Текст книги "Путь на Олений ложок"

Автор книги: Константин Кислов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

13. Кто преступник?

Старший лейтенант Котельников сейчас нисколько не походил на того стройного и подтянутого офицера, каким его привыкли видеть на службе. Он выглядел завзятым рыболовом: голову его покрывала старенькая соломенная шляпа, ноги – босые, брюки, как у рыбака, закатаны до колен, мокрые, запачканные глиной.

Ночь старший лейтенант прокоротал на пасеке. Дед Тимофей, пропустив перед ужином добрую чарку душистого коньяку, на всякий случай прихваченного Котельниковым, так разговорился, что остановить его было невозможно. Рассказывал Тимофей не только о несчастном случае, который недавно произошел на его полуострове, как он любил выражаться, но и о своем житье-бытье, о давно минувшей молодости и больше всего, конечно, о пчелах. В этом деле он был сущим художником и не жалел красок на описание. Пчела у него была и умна, и смирна, и отменно трудолюбива, и заботлива и, кажется, поверь деду, она и разговаривать вразумительно могла, но только без посторонних лиц, наедине с ним. Котельников сочувственно поддакивал старику, удивлялся, восхищенно прищелкивал языком и, уже засыпая на копне свежего душистого сена, подумал: «Для старика такая стопка, кажется, чуток велика… Чего доброго, под градусом таких чудес наговорит, что десяток опытных следователей за год не разберутся…» На зорьке, когда Котельников проснулся, дед Тимофей сладко и безмятежно храпел, наполняя шалаш диковинными звуками.

Старший лейтенант взял удочки и побрел по мокрой траве, блестевшей чудесными искорками холодной росы.

– Однако не зря я проторчал целую ночь на полуострове преподобного Тимофея, шут с ними и с комарами… Разведка, кажется, удалась… – тихо рассуждал сам с собой Котельников, жмурясь от яркого света раннего солнца. – Высокий упитанный человек, чуть сутулый, волосы светлые, руки большие, глаза маленькие, серые… Старик говорит: «Не человек, а медведь таежный…» Значит, силен… А фамилия будто бы Вепринцев… Это, пожалуй, самое главное для дела. А может быть это только случайное совпадение обстоятельств, не имеющих отношения к убийству Керженекова… Да, а следы?.. Впрочем, там этих следов, дай бог, всяких было достаточно: и ребячьих и собачьих…

Котельников не столько рыбачил, сколько приглядывался к берегу, к следам, иногда встречавшимся на пути, прислушивался к редким шорохам. Все, кажется, было спокойно и вне всяких подозрений.

В полдень он выкатил из укрытия мотоцикл, переоделся в спортивные шаровары и блузу и, ловко вскочив в сидение, уехал в город.

При попытке установить местожительство Вепринцева старший лейтенант сразу же столкнулся с трудностями. По одной фамилии без дополнительных установочных данных искать человека – довольно трудное дело. Правда, Котельников имел в виду то, что ему рассказала вдова Керженекова – знакомого ее мужа звали Иваном Петровичем. Адресный стол дал справку, что Вепринцевых в городе проживает больше десятка человек. Это для Котельникова оказалось неожиданностью: он считал, что такая фамилия, как Вепринцев, не часто встречается. Старший лейтенант решил лично ознакомиться с каждым прописным листком на Вепринцевых и отобрать те из них, которые больше будут совпадать с интересующим его лицом. Ему предоставили место в отдельной комнате, и он занялся делом.

Первый Вепринцев, карточка которого попала ему в руки, оказался пенсионером, рождения 1889 г.

Котельников отложил карточку в сторону – не подходит.

Илья Сергеевич Вепринцев… нет, этот два месяца как паспорт получил…

Вепринцева Прасковья Михайловна…

Ничего похожего на то, что он искал, не было.

– А ведь это может оказаться мартышкиным трудом, – подумал Котельников, на минуту оторвавшись от пожелтевших листков. – Каждый бывалый преступник имеет десяток имен, столько же фамилий и в два раза больше кличек.

Но он также знал и другое: ни одна фамилия, ни одна кличка преступника не падает с неба. Они в большей части случаев находятся в прямой связи с реальной действительностью. И старший лейтенант продолжал терпеливо искать.

Котельников просмотрел листки и на ранее проживавших в городе Вепринцевых. Когда он разбирал последнюю стопку на выбывших, ему в руки попал листок на Ивана Петровича Вепринцева.

– По возрасту подходящий, – обрадовался Котельников. – Шофер гастронома… Попробую проверить по старому адресу… Если не он, искать нечего.

Когда старший лейтенант, наконец, отыскал улицу и дом, который его интересовал, на город уже опустились густые сумерки. На улицах стало тесно и шумно. Все двигалось: трамваи, автомобили, тележки уличных продавцов. Деловой день кончился, люди спешили домой.

Котельников спустился по крутой каменной лестнице в нижний этаж многоквартирного дома и оказался в небольшой с низким потолком комнате. Это был рабочий кабинет управдома.

– Занятия кончились, гражданин, – сказала немолодая женщина, властно преградив путь Котельникову. – Я закрываю. – Она пощелкала в руке замком, давая этим понять, что никакой разговор состояться не может. – Милости просим завтра в девять часов утра, если вас что-нибудь интересует.

– Безусловно, что-то интересует… Разрешите знать, с кем я имею дело, гражданочка?

– Я управдом.

– Приятно слышать. А имя отчество ваше?..

– Прасковья Михайловна, – нерешительно ответила женщина и взяла под мышку старый помятый портфель.

Котельников удивленно воскликнул:

– Товарищ Вепринцева, да?!

– Она самая. Что вам нужно?

Во-первых, здравствуйте, Прасковья Михайловна! – со вздохом облегчения сказал Котельников так, будто он был давным-давно знаком с этой пожилой женщиной.

Вепринцева холодно оглядела его, деловито и грузно присела к столу, включив настольную лампу.

– Слушаю вас.

– Во-вторых, мы сейчас доберемся до всего, Прасковья Михайловна, не спешите. – Котельников с шумом вытащил из-под стола табуретку и, придвинув ее поближе к Вепринцевой, сел. – Вы смотрите, как получается: опоздай я на одну минуту – и дверь была бы на замке.

– Да ведь и так уж давно обедать пора, – недовольно сказала Прасковья Михайловна, не сводя глаз с неурочного гостя. – Дома ждут.

– Конечно, конечно. Муж, наверно, все окошки проглядел.

– Муж?.. – Прасковья Михайловна нахмурилась. – Мой муж, молодой человек, как ушел в сорок втором году на войну, так и поминай как звали.

Котельников понял – данные адресного стола соответствуют действительности. Он решил перейти прямо к делу и предъявил Вепринцевой удостоверение.

– Милиция… так, понятно, – смущенно проговорила она. – Ну что же, пожалуйста, к вашим услугам…

– Я не собираюсь вас долго задерживать, Прасковья Михайловна, – начал старший лейтенант. Меня интересует такой вопрос: как внешне выглядел ваш муж?

В больших строгих глазах Вепринцевой появилось недоумение.

– Как выглядел? Обыкновенно… Как всякий шофер, как рабочий человек…

– Нет, я не о том, – остановил ее Котельников. – Какой у него был рост, цвет волос… внешние приметы.

– Ну, как вам сказать… ростом он был, пожалуй, повыше среднего, с лица худощавый, чернявый такой… Усы небольшие, волос не носил, наголо стригся… – Вепринцева вдруг запнулась, крикнула: – Нашелся, да?!

– Нет, – отрицательно покачал головой Котельников и, торопливо доставая из кармана пачку сигарет, мягко добавил: – Этого я не знаю.

– Тогда не понимаю, что такое происходит? – всплеснула руками Вепринцева.

– А что именно?

– С неделю тому назад внучка говорила, что днем заходил незнакомый человек и тоже… спрашивал обо мне, о муже.

Котельников почувствовал, как застучало сердце, он чуть не вскочил с места.

– Может быть, это вы приходили? – спросила женщина.

– А внучка разве не сказала вам, кто приходил?

– Нет, не сказала… Говорит, незнакомый человек, здоровый и очень высокий…

– Вот видите, какие бывают совпадения… – Котельников немного помедлил и спокойно спросил: – И как же все-таки назвал себя этот человек?

– Да не называл никак – фронтовой товарищ и все. Вместе вроде служили, обменялись адресами и вот, дескать, решил повидаться, зашел.

– Фронтовой товарищ… Любопытно, – в раздумье сказал Котельников.

Бросив в пепельницу окурок, он поднялся.

– Вы что, уже уходить собираетесь? – удивилась Вепринцева.

– Извините, Прасковья Михайловна, мне надо идти. Вы, пожалуйста, не ломайте себе голову. Может, и правда какой-нибудь фронтовой приятель приходил.

– Конечно, все может быть, и я так же подумала, – сказала Вепринцева, поднимаясь со стула.

Как ни торопился старший лейтенант, в отделе, кроме дежурного сержанта, он никого не застал. Занятия давно кончились, и сотрудники разошлись. Котельников, хотя и был страшно голоден, но чтобы не забыть всего, что ему довелось видеть и слышать сегодня за день, стал писать рапорт. На это ушло много времени. Все надо было обдумать и подробно записать, не забыть мелочей, деталей – они-то иногда и составляют всю ценность наблюдения. Когда рапорт был закончен, старший лейтенант оторвался от листа бумаги, задумчиво потер ладонью висок и вполголоса перечитал заключительную часть.

«…Итак, подводя черту вышеописанному, я хочу со всей уверенностью подтвердить, что убийца Керженекова действительно тот самый человек, о котором рассказывали пчеловод Тимофей и ребята: высокий, несколько неуклюжий блондин в солдатской гимнастерке, в старой артиллерийской фуражке. Однако этот тип никогда не был Вепринцевым Иваном Петровичем. Он лишь в преступных целях присвоил себе фамилию человека, без вести пропавшего во время войны…»

14. Знакомство с Тагильцевым

Парикмахерская, где работал Семен Захарович Тагильцев, была расположена в нижнем этаже огромного, чуть не на целый квартал здания Управления горнопромышленного округа. Это была небольшая, всего лишь на два кресла, так называемая «ведомственная» парикмахерская, которая едва справлялась с обслуживанием работников управления.

Два мастера – один пожилой, худощавый человек с большими круглыми очками на кончике острого носа, другой – средних лет, с черными непокорными волосами, немного прихрамывающий после ранения – имели постоянных клиентов и всегда были заняты. Очередь здесь соблюдалась по телефону. Клиент звонил. Мастер снимал трубку, назначал время. Поэтому в парикмахерской никогда не скапливалась очередь. Исключением были субботние дни. Ну, здесь уж ничего сделать нельзя – в субботу везде очереди, а в банях и парикмахерских тем более.

Хромой мастер был широк в плечах, коренаст и как видно, обладал немалой физической силой. Его карие, словно лесная смородина, глаза были всегда веселы, излучали простоватую теплую улыбку. Движения его были неторопливы, осторожны и несколько тяжеловаты. Бритва никак не соответствовала большой ухватистой руке этого детины: она была слишком легка и мала.

Когда Шатеркин, одетый в штатский костюм, вошел в парикмахерскую, в кресле у хромого мастера сидел пожилой степенный человек. Рабочий день подходил к концу. Капитан избрал именно такое время для того, чтобы выйти из парикмахерской почти одновременно с мастерами.

Мастер и клиент разговаривали. Точнее, клиент слушал и порой нечленораздельно выражал свое согласие или удивление, а мастер, под трескучий аккомпанемент ножниц, рассказывал о том, как он, литейщик и гвардии сержант, повредил на войне ногу и стал парикмахером.

Шатеркин, незаметно приглядываясь из-за развернутой газеты к мастерам, без труда определил, кто из них Тагильцев. И первое, на что поглядел капитан, были ноги Тагильцева, его большие черные ботинки. Шатеркин почувствовал, как грудь сразу наполнило знакомое радостное волнение. «Вот он где… Похоже, что это его след остался на берегу…» Он следил за каждым движением парикмахера.

Тагильцев тем временем закончил стрижку клиента и свой рассказ… Он не спеша обмел щеточкой морщинистую шею старика, пошумел немного пульверизатором.

– Вот, дядя Саша, и помолодел. Как огурчик муромский, первый сорт. – И уже снимая и стряхивая пеньюар, неожиданно спросил: – На рыбалку не собираетесь?

– Что ты, Семен Захарыч! – невесело воскликнул клиент. – И думать боюсь, старуха страшно ругается… Я-то бы со всей душой, у меня и черви запасены, с неделю уж, как в банке живут… Да знаешь этих старых баб…

– Нет, я уж утром схожу обязательно, – сказал Тагильцев. – По утрам язь хорошо берет на кашу. Чудесно берет, дядя Саша!

Шатеркин сложил газету и направился к креслу.

– А сверхурочные кто мне будет платить? – намыливая руки, шутя спросил Тагильцев. – Осталось семь минут, побрить не успею.

– Не беспокойтесь, товарищ мастер, сверхурочные не потребуются. Мне чуть-чуть подправить виски и шею.

– Ну, это можно.

Тагильцев вел себя так же просто и естественно, как с дядей Сашей, который только что освободил кресло. Он непрерывно что-то говорил. Но пустячные разговоры его, при каменном молчании соседа, пожилого, в роговых очках мастера, не были ни надоедливы, ни тем более неприятны.

«Говорил сейчас Тагильцев о том, что относилось к его обязанностям: как идет машинка? Не щиплет ли? Высоко ли подстричь волосы? Какие оставить виски: прямые или косые? Обратил внимание и на небольшой шрам на шее капитана, провел по нему пальцем, спросил:

– Кажется, фронтовая заметка?

– Да, осколком царапнуло, – ответил Шатеркин.

Тагильцев вздохнул.

– Сколько памятных заметок война на нашем брате оставила, счету нет! На ином таких борозд понапахала, что хоть картошку высаживай, ей-богу!..

Из парикмахерской Шатеркин вышел раньше Тагильцева и ждал его возле своего автомобиля. Как только тот вышел, капитан, откинув наполовину выкуренную папироску, крикнул:

– Товарищ парикмахер! Садитесь, подвезу.

– Не откажусь, товарищ клиент. Это для меня подходящее предложение, как манна с неба, – неловко усаживаясь, сказал Тагильцев. – С моей ногой везде неудобно, везде она лишняя, как пятое колесо у телеги…

Затем он поглядел на Шатеркина и, будто сейчас только вспомнив, что между ними еще не состоялось знакомство, поспешно протянул руку.

– Разрешите познакомиться: Семен Захарович Тагильцев, – он так крепко давнул руку Шатеркина, что у того хрустнули и заныли пальцы.

– Николай Иванович, – ответил капитан, умышленно не добавив фамилии. – Куда вас доставить?

Тагильцев назвал адрес.

Шатеркин ловко и легко маневрировал автомобилем в бесконечном потоке машин, велосипедов и пешеходов. Машина шла на небольшой скорости, в кабине приятно шумел свежий, охлаждающий ветерок. Тагильцев с увлечением рассказывал о том, как он когда-то играл в футбол. Этот разговор возник потому, что на всех перекрестках в глаза бросались свежие афиши о предстоявшем футбольном матче.

– Хотел в ваш архив заглянуть, дело одно есть – не нашел, где помешается, – дождавшись небольшой паузы, заговорил Шатеркин. – Говорят, что где-то внизу, в конце корпуса.

– Николай Иванович, чего же вы мне сразу не сказали?! – огорченно воскликнул Тагильцев. – Да ведь это же рядом с нашей парикмахерской. И архивариус-то, можно сказать, приятель мой, Влас Керженеков. Но там все равно никого сейчас нет, – успокоил он. – Не работает он в настоящее время.

– Как не работает?

– Очень просто: получил отпуск и на курорт укатил.

Капитан все больше убеждался в том, что его собеседник – добродушный и рассудительный человек, что он, пожалуй, ничего не знает о трагической судьбе своего друга.

Шатеркин свернул с главной магистрали на тихую улицу и остановил машину. Тагильцев с легким удивлением в голосе сказал:

– Не тот адрес. Мы еще не доехали.

– Совершенно верно, Семен Захарыч, – успокоил капитан. – Адрес действительно не тот, но это не так уж важно… – Он назвал себя.

Тагильцев растерянно поглядел на Шатеркина.

– Очень приятно. Что же вы мне сразу не сказали?.. Я готов слушать вас, товарищ капитан.

Шатеркин вынул из кармана конверт, достал из него фотокарточку и, засветив фонарик, показал ее Тагильцеву.

– Кого узнаете? – спросил он.

– Вот это и есть Влас Прокопьевич Керженеков, мой земляк и хороший приятель, – ничуть не смутившись, ответил Тагильцев.

Шатеркин показал другую карточку.

– А что видите на этой фотографии?

Лицо Тагильцева перекосил ужас, он побледнел и отпрянул к дверце машины.

– Не может быть!.. – с трудом сказал он. – Здесь какое-то недоразумение… Мне точно известно, что Керженеков три дня как выехал в Крым по путевке. Я своими глазами видел эту путевку.

– Все это, может быть, верно, – сказал капитан, – наблюдая за парикмахером. – Но верно также и то, что найден труп Керженекова.

– Но что же произошло с ним?

– Как видите на фотографии… он застрелился…

В машине стало жарко и душно. На щитке мерно и отчетливо стрекотали часы. Тагильцев сидел молча, глядел куда-то в пространство, мучительно думал.

– Нет, ничего не могу понять… Я никогда не слышал от Власа жалоб на жизнь, всегда он был здоров и весел, никто его не обижал, да и не такой он человек, чтобы кому-то дать себя в обиду. И вдруг… – Он взглянул на Шатеркина глазами, полными недоумения.

– Да ведь только за день или два до его отъезда мы на рыбалку с ним ездили.

– Куда? – быстро спросил Шатеркин.

– На двенадцатый километр… И ночевали там…

– Кто еще был с вами?

– Никого больше не было – я и он.

– Расскажите, как прошла эта ночевка?

– Прошла как полагается, товарищ капитан, – после глубокого вздоха ответил Тагильцев. – Уехали мы на попутной машине прямо с работы, даже домой не заглянули: все загодя было приготовлено. Приехали, расположились на берегу со своими удочками, и дело пошло в лучшем виде: рыба ловилась неплохо, настроение отличное, а нам больше ничего и не надо. Когда стемнело, костер развели, бурлацкую уху сварганили. – печально усмехнулся Тагильцев. – Говорили, конечно, о всяких пустяках, фронтовую, жизнь вспоминали, а больше все о рыбной ловле, об охоте… Потосковали о Сибири, что поделаешь – родина. Я-то лет двадцать там не бывал, задолго до войны на Урал перебрался. Вот так… Потом закурили, послушали, как рыба в реке играет, и и тут же у костра заснули, а утром чуть свет – опять за удочки…

– Брал с собой Керженеков оружие?

– Оружие? – переспросил с удивлением Тагильцев. – Да зачем же оно нужно, когда охота еще не разрешена?

– Не охотничье… Пистолет у него был?

– Может и был какой-нибудь… Но мне лично, кроме тульской двустволки, никакого оружия видеть у него не доводилось… Пистолета не видел, товарищ капитан.

– А как шли у него дела на работе? Не рассказывал? – постепенно расширял круг вопросов Шатеркин.

– По работе мы с ним почти не сталкивались: он в архиве, а я… Говорят, хороший работник, добросовестный, и сам он на работу не жаловался.

– Семейную жизнь его хорошо знаете?

– Немного знаю. С женой жили вроде дружно, в согласии. Детей вот у них не было…

– Знаете ли вы ближайших друзей Керженекова? Тагильцев задумался.

– Их у него было раз-два и обчелся. Близких друзей не замечал…

– Ну, вернемся немного назад: как же закончилась ваша рыбалка?

– В общем, на уровне, товарищ капитан, никаких происшествий. Вечером в воскресенье приехали в город – и по домам… А потом он в отпуск стал собираться.

– Вы не провожали его?

– Не приглашал он меня… А потом все-таки рабочее время…

Шатеркин завел мотор, машина, легко дрогнув, тронулась и мягко покатилась по асфальту. Тагильцев тяжело вздыхал, устало откинувшись на спинку сиденья. В голове какие-то несвязные мысли, перед глазами обрывки пустячных, ничего не стоящих событий. Почему-то с глупой настойчивостью лезет в глаза одна и та же нелепая, смешная картина: Керженеков тащит удочку и вдруг, поскользнувшись, кувырком летит в воду. Потом, весь мокрый и грязный, смеясь, лезет на берег. «Вот и рыбу всю разогнал, – басит он. – Слышь, Семен? Сматывай удочки, погреться надо…» Тагильцев ясно видит широкое смеющееся лицо Керженекова, черные мокрые волосы торчат в разные стороны. Тагильцев опять горько вздыхает. «Неужели у него поднялась на себя рука?..»

Шатеркин больше не задавал никаких вопросов. Он был как будто весь поглощен легким бегом машины. Улица стала уже, темнее. Капитан резко затормозил.

– Вот и приехали. – взглянув на освещенный номер дома, сказал он. – Номер двадцать восемь, ваша квартира.

– Спасибо, товарищ капитан, – Тагильцев торопливо и неловко вылез из машины. Шатеркин протянул ему руку.

– Я думаю, что мы с вами еще увидимся?

– Если это необходимо, я готов в любое время.

Шатеркин кивнул головой. Сердито загудел мотор, на мгновение улицу охватило светом, и машина ушла.

15. Еще одно преступление

Архивохранилище Управления горного округа помещалось в трех полуподвальных комнатах, хорошо освещенных и надежно изолированных друг от друга. Здесь были собраны объемистые папки документов, инженерных чертежей, всевозможных докладов и справок по освоению различных месторождений полезных ископаемых. Тут же хранились и заявки на открытые месторождения золота, платины, редких металлов; на стеллажах, в больших прошнурованных папках, покоились обоснования и технические проекты рудников, геологические карты, контурные очертания рудных тел, рабочие чертежи шахт и множество других ценных и важных бумаг, нашедших себе со временем место в архиве. В первой комнате были сосредоточены документы общего хранения, они были аккуратно разложены по многочисленным стеллажам; отсюда тяжелая железная дверь и вела в кладовую технической документации, а за ней, через такую же массивную дверь, облепленную мастичными пятнами, можно было попасть в кладовую, где хранились документы особой важности и бумаги, представлявшие историческую ценность.

Председатель ревизионной комиссии горный инженер Михаил Архипович, пожилой облысевший человек, распределил обязанности между членами комиссии таким образом, что все они сидели в одной первой комнате и каждый занимался отведенным ему стеллажом. Двое студентов юридического института, посланных сюда профессором Данилиным для оказания помощи, снимали с полок архивные коробки, развязывали толстые вместительные папки и подкладывали их на столы ревизоров. За одним из столов стоя работала Катя Пылаева. Она была одета в серый рабочий халат, русые, вьющиеся на лбу и висках волосы были подвязаны пестрой косынкой. Катя с завидной быстротой расправлялась с толстыми пропыленными папками: развязывала их, бегло просматривала внутренние описи, затем быстро-быстро листала пожелтевшую от времени бумагу. Закончив просмотр одной папки, бралась за другую, третью… Когда уставали глаза и немели от напряжения ноги, она ненадолго садилась на стул и задумчиво глядела на высокие, до самого потолка, ряды стеллажей. «Как их много… И как медленно идет наша работа…»

Катя отодвинула от себя только что просмотренную папку, поискала глазами председателя, который задержался где-то между стеллажей.

– Михаил Архипович, мне думается, что было бы удобней вести нашу работу одновременно во всех хранилищах, в том числе в кладовой с особыми фондами. Такой порядок работы ускорит дело.

Инженер снял очки и, прежде чем ответить на вопрос студентки, несколько раз чихнул, так глубоко и шумно, что самому стало неприятно. «Фу ты, несчастье! Неужели простуду подхватил в этом подвале…» – подумал он, погладив вспотевшую лысину.

– Правильно говорит товарищ Пылаева, – поддержал Катю высокий юноша-студент с бледным лицом. – Надо сейчас же открыть все двери, может быть, сразу будет обнаружено преступление, которое мы ищем.

Все участники ревизии присоединились к этому предложению. Михаилу Архиповичу ничего не оставалось другого, как подчиниться и идти за ключами. Прежде чем покинуть архивохранилище, он, уже находясь у двери, опять несколько раз чихнул. «И что за напасть такая, чихаю до головной боли…»– проворчал он и, косо поглядев на своих сотрудников, вышел за дверь.

Катя сидела за горой папок и связок бумаг, покрытых многолетней пылью. Хотя глаза и руки ее работали быстро, как хорошо налаженный механизм, она не переставала думать о загадочном деле Николая Шатеркина. «Что же это за дело?»– не раз спрашивала себя девушка. Но ответа не находила. Она никогда не проявляла излишнего любопытства к служебным делам Шатеркина и как юрист хорошо понимала значение тайны. Что может быть важнее умения сохранить до конца глубокую тайну того, чем ты занимаешься? Ведь большинство провалов и самых неожиданных недоразумений в следственной практике возникает от того, что твои действия стали известны другим. Тайна – залог успеха. Катя знала об этом. И когда Николай сказал ей, что по ходу одного дела ему придется провести документальную ревизию архива, она с большой охотой взялась помочь ему, не спрашивая ни о чем.

Пришел с ключами Михаил Архипович и… зачихал. Чихали и другие члены комиссии, но никто так не краснел и болезненно не морщился, как пожилой инженер.

– Какая отвратительная пыль… А может быть, где-нибудь сквозняком прохватило? – спрашивал он себя. – Удивительно…

Катя вместе с инженером вошла в первую комнату, во вторую. Но везде был тот строгий и удивительно скучный порядок, какой существует в архивах и книгохранилищах. Куда ни глянь – стеллажи, тяжелые железные сейфы, пузатые предохранительные коробки, набитые бумагами, приторный запах бумажного тления и пыли. Катя осталась в комнате, где хранились особые фонды управления. Взгляд ее блуждал по бесчисленным папкам и тяжелым шкафам, она шла вдоль стеллажей, словно по узким запутанным переулкам большого города. Вот ее взор задержался на большом коричневом сейфе, стоявшем у стены. Она остановилась и вдруг почувствовала, что ей стало жарко. В дверце сейфа, в его замковой части рваной огнестрельной раной зияла брешь. Попятившись назад, Катя крикнула:

– Товарищи! Сюда не заходите, пожалуйста… Сюда нельзя, здесь вскрыт сейф!..

Она выбежала из кладовой и захлопнула за собой дверь. Лицо ее горело. Михаил Архипович быстро снял трубку и позвонил капитану Шатеркину. Потом подошел к дверям.

– Не стоит заходить туда, – посоветовала Катя, – Вы обязательно оставите там свои следы, а они могут сбить с толку следователя.

Инженер поглядел на свои большие начищенные ботинки и улыбнулся.

– Из вас, Катя, был бы хороший прокурор, – пошутил он.

– Это, Михаил Архипович, одно из элементарных требований криминалистики.

– Насколько я начинаю понимать, это совсем неплохое требование. Однако, пока суть да дело, мы должны продолжать нашу работу, – уже серьезно сказал он.

Катя раскрывала папку за папкой, но прежнего внимания не было. Перед глазами стоял большой коричневый сейф с искореженной дверцей. Какие же ценности хранились в этом сейфе? Что похищено?

В архиве появился Шатеркин. На этот раз с ним был лишь его верный друг, спутник на все происшествия – Риф.

– Я в вашем распоряжении, товарищи, – пошутил Шатеркин.

– А мы все – в вашем, товарищ капитан, – в тон ему ответил инженер.

Шатеркин задал несколько вопросов Кате и инженеру и неторопливо, без сколько-нибудь заметного беспокойства, приступил к делу. Риф стремительно, с шумом бросился в комнату, но как только обнюхал сейф, развороченную дверцу и пол вокруг сейфа, сразу зафыркал, затряс головой и стал чихать.

Катя и Михаил Архипович многозначительно переглянулись.

– Очень интересно. Оказывается, сквозняки не только на старого инженера действуют, но и страшные собаки могут им поддаваться.

– Вы правы, товарищ инженер! Такие сквозняки на собак действуют, очень действуют… – с досадой ответил Шатеркин, разглядывая что-то на полу. – Ну что, Риф, задача не по твоему носу? – приласкал он собаку. – Что же, ничем не могу помочь твоей беде, ступай сядь на место и не мешай мне работать.

– В чем же дело, Николай Иванович?! – воскликнула Катя.

– Не волнуйтесь, товарищи, ничего особенного не произошло – простая, предусмотрительность и только. Человек, который побывал в этой комнате, прежде чем оставить ее, посыпал пол чем-то таким, что…

– Ну и ловкач! – Михаил Архипович опять чихнул. – По-вашему выходит, что и у меня не простуда от сквозняков, а тот же самый…

– Вы угадали, у вас тот же самый диагноз… – улыбнулся Шатеркин. – Вероятно, это человек достаточно опытный, и в своей жизни не раз встречался как с сейфами, так и с собаками…

Шатеркин, вооружившись лупой, внимательно осматривал дверцу сейфа. Под большим прозрачным стеклом оживала каждая царапина, каждый незначительный, едва заметный штришок, оставленный на поверхности. Вдруг его взгляд задержался на двух свежих царапинах, нанесенных острым предметом на нижней части дверцы. Царапины изображали правильной формы латинский крест, величиной не более спичечной коробки. Капитан долго рассматривал это непонятное изображение, задумчиво хмурил брови. Потом он зафотографировал со всех сторон взломанный сейф, папки с документами, аккуратно расставленные в нем, отдельно сфотографировал изображение креста и снова задумался. Было видно, что этот крест почему-то особенно заинтересовал его.

В самом взломе для Шатеркина не было ничего неожиданного. Как только капитан вошел в комнату, взглянул на изуродованную дверцу, он, не задумываясь, сказал:

– Ого!.. Работал здесь большой мастер и с первоклассной, вполне современной техникой.

Он поднял голову и некоторое время что-то искал на стенах вокруг несгораемого шкафа.

– А, вот она и розетка… Все так удобно и хорошо. Для такого аппарата напряжения вполне достаточно…

В глазах Кати затаилась тревога.

– Мне думается, что здесь очень серьезное дело.

– И я так думаю, Катюша… – Николай ласково заглянул в лицо девушке. – Дело, безусловно, серьезное, и остается одно: как можно скорее закончить ревизию архива и установить, что похищено. – Это он сказал громко, для всех, кто проводил ревизию, – Я думаю, лучше всего сейчас же приступить к проверке содержимого этого сейфа, – сказал он, постучав пальцем по дверце.

– Разрешите мне? – спросила Катя, повернувшись лицом к инженеру.

– Уступаю, добровольно уступаю, – ответил он. – И как же ей не уступить, товарищ капитан?.. Она ведь первая разыскала этот злополучный шкаф, это ее победа.

Шатеркин взглядом поблагодарил Катю. Он обошел все комнаты, осмотрел двери, окна, опробовал замки и запоры, проверил прочность железных решеток на дверях и окнах, неторопливо обследовал полы. Следов не было.