Текст книги "«За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова"

Автор книги: Константин Кромиади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Утром и вечером при церемонии подъема и спуска флага люди приходили не только из окружающих деревень, но и из города наблюдать за церемонией. Но самое главное – вопрос о формировании бригады с места не двигался. Жиленков и Иванов часто выезжали в Берлин хлопотать, но ЭСД было глухо ко всем просьбам. Мы со своим батальоном вынуждены были вариться в собственном соку. За вес лето пребывания в Стремутке мы два раза принимали участие в параде вместе с немецкими летчиками и три раза по заданию коменданта города вышли на операцию но освобождению деревень, занятых партизанами. И все три раза партизан и не видели, потому что они приходили в деревни за продуктами и не задерживались.

Не удержусь сказать, что 13 августа полковник Гиль, любимец ЭСД, со своим полком перешел к партизанам (при переходе расстрелял своего начальника штаба и нескольких немцев)[20]20
  Переход состоялся 16 августа 1943 г.


[Закрыть] и вместе с партизанами захватил узловую станцию Крулевчизну, а вслед за тем повел наступление на Глубокое, но подоспевшая эсэсовская дивизия отбила его наступление и очистила и Крулевчизну. Для нас этот поступок Гиля не был неожиданностью, мы удивились только, что это произошло так поздно, но для друзей Володи это был большой конфуз. Что касается штаба ЭСД в Берлине, то подвох Гиля окончательно отбил у них охоту обзавестись еще какой-то новой русской бригадой.

Неизбежное постоянное соприкосновение наших офицеров и солдат с местным населением в Стремутке приводило к необходимости заниматься с людьми интенсивно, пока они сами не освоят идеи и задачи антикоммунистического движения, чтобы воплощать их в жизнь. Должен заметить, что за все время нашего пребывания в Стремутке не было ни одного эксцесса наших людей с местным населением. Люди искренне полюбили наших гвардейцев, и те относились заботливо к населению.

Приведу несколько примеров из взаимоотношений Гвардейского батальона РОА и местного населения:

1) Как-то утром приходит женщина с грудным ребенком на руках и предлагает его нам. Я в недоумении спрашиваю, в чем дело. Женщина говорит, что вчера немцы пришли в деревню, собрали женщин, посадили на грузовик и увезли; в том числе и мать ребенка, а родных никого нет; ребенок все время плачет и умрет с голоду. Где его мать, никто не знает. Нам пришлось снабдить ее деньгами, чтобы она ухаживала за ребенком, а самим через полевую комендатуру вернуть мать.

2) Как-то глубокой ночью шел проливной дождь. Ко мне постучал дежурный офицер и сообщил, что пришла какая-то девушка. Я оделся и вышел. У дверей стояла совершенно бледная худая девушка, волосы и платье прилипли к телу, вокруг нес образовалась целая лужа. Не дождавшись моего приветствия, она крикливым голосом спросила: «Вы будете здешним начальником?» Я ответил, что да, и, по правде сказать, ждал или удара ножом, или выстрела из пистолета, так она выглядела. Но она закричала; «Называете себя освободителями! Кого от кого освобождаете? Не видите, что ваши немцы с нами делают?» Но тут я прервал ее словами: «В чем дело? Разве вы не можете говорить спокойнее, что вас привело к нам в такую погоду?» Тут она расплакалась навзрыд, а успокоившись, рассказала о своей беде. Оказалось, что она пришла к нам из леса, где скрывается от немцев, чтобы те не увезли ее на работы. Она единственная дочь глубоких стариков, которые без нее умрут с голоду. Но теперь они голодают дома, а она в лесу. Дольше терпеть стало невозможно, и она пришла просить помощи. В целях безопасности она выбрала глубокую дождливую ночь. Выглядела она просто покойницей и от дрожи стучала зубами.

Пришлось разбудить повара и каптенармуса, чтобы дать ей переодеться, накормить и устроить ее на кухне спать. Утром я поехал с нею в полевую комендатуру, в Кресты, и выхлопотал ей освобождение от нарядов. С комендантом полевой комендатуры Псковского района я был в хороших отношениях и как-то обратил его внимание на безобразное поведение и злоупотребления его людей, кстати, русских, забирающих в деревнях матерей грудных детей или кормильцев семьи. На это полковник озабоченно сказал, что сам знает, что происходит в деревнях, но что ему делать, если леса полны мужчинами и в деревнях остались одни женщины и старики. А их командование намечает какое-нибудь наступление и заранее требует от него рабочую силу для приведения в порядок дорог и мостов. Что же ему в таких случаях остается делать?

3) 2 июня ровно в час ночи раздался сильный взрыв, от которого наша казарма сильно потряслась, стекла разлетелись вдребезги и смыло с крыши дымовые трубы. В это время батальон спал глубоким сном. Проснувшись, перепуганные люди, не зная, что случилось, выскакивали из постелей и бросались к выходу. В коридорах образовались пробки. Вдруг раздался второй такой же взрыв, и одновременно послышались голоса, что горит аэродром (немецкий военный аэродром был расположен в 6 километрах от Стремутки). Это известие сразу отрезвило людей, они разошлись, а со стороны аэродрома раздавались еще один за другим взрывы, и красное зарево заметно окрасило горизонт.

В таких случаях необходимо прийти на помощь пострадавшему соседу. Я взял одну роту и направился к аэродрому, помочь, чем сможем. Однако на шоссе немецкий патруль остановил нас, и от него мы узнали, что горит не аэродром, а деревня – правее через шоссе. Оказалось следующее: товарный поезд, груженый амуницией, шел на ленинградский фронт. Партизаны на какой-то станции ухитрились всыпать песок во втулки колес двух последних вагонов, отчего вагоны и загорелись. Когда поезд проходил мимо деревни, кто-то из жителей показал машинисту, что у него происходит, а тот, зная, что везет, остановил поезд, отцепил паровоз с двумя вагонами и умчался в Псков, оставив свои остальные вагоны догореть у самой деревни. А в вагонах были не только снаряды, мины и патроны, но и фосфор. По свидетельству погорельцев, после первого же взрыва в воздухе над деревней появился какой-то голубой порошок, от чего воспламенялись дома.

Когда мы дошли до деревни, перед нами из-за стройного ряда ив, растущих у обочины шоссе, развернулась целая огненная стихия; пламя охватило всю деревню, с основания домов и до крыш, и огненные языки, извиваясь, бушевали высоко над домами. Над деревней стояли вибрирующий гул пожара и треск от горящих бревенчатых стен домов. По этому огненному фону здесь и там мелькали черные человеческие фигуры, почему то не пылавшие, хотя пламя охватывало не только дома, но и заполняло узенькие улицы деревни.

Пришлось сразу же распустить людей, чтобы они могли оказать помощь, где можно. Сам же я по просьбе местных жителей с небольшой группой солдат пробрался к железной дороге, где под развалинами кирпичного здания остались три семьи. Работать пришлось в ужасных условиях: кругом бушует пламя, здесь и там поблескивает фосфор, а неразорвавшиеся снаряды разбросаны повсюду, и в любой момент каждый из них может взорваться. На месте, где мы работали, два солдата с ведрами, не переставая, обливали водой из дождевой лужи снаряд, лежавший почти у края пожара и совсем близко от нас. Работали мы на этом месте до утра и спасли всех, за исключением одной женщины, которая была задавлена рельсом насмерть. Точно так же работали и остальные солдаты и офицеры.

Взрывы застали людей во сне, и каждый спасался, в чем был. Были и искалеченные, не сумевшие выбраться, из домов. Дома с имуществом сгорели полностью, десять людей погибли, искалеченных и с тяжелыми и легкими ожогами было больше сотни. Всю ночь наши грузовики вывозили пострадавших в Псков, а тяжело пострадавших сперва к нам для перевязки, а потом в больницу. Было немало людей с серьезными ожогами, но тем не менее отказавшихся ехать в больницу и предпочитавших вместе с оставшимися без крова соседями ютиться у знакомых и родственников в соседних деревнях. Можно было поражаться и тому, что как грандиозен ни был пожар и как бы молниеносно быстро он ни охватил деревню, а женщинам все же удалось спасти какие-то узелочки своего домашнего скарба.

Борьба с огненной стихией продолжалась всю ночь. А утром, когда блеснули первые лучи восходящего солнца, на том месте, где накануне стояла деревня, образовалось одно сплошное черное пятно, на котором здесь и там еще лениво дымились очаги отгоревших пожаров. От всей деревни остались беспризорные полуодетые старики, женщины и дети, без куска хлеба и крыши над головой. Тут-то и прорвалось людское горе. Вся эта людская масса, сидевшая у обочины дороги и бессмысленно глядевшая на образовавшееся перед ними черное пятно, вдруг как заголосит, как пошли женщины, каждая на свой лад, причитать – нельзя было самому не расплакаться…

Наш батальон в течение первых трех-четырех дней подкармливал погорельцев, и за это время они устроились в окрестных деревнях. В самом тяжелом положении очутились те обожженные, кто не хотел отправиться в больницу, а ютились без медицинской помощи в примитивных условиях в деревнях. Стояла летняя жара, а они были безо всяких медикаментов и перевязочного материала. Раны стали гноиться. Вот и начал тянуться каждое утро обоз крестьянских телег к нашему штабу, и наш врач, Евгений Разумовский со своими помощниками целыми днями мыл, чистил и перевязывал пациентов, пока не вылечил их. Особую благодарность за это нужно высказать офицеру связи, штурмбаннфюреру Хойнцу, который видел все происходящее и молчал.

Вернувшись домой с пожара, наша штабная группа поехала в Псков, в церковь. Это был праздник Константина и Елены, и в соборе служил митрополит Сергий, исключительно одаренный пастырь и великолепный проповедник. Собор был полон молящимися, но Владыко заметил нашу группу и пригласил нас в миссию на чашку чая. Приглашенных оказалось много. Когда за столом зашел разговор о случившемся ночью бедствии, Владыко поблагодарил солдат и офицеров РОА и дал нам свое благословение за оказанную помощь. Между прочим, оказалось, что на расстоянии 20 километров от ночных взрывов на куполе собора лопнули стекла.

Много позже, но в том же 1943 году Владыко Сергий и его спутники были убиты на шоссе из Митавы в Ригу. Девушка, случайно оказавшаяся недалеко от места убийства, видевшая все и скрывшаяся от убийц, свидетельствует, что убийцы были в форме эсэс, но говорили между собою по-русски.

Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что тогда и среди псковичей и жителей окружающих деревень Гвардейский батальон РОА приобрел очень много друзей и доброжелателей, из которых особую благодарность хочу высказать отцу Георгию Бенигсену и редакции газеты «За свободу» во главе с главным редактором, ныне покойным Хроменко. Оба они довольно часто нас навещали с любовью и заботами.

Однако были у нас и недоброжелатели из числа оставленных большевиками своих людей для работы в немецком тылу. На железнодорожной станции Стремутка начальником охраны дороги был какой-то красивый рослый молодой блондин; немцы ему доверяли во всем, а население от него плакало. Он обесчестил принудительно многих девушек, а старики и старухи за редким исключением носили на спине рубцы от его резиновой палки. Мы пробовали добром его угомонить, а он пожаловался на нас немцам, что, мол, мы ему угрожали. Тогда наши люди вызвали его на ссору и арестовали его, а его начальнику, полевому коменданту открыли глаза на провокационную деятельность его подчиненного. Комендант от него отказался, и народ вздохнул спокойно. Такими же неумолимыми были и те, кто ездил с немцами по деревням и брал на работу, кого хотел. Эти типы бывали строже и хуже немцев, от них нельзя было ожидать пощады.

В качестве иллюстрации приведу выписку из журнала СБОНРа «С народом за народ».

Власовцы и народ

В мае 1943 года в местечке Стремутка под Псковом была сформирована первая добровольческая часть, находившаяся в прямом политическом контакте с Русским комитетом Власова. По предложению Жиленкова она была названа 1-й Гвардейской бригадой РОА. Предполагалось, что эта часть явится основой для развертывания более мощных соединений задуманной Власовым Русской Освободительной Армии. Однако этим планам не суждено было сбыться. Немецкие инстанции затормозили развитие части, не дав ей перерасти за рамки батальона. А осенью того же года она вообще была расформирована.

За время пребывания в районе Пскова этот батальон РОА установил тесный контакт с местным населением. Им была проведена большая работа по пропагандированию идей комитета Власова. Командование части обследовало материальное состояние крестьянских хозяйств ближайших к Стремутке деревень. Все неимущие семьи были взяты на учет. Им оказывалась помощь продуктами и одеждой. В деревни посылались специальные отряды, которые помогали крестьянам в уборочных работах.

Ниже печатаются некоторые уцелевшие документы, свидетельствующие о характере связей власовцев с местным населением. Все фамилии, встречающиеся в документах, по понятным причинам опускаются.

«Господину начальнику Русской армии.

Господин начальник, просим мы вас – И…а Е. и А…а А. из деревни Ржовино Горбовской волости Псковского района – в том, не можете ли вы помочь нам в работе – отпустить нам ваших гвардейцев поработать, так как мы остались одинокие, с маленьким дитем, а работать некому, в чем и подтверждает наш деревенский староста

Б. (подпись старосты)».

«Псковское

Районное Земское Управление Рюжское Волостное Правление 23 июля 1943 г.

Б.

дер. Горелый Дуб

Господину Полковнику Рюжской волости старшина А… Ф… и А… С… очень благодарны вами за ваших бойцов, отпущенных к нам на работу. Большое благодарствие от всего населения за ваше отношение. И просьба вас продлить срок насколько можно. С приветом к вам

(две подписи)».

«Господину Полковнику

Господин полковник, ваше указание я вчера получил словесно. Сегодня сутра выйти не могу, потому что до обеда надо отремонтировать два моста. Сенокос в самом разгаре. Сено накосили и надо сушить… Я принял такое решение, что до обеда поработаем, как полагается, а после обеда снимаюсь и держу путь по направлению Кришово, в место расположения. За последние сутки чрезвычайных происшествий не произошло. Ребята работают очень хорошо. Люди очень довольны. Помогаем все тем, в которых домах только одни женщины и дети, беженцы. 23.7.43 года.

Л-нт Ф…».

«Господину полковнику Кромиади

От имени Волостного старосты Рюжской области

Господин полковник!

Прошу вас по силе возможности, или даже прошу вас с получением этого письма, явиться ко мне, Волостному старосте, в деревню Вальцово. Для того, чтобы отблагодарить вас совместно с вашими бойцами РОА, которые работали у нас в хозяйстве по уборке сенокоса. Ваши бойцы, которые работали у нас, к работе отнеслись добросовестно. А поэтому я без благодарности ваших бойцов отпустить не желаю. И еще раз прошу вас прибыть ко мне. К сему старшина волости.

25/VII–43

(подпись неразборчива)».

«Отношение в РОА

От старосты дер. Крапивенка Ядровской волости Ф…

Прошу командование РОА оставить рабочую команду в количестве 4-х человек (следует перечень лиц).

Ввиду неблагоприятной погоды и неуправки с работой. Еще хотя бы числа до 31/VII 1943 года. В чем прошу не отказать. 7/VII 1943 г.

Староста Крапивенки М. Ф…».

* * *

Вспоминая теперь о событиях того времени, невольно вспоминается древний красавец – Псков. Псков – это подлинная и богатая история: чего только не навидался на своем веку этот город? Расположенный у северо-западной границы России, он не раз вступал в поединок с поляками, шведами, Ливонией; не раз его тяжело ранили и полонили, но он все пережил и так же гордо стоит на левом высоком берегу Великой, у впадения в нее Псковы. Уснувшие в веках полуразрушенные Баторием крепостные стены и сохранившийся поныне кремль красноречиво говорят о той тяжелой борьбе, которую Псков веками должен был вести, чтобы оградить себя и Россию от вражеского нашествия.

Дореволюционный Псков изобиловал древними и новыми церквями и монастырями. Их там много, очень много, православных и староверческих. Такие шедевры, как Мирошников монастырь (12-го века), Успенский собор (14-го века) или Василий на горке (15-го века), являются древними памятниками не только в смысле религиозном, но и в смысле искусства вообще и культурного развития прошлых поколений русского народа.

Но если бы читатель мог себе представить тот убогий и запущенный вид, в каком пребывают как сам город, так и все его исторические памятники! Варварское обхождение большевиков в Пскове не могло коснуться только красоты многоводной и быстротечной Великой. Она так же величественна, как и тогда, когда привела первых поселенцев обосноваться у впадения в нее реки Псковы и основать славный город Псков. Все остальное носит на себе печать варварского обхождения коммунистов. Улицы и дома грязны и обмызганы; очень много церквей разрушено, другие превращены в склады и автомобильные мастерские, а вышеупомянутые древние храмы закрыты. Мало того, с церквей сняты кресты, а там, где их почему-то не могли содрать, кресты все еще стоят косо и криво, как инвалиды. А с некоторых куполов железные листы сорвались и висят и в ненастье тоскливо постукивают от порывов ветра.

В центре города, у одной из главных улиц, на пустыре, стоит одинокое обветшалое, грязное, замызганное здание – бывшая церковь (церковь была построена кораблем, с алтарем на восток, а обросший по краям бурьяном пустырь, очевидно, бывший церковный двор). Пошел посмотреть, как она выглядит изнутри: кругом грязно, запущено, и земля раскатана тяжелыми машинами. А у входа в храм стена проломана и вход увеличен для въезда грузовиков; вместо дверей висят распахнутые примитивные дощатые ворота. Церковь была превращена в автомобильную мастерскую, но при немцах пустовала. Пол сорван, и посреди зияла яма для ремонта машин; стены закоптелые, и из-под дымной пелены на стенах здесь и там проглядывают стенные иконы с ликами святых. А когда я посмотрел наверх, на купол, пришел в ужас: весь звездный небосвод, посреди которого изображен Господь Саваоф, основательно закопчен, но в одном месте устремленно и грозно проглядывает Око Господне. Мне показалось, что это грозное Око с укором смотрит на меня. И я окончательно был задавлен всем тем, что мне пришлось видеть. И мне так захотелось пасть на колени и выкрикнуть: «Нет, Господи, мы Тебя не предавали вандалам на издевательство и поругания. Мы старались, как умели и могли, отстоять наши святыни, нашу Родину, но враг нас одолевал, очевидно, что-то не так делали. Прости нам наши ошибки и наши поражения, научи найти путь ко спасению». Но тут же мне стало стыдно своим мыслям, и, перекрестившись, произнес слова молитвы: Да святится имя ТВОЕ! Да будет воля ТВОЯ!

Город от оккупантов почти не пострадал, у базара было разбито два или три дома, но говорят, что при отступлении немцы разорили Псков тоже.

Наряду с городом хочется сказать несколько слов о псковичах. Псковичи – народ традиционный, религиозный и любят свою землю. По дороге из Стремутки в город попадаются села с такими нежными названиями: Соловушка, Горушка, Крапивенка. Сколько нежности и любви к своей земле и деревням сказывается в этих названиях! А что касается религиозности псковичей, то должен заметить, что за всю свою долгую жизнь нигде и никогда не видел такой массы людей, молящихся со слезами на глазах, как это имело место в одной из деревень недалеко от Стремутки в июле 1943 года. Кроме того, на дороге Стремутка – Псков очень часто встречались религиозные процессии, переносившие иконы из одного села в другое.

Хочу привести один пример: как-то в походе мы остановились в одной деревне пообедать и дать людям отдохнуть. От нечего делать наш баянист сел на камень на одном из перекрестков и заиграл. В один миг его окружила сначала детвора, а потом и взрослые. (Впервые я услышал тогда частушки в народном исполнении.) Я что-то спросил у одной из женщин, но она ответила, что не знает, не здешняя, а здесь всего восемь годов… Ответ меня подзадорил, и я спросил, почему за восемь лет она не стала здешней. А она и отвечает: они здесь староверы, а я православная. Меня ответ этой женщины поразил – после двадцати с лишним лет «религия опиум для народа», после разгрома церквей и духовенства, после окончательного озверения правящей элиты. Я сделал вид, что не разбираюсь в сказанном, и спросил: а разве это не все равно? Тогда бедная женщина, чтобы объяснить мне, бедному недотепе, разницу, сложила три пальца правой руки для крестного знамения, но стоявшая рядом староверка перебила ее, и, сделав то же самое, крикнула: «Кто так крестится! Так только котят поднимают». Я был приятно поражен. Так вот о кого разбились железные фаланги коммунистических изуверов! Вот кто, несмотря на страшные гонения коммунистических вандалов, вот этот русский чернозем в холоде и голоде, в тюрьмах и концлагерях свято носит в своем сердце крест, поднятый над Россией Владимиром святым. В его вере каждый из нас может найти не только утешение, но и опору в тяжелых случаях жизни.

* * *

В июне Иванов уехал в Берлин и больше не вернулся. А в начале июля генерал Жиленков и Сахаров поехали в Берлин по делам бригады и тоже не вернулись. А я, не зная, что творится в Берлине и что предпринять самому, единственно, чем мог заполнять жизнь батальона, это общественно-политической работой и небольшими походами по окрестным деревням. Однако и батальонному составу стала заметной наша неувязка; видно было, что мы никак не можем перейти от слов к делу. Меня не раз офицеры спрашивали о нашем положении, и я по мере возможности должен был стараться не разочаровать их, сохранить в них веру в наше общее начинание.

Но в конце августа из Берлина пришел приказ вернуться и мне. Оказалось, что, раздосадованный поступком Гиля, штаб ЭСД категорически отказался от разрешения сформировать еще одну русскую бригаду. Тогда генерал Власов приказал вернуть и меня в Берлин и ликвидировать все начинание. Но как мне было это объяснить батальону, если судьба его тесно связана с жизнью и смертью людей? Я сказал им всю правду, но обещал не оставить их и вернуться к ним.

К сожалению, я свое обещание исполнить не мог, но немного позже весь батальон удалось перевести в летные части РОА, к генералу В.И. Мальцеву.

28 августа перед отъездом на вокзал я обратился к батальону с прощальной речью, после чего обошел роты и направился к машине, но она уже была облеплена людьми с протянутыми руками: одни высказывали последние слова прощания, другие желали скорейшего возвращения. Так, с облепленной машиной, без заведенного мотора, все вместе спустились к мосту, а там одиноко стояли две наши учительницы и плакали. Я вышел из машины, с тяжелым сердцем попрощался с этими прелестными девушками и поехал на вокзал.

Так кончилась наша псковская эпопея. Нам не удалось сформировать обещанную нам бригаду РОА, но Гвардейский батальон РОА тогда не только на словах, но и на деле распространил идею освободительной борьбы весьма широко и с большим успехом. Я бы сказал, что он свою миссию исполнил и словом и делом.

1 сентября вечером я приехал в Берлин. Там меня ждали. По прибытии домой жена дала мне номер телефона, куда я должен был позвонить. Оказалось, что это был номер телефона штаба генерала Власова, куда генерал пригласил меня с женой. До того я не имел чести видеть генерала Власова, хотя и состоял в его организации. Пришлось ехать, как говорят, с корабля на бал. Оказалось, что это был день рождения генерала, и гостиная его была полна русскими и немецкими офицерами. Генерал нас встретил, как гостеприимный хозяин встречает старых знакомых.

В эту ночь генерал Власов отозвал меня в сторону и наедине сказал: «Полковник, я о вас все знаю, и больше мне нечего знать. Я вызвал вас спросить – хотите со мною работать или нет?» Не задумываясь, я ответил: «Господин генерал, спасибо за честь и доверие». Генерал поблагодарил за ответ и с того дня пригласил меня ежедневно бывать в штабе. Собственно говоря, со следующего дня и началась фактически моя работа в штабе ген. A.A. Власова.