Текст книги "Агентурная разведка. Книга вторая. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг."

Автор книги: Константин Звонарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

III-Б отдел ведал также вопросами контрразведки, дезинформации, активной (диверсионной) разведки, военной цензурой, контролем въезда из-за рубежа и выезда за рубеж и во фронтовой район, военными атташе, военными корреспондентами, военными фотографами, художниками, киносъемками, агитацией и пропагандой.

Глава вторая. Агентурная служба штабов фронтов и армий

Переправка агентов черед линию фронта. – Ухудшение условий и запрещение этой переправки. – Узаконение двойников. – Обращение с агентами. – Кадры агентов. – Подготовка и обработка агентов. – Инструктора и учителя агентов. – 3-этажные инструкции двойникам, – правда, мнимая, правда, мнимая ложь. Пароли и опознавательные знаки. – «Шпиона по роже видать» – определение русской контрразведки. – Подвижные и оседлые резиденты. – Приемы и способы связи с агентами. – Шпиономания союзников, несколько курьезов. – Подвиг немецкой телефонистки. – Проект создания специальных судов по шпионским делам в России. – Агентурная работа подростков. – Агентурный опрос пленных. – Использование перебежчиков. – Использование захваченных неприятельских документов. – Охранение собственных документов и секретов. – Порядок хранения мобпланов в герм. Ген. штабе. – Офицеры, портфели и денщики. – Кара за разговор о делах службы с посторонними лицами. – Инструкция о сохранении секретов. – «Молчание сокращает войну». – Перехват и дешифровка неприятельских радиограмм. – «Игра с открытыми картами». – Преступная халатность русских штабов. – Неограниченная вера русских в проволочный телеграф. – Своеобразная борьба русских с болтливостью и разбазариванием секретов. – Германская агентура на Азиатских фронтах. – Англичане о работе германских агентов. – Работа Васмуса в Персии.

Выше мы уже указывали, что при каждом штабе фронта и армии находились представители III-Б отдела, задачей коих являлось ведение агентурной разведки через линии фронта и выполнение всех остальных функций III-Б отдела в соответствующем масштабе (фронта, армии), и по заданиям III-Б отдела штаба главковерха.

В первое время войны фронтовая агентурная разведка давала ценные результаты[33]33
  См. – «Инструкция офицерам разведывательной службы германской армии». Изд. Разведупр. Штаба РККА, 1921 г., приложение № 7.


[Закрыть].

Со стабилизацией же линии фронта (зимой 1915-16 г.) произошел перелом. Несмотря на все усилия руководителей германской фронтовой агентуры, результаты становились все более и более незначительными и применение агентов, судя по приказу командования восточным фронтом (от 2/ХI 1917 г.), делалась опасным для интересов германской же армии. Наконец, положение в этом отношении ухудшилось до того, что пришлось запретить посылку агентов через линию фронта. Руководители германской разведки видели причину этого в работе русской контрразведки, которая, по их мнению, была "организована на большие средства и в общих чертах соответствовала германской". Стеснительными для германской разведки, оказывается, явились следующие мероприятия русской контрразведки:

"При всех штабах, начиная с полкового и выше, были учреждены полицейские команды, производился контроль железных и полевых дорог, а также постов, введена была система пропусков и паспортов, арестовывались все гражданские лица в зоне военных действий, не имевшие пропусков; чисто в русском духе производились обыски и аресты и выносились самые необоснованные приговоры".

По словам того же документа, все попытки начальника агентуры района 10-й армии – направлять в тыл русских армий надежных агентов, благодаря указанным мерам русской контрразведки, оканчивались неудачей и "напрасно стоили много денег и крови". Почти все агенты, посланные при таких условиях в тыл русских и возвратившиеся оттуда, могли быть изобличены, как двойники.

Эти обстоятельства навели руководителей германской разведки на мысль, что в армиях, ведущих позиционную войну, агентура возможна лишь посредством агентов-двойников. Оперируя агентами-двойниками можно было, с одной стороны, рассчитывать на возвращение большей части высланных агентов, а с другой стороны, такое – "узаконение" двойничества агентов, т. е, признание их работы на обе стороны, до известной степени предохраняло германскую разведку от возможности обмана со стороны агента, ибо агенту нечего было бояться кары в случае, если узнают о его двойничестве, и, следовательно, у него не было надобности сознательно врать.

Было учтено также то положение, что агент-двойник не опасен для того из своих хозяев, который сумеет его приручить, расположить к себе и завоевать его симпатии. Немцы знали, что русская разведка со своими агентами обращалась очень грубо, торговалась с ними из-за каждой копейки, на передовых линиях подвергали их избиениям и издевательствам, отправляя в тыл под конвоем с приколотыми плакатами "немецкий шпион"; офицеры, имевшие дело с агентами, считали их низшими существами, не подавали им руки, обращались с ними пренебрежительно, не входили в их нужды, не исполняли их даже самых мелких просьб и т. д. Все это, конечно, оставляло определенный неприятный, отталкивающий осадок. Немцы это обстоятельство учли и использовали. В противоположность русской разведке руководители разведки германской обращались с агентами вежливо и ласково, расспрашивали в товарищеской дружеской беседе об их семейных делах, оказывали всяческие мелкие услуги и знаки внимания. Офицеры здоровались с агентами за руку, угощали их чаем и сигарами. С передовых линий агента сажали в закрытый автомобиль и при сопровождающем отправляли в тыл. В вежливом предоставлении агенту закрытой машины для переезда скрывалось не что иное, как желание скорее доставить агента на место и не дать ему возможности наблюдать по пути за жизнью германской армии. На месте каждому агенту отводилась отдельная комната, где под видом слуги, незаметно для агента, все время за ним наблюдал агент контрразведки и дипломатически устранял от него всякую возможность видеть и слышать что-либо, невыгодное для германской армии. Агенту выдавалась на содержание около 2–3 рублей в сутки. Кроме того, агенты часто угощались бесплатно вином, пивом и сигаретами.

Не только наблюдатель, но и учитель, и инструктор старались всячески угостить агента, завязать с ним близкие, дружеские отношения, а совместные товарищеские попойки еще более укрепляли эту дружбу.

Перед отправлением на разведку довольно часто устраивались нежные сцены прощания с агентом, пожелания всего наилучшего и скорейшего возвращения, при чем агента напутствовали и инструктор, и офицер.

При выдаче денег агенту немцы проявляли видимость особой небрежности к деньгам. Так, напр., лейтенант открывал ящик письменного стола, вынимал целую горсть кредиток и, не считая суммы, передавал их агенту, обещая при возвращении озолотить его, опять-таки суммы не называя. Такой прием довольно сильно влиял на агентов; многие из них были уверены, что при возвращении получат чуть ли не тысячи.

Интересно отметить, что с агентов никаких расписок и других оправдательных документов при денежных расчетах не бралось.

Благодаря таким мерам и такому воздействию на психологию, немцам в большинстве случаев удавалось овладеть неустойчивой личностью агента и поработить его, и он появлялся в тылу противника уже в качестве убежденного германского шпиона, связанного с той стороной не только материальными выгодами, но и узами дружбы и симпатии.

Начальникам германской фронтовой агентуры были даны распоряжения бдительно следить за тем, чтобы агенты-двойники не могли причинить вреда германской армии. Им вменялось в обязанность наравне с вежливостью и дипломатической внимательностью относиться с недоверием к каждому агенту, ибо "обстоятельства иногда обращают самого честного и благонамеренного агента в предателя". Этим офицерам постоянно напоминалось, что агент-двойник может вредить германской армии тем, что: 1) может выдать противнику сведения о германской армии и организации агентуры; 2) может сообщить противнику, что немцам известно о нем и что неизвестно; 3) может давать неверные сведения об армии противника.

Германская разведка считала возможным, если и не устранить эту опасность, то, по крайней мере, ограничить ее следующими мерами:

1. Не менее, чем за две недели до командировки агента-двойника вполне изолировать его в особой секретной квартире (под наблюдением агента тайной полиции), отправить его на фронт в непроницаемых очках, или в автомобиле с заклеенными окнами, в сопровождении начальника агентуры.

2. Соблюдать осторожность при инструктировании и передаче заданий агентам-двойникам.

3. Во избежание получения ложных сведений сравнивать и сопоставлять получаемый материал с уже имеющимися сведениями.

В исключительных случаях германская разведка предоставляла своим агентам отпуска в тыл своего фронта, иногда до трех месяцев. При этом, по возвращении агента из отпуска, его, как правило, выдерживали определенное время на конспиративной квартире, прежде чем отправить опять на работу. Это делалось для того, чтобы агент успел до известной степени позабыть все то, что видел и слышал в тылу, а также в расчете на то, что за этот период времени обстановка уже успеет измениться и тем самым агент лишится возможности разболтать противнику что-либо существенное.

При вербовке агентов рекомендовалось обращать внимание на то, чтобы агент имел близких родственников на германской стороне. Все эти родственники брались на учет и в случае измены или недобросовестности агента к ним применялись репрессивные меры.

В общем, кадры немецких агентов набирались главным образом из местного мужского населения.

Весьма редко попадались агенты немецкой национальности, хотя среди местного населения (Литва, Прибалтийский край, Польша, Эльзас-Лотарингия и т. д.) таковых имелось достаточно.

Летом и осенью 1915 года немцы в широких размерах пользовались также военнопленными, не только рядовыми солдатами и унтер-офицерами (последними в особенности), но и офицерами.

На разведку они отправлялись, понятно, в форме своей армии, под видом бежавших из плена.

Среди германских агентов часто попадались лица с уголовным прошлым, пониженной нравственности, заведомые авантюристы, пьяницы, воры-рецедивисты и т. д.

Среди городских жителей часто попадались фабрично-заводские рабочие, мастеровые, пекаря, парикмахеры, мелкие торговцы и торговые служащие, весьма часто ученики. Редко попадались люди интеллигентных профессий.

Агентами выбирались лица, хорошо знавшие язык той страны, в которую они направлялись. Знанию немецкого языка значение не придавалось и, по данным русской контрразведки, весьма часто попадались германские агенты, не понимавшие немецкого языка, но зато хорошо знавшие язык местного населения и, по возможности, язык неприятеля.

По возрасту чаще всего вербовались молодые люди до 18 лет, а также пожилые и старики, лет 55 и старше.

При каждом разведывательном бюро имелось по 2–3 вербовщика для работы в городе; для деревни имелись особые вербовщики.

Городские вербовщики состояли из молодых людей немецкой национальности; иногда это были унтер-офицеры германской армии, зачастую знавшие хорошо местный язык.

В каждом бюро, кроме того, имелся в качестве вербовщика среди сельского населения разъезжавший по деревням торговец, имевший большое соприкосновение с крестьянством в силу своей профессии. Агенты из среды военнопленных вербовались немецкими унтер-офицерами, хорошо говорящими на родном языке пленного и иногда переодетыми в форму его армии. Иногда же эту роль исполнили военнопленные унтер-офицеры, перешедшие на сторону немцев.

В тюрьме среди пойманных, но не уличенных (не сознавшихся) агентов разведки противника, а также среди лиц, отбывших срок заключения за правонарушения (кражи, драки и т. п.) вербовкой занимались лица, бывшие до того агентами противника, перешедшие 2–3 раза фронт, передавшиеся затем немцам и исполнявшие у них роль контрразведчиков при бюро. Сюда назначались самые ловкие агенты, и, судя по тому, что число склоненных к шпионажу в пользу немцев было довольно велико, работали они успешно. Однако, из числа изъявивших согласие в агенты принималась весьма незначительная часть. Принятые проходили целую особую систему искуса и перевоспитания.

При вербовке излюбленным приемом немецкой разведки являлось прельщение крупной суммой денег, обещание крестьянину усадьбы и разных льгот его родным. Но помимо материального вознаграждения немцы непременно старались воспитать в нем убежденного германофила. Еще раз необходимо подчеркнуть, что при вербовке и работе с агентом немцы всячески избегали грубости и насилия, а наоборот старались привлечь гуманным, товарищеским обращением.

Уже в самом начале войны первые шаги завербованных агентов показали, что без основательной их подготовки они малопригодны к агентурной работе. Германская разведка взялась за подготовку агентов, причем обучавшие должны были во время прохождения агентом курса обучения установить его благонадежность и преданность и постараться, чтобы агент подпал под их моральное влияние. Агенты, оказавшиеся во время такого испытания ненадежными, отправлялись в глубокий тыл и брались там на учет, как подозрительные.

Завербованных агентов немцы делили при содержании и обучении на три группы: 1)завербованные среди местного населения, 2) завербованные среди элементов, перешедших к немцам через фронт (сознавшиеся и не сознавшиеся агенты противника, беженцы, перебежчики и т. п.), и 3) завербованные среди военнопленных.

Эти три категории агентов-ходоков в первый период войны содержались порознь; агенты одной и той же категории зачастую помещались вместе в общих помещениях, вместе столовались и, обучались, так что друг друга видели и знали в лицо. Но уже с ноября 1915 года агенты всех категорий были размещены немцами поодиночке, и был проведен принцип строгого изолирования. Толчком к принятию такой меры послужил провал Шавельской шпионской организации, почти все ученики, которой были заблаговременно распознаны русской контрразведкой и уличены при прохождении фронта. Один из участников этой школы был командирован одной из русских шпионских организаций обратно к немцам и сообщил им относительно провала Шавельской организации.

Агенты второй из указанных выше категорий вначале содержались в тюрьмах в одиночных камерах, а затем переводились на частные квартиры, где жили в отдельных запертых комнатах у учителя или инструктора. Агенты 3-й и 1-й категорий содержались на частных квартирах под негласным надзором.

Курс обучения был разделен на две части.

1. Преподавание сведений, необходимых для каждого разведчика.

2. Инструктирование в том, как объяснить на допросе свое появление и пребывание в тылу противника.

Первой частью обучения ведал учитель, второй – инструктор.

Учитель обыкновенно назначался из немецких вахмистров, говоривших хорошо на языке той страны, в которую агент предназначался.

Преподавались следующие сведения:

1. Роды оружия армии противника (пехота, артиллерия, кавалерия, инженерные, воздухоплавательные, национальные и ополченские части), их отличительные наружные признаки: плечевые знаки, головные уборы, обмундирование, снаряжение, вооружение.

2. Организация войск: роты, батальоны, полки, дивизии, корпуса и армии.

3. Штабы, их расположение и организация.

4. Краткие сведения из инженерного и артиллерийского дела; виды полевых укреплений и искусственных препятствий, виды орудий и батарей, способы определения калибров (на глаз).

5. Пути сообщения и учет движения по ним.

6. Как вести агентурную разведку: практические советы, указания и разбор всяких способов получения сведений, разных признаков грядущих событий, перегруппировок войск и т. д.

Упомянутые сведения преподавались в более или менее полном или сокращенном виде, или даже с пропусками некоторых отделов, в зависимости от общего уровня развития агента и от сложности предполагавшейся задачи.

Обучение длилось 1–3 недели. По окончании обучения устраивались проверочные испытания, в которых участвовал, кроме учителя, офицер из бюро.

После того, как агент был признан усвоившим курс обучения, он переходил в ведение инструктора и поселялся зачастую в его же квартире.

Инструктором выбиралось лицо высокой интеллигентности, с широким образованием, со знанием не только языков, но также данного края и местных условий, знакомое с психологией личности и толпы. Инструктора присутствовали при допросах всех вернувшихся или задержанных на передовой линии агентов своих или противника. В силу этого они всегда были в курсе дела в отношении всех тех условий, с которыми германскому агенту приходилось сталкиваться на стороне противника.

Задачей инструктора являлось:

1. Приготовить для агента такой рассказ, который по своей достоверности мог бы на допросе в неприятельском штабе отвлечь подозрение в причастности задержанного рассказчика (германского агента) к шпионажу.

2. Научить агента правдоподобно объяснить причины своего появления и пребывания на стороне противника.

3. Внушить самому агенту мнение о непогрешимости и идеальности преподанной ему инструкции, и о его неуязвимости на допросах в контрразведке противника, пока он смело и твердо держится своей инструкции.

Инструктор обычно начинал с того, что подробнейшим образом знакомился с биографией агента и ближайших членов его семейства, особенно подробно останавливаясь на событиях, предшествовавших занятию края неприятелем, и самом периоде занятия, поскольку эти события затрагивали агента и его близких.

На этой биографии, искусно мешая правду с вымыслом, строилась вся инструкция, которая могла быть усвоена без большого труда и в которой на случай допроса было почти все предусмотрено и почти на всякий вопрос уже подготовлен ответ. Рельефно и подробно очерченными и правдивыми местами достигалось, так сказать, авансом доверие в местах вымышленных, и не только неопытному человеку бывало крайне трудно, иногда невозможно, уличить агента, показывавшего то на допросе по инструкции, но хорошо инструктированного, особенно интеллигентного агента, не легко было уличить и напрактиковавшемуся человеку.

Эта инструкция, в общем, строилась на следующих основаниях:

1. Вносился элемент правды, который разрабатывался особенно детально и точно и весьма искусно перемешивался с вымыслом.

2. Этот вымысел и должен был отвлечь от агента все подозрения в шпионаже или вранье.

3. Оба упомянутых пункта основывались и вытекали из биографии агента или определенного события и стояли в точной между собой хронологической связи.

4. Не агент приноравливался к инструкции, а инструкция во всех отношениях приспособлялась к агенту.

Хорошая инструкция, как своеобразная ювелирная работа, пестрила всевозможными мелкими и яркими узорами, подробно и детально разработанными, отшлифованными и подогнанными к целому, без малейшего нарушения где-либо естественной, логической и хронологической связи.

Особенное внимание в инструкции уделялось времени, проведенному агентом у немцев, и способу прохождения передовой линии (внедрение в пределы противника).

Детали инструкции внушались не только слуховой, но, при малейшей к тому возможности, и зрительной памятью. Так, например, если агенту было приказано говорить, что он работал в такой-то деревне, он отвозился в эту деревню в автомобиле, там ему показывалась не только топография и обстановка местности, но он знакомился с отдельными лицами из этой деревни и разговаривал с ними.

Каждая инструкция, помимо правдоподобности, заключала в себе данные, могущие натолкнуть противника на мысль предложить агенту поступить к нему на службу, и вернуться обратно к немцам. От этого агент вначале должен был притворно отказываться.

Ни одна инструкция не должна была походить на другую.

Инструкция должна была быть подробно разработана в пространстве и во времени, почему последние 1–2 месяца до перехода агентом линии она разрабатывалась (по карте) по дням, а последние дни еще подробнее.

В инструкцию вносились сведения боевого контрразведывательного характера правдивые и вымышленные, с целью введения противника в заблуждение.

Необходимо отметить, что агенты прибывали в тыл, например, русских армий, чаще всего под видом всякого рода беженцев, окопных рабочих, перебежчиков и т. п., но изредка также и под видом германских шпионов, посланных якобы на разведку, но не желавших служить немцам из-за разных причин: (интригизм, обида, месть, свидание с родными, получение наследства и т. д.)

По ознакомлении с биографией агента, инструктор писал инструкцию № 1, являвшуюся для менее развитых агентов единственной.

По усвоении этой инструкции при помощи карт, альбомов, планов, фотографических снимков и т. п. офицером из бюро, совместно с инструктором, производилась проверка степени ее усвоения, при чем офицер внимательно проверял все детали инструкции по 2-верстной карте и др. данным и пособиям и обращал самое серьезное внимание на точность описания обстановки, топографии местности и наружности встречавшихся в инструкции лиц.

Если имелись основания для более сложного инструктирования, то по усвоении первой инструкции агенту передавалась вторая инструкция, а затем, при надобности, и третья, так называвшиеся "2-х и 3-этажные".

Заключались они в следующем:

1. Двойник должен был на допросе показывать инструкцию №. 1 – инструктированное описание местностей и событий якобы, настоящих, действий происходивших со времени перехода линии противника до обратного к нему возвращения (т. е. все время пребывания у немцев). Агент ни в коем случае не должен был сознаваться в том, что сообщаемые им сведения внушены ему немцами. Это – так называемая "правда".

2. Инструкция № 2: такое же инструктированное описание, в отношении которого агент должен был сознаться, что показанное внушено ему немцами для скрытия правды и для введения в заблуждение противника, но заявить при этом, что сознаваться в этом ему было строго запрещено.

Это – так называемая "мнимая правда".

3. Инструкция № 3: после показаний на допросе по инструкции № 2, когда противник по логике обратится к нему с вопросом: "если в этом тебе запрещено сознаваться, то что же приказано нам показывать", – агент дает показания по 3-й инструкции. Это – также инструктированное описание местностей и событий, при чем агент должен заявить, что ему приказано было сообщить эти данные, как достоверные.

Это – так называемая "мнимая ложь".

Все эти три инструкции подробнейшим образом разрабатывались и во времени, и в пространстве, с соблюдением всех вышеупомянутых оснований инструкции, причем каждая из них должна была резко отличаться одна от другой. Как видно, при последней 3-этажной системе инструктирования, "настоящая правда", ускользает от допрашивающего, человек малоопытный ничего не сможет вынести из допроса, а умный развитой агент легко сможет проскочить или не дать сведений "настоящей правды" даже и в том случае, если его допрашивает опытное лицо.

По усвоении инструкции с агента снималась фотография, дактилоскопический оттиск пальцев и приводились некоторые антропометрические измерения; все это с подробным описанием внешности агента заносилось в особый журнал.

После всего этого агент препровождался на автомобиле на передовые позиции. По пути в некоторых местах агенту показывалась топография и обстановка местности, внушались сведения боевого или контрразведывательного характера (все это согласно инструкции) и затем уже агент пропускался в сторону противника в пункте, заранее определенном инструкцией.

Агенты, предназначенные для активных (диверсионных) действий (взрывы, убийства и т. д.), изучали все, относившееся к этим действиям.

Дабы не снабжать противника нежелательными для немцев сведениями и не расшифровывать перед противником агентов-двойников, германская разведка сама исполняла все задания, полученные агентами от разведки противника. При этом, как общее правило, германская разведка давала разведке противника верные сведения о германской армии, не отвечая, однако, на все заданные вопросы, а лишь на более мелкие, общеизвестные, не представлявшие особого секрета. Делалось это с целью заинтересовать разведку противника данным агентом и поднять его авторитет и значение в глазах его начальства. Когда это бывало достигнуто, противник обращался с агентом уже гораздо свободнее и откровеннее, и агент, следовательно, имел больше возможности собирать сведения, интересовавшие германскую разведку.

С другой стороны, через агента, вошедшего в доверие к противнику, германская разведка имела возможность с большим успехом распространять дезинформационные данные о своей армии. Этим приемом она во время войны довольно широко и успешно пользовалась (более подробно об этом говорится ниже).

Выбор способа, которым германская разведка рекомендовала агенту пользоваться для обратного проникновения на немецкую сторону, зависел от биографических данных этого агента: некоторые агенты должны были проникнуть к своим родным, пожить там некоторое время, затем заручиться личными документами через волостные правления, беженские организации и т. д. Это делалось или путем кражи документов, или, что встречалось реже, агенты пользовались документами, подделанными немцами.

По "узаконении" своего пребывания, агент должен был поступить рабочим в окопы, дорожные и другие организации, открыть мелкую торговлю вблизи окопов, поступить добровольцем в войска, и т. п., а затем в удобный момент перейти передовую линию и заявить у немцев, что он такой-то агент, посланный туда-то, и возвращается обратно оттуда-то.

Дававшиеся иногда агентам германской разведки пароли служили лишь для отвода глаз, чтобы агент верил в могущество германской организации, доходящее до того, что о нем (агенте) известно на всем фронте, и где бы он ни прошел германскую линию, его всюду примут как своего и не будут стрелять в него при прохождении проволочных заграждений.

Пароль, таким образом, являлся лишь одним из средств внушения, чтобы агент не боялся проходить обратно.

Слухи же о применении германской разведкой специальных паролей или опознавательных знаков для своих агентов давали возможность водить за нос контрразведку противника, особенно, конечно, – русскую.

Вот пример, рассказанный С. М. Устиновым в его «Записках начальника контрразведки»[34]34
  См. С. М. Устинов. – «Записки начальника контрразведки».


[Закрыть]:

…"Из Килии я приехал в Измаил, где во главе контрразведки уже стоял переведенный из Сулина капитан П. По сведениям агентуры, действительно через Дунай под видом беженцев из завоеванных немцами местностей в Измаил просачивалась масса шпионов и агитаторов. Воинские части задерживали в камышах Дуная всех без разбора и приводили к нему целыми партиями в 30–40 человек. Как разобрать в этой толпе, кто из них действительно беженец, кто шпион, – мне казалось совершенно невозможным. Но капитан П. был убежден, что нет ничего легче. "Шпиона по роже видать", уверял он меня. Рожа, конечно, рожей. Но какой-то агент, бывший пристав в Измаиле, разжалованный революцией (февральской), убедил его, что германцы своим шпионам для беспрепятственного их возвращения через фронт, ставят на зад-це особые клейма, которые он, якобы, сам видел у некоторых сознавшихся шпионов. Капитан П. поверил этой чепухе и потому смотрел не только рожу, но и зад-цу, отыскивая на ней эту своеобразную визу".

Однако, было бы ошибочно полагать, что германская фронтовая агентура пользовалась только агентами-двойниками и агентами-ходоками. Она имела также в ближайшем тылу противника подвижных и оседлых резидентов, собиравших нужные сведения и передававших их разными способами и приемами германской разведке.

Эти способы и приемы связи заслуживают быть здесь отмеченными.

Резиденты передавали собранные сведения посредством курьеров связи, отправлявшихся через линию фронта под видом агентов разведки противника, беженцев, перебежчиков, дезертиров и т. д., или посредством телефона, заранее протянутого и подготовленного к действию.

Срочные сведения передавались при помощи разных сигналов, например, – условными поворотами крыльев ветряных мельниц, своеобразной условной запашкой земли, условным расположением холста под видом сушки, развешиванием белья (все это видно с аэроплана), условной топкой печей, поджогами построек и разведением костров, при помощи почтовых голубей и собак (переноска сведений), разными световыми сигналами, в том числе и из дымовой трубы (видно с аэроплана, в то время, как с земли ничего не видно) и пр., и пр.

Контрразведка противника, конечно, постепенно узнавала все эти приемы связи, но они были, настолько близки к жизни и общеупотребительны в обычном обиходе, что трудно было в каждом отдельном случае установить, где кончается обычное их применение и где начинается применение в шпионских целях.

Во время войны распространялись самые чудовищные слухи и рассказы о германском шпионаже и его приемах. Все патриотически настроенные обыватели определенно страдали шпиономанией и в каждом непонятном им явлении видели козни германского шпионажа. Иногда, конечно, эти подозрения имели свое основание, иногда нет.

Вот несколько примеров из этой области[35]35
  Эти примеры мы берем из записок начальника контрразведки одной из французских армий Жана Т., напечатанных во французском журнале «Mercure de France», кн. октябрь – ноябрь 1923 г.


[Закрыть].

В 1914 году, в период первого германского наступления и последовавшего за ним отступления на западном фронте, немцы оставили в тылу французов немалое количество своих агентов, которые должны были передавать собранные сведения посредством световой сигнализации. Способы этой сигнализации были самыми примитивными. Обычно, для сообщения о смене частей, расположении батарей, военных складов и т. д. агенты должны были пускать артиллерийские ракеты.

Так, во Фландрии, в середине 1915 г. один француз и два бельгийца (из них одна женщина) были захвачены тот момент когда они подготовляли к пуску ракеты, чтобы сообщить немцам о передвижении французских частей. Все трое были расстреляны.

Солдат французской особой армии В. подавал немцам позади французских окопов сигналы карманным электрическим фонариком по азбуке Морзе. Преступника обнаружила военно-полицейская собака.

Известен также случай, когда пастух днем сигнализировал немцам о французских артиллерийских позициях. Для этого он становился на условном расстоянии от батареи, напр., – на 500 метров, – развертывал свой плащ и держал его в направлении огня батареи.

Световая сигнализация в таком виде применялась немцами до конца 1915 года, но продолжала держать французские войска в нервном напряжении в продолжении всей войны. Особенно это проявлялось при сменах, когда войска занимали неизвестные им позиции. Между тем такие подозрительные сигналы часто объяснялись какими-либо действиями самих же частей. Мало ориентированные солдаты принимали за сигнализацию неприятельских шпионов мерцание своих ламп в тылу, ракеты, применявшиеся для указания дороги бомбовозам (аэропланам) и т. д. Особенно силен был страх перед сигнализацией в частях, занимавших участки, вдавшиеся в расположение противника.