Текст книги "Трагедия деревни Мидзухо"

Автор книги: Константин Гапоненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

А вот японка Умамура Хацу, мать семи дочерей, младшей из которых в 1948 году исполнилось всего три годика, просит о гражданстве за всю семью. Дочери родились в деревне Футомата, жили бедно, муж – кореец, своего хозяйства не имел, заработок приносил скудный. Новая власть помогает прокормить семью, и женщине этого довольно, она боится сдвинуться с места.

Абсолютное большинство заявлений подано от японок, чьими мужьями были корейцы, однако несколько заявлений поступило от японских мужчин. Оиси Мацуо не хотел уезжать из Корсакова, где он родился, а Окузаки Ёсио не желал возвращаться на родину потому, что там «американцы притесняют рабочий класс».

Имеются групповые заявления, заверенные председателем сельского Совета, есть прошения пространные, с приложением жизнеописания заявителей. Один из таких документов прочитаем повнимательнее. Написан он рукой русского человека, но подписан собственноручно по-русски – «Немото Миёко». В автобиографии сказано: «В Советском Союзе жизнь моя сильно отличается от прошлой жизни – жизни забитой и униженной женщины».

Ее родители приехали на Карафуто еще в 1928 году, но счастья тут не нашли не столько из-за различных обстоятельств, сколько из-за отцовских пороков. «Он по-настоящему никогда не работал, и ничего хорошего мы с матерью от него не видели, часто он бил и мать, и меня».

Все же Миёко удалось окончить 8 классов и устроиться в угольную контору писарем. Но проработала она там всего полгода, мать умоляла ее поскорее приехать домой: отец дерется, все деньги пропивает, проигрывает в карты. Дочь вернулась в поселок Камиэсуторо и поступила на почту телефонисткой. Тут грянула августовская война, пришли советские войска. Миёко нанялась уборщицей в санчасть, потом нянчила детей у майора Куринякина, работала техничкой в родильном доме. В 1946 году семья переехала в село, которое с осени следующего года стало называться Костромское. А 15 марта 1947 года у Миёко родилась дочь, которую назвали Зоей по предложению отца девочки – Бибикова Владимира. Кроме имени о нем ничего не известно. Отец Миёко, ставший дедом, страшно разгневался, что внучка оказалась русоволосой. «Он не дает нам с мамой жить». Свое письмо молодая мама закончила так: «Я хочу просить советских людей оставить меня жить в вашей стране. Я до конца своей жизни буду честно работать и так же любить Советскую Родину, как любят ее русские люди. Я хочу работать и жить в стране, где нет хозяев и рабочих, где все трудятся, а кто не работает, тот не кушает. Я очень рада, что в Советской стране жить становится все лучше, за это большое спасибо дорогому товарищу Сталину, это он привел людей к счастью. Из этой страны я уехать не могу. 3 мая 1948 года. Немото Миёко».

Давайте отнесемся к этим строкам как к историческому документу без иронии и скосороченных ухмылок. Даже если письмо продиктовано нахлынувшим порывом, настроением, желанием польстить новой власти, то наверняка и порыв, и настроение были порождены определенными благоприятными обстоятельствами, и юная мать в то время действительно почувствовала себя счастливым человеком. Состоялся ли брачный союз русского парня и молодой японки после того, как она получила советское подданство (браки с иностранцами в СССР были запрещены), мы не знаем. Но их девочка вполне могла получить метрику на имя Зои Владимировны Бибиковой и с записью в графе «национальность» – русская. Тоже факт истории!

Приятным открытием в груде архивных материалов стало заявление Мацудатэ Савво с просьбой о советском гражданстве. С Мацудатэ, нашей чаплановской соседкой, я уже знакомил читателя в главе «Деревня Мидзухо и некоторые ее обитатели». Дальнейшая история ее семьи просится в наше повествование. По рассказу дочери Люды, мать не уехала в Японию потому, что отец ее сосватал за корейца, которому оставлял свой дом, и не включил в список репатриантов. По существу, родители (главную роль играл отец) бросили ее, за что дочь носила в себе обиду всю жизнь. Когда родители уезжали, она страшно плакала. Мужем стал кореец Ко Че Черо, старше Савво двенадцатью годами, работавший до этого на шахтах. Он не был, как говаривал классик, врагом бутылки, русскую водку полюбил больше, чем слабое сакэ, поскольку в состояние одури она приводила быстрее. И тогда он поднимал руку на жену. Считалось, что Савво имела шестилетнее образование, но в нем было много пробелов из-за частых пропусков уроков. Ей же пришлось усваивать разговорный корейский язык, позже даже русскую грамоту – уж очень хотелось помогать своим детям в учебе.

Родила Савво сына и трех дочерей. Все они выросли, выучились. Сын Ко Валерий связал свою жизнь с милицией, службу нес на материке, вышел на пенсию в звании майора, сейчас живет с русской женой в Рязани, стал дедом. Одна дочь имеет общее среднее образование, другая – среднее специальное, третья – высшее. Они уже достигли пенсионного возраста, обеспечены в той мере, в какой обеспечено большинство наших пенсионеров. На жизнь хватает.

Когда появилась возможность посетить Японию, Савво через Красный Крест разыскала на Хоккайдо двух братьев и трех сестер, трижды навещала их. Во время тех встреч много было пролито слез, высказано сожалений о прожитых в разлуке годах. Братья и сестры приглашали ее переехать к ним. Правительство Японии теперь создает все условия для своих бывших граждан. Савво отозвалась сердечной благодарностью, но покинуть Сахалин не решилась. Здесь родилась она сама, здесь родина ее детей и внуков. А в Республике Корея друзья семьи разыскали двух братьев упокоившегося Ко Че Черо, но дочери погостить у дядьев не смогли из-за полного незнания корейского языка.

Так и живут на Сахалине японка Мацудатэ Савво, дети японки и корейца, граждане России. Их главные заботы теперь простираются на следующие поколения.

Этими словами я и намерен был закончить книгу, но обстоятельства заставили вернуться к истории одной любви, трогательной и драматичной.

О письме японки Немото Миёко я рассказал известной сахалинской журналистке Людмиле Степанец, с которой более трех десятилетий поддерживаю дружеские отношения. Ее советы всегда полезны. На этот раз она меня и вовсе удивила:

– Осенью 1976 года я ездила в Долинск, в лесной опытной станции имела продолжительную беседу с интересным работником по фамилии Бибиков. В конце разговора он сказал, что женат на японке, из-за чего имел крупные неприятности по партийной линии, но это не помешало им вырастить двух сыновей. А жена его так добра, что сумела приручить сойку. Он даже подарил снимок, где запечатлены и сойка, и японка. Вдруг это тот самый Бибиков и та женщина, которые упоминаются в архивном документе?

Я принялся обзванивать своих знакомых, кто поддерживает связь со старыми специалистами лесного хозяйства, и через непродолжительное время получил долинский телефон Вадима Евгеньевича Голубева. Выслушав мой вопрос, он коротко ответил:

– Это они. Да, Бибикова из-за японки исключили из партии. К сожалению, они уже ничего вам не расскажут.

Пришлось обратиться к документам. В Государственном историческом архиве Сахалинской области мне предоставили персональное дело Бибикова Владимира Зиновьевича, рождения 1923 года, русского, из служащих, имеющего среднее образование, кандидата в члены КПСС с апреля 1946 года. Дело рассматривал Долинский горком КПСС 10 марта 1953 года. Было отмечено: «При прохождении кандидатского стажа т. Бибиков проявил политическую близорукость и потерю бдительности, вступив в незаконный брак с иностранной подданной. После наложенного на него партийного взыскания своей ошибки не понял и расценивает факт вступления в незаконный брак с иностранной подданной как свою личную ошибку в семейном вопросе.

Постановлением общего собрания парторганизации лесхоза от 4 февраля 1953 года (протокол № 8) т. Бибиков за допущенные ошибки из кандидатов в члены КПСС исключен». Бюро горкома постановило: «Бибикова В.З. из кандидатов в члены КПСС исключить как недостойного по своим личным качествам…»

Так кто такой Бибиков, каковы его личные качества и что за история с японкой? О себе он рассказывает следующее. После окончания восьми классов поступил в Калужский техникум путей сообщения, во время учебы посещал занятия в аэроклубе, с началом вой-ны получил направление в военное училище. В ноябре 1943 года начал службу механиком в 777-м истребительном полку 10-й воздушной армии, с 1946 года по май 1948 был освобожденным секретарем комсомольского бюро полка. Должность в ту пору значительная, недостойному человеку ее доверить никак не могли. За службу в армии Бибиков имел ряд поощрений, две благодарности от командующего армией за хорошую комсомольскую работу.

История с японкой сложилась так. В населенном пункте, близ которого базировался истребительный полк (аэродром, построенный японцами, находился на мысе Слепиковского), жилья для офицеров не имелось, их подселяли в японские семьи. Семья Немото состояла из трех человек: родители и дочь Миёко, немного моложе незваного квартиранта. Молодой офицер, комсомолец, убежденный в превосходстве социалистического строя над капиталистическим, воочию увидел тяжелую долю японской женщины. Не исключено, что однажды он не вытерпел и вмешался в чужие семейные отношения, пресекая самодурство отца. Видя унылую бедность, он из сердоболия не мог не поделиться своим продовольственным пайком. Так делали все. Возникло общение, ему пришлось знакомиться с японским языком, им, особенно дочери, – с русским. Девушка обнаружила незаурядные способности и уже через год смогла работать переводчицей сначала при войсковой части, потом в штате поселкового Совета. Своей должностью она гордилась, трудясь с исключительным старанием, постоянно совершенствуя знания. Председатель исполкома дал ей весьма похвальную характеристику.

Молодые люди распахнули сердца навстречу друг другу. Сам Владимир Бибиков описал это так: «Происходит она из неимущих крестьян, рабочего скота у них не имелось, своей земли не было. Семья арендовала маленький участок земли, за пользованием которым хозяину отдавали половину урожая… Сближение с нашим бытом и законами нашего государства, равноправие в национальном вопросе, равноправие мужчин и женщин побудили у Немото Миёко стремление навсегда остаться в Советском Союзе. И если ее будут принудительно репатриировать в Японию, то она заявила, что покончит с собой. Это честное стремление молодой девушки я поддержал и пообещал ей во всем помочь. Я понимаю так: если честный человек любой страны по происхождению из рабочих и крестьян искренне хочет остаться в СССР, то это надо только приветствовать… Часто общаясь, мы незаметно для себя привыкли друг к другу и в 1946 году решили навсегда быть вместе».

Бибиков употребляет осторожное слово «привыкли», он полагает, что слово «полюбили» неупотребимо в объяснительной записке. Какая может быть любовь к чужестранке? Связь с японкой означает потерю бдительности. Заурядный флирт был бы воспринят иначе: похихикали бы в кулак, подмигнули друг другу, вкатили бы ему строгача, через полгода сняли, назвали это «боевым крещением», а в заключение распили бы пару бутылок спирту. Но тут все складывалось сложнее – Бибиков полюбил японку глубоко и принялся строить семейные отношения всерьез, заведомо зная, что браки с иностранцами в СССР запрещены законом. Поскольку Бибиков был кандидатом в члены ВКП(б), то спрос учинила партийная организация 777-го истребительного авиационного полка. Собрание постановило исключить Бибикова из числа кандидатов, однако политотдел 29-й истребительной авиационной дивизии такое решение не утвердил. Бибиков демобилизовался, и дело передали в Чеховский райком ВКП(б) – был одно время в Сахалинской области такой район. Райком рассмотрел вопрос лишь в 1950 году, через год и девять месяцев, когда у Миёко уже родился второй ребенок – сын Валентин. Чеховский райком вынес Бибикову строгий выговор. Почти три года его никто не трогал и только в феврале 1953 года вернулись к вопросу о его партийности, когда семья уже проживала в Долинске и Миёко нянчила трехмесячного Петю. Чем объяснить такой затяжной перерыв, неизвестно, характеристики, поступившие в Долинский горком КПСС, не дают никаких зацепок. Вот что написал директор лесной школы Турчков: «За время пребывания в лесной школе с сентября 1950 года по август 1952 года тов. Бибиков В.З. проявил себя как инициативный, энергичный слушатель, отлично учился, в общественной работе принимал активное участие, дисциплинирован, политически грамотен. Заслуженно пользовался авторитетом среди товарищей и преподавателей». Секретарь парторганизации Долинского лесхоза подтвердил активную позицию Бибикова в период учебы, однако упрекнул, что с переходом на работу в лесную опытную станцию он партийных поручений не имел.

А вот мнение заведующего сектором лесного хозяйства Сахалинского филиала Академии наук СССР А. Толмачева: «Тов. Бибиков В.З. в секторе лесного хозяйства работает лаборантом с августа 1952 года по окончании лесной школы. За это время т. Бибикову поручались различные работы, связанные с изучением естественного возобновления елово-пихтовых лесов. Тов. Бибиков показал себя при этом как исполнительный и инициативный работник. К работе по лесоводственной тематике проявляет большой интерес. Дисциплинирован».

Оказывается, Бибиков выполнял поручения, проявляя исполнительность и инициативу, и парторг лесхоза мог бы это отразить в характеристике, однако он заострил внимание на том, что Бибиков «находится в сожительстве с иностранной подданной (японкой)».

В общем, мы видим перед собой человека положительного во всех отношениях, чья единственная вина – указанное выше обстоятельство. На собрании коммунистов лесхоза Окорокова подытожила: «По всем показателям вы замечательный человек, но сожительство с японкой не позволяет вам быть в партии». Ситуация сложилась неразрешимая: человек, сожительствующий с иностранкой, не может быть членом партии – не позволяет устав; но бросить женщину с тремя детьми – его детьми! – не позволяет совесть, вся его натура. За сожительство с японкой от него открестился горком; но если он бросит жену с детьми, то заслужит всеобщее презрение. К его чести, мысль о разрыве не приходила ему в голову. А ведь на партсобрании перед ним ставили вопрос: «Тебе кто дороже – партия или японка?» И далее принципиальный товарищ намекал, что не верит в искренность иностранки.

Бибиков поступает как любящий супруг и отец, он не отрекается ни от жены, ни от детей, более того, он находит в себе мужество заявить: «За шесть лет вполне можно было проверить меня и ее, она не заслуживает подозрений». В течение этих шести лет он стучался в различные властные кабинеты не по одному разу: к председателю исполкома Костромского сельского Совета, председателю Чеховского райисполкома Дюльдину, секретарю Чеховского райкома ВКП(б) Хандрилову, начальнику отдела МГБ по Чеховскому району майору Колпакову, в областное управление МГБ, к заместителю председателя Сахалинского облисполкома. Но все его усилия успеха не имели. 9 марта 1953 года он пишет письмо в Долинский горком КПСС: «Прошу не исключать меня из партийных рядов. На протяжении моей жизни соразмерно моим способностям я выполнял все задания партии, обязуюсь и впредь честно трудиться, в чистоте держать свое партийное звание. Своих детей, свою семью я воспитываю в духе преданности партии и советскому народу. Особенно тяжело для меня терять партийное звание в этот тяжелый момент, когда наша партия, наша Родина переживают тяжелую утрату – смерть нашего дорогого товарища Сталина».

Нет никакого сомнения в искренности этих слов.

Кто сумеет сказать, что такое любовь мужчины к женщине? Поэты, писатели, мудрецы, великие люди, чьи имена навеки вписаны в анналы истории, принарядили это необъяснимое чувство в пышные словесные одежды, композиторы воспели его в щемящих душу творениях. А как переживает любовь обыкновенный человек, не читавший гениальных строк, не внимавший божественным мелодиям?

Обратимся к шедевру мировой литературы – «Тихому Дону» Михаила Шолохова. Казак Прокофий Мелехов привозит с Туретчины жену, с точки зрения ядреных казачек, бабу никудышную – у нее «ни заду, ни пуза, одна страма». Весь хутор захлебывается злорадством. А Прокофий поздними вечерами носит жену на руках до татарского кургана. «Сажал ее там на макушке кургана, спиной к источенному столетиями ноздреватому камню, садился с ней рядом, и так подолгу глядели они в степь».

Хуторяне не приняли чужую. Но Прокофий – Прокофий за какие достоинства полюбил ее? Как с ней любиться и жить, если она по-русски ни слова, и он столько же по-турецки? Знал казак, как его встретят станичники? Знал, на что обрекал жену-чужестранку? Знал. Однако любовь, которую он вряд ли мог выразить известными ему словами, пересилила! И когда разъяренная толпа, заподозрив турчанку в ведьмачестве, стала вершить над ней суд, Прокофий, раскидав шестерых, сорвал со стены шашку и раскроил бывшего однополчанина пополам.

В нашем случае ни обвинений в ведьмачестве, ни самосуда не случилось. Потрепали душу Владимиру Зиновьевичу, вполне возможно, что партийные постановления как-то сказались на его дальнейшей судьбе, но работы он не лишился, сохранил уважение товарищей и соседей. Что касается его брака, то никого он, кроме горкома, не задел. Тогдашний Сахалин отличался разнообразием браков: сходились пожилые с молодками, русские с нерусскими – не перечесть всякого смешения, и никому никакого дела не было, жена у тебя эстонка или японка, немка или литовка, молдаванка или армянка, никто не спрашивал, расписаны вы или не расписаны, – была бы семья хорошая, люди честные да трудолюбивые.

Прожили в любви и согласии Бибиковы – Владимир и Миёко, оставив нам в наследство пример преданности друг другу. Остались среди нас их дети, внуки, правнуки – творение представителей двух народов. Пусть будут они достойны своих родителей, пусть вырастают, брачуются – никто никаких препятствий чинить им не станет.

На этом и закончим наше повествование. Пусть новые поколения, проживающие в России, Корее, Японии, связанные кровным родством, дружбой, добрососедством, строят жизнь без злобы и войн. Человечество, пережившее две мировые войны, пришло к выводу: среди несметных богатств, созданных природой и человеком, существует единственная ценность – это сама жизнь, ее и надо беречь. Мир оказался уязвим и беззащитен, как лес в пожароопасный период. Берегите лес, сиречь жизнь, – наше главное богатство. Без него наша планета превратится в пустыню, выжженную солнцем, и тогда просто некому будет читать печальную историю рода человеческого.

Нам завещано

Жителям российского Дальнего Востока, в том числе сахалинцам, надлежало бы знать имя выдающегося японца, которого звали Гото Симпэй (1857-1929 гг.). Он успешно совмещал в себе ученого и администратора, дипломата и публициста, политика и бизнесмена. Гото был одним из самых надежных друзей России, затем Советского Союза.

В августе 1923 года он писал наркому иностранных дел СССР Георгию Васильевичу Чичерину (1872-1936 гг.): «… недоразумения между обоими народами будут постепенно устранены, будут найдены пути и средства способствовать развитию общих народов – благодаря чему будут уничтожены нынешние… неестественные условия жизни обоих народов и всякие затруднения».

«Сейчас пришло время, когда уже не только образованные круги, но также и широкие слои населения вполне осознали и придерживаются взглядов, что добрые взаимоотношения между Японией и Россией не только служат счастью обоих народов, но также способствуют стабилизации соседнего государства – Китая и его культурному существованию; они служат также основой мира на востоке Азии».

«Больше всего я желаю, чтобы наши дружественные взаимоотношения послужили основой для благополучия всего человечества. Именно японцы и русские должны питать полную уверенность в том, что они могут объединить восточную и западную культуру и тем самым устранить существовавшее до сих пор затруднение в жизни народов».

Годом ранее Гото высказал исключительно важную мысль: «При соприкосновении между народами фактическим авторитетом является народ, а не политический строй. Поэтому взаимоотношению народов ничто не может помешать».

Из ответа Г.В. Чичерина виконту Гото 18.12.1923 г.:

«Мы ожидаем очень многого от будущих наших отношений с Японией. Мировые интересы все более обращаются к Тихому океану, и недалеко то время, когда тихоокеанские интересы займут господствующее положение в мире. Сибирь имеет многообещающее будущее, и тесное сотрудничество с Японией является основным условием развития наших дальневосточных областей».

Цитирую по книге Василия Молодякова «Россия и Япония: поверх барьеров», М., 2005 г.

Содержание

От автора ........................................................................................ 3

За дело взялся «Смерш» ...................................................................... 5

Деревня Мидзухо и некоторые ее обитатели ............................................. 17

Первая жертва .................................................................................. 38

«Блистательная чума» ......................................................................... 43

Расправа в Урасима ............................................................................ 50

Зятья японца Сато и их короткое счастье .................................................. 58

Набег .............................................................................................. 69

Медаль Нагаи Котаро ........................................................................... 78

Последние жертвы .............................................................................. 91

Зона жестокости ................................................................................. 99

Путы страдания ................................................................................... 103

Письмена на сердце .............................................................................. 111

Братья и побратимы, мужья и жены ............................................ ...............126

Нам завещано ...................................................................................... 146