Текст книги "«За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова"

Автор книги: Константин Кромиади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Русские добровольческие формирования и генерал Власов

Советские добровольческие формирования на стороне немцев во время минувшей войны стали появляться с весны 1942 года, и к концу года их насчитывалось около 800 тысяч человек, а в 1943 году их число перевалило за миллион. Спрашивается, что заставляло этих людей пойти на столь противоестественный и на первый взгляд антипатриотический шаг, тем более что за период от начала войны и до весны 1942 года немцы своими далеко не гуманными методами ведения войны, как и своим жестоким обхождением с пленными, показали свое подлинное вражеское лицо. Я целиком отметаю объяснение, что этот миллион людей пошел служить немцам из-за куска хлеба. Конечно, среди сотен тысяч были и такие, но это был ничтожный процент, все же остальные руководствовались какими-то другими соображениями. И если даже допустить мысль, что и остальной процент практически воспользовался изъявлением желания поступить на службу к немцам, чтобы выйти из-за колючей проволоки, то на воле, подкрепив здоровье, каждый из них каждый божий день имел возможность уйти в лес, перейти линию фронта. А вот почему-то не уходили, а если даже и уходили, то опять-таки ничтожный процент, остальные же крепко держали винтовку в руках. В этом сложно психологическом мире чуждых друг другу людей, людей разных концов России, из разных воинских частей и разных положений было одно общее, что их объединило, и это была ненависть к советской власти. Эта ненависть, порожденная долголетним тираническим правлением страны, когда человек физически и духовно изнемогает под тяжестью невыносимого ярма правителей и теряет надежду когда-нибудь от него избавиться, заполняла не только сердца людей, но и всю атмосферу Советского Союза, ею заражено было все население, и, зная это, власть окружила себя чекистами, энкаведистами и кагэбистами[28]28
  Тавтология автора. Кроме того, Комитет государственной безопасности был организован в 1954 г.


[Закрыть], без которых она не могла бы существовать.

Этим тяжелым психологическим состоянием советских граждан предвоенного периода нужно объяснить не только поведение русских добровольцев, но и слабую боеспособность Красной Армии во второй половине 1941 года, когда большое количество советских солдат очутилось в плену у немцев. В то же время, чем бы каждый из них ни руководствовался, беря винтовку в руки и становясь в немецкий строй, он попадал в очень тяжелое положение, ибо каждый немец, рука об руку с которым этот доброволец сражался, знал, за что он борется, а доброволец – нет. И в этом была его трагедия. Он взял в руки винтовку в надежде добраться до своих мучителей, до мучителей своих родных и друзей. А его мучители опоясались широким поясом таких же Ванек, как он сам, и до них ему не добраться. К тому же все эти Ваньки, очутившиеся на чужбине беспризорными, немцами вкраплены были в их частях одиночками или же мелкими группами, где должны были забыть про свои цели и переключиться на обслуживание чужих и чуждых им целей. Иначе говоря, не успев еще оглянуться, они опять попали в положение связанных по рукам и ногам; уйти нельзя и оставаться не хочется. Они обманулись в своих надеждах и потому, что каждый из них мечтал как-нибудь уйти в одну общерусскую организацию, к своим, где борьба связана с осуществлением и их личных целей. Само собою разумеется, что при таком положении людей борьба добровольцев, которых немцы правильнее называли вспомогательными войсками, становилась бессмысленной. Но и осуждать их в опрометчивом поступке тоже никто не вправе, ибо им никто и никогда ни в чем не помог. А между тем живя и работая на положении рабов в нищенских условиях жизни в Советском Союзе, они должны были там переносить все издевательства власти; очутившись же у немцев, они лишены были даже и тех элементарных прав, которыми Гаагская конференция наделила военнопленных за колючей проволокой. За советскими военнопленными времен Второй мировой войны молчаливо было признано только одно право – умереть. Тогда от голода и холода в муках и судорогах умерли в немецких лагерях около трех миллионов военнопленных по вине не только Гитлера и Сталина, но и не в меньшей мере и Международного Красного Креста, который удовлетворился отказом Сталина от своих пленных и предоставил миллионы людей их страшной участи.

При таком положении вещей советских людей, ставших тогда в ряды немецкой армии, назвать добровольцами – просто издевательство. О какой свободной воле в этом случае может идти речь? Они и дома были подневольными, и к немцам идти диктовала им тоже неволя. Они надеялись при помощи немцев достичь свободы и человеческих условий жизни, чего одними своими силами добиться не смогли, и опять очутились на положении невольников.

Занялся я этим длинным анализом для того, чтобы показать читателю, в каком плачевном состоянии находился русский вопрос в Германии до пленения Власова. Когда Власов познакомился с подлинным положением советских вспомогательных формирований, на него напала ярость бессильного человека. Ему до боли было жаль обманутых людей, отдающих свои жизни за чужие интересы. Помню, как он основательно отчитал двух советских генералов из рядов вспомогательных войск за их необдуманные поступки.

Конечно, сам Власов, становясь на путь антикоммунистической борьбы, рассчитывал на этот миллион советских воинов, стоявших уже в рядах германской армии, как на будущие свои кадры, и тогда они боролись бы за свои интересы, но гитлеровцы, успев перехватить инициативу в свои руки, довольствовались тем, что уже приобрели, и не находили нужным разговаривать по этому поводу с каким бы то ни было советским генералом, который к тому же носится со своими национальными проблемами.

Очень сильно обострился вопрос со вспомогательными войсками и людьми, работавшими на фабриках и заводах, после обнародования Манифеста, когда стали формироваться дивизии РОА и отделы, подведомственные КОНРу. Началось форменное дезертирство с фабрик и заводов, а также из воинских частей. Люди самовольно переходили в Освободительное движение, но было уже поздно.

Прием митрополита Анастасия

В начале своих воспоминаний я упомянул, что генерал Власов был верующим человеком. Сделал я это заявление не голословно, а на основании ряда фактов. Так, например:

Когда красный фронт приблизился к границам Югославии, русский православный Синод, обосновавшийся в Сремских Карловцах, покинул Югославию и временно остановился в Линце, а председатель Синода, митрополит Анастасий прибыл в Берлин к главе русской православной германской епархии, митрополиту Серафиму. В один из воскресных дней я поехал в собор отстоять обедню. Служил митрополит Анастасий в сослужении с митрополитом Серафимом. По окончании службы в числе других и я подошел к кресту, и Владыко Серафим попросил меня остаться для короткого разговора, а разоблачившись, сказал, что владыко Анастасий уже две недели в Берлине и хотел бы встретиться с генералом Власовым, но никто не догадывается организовать эту встречу. Я сказал владыке, что позвоню ему через час, а сам поехал в штаб и доложил Андрею Андреевичу о разговоре. Выслушав меня, Власов приказал мне немедленно взять машину, поехать к митрополиту Анастасию и от его имени передать митрополиту следующее: генерал Власов узнал о вашем пребывании в Берлине и очень хотел бы посетить вас, но такие выезды ему запрещены. Но если бы Владыко нашел для себя удобным и возможным посетить наш штаб, то генерал был бы очень рад посещению. Я точно выполнил приказание генерала, и оба митрополита вместе с личным секретарем владыки Анастасия с чудотворной иконой Курской Божьей Матери выехали в Далем.

Подъехали мы к штабной вилле, и дожидавшийся высокого гостя почетный караул встретил митрополита взятием на караул, а у самого подъезда дежурный по штабу ему отрапортовал и провел его в переднюю, где раздалась команда: «Господа офицеры!» – и строй штабных офицеров взял под козырек, а дожидавшийся у входа в гостиную высокого гостя Власов, сложив руки для принятия благословения со словами «Благослови, Владыко!» с наклоненной головой подошел под благословение. И владыко его благословил и поцеловал, а у самого по щекам катились слезы. Не меньше владыки были расстроены и мы. В этот момент из глубины души прорвались годами накопленные обиды и боль за столь трагическую судьбу, постигшую когда-то светлую и радостную родину.

В гостиной генерал представил гостям своих офицеров, а те, приложившись к чудотворной иконе, покинули зал. Оставшись наедине, оба митрополита со Власовым побеседовали часа два и порешили, что Синод с имеющимся в его распоряжении духовенством обслуживает религиозные потребности частей Освободительного движения, а Освободительное движение все возникающие в его частях религиозные и церковные вопросы направляет к представителям Синода. Это положение продолжалось вплоть до трагического конца нашего движения.

После общего обеда и общей беседы оба митрополита отбыли к себе домой. А через некоторое время к Власову приехали эвакуировавшиеся монахи Почаевского монастыря во главе с их игуменом, всего 25 человек, и Власов всех их принял, выслушал и позаботился о них, что по тем временам было не так просто.

В общем, касаясь религиозных вопросов, Власов не раз говорил, что верить или не верить – это дело совести каждого и в этом вопросе никто никого не должен неволить. Тем более что насилие над человеческой волей в корне противоречит христианскому учению. Помимо того, отдавая должное той большой и благородной роли, которую религия и церковь сыграли в жизни нашего народа, он полагал, что, обслуживая духовные запросы народа, в смысле его духовного воспитания и просвещения, церкви не следовало бы снисходить до вмешательства в политические и государственные дела, дабы сохранить свой высокий авторитет в сердцах верующих.

Думаю, что вышеизложенное в достаточной степени говорит об отношении генерала Власова к религии и церкви.

Взаимоотношения генерала A.A. Власова с немцами

Поскольку этот вопрос является одним из очень важных вопросов во власовском деле и чтобы он был яснее и понятнее читателю, прежде чем приступить к изложению темы, позволю себе сделать небольшой экскурс в прошлое.

Как известно, во время минувшей войны официальное лицо Германии было национал-социалистическое, но подлинное политическое лицо германского народа представляло собой настоящий слоеный пирог, над которым довлели паписты. Еще до прихода Гитлера к власти, когда после Первой мировой войны Германия переживала страшный экономический и политический кризис, когда правительства, не будучи в состоянии вывести страну из состояния перманентного голода, менялись одно за другим, не успев еще согреть свои министерские кресла, германская интеллигенция и дворянство относились довольно отрицательно к тогда уже довольно успешно подвизавшемуся Гитлеру. От него отдавало таким же душком, как от коммунистов. И в то же время Национал-социалистическая партия тогда была единственной партией, которая успешно действовала против коммунистов, довлевших над всеми остальными партиями и своим террором доведших страну до хаоса и анархии. И наконец, к 3-му году национал-социалисты по числу депутатов в рейхстаге вышли на первое место и решили захватить власть. У власти было правительство фон Папена (германские националисты). Не побрезгав средствами, нацисты на очередном заседании рейхстага по предварительному сговору проголосовали вместе с коммунистами[29]29
  Утверждение о сговоре не имеет под собой никакого основания.


[Закрыть] и свалили правительство фон Папена, пользовавшегося доверием и благорасположением президента фон Гинденбурга. А следующим кандидатом в премьеры был Гитлер.

Гинденбург пригласил Гитлера к себе, но принял его стоя и руки ему не подал, однако заявил, что ему, Гитлеру, принадлежит право формировать новое правительство. На это Гитлер ответил, что он с благодарностью принял бы предложение, если бы «мой фельдмаршал был бы ко мне так же добр, как к моему предшественнику». Гинденбург ответил отказом, и Гитлер, отказавшись от формирования правительства, покинул президента. Следующим кандидатом для формирования нового правительства был лидер коммунистов Тельман. Гинденбург не торопился пригласить его. А время шло, все сроки прошли, и страной продолжало править неправомочное правительство фон Папена. В то же время обнадеженные заманчивыми перспективами коммунисты каждый день маршировали по улицам Берлина, потрясая кулаками и грозясь залить Курфюрстендамм кровью. А по ночам то здесь, то там приканчивали своих политических врагов и одиночных полицейских (в северо-восточной и восточной частях города по ночам полицейские ходили по улицам только группами).

Над Берлином нависла коммунистическая угроза, население чувствовало себя обреченным, и ждать помощи было не от кого. В это тяжелое время в дело вмешался отставленный канцлер фон Папен. Он уговорил Гинденбурга согласиться на формирование Гитлером коалиционного правительства из национал-социалистов и германских националистов. Гинденбургу пришлось второй раз пригласить Гитлера и на этот раз принять его с соблюдением ритуала. Таким образом, кризис минул, и страна успокоилась. Однако через короткое время нацисты выкинули из правительства германских националистов во главе с Гугенбергом и остались управлять одни. Тут они дали полную волю себе по отношению к коммунистам. Двумя ночными облавами арестовали всех их вождей во главе с Тельманом и обезоружили их фланги. И очень скоро обезглавленная, обезоруженная и запрещенная партия коммунистов растаяла и остатки ее ушли в подполье. Вслед за этим Гитлер ввел ряд социально-экономических реформ и вывел страну из состояния перманентного голода и нищеты, в связи с чем его авторитет в народе укрепился. В то же время интеллигенция и дворянство вынуждены были подчиниться власти Гитлера в силу обстоятельств, продолжая оставаться внутренней пассивной оппозицией. Грубые и аморальные мероприятия Гитлера и его людей оскорбляли культуру, историю и доброе имя немцев. Это чувство тлело все время и стало давать себя чувствовать во время войны, когда наступили тяжелые испытания и Гитлер вовлек Германию на путь больших авантюр.

В связи с вышеизложенным трудно сказать, с какими взглядами на происходившее и с какими планами на будущее германский генералитет вступил в войну против Советского Союза, но ко времени пленения генерала Власова настроения ведущей части командного состава сильно расходились с генеральной линией партийцев. И это стало особенно заметно после того, как фельдмаршал Браухич предложил фюреру в 1941 году остановить наступление армии и перезимовать на линии Днепра, а фюрер приказал продолжать молниеносную войну, надеясь несколькими мощными ударами сломать хребет Красной Армии (его точные слова) и принудить правительство Сталина просить мира. Эта размолвка привела к тому, что 21 декабря 1941 года Гитлер объявил себя Главнокомандующим. А в результате этого – зимнее наступление на Москву, которое привело к серьезному разгрому немцев и потере ими большого процента техники. (Зимняя кампания обошлась немцам в один миллион обмороженных солдат и офицеров.) С этого момента германский генералитет насторожился, стало ясно, что Гитлер со своими дикими планами и экспансивным характером на посту Главнокомандующего погубит армию и надо искать выход из создавшегося положения. Иначе говоря, в действующей армии между партийным возглавлением и генералитетом образовалась трещина, и командиры частей там, где приказ фюрера шел в разрыв с необходимостью, саботировали его (например, приказ об отправке русских добровольческих частей на западный фронт или увольнении русских переводчиков из полосы восточного фронта). Взаимоотношения стали заметно натянутыми.

Здесь я позволю себе привести один маленький характерный пример того времени. В ноябре 1941 года наша комиссия по распределению военнопленных по специальностям в Зедлице (Польша) остановилась в гостинице для проезжающих немецких офицеров. Утром, перед уходом на работу, мы зашли в столовую позавтракать. Столовая была пуста, и только за одним столом завтракал какой-то армейский генерал со своим адъютантом. Войдя в комнату, мы хором произнесли положенное тогда приветствие: «Хейль Гитлер!» Генерал повернулся к нам и внушительно ответил: «Гутморген!» Это нас поразило, и, заняв места за двумя соседними столами, мы с нетерпением ждали прихода нашего председателя, ярого нациста, к которому очень подходила кличка «золотой фазан». Вслед за нами пришел и он и, задрав руку вверх, выкрикнул: «Хейль Гитлер!» – и генерал подчеркнуто ответил снова: «Гутморген». Наш «золотой фазан» съежился и подошел к нашему столу смущенным.

Что заставило тогда этого генерала пойти на такую явную демонстрацию, которая по тем временам могла ему стоить не только карьеры, но и жизни?

Я позволил себе сделать это отступление в связи с тем, что, говоря о взаимоотношениях генерала Власова с немцами, нужно обязательно указать – с какими немцами, ибо ко времени пленения Власова правящая элита немцев уже молчаливо составляла два различных лагеря.

Как известно, нацисты пошли на войну с Советским Союзом с определенной целью – обеспечить свой рейх жизненным пространством за счет Советского Союза. Этой своей затее они приносили в жертву все остальное, во имя ее осуществления не брезгали любыми мерами воздействия, как и не останавливались перед любым препятствием. Отсюда вытекало и все остальное. На Западе немцы-победители точно извинялись перед побежденными и всячески шли им навстречу. На Востоке – молниеносная война, помимо ее сокрушительных свойств, дополнялась еще целым арсеналом нацистских измышлений, оскорблявших национальное чувство восточных народов и ставивших их существование вообще на карту. Додумались до того, что Советский Союз стали представлять как некое пространство (Остланд), заселенное какими-то полудикими восточными народами – унтерменшами, пользующимися этой территорией не по праву, а потому эти восточные пространства должны быть заняты культурной германской расой (культуртрегерами), которая использует их и организует жизнь туземцев. На этих просторах немцы должны быть не только победителями, но и повелителями.

Трудно сказать, говорило ли тогда устами Гитлера буйное помешательство или же мания величия шизофреника. Но говорилась эта галиматья открыто, серьезно и во всеуслышание. И в этих своих словах и планах Гитлер был последовательным. Начав свой поход на Восток, он никаким русским не позволял коснуться дел Востока. Даже там, где без русских нельзя было обойтись, им позволено было быть только в качестве подсобной силы. Мало того, для фронтовых частей и военной администрации, ехавшей на Восток, была выработана специальная инструкция, как вести себя по отношению к местному населению. Согласно этой инструкции, немцы должны были относиться к местному населению свысока, как победители и повелители, от которых зависели и жизнь и смерть побежденных, а побежденные не смеют возражать своим повелителям, они должны повиноваться во всем. Эта инструкция разбрасывалась по вагонам поездов, шедших на Восток. И в этом духе действовали партийцы, в особенности гебитскомиссары (начальники областей) и пристроившиеся к ним местные коммунисты, относившиеся к людям еще хуже немцев (в окрестностях Пскова был один такой тип, который в деревнях драл плетью мужчин и женщин, приговаривая: «Не хотели советской плетки, получайте немецкую»). Немецкое начальство держало такого негодяя и горой стояло за него, пока в это дело не вмешалась РОА.

Как было упомянуто выше, на Востоке нацистские мероприятия проводились главным образом гебитскомиссарами, и таковых готовили специально, они должны были пройти курс специальной политической школы. Подбирались кандидаты из партийцев не по признаку подготовленности справиться со своей ответственной должностью, каковой является управление областью, да еще во время войны, а по признаку преданности партии и ее идеям. Кандидатов в школе основательно натаскивали по нацистским изуверствам, после чего давали им назначения и штат помощников, с которыми они выезжали на место. А на низовых должностях, для практической работы комиссар набирал служащих из местного населения. (В комиссариатах на низовых вспомогательных должностях работали в значительном большинстве оставленные для тыловой работы коммунисты, и они терроризировали население хуже немцев.) Однако со временем оказалось перепроизводство гебитскомиссаров. Люди оканчивали школу, а вотчины их еще не были завоеваны, и таковые должны были временно поступить на административную работу на оккупированной зоне и ждать вызова.

Одна из таких школ помещалась в старом гнезде тевтонских рыцарей – в Мариенбурге. Там готовили нацисты своих янычар с психологией наших чекистов. Но иногда и у них бывали срывы. Так, например, во время лекции одна немка, бывавшая раньше в России и говорившая по-русски, не выдержала и со словами: «Я больше не в состоянии выслушивать такие глупости», – покинула аудиторию. Другой случай – русский немец окончил курс школы, и дали ему назначение в одну из центральных областей России, но тот попросил дать ему место где-нибудь на окраине, чтобы смог вовремя удрать. Конечно, оба были изгнаны и из школы и из партии.

В общем, гебитскомиссары в тылу фронтовой зоны были самыми отвратительными после фельджандармерии, которые пререканий не терпели, убивали людей, как мух. И фронтовые части предпочитали с ними не иметь дела, они были в состоянии нагадить и своим.

В связи с такой постановкой дела в 1942 году, когда генерал Власов попал в плен и определенные круги германского генералитета связали его имя с возможной русской освободительной акцией на стороне Германии, Гитлер не только в категорической форме отклонил такую возможность, но и возненавидел самого Власова, хотя тот себя еще ничем не проявил. Этого своего отрицательного отношения он не изменил до конца своих дней. Как потом выяснилось, его сильно раздражали всякие попытки со стороны его генералов протащить идею русской освободительной борьбы, и он грозился по адресу таковых серьезными репрессиями. В этом отношении его начальник штаба, фельдмаршал Кейтель не отставал от своего шефа.

Однако и Власов после своего пленения, чем больше присматривался к нацистам, тем враждебнее относился к ним. Он вообще нацистов терпеть не мог и считал их выучениками коммунистов, но далеко отстающими от своих учителей. Коммунистов он считал коварнее и опаснее, у них большая школа, и они прекрасно организованы. Что касается Гитлера и его окружения, то он их определял как людей случайных, выброшенных на поверхность взбушевавшейся германской народной стихией, доведенной в свое время до голода и нищеты, грозившей тогда затопить страну в анархии и хаосе. Тогда они оказались на месте, но вообразили себя солью земли и делают глупость за глупостью, а теперь зашли так далеко, что уже ничто их спасти не может. Разве не показатель грубой ошибки то, что в самое тяжелое время Гитлер снимает с главнокомандования опытного и испытанного в боях фельдмаршала и занимает сам его место, не имея никакого представления ни о военной науке, ни о вождении армий? Не менее критически относился Власов и к расовой теории Гитлера. Его не задевала теория сама по себе, поскольку он считал, что на земле все народы достаточно поперсмешались между собою и немцы в центре Европы в этом отношении не составляют исключения. Он говорил об этой выдумке с иронией, но вред этой теории усматривал в совращении неопытной, не искушенной жизнью молодежи, как и в развязывании рук всевозможным проходимцам, которые творят над беззащитными людьми все, что им в голову придет, все дозволено.

Короче говоря, до середины ноября 1944 года между Власовым и нацистскими кругами никакой связи не было и быть не могло. Говоря о Гитлере и его окружении, Власов часто останавливался на роли его ближайших помощников – фельдмаршала Кейтеля, фельдмаршала Цейтлера, генерал-полковника Йодля. Эти военные высокого ранга, говорил он, не могут не видеть, что Гитлер ведет армию к катастрофе, что он ее перегрузил, и тем не менее они не только слепо ему повинуются, но и потакают ему в его безумствах. Они виноваты перед Германией, Россией и всем человечеством больше, чем Гитлер, Гиммлер и Розенберг, которые творят свои безумства по невежеству. Хотя бы обратили внимание на то, что делает Сталин; в то время как они всю тяжесть войны свалили на плечи армии и стараются одержать верх при помощи грубой силы, Сталин, их противник, не только протянул руку своим потенциальным врагам – капиталистам и пользуется их материальной поддержкой, но вынес из архивов им же упраздненных национальных героев старой, дореволюционной России и прикрывается их тенью, разрешил открыть им же ограбленные и закрытые церкви и монастыри, а для будущей вассальной Германии усиленно готовит в Москве кадры коммунистического правительства. Точно эти люди ослеплены и не видят, что продолжают держаться уже давно проигранных позиций.

И тем не менее Власов был уверен, что неотвратимый ход предстоящих военных событий продиктует и Гитлеру отказаться от своих безумных восточных планов, чтобы не погубить всю Германию.

Но наряду с партийной элитой, захватившей ключевые позиции в стране и диктовавшей свою волю германскому народу, как было указано выше, во всех областях жизни народа были здравомыслящие люди, занимавшие ответственные посты и понимавшие подлинно тяжелое положение своей страны и искавшие пути ее спасения. На таковых громкие обещания фюрера вроде следующего: «Сталинград будет взят, когда я прикажу!» – уже не звучали убедительно. Факты говорили о том, что успехи германской армии на Востоке уже кончились. Гитлер окружил Германию одними только врагами, и рассчитывать не на кого. Единственный союзник Гитлера, Муссолини, сам нуждается в помощи, чтобы не сдаться. Что касается другого союзника – Японии, то у нес свой путь. Япония для Германии – только моральный союзник. Во время войны в Берлине японский посол защищал в Германии интересы Советского Союза и всячески старался услужить советской власти, чтобы не ухудшить отношения между Советским Союзом и Японией. Так, например, когда в 1944 году в Праге состоялось обнародование Манифеста КОНРа, японский посол в германском Министерстве иностранных дел стукнул кулаком по столу, выразив таким образом свой протест против разрешения немцами этого акта. Но вся его добросовестность не помогла, и после капитуляции Германии Сталин в спешном порядке перебросил свои войска против японцев.

Возвращаясь к вышеупомянутым оппозиционным кругам германской общественности, нужно заметить, что с первого же дня появления генерала Власова в германском плену оппозиционеры отнеслись к нему благосклонно. Когда только что плененного Власова привели к командовавшему 18-й германской армией генералу Линдеманну, тот встретил Власова, как боевого товарища, тепло и приветливо, и эти их дружелюбные отношения сохранились до конца войны. При этом нужно заметить, что не только Линдеманну, но и остальному старшему командному составу Власов был известен как незаурядный советский генерал. Вот почему, когда Власов, еще сидя в лагере, сделал немецкому главнокомандованию письменное предложение формировать в оккупированной зоне русское союзное правительство со своей освободительной армией, в действующей армии целый ряд ответственных немецких командиров живо откликнулись на это предложение и стали обсуждать его между собою. И, несмотря на то что главнокомандующий предложение генерала Власова оставил без ответа, закулисная межведомственная связь заработала полным ходом.

Тут я должен сделать небольшое отступление. Трудно сказать, чем руководствовались германские оппозиционеры, работая за спиной Гитлера против его планов и мероприятий. Руководствовались ли они моральными соображениями, обвиняя Гитлера в аморальных и жестоких мероприятиях, позорящих доброе имя немцев и их страны, или руководствовались политическими соображениями, считая гитлеровскую политику утопической, или же руководствовались стратегическими соображениями, видя гибельность гитлеровских военных планов? Думаю, что эта оппозиция, со временем развернувшаяся в целое течение, в которое входила почти вся элита немецкого общества, начиная с фельдмаршалов, генералов и полковников всех родов оружия и кончая лицами из дипломатического корпуса и финансового мира, руководствовалась всеми вышеупомянутыми соображениями, и цель была одна: избавиться от Гитлера и спасти свою страну и честь своего народа. В Берлине несколько смелых священников в своих проповедях открыто с амвона обличали аморальные поступки нацистов и, конечно, поплатились за это своей жизнью.

Эта элита относилась к России, и Власову в частности, доброжелательно, и ее чаяния вполне совпадали с желаниями и стремлениями русских патриотов. Немцы старались спасти свою страну от разгрома, а русские старались спасти свою страну и от Гитлера, и от Сталина. Власов не раз это подчеркивал, когда говорил: мы с немцами – два соседних народа и для блага наших народов должны искать правильные пути содружества, другого пути нормального сосуществования нет. Если у кого-нибудь из вас в доме возникнет пожар, другому не только во имя моральных соображений, а во имя собственной безопасности нужно помочь соседу потушить пожар, пока его собственный дом не загорелся. Во имя этого мы протягиваем немцам руку искренне, не держа камня за пазухой, но и немцы должны понять, что без нас они тоже погибнут, таков неотвратимый ход событий. При этом долг велит подчеркнуть, что вышеупомянутые немецкие друзья вполне искренне и жертвенно в условиях нацизма старались и делали все, что могли, чтобы помочь Власову осуществить его идею создать освободительную армию. Мало того, в обстановке германской действительности того времени группа немецкой общественности, сочувственно относившаяся к идее русской освободительной борьбы, не составляла исключения. Если власть имевшие были зверьми и причиняли много горя и страдания ни в чем не повинным русским военнопленным и рабочим с Востока, то широкие слои германского народа открыто осуждали зверские и аморальные поступки своих соотечественников – нацистов и, подставляя свою жизнь под удар, шли с ними на разрыв. Сколько священников, профессоров и врачей пошли на открытое осуждение нацистских деяний и потом оказывались в подвалах гестапо и в концлагерях рядом с иностранцами и разделили их судьбу. Ведь недаром в связи с покушением на жизнь Гитлера были расстреляны около двух тысяч элиты германского народа, главным образом лица из старшего командного состава. Положа руку на сердце и не кривя душой, определенно можно сказать, что все немцы, которые были далеки от нацистской одержимости и боялись за судьбу своей страны, все сочувственно относились к идее создания русского освободительного движения вместе с немцами, лишь бы к ним не пришли большевики.