Текст книги "«За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова"

Автор книги: Константин Кромиади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

В заключение этой главы я бы сказал, что в Дабендорфе произошел полный альянс между немцами и русскими и дал блестящие плоды. Там в маленьких рамках произошло то, чего добивался генерал Власов и чему противился Гитлер вплоть до конца своих дней.

Мелетий Александрович Зыков

Мелетий Александрович Зыков, лет сорока, попал в плен к немцам, будучи политкомиссаром, и уцелел тогда чудом, ибо, помимо его социального положения (был приказ ликвидировать комиссаров), и наружность его выдавала в нем еврея. В прошлом он был сотрудником центральных столичных газет, был близок к Бухарину и в родственных связях с Бубновым. Короче говоря, он принадлежал к той советской элите ленинцев, которую Сталин разгромил. После расстрела Бубнова и Бухарина, заместителем которого являлся Зыков (со слов самого Зыкова), арестовали и его и после всего пережитого в застенках НКВД отправили в концлагерь в Сибирь. А через четыре года, когда началась война, его, как и многих других недострелянных, досрочно освободили, восстановили в правах и отправили на фронт политкомиссаром.

Такой редкий советский экземпляр по тогдашним установкам гитлеровцев мог уцелеть только случайно и только потому, что он попал к таким культурным и сердобольным людям, как капитаны фон Гроте и Дюрксен. Они, рискуя многим, его схоронили, спрятали от посторонних глаз. И тем не менее, когда его спасители узнали про его антисталинские настроения и предложили ему работать вместе с немцами, он ответил, что, если «немцы пойдут освобождать мою родину, пойду с ними, а сели идут ее закабалить, то отказываюсь». Сошлись на том, что он пойдет работать вместе с теми немцами, которые, как и он, борются за освобождение России.

Зыков с первого раза показал себя человеком светлого ума, колоссальных дарований и больших знаний. О нем рассказывали легенды, что, мол, он может в один прием продиктовать машинистке содержание газеты, начиная с ее названия до объявлений включительно, и номер получится прекрасный. Он прекрасно знал литературу, экономику и другие науки, а также поэзию и был хорошим декламатором. Я сам с Зыковым в деловой обстановке не встречался, он жил и редактировал газету «Заря» в Дабендорфе, а я находился в Далеме, в штабе. С Зыковым мы встречались, когда он приходил к Андрею Андреевичу в гости. Тут он бывал веселым, разговорчивым, остроумным собеседником, но, да простит мне читатель это мое заявление о покойном, да еще о власовце: мне он не нравился. От него на расстоянии чувствовалась советчина, в самом худшем значении этого слова. В своем обращении с окружающими он бывал заносчивым, грубым и бесцеремонным. Мне он представлялся человеком, считающим себя единицей, а всех остальных – нулями, и это свое пренебрежительное, бесцеремонное отношение к нулям он даже не считал нужным скрывать.

К Власову он относился с большим уважением и преданностью. Со своей стороны, Власов тоже ценил его дарования, исключительную работоспособность и относился к нему дружелюбно и заботливо, поскольку среди окружающих Зыков нажил гораздо больше врагов, чем друзей. За ним установилась слежка Зихерхейтдинст, и его дабендорфские недруги не раз обращались к Власову с просьбой убрать Зыкова. Он, мол, не наш человек, он с нами только потому, что обижен Сталиным, а нутром он такой же, как и те, против которых мы боремся. Но Власов Зыкова берег, таких крупных работников, как Зыков, у нас больше не было. Вокруг Дабендорфа поселились агенты СД из кругов старой эмиграции и стали строить козни не только против Зыкова, но и против самого Власова, но с ними быстро справились. Тем не менее дело этим не кончилось, а пошло дальше.

Весною 1944 года вдруг Зыков и бывший при нем в качестве переводчика и адъютанта лейтенант Ножин исчезли накануне серьезного задания, в связи с которым Зыков, Жиленков и другие должны были выехать на фронт. Исчезли они из городской загородной квартиры Зыкова, куда он переселился с женой и адъютантом. Извещенные о случившемся органы СД отказались послать по горячим следам своих людей, заявив, что у них нет бензина для машины. Одновременно был пущен слух, что якобы Власов послал Зыкова через партизан на ту сторону, к советским. Власов потребовал вести следствие по делу Зыкова. Следствие затянулось, ибо все следы вели к органам власти. Короче говоря, их украли люди, относившиеся к врагам Власова и его идеи. Много позже один из СД признался Деллингсхаузену в том, что СД вынуждено было убрать Зыкова как марксиста-коммуниста, которого никак иначе отстранить не могли. К тому же Зыков был евреем. Нужно заметить, что в рядах Освободительного движения было немало евреев, но все они вели себя скромно, и неприятностей ни с кем из них не было.

Гитлер у разбитого корыта

Итак, в ожидании перемены в восточной политике Гитлера было погублено целых два года. Подходил грозный для немцев 1944 год. Предпосылки к разворачиванию событий 1944 года имели место еще во второй половине 1943 года. К тому времени Италия почти вышла из строя, а у немцев значительная часть подводного флота была потоплена. Помимо того, на восточном фронте Красная Армия перешла в серьезное наступление и 25 сентября заняла Смоленск, а в октябре – Днепропетровск, Мелитополь, отрезала Крым и, выйдя на линию Днепра, повела общее наступление от Витебска до Таманского полуострова. В то же время англо-американцы заняли остров Сицилию и Корсику и высадились недалеко от Рима. В связи с происходившими событиями и внутренняя оппозиция усилила свои атаки на фюрера. Представившийся было исключительно благоприятный случай спасти Германию от неминуемой катастрофы и одновременно Россию и весь мир от коммунистов по злой воле маньяка Гитлера был упущен. Внутренняя оппозиция накалилась до предела, и замечания ее по отношению к Гитлеру, Кейтелю, Йодлю и иже с ними стали выходить далеко за рамки ее сферы, чего до того не бывало. Надвигалась гроза, чаша терпения переполнилась.

В связи с происходившими событиями настроение у генерала Власова было не лучше, чем у оппозиционеров, но он ничего не мог предпринять, когда в стране назревали грозные отношения между нацистами и оппозицией. Видимо, что хотя Гитлер все еще продолжал упираться и повторять, что политика – не дело военных, создавшееся положение на фронтах и в тылу его тоже устрашило, и 23 августа 1943 года он назначил Гиммлера министром внутренних дел, иначе говоря, при нацистских порядках он подчинил всю страну начальнику гестапо. Настал 1944 год. События на фронтах идут плохо, германская армия под натиском врага все больше сдаст позиции, авиация окончательно парализована американцами, и города в тылу остались беззащитными от вражеских налетов.

20 июля 1944 года перед обедом, в штаб Власова приехал из ОКВ капитан Николай фон Гроте. Оказывается, Гиммлер изъявил желание принять у себя Власова, и фон Гроте приехал сопровождать генерала. Перед этим Власов был уже оповещен о желании Гиммлера. Андрей Андреевич предложил Гроте пообедать вместе и выехать после обеда. За столом у всех было приподнятое настроение, тон задавал сам Власов. Вдруг раздался телефонный звонок – это ОКВ вызвало Гроте. Вернувшись после телефонного звонка, Гроте во всеуслышание растерянно сказал: «В связи с покушением на Гитлера наша поездка откладывается». Сообщение было встречено, как разорвавшаяся бомба, все присутствующие приняли его молча, но чувствовалось, что все ошеломлены. Обеспокоенный Гроте прервал свой обед и, спросив разрешения у генерала, покинул виллу. Андрей Андреевич тоже ушел к себе наверх, а мы спрашивали друг у друга, что будет теперь с оппозиционерами. Видимо, не добившись от Гитлера изменения положения вещей, приведшего Германию к катастрофе, оппозиционеры решили пойти на крайность и избавить Германию от Гитлера.

Как стало известно позднее, эту тяжелую миссию взял на себя молодой полковник авиации, граф Штауффенберг, большой сторонник власовского движения. Пользуясь тем, что в ставку для заседания Гитлера с его фельдмаршалами он должен был доставить документы, подлежавшие обсуждению, он оставил под столом сумку с бомбой. Взрыв был страшный, и жертвы были большие, но Гитлер уцелел благодаря тому, что наклонился над картой на столе и толстый дубовый стол спас его от осколков. Тем не менее он тяжело пострадал и к нормальному состоянию больше не вернулся. Вся власть перешла к Гиммлеру, он был назначен командующим войсками тыла, Гитлер управлял делами номинально. А после покушения разъяренные нацисты стали арестовывать и расстреливать оппозиционеров. За короткое время расстреляны были из рядов оппозиции 2000 человек. Несколько видных военачальников покончили жизнь самоубийством. Германия впала в агонию. Расстрелян был мозг германской элиты, главным образом ведущая часть комсостава, что, в свою очередь, отразилось на боеспособности армии. Таким образом, взрыв бомбы Штауффенберга послужил сигналом к началу конца войны и заката нацистской эпопеи. Генерал Власов определял конец войны к середине 1946 года, но после покушения на Гитлера и его последствий события пошли быстрее.

При таких условиях нетрудно сказать, что заставило Гиммлера, ненавидевшего генерала Власова так же, как и Гитлер, вдруг пригласить его для переговоров. Да и пригласил он его не самолично, а с согласия Гитлера. Характерно и то, что за несколько дней до 20 июля по линии Гиммлера обратились к генералу Жиленкову с предложением занять место Власова, поскольку мол, ни Гитлер, ни Гиммлер не желают видеть Власова. Георгий Николаевич Жиленков категорически отклонил сделанное ему предложение (аналогичное предложение в начале года генерал Кестринг сделал сначала генералу Малышкину, а потом и Трухину, а теперь очередь дошла и до Жиленкова). И тем не менее Гиммлер решил пригласить для переговоров Власова. Я не сторонник мнения некоторых моих друзей, которые новое решение Гиммлера приписывают успешным воздействием на Гиммлера одного лица из его окружения. Зная характеры Гитлера и Гиммлера, я уверен, что решение Гиммлера пригласить на переговоры Власова было продиктовано страхом перед советскими танками и армиями, которые, сокрушая все и вся на своем пути, подходили к германским границам, и притом внутри самой страны открылся негласный внутренний фронт. К тому же ни Гитлер, ни Гиммлер не верили, что активизация деятельности Власова может сколько-нибудь изменить их положение, уже все немецкие возможности были упущены. Если Гитлер и Гиммлер не оценили значения власовского движения тогда, когда оно могло иметь стопроцентный успех, то теперь они большого значения ему не придавали. И тем не менее Гиммлер пригласил Власова, обходя армейское командование, т. е. подлинных сторонников идеи разворачивания русской освободительной борьбы в союзе с Германией.

Я думаю, что в данном случае Гиммлер хотел всего лишь использовать Власова в своих целях, а именно: 1) использовать Власова с его частями во фронтовых операциях (история с Первой дивизией РОА); 2) отвести от себя миллионы ножей русских военнопленных и рабочих с Востока (остарбейтеры), над которыми нацисты так долго измывались, которых терзали, морили голодом, эксплуатировали, как могли. Доказательством моего мнения является и то, что Гиммлер своих обещаний Власову не сдержал да никогда и не собирался их выполнить, но об этом мы узнали очень поздно, уже после гибели Андрея Андреевича.

Почему-то полковник Крегер[37]37
  Речь вдет об оберфюрере СС Эрхарде Крегере, бывшем представителем рейхсфюрера СС при генерале A.A. Власове.


[Закрыть] об этом молчит, хотя он сам стал сторонником Власова. Надо полагать, что идея пригласить Власова для переговоров принадлежала самому Гиммлеру, а д'Алкен и другие эсэсовцы просто выполняли приказ своего шефа.

Вечером, когда все разошлись по своим комнатам и мы с Андреем Андреевичем остались одни, я спросил у генерала, что произошло бы с нами, если бы покушение достигло своей цели, и Власов спокойно сказал, что нас выдали бы Сталину, и, как бы углубляясь в свои мысли, сказал далее: «Раз оппозиция пошла на такой риск, значит она потеряла надежду на какой-нибудь другой выход из создавшегося положения, и чтобы спасти Германию от неизбежного разгрома, решила повторить пример Гитлера, но без Гитлера, то есть просить у союзников мира».

Дело в том, что в мае 1941 года Гитлер послал своего помощника Хесса в Лондон прозондировать почву дня заключения мира, и тогда англичане отказались разговаривать с Хессом и тем паче с Гитлером.

Теперь, когда оппозиция решила во что бы то ни стало вывести Германию из войны, надо полагать, возникла необходимость убрать Гитлера, чтобы очистить путь к переговорам. Но такой шаг равносилен капитуляции, и новым представителям Германии пришлось бы принять любые условия победителей для начала переговоров. А раз до того дошло, Сталин не преминул бы потребовать нашу выдачу как предварительное условие для переговоров. Кто стал бы нас отстаивать, когда на карту поставлена судьба Германии и ее народа?

И в этом вопросе оппозицию винить нельзя, поскольку она в течение двух лет использовала все свои возможности, чтобы переубедить Гитлера развернуть нашу общую с ними антикоммунистическую борьбу. Теперь, видимо, потеряв всякую надежду на свой успех и предчувствуя близкий конец войны, решили пойти ва-банк, пожертвовав своей собственной жизнью. Но это их не спасет. Уже слишком поздно для таких выступлений. Это только сократит агонию Германии и наш подготовительный период.

После этого разговора я подумал: а в самом деле, как бы ни сложилась дальнейшая наша судьба, можем ли мы быть в претензии на наших политических единомышленников, которые, несмотря на все запреты Гитлера, шли напролом и помогали Власову, чем могли. Не их вина, что они не смогли переубедить ослепленного властью фюрера. Теперь они выбрали отдельный путь – пожертвовать собою, но облегчить судьбу своей родины, если это будет возможно. Но ведь и Власов, тоже откликнувшись на планы германской оппозиции, надеялся при помощи немцев спасти свою родину от свалившегося на нес несчастья, из которого она собственными силами никак выбраться не может.

Таким образом, взрыв бомбы Штауффенберга автоматически прервал надежды Андрея Андреевича – при поддержке и помощи своих немецких друзей достигнуть своей цели. Теперь нацисты возьмутся за них и основательно их потрясут; им не до русского вопроса будет, да и сроки уже на исходе. Перед Власовым стала новая проблема – что делать? Мало того, Власов сам и его Движение не были гарантированы, что новые потрясения не коснутся его персонально, поскольку некоторые из арестованных по делу покушения не раз посещали Власова в Далеме, а фон Фрейтаг-Лорингхофен, покончивший собою, чтобы не попасть в мясорубку нацистов, был в дружеских взаимоотношениях с Власовым. Насторожило Власова и неожиданное желание Гиммлера повидать его, не знал, что кроется за таким неожиданным жестом. Однако Андрей Андреевич молчал и вида не показывал и только стал задумчивее.

Прошло некоторое время в ожидании разворачивания событий. Как-то позвонили в штаб, что генерала Бичерахова хозяйка квартиры нашла на полу в бессознательном состоянии и доставила его в больницу, а там установили отравление. Нельзя было выяснить, произошел несчастный случай или его умышленно отравили. Перед этим генерал был в гостях у одного из офицеров СС.

Генерал Лазарь Феодорович Бичерахов, офицер Терского Казачьего Войска, близко стоял к Андрею Андреевичу, и последний его ценил и уважал как своего советника по делам народов Кавказа (сепаратисты его не любили).

Этот случай заставил еще больше насторожиться, но в результате случай не повторился. А генерала спасли, хотя и болел он долго и тяжело. А когда пришлось покинуть Берлин, Андрей Андреевич распорядился больного Бичерахова забрать с собою в Карлсбад. Там он и поправился.

Все это происходило тогда, когда на политическом горизонте тучи предельно сгустились и гроза готова была разразиться, со всех сторон стали поступать тревожные сведения; русские парни и девушки, работавшие в Силезии на предприятиях просили помочь им выбраться на Запад, а из берлинских лагерей для рабочих люди ночью прибегали в штаб просить помощи выбраться из Берлина. И никому тогда в помощи не было отказано, вывезены были все, кто этого хотел, несмотря на строгий запрет Гебельса берлинцам эвакуироваться, не считаясь и с нарушением местных полицейских и разных административных требований в отношении остовцев.

Пригласительный билет № 18

Полковнику Кромиади

Организационная комиссия Комитета Освобождения народов России просит Вас прибыть на учредительное заседание Комитета, имеющее быть в городе Прага 14 ноября 1944 года.

Председатель Организационной комиссии

Полковник (подпись).

Прием у Гиммлера и начало активной деятельности

Со дня покушения на Гитлера прошло два месяца. Разъяренный до бешенства Гиммлер потряс оппозицию до основания, перестреляв из ее рядов около двух тысяч человек и покончив с крамольниками, вернулся к текущим делам. Вспомнил и про Власова и пригласил его в свою походную ставку на 16 сентября для переговоров. На этот раз Власов был лишен своих друзей. Его должны были сопровождать эсэсовцы д'Алкен и Элих, но Власов не захотел ехать без Штрикфельдта и взяли и его с собою. Выехала группа из Берлина поездом со Штеттинского вокзала вечером 15 сентября и приехала к месту назначения вовремя. Ровно в 10 часов Гиммлер принял Власова, но заявил, что желает видеть его одного. Андрей Андреевич было заартачился, не хотел войти без Штрикфельдта, но последний уговорил его не задерживаться, чтобы не создавать лишний прецедент. Оказалось, что, не желая видетъ Штрикфельдта, которого Гиммлер считал прорусски настроенным, он пригласил переводчиком балтийского немца, полковника ЭсЭс[38]38
  В СС званию полковника соответствовали чины штандартенфюрера СС и оберфюрера СС.


[Закрыть] Крегера. Таким образом, при переговорах Гиммлера с Власовым присутствовали д'Алкен, Элих и полковник, переводчик Крегер.

Гиммлер приветливо встретил Власова со словами: «Я о вас хорошо информирован, говорил о вас с фюрером. Жалею, что наша встреча состоялась так поздно, но надеюсь, – не совсем поздно. Я знаю про допущенные немцами ошибки и прошу вас быть со мною откровенным». После такого вступления он предложил Власову изложить ему свою идею.

Поблагодарив хозяина за приглашение, Власов изложил ему идею антикоммунистической освободительной борьбы, этого самого могучего оружия против власти коммунистов, чего Сталин больше всего боялся, и одновременно указал на вред восточной политики немцев. Это она превратила русский народ из друзей во врагов. Тут же он не постеснялся указать, насколько понятие «унтерменш» задевает честь и национальное достоинство русского народа. В настоящее время, сказал Власов, положение на фронте можно было бы изменить путем создания большой русской антикоммунистической армии с освободительными целями, которой была бы передана и пропаганда на восточном фронте. Тогда, бесспорно, наступит перемена в нашу пользу. Однако для этого нам нужно будет передать все добровольческие части, находящиеся в немецких частях, и восточных рабочих, работающих на предприятиях, а также и все национальные формирования народов Советского Союза.

Присутствовавшие на этом приеме потом говорили, что Власов держал себя с большим достоинством и не боялся говорить то, что Гиммлеру было неприятно слушать. До того едва ли кто-нибудь посмел говорить с Гиммлером безнаказанно таким языком, как и едва ли Гиммлер позволил кому-нибудь говорить с ним таким тоном. Надо полагать, что те соображения, которые принудили Гиммлера пригласить Власова на прием, вынудили его и терпеливо выслушать укоры Власова. Гиммлер сказал, что понятие «унтерменш» не относится ко всему русскому народу. «„Унтерменши“ есть у всех народов, но у нас они сидят в тюрьме, а в Советском Союзе управляют страной».

Затем, обсудив совместно главные вопросы по предстоящим формированиям, Гиммлер от имени германского правительства признал Власова возглавителем Освободительного движения народов России. После этого перешли к деталям, из которых главными нужно считать следующие: 1) желательно, чтобы антикоммунистическая борьба была бы общей и велась бы от имени всех народов России и чтобы национальные формирования этих народов подчинились бы будущему общему комитету; 2) чтобы Власов мог бы формировать столько дивизий, сколько он сможет осилить, но готов выступить на фронт со своими войсками не раньше, чем у него будут готовы и вооружены пять дивизий. Позже Гиммлер телеграммой сообщил Власову, что тот должен выступить на фронт, имея готовых и вооруженных не пять дивизий, а три; 3) Гиммлер не обещает передать Власову русские добровольческие части, состоящие в немецких частях, и рабочих, занятых на немецких военных предприятиях, поскольку их некем заменить, но, поскольку Власов рассматривал разрешение этого вопроса вообще в зависимости от развития предстоящих событий, возражать не стал. Будущее, мол, покажет; 4) Практическую помощь Власову по формированию РОД Гиммлер возложил на своего помощника генерала Бергера[39]39
  Речь идет о начальнике Главного управления СС обергруппенфюрере СС и генерал-лейтенанте войск СС Готтлобе Бергере.


[Закрыть], с которым Власов должен был поддерживать тесную связь; а полковник Крегер назначается при Власове офицером связи.

На этом прием окончился, и сопровождавшие Власова вышли вместе с ним. К этому времени в приемной Гиммлера собрались многие лица из эсэсовской элиты. Полковник Крегер, указав на одного из генералов, сказал, что от него зависит судьба арестованных и заключенных в тюрьму руководителей организации Национально-Трудового Союза. Власов попросил познакомить их и сказал: «Генерал, я позволю себе заверить вас, что в лице арестованных членов Национально-Трудового Союза вы держите в тюрьме своих доброжелателей». Тот ответил: «Вы думаете?» На что Власов сказал, что он в этом уверен. Тогда тот сказал, что он этот вопрос пересмотрит. Этот разговор передал мне тогда сам Андрей Андреевич.

Вернулся Власов из своей поездки в более или менее хорошем настроении, ибо если, с одной стороны, договоренность хотя и состоялась очень поздно, когда масса практических возможностей была уже упущена, когда Красная Армия уже справилась со своими неудачами и инициатива на фронтах уже целиком перешла в руки Сталина, но, с другой стороны, этот прием развязал ему руки, открывал ему путь к активной деятельности, к возможным успехам, к надеждам. А самое главное – теперь он мог открыто разработать политически и идеологически обосновать русскую антикоммунистическую борьбу в Германии как общенародное чаяние. Тогда ведь этот вопрос находился в весьма печальном состоянии. Теперь Власов получил возможность на базе общих освободительных идей и народных чаяний создать практическую платформу, духовное пристанище не только для всех беспризорных русских за рубежом, но и для всего нашего народа, пребывающего в коммунистической неволе.

Таким образом, половина его забот уже отпала, ибо как бы ни кончилась для него война, но движение, принявшее форму и содержание, выступление общенародного характера, поскольку оно стремится выполнить многолетнюю мечту всего народа, пребывающего в коммунистической неволе и не имеющего возможности избавиться от нее, такое движение останется в истории как пример подражания для будущей нашей молодежи.

И наконец, эта договоренность давала ему возможность приступить к практической, реальной работе, обрасти живой силой, без которой во время войны действовать при любых условиях невозможно.

Под влиянием этих соображений Власов вернулся из своей поездки удовлетворенный (здесь я постарался по возможности точно передать мысли и переживания, которые Андрей Андреевич неоднократно высказывал).

Но вернемся к его встрече в Берлине, где его окружение с нетерпением ожидало его возвращения. Когда же он вернулся и стало известно, что между Гиммлером и Власовым состоялась договоренность, наступили общее ликование и взаимные поздравления. Слишком уж долго ждали этой договоренности! Никто не хотел подумать о том, что эта запоздалая договоренность с уже обанкротившимся партнером – шаг в неизвестность. Для всех нас было важно то, что наконец-то мы добрались до своей цели!

На следующий день после возвращения Власова в Берлин на Кибитцвег было назначено заседание генералов под председательством Власова, а через два дня вышел первый приказ Власова, предусматривавший ряд перемен в нашей жизни. Этим приказом кончалось наше бездеятельное состояние и началось создание аппарата для развертывания большого дела. Резервом для создания аппарата служила наша школа в Дабендорфе. Но так как к тому времени у нас были миниатюрный штаб Власова в Далеме и сравнительно небольшая канцелярия Трухина в Далеме, то нужно было сначала расширить и укрепить оба штаба для их работоспособности. В связи с этим из Дабендорфа были переведены в Далем целый рад офицеров и солдат на новые должности, прибыли целая рота охраны под командованием майора Беглецова и хозяйственная рота под командованием майора Шишкевича; штабные службы распались на целый ряд подразделений и получили свое оформление. В самом штабе тоже произошли большие перемены: мне было приказано сдать должность коменданта штаба майору Хитрово, начальником охраны штаба был назначен капитан Каштанов. Бывшему начальнику личной канцелярии самого Власова приказано передать свои полномочия мне, а самому принять Отдел безопасности. Все новоназначенные лица получали свои служебные помещения и набирали свои кадры. В этом отношении у генерала Трухина, несмотря на всю сложность и громоздкость его деятельности, положение было проще: он сам был хозяином кадров. Он быстро сколотил свой штаб, и когда из Дабендорфа переехал в Далем, то целый ряд улиц был занят его подразделениями, и они напоминали муравейник. При этом нужно заметить, что главная работа штаба Трухина – формирование первых трех дивизий РОА – была заложена и протекала в Мюнзингене и Хойберге, недалеко от Ульма. Скоро и некоторые его подотделы из Далема были переброшены в Мюнзинген, ибо в Далеме ему стало тесновато. Но, помимо этих трех дивизий, в состав вооруженных сил РОА вошли русские военно-воздушные части под командой полковника, произведенного в генералы, Виктора Ивановича Мальцева; о них и о самом Мальцеве скажу несколько слов в конце этой главы.

На заседании генералов после возвращения Власова от Гиммлера было установлено организовать пока пять отделов (потом их стало больше): Общий организационный под председательством помощника Власова, генерал-майора Малышкина, Военное управление под начальством A.A. Власова, Гражданское управление под председательством генерал-майора профессора Д.Е. Закутного, Пропагандное управление под руководством генерал-лейтенанта Г.Н. Жиленкова и Управление безопасности под командой сначала подполковника М. Калугина, а потом Н. Тензорова.

Читатель легко может себе представить, что творилось в Далеме, в этой сравнительно небольшой фешенебельной части Берлина, когда стали разворачиваться все упомянутые отделы. Улицы с утра и до вечера бывали полны народом, хотя некоторым управлениям пришлось разместиться в других частях города. Но с размещением управлений по отведенным им помещениям работа их не могла наладиться, ибо у нас не хватало обслуживающего персонала – как то: машинисток, секретарш и других необходимых специальных работников, и нанимать их было не на что. Положение спасли наши соотечественницы, которые осаждали канцелярии и предлагали свой труд бесплатно. И тогда работа закипела. Правда, большинство из этих женщин приходили из лагерей и на целый день оставались голодными. Но офицеры, работавшие в управлениях и на своих пайках открывшие офицерскую столовую, пригласили наших благодетельниц обедать вместе в кантоне. Так продолжалось до ухода из Берлина, несмотря на то что с получением кредита все бесплатные сотрудники были зачислены на жалованье. От всего происходившего кругом создавалось впечатление, что здесь началось большое дело. Далем стал не только местопребыванием генерала Власова и КОНР, но и центром формирования Освободительного движения народов России. К Власову стремились не только наши старые и новые эмигранты, но и немцы и пребывавшие в Германии иностранцы. Я бы сказал, что Далем стал центром русской политической жизни. И интерес к нему со стороны иностранцев все больше и больше увеличивался в связи с тем, что сквозь огонь и дым сражений на фронте уже проглядывал страшный лик наступающего коммунизма. Каждый посетитель Далема приходил с заботой и надеждой, ибо к тому времени чувствовалось, что на путях военных сражений не осталось границ, где бы германская армия могла отразить наступающую Красную Армию, чувствовалось, что черт выпущен из бутылки на широкие просторы западных стран и от него деваться будет некуда.

Интересно отметить, что, несмотря на то что фронт все больше и больше приближался сначала к границам Германии, а потом и по германской территории, желающие попасть в РОА не унимались, все наши отделы были завалены письмами с просьбой вытребовать их из немецких частей и учреждений. А девушки просто убегали из лагерей, приходили в штаб Власова и заявляли, что останутся здесь и обратно не вернутся. Делайте, что хотите. Вот и приходилось всеми правдами и неправдами оформлять таковых и найти им работу.

Но приходили и ценные работники, которых предприятие не отпускало, а они категорически отказывались вернуться на работу. Все это надо было как-то наладить и всеми правдами и неправдами зачислить людей на работу и на довольствие. Само собой разумеется, что в связи с таким наплывом людей каждый день по нашим улицам курсировали полицейские патрули, но никаких неприятностей полиция нам не причиняла, а если и случалось что-нибудь, то полиция с обвиняемым обращались в нашу канцелярию и мы разбирали дело.

По утрам почтальоны приносили почту в больших мешках из-под муки и вываливали ее на пол. Начинались разбор и препровождение писем по отделам. В одной только личной канцелярии на разбор писем и ответы сидели десять человек, а когда пришлось покинуть Берлин, три дня топили камин, чтобы письма или именные списки не достались большевикам. Оставили им только целые полки с пропагавдным материалом. Короче говоря, вскоре личная канцелярия развернулась в целое управление.

* * *

Здесь нужно сказать несколько слов о наших военно-воздушных силах, возглавлявшихся полковником, а потом генералом Мальцевым. Для Власова и его окружения Мальцев был человеком со стороны. У него еще до приглашения Гиммлером Власова наладилась работа с германскими летными частями, которые считались с ним, поддерживали его и давали ему возможность собирать вокруг себя летчиков из советских военнопленных. Хотя в 1944 году по распоряжению генерала Кестринга и повезли Власова к Мальцеву в Морицфельд на «отдых», между ними никаких деловых связей не было.