Текст книги "Путь на Олений ложок"

Автор книги: Константин Кислов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

34. Илья принимает решение

В эту ночь, пожалуй, беспокойней всех спал Илюша. Он думал о разговоре с Тагильцевым. А ведь и на самом деле, как оставить своих спутников без серьезной и вполне объяснимой причины? Это же не где-нибудь в населенном пункте, а в тайге. Вдруг сквозь трепетный ночной шорох ему послышался чей-то тихий и вместе с тем резковатый шепот. Илюша прислушался – разговаривали Стриж и Вепринцев. Они лежали у потухшего костра; кто-то из них курил.

– Когда же начинать будем? – спросил Стриж, которого Илюша узнал по сипловатому голосу.

– Непременно завтра, – отрывисто ответил Вепринцев. – Дальше я не могу тянуть эту канитель, у меня больше нет ни малейшего желания откармливать своей кровью комаров.

И опять разговор надолго затих. Слышно было, как покашливал Стриж да уныло шелестела трава под короткими порывами ветра.

– А как с ними?.. Делиться будем?

– Дурак! – коротко бросил Вепринцев. – Как был мелким карманником, так и останешься. Не знаешь, что полагается делать в подобных случаях?

– Ты хочешь…

Вепринцев не дал договорить ему.

– Бываешь же ты иногда умным и догадливым человеком, – сказал он и с ехидной усмешкой закончил: – Ну, а теперь давай спать, мой дорогой техник.

Илюша почувствовал, как в нем все закипело; тесной и душной показалась ему прохладная таежная ночь. Он готов был сейчас же подняться и немедленно, не теряя больше ни одной минуты, действовать.

Все еще спали, когда Илья поднялся. Сырой студеный туман завалил падь, с деревьев осыпались мелкие капли воды. А на небе ни одной тучки – утро начиналось тихое, светлое. У реки, в заросших ложках, трескуче перекликались коростели; где-то недалеко, на сухостойной сосне, сварливо стрекотали сороки. Илюша принес охапку валежника и разжег костер. Потом взял ведро и спустился к реке. Когда он подошел к тем самым бревнам, с которых они умывались вместе с Тагильцевым, в нем вдруг вспыхнуло дерзкое желание сейчас же оттолкнуть от берега одно из этих бревен И уплыть на нем вниз по реке.

«Вот это идея! – с радостным волнением подумал Илюша, – Через пятнадцать-двадцать минут я уже буду возле наших лошадей, а там все дороги открыты». План был простой и в то же время рискованный, но последнее меньше всего беспокоило Илюшу. Он думал в эту минуту не об опасности, а о том, как предупредить Тагильцева и стоит ли вообще предупреждать, когда все и так ясно. Нужен был только предлог – он есть, причем самый неожиданный, такой, который не может вызвать никаких подозрений.

– Эдак, пожалуй, еще лучше, – прошептал Илюша. – Никто ничего не будет знать…

Но плыть на одном бревне по дикой порожистой реке не сулит ничего доброго. Он вспомнил, что в его вещевом мешке лежат вожжи, захваченные на всякий случай. Не раздумывая долго, он зачерпнул ведро воды и побежал наверх. Спутники его еще спали, только Оспан, часто позевывая, возился у костра и подкидывал хворост. Поставив перед ним ведро, Илюша быстро распотрошил мешок, вытащил из него вожжи и снова побежал к реке. Не успел Оспан оглянуться, как Илюши и след простыл. Спустя несколько минут из-под горы донесся его отчаянный крик. Все сразу вскочили и бросились к берегу, но Илья был уже на середине реки. Неуверенно балансируя длинным шестом, он стоял на двух прижатых друг к другу бревнах и что-то из всей силы кричал.

– Доигрался, шалопай… – зло прохрипел Вепринцев и ожесточенно плюнул.

– Его нужно спасать!.. Бежим! – закричал Тагильцев.

Оспан схватил длинную жердь и кинулся к воде, за ним побежал Стриж, Гурий. Но что они могли сделать? Плот, на котором стоял Илюша, течением втянуло в узкий фарватер, подхватило мощным кипучим потоком и понесло.

– Возьми шест в руки… Правь хорошенько-о-о, а то разобьет об ска-лу-у… – вдогонку крикнул Оспан и сокрушенно добавил: – Эх, Илюха, Илюха, непутевая головушка…

Скала, которую нужно было бояться больше всего, промелькнула справа от Ильи, и только крутая пенистая волна кинулась от нее вдогонку, но опоздала. Тагильцев, следивший с замиранием сердца за Илюшей, облегченно вздохнул и подумал: «Эх, и горячий же ты парень, Илюшка. Молодец, хорошо придумал…»

На берегу, на кустах чернотала, висела верхняя рубашка и куртка Илюши. Оспан подобрал все эти пожитки, сунул под мышку и покачал головой:

– Вот и выкупался, язви его… Нет бы с берега помыться, полез на бревна… Эх, разиня.

– Очень глупо получилось… – скорбно моргнув, заметил Гурий. – Но он ведь мог еще успеть прыгнуть в воду…

– Куда ты прыгнешь? – сердито возразил Оспан. – Видишь, как крутит да со дна выбивает. Тут сразу крышка…

– Вперед умнее будет, – небрежно бросил Вепринцев и, закинув за спину руки, чуть сутулясь, тяжело зашагал в гору…

Илья в это время думал о том, удалось ли ему ввести в заблуждение своих спутников, не распознал ли кто-нибудь его истинных намерений. Тяжелый неповоротливый плот летел с курьерской скоростью. Вокруг все гремело, пенилось, клокотало. Илюша был мокрый до последней нитки от брызг, окатывавших его возле каждого камня. В одном месте плот с огромной силой врезался в узкий тесный пролет между двух черных валунов. Илья почувствовал сильный толчок, бревна ходуном заходили под ногами, и короткий свистящий скрежет заставил его содрогнуться. «Ну и несет же… Только бы гидростанции строить на этих порогах…»

Но вот река неожиданно и круто повернула влево, оттолкнулась от каменной стены хребта и широкой серебристой лентой вытянулась по зеленой долине навстречу солнцу. И сразу будто огонь запылал над рекой, будто не вода, а плавленое серебро потекло по ее каменному ложу и заиграло на перекатах. Илюша увидел тот берег, от которого только вчера начался их путь в пещеру.

Лошади спокойно паслись в ложке, где их оставили накануне. Все шло как нельзя лучше. Даже река – самая страшная преграда – и та не помешала, а помогла ему. Отдохнувшие за ночь кони были готовы к новому трудному походу. Илюша поймал карего мохноногого коренника – он был выносливей и крепче пристяжки – всыпал ему в торбу добрую порцию зерна, оставленного вчера под сосной, нашел в мешке кое-что и себе пожевать и, наскоро перекусив, тронулся в путь.

Километра три он ехал крупным шагом, чтобы разогреть коня, потом перешел на широкую рысь, а там, где дорога была чище и ровнее, бросался в короткий и смелый галоп.

Прошло не меньше трех часов с тех пор, как Илюша оставил лагерь. Много километров трудной дороги осталось позади. Конь уже блестел, как лакированный сапог, и пенистое мыло белыми хлопьями срывалось с него. Илюша сам был мокрый от пота и серый от пыли, а белая нижняя рубашка на нем была во многих местах разорвана и, словно украшение шамана, развевалась по ветру. Но он не замечал ничего и думал только об одном: успеет ли вернуться вовремя.

Извилистая таежная тропинка бойко спускалась под гору. Еще с голой вершины хребта Илья заметил далеко внизу дорогу, которая вела к старому руднику. Сердце его сжалось от радости. Он оглянулся назад и, по-озорному гикнув, стегнул коня.

– А ну, нажми еще разок, карька!..

Но в то время, когда Илюша, охваченный напряженным порывом скачки, видел перед собой только кусок тропы, грубо прошитый корнями кедров и лиственниц, под ним что-то глухо хрустнуло, и вдруг все пошло колесом: лошадиная грива, деревья, камни, тропа… В этой страшной карусели он услышал дикое ржание коня, и на этом все оборвалось…

Дряхлый ворон, дремавший на опаленной вершине кедра, нехотя повернул тяжелую голову, моргнул остекленевшими от голода глазами и, хрипло каркнув, слетел к тропе. Он учуял дурманящий запах горячей крови.

35. На звериной тропе

Илюша открыл Глаза, уперся руками в каменистую землю, недоуменно поглядел вокруг. Лицо его было в кровоточащих ссадинах; одежда изорвана, в черные растрепанные волосы набилась сухая хвоя и мелкие листочки брусничника, а голова была такая тяжелая, что, казалось, сейчас только одна она и мешала Илюше немедленно подняться на ноги. Но он все-таки нашел в себе силы побороть эту тяжесть и, подобрав под себя ноги, сел; ощупал голову, руки, ноги, поводил плечами – жив и цел, затем стал вспоминать, как случилось это несчастье. Однако память не поддавалась усилиям. Много ли, мало ли пролежал он возле этого корявого, полусгнившего на корню кедра – не вспомнить.

– Ох-хо-хо, – порывисто вздохнул Илюша и поморщился от боли. А над хребтом жарко полыхала заря. Тайга наполнялась густым сумраком; вверху, в розовой мгле, глухо шумел свежий ветер, покачивая макушки мачтовых сосен; где-то недалеко, на сухой звонкой лесине, тоскливо постукивал неугомонный труженик-дятел. На тропе, под небольшим обрывом, недвижимо лежала Илюшина лошадь. По ее голове смело, с гордым хозяйским видом разгуливал старый ворон. Тучи мошкары и мух уже витали над трупом лошади. А всего в каких-нибудь десяти шагах, в неглубокой ямке, дрожа и тонко поскуливая от нетерпения и голода, таилась ободранная, в клочьях линялой шерсти лисица.

Когда Илья поднялся, пошел к лошади, ворон, зло и отрывисто каркнув, поднялся на дерево, нехотя перебежала в другую промоину лисица. Илюша остановился, потом присел возле оскаленной лошадиной головы.

– Как же все это произошло?! – в отчаянии произнес он, сжав кулаки. Он осмотрел обрыв, кучу прибитого водою хвороста на дне обрыва, большие острые камни, о которые разбилась лошадь. – Должно быть, споткнулась об эту лесину, упала… Эх, карька, карька… Надо что-то придумать… что-то сделать…

В тайге с каждой минутой становилось темнее и глуше, неудержимо расплывались по земле уродливые тени. После сильного ушиба Илюша плохо еще ориентировался в окружавшей его обстановке, все тело ныло, мышцы напряженно вздрагивали. Он глядел на крутой каменистый склон горы, по которому едва приметно спускалась звериная тропка. Страшно было подумать, что он остался один, почти на полпути к цели, еще страшнее была мысль: что там, в лагере?

Они, наверно, хватились и, может быть, уже ищут его по тайге… Илюша, охваченный волнением, прошептал: – Что я сделал?.. Что сделал?.. Почему я ничего не сказал Семену? Бандиты эти их перебьют, и только один я буду виноват в этом. Ну, что я сижу здесь? Надо сейчас же действовать…

Он вскочил с места, и, прихрамывая, пошел, переходя от дерева к дереву. Ноги несли его неуверенно, но он все же двигался вперед. Вот он опустился в ложок и остановился возле большого куста рябины. Выдернул из-за пояса охотничий нож, вырезал крепкую палку. Потом нарвал жестких, еще зеленых ягод рябины и стал их жевать. Как ни горьки были незрелые ягоды, он ел их много и жадно и словно не чувствовал, как стягивало все во рту, как деревенели зубы.

– Скорее бы добраться до этого зимняка, а там до сторожки рукой подать…

Палка немного помогала – шаг стал устойчивее, тверже, но наступившая ночь не позволяла двигаться быстро. Илюша был уже весь мокрый, в глаза стекали соленые и едкие, как нашатырь, капли пота.

– Еще, может быть, с час – и дорога…

Где-то в горах жалобно застонал сыч, в ответ ему, словно дьявол, задорно и бесновато захохотал филин – ночная жизнь пробуждалась и торжествовала. Хоть тропинка уже совсем растворилась в ночи, Илья пока шел, не сбиваясь с курса.

Он уже не чувствовал ни усталости, ни боли. Местами, где попадались чистые полянки, бежал бегом, перепрыгивая небольшие завалы и промоины. Одна мысль теперь владела им: успеет ли он сделать что-нибудь, что предотвратило бы несчастье?

Поскорее до сторожки добраться, там все можно сделать: живые люди, телефон…

Перелезая в одном месте через трухлявый ствол сосны, преградивший тропу, Илюша спугнул старого гурана. Зверь, боднув рожками, отскочил в сторону и на мгновение замер, словно приготовился к отчаянному поединку.

– Ну и дурак же ты – не трону! Ишь, какой храбрый…

Через несколько минут мимо Илюши черными силуэтами пронеслись две козули и так же, как гуран, пошли вверх по тропе, помаячив в потемках белыми коротенькими «штанами». Илюша, занятый своими мыслями, даже не остановился, не свистнул вдогонку. Но едва только козы скрылись в чаще, как на тропе появились другие, такие же настороженные и стремительные. Они шли в одиночку и парами, шли, видимо, на водопой к реке, которая протекала по ту сторону хребта, а может быть куда-нибудь к озерам, на солонцы.

На следующей полянке Илюша увидел тройку маралов. Они пронеслись крупной лошадиной рысью. Впереди, грудью расчищая путь, шел огромный и сильный пантач, всегда готовый к отпору.

«Откуда их прорвало?» – на минуту остановившись, подумал Илья. Но долго раздумывать было некогда. Одно он знал: идет по звериной тропе, и встреча с дикой козой, с маралом – дело вполне обычное.

Бывало, он не раз сиживал с берданкой в руках на таких тропах, с волнением поджидая сторожкого зверя.

Но вдруг недалеко, в темном овражке замелькали какие-то синеватые огоньки, потом жуткий протяжный вой голодного зверя потряс стоялую тишину ночи. Илюша вздрогнул, схватился за шершавую рукоять ножа.

– Волки!.. – И тут его осенила догадка. – Вон, оказывается, что: помешал я вашей охоте, разбойники…

Илюше и раньше приходилось слышать рассказы старых охотников о том, что волки частенько подкарауливают козуль, маралов и даже зайцев на их переходах и не только подкарауливают, а устраивают настоящие загоны: одни преследуют и гонят зверя, другие находятся в «засаде», поджидают его на тропе и здесь хватают. Это открытие встревожило Илью: голодный зверь может напасть не только на козулю, но и на безоружного человека.

– Пожалуй, надо убираться с этой тропинки… а не то попадешь на волчьи зубы.

Он постоял еще немного, с напряжением вглядываясь в предательскую темноту, и сошел с тропы. Тайга будто вцепилась в него своими сильными корнями. Теперь он не шел, а полз изо всех сил, то по-пластунски, то на четвереньках, преодолевая завалы, продираясь сквозь колючие цепкие заросли ягодников и чернолесья. Прошло около часа, может быть меньше. Илья вышел на прошлогоднюю гарь, в полосу мертвого леса. Здесь все в трауре, все черное, и от этого ночь казалась еще темнее. Скоро Илюша совсем выбился из сил, потерял направление, заблудился.

– Однако все пропало, – в отчаянии прошептал он, сжимая в руке коробок спичек. – Как я теперь выберусь отсюда? Как?..

Он сел на дерево, обхватил дрожащие от напряжения колени и бессильно склонил голову.

36. Шатеркин идет по следу

В Рыбаках капитана Шатеркина встретила первая неудача: Тагильцева там не оказалось.

По свидетельству тринадцатилетнего хакаса Ольки, два дня тому назад со двора Оспана на рассвете выехала пароконная подвода. Олька, как и большинство мальчишек, оказался пареньком приглядистым, с надежной памятью, и поэтому он столько наговорил всяких подробностей о седоках подводы, что капитану не составляло труда сделать вывод: «Пока все идет как надо, ничего страшного… Важно, что они встретились и вместе уехали в тайгу…» Но Олька, кроме известных Шатеркину лиц, назвал еще Илюшку и старого штейгера. Капитан сейчас ломал себе голову догадками, что это за люди и каково их отношение к преступникам? Ольку же так заинтересовали вопросы Шатеркина, что он без колебаний предложил себя в спутники и клялся отсечением своей головы, что он разыщет их хоть на краю света. Но капитан к предложению Ольки отнесся безразлично и сказал, что эти люди ему совсем не нужны, в тайгу он не собирается, потому что приехал в Рыбаки по другим делам, а спрашивал об этих людях так просто, любопытства ради. На этом разговор был закончен, а Олька в заключение получил от Шатеркина шоколадный батон в нарядной обертке.

Поздно вечером маленький и зеленый, как болотная стрекоза, самолетик лесной авиации сделал над тайгой несколько широких кругов – это была разведка. По костру, который хорошо был виден с самолета, можно было судить, что Вепринцев и его проводники идут по направлению к Заречной сопке. Эти сведения не только успокаивали Шатеркина, но и укрепляли в нем уверенность – Тагильцев действует правильно. После этого капитан уже не сомневался, что встреча, которая намечена в районе Заречной, состоится.

Утром Шатеркин покинул маленький таежный аэродром лесной авиации, где он устроился на временное жительство, и вместе со своими спутниками – милиционером Байкаловым и Рифом – отправился в далекое путешествие.

Уже на третьем часу пути Шатеркин по-настоящему почувствовал усталость. Тайга была неприветлива и сурова. С большим трудом приходилось продираться сквозь мокрые и колючие заросли мелколесья. Куда девалась гордая осанка Рифа – он был смешон и жалок. Шерсть на нем была мокрая, от этого он казался страшно худым и походил скорее на борзую собаку, чем на овчарку. Зато милиционер Байкалов шел уверенно и неторопливо. Он не глядел ни на карту, ни на компас, как это часто делал Шатеркин, а только изредка – на небо и на кряжистые стволы деревьев, словно выбирал подходящую для хозяйства лесину.

– Правильно мы идем? – спросил Шатеркин, нарушив созерцательное настроение Байкалова.

– Идем по курсу, товарищ капитан, не сомневайтесь, – ответил Байкалов, взглянув прищуренным глазом на неяркое, затуманенное дымкой солнце. – Эти места нам хорошо знакомы. Партизанские дорожки… В девятнадцатом с командиром Щетинкиным здесь проходили. Много лет на здешних приисках руду добывал, был и забойщиком, и коногоном, всякую работу привелось испытать.

Ноги Шатеркина были непослушно тупые. Капитан напрягал всю свою волю для того, чтобы не отставать от Байкалова. Он знал, что где-то близко должна быть старая рудничная дорога, вчера здесь горел костер, обнаруженный с самолета, и поэтому он все чаще заглядывал в карту, а Байкалова предупредил об осторожности.

Наконец они спустились в неглубокую падь, по которой когда-то проходила наезженная дорога, и остановились на невысоком холме. Это было место вчерашней ночевки Вепринцева. Шатеркин сразу почувствовал, что усталость его исчезла. Он кинулся к потухшему костру – зола еще не успела остыть, пахло дымом и рыбой. Капитан осмотрел остатки пищи, клочки бумаги, окурки – все как обычно, ничего подозрительного.

– Долго ли вам осталось путешествовать, господа воры? – произнес он. – Думаю, очень скоро мы встретимся…

Тем временем Байкалов обследовал старую дорогу и доложил свои наблюдения.

– Курс изменили, товарищ капитан.

– Как это понимать?!

– Вот этого я не знаю, – не спеша свертывая цигарку, ответил Байкалов. – Взяли направление не на Заречную, а в сторону и пошли не по дороге, а напрямик, тайгой.

– Может быть, они нашли кратчайший путь?

– Нет. На Заречную тем путем они не попадут.

Шатеркин задумался. Если бы это случилось в городе, он, вероятно, сейчас же нашел бы какой-нибудь выход. Здесь же он ничего не мог придумать.

– Ударимся в ту сторону, на кордон, – сказал Байкалов, указав толстым обкуренным пальцем направление, – оттуда мы скорее их перехватим и опять же оттуда с районом легче связаться…

Солнце уже село; потянуло болотом, прелой травой; тайга погрузилась в туманные сумерки. Но они все еще шли склоном горы, по неостывшим камням, по жесткому брусничнику, по хрупким мхам. В одном месте спугнули стайку черных линялых ворон.

Когда все вокруг потемнело и трудно стало идти, они решили сделать привал. Байкалов сейчас же начал раскладывать костер, но Шатеркин остановил его.

– Придется ночевать без огня, – сказал он.

– В тайге без огня? – удивился Байкалов.

– Да, да… Огонь ведь не только греет, но и светит. Зачем же мы будем выдавать себя.

– Пожалуй, правильно…

И только они приступили к своему скромному ужину, как где-то в горах завыл волк. Байкалов насторожился, поднял палец.

– Ага, чуете?

– Я думаю, что для нас это не страшно, – не отрываясь от еды, ответил Шатеркин. – У нас Риф, электрические фонари, оружие…

Звериный вой между тем подкатывался все ближе и ближе. Теперь уже не один волк, а по крайней мере два или три подавали свои голоса.

– Это они, однако, нас зачуяли… А скорее всего тебя, неумытое рыло, – проговорил Байкалов, потрепав Рифа.

Все вокруг потемнело, только огненно-красная кромка зари еще лежала на вершине хребта, но и она с каждой минутой тускнела, как полоса железа в потухшем горне. Риф лежал у ног Шатеркина и заметно беспокоился: поднимал голову, к чему-то принюхивался, настораживал уши, тонко повизгивал. Шатеркин успокаивал его:

– Эх ты, дурень, волков испугался.

Но Риф вел себя так же подозрительно и настороженно.

Байкалов снял свой автомат с толстого сучка пихты и, проверив его, положил возле себя.

– Однако так будет понадежней.

Внезапно на противоположном склоне крутой и темной горы показался огонь, вначале робкий и бледный, как отблеск далекой зарницы, потом ярче, выше, и уже через минуту кряжистый столб огня взвился вверх – на склоне горы запылало одинокое сухостойное дерево.

Шатеркин с тревогой и недоумением глядел на это загадочное зрелище.

– Вот видите, товарищ капитан, хоть и глухомань, а похоже, и здесь живые люди имеются. Какие-нибудь поисковики или старатели колобродят… – резюмировал Байкалов. – Я полагаю, что все это ввиду волков… Как вы ни говорите, а огонь для них – большой страх.

– Да-да, это правильно… – рассеянно произнес капитан; но думал он не о волках, а о другом: «Неужели они так быстро продвинулись за сегодня, что опередили все наши расчеты?.. Может быть, вчера мы видели не их костер, а каких-нибудь старателей, как говорит Байкалов? Ничего не понимаю: если это они, зачем им понадобился такой огромный, бессмысленный костер?..»

Шатеркин поднялся, прислонился к дереву и стал вслушиваться в полную тайных звуков ночь. А огонь разгорался все ярче – будто золотой тканый узор отпечатался и трепетал на черном бархате. «Красиво горит… Но надо проверить как-то, осторожно подобраться… Если только это они, нам сейчас же необходимо сниматься отсюда, пока мы не обнаружены…»

– Как вы думаете, товарищ Байкалов, это они?.. – тихо спросил Шатеркин, подсаживаясь к проводнику.

– Не может того быть, товарищ капитан. – Байкалов поглядывал по сторонам, не выпуская из рук автомата. – Вот я думаю про волков, товарищ капитан, с чего бы им в настоящий момент выть, а?

– Вам лучше знать, вы таежный человек, охотник.

– То-то и есть, – энергично мотнул головой Байкалов. – Летом волк голос подает редко, очень редко, и человека опять же он должен сторониться – так я рассчитываю… Может, падаль где зачуял, а? Вороны тут поблизости почему-то оказались…

Однако Шатеркин, следя за поведением Рифа, нисколько не сомневался, что там, на горе, были люди.

– Придется проверить наши догадки, – прервав размышления Байкалова, сказал он.

– Проветрить так проверить, это можно…

Оставив на месте стоянки все свои лишние вещи, они, соблюдая величайшую осторожность и замирая при каждом потрескивании валежника под ногами, пересекли лощину. В потемках идти было тяжело, мешала высокая, в рост человека трава, смоченная росою. Риф изо всей силы тянул сворку, часто запутывался в зарослях, и тогда приходилось останавливаться и высвобождать его. С горящего дерева ветерок срывал искры и серые хлопья пепла. На краю небольшой поляны они остановились, тяжело дыша от быстрой напряженной ходьбы. Здесь было светло, обдавало горячим дыханием костра; впереди, в тридцати метрах, пылало дерево. Риф еще больше забеспокоился.

Короткими, быстрыми перебежками они добрались до большого валуна, лежавшего недалеко от дерева и, укрывшись на теневой стороне, стали прислушиваться. Вокруг – никаких признаков человека.

– Что-нибудь видите?

Байкалов расстегнул ворот гимнастерки, туго давивший шею, вздохнул.

– Тут всё на виду – пока ничего нет…

Шатеркин спустил Рифа. Пес, не обращая внимания на искры, на огонь, кинулся прямо под дерево, потом – в сторону, на минуту исчез в дымящейся и кое-где тлевшей траве и вдруг подал короткий сердитый голос.

– Там человек! – предупредил Шатеркин и, хоронясь за камнями и стволами деревьев, побежал за собакой. В некотором отдалении с автоматом на изготовку бежал Байкалов.

В неглубокой вымоине, привалившись спиной к сосне, сидел человек. Одежда на нем была порвана в клочья. Сидел он неподвижно, ко всему безучастный. Он просто спал, выбившись из последних сил. Это был Илюша. Риф торопливо обнюхал его ноги, лизнул руку, в которой был зажат нож, и отрывисто тявкнул.

– Кто?.. Кто это? – испуганно вскрикнул Илья, вскочив на ноги и прижимая к груди свое единственное оружие – нож.

– Кто вы такой? – строго спросил капитан. – Как вы сюда попали?

– Я?.. Человек, конечно, – грубо бросил Илюша.

– Это мы видим.

– Илья Тагильцев меня зовут, – ответил Илья, и в его глазах блеснула слабая надежда. – А вы, кто вы такие?.. Почему вы с автоматом и с такой собакой?.. Ведь это овчарка…

Как только Шатеркин услышал эту фамилию, он понял, что этот человек как-то связан с делом, по которому он сам оказался здесь.

Капитан приказал Байкалову убрать автомат, Илюша спрятал за пояс нож.

– Вы, кажется, заблудились, молодой человек? – спокойно спросил капитан. – Я готов помочь вам, но вы должны мне рассказать, что с вами случилось.

– Заблудился я и заночевал здесь.

– Товарищ капитан, его бы приодеть во что-то, дрожит он, – заметил Байкалов.

– Вы капитан?! – рванувшись с места, воскликнул Илюша. – Значит, вы капитан… Наверно, тот самый, к которому меня послал Семен Тагильцев?..

– Семен?

– Да, Семен Тагильцев, – повторил Илюша. – Это мой родственник, он там, с геологами.

Шатеркин крепко пожал руку Илюши.

– Если вас послал Семен, то вы не ошиблись – я капитан Шатеркин, будем знакомы…