Текст книги "Взорванные лабиринты"
Автор книги: Константин Фарниев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Глава двадцать пятая
КРИЗИС
Генерал Зет грузно вышагивал по своему огромному кабинету, заложив руки за спину и пригнув лобастую голову.
Поперек кабинета лежала узкая золотистая полоска скупого зимнего солнца, которое пробивалось через щель неплотно сдвинутых оконных портьер. Генерал не любил дневного света и работал в любое время суток при электрическом освещении. Будь он сейчас в обычном состоянии духа, он приказал бы адъютанту плотнее задвинуть портьеры и изгнать из кабинета так бесцеремонно вторгшееся солнце. Но генерал рвал и метал. Уже вся страна знает о том, что он готовит военный переворот. Откуда?! Как?! Неужели в Военный комитет проник агент правительства? Как информация о заговоре могла стать достоянием самого Президента?!
Генерал резко остановился и замер, упершись взглядом в лакированную поверхность стола, как бык, выученный для корриды и увидевший вдруг красную тряпку.
Слово «коммунисты», казалось, сформировалось само собой из хаоса осаждавшего генерала вихря вопросов. Оно возникло вдруг, будто перегородив, наподобие шлагбаума, сознание генерала.
В ничтожные доли секунды остановленные неожиданной преградой мысли сбились в плотный клубок, приведя Зета в полное замешательство.
Но вот он встрепенулся и грохнул кувалдообразным кулаком по столу.
– В них все дело! – громко сказал он.
Генерал медленно обошел стол и осторожно опустился в кожаное кресло. Со стороны он сейчас был похож на успокоившегося человека.
На самом деле он просто боялся упустить ниточку, потянув за которую надеялся распутать плотный клубок так внезапно застопоренных мыслей. Зет заново решил осмыслить ситуацию.
Конечно, в Военном комитете нет агента правительства. Основная щель, через которую утекает информация о готовящемся заговоре – это коммунисты, отбывающие в армии действительную службу: рядовые, младшие офицеры, а может быть, даже и некоторые старшие, глубоко законспирированные под лояльных правительству и армии военнослужащих. Они следят за всем, что происходит в воинских частях, подмечают любые изменения в них, шпионят за своими командирами и регулярно подают информацию своему ЦК.
Руки Зета, спокойно лежавшие на столе, дрогнули, он отвалился на спинку кресла. Эту опасность следовало учитывать с самого начала, а ее не учли. Генерал вспомнил свой недавний разговор с полковником Райном, присланным Куди с сообщением, что линский гарнизон готов к выполнению любой задачи.
Полковник рассказал много интересного об офицерах своего гарнизона, об их настроениях, политических убеждениях. Побольше бы армии таких, как Куди и Райн. Первый готов выполнить любой приказ, второй способен видеть и понимать армию такой, какая она есть. Тут еще этот проклятый линский профессоришка затеял скандальную тяжбу с генералом Куди. Больше генералу делать нечего, как таскаться по судам.
Похоже, что заговор раскрыт. В Государственном совете почти открыто обвиняют его, генерала Зета, в готовящемся военном перевороте. Сегодня на вечернем заседании Президент наверняка поставит вопрос об его отставке, тем более, что того же требуют и смутьяны. Гнилой либерал, всю жизнь идет на поводу у толпы. Если умеренные демократы проголосуют за отставку, придется ускорить мятеж. Иного выхода нет. Фактически мы готовы к выступлению. Но слишком сложная ситуация, слишком…
Если народ пойдет за коммунистами, выступит на баррикадах с оружием, все может с треском лопнуть. Вдруг солдаты не станут стрелять в народ.
Провалить сегодня демарш Президента и подумать о подходящей ширме для переходного правительства от гнилой демократии к военной диктатуре, Союз военных не годится. Его не поддержат. Лучше умеренных демократов кандидатуры нет. Эти демагоги хорошо наловчились морочить народу голову. Либералов вообще смести с лица земли, только потом, когда власть уже будет в руках. Они полностью дескридитировали себя. Их хозяева не очень-то будут возражать.
Зет вызвал адьютанта и приказал приготовить к выезду свой броневик. Последнее время он ездил только в броневике.
* * *
Президент уже второй час вел разговор с Оргеем – лидером умеренных демократов. Кроме них, в президентском кабинете не было никого.
Оргей никак не хотел отвечать на прямо поставленный Президентом вопрос: проголосуют сегодня вечером умеренные демократы за отставку генерала Зета или нет.
– Поймите, – тихо обратился к Оргею Президент, – генерал Зет готовит военный переворот.
Серые глаза смотрели на Оргея с выражением бесконечного терпения, но в глубине их то и дело вспыхивал огонек яростного ожесточения. Чувствовалось, что он едва сдерживается, чтобы не сорваться. Оргей замечал это и посмеивался в душе.
– Вы преувеличиваете опасность, господин Президент.
Оргей был прямой противоположностью Президента. Полноватый брюнет среднего роста, экспансивный, подвижный, он, даже сидя в кресле, ухитрялся быть в постоянном движении. Речь свою он сопровождал жестами и красноречивой мимикой. Но Президент хорошо знал, как Оргей умеет фальшивой мимикой подкреплять фальшивые слова.
– Вы не учитываете, господин Президент, – через паузу добавил Оргей, – опасности слева. Если мы в угоду толпе откажемся от генерала Зета, то коммунисты еще выше поднимут головы. Такой шаг с нашей стороны только поднимет их авторитет в массах.
По тонким губам Президента скользнула ироническая усмешка.
– По крайней мере, господин Оргей, коммунисты и забастовщики не собираются немедленно захватить власть. У них нет танков и авиационных корпусов, десантных дивизий и генералов, готовых хоть сейчас всадить нам с вами пулю в лоб.
Президент замолчал. Оргей склонил голову и искоса глянул в окно, где бледнело холодное небо.
– Но у них есть идеология, которая во много раз опаснее и сильнее всего нашего ядерного потенциала, я уже не говорю о генералах и их армиях, – наконец ответил вице-президент.
– Это теория, – поморщился Президент. – Я понял так, господин Оргей, что вы и ваша партия не поддержите меня.
Оргей вскочил с кресла.
– Но поймите, господин Президент! – воскликнул он. – Нельзя же так с налету решать судьбы нации.
– Судьба генерала Зета – не судьба нации, господин Оргей. Мне точно известно, что генерал Зет и председатель Союза предпринимателей господин Ювон – заодно. Ювон по указке генерала отдал приказ лин-скому отделению союза закрыть в городе все предприятия частного бизнеса и тем самым спровоцировать первого января население на беспорядки. Думайте!
Оргей помедлил и нерешительно двинулся к двери. Президент проводил его долгим взглядом и ушел в боковую комнату. Здесь стоял прекрасный аквариум. Президент сам кормил рыб, когда позволяло время. В этой комнате родилась не одна идея, которая принесла ему успех.
Президент не очень обольщался поддержкой своих сторонников в партии и вне ее. Если даже удастся добиться отставки генерала Зета, останутся его сторонники в армии, Союз военных, умеренные демократы, фа-шистствующие группировки, большой бизнес, часть которого, причем большая, наверняка не одобрит отставки Зета. Остаются инфляция, безработица, дороговизна. С угрожающей быстротой растет опасность слева – со стороны коммунистов и их сторонников в профсоюзах и везде.
Президент кормил рыб и думал о том, что ему необходимо до вечера ответить самому себе на вопрос: как быть, чтобы удержаться у власти и хоть как-то успокоить страну.
Он присел в широкое кресло, обтянутое золотисто-рыжим кримпленом. Как сложно переплетаются, расходятся и снова смыкаются интересы политических партий и группировок страны. Все они стремятся к одной цели – к власти, и идут своими путями, тщательно скрывая их от соперников. А сколько между ними политических полутонов, не учтенных социологами, политиками и экономистами интересов! Коммунисты требуют свободы и равенства, фашисты – свободы убивать тех, кто хочет свободы, Союз военных, на словах отмежевываясь от фашизма, мечтает о военизированном фашизме, либералы хотят удержаться у власти, потому что власть – это благо и потому что в ней заинтересованы сторонники их партии, чьи интересы она отстаивает. Другие поддерживают демократов и делают все возможное, чтобы они единолично захватили власть. Все конкурируют друг с другом. И попробуй найти в этом чудовищном лабиринте единственно верное направление, чтобы окончательно не заблудиться или не выйти на ложную цель. Одно ясно: нужно как следует дать по рукам генералу Зегу и коммунистам. Но сперва нужно разделаться с Зетом. Если он, Президент, отдаст страну на растерзание фашистам от военных, история не простит ему этого преступления. Вначале генерал Зет физически уничтожит тех, кто преграждал ему дорогу к власти. Первым среди них стоит Президент и его партия. Heт, Зету ни в коем случае нельзя давать свободу действий. Добиться, добиться его отставки, а потом уже поступать в зависимости от обстоятельств, которые предусмотреть сейчас просто невозможно. Умеренные демократы должны поддержать предложение об отставке Зета. Их сторонники тоже не очень заинтересованы в военной диктатуре, потому что она означает международную изоляцию, огромные экономические потери, а может быть, и гражданскую войну, потому что коммунисты не умеют складывать оружия. Время для военных диктатур безвозвратно кануло в прошлое.
Президент тяжело вздохнул и поднялся с кресла. Принятое решение не принесло успокоения. Он не сомневался, что либералы окажут ему полную поддержку, но его очень беспокоили признаки намечавшегося в партии раскола. Какая-то часть ее ускользала из-под власти Президента, все более и более склоняясь к левой политике. Трудно было предугадать, как поведут себя умеренные демократы после демарша либералов по поводу отставки генерала Зета.
Президента не пугала возможность отставки. Внутренне он был готов к ней, но за многие годы своей политической карьеры он еще ни разу не сдавал позиций без боя. В глубине души в кем зрела уверенность, что создавшуюся ситуацию могут разрешить только очень резкие изменения или очень яркая иллюзия возможных изменений. Президент еще надеялся придумать для народа какую-нибудь привлекательную иллюзию. Перед страной должны открыться совершенно свежие перспективы.
Между тем события за пределами президентского кабинета развивались стремительными темпами.
От пяти до семи часов в городе было совершено несколько террористических актов: полетел под откос на подходе к столице скорый пассажирский поезд, брошены гранаты в зал, где проходило собрание членов партии либералов. Толпа хулиганов совершила нападение на мирную демонстрацию учителей государственных школ первой ступени, в ресторане в упор был расстрелян глава парламентской группы в Законодательном собрании от партии умеренных демократов.
Правые во главе с Союзом военных перешли в решительное наступление.
Правая пресса прямо обвинила правительство в том, что оно утратило контроль над положением в стране, не способно овладеть ситуацией и нуждается в замене.
Генерал Зет выступил по национальному телевидению с призывом к населению сохранять спокойствие и порядок. Суть его выступления сводилась к тому, что, единственная, не зараженная бациллами анархии сила нации, способная спасти страну от катастрофы, есть армия.
Перед началом заседания Государственного совета на площади Справедливости состоялась многотысячная манифестация.
Манифестанты требовали отставки генерала Зета, отвода от столицы воинских частей, снятия запрета с компартии, удовлетворения всех выдвинутых ранее экономических требований, принятия эффективных мер против инфляции и безработицы, сокращения военных расходов.
Государственный совет проголосовал за отставку генерала Зета и за отвод из-под столицы воинских частей.
Утром стало известно, что министром обороны назначен генерал Харт.
Началась серия переговоров Центра объединенных профсоюзов с правительственной комиссией по выработке взаимно приемлемых условий.
видимое благополучие и единодушие в правительстве, однако, продолжалось недолго. К вечеру десятого января умеренные демократы заявили о своем выходе из правительства. Правительственная коалиция распалась. В стране разразился правительственный кризис.
Глава двадцать шестая
НЕОЖИДАННЫЕ ГОСТИ
Инспектор более получаса ждал, когда в районе главного перехода рабочие закончат очистку дороги и наложат временный пластырь на зиявший в дорожном полотне провал.
Экстремисты не прекращали террористических акций.
Пластиковые бомбы то и дело взрывались в редакциях прогрессивных газет и журналов, в кафе, в официальных учреждениях и в частных квартирах.
Вот теперь вывернули наизнанку главный подземный переход, проложенный под центральным бульваром в районе, где сосредоточены фондовая биржа и деловые оффисы наиболее крупных компаний и фирм Арании. Был час обеденного перерыва, и под обломками бетонных конструкций погибло шестьдесят семь человек и ранено сто.
Многие были уверены, что это работа фашиствующих группировок, объединившихся недавно в единую политическую партию «Суперрадикалы». Правые утверждали, что взрывы – дело рук коммунистов.
Рабочие пикеты как в столице, так и в других городах несколько раз хватали за руку суперрадикалов в момент закладки ими пластиковых бомб в помещения рабочих профсоюзов, клубов и других рабочих организаций. Задержанных сдавали в полицию, и на этом дело заканчивалось.
Разрушение большого перехода надолго застопорило движение. Вся проезжая часть от площади Цветов до перехода была запрессована машинами. Полиция не могла развернуть эту железную армаду и выпустить ее из ловушки через площать Цветов, потому что перекрыв движение на площади, она создала бы пробку в другом месте.
Инспектор не выходил из машины. «Дракон» его стоял в самой середине застывшего автомобильного стада, десятки тысяч лошадиных сил которого с нетерпением ждали, когда им дадут возможность вырваться на волю.
Вчера вечером Яви был приятно удивлен, когда У него в доме появился агент линской прокатной фирмы, у которой инспектор арендовал «Дракона». За день до этого он звонил в прокатное бюро и спрашивал, не согласится ли фирма продать ему машину. Определенного ответе он не получил и успокоился. В конце концов он мог еще обойтись и своей «Кронти», если сумеет сделать ей основательный ремонт.
Представитель фирмы приехал в столицу на «Драконе».
– Если вы хотите иметь эту машину, господин инспектор, – заметил агент, когда Яви пригласил его в гостиную, – то только бесплатно. Так решило руководство фирмы.
– То есть? – удивился Яви.
– Конечно, мы дарим ее вам не только с благотворительной целью. Ваше имя для фирмы – отличная реклама. Подумайте только: машина фирмы принадлежит человеку, который расследует уголовное дело, могущее стать в конечном итоге сенсацией века. Разве фирма может упустить возможность иметь такую блестящую рекламу! Мы не сомневаемся, что вы, несмотря ни на что, доведете дело до конца.
Яви усмехнулся. Почему бы ему, в самом деле, не принять такой подарок.
– Что от меня требуется? – спросил он.
– Ровным счетом ничего, господин инспектор. Распишитесь, что приняли машину, и все.
Агент положил перед Яви листок. Там было написано, что фирма передает свои права на машину старшему инспектору Главного комиссариата полиции Вурдту Яви на вечные времена в знак признательности и уважения к его заслугам перед обществом.
– Я бывший инспектор Главного комиссариата полиции, – предупредил Яви.
– Неважно, – махнул рукой агент.
Яви с легкой душой подписал бумагу Агент оставил ему второй экземпляр.
– На машине нарисован знак нашей фирмы, господин инспектор. Вы можете его убрать, но лучше пусть он будет, – уходя заметил представитель фирмы.
Подарок оказался очень кстати. Старой «Кронти» пора было отдохнуть.
Прошла уже неделя, как Яви проводил в Лин профессора Фэтона и доктора Неймана. С тех пор в деле произошли изменения и не в пользу следственной группы.
Доктор Ега забрал у Яви Бейта и Фрина, мотивируя свой шаг тем, что у него не хватает инспекторов для более важных дел – для борьбы с экстремистами. Однако ни Бейт, ни Фрин экстремистами не занимались. Бейт продолжал свою работу по расследованию деятельности полулегальной банды продавцов наркотиков, а Фрин вернулся к исполнению своих служебных обязанностей начальника отдела дорожной полиции. Котр тоже был отправлен в Лин, где Муттон вернул его в гараж. Уэбер передали другой группе.
Яви обратился с рапортом к Главному комиссару. Снайд не отвечал.
Ега заявил инспектору, что в связи с занятостью комиссариата расследованием серии террористических актов в столице, следствие по делу профессора Фэтона временно прекращается, и Яви может быть свободным.
Инспектор, поступившись самолюбием, поехал к Снайду в госпиталь. Снайд выразил сожаление по поводу заминки в деле. Если бы Яви с самого начала не повел с ним двойной игры, он, быть может, и рискнул бы сейчас вмешаться, но поскольку инспектор вел дело самостоятельно, то он, комиссар Снайд, умывает руки.
Заявление Ега и позицию Снайда Яви расценил как официальную отставку от дела, и поэтому считал себя не в праве появляться в комиссариате.
В сложное положение попал и капитан Дзист. Впрочем, Яви нашел для него неплохой выход. Он отправил его в Лин, предварительно хорошо проинструктировав. Дзист должен был сказать полковнику Райну правду: что он связал свою поездку на фургоне в авторемонтную мастерскую с делом профессора Фэтона, испугался и поэтому решил скрыться. Но сейчас понял, что ошибся, и вернулся.
Инспектор полагал, что Райн не будет поднимать шум вокруг Дзиста – это ему невыгодно. Так оно и получилось. В среду вечером Дзист позвонил Яви домой и сообщил, что все нормально.
Яви не знал, как быть с Пул Вином. Тот по-прежнему содержался в клинике в то время, когда его следовало либо передать полиции, либо дать ему свободу.
Тайна подземного хода очень скоро стала тайной полишинеля. Все поняли, что он не погиб под развалинами виллы.
В сложившейся ситуации получалось, что Яви похитил Пул Вина и держал его в заточении. У инспектора не было никаких прямых доказательств участия Пул Вина в похищении профессора Фэтона. Каждый гражданин имеет право по своему усмотрению распорядиться своим имуществом и избирать любой вид передвижения в пространстве – даже грузовую вагонетку.
Яви представлял себе, какой поднимется шум, когда история с Пул Вином станет достоянием гласности. Держали под арестом ни в чем не повинного с точки зрения закона человека. И кто?! Отставной инспектор, совершенно частное лицо – пенсионер!
Пул Вину не давали газет, поэтому он, ничего не зная, особенно не рвался на волю.
Яви посмотрел на часы, сколько же он стоит! Потом перевел взгляд на зеркало, вмонтированное в обшивку кабины чуть выше витражного стекла. Подмигнул своему отражению и усмехнулся. Дело профессора Фэтона закрыто. Вместо него открывается дело инспектора Яви. Мысль, как ни странно, развеселила его. Он закурил и удобнее устроился на сидении. Спешить некуда. Пробка, так пробка. Лишь бы не умереть в машине от голода.
Яви возвращался от Верховного прокурора Арании, где давал объяснения.
Роттендон обратился в полицию с жалобой на самоуправные действия инспектора Яви и его помощников, которые, как он заявил, не имея ордера на обыск, ворвались на его горную виллу. Он утверждал, что разоблачения Фэтона и Неймана, с которыми они выступали по телевидению, являются самой беспардонной ложью, что он, Роттендон, не имеет к ним никакого отношения, что они никогда не содержались на его вилле и что инспектор Яви все это подстроил, чтобы свести с ним старые счеты. Роттендон потребовал оградить его от произвола полиции.
Доктор Ега сразу передал жалобу Верховному прокурору и назначил служебное дознание. Заявление пищевого короля попало в утренний выпуск столичных газет, не произведя, впрочем, особого впечатления.
Сам Фэтон и доктор Нейман уехали в заграничное турне, которое устроил им профессор Крок Суни. Фетон выступал с научными сообщениями о своем аппарате, письме и информаторе перед научной общественностью зарубежных стран. Там к нему относились куда серьезнее, чем в Арании.
Яви был рад отсутствию профессора. Хорошо, что он не читал тех аранских газет, которые поливали грязью не только следственную группу, но и самого Фэтона.
Вызов к Верховному прокурору инспектора не удивил и не испугал. Ом сразу представил прокурору материалы, касавшиеся убитой горничной, найденной на дне ущелья, и результаты дактилоскопической экспертизы, сделанной Уэбер. Данные экспертизы говорили о том, что Роттендон скрывал на своей вилле преступника-рецидивиста Итри, «человека с кольтом», которого давно разыскивает полиция. Так что показания потерпевших в этой части не вызывают никакого сомнения. А раз они говорят правду в отношении Итри, следовательно, они в самом деле содержались на вилле. Следственная группа обнаружила их в бункере, двери которого пришлось подрывать динамитом. И это есть в акте. Кроме того, следы Фэтона и Неймана обнаружены в двух комнатах, расположенных на втором этаже виллы, а Фэтон ухитрился оставить отпечатки своих пальцев даже в кабинете хозяина и не в день вторжения на виллу полиции, а гораздо раньше.
Если Роттендон так недоволен действиями полиции, пусть он объяснит, почему на его вилле скрывался преступник-рецидивист, каким образом его горничная была убита из автомата и оказалась на дне пропасти. Кроме того, Роттендону следует объяснить и другое: что вынудило его выламывать запертую на ключ дверь собственного кабинета и бежать из своей виллы, совершая головокружительный прыжок из окна второго этажа.
Инспектор заявил, что Роттендон подлежит немедленному аресту как соучастник похищения профессора Фэтона, доктора Неймана и ценностей, о которых они говорят и о реальности существования которых у него лично, инспектора Яви, нет никаких сомнений.
Прокурор принял к сведению заявление Яви и приказал ему сдать все материалы, относящиеся к делу, доктору Ега.
Инспектор ответил, что поскольку дело официально прекращено и поскольку он занимался им как детектив-любитель, не получая никакого вознаграждения от государства, он считает все материалы своей собственностью, а себя не обязанным подчиняться приказам официальных лиц в отношении этих материалов: будь то прокурор или доктор Ега. Кроме того, доктор Ега не имеет права назначать служебное дознание в отношении частных лиц, поэтому он, Яви, бывший инспектор, не считает нужным давать еще кому бы то ни было какие-то объяснения. К Верховному прокурору он приехал только из уважения к занимаемой им должности.
Инспектор знал, что делал. Снайд в спешке забыл официально оформить факт привлечения его к работе, то есть отдать приказ о зачислении на время расследования в штат Главного комиссариата.
С точки зрения закона Яви в деле был совершенно частным лицом. Он прекрасно знал Верховного прокурора, знал что тот весьма нечист на руку и от его более чем солидного состояния дурно пахнет.
Только через полтора часа рабочие очистили дорогу от обломков, закрыли широкую брешь в мостовой бетонными плитами.
Густой поток машин с черепашьей скоростью пополз. День был серый и унылый, несколько раз срывался снег, потом подул сильный ветер.
Дома Яви ждали гости: профессор Гинс и какой-то мужчина, грузный, с грубыми чертами лица. Гинс представил его, как своего близкого товарища. Соримен ждал встречи с инспектором с особым интересом. Гинс с подчеркнутым уважением отзывался о нем, а это для Лори уже имело значение.
Меньше всего сейчас инспектор ожидал увидеть в своем доме гостей из Лина.
Гинс уже успел завоевать полное расположение Марии и Ари. Последний не отходил от него ни на шаг. Лори сам настоял на том, чтобы Гинс взял его с собой, не» теперь чувствовал себя не в своей тарелке. Профессор не сказал Язи, что Соримен имеет отношение к левой политике, и Лори опасался, что, узнав об этом, Яви останется не в восторге.
Мария пригласила всех к столу. И Гинсу, и Соримену нетрудно было догадаться, что инспектору не очень весело.
– Мы к вам по делу, инспектор, – после обычных общих разговоров за трапезой сказал Гинс.
– Не сомневаюсь, ответил Яви. – Было бы странно, если бы вы с такой ногой ехали за пятьсот километров, чтобы посмотреть не отставного инспектора полиции.
Гинс отпил еще глоток вина из высокого бокала – и отстранился от стола. Соримен изнывал от желания закурить.
– Думаю, пора нам покурить, – прищурился в улыбке хозяин. – Господин Соримен наверняка такой же страстный курильщик, как и я.
– Определяете по моему методу? – с ноткой легкого озорства в голосе спросил Гинс.
– Совершенно верно – по цвету указательного и большого пальцев и правой руки.
Соримен посмотрел на свою руку и смущенно хмыкнул.
В гостиной Ари попытался было пристроиться с Гипсом в одном кресле, но Яви отправил внука погулять.
Гинс серьезно посмотрел на инспектора.
– Господин инспектор, – официально начал он, – я пришел к вам как представитель Комитета защиты прав человека по поручению его председателя профессора Крок Суни. Научная общественность не только Арании, но и всего мира возмущена позицией официальных властей, которую они заняли по отношению к профессору Фэтону вообще и к проводимому по его делу расследованию, в частности. Триста известных зарубежных ученых подписали обращение к Президенту нашей страны, в котором они требуют оградить профессора Фэтона и все, что связано с Пришельцами, от унизительных оскорблений со стороны определенных политических сил в нашей стране. Ученые требуют, чтобы Президент предпринял все для того, чтобы похищенные у профессора Фэтона ценности были найдены и возвращены науке. Сам профессор прервал свое турне, и через несколько часов будет в столице.
Гинс встал и прошел к окну, опираясь ни изящную черного дерева палку с загнутой ручкой.
– Мы предполагаем, что в настоящее время вы испытываете серьезные затруднения. Если судить по комментариям правой прессы, то вас даже собираются привлекать к судебной ответственности. Нам бы хотелось, чтобы вы поделились с нами своими затруднениями.
– Не понял, – глухо обронил Яви.
– Мы хотим, чтобы вы более подробно и обстоятельно ознакомили меня, а в моем лице Комитет, который я здесь представляю с тем, что мешает вам продолжить расследование.
Яви посмотрел на Гинса, потом перевел взгляд на Соримена.
– А кого представляет господин Соримен?
– Линский забастовочный комитет, – сразу ответил Лори.
Инспектор изумленно поднял брови.
– Забастовочный комитет? – переспросил он, откровенно поразившись.
– Совершенно верно, – повторяя его интонации, ответил вместо Соримена Гинс.
– Дело в том, – пояснил Лори, – что одним из политических требований линских рабочих является требование о немедленном аресте Роттендона и о форсировании расследования дела профессора Фэтона.
– Ничего не понимаю, – развел руками Яви. – Какое дело рабочим до профессора Фэтона и тем более до полицейского расследования?
Соримен улыбнулся. Недоумение инспектора было натуральным.
– Господин инспектор, – ответил Лори. – Профессор Фэтон и похищенные ценности – достояние нации. Разве рабочие не есть большая часть нации. И если кто-то покушается на национальное достояние, мы, рабочие, не можем относиться к этому спокойно.
Соримен взволновался. Гинс сделал ему незаметный знак: мол, спокойнее. Он очень опасался, что Лори переберет.
Яви пожал плечами и неловко улыбнулся.
– Откровенно говоря, я об этом никогда не думал. Мне всегда казалось, что дела, которые я веду, касаются только меня, полиции и моих противников.
– Но дело давно переросло полицейские рамки! – воскликнул Гинс. – Ведь вам мешают, вас травят не только в полиции!
– Но меня официально отстранили от дела, господа, а само дело закрыли.
– Не может быть! – изумился Гинс. – Неужели?!
– Совершенно точно. Я только что от Верховного прокурора. Он тоже показал мне на дверь.
Гинс вернулся к креслу, сел, поставив палку между ног.
Он не нашел слов.
– Почему вы молчите? – спросил Лори.
– То есть? – не понял Яви. – Кому я должен говорить?
– Хотя бы позвонили мне или обратились к прессе, – ответил Гинс.
– А что вы можете сделать? – спросил Яви. – Доктор Ега не хочет, чтобы я завершил дело. А он сейчас Главный комиссар. Он отобрал у меня всех помощников. И я больше не хочу, – раздельно произнес инспектор, – рисковать собой и унижаться.
Видно было, что этот разговор задел инспектора за живое.
– Вы спрашиваете, кто мне мешает, – продолжил он после паузы. – Я не могу ответить на вопрос исчерпывающе. Куда я не пойду, всюду натыкаюсь на тупики. Я никому не верю: ни Снайду, ни Ега, ни прокурору, ни даже самому Президенту. У меня для этого есть основания. – Яви вскинул голову и уставился неподвижным взглядом в Соримена. – Все, как кроты, ходят вокруг меня по своим подземным ходам и стремятся к своим целям, которые не совпадают с моими. Я уже устал скрывать от должностных лиц наиболее важные обстоятельства дела. Я тоже крот и иду сложным лабиринтом к цели с той разницей, что она не личная. Раскрой я тому же Снайду или Ега секреты дела, и я уверен – оно с треском провалится. И вот я спрашиваю себя – почему я играю в прятки с теми, кто по долгу службы обязан оказывать мне всяческую помощь?
Гинс и Соримен улыбнулись одновременно, вопрос инспектора прозвучал очень уж наивно.
– Я понимаю, конечно, в чем дело, – заметив их улыбку, продолжил он, – такое случается со мной не в первый раз. Я знаю, что полиция не свободна от определенной политики, но нельзя же так нагло попирать свой служебный долг!
– Поэтому мы и пришли к вам, инспектор, – заговорил Гинс. – Нужно поставить их на место.
– Вы думаете, это в состоянии сделать ваш комитет или забастовщики? – иронически спросил Яви.
– Думаем, – ответил Гинс.
Яви задумчиво забарабанил пальцами по столу. Он уже сожалел о своей вспышке. В то же время по голосу Гинса он почувствовал, что тот уверен в силах, которые стояли за ним.
– Если вы хотите мне помочь, – нарушил паузу Яви, – то добейтесь восстановления следственной группы и отстранения от нее доктора Ега. Остальное я беру на себя. В силах вы сделать это? – Яви в упор посмотрел на Гинса.
– Вы в этом скоро убедитесь, – подтвердил Соримен.
Яви проводил гостей до калитки. Пришла неожиданная поддержка. Благополучное завершение дела было бы хорошей точкой в его инспекторской биографии.
Ари, смуглый, кучерявый, с черными продолговатыми глазами, шестилетний крепыш вихрем вырвался из своей комнаты и, подпрыгнув, уцепился за деда.
– Ах ты проказник! – шутливо хлопнул он внука по спине и, подхватив под мышки, подбросил к самому потолку.
