Текст книги "Взорванные лабиринты"
Автор книги: Константин Фарниев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
– Они сами садились или их сажали в фургон?
Госпожа Рэктон опешила. Вопрос прозвучал бесцеремонно, почти грубо.
– Простите, – спохватился Яви. – Все полицейские грубияны. Профессионализм, ничего не поделаешь. Но это очень важно. Как вам показалось, охотно они садились в фургон или неохотно?
– Как вам сказать, – протянула госпожа Рэктон. – Мне показалось, что высокий полицейский слегка подталкивал господина профессора, как бы торопя его.
– Ничего себе – подталкивал, – вступил в разговор господин Рэктон. – Я же еще сказал тебе: «Смотри, Му-ри, как бесцеремонно они обращаются с профессором». Забыла?
– Да, действительно, муж заметил это.
– Было уже светло?
– Нет, только рассветало. Но мы следим, чтобы лампочка у подъезда всегда горела. Окраина города – глухота. Всякое может быть.
– Кому было известно, что вы вернетесь в ночь на 3 января?
– Никому. Мы не собирались так скоро возвращаться, но обстоятельства…
– Вы ясно видели полицейских? – перебил инспектор господина Рэктона.
– Как вас, – быстро ответила его жена. – Высокий полицейский так и вертел головой. Мне он показался старшим. Было в нем что-то начальственное.
Инспектор подошел к окну, посмотрел на улицу. Участок тротуара перед подъездом дома был виден как на ладони.
– Вы оба смотрели?
– Да, – ответил муж.
– Вас не могли заметить?
– Нет. Мы смотрели в щель между портьерами. – Как вели себя остальные полицейские?
– Они все время стояли к нам спиной.
– Никаких особых примет у полицейских и в фургоне не заметили?
– Мы уже говорили господину Муттону, что старший был очень высок, – метра два, а то и больше, а фургон… Обычный полицейский фургон.
– И долго они стояли на улице?
– Секунд… тридцать, – ответил муж. – Я проснулся, когда было уже почти шесть. А когда они отъехали, часы начали бить шесть.
– Вы хорошо запомнили машину?
– Не очень – она была закрыта от нас людьми. Обыкновенный полицейский фургон.
– Как выглядели профессор Фэтон и доктор Нейман?
– Они все время стояли к нам спиной. Правда, профессор на миг оглянулся. Лицо его было уже побрито.
– Вы проснулись от звука автомобильного мотора?
– Нет. Мотор фургона, кстати, работал почти бесшумно… Я это отметил про себя, когда они уезжали.
– Не заметили, была у кого-нибудь из них поклажа?
– Да, – ответил Рэктон. – Профессор Фэтон держал в руках какую-то картонку, бережно прижимая ее к груди.
– Больше ни у кого не видели поклажи?
– Нет. Могу повторить это под присягой.
– У вас никто не спрашивал о профессоре и его друге, кроме репортеров?
– Спрашивали. Минут через десять к подъезду подкатила малолитражка. – Госпожа Рэктон улыбнулась. – Очень симпатичный молодой человек долго звонил.
– Он не обращался к вам?
– Я сама вышла и сказала юноше, что профессора арестовала полиция. Мне стало его жаль.
– Он очень огорчился?
– Он чуть не заплакал на моих глазах.
– Номер машины не заметили?
– Даже записала. Минуточку, господин инспектор.
Госпожа Рэктон ушла в другую комнату и вернулась с записной книжкой.
– Она у меня молодец, – заметил муж. – Ничего не упустит.
– Вот он – ДНК 138. Малолитражка фирмы «Чепрэ и Чепрэ».
– Опишите, пожалуйста, подробнее внешность высокого полицейского и молодого человека.
Госпожа Рэктон, то и дело закатывая к потолку глаза, подробно описала того и другого.
– Вы ничего не упустили? Может, вы слышали чьи-то голоса?
– Нет. Обо всем этом я уже рассказывала господину Муттону.
– Ничего не поделаешь – такая служба: вам рассказывать, нам слушать. А не было особых примет в фургоне, у полицейских?
– Нет, – пожал плечами Рэктон, – Мури сказала все. Вы меня простите, – поднялся он. – Мне пора на службу.
Инспектор еще около получаса слушал госпожу Рэктон, изредка делая в своей записной книжке пометки. Просто удивительно, как много она знала о привычках профессора и как мало о его окружении. Наконец, Яви попрощался с ней и поехал в отель, где ему был заказан номер. Осмотр квартиры Фэтона он решил отложить на вечер. Пока следовало хорошо осмыслить ситуацию.
О существовании аппарата профессора Фэтона мир узнал второго января в 20 часов. Налет на квартиру был совершен в шесть часов утра третьего января. Следовательно, для организации и осуществления налета преступники имели десять часов. Если они местные, то могли не торопиться. Сработали они грубо, бездарно, почти в открытую. Значит, у них все-таки не было времени для подготовки. В любом случае, будь они здешние или нет, фургоном они могли разжиться только в полиции. Ведь ни один человек в стране не имеет и не имел в частном пользовании полицейского фургона.
В вестибюле отеля Яви ждал посыльный от Муттона. Пришлось ехать в комиссариат. Муттон доложил, что полиция провела в городе широкий опрос населения. Никто не опознал главаря похитителей. С особой пристрастностью были опрошены жители квартала, вблизи которого жил профессор Фэтон. Никто из них не видел полицейского фургона сегодня рано утром и не слышал звука автомобильного мотора.
Инспектор коротко поблагодарил комиссара и опять заперся в своем кабинете. Нужно было еще раз внимательно изучить рапорты, которые поступали от полицейских патрулей в ночь со второго на третье января. Сверяя рапорты с маршрутами движения патрульных машин, инспектор убеждался, что они соответствуют маршрутам и по времени, и пo месту их подачи. Офицеры, начальники патрулей почти слово в слово подтвердили содержание своих рапортов. Ни один фургон не отклонялся от заданного маршрута и не задерживался сверх положенного времени ни на минуту. В момент похищения профессора все они находились в отдалении от его дома. Последним комиссар вызвал начальника гаража. Тот явился с журналом регистрации времени выезда и возвращения в гараж полицейских фургонов. В ту ночь капитану самому пришлось вести записи в журнале и дежурить в гараже, так как сержант, занаряженный на ночную вахту в гараж, был по приказу комиссара привлечен к работе одного из патрулей. С половины шестого и до восьми часов утра в городе оставалось пять полицейских фургонов. Это подтверждается радиодонесениями. С вечера в городе дежурило несколько фургонов военной полиции, но в три часа ночи все они были отозваны в поселок Гри, где произошла драка между солдатами расквартированной там роты. Капитан говорил спокойно, обстоятельно, четко формулируя каждое предложение. Инспектору он понравился. Капитану было лет тридцать пять. Инспектор знал, что в начальники гаражей офицеры полиции уходили иногда перед выходом на пенсию. Должность спокойная и довольно денежная. Странно, что такой молодой, и по всей вероятности, толковый офицер попал в начальники гаража.
Отпустив капитана, инспектор для очистки совести опросил 15 полицейских, бывших в составе патрулей и дежуривших в городе в ночь со второго на третье января. Ничего добавить к уже известному они не могли.
К четырем часам дня Яви почувствовал, что здорово устал. Если судить по полученным данным, то участие в деле линского полицейского фургона исключалось.
В дверь постучали. Шэттон Дюк спокойно вошел в кабинет, поздоровался.
– Садитесь, молодой человек.
Дюк сел.
– Я инспектор Яви, особо уполномоченный по расследованию обстоятельств исчезновения профессора Фэтона, доктора Неймана и аппарата. Вы лично знали профессора?
– Да.
– Откуда?
Дюк помолчал. Столичный инспектор вызвал в нем опасение. Кто знает, что это за человек и стоит ли быть с ним откровенным.
– Вы обязаны отвечать на мои вопросы хотя бы потому, что сегодня утром вы тоже интересовались профессором. Мне кажется, вы не менее моего заинтересованы в его благополучии.
– Дело в том, что наша встреча произошла при не совсем обычных обстоятельствах. Вы знаете, какие драматические события происходили здесь?
– Мне это известно, господин Дюк.
Яви опустил глаза на чистый лист бумаги, лежавший перед ним.
– То, что вы называете драматическими событиями, – поднял он глаза, – есть политика, которая не имеет никакого отношения к делу, к моему делу, – уточнил Яви. – Я обязан найти профессора Фэтона, доктора Неймана и аппарат. И еще я обязан установить, задержать и отдать в руки правосудия преступников. Что вы можете сказать по сути дела?
Дюк с плохо скрытой неприязнью посмотрел на инспектора. «Сухарь, – подумал он. – Все они одинаковы, полицейские ищейки.»
– Что именно вы хотите узнать от меня? – спросил он.
– Когда вы в последний раз видели профессора Фэтона и его аппарат?
– Вчера в начале двенадцатого ночи. Вам, видимо, известно, что я привез профессора домой после заседания?
Инспектор кивнул.
– И сегодня утром вы стучались к нему.
– Верно. Я приехал справиться о его здоровье.
Инспектор нахмурился. Тон разговора ему не нравился. Где-то он ошибся и восстановил парня против себя.
– Господин Дюк, – стараясь говорить мягче, стал объяснять инспектор. – Я мог бы отказаться от этого дела, поскольку вот уже три года нахожусь на пенсии. Но взялся, потому что… Не могу сказать, почему именно. Оно привлекло, быть может, своей громкостью. Суть не в этом. Мне кажется, наш разговор идет не в том направлении и не в том тоне. Вы единственный человек, который последний говорил с профессором вчера вечером. Может, он вам что-нибудь сказал, выразил какоето опасение, поделился какой-то тревогой? Не думаю, чтобы вы меньше моего были заинтересованы в его безопасности. Ведь так?
– Это так, – ответил Дюк. Сейчас инспектор казался ему уже более симпатичным. Шэттон вообще был очень отзывчив на искренность. В инспекторе изменился не только голос, но и лицо, особенно выражение глаз. В них затеплился огонек чисто человеческого интереса к собеседнику.
– Вчера я привез его домой и, не заходя в дом, попрощался. Вот, пожалуй, и все. Чувствовал он себя не очень хорошо, и поэтому сегодня утром я решил заехать к нему справиться о здоровье.
– Когда он зашел домой, аппарат был при нем?
– Конечно. Весь вечер он не выпускал его из рук.
– Обратите внимание: похитили не только аппарат, изобретателя, но и доктора Неймана. Не кажется вам это странным?
Дюк промолчал.
– Могли это сделать, например, Пришельцы? – вопрос Яви задал больше себе, чем Дюку. По крайней мере тек он прозвучал.
– Да нет же! – воскликнул Шэттон. – Они уже были у него, знакомились с аппаратом. Я вполне допускаю, что сотворил это комиссар Муттон по чьей-то указке, конечно. Господин Муттон тесно связан с местным бизнесом. А Фзтон и его аппарат – большой бизнес.
– В каком смысле? – живо спросил инспектор.
– В определенном. Ведь Фэтон, изобретая аппарат, сделал, надо полагать, немало ценных открытий в области теории и практики прикладной электроники. Вы можете познакомиться с его выступлением на заседании Ученой комиссии.
– Уже познакомился, – заметил Яви. – Правда, я почти ничего не понял, но ваша мысль о бизнесе не лишена оснований. Мне бы очень хотелось встретиться с профессором Гинсом, – без всякого перехода заметил инспектор. – Как он сейчас себя чувствует?
– Не блестяще, конечно, господин инспектор.
– Благодарю вас, господин Дюк, – поднялся инспектор, – за… достаточно откровенный разговор. Позже я созвонюсь с профессором Гинсом и, думаю, мы с ним встретимся. До свидания, господин Дюк.
В коридоре Дюк несколько замедлил шаг. Высокий чистый лоб Шэттона прорезала глубокая вертикальная морщина. В инспекторе было нечто отличавшее его от стереотипа полицейской ищейки.
Садясь в машину, Дюк невольно оглянулся на окно кабинета инспектора. Что-то мешало Шэттону быть довольным состоявшимся разговором.
Яви проводил взглядом машину Дюка и вернулся к столу. Парень знает больше, чем сказал, если не по сути дела, то о Фэтоне наверняка. Инспектор взял со стола записную книжку и, не садясь, сделал в ней пометку.
Мысль о причастности к делу Пришельцев инспектор отбросил окончательно, хотя в ней и было рациональное зерно. Почему бы Пришельцам, в самом деле, не похитить профессора и доктора с тем, чтобы доставить их на свою планету, как представителей землян. И почему бы им не использовать камуфляж «под полицейских», чтобы на всякий случай отвести от себя подозрения. Такую вероятность усиленно муссировали газеты. Но как человек, за долгие годы работы в полиции привыкший к тому, что преступления совершаются людьми, Яви не мог всерьез принять версию газетчиков. Преступление совершили люди, непременно преследуя определенные корыстные цели.
Яви подумал: нужно как следует изучить отчет о вчерашнем заседании Ученой комиссии. Полицейские агенты, присутствовавшие в зале, добросовестно зафиксировали все, что там происходило. Слава богу, они не обошли вниманием и профессора Фэтона.
Инспектор открыл папку с отчетом. Почти ко всем страницам были пришпилены фотографии небольших размеров. Яви отобрал те, где был зафиксирован Фэтон и разложил на столе: Фэтон на трибуне, в компании профессора Гинса и Шэттона Дюка, потом те же и профессор Крок Суни; затем Фэтон, идущий вслед за коляской Гинса, которую толкает Дюк, Фэтон, пожимающий уже на улице руку Гинсу, и Фэтон, садящийся в машину Дюка.
Инспектор отобрал несколько. Остальные отодвинул на край стола. Со стороны он был похож на человека, раскладывающего пасьянс.
Разложив фотографии в ряд, Яви откинулся на спинку стула. Что могут ему дать эти снимки? Достаточно много. Хорошо, что инструкция обязывает полицию не оставлять без внимания ни одного массового мероприятия. Иначе этот болван Муттон ни за что не додумался бы послать на заседание агентов, как не додумался взять под охрану квартиру профессора. Идиот!
Губы инспектора шевельнулись, как если бы он произнес это слово вслух, глаза стали колючими и злыми. Отпустить изобретателя без охраны и даже без сопровождения полицейского агента. Да только за это комиссара нужно гнать из полиции самой грязной метлой, какая найдется в городе! Но черта с два его прогонишь! Это умные люди на таких постах в полиции долго не удерживаются.
Инспектор чуть приметно передернул плечами. Кажется, он отвлекся. Последнее время его все чаще и чаще одолевало критиканское настроение. В такие моменты он испытывал глухое недовольство собой, потому что критиканство его обращалось в конечном итоге против него же. Приходили пугающие мысли о том, что он, в сущности, напрасно прожил жизнь, пожертвовав ее служению ложным идеалам и никчемным целям.
Яви поморщился. К черту сентименты! Раз взялся за дело, нужно доводить его до конца. Глаза его обратились к фотографиям. Он чуть пригнулся к столу. Казалось, тонкий с едва приметной горбинкой нос его стал вдруг длиннее, тоже потянувшись к снимкам.
Интересно, что шептал профессор Гинс прямо в ухо Фэтону? Ничего особенного, надо полагать. Просто Гинс, как человек достаточно воспитанный, не мог позволить себе громкого разговора, который мешал бы окружающим. Ясно одно: из всех присутствовавших в зале Гинс и его студент были для профессора наиболее близкими или приятными людьми. В их число, пожалуй, можно включить и профессора Суни. Уж очень тепло улыбался ему Фэтон.
С Дюком откровенного разговора, к сожалению, не получилось. Надо чтобы он обязательно получился с профессором Гинсом. По крайней мере, Гинс знает истинную научную ценность аппарата.
Инспектор аккуратно сложил все фотографии и положил их в ящик стола. Потом через дежурного вызвал комиссара Муттона. Комиссар явился минут через десять.
– Присаживайтесь, комиссар, – кивнул он на стул.
Муттон вяло прошел к столу, помедлив сел. Роль мальчика на побегушках у столичного детектива вызывала в нем глухое раздражение. При высоком росте и нормальной полноте комиссар, однако, не производил впечатления физически сильного человека. Казалось, природа истратила все отпущенные для него силы на то, чтобы вытянуть его вверх. Слишком узкие бедра и плечи Муттона сразу бросались в глаза. Голова, большая, чуть сплющенная книзу, словно бы сгибала Муттона под своей тяжестью.
Но самым запоминающимся в нем было лицо. Широкий подбородок, толстые слегка вывернутые губы, полные щеки с густыми бакенбардами, большие круглые глаза и бугристый лоб.
Вытянув вперед прямые, как палки, ноги, Муттон скучающе смотрел вбок от инспектора, в окно, выжидая, когда тот соизволит заговорить.
Яви намеренно затягивал паузу, делая вид, что углублен в отчет. Нужно было сразу поставить комиссара на место, дабы в будущем не возникало никаких недоразумений.
– Вы получили телетайпное сообщение от комиссара Снайда? – нарушил, наконец, тишину инспектор.
Муттон вздрогнул и резко подобрал ноги. Фамилия главного комиссара полиции подействовала на него, как щелчок хлыста на дрессируемого животного.
– Пока нет, – ответил комиссар. Голос у него был грубый и без всяких интонаций.
– Вы в соответствии с приказом Снайда поступаете в мое полное распоряжение, – намеренно суровым тоном сообщил Яви. – И поэтому, пожалуйста, без всяких претензий.
Инспектор прямо посмотрел в лицо Муттона. Тот было недовольно повел плечами, но, спохватившись, вернул их в прежнее положение.
– Приказ еще не получен, господин инспектор. – Муттон скроил нечто похожее на улыбку, и на всем лице самыми заметными стали зубы, длинные и плоские. – Кроме того, господин инспектор, нужно учитывать и то, что я по горло занят обычными делами комиссариата. Работы с каждым днем становится все больше и больше.
– Что вы имеете в виду? – недовольно спросил инспектор.
– Я имею в виду нашу обычную работу: уголовщину. Нам приходится заниматься массой дел по ограблению квартир и продовольственных складов, которые имели место в последний период. Население продолжает оставаться в состоянии крайней политической активности. Комитет общественного спасения формально не распущен и по-прежнему остается в городе центром притяжения оппозиционных нашему правопорядку политических сил.
Муттон оторвал взгляд от носков своих форменных ботинок и уперся им в руки инспектора, лежавшие на столе.
– Глава комитета – профессор Гинс, – продолжал Муттон, – довольно сложная политическая фигура.
– Вот как! – воскликнул инспектор. – В чем выражается сложность?
Взгляд Муттона снова упал вниз. Он уже сожалел, что затеял разговор о Гинсе. Какое дело инспектору до его забот!
– Его действия трудно программировать. Мне до сих пор не ясна его политическая платформа. Одно известно: профессор способен на любую крайность, что он и доказал в присутствии Президента. Не могу простить себе, что разрешил своим людям пропустить его в зал заседания.
– Вы имели по этому поводу крупные неприятности? – спросил Яви.
Муттон впервые посмотрел в глаза инспектора.
– Я уже привык к ним.
– Понятно, господин комиссар. Я буду входить в ваше трудное положение и особенно не загружать лично вас работой по своему делу. Надеюсь, вы разослали по комиссариатам фотографии похищенных и аппарата?
– Это сделано.
– Прекрасно. Мне необходимо познакомиться с личными делами всех ваших работников и с досье, которыми располагает политический отдел вашего комиссариата.
– Мы располагаем досье на всех более или менее заметных граждан нашего города.
– Прекрасно. Мне нужен допуск к ним.
– Допуск будет, господин инспектор.
Муттон вскочил. По всему было видно, что разговор с инспектором тяготит его, и он не чаял поскорее покинуть кабинет.
– Благодарю вас, комиссар. Вы свободны. – усмехнулся Яви.
Муттон неуклюже поклонился и исчез в мгновение ока. Яви не удержался от улыбки. Трудно было ожидать от комиссара такой прыти.
Несколько минут понадобилось, чтобы связаться с комиссаром Снайдом. Инспектор просил, чтобы тот как можно скорее отправил в Лин отчеты о наиболее крупных делах по промышленному шпионажу за последние пять лет, которые проходили через аранскую полицию и через Интерпол, а также о похищении ученых. И еще инспектор выразил желание, чтобы комиссар откомандировал в его распоряжение старшего инспектора Бейта и эксперта Дину Уэбер. Оба они в свое время работали под руководством Яви и считали его своим наставником. Инспектор уже сожалел, что не взял их с собой с самого начала. Работы ожидалось много.
Было уже шесть часов вечера. Время бежало, не принося пока никаких результатов по делу.
Инспектор спустился вниз, где стояла его машина, которую он про себя окрестил «Драконом», хотя в ней не было ничего драконовского. От обычных она отличалась лишь тем, что задняя и передняя части ее были совершенно одинаковыми, а водительское кресло размещалось ближе к середине салона.
Минут через двадцать инспектор уже сидел в студии видеозаписи линской телекомпании и просматривал запись заседания Ученой комиссии, в котором принимал участие профессор Фэтон.
Режиссер работал стандартно, уделяя все внимание трибуне и президиуму. Просмотр не добавил ничего к уже известному, и поэтому инспектор покидал телевидение, сожалея о напрасно потерянном времени.
Он поужинал в небольшом ресторанчике и решил сегодня же приступить к осмотру квартиры потерпевшего.
Изученный протокол предыдущего осмотра свидетельствовал о том, что Муттон и его помощники поработали в квартире обстоятельно, но дальше голой констатации фактов не пошли. Факты же эти вызывали много вопросов, которые инспектор и надеялся разрешить при личном осмотре.
Яви заинтересовало здесь несколько моментов. Софа с неубранной постелью, расположение журнального столика и кресел. Последние почему-то стояли у окна. Если же судить по потертостям на паркете, то столик и кресла должны были стоять в центре комнаты. И еще инспектора смущали следы.
Неубранная постель на софе… Если в доме с первого на второе января был раненый, а это почти доказано, то одному из приятелей в ту ночь пришлось спать на софе, потому что в спальне диван-кровать и кушетка. В гостиной спал Фэтон, ибо Нейман, как доктор, не мог не быть рядом с раненым. В последнюю ночь на кушетке никто не спал. Это очевидно. К моменту возвращения Фэтона с заседания Ученой комиссии постель оставалась на софе, и он, поленившись переносить ее в спальню, улегся в гостиной.
Инспектор отогнул уголок простыни и сел на софу. Без пиджака, с расстегнутым воротом рубашки он имел домашний вид.
Пол затоптан у столика… Фэтон и Нейман дома ходили безусловно в шлепанцах… Они, кстати, лежат в прихожей.
Инспектор пошел в прихожую, где оставил свое пальто, и вернулся с протоколом осмотра. Там так и было записано: «Наибольшее количество следов обнаружено около журнального столика и двух кресел, расположенных рядом с телевизором у окна. Следы свежие и ни один из них не принадлежит похищенным». Дальше шло подробное описание обнаруженных следов: их размеры, особенности. Яви закурил и поискал глазами пепельницу. В гостиной ее не было, и он сходил за ней на кухню. Сел на прежнее место. Курил, не торопясь, длинными затяжками. Взгляд его то останавливался на каких-то предметах, то возвращался уже к просмотренному.
За каким-то чертом похитителей понесло к столику, и он в ту ночь стоял не на своем месте. Возможно, профессор и вчера ждал визита Пришельцев, поэтому постарался все сделать так, как было в ночь их первого прихода.
Инспектор потушил сигарету и встал. Назойливые вопросы сверлили мозг, мешая сосредоточиться. Почему в квартире нет никаких чертежей, вычислений или расчетов, связанных с процессом изобретения аппарата. Не мог же Фэтон все держать в голове! Если в деле замешан бизнес, то…
Яви прошелся к окну и вернулся обратно. Еще когда он впервые прочитал в одной из столичных газет сообщение о похищении в городе Лин, у него мелькнула мысль, что здесь не обошлось без участия дельцов от промышленного шпионажа. И когда комиссар Снайд спрашивал, есть ли у него какая-нибудь версия, она у него уже была. Инспектор почти не сомневался, что профессор Фэтон, доктор Нейман и аппарат стали жертвой мафии, обслуживающей промышленный шпионаж. Если его предположение верно, то похищение профессора и доктора является со стороны преступников необходимым логическим действием. Мафия очень часто похищает не только изобретения, но и самих изобретателей и даже их близких, детей. Потом, пользуясь своими мерзкими методами, они вынуждают попавших в их грязные руки изобретателей за бесценок продавать изобретения фирмам – заказчикам мафии. Глупо было бы оставлять Неймана – прямого свидетеля, еще глупее убивать его и тем самым ожесточать Фэтона. Преступники наверняка знали, что профессор человек несговорчивый и упрямый. Тот, кто посылал их, кто снабдил фургоном и формой, должен был сказать и об этом. Ведь аппарат – не рядовое изобретение.
Инспектор прошел в спальню. Здесь ничто не привлекало его внимания. Диван-кровать, кушетка, платяной шкаф, торшер и потертое кресло. Никто из похитителей даже не переступил порога этой комнаты. Яви глянул на часы и покачал головой. Шел второй час ночи. Мысли, цепляясь друг за друга, уводили инспектора все дальше и дальше от конкретной обстановки.
… Ясно, на столике был аппарат, и поэтому преступники сразу устремились к нему, именно поэтому возле столика так много следов. Но почему же Рэктоны ни у кого не видели аппарата: ни у похитителей, ни у похищенных. Неужели они начали наблюдение уже после того, как кто-то из преступников положил аппарат в фургон. Ведь Рэктоны утверждают, что задняя дверца фургона была открыта. Они видели только картонку в руках Фэтона. Что было в картонке? Почему профессор бережно прижимал ее к груди? Уж не документация ли к аппарату, не менее дорогая для профессора, чем аппарат. Нет, маловероятно, чтобы двое достаточно сильных мужчин без всякой борьбы расстались с такими ценностями. Хотя… Внезапное появление в квартире грабителей могло привести их в шоковое состояние. Но почему тогда аппарат преступники вынесли сами, а картонку с документами, если они в ней были, доверили профессору.
Концы с концами у Яви не сходились. Не такая уж Фэтон овечка, чтобы отдать спокойно и аппарат, и документы к нему. Не мог же он накануне выложить их на столик рядом с аппаратом.
Оставались еще кухня и домашняя лаборатория.
Яви прошел на кухню. Он уже давнр отметил про себя, что профессор и его друг так и не успели позавтракать, а вот побриться Фэтон успел. Только один из похитителей заходил на кухню и то не дальше порога. Видимо, он просто окинул ее взглядом и вышел. Еще одно доказательство, что преступники в квартире ничего не искали – они сразу взяли. Ну что ж: если Фэтон и Нейман не успели позавтракать, то он, Яви, должен поужинать.
Яви принялся готовить кофе. Благо все стояло на виду.
Он любил работать вот так: не спеша, в одиночку. Почему все-таки все и он в том числе считают, что профессор вчера вечером выложил свой аппарат на столик и оставил его включенным, как и в предыдущий раз. Можно быть в этом абсолютно уверенным?
Яви выпил кофе и налил еще. Он вдруг отказал себе в праве дать на вопрос однозначный положительный ответ. Ему помешало смутное ощущение какой-то алогичности. Только сейчас он понял, что версия об оставленном на столике аппарате родилась не в нем самом, а была подсказана ему прессой и комиссаром Муттоном. Он принял ее, потому что именно около столика похитители оставили больше всего своих следов и потому что в квартире они ничего не искали.
Инспектор устроился в кресле и закурил. Теперь его размышления сосредоточились на вопросе: оставил Фэтон аппарат на столике или нет.
… Что давал ему оставленный на столике включенный аппарат? Прежде всего возможность зафиксировать вторичный визит Пришельцев, если бы он состоялся. Пожалуй, это единственный выигрышный момент. Полная уверенность в том, что включенный аппарат станет для Фэтона какой-то гарантией выхода Пришельцев на непосредственный контакт с ним, исключалась. В прошлую ночь они ушли, отказавшись от такого контакта. Конечно, он мог надеяться, что Пришельцы посетят его вторично. И чтобы зафиксировать этот возможный визит, он должен был оставить аппарат включенным. Таков плюс, а каковы минусы. Первое: он раскрыл всему миру секрет существования аппарата, то есть всем стало известно, что в его доме хранится большая ценность.
На заседании Ученой комиссии Фэтон ни разу не выпустил аппарата из рук. Должен он был бояться ограбления? Вне сомнения. И другое: ученый раскрыл всему миру тайну присутствия на планете Пришельцев. Допустимо ли с его стороны предположение, что это может не понравиться Пришельцам? Раз они не раскрыли себя, значит, не были заинтересованы, чтобы знали о их существовании.
Что же получается? Оставленный на столике включенный аппарат давал гарантию фиксации присутствия Пришельцев в квартире. Но с другой стороны, он мог стать легкой добычей грабителей.
Яви окутался облаком табачного дыма. А если на столике не было аппарата, то возникает вопрос, какого черта грабители толклись тут. Им-то нужен был аппарат. Инспектор застыл с поднесенным к пепельнице окурком.
А может не аппарат? Тень сомнения, мелькнувшая ранее, вдруг стала оформляться в определенный вопрос.
Инспектор стал мысленно «прокручивать» ход своих размышлений в обратном порядке. Стоп, начнем отсюда… Профессор и в прошлый вечер выложил включенный аппарат на столик в надежде, что его вновь посетят Пришельцы.
– Черт возьми! – уже вслух воскликнул Яви. – Почему бы им в самом деле не посетить еще профессора. Он первый научно доказал их присутствие на планете. Яви был далеко не лишен фантазии. Мало ли что они хотели? Оставить вымпел, например, или какой-то подарок. Инспектор вскочил и метнулся в гостиную. Став посередине, он окинул ее таким взглядом, будто все здесь видел впервые.
Рэктоны ни у кого не заметили ничего похожего на аппарат. У профессора была картонка. Что было в картонке?
Инспектор уже обрел присущее ему хладнокровие. Он снова ушел на кухню, ополоснул чашку, налил воды.
Все это он делал механически, ни на секунду не прерывая своих размышлений.
Одинокий, одержимый научной идеей ученый, тайно от всех работающий дома над ее реализацией, обязан быть скрытным и осторожным. Дом его должен иметь тайник!
Яви встрепенулся. «Не спеши, – остановил он себя. – Ты еще не все осмыслил». Он провел ладонью от уха до подбородка. Раздался сухой шершавый звук. К вечеру инспектор порядочно обрастал щетиной. Жест означал, что он находится в состоянии глубокого внутреннего волнения. Засунув руки глубоко в карманы, с дымящейся сигаретой в зубах, он медленно вышел из кухни и открыл дверь в комнату направо. Здесь размещалась домашняя лаборатория. Инспектор включил свет: два высоких стеллажа вдоль боковых стен, старый письменный стол, широкое кресло…
Никто из похитителей не заходил в эту комнату.
Движения инспектора стали приобретать некоторую нервозность. Стол и кресло он только окинул взглядом, обратился к двум стеллажам. Они имели по три полки. До самых верхних Яви мог дотянуться, только встав на кресло или на стол. Он подтянул кресло. Кроме старых книг, мотков тонкой проволоки, каких-то мелких деталей, там ничего не было. Со стороны стен полки были закрыты фанерной обшивкой. В правом стеллаже ничего примечательного не оказалось. В левом третья полка была почти пуста. Зато вторая ломилась от книг. Инспектор освободил первую от окна секцию и сразу обратил внимание на темное пятно посреди фанерной обшивки. Похоже было, что хозяин часто прикладывал руку к этому месту. Яви приложил к фанере ладонь и двинул ее по направлению к двери. Обшивка подалась, инспектор нажал сильнее, и она сдвинулась до конца, обнажив дверцу тайника. Ручки дверца не имела. Видимо, вместо нее хозяин пользовался ключом.
