Текст книги "Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française"

Автор книги: Константин Бальмонт

«С 'est un phare allumé sur mille citadelles» [24]24
  Над тысячью твердынь маяк воспламененный… Бодлер. «Маяки» (из книги «Цветы Зла»). Перевод Вяч. Иванова.


[Закрыть]

Baudelaire

 
Мне снился мучительный Гойя, художник чудовищных грез, —
Большая насмешка над жизнью, – над царством могилы вопрос.
 
 
Мне снился бессмертный Веласкес, Коэльо, Мурильо святой,
Создавший воздушность и холод и пламень мечты золотой.
 
 
И Винчи, спокойный, как Гёте, и светлый, как сон, Рафаэль,
И нежный, как вздох, Боттичелли, нежней чем весною свирель.
 
 
Мне снились волхвы откровений, любимцы грядущих времен,
Воззванья влекущих на битву, властительно-ярких знамен.
 
 
Намеки на сверхчеловека, обломки нездешних миров,
Аккорды бездонных значеньем, еще не разгаданных снов.
 

 
Goya m'apparait dans mes rêves, Goya monstrueusement beau,
Souffrance qui marque la vie, question defiant le tombeau.
 
 
Dans son auréole aérienne, suivant Velasquez, Coello,
Fondant la fraicheur à la flamme je vois le divin Murillo,
 
 
Le grand Léonard impassible, et songe doré Raphaël,
Et Botticelli, son de flûte, soupir de printemps dans le ciel.
 
 
Rois mages, vainqueurs des mystères, idoles des siècles naissants,
Appels d'étendards écarlats, promesse de gloire aux puissants!
 
 
Ô vous, précurseurs des surhommes, messages des mondes meilleurs,
Paroles encore incomprises des grands, insondables accords!
 

Traduit par Ludmila Savitzky

 
Мечтательный вечер над лесом дышал безмятежно,
От новой Луны протянулась лучистая нить,
И первые звезды мерцали так слабо и нежно,
Как будто бы ветер чуть слышный их мог погасить.
 
 
И было так странно, и были так сказочны ели,
Как мертвая сталь, холодела поверхность реки,
О чем-то невнятном, о чем-то печальном, без цели,
Как будто бы пели над влажным песком тростники.
 
 
И в бледном объятье две тени родные дрожали,
И каждой хотелось в другой о себе позабыть,
Как будто бы можно в блаженстве не ведать печали,
Как будто бы сердце людское способно любить!
 

 
Un soir calme et rêveur soufflait légèrement.
Un rayon lumineux descendait de la lune.
Les étoiles brillaient encor si faiblement,
Qu'il semblait qu'un doux vent dût éteindre chacune.
 
 
La rivière brillait comme de l'acier froid
Et les sapins semblaient étranges, fantastiques.
Les roseaux murmuraient d'une plaintive voix,
Sur la rive sablée un chant mélancolique.
 
 
Deux ombres s'étreignaient d'un pâle embrassement;
Chacune désirait s oublier près de l'autre,
Croyant que le bonheur préserve des tourments;
Pensant aimer, ayant un cœur semblable au nôtre.
 

Traduit par Olga Lanceray

 
От последней улыбки луча
На горах засветилася нега,
И родились, блестя и журча,
Два ключа из нагорного снега.
 
 
И, сбегая с вершины горы,
Обнимаясь в восторге едином,
Устремились в иные миры,
К отдаленным лугам и долинам.
 
 
И в один сочеталися ключ,
Он бежал, прорезая узоры.
Но от мрака разгневанных туч
Затуманились хмурые горы.
 
 
И последняя ласка луча
Потонула в туманной печали.
И холодные капли ключа
На остывшую землю упали.
 

 
D'un dernier rayon la lueur souriante
Alluma les monts de langueur.
La neige se fondit en deux sources bruyantes,
Qui descendirent des hauteurs,
 
 
En se précipitant du haut de la montagne
Dans un même ravissement,
Ensemble recherchant la lointaine campagne,
Les prés éloignés et les champs.
 
 
Elles ne firent plus qu'une source joyeuse,
Qui courut alors à son gré.
Mais la nuit obscurcit la plaine radieuse,
Couvrit les monts enténébrés.
 
 
Du dernier rayon la lueur souriante
Se noya dans le brouillard gris.
La source se glaçant en gouttes transparentes,
Tomba sur le sol refroidi.
 

Traduit par Olga Lanceray

 
Как пена морская, на миг возникая,
Погибнет, сверкая, растает дождем. —
Мы дети мгновенья, живем для стремленья,
И в море забвенья могилу найдем.
 
 
Зачем ежечасно, волнуясь напрасно,
Стремимся мы страстно к обманной мечте?
Зачем мы рыдаем, скользим и блистаем,
И вновь пропадаем в немой пустоте?
 
 
О жизни волненье! Блаженство, мученье!
Печаль и сомненье! Как жалко мне вас!
Бежать бы мне вечно, дышать бесконечно,
Светиться беспечно в полуденный час!
 

 
L'écume de la mer, naissant pour un moment,
Périt étincelante et disparaît dans l'onde.
Comme elle, nous aussi, nous vivons brillamment,
Mais toujours dans l'oubli se finit tout au monde.
 
 
À toute heure pourquoi nous agiter en vain,
Et nous bercer toujours d'illusions trompeuses?
Pourquoi briller, glisser, pleurer sur son destin,
Et de nouveau plonger dans la nuit ténébreuse?
 
 
Ô doutes, ô chagrins! Bonheur, joie et tourments!
Que vous êtes à plaindre, émotions troublantes!
Ah! respirer, courir, luire éternellement
A l'heure de midi brillante, insouciante!
 

Traduit par Olga Lanceray

Из книги «Горящие здания»
(М., 1900)

I will speak daggers. [25]25
  Кинжалы на словах… Гамлет. Акт III, сц. 2. Перевод А. Кронеберга.


[Закрыть]

Hamlet

 
Я устал от нежных снов,
От восторгов этих цельных
Гармонических пиров
И напевов колыбельных.
Я хочу порвать лазурь
Успокоенных мечтаний.
Я хочу горящих зданий,
Я хочу кричащих бурь!
 
 
Упоение покоя —
Усыпление ума.
Пусть же вспыхнет море зноя,
Пусть же в сердце дрогнет тьма.
Я хочу иных бряцаний
Для моих иных пиров,
Я хочу кинжальных слов
И предсмертных восклицаний!
 

 
Le suis las des songes d'or,
Des tendresses de berceuse
Des harmonieux transports
De mes fêtes lumineuses!
Déchirant l'azur trop clair
De ces innocents délices
Je ne veux que des éclairs
Embrasant mes édifices.
 
 
Dédaignant les accalmies
Je noirai au fond de l'âme
Dans un Océan de flamme
Les ténèbres ennemies,
Et dans mes festins uniques
De nouveaux puissants accords
Uniront des cris de mort
Poignardants et magnifiques!
 

Traduit par Ludmila Savitzky

 
Полночь и свет знают свой час.
Полночь и свет радуют нас.
В сердце моем – призрачный свет.
В сердце моем – полночи нет.
 
 
Ветер и гром знают свой путь,
К лону земли смеют прильнуть.
В сердце моем буря мертва.
В сердце моем гаснут слова.
 
 
Вечно ли я буду рабом?
Мчитесь ко мне, буря и гром!
Сердце мое, гибни в огне!
Полночь и свет, будьте во мне!
 

 
La nuit, le jour savent leur temps,
Le jour, la nuit font notre joie,
Un jour trompeur luit m'éclairant,
La nuit n'assombrit pas ma voie.
 
 
L'orage et le vent, en rasant
Le sol, suivent leur route folle,
En moi l'orage se taisant
De mon cœur éteint les paroles.
 
 
Oh, serai-je esclave toujours?
Tempêtes! remplissez mon âme!
Et soyez en moi, nuit et jour!
Péris, ô mon cœur, dans les flammes!
 

Traduit par Olga Lanceray

 
Как испанец, ослепленный верой в Бога и любовью,
И своею ослепленный и чужою красной кровью,
Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде,
Я хочу цветов багряных, мною созданных везде.
 
 
Я, родившийся в ущелье, под Сиэррою-Невадой,
Где лишь коршуны кричали за увесистой громадой,
Я хочу, чтоб мне открылись первобытные леса,
Чтобы заревом над Перу засветились небеса.
 
 
Меди, золота, бальзама, бриллиантов и рубинов,
Крови, брызнувшей из груди побежденных властелинов,
Ярких зарослей коралла, протянувшихся к лучу,
Мной отысканных пределов жарким сердцем я хочу.
 
 
И, стремясь от счастья к счастью, я пройду по океанам.
И в пустынях раскаленных я исчезну за туманом,
Чтобы с жадной быстротою аравийского коня
Всюду мчаться за врагами под багряной вспышкой дня.
 
 
И быть может, через годы, сосчитав свои владенья,
Я их сам же разбросаю, разгоню, как привиденья,
Но и в час переддремотный, между скал родимых вновь,
Я увижу солнце, солнце, солнце красное, как кровь.
 

 
Comme un Espagnol, aveuglé de sa foi en Dieu et en l'amour,
Ivre du sang rouge de soi-même et d'autrui,
Je veux être le premier au monde, sur terre, sur mer,
Je veux des fleurs pourpres, par moi créées, partout!
 
 
Moi, né dans les gorges, sous la Sierra-Nevada,
Où, seulement, criaient les milans derrière l'énormité des rocs,
Je veux que devant moi s'ouvrent les forêts vierges,
Qu'au-dessus du Pérou s'allument les cieux, de la rougeur des incendies!
 
 
Et de l'airain, de l'or, du baume, et des diamants et des rubis!
Du sang giclé hors des poitrines des potentats vaincus!
Et d'éclatantes pousses de corail vers la lumière qui s'étirent,
Et les seules limites par moi trouvées: d'un cœur ardent, je les veux!
 
 
Et peut-être, après les années, ayant compté mes domaines,
Je les éparpillerai moi-même, je les disperserai comme des fantômes!…
Mais à l'heure d'avant le sommeil, d'entre les rochers où je suis né, à nouveau
Je verrai le Soleil, le Soleil, le Soleil rouge comme le sang!
 

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil

 
В глухие дни Бориса Годунова,
Во мгле российской пасмурной страны,
Толпы людей скиталися без крова,
И по ночам всходило две луны.
 
 
Два солнца по утрам светило с неба,
С свирепостью на дальний мир смотря.
И вопль протяжный: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!»
Из тьмы лесов стремился на царя.
 
 
На улицах иссохшие скелеты
Щипали жадно чахлую траву,
Как скот, – озверены и неодеты,
И сны осуществлялись наяву.
 
 
Гроба, отяжелевшие от гнили,
Живым давали смрадный адский хлеб,
Во рту у мертвых сено находили,
И каждый дом был сумрачный вертеп.
 
 
От бурь и вихрей башни низвергались,
И небеса, таясь меж туч тройных,
Внезапно красным светом озарялись,
Являя битву воинств неземных.
 
 
Невиданные птицы прилетали,
Орлы царили с криком над Москвой,
На перекрестках, молча, старцы ждали,
Качая поседевшей головой.
 
 
Среди людей блуждали смерть и злоба,
Узрев комету, дрогнула земля.
И в эти дни Димитрий встал из гроба,
В Отрепьева свой дух переселя.
 

 
Aux jours obscurs de Boris Godounov,
Dans la brume du morne pays Russe
Des hordes erraient sans toit, —
Et dans les nuits, deux lunes montaient au ciel…
 
 
Deux soleils se tenaient aux cieux des matins,
Avec férocité couvant le monde qui dévale.
Et un glapissement prolongé: «Du pain! du pain! du pain!»
De la ténèbre des bois irruait jusqu'au Tsar.
 
 
Dans les rues, les êtres squelettiques
Broutaient avidement l'herbe maigre,
Brutes et nus, – comme un bétail.
Et les rêves s'accomplissaient en réalité.
 
 
Alourdis de pourriture, les cercueils
Aux vivants donnaient, fétide et infernale, une nourriture.
Entre les dents des morts l'on trouvait du foin!
Et devenait toute maison, un lugubre bouge…
 
 
Les tempêtes et leurs tournements abattaient les tours,
Et les cieux, dérobés de triples nues,
Transparaissaient soudain d'une rouge lueur
Et de batailles entre surnaturels guerriers!
 
 
Jamais vus, des oiseaux arrivaient.
Les aigles planèrent sur Moscou.
Aux carrefours, des vieillards, en silence, attendaient,
Qui hochaient leurs têtes chenues…
 
 
La Mort et la Haine rôdaient parmi l'humanité.
Et la Terre tressaillit de la vue d'une comète.
Et dans ces jours, Dmitri se leva de sa tombe
Pour incarner au corps d'Otrépiev, son esprit!
 

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil

 
Я люблю далекий след – от весла,
Мне отрадно подойти – вплоть до зла,
И его не совершив – посмотреть,
Как костер, вдали, за мной – будет тлеть.
 
 
Если я в мечте поджог – города,
Пламя зарева со мной – навсегда.
О, мой брат! Поэт и царь – сжегший Рим!
Мы сжигаем, как и ты – и горим!
 

 
J'aime de mon aviron le sillon,
J'aime mon chemin fatal – jusqu au mal,
Jusqu'au mal inaccompli – où pâlit
Du bûcher le feu lointain – qui s'éteint.
 
 
Et je porte les reflets – et les flammes
Des pays que j'ai brûlés – en mon âme.
Chantre et Souverain Néron – ô mon frère!
Nous brûlons et nous mourons – incendiaires.
 

Traduit par Ludmila Savitzky

 
Можно жить с закрытыми глазами,
Не желая в мире ничего,
И навек проститься с небесами,
И понять, что все кругом мертво.
 
 
Можно жить, безмолвно холодея,
Не считая гаснущих минут,
Как живет осенний лес, редея,
Как мечты поблекшие живут.
 
 
Можно все заветное покинуть,
Можно все бесследно разлюбить.
Но нельзя к минувшему остынуть,
Но нельзя о прошлом позабыть!
 

 
On peut vivre en fermant sur son destin les yeux,
Sans aucun rêve et sans douce espérance;
L'on pourrait dire au ciel un éternel adieu,
Sentir de tout le néant, l'inconstance.
 
 
On peut vivre muet, se glaçant lentement,
Sans regretter le temps qui nous entraîne.
Les bois vivent ainsi, pour l'hiver s'endormant,
Les rêves vains, dont notre âme est si pleine.
 
 
Ce qui nous tient au cœur, nous pourrions l'en bannir,
On peut d'amour se passer dans la vie,
Mais on ne pourrait pas rayer un souvenir,
Et le passé, jamais on ne l'oublie!
 

Traduit par Olga Lanceray

 
И плыли они без конца, без конца,
Во мраке, но с жаждою света.
И ужас внезапный объял их сердца,
Когда дождалися ответа.
 
 
Огонь появился пред взорами их
В обрыве лазури туманной.
И был он прекрасен, и ровен, и тих,
Но ужас объял их нежданный.
 
 
Как тени слепые, закрывши глаза,
Сидели они, засыпая.
Хоть спали – не спали, им снилась гроза,
Глухая гроза и слепая.
 
 
Закрытые веки дрожали едва,
Но свет им был виден сквозь веки.
И вечность раздвинулась, грозно-мертва:
Все реки, безмолвные реки.
 
 
На лоне растущих чернеющих вод
Зажегся пожар беспредельный.
Но спящие призраки плыли вперед,
Дорогой прямой и бесцельной.
 
 
И каждый, как дремлющий дух мертвеца,
Качался в сверкающем дыме,
И плыли они без конца, без конца,
И путь свой свершили – слепыми.
 

 
Et ils naviguaient sans fin, sans fin
Dans la ténèbre, mais si avides de lumière…
Et une horreur soudaine envahit leurs cœurs
Quand ils eurent une Réponse!
 
 
Une flamme, à leurs regards apparut
Dans l'espace à pic de l'azur brumeux:
Elle était belle, égale, tranquille,
Mais ils étaient envahis de la terreur inattendue.
 
 
Comme des ombres aveugles, les yeux fermés,
Ils étaient assis et s'endormaient…
Ils dormaient sans dormir et rêvaient d'une tempête,
D'une sourde, d'une aveugle tempête.
 
 
Les paupières closes tremblaient а peine,
Mais la lumière leur était visible а travers les paupières.
Et l'éternité s'écarta, menaçante et morte:
Des rivières, des rivières en silence…
 
 
Dans le giron des eaux noirement grandissantes
Un incendie infini s'alluma.
Mais les fantômes endormis naviguaient de l'avant
Par une route droite et sans but.
 
 
Et chacun, comme l'esprit sommeillant d'un cadavre
Oscillait dans la fumée éclatante,
Et ils naviguaient sans fin, sans fin,
Et ils accomplissaient leur route, – aveugles…
 

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil

1

 
В душах есть все, что есть в небе и много иного.
В этой душе создалось первозданное Слово!
Где, как не в ней,
Замыслы встали безмерною тучей,
Нежность возникла усладой певучей,
Совесть, светильник опасный и жгучий, —
Вспышки и блески различных огней, —
Где, как не в ней,
Бури проносятся мысли могучей!
Небо не там,
В этих кошмарных глубинах пространства,
Где создаю я и снова создам
Звезды, одетые блеском убранства,
Вечно идущих по тем же путям, —
Пламенный знак моего постоянства.
Небо – в душевной моей глубине,
Там, далеко, еле зримо, на дне.
Дивно и жутко – уйти в запредельность,
Страшно мне в пропасть души заглянуть.
Страшно – в своей глубине утонуть,
Все в ней слилось в бесконечную цельность,
Только душе я молитвы пою,
Только одну я люблю беспредельность,
Душу мою!
 

 
Dans les âmes se retrouve tout ce qui est dans le
Ciel, et maintes choses encore.
Dans cette âme se créa la Parole prétablie!…
Où donc? si ce n'est en elle
Se levèrent les concepts en surgissement énorme?
Où seraient advenus, et la tendresse en chantante consolation,
Et la conscience, luminaire dangereux et brûlant,
Et les soudaines illuminations, et les éclats des feux divers?
Où? si ce n'est en elle,
Où? grondent les tempêtes de la pensée puissante!..
Non! le ciel n'est pas là,
Dans le profond Espace hanté de cauchemar
Où j'ai créé, où je créerai encore
Les étoiles а radier leur splendeur,
Et qui, éternellement marchent par les mêmes voies,
Signe enflammé de ma constance!
Le Ciel est dans les intensités de mon âme,
Là, au loin, а peine visible, – tout au fond…
Il est merveilleux et de hagard émoi, de passer dans l'au-delà:
J'ai peur de regarder dans l'abîme de l'âme,
J'ai peur de sombrer dans ma propre profondeur!
Tout en elle est infiniment un:
C'est à l'âme seulement que je chante les prières,
Et je n'aime qu'un seul Illimité,
Mon âme!
 

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil

 
Я горько вас люблю, о, бедные уроды,
Слепорожденные, хромые, горбуны,
Убогие рабы, не знавшие свободы,
Ладьи, разбитые веселостью волны.
 
 
И вы мне дороги, мучительные сны
Жестокой матери, безжалостной природы,
Кривые кактусы, побеги белены,
И змей и ящериц отверженные роды.
 
 
Чума, проказа, тьма, убийство, и беда,
Гоморра и Содом, слепые города,
Надежды хищные с раскрытыми губами. —
 
 
О, есть же и для вас в молитве череда!
Во имя Господа, блаженного всегда,
Благословляю вас, да будет счастье с вами!
 

 
D'une amour amère je vous aime, ô pauvres avortons d'hommes,
Aveugles-nés, boiteux, bossus,
Ô difformes esclaves, qui jamais n'avez connu la liberté,
Barques brisées par la gaieté d'une vague!
 
 
Et vous m'êtes chers, songe douloureux
De la Mère cruelle, de la Nature sans pitié,
Cactus tordus, jets de Jusquiames,
Et des serpents et des sauriens la race repoussée!
 
 
La peste et la lèpre, la ténèbre, le meurtre et le Malheur,
Sodome et Gomorrhe, villes aveugles,
Espoirs de proie aux lèvres entr'ouvertes, —
 
 
Oh! n'avez-vous pas votre tour dans la prière!…
Au nom de Dieu, toujours bienheureux,
Je vous bénis: que le bonheur soit avec vous!
 

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil

 
Залетевшая в комнату бабочка бьется
О прозрачные стекла воздушными крыльями.
А за стенами небо родное смеется,
И его не достичь никакими усильями.
 
 
Но смириться нельзя, и она не сдается,
Из цветистой становится тусклая, бледная,
Что же пленнице делать еще остается?
Только биться и блекнуть! О, жалкая, бедная!
 

 
Un pauvre papillon, prisonnier, se débat,
Se heurtant, se frappant aux vitres transparentes;
Il aperçoit le ciel, souriant plein d'éclat,
Mais il ne peut l'atteindre; en vain il se tourmente!
 
 
Ne voulant se soumettre à son sort douloureux,
Il lutte, et, d'éclatant, il devient terne et pale.
Que reste-t-il à faire au captif malheureux?
Se débattre et mourir. Voilà sa fin fatale!
 

Traduit par Olga Lanceray

 
Я люблю лесные травы
          Ароматные,
Поцелуи и забавы,
          Невозвратные.
 
 
Колокольные призывы,
          Отдаленные,
Над ручьем уснувшим ивы,
          Полусонные.
 
 
Очертанья лиц мелькнувших,
          Неизвестные,
Тени сказок обманувших,
          Бестелесные.
 
 
Все, что манит и обманет
          Нас загадкою,
И навеки сердце ранит
          Тайной сладкою.
 

 
J'aime de forêts les plantes
          Odorantes,
Les caresses très légères
          Passagères.
Du clocher la voix lointaine
          Dans la plaine,
Et sur l'eau qui dort les branches
          Qui se penchent.
 
 
Les figures entrevues
          Inconnues,
Des legendes et des songes
          Les mensonges.
 
 
Toute chose qui nous hante,
          Nous enchante,
La blessure douce et chère
          Du mystère.
 

Traduit par Ludmila Savitzky

 
Запах солнца? Что за вздор! [26]26
  Курсивом выделены строки, отсутствующие в переводе.


[Закрыть]
Нет, не вздор.
В солнце звуки и мечты,
Ароматы и цветы,
Все слились в согласный хор,
Все сплелись в один узор.
 
 
Солнце пахнет травами,
Свежими купавами,
Пробужденною весной,
И смолистою сосной.
 
 
Нежно светлотканными,
Ландышами пьяными,
Что победно расцвели
В остром запахе земли.
 
 
Солнце светит звонами,
Листьями зелеными.
Дышит вешним пеньем птиц,
Дышит смехом юных лиц.
 
 
Так и молви всем слепцам:
Будет вам!
Не узреть вам райских врат.
Есть у солнца аромат,
Сладко внятный только нам,
Зримый птицам и цветам.
 

<…>

 
Le soleil a l'odeur des herbes
Et des fraîches nymphées,
Du printemps qui s'éveille
Et du pin résineux.
Il sent le tendre et clair tissu
Du muguet ivre,
Vainqueur épanoui
Dans l'odeur auguë des terres.
Le soleil luit,
Par la cloche qui tinte,
Par la feuille verte.
Il respire par le chant d'un oiseau du printemps,
Et les rires d'un jeune visage.
 

<…>

Traduit par Emmanuel Rais et Jacques Robert

 
Как страшно-радостный и близкий мне пример,
Ты все мне чудишься, о, царственный Бодлер,
Любовник ужасов, обрывов и химер!
 
 
Ты, павший в пропасти, но жаждавший вершин,
Ты, видевший лазурь сквозь тяжкий желтый сплин,
Ты, между варваров заложник-властелин!
 
 
Ты, знавший Женщину, как демона мечты,
Ты, знавший Демона, как духа красоты,
Сам с женскою душой, сам властный демон ты!
 
 
Познавший таинства мистических ядов,
Понявший образность гигантских городов,
Поток бурлящийся, рожденный царством льдов!
 
 
Ты, в чей богатый дух навек перелита
В одну симфонию трикратная мечта:
Благоухания, и звуки, и цвета!
 
 
Ты – дух блуждающий в разрушенных мирах,
Где привидения друг в друге будят страх,
Ты – черный, призрачный, отверженный монах!
 
 
Пребудь же призраком навек в душе моей,
С тобой дай слиться мне, о, маг и чародей,
Чтоб я без ужаса мог быть среди людей!
 

 
Exemple clair, image foudroyante et chère
Tu me hantes toujours, souverain Baudelaire,
Amoureux des terreurs, des gouffres, des chimères,
 
 
Tu roulais dans le mal rêvant à d'autres zones,
Tes yeux voyaient l'azur perçant les ombres jaunes,
Dans un pays barbare ôtage pris d'un trone!
 
 
Dans tes rêves la femme est un démon génie,
Le Démon fût pour toi l'Esprit de l'harmonie.
Et la femme en toi-même au démon s'est unie!
 
 
Tu compris les nuances des poisons mystiques,
Des géantes cités le sens emblématique,
Impétueux torrent, né des glaciers arctiques!
 
 
Toi dont l'âme reçut les divines empreintes
Des trois beautés en une symphonique étreinte,
La musique des sons, des parfums et des teintes!
 
 
Fantôme pèlerin des mondes en décombres
Où les spectres ont peur des fugitives ombres,
Ascète renié, surnaturel et sombre!
 
 
Je peux garder en moi l'esprit de ton mystère,
O mage, te vouant mon âme tout entière
Pour vivre sans terreur au milieu de mes rêves!
 

Traduit par Ludmila Savitzky