еще 10 таких же подростков с разведывательными заданиями[42]42
  См. «Журнал военных действий VIII-го арм. Корпуса», кн. 1, стр. 108, запись под 8/IV, 1915 г.


[Закрыть]
. Не подлежит сомнению, что при тщательном подборе и подготовке подростков они в военное время могли бы легче всего проникнуть в тыл противника, более свободно чувствовать себя, вращаясь в солдатской среде и более легко собирать весьма ценные данные. То что приведенный факт был не единичным – показывает, что германская разведывательная служба пользовалась подростками в довольно широких размерах. Хотя мы и не имеем точных данных относительно результатов агентурной работы подростков, однако, можно предполагать, что некоторая польза от них была. Такие подростки обычно устраивались при разных штабах и обозах под тем или иным благовидным предлогом и завоевывали симпатии и доверие не только солдат, но даже и офицерства. Вращаясь среди военных, они подслушивали их разговоры и рассуждения о военных делах и передавали эти сведения, куда следует. Многие из них разъезжали по железным дорогам в эшелонах под видом добровольцев и, пользуясь благосклонным отношением к ним солдат, легко извлекали нужные для их руководителей сведения, а в подходящих и удобных для этого случаях выкрадывали бумаги у зазевавшихся ординарцев и писарей.

Германская разведка возлагала на подростков также и функции диверсионной (активной) разведки, как-то: порчу телеграфных и телефонных проводов, развинчивание рельс, возбуждение паники и т. д.

Германская агентура пользовалась также стариками и калеками.

Так, напр., в конце сентября 1914 года в боях под местечком Пясечно и Домбровка имел место следующий случай.

По занятии первым Сибирским стрелковым полком указанной деревни все население быстро покинуло деревню, вследствие сильного обстрела ее германцами. Осталась лишь одна старушка, временами выходившая из подвала в белом платье и чепчике и бродившая поблизости от русских резервов и окопавшихся цепей, довольно хорошо замаскированных. Каждый раз она бродила на разных участках. Спустя несколько минут после ее ухода в подвал, расположение резервов подвергалось сильному артиллерийскому обстрелу с весьма хорошим попаданием.

Кроме того, старики и калеки использовались в агентурных целях под видом беженцев, нищих, мелких торговцев, обслуживавших войсковые части и пр. и пр.

Самым надежным источником сведений о противнике для германской ближней разведки являлись перебежчики и пленные. С первого взгляда может показаться, что этот источник сведений никакого отношения к агентуре не имеет, что это – область чисто войсковой разведки. Раньше, быть может, с этим и можно было согласиться. Война же 1914-18 гг. показала, что это не совсем так. Особенно в первое время войны, когда ура-патриотическое настроение солдатских масс было неимоверно взвинчено, путем обычного допроса и опроса пленного можно было извлечь мало пользы. В моменты боевого затишья, когда расположенным в первой линии частям во что бы то ни стало требовались сведения о противнике, устраивалась целая охота "за языком", т. е. пленным. Но часто последний, будучи пойманным, отказывался отвечать на предлагаемые ему вопросы. Нужно было заставить пленного заговорить. Различные разведки разрешали этот вопрос по-разному. Некоторые, как, например, русская разведка, старались заставить пленного заговорить посредством грубого обращения, физического воздействия, мордобития, угроз и нередко – даже пыток (дня три кормили только селедкой и не давали воды). Но показания, выжатые из пленного таким путем, не всегда оказывались верными и удовлетворительными. Страны же с более гибким и жизненным аппаратом разведки (Германия и Франция) быстро учли это обстоятельство и изменили свою тактику по отношению к пленным. Немцы, напр., обращались с пленными при допросах очень вежливо, угощали их чаем, сигарами и пр. и в частном разговоре старались незаметно для опрашиваемого выведать все необходимое. Однако, не всегда давал ожидаемые результаты и этот прием.

Тогда германская разведка начала применять агентурный опрос пленных. Заключался он в следующем. Как только пленные приходили на ближайший этап, их разделяли по чинам (на солдат и офицеров) и среди этих групп тайно помещались один-два агента разведки, подслушивавшие разговоры пленных и передававшие их куда следует. Понятно, что пленные, чувствуя себя наедине, без посторонних, откровенничали и делились своими впечатлениями о бое, о состоянии своей части, о положении дел в тылу, о потерях, о меткости артиллерийского огня противника и т. д.

В лагерях же военнопленных, помимо тайных агентов, устраивались секретные аппараты подслушивания, автоматически записывавшие все что говорилось в помещениях лагеря. При этом, в виду того, что поставить такого рода аппараты на весь лагерь было невозможно по техническим причинам, – ими снабжались определенные комнаты, в которых концентрировались пленные, представлявшие интерес для такого рода обработки. По имеющимся сведениям, этот способ опроса пленных давал очень хорошие результаты. Позднее эти способы и приемы были переняты разведками почти всех стран, участвовавших в войне.

Впрочем, применение немцами таких приемов опроса пленных по отношению к России, скоро стало излишним, так как уже в 1915 г. среди русской армии начали наблюдаться случаи массовой сдачи в плен. Понятно, что эти "добровольные" пленные выкладывали без всякого принуждения и применения хитростей все, что знали. Эти массовые сдачи в плен русское командование старалось прекратить артиллерийским огнем и полевыми судами, однако, положительных результатов в этом отношении достичь не удалось.

Такое же положение создалось и в австрийской армии.

Германская агентурная служба усиленно пользовалась также "институтом" перебежчиков. Здесь нужно различать перебежчиков со стороны противника и своих перебежчиков к противнику. Как тех, так и других германская агентурная служба старалась использовать в агентурных целях. Перебежчиков со стороны врага она тщательно опрашивала и выкачивала из них все, что они знали. При этом известны случаи, когда германская разведка, при помощи специальных агентов в рядах противника, агитировала и подготовляла перебежчиков.

С другой стороны, германская агентурная служба довольно широко практиковала переправку своих агентов в тыл противника под видом перебежчиков, давая им задание по возможности скорее при помощи разных приемов освободиться от конвоиров, этапов и лагерей, обследовать определенный, заранее намеченный район и вернуться обратно.

Не подлежит сомнению, что и этот прием давал неплохие результаты.

Первыми расшифровали этот прием французы. Они предупредили о нем всех своих союзников. Такие предупреждения встречаются в приказах русского командования уже в начале 1916 года. Так, напр., 13 января 1916 г. командир VIII арм. корпуса получил из штаба армии следующее распоряжение[43]43
  См. «Журнал военных действий VIII арм. корпуса», кн. 1 с 1/I по 1 /IV 1916 г.


[Закрыть]
.

"Ввиду имеющихся сведений, что противник под видом перебежчиков посылает к нам шпионов, приказано принять меры, чтобы эти перебежчики ничего не видели, проходя наш тыл".

18 января следует другое приказание:

"Приказано принять самые энергичные меры, дабы не давать возможности перебежчикам противника делать какие бы то ни было наблюдения в нашем тылу, ввиду продолжающих поступать сведений в применении противником перебежчиков в качестве тайных разведчиков".

Командир корпуса на это ответил, что распоряжения частям отданы, но что "лучшей мерой предупреждения такого рода шпионажа будет устранение возможности побега перебежчиков с этапов".

Это указание командира корпуса показывает, что перебежчики покорно доходили до тыловых этапов, все по дороге высматривали и примечали, а оттуда бежали обратно к своим.

6 февраля (1916 г.) командир VIII арм. корпуса сообщает войскам, что в 14-й дивизии имел место случай нападения австрийского перебежчика-серба на конвоировавшего его солдата.

Нельзя также не отметить деятельности германской фронтовой агентурной службы по сбору документов противника на полях сражений. Сбор этих документов и их тщательное и быстрое изучение всегда давали ценные результаты. Война 1914-18 гг. лишний раз подтвердила эту истину.

Людендорф в своих воспоминаниях[44]44
  См. Людендорф. – «Мои воспоминания о войне 1914-18 гг.», том 1, стр. 73. Изд. ВВРС, 1923 г.


[Закрыть]
, описывая операцию 1914 г., получившую название «сражение при Танненберге», пишет, что «на убитом или раненом русском офицере на поле сражения был найден приказ, который дал нам исключительно важные данные».

Германский же кронпринц[45]45
  См. «Мемуары германского кронпринца». Госиздат, 1923.


[Закрыть]
рассказывает, что блестящий поиск, произведенный 3/III 1917 г. к югу от Рипона 51 резервной дивизией, под руководством ген. Балка , дал немцам важную добычу: французское наставление, озаглавленное «Указания относительно цели, значений и условий общего наступления». Это наставление заключало данные большой важности.

По словам того же кронпринца, 5 апреля 1918 г. поиск, произведенный 10-й дивизией, дал в руки немцев приказ о наступлении 5-й франц. армии. Там были перечислены все войсковые единицы, которые должны были принять участие в атаке. Там же был указан фронт действия 5-й армии: Пруве-Провизо-Оменанкур. Кронпринц утверждает, что этот приказ вполне разъяснил немцам намерения противника.

Благодаря тому, что командир французского батальона, находясь в первой боевой линии, имел неосторожность взять в свою полевую сумку приказ с перечнем всех атакующих частей и с указанием пункта атаки – немцы имели возможность сосредоточить свои пехотные части и собрать на угрожаемом участке артиллерию.

Такие случаи, сыгравшие для немцев весьма важную роль, натолкнули германские разведывательные органы на мысль, с одной стороны, – обратить серьезное внимание на захват неприятельских документов, с другой – принять жесточайшие меры предосторожности по охранению своих документов от попадания в руки противника. К этому времени появляются первые приказы, инструкции, руководства и пр. с надписью (помимо "особо секретно") – "в окопы не брать". Во все войсковые части, до роты включительно, были назначены специальные офицеры, которым было поручено следить за сохранением военной тайны и пресекать всякие проявления ее нарушения. Эта мера проводилась настолько успешно, что Людендорф имел возможность публично заявить в своих «воспоминаниях», что «нам всегда удавалась внезапность, за исключением 15 июля 1918 года, но тогда мы сами облегчили ему (противнику) задачу раскрытия нашего плана». (Последнее утверждение не совсем соответствует действительности, т. к. план этот раскрыл французам германский перебежчик, и немцы навряд ли облегчили ему возможность осуществления этого побега).

Германское офицерство и вообще военнослужащие приучались к сохранению в секрете служебных тайн еще в мирное время; поэтому во время войны, при некотором нажиме и напоминании о необходимости крайней осторожности, этого было не трудно добиться.

В мирное время для более надежного обеспечения сохранности военных тайн и в целях устранения возможности измены, в Большом Генеральном штабе был заведен следующий порядок. Все секретные документы хранились в несгораемых шкафах. Шкаф иначе не отворялся, как в присутствии трех офицеров. Это делалось для того, чтобы, в случае, если один из офицеров задумал бы совершить измену, он не мог бы сделать этого без согласия остальных двух офицеров. Мобилизационные планы были запечатаны в конвертах, специально изготовленных для этой цели в экспедиции заготовления ценных бумаг. Эти конверты запечатывались специальными печатями и покрывались (секретно) так называемым "шелковым порошком", дающим при прикосновении оттиски пальцев. Мобилизационный план в целом был известен только начальнику Генерального штаба и императору.

Задачи для всех корпусов, запакованные так же тщательно, как и мобилизационный план, лежали готовыми в несгораемых шкафах. При объявлении мобилизации надежные офицеры, специально назначенные для этой цели, развозили пакеты по назначению.

Одно время Вильгельм II запретил офицерам ходить по улице с портфелями, считая, что это не соответствует достоинству офицера. После этого офицерские портфели, нередко набитые секретными документами, стали носить денщики этих офицеров. Французская разведка, узнав об этом, намеревалась подкупить одного из денщиков, с целью ознакомления с содержимым портфеля. Как только германская контрразведка разнюхала об этом намерении французов, немедленно же Вильгельмом было отдано распоряжение, категорически запрещавшее носить документы домой и пользоваться ими вне служебных помещений.

За разговоры с посторонними о служебных делах военнослужащие беспощадно преследовались. Так, например, из донесений бывш. русского военного атташе в Германии – Базарова известен следующий факт.

Когда Вильгельм вступил на престол, он назначил ген. – от-кав. барона Биссинга командиром полка конной гвардии для того, чтобы подтянуть этот, сильно распущенный, полк. В этом полку служило много князей "императорской крови", между ними и брат императрицы. Бисинг , между прочим, запретил офицерам ездить в Берлин без его разрешения (полк стоял в Потсдаме).

Брат императрицы, получив однажды приглашение на высочайшую пирушку, отправился в Берлин без разрешения Биссинга, который тоже был на этой пирушке. Он сделал вид, что ничего не замечает, но, вернувшись в полк, посадил принца на двое суток под домашним арестом. Некоторое время спустя, при встрече с императрицей, последняя упрекнула Биссинга за слишком строгое отношение к ее брату. Биссниг ответил, что так полагается по воинскому уставу, вернувшись же в полк, опять посадил принца под домашний арест, на этот раз за то, что тот «говорил о делах службы с посторонними лицами». Этот факт весьма показателен для германской военщины и существовавшего в ней отношения к сохранению в секрете служебных дел, даже не представлявших по существу секрета.

Эти же традиции поддерживались и во время войны, притом в еще более строгой форме и широких размерах. Агентурные отделения некоторых германских армий во время войны выпускали специальные листовки, в которых знакомили войска с приемами работы неприятельской разведки. Эта система, безусловно, давала хорошие результаты.

Время от времени германские военноначальники всех степеней издавали специальные приказы о сохранении военной тайны. Вот образец такого приказа, изданного по XVIII германской армии в 1917 г.

"Строгие инструкции, касающиеся сохранения в тайне важных военных диспозиций, за последнее время неоднократно нарушались. Успех всех больших военных операций зависит от сохранения в тайне от неприятеля подготовки их. Неприятель должен быть в полном неведении относительно как места, так и цели операции. Поэтому сохранение тайны – есть долг каждого солдата и офицера, а также и всех других лиц, входящих в состав войсковых частей, независимо от того, находятся ли они в первой линии, в ближайшем тылу или в отпуску. Всякий, в письме или разговоре сообщающий о военных приготовлениях и раскрывающий их неосторожными действиями, преступен перед товарищами и отечеством".

Другую, такого же характера, германскую инструкцию от 1918 г., предназначенную для более широких масс военнослужащих, приводит майор Мабиль в статье: Ьа 1ийе соп1ге 1ез зетсез с1ез геп5е1§петеп1.5 сипегтз. (Борьба с разведкой противника)[46]46
  См. «Revue Militere France», № 28, 1923 г.


[Закрыть]
.

В ней говорится:

"Молчание сокращает войну, безрассудная болтовня ее продолжает. Наша победа, жизнь, благополучие и свобода бесчисленных тысяч товарищей, будущее нашего народа зависит от самого строгого сохранения секрета относительно наших боевых приготовлений. Врагу, хорошо осведомленному о нашем расположении и намерениях нашего командования будет не трудно помешать нашим успехам".

"Источники, из которых служба разведки получает данные, следующие:

а) показания пленных,

б) захваченные документы,

в) неприятельские шпионы.

Необходимо, чтобы эти источники для врага иссякли.

1. Если ты имел несчастье попасть в плен, неужели ты захочешь стать отъявленным негодяем и дашь врагу сведения о расположении твоей части? Ведь это все равно, если б ты сказал убийце: "вот мой отец, стреляй в него".

Если ты хочешь быть солдатом в лучшем смысле этого слова, то совершенно отказывайся отвечать врагу на его вопросы.

Если у тебя недостает мужества и выдержки, тогда прикидывайся простаком, непонимающим, что от него хотят, или, еще лучше, говори, что ты только что выписался из госпиталя или возвратился из отпуска перед самым твоим пленением, и что, следовательно, ты ничего не знаешь. Не пытайся идти на хитрость с целью ввести противника в заблуждение ложными показаниями. Эта игра почти никогда не удается; при перекрестном допросе твоя болтовня тебя быстро разоблачит.

Избегай также говорить о положении на фронте с товарищами по несчастью – пленными: будьте уверены, что вас подслушивают и вообще за вами следят. Если товарищи начинают болтать, скажи им, чтобы держали язык за зубами.

Если враг спросит тебя о положении внутри страны, скажи ему просто "ничего, там нам всего хватает" и ни слова больше.

2. Делай так, чтобы противник не мог захватить вместе с тобой документов, для чего не бери с собой в первую линию никаких записей, никаких журналов военных действий, дневников, приказов и т. д.

3. Прежде, чем произнести какое-либо слово или написать что-либо, – помни о неприятельских шпионах. Можешь ли ты быть уверенным, в том, что около твоих друзей в Германии не вертятся шпионы, и что они не смогут выманить секретов, высказанных тобой в разговорах или письмах. Будь же осторожнее с твоими друзьями и родными в твоих разговорах, так же, как и в письмах. Молчание наиболее уместно во всех вещах, имеющих отношение к армии.

Один болтун иногда может причинить столько вреда, что целая армия потом не сможет исправить этого".

В начале 1916 г. в занятой немцами Либаве было развешено объявление коменданта города, запрещавшее под страхом смертной казни расспрашивать солдат о военных передвижениях и действиях.

Приказ по 115 пех. германской дивизии от 10 июня 1918 г. также грозит жестокими карами тем, кто передает по телефону лишнее.

Весьма важным источником информации о противнике являлись шифрованные и нешифрованные радиограммы. Перехватыванием этих радиограмм занимались радиостанции штабов армий и фронтов; дешифровкой их – агентурные отделения, которые имели в своем составе соответствующих специалистов. Перехват неприятельских радиограмм никаких особых трудностей не представлял. Трудность заключалась лишь в дешифровке радиограмм, составленных шифром. Однако, и это дело в немецкой разведке было поставлено образцово и велось довольно успешно.

Так, например, Людендорф в своих «воспоминаниях» пишет по поводу боевых действий в начале войны на русском фронте.

"…перехваченная радиограмма гласила, что русские предполагают отступать от Лодзи. Наше ликование было велико. Но, как выяснилось из второй перехваченной радиограммы, сильная воля великого князя (Николая Николаевича) удержала корпуса на месте. Нас постигло тяжелое разочарование…"

"…русские войска, действовавшие на правом берегу Вислы, за исключением частей у Млавы, получили приказ (по радио, конечно) – двигаться за Вислу. На наше счастье, этот приказ выполнялся весьма медленно, в противном случае положение ген. фон-Моргена стало бы более тяжелым" (стр. 88–89).

"…Из неприятельских радиограмм мы вдали от поля сражения в Познани узнали, как оптимистически русские оценивали положение, как они выдвигали требование решительных боевых действий и как торжествовали по поводу предстоящего взятия в плен целых германских армейских корпусов. Они уже готовили поезда для эвакуации пленных…" (стр. 89).

Как видим, Людендорф здесь очень туманно говорит о «перехваченных» русских радиограммах и о той роли, которую они сыграли в победе Людендорфа под Танненбергом.

Бывший штаб-офицер для поручений штаба Людендорфа – генерал Гофман, говорит об этом более откровенно, заявляя[47]47
  См. Ген. Гофман – «Война упущенных возможностей». Госиздат, 1925 г.


[Закрыть]
, что, когда генерал Самсонов дал своей армии приказ о преследовании, русская радиостанция передала этот приказ в незашифрованном виде, и немцы перехватили его. Это был первый из ряда бесчисленных других приказов, передававшихся русскими в первое время с невероятным легкомыслием, сначала без шифра, потом зашифровано. Такое легкомыслие очень облегчало немцам ведение войны на востоке; иногда лишь благодаря ему им вообще возможно было вести операции. Шифрованные приказы не составляли для немцев затруднений. У себя в штабе они имели двух гениальных дешифровальщиков: им всякий раз быстро удавалось найти ключ к новому русскому шифру.

Нередко германское командование узнавало о событиях на фронте из русских радиограмм раньше и точнее, чем из донесений своих войск. Гофман приводит случай, когда утром 11 сентября (1914 г.) штаб германской армии получил донесение командира 11-го корпуса, сообщавшего, что корпус атакован превосходными силами русских. Об этой атаке штаб армии уже знал из русской радиограммы.

В другом месте Гофман говорит: "о главных русских силах имелись сведения из нескольких перехваченных русских радиограмм, сообщавших о перемещении трех русских корпусов".

Сначала, по словам Гофмана, немцы ничего не знали о плане русского верховного главнокомандующего, но радиостанции отдельных русских корпусов продолжали сообщать каждая свою сводку, из которых видно было, что значительные русские силы передвигаются позади Вислы на север.

Тем временем также выяснилось, что предположение немцев о пределах русского продвижения от Варшавы оказалось правильным. Отойдя на 120 километров от ж. д., русские корпуса по радио доложили своему начальству о невозможности продолжать преследование.

По свидетельству Гофмана, это дало немцам возможность использовать несколько дней для перегруппировок перед новой операцией…

Далее Гофман сообщает, что командовавший под Лодзью русский ген. Шейдеман в подробных радио сообщал о своем отчаянном положении…

18-го ноября немцами было перехвачено одно русское радио, содержавшее приказ к отступлению от Лодзи. Немцы немедленно дали войскам распоряжение о преследовании, но вышло иначе: русский верховный главнокомандующий отменил приказ и в свою очередь приказал армии Шейдемана держаться во что бы то ни стало…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю