Текст книги "Путь на Олений ложок"

Автор книги: Константин Кислов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Константин Андреевич Кислов
Путь на Олений ложок

1. Капитан милиции сдает экзамен

Профессор Данилин грузно поднялся из-за стола, привычным движением руки снял очки и, устало щурясь, взглянул на вошедшего в кабинет человека. Глаза старого профессора, глубоко спрятанные под седыми пучками бровей, потеплели.

– Э-э, Николай Иванович!.. Товарищ Шатеркин!.. Да проходите же, батенька мой… Чего у порога топчетесь? Проходите… – неловко засуетился он, выходя навстречу молодому рослому офицеру в ладно подогнанной форме.

– Здравия желаю, Сергей Владимирович! – капитан козырнул.

– Садитесь, ради бога… Ах ты же какой! Непременно надо каблуками щелкнуть. Да что я, генерал, что ли? Садитесь сюда вот, в кресло, пожалуйста, – увлекая капитана за руку, радостно и дружелюбно ворчал старик.

– По-другому, товарищ профессор, нельзя, не полагается, – смущенно улыбнулся капитан.

Оба рассмеялись.

– Пожалуй, так… Правильно, товарищ капитан милиции.

Шатеркин положил на стол пузатую папку с двумя металлическими застежками, снял фуражку, вытер платком слегка вспотевший лоб и сел за небольшой столик; против него в мягком глубоком кресле уселся профессор.

По радушному приему Данилина и непринужденности, с которой держался Шатеркин, было видно, что этих разных по возрасту и положению людей связывает нечто большее, чем служебные дела.

В кабинет вошла девушка с подносом и начала разливать чай. Профессор повернулся к ней.

– Спасибо, спасибо… Мы уж как-нибудь сами похозяйничаем.

Девушка вышла. Данилин пододвинул к Шатеркину стакан.

– Ну, а теперь рассказывайте. Что новенького?

– Да нет новостей, Сергей Владимирович. Все самое обыкновенное… Вот пришел к вам сдавать криминалистику. Старый должок.

– Что ж, хорошо, – профессор развел руками. – Ну, я думаю, вы ее и так знаете. Живете-то вы с ней дружно и неразлучно.

– И тем не менее, – в том же тоне возразил Шатеркин, – профессор Данилин за неудовлетворительный ответ все равно поставит двойку. Да он, по правде говоря, и не обязан выяснять, кто где работает. Для него все студенты, все учащиеся. И если какой-нибудь студент-заочник не знает учебного материала…

– Значит, двойка! – профессор хитро прищурил глаза, покачал внушительно головой и с нарочитой строгостью в голосе сказал: – А если это касается капитала милиции, ему за путаный и неясный ответ тем более будет двойка. Криминалистика для капитана милиции так же необходима, как ноты для музыканта. Без нее он не капитан милиции, а всего лишь регистратор происшествий, да, да… А впрочем, Николай Иванович, ну ее к богу, эту самую криминалистику, пейте, пожалуйста, берите свежее варенье, бисквиты…

– Благодарю.

Данилин вылез из тесного кресла, подошел к окну, которое выходило на солнечную сторону, и приподнял тяжелую, со множеством складок штору. За окном разноголосо звучала неспокойная жизнь города: то врывался и угрожающе нарастал железный гул проходивших мимо трамваев, то мелодично вспевали гудки легковых автомобилей, то доносились голоса прохожих. И среди этого неровного шума неестественно мягко и мирно звучал неугомонный спор воробьев и ласковое воркование голубей в карнизах.

– Денек-то какой чудесный, – с завистью сказал Данилин. – В такой день только бы где-нибудь на берегу под ракиткой сидеть да язей выуживать. Хороший денек!..

Шатеркин достал из кожаной папки толстую ученическую тетрадь, раскрыл ее. В верхней части листа прямым твердым почерком было написано: «Осмотр места происшествия и вещественных доказательств».

– А вы, кажется, и в самом деле зачет сдавать приготовились?

– Вполне серьезно, Сергей Владимирович, – покорно ответил Шатеркин. – Задумал в этом году поднатужиться и закончить институт. Осталось не так уж много… Надоел я вам, наверно, изрядно: то на консультацию, то на беседу, то с каким-нибудь милицейским делом иду… Отрываю вас от научной работы.

Профессор нахмурился; хохлатые седые брови, словно две маленькие мышки, недовольно задвигались.

– Полно вам, Николай Иванович, а то осержусь… осержусь не на шутку!

Он задумался, постоял возле этажерки, набитой книгами и журналами, передвинул с одного места на другое хрустальную вазу с поблекшими полевыми цветами и снова повернулся к Шатеркину.

– Для профессора юридического института милиция – клиника! Первоисточник нашей науки! А вы – «надоел», – Данилин энергично вскинул голову, глаза его засветились. – Когда я иду по улице и встречаю рядового милиционера, я, старый профессор, снимаю перед ним шляпу и низко кланяюсь. Вот так-то, друг мой.

Сергей Владимирович, заложив за спину руки, ходил по кабинету тяжелыми размеренными шагами. Шатеркин молча поглядывал на своего учителя. Он вспомнил сейчас прошлогоднюю встречу с Данилиным на городошном поле. Профессор играл в городки с милиционером Калининым. Играл он тогда с таким азартом, с такой юной хваткой, что опытные городошники только восхищенно переглядывались.

Капитан Шатеркин хотя и не часто бывал у Данилина, но всегда шел к нему с удовольствием, как к хорошему и задушевному другу. И беседы их были необыкновенно теплыми и дружескими. Иной раз они затягивались надолго и выходили далеко за пределы предмета криминалистики. Говорили они и о достижениях технической науки, и об охоте на дупелей, и о вкусовых преимуществах ухи из налима, и о русской плясовой музыке, в которой неплохо разбирался Сергей Владимирович. В хорошо оборудованной криминалистической лаборатории профессора Шатеркин решал немало сложных задач, связанных с работой милиции.

Сергей Владимирович медленно прошелся вдоль стены, где в больших, доверху застекленных шкафах были разложены всевозможные экспонаты орудий и средств преступлений. Тут были и подлинники, хранившие до сих пор невидимые простым глазом следы пальцев преступников, и модели орудий взлома, «балерины», «медвежьи лапы», специально изготовленные для института, – все это лежало здесь под номерами, а кое-что и под стеклянными колпаками, как в музее, и служило науке о раскрытии преступлений. Теперь это просто учебные пособия. Они больше никому не принесут несчастья.

– Новинку нашу заметили? – спросил профессор, задержавшись у шкафа.

– Не обратил внимания, – привстал Шатеркин.

– Прекрасная коллекция гильз и пуль автоматических пистолетов. Здесь более трехсот моделей! – постукивая полусогнутым пальцем по стеклу, сказал Данилин. – Нам удалось собрать все существующие образцы… Криминалистическая лаборатория нашего института богатеет с каждым днем, учтите это, товарищ капитан, в вашей практической работе.

Он постоял, любовно разглядывая через стекло экспонаты, что-то помурлыкал под нос и вдруг, повернувшись к Шатеркину, спросил:

– А как ваше ювелирное дело подвинулось?

– Подвинулось хорошо. Раскрыли на днях.

– В таком случае, вас полагается поздравить с успехом. Мне кажется, что это было очень интересное дело.

Шатеркин вытянул под столом длинные ноги, вздохнул.

– Возражаю, Сергей Владимирович, – он задумчиво отхлебнул из стакана, пожевал бисквит, опять отхлебнул. Данилин забрался в кресло, приготовился слушать.

– А вообще в этом деле есть кое-что новое… Может быть и глупое, но новое.

– Не все новое бывает умным, батенька мой! – засмеялся Сергей Владимирович. – К сожалению, встречаются и глупости новые, самые новейшие…

– Вор вскрыл обычным приемом стекло и забрал с витрины несколько штук золотых часов. Но прежде чем уйти, он решил в некоторой мере компенсировать нанесенный магазину ущерб – оставил в витрине свои старые часы, тоже краденые, иностранной марки, вместе с замызганным ремешком. Вот этот ремешок и привел нас прямо к нему.

– Отчаянная самоуверенность! Может быть, второпях потерял?

– Нет, вполне сознательно оставил. В этом и заключается новое. И вы знаете, что сказал этот вор, когда я с ним беседовал?

– Расскажите, расскажите.

– Он говорит, что это последняя новинка Запада. Крик западной преступной моды! А он – вор-стиляга! За границей, говорит, воры – народ деликатный, образованный, и, бывая на деле, обязательно оставляют что-нибудь в память о себе, какой-нибудь сувенир, что ли. Ну вот и он решил с некоторых пор преклоняться перед воровским культом Запада.

– Вот оно что… Ну, все это уж не так ново и модно для воров, Николай Иванович. Важно другое: как к нему дошла эта мода?

– Ого! Он хотя и молод, но уже успел побывать в Австрии, во Франции. Восьмилетним мальчишкой вместе с матерью был увезен немцами… Недавно вернулся на родину.

Сергей Владимирович задумчиво побарабанил по столу пальцами. Он, старый профессор-криминалист, много встречал за свою многолетнюю практику самых неожиданных способов преступлений: то дерзких, то до смешного наивных и глупых – он знал, что нет границ а пределов «изобретениям» в этом позорном деле. Воровской «почерк» всегда строго индивидуален. Сколько на свете преступников, столько и способов преступлений. Случай, о котором только что рассказал Шатеркин, заинтересовал его.

– Н-да… – в раздумье произнес профессор. – А ведь насчет сувениров он сказал правильно. Это вполне объяснимо, Николай Иванович: работают, подлецы, вместе с полицией! Чего проще? Вор с именем, какой-нибудь профессионал с этакой громкой романтической кличкой, ограбил ювелирный магазин, хапнул солидный куш. На место происшествия вызывается по всем правилам сыскная полиция. Приехали, посмотрели: в витрине или где-то на прилавке лежат старые часы с истертым ремешком – и все ясно. Соблюдаются необходимые в таких случаях формальности, хозяину магазина выдается официальный документ полицейского ведомства – он получает страховые, полиция и воры делят пополам украденное. Всем хорошо! А уж когда нет этого сувенира на месте происшествия, преступника надо искать. И его обязательно найдут…

Данилин опять вылез из своего тесного кресла, тяжело ступая, прошелся по большому мягкому ковру, сухо покашлял.

– Капиталистическое окружение дает нам не только шпионов и диверсантов, оно дает также дурной пример и вдохновение мелким преступникам. Об этом всегда надо помнить… А к этому случаю приглядитесь получше.

Наступила продолжительная пауза. Перед глазами Шатеркина стоял вчерашний преступник: с острой куриной грудью, долговязый, как чахлое растение. В лице – наглая самоуверенность и вызов, на безымянном пальце левой руки – золотой перстень с крупным дорогим камнем. Шатеркину кажется, что он и сейчас слышит его неприятный слюнявый голос: «Прошу прошения, капитан, я не Роман Онучин, я – Том Штюбер!»

Профессор подошел к письменному столу, открыл толстый учебный журнал.

– Так что же, студент, приступим к делу?

– Я готов, Сергей Владимирович.

– Вот и отлично. Сегодня, кажется, девятнадцатое июля?

Но только Данилин перевернул листок откидного календаря, сделал отметку в журнале и начал обдумывать вопрос для Шатеркина, на столе задребезжал телефон. Профессор, недовольно поморщившись, взял трубку.

– Да, я слушаю… Кто?.. Ах, вон что… – хохлатые брови нависли над глазами. – Но, батенька мой, он в настоящий момент не начальник отделения, а всего-навсего студент и сдает зачет… Неотложное дело?.. В таком случае подчиняюсь вашему указанию, товарищ старший лейтенант. Но учтите, ответственность за последствия ложится на вас, – пошутил Данилин и, передавая трубку, проворчал:

– Везде разыщет.

– Слушаю, Алексей Романович… Что? – отрывисто переспросил Шатеркин, дунув по привычке в решетчатый микрофон. – Обнаружен человек?.. Понятно. Доложите полковнику – выезжаю на место.

Шатеркин осторожно положил на рычаг трубку и виновато поглядел на профессора. Данилин пожал плечами:

– Ничего не поделаешь, Николай Иванович. Зачет по криминалистике не состоится по вполне уважительной причине. Ступайте сдавать ее на живом деле, да не провалитесь, двойка на живом деле – непростительно!

Шатеркин торопливо застегнул, папку и, простившись с Данилиным, быстро вышел из кабинета.

2. Труп под черемухой

Старший лейтенант милиции Котельников встретил Шатеркина у подъезда. Он был, как всегда, подобран и энергичен в движениях.

– Все готово, Николай Иванович, выезжать можно сию же минуту. Что касается этого дела, я тут…

– А где доктор? – нетерпеливо спросил капитан.

– Он уже выехал и будет ждать нас на месте.

Котельников торопливо, короткими затяжками, докурил сигарету и сильным ударом ладони выхлопнул из янтарного мундштучка окурок.

– Риф готов?

– Будьте покойны! У старшего лейтенанта милиции, как у хирурга, все в полном порядке.

Они забежали во двор, и едва дежурный милиционер успел растворить большие железные ворота, на улицу с оглушительным треском выкатил мотоцикл. Шатеркин сидел за рулем, Котельников – позади него, на втором сидении, а в прицепной пассажирской лодочке, беспокойно поводя носом, с надменной важностью поглядывала по сторонам большая остроухая овчарка Риф.

Машина шла с большой скоростью по широкой асфальтированной трассе. Теплый и цепкий ветер во весь голос распевал озорную неугомонную песенку, туго хлестал в лицо. По обочинам дороги в неудержимом галопе мелькали одинокие сосны, кусты шиповника, а дальше, словно в хмельном свадебном хороводе, кружились нарядные пригородные дачи, сады, затянутые розовой дымкой, стеклянные крыши оранжерей. Еще дальше возвышались горы, покрытые сплошным темным лесом.

На повороте, откуда шоссе почти под прямым углом уходило в сторону леса, стоял милиционер. Шатеркин затормозил машину.

– Вам направо, товарищ капитан. Вот по этой тропке.

Оставив мотоцикл милиционеру, Шатеркин и Котельников свернули с шоссе, прошли сотни три метров по мелким, цепляющимся за одежду кустарникам и оказались на берегу полноводной и широкой реки.

Риф рвался, беспокоился и так натягивал поводок, что он, соприкасаясь с кустами, звучал, как струна. Котельников еле сдерживал бег собаки.

Почти у самого берега их встретил судебно-медицинский эксперт – пожилой человек с острой седой бородкой. Он стоял под деревом и задумчиво раскачивал в руках объемистую медицинскую сумку.

– Здравия желаем, Афанасий Петрович! – крикнул на ходу Котельников, приветливо улыбнувшись. – Как добрались?.

– Алексею Романовичу, мое почтение! – тем же тоном ответил доктор. – В полном порядке.

Они подошли поближе и остановились.

На берегу, в пяти шагах от воды, под коренастой ветвистой черемухой лежал человек. Лежал он спокойно и кротко на правом боку, лицом к дереву. Как будто утомленный путник забрел сюда в холодок, укрылся от изнуряющего зноя и крепко заснул.

– Мужчина… и не старый, – приглушенным голосом сказал доктор.

Все молчали.

Острый наметанный взгляд капитана Шатеркина быстро скользил с одного предмета на другой, задерживаясь на едва приметных деталях. Вот он остановился на неудобно откинутой руке, на слабо зажатом в непослушных пальцах «Вальтере», на взведенном курке, готовом снова повторить свой смертельный удар…

– Самострел? – спросил доктор, ожидающе взглянув сперва на Шатеркина, потом на Котельникова. Ему никто не ответил.

А придирчивый взгляд Шатеркина продолжал свой круговой путь – по берегу, по примятой траве…

Капитан приготовил фотоаппарат, несколько раз щелкнул с разных позиций, затем коротко приказал Котельникову:

– Пустите Рифа.

Старший лейтенант отстегнул сворку – Риф беспокойно заметался. Он обежал человека, обнюхал его широкое монгольское лицо, ноги, руки, примятую возле него траву, золу потухшего костра в сторонке. Влажный чувствительный нос собаки напряженно работал.

– Ищи… – ласково ободрял Котельников. – Ищи лучше… Ищи, дорогой…

Все не сводили с собаки глаз.

Вдруг Риф отвернулся от человека и, тонко взвизгнув, помчался к воде. Котельников за ним.

– Апорт, апорт…

Риф забегал у самой кромки берега. Пробежал раз, другой, сердито заворчал, кинулся к воде, замочил лапы, брезгливо потряс ими и вернулся. Жалобно повизжал и сел, устремив злой взгляд на широкую гладь воды, покрытую темными полосами донных течений.

Котельников заботливо огладил пса и принялся обследовать берег. Там, где уселся Риф, на мощном вековом пласте красной глины, выступившем из-под воды, он обнаружил продолговатую глубокую полосу.

– Ага, след лодки! Похоже, что это она носовой частью так царапнула берег…

Как только Риф отбежал от того места, где лежал человек, Шатеркин и доктор приступили к осмотру трупа.

Капитан внимательно осмотрел одежду неизвестного: пиджак, брюки, рубашку, белье… Все карманы пусты – ни документов, ни денег. На одежде – никаких пометок о ее принадлежности, кроме фабричной марки, пришитой к внутренней части пиджачного кармана.

– Ничего. Никаких следов… – вслух подумал Шатеркин, продолжая осматривать и труп и все его окружение. Папиросы, спички… Окурок, второй, третий… не слишком ли много?.. Он посмотрел на горку золы, обгоревший хворост, на умятый круг травы возле костра. Все это выглядело таким обычным, мирным, никак не вязалось с кровью. У костра тоже окурки, рыбьи кости, бутылочные пробки.

– Кто-то был с ночевой, рыбачили, уху варили…

Капитан закрыл папиросную коробку, отложил в сторону спички – тут ничего нет. Опять посмотрел на поношенные ботинки, на серую кепку, лежавшую под кустом вербы, на вполне приличный городской костюм. Кто же все-таки он?..

Шатеркин осторожно разжал холодные, окостеневшие пальцы, взял пистолет. «Вальтер» как «Вальтер», малого размера; таких много видел он в последние дни войны в городах Германии, когда бежавшие в панике гитлеровцы бросали не только награбленное добро, но и личное оружие и свои ордена. Предохранитель в боевом положении, а ярко-красное пятнышко под ним горит, как зловещий глаз, и предупреждает: «Не шути, пистолет заряжен!» На обеих сторонах оружия заводские пометки, у спусковой скобы – шестизначный фабричный номер. Возле кнопки магазинодержателя – свежие, едва заметные царапины в виде латинского креста…

Капитан разрядил пистолет. Увы – даже пальцы не отпечатались на холодном вороненом металле.

Котельников позвал Шатеркина.

– Какие-то следы… разные и много, весь берег утоптан…

Они оба присели у берега. На глине отпечатались очень ясные следы: одни поменьше, другие – следы казенных сапог – крупнее, местами они были зализаны приплеском; особенно выделялся след левой ноги – глубокий, неровный и тяжелый. «Это, должно быть, инвалид топал, – подумал капитан. – Да, да, с удочкой ходил по берегу, рыбак.

– Смотрите, какой… – указал Котельников на глубокий и отчетливый отпечаток у самого берега. – Уж очень крупный и широкий… будто не человек, а слон шагнул с берега. А вот и заводское клеймо: вдавленный полумесяц… Первый раз это клеймо вижу… Вы таких не встречали?

Шатеркин вгляделся печаток, затем посмотрел на ботинки, в которых лежал человек.

– Это свежий, но… не они, не та нога, – в раздумье произнес он, тихо посвистел, глянул в лицо Котельникову. – Вы лучше пошлите Рифа поискать гильзу.

Котельников огладил овчарку, приказал:

– Ищи гильзу, ищи…

Шатеркин, не трогаясь с места, еще раз осмотрелся, задержал взгляд на следах, найденных Котельниковым: «Похоже на то, что и порыбачили здесь в удовольствие и покутили на славу…» Он подошел ближе к берегу, поднял выдернутый с корнем таловый куст. «Надо же иметь силу, чтобы такое дерево выдернуть…» Задумчиво пожал плечами, опять нагнулся к Котельникову. Пока они, сидя на корточках, обмеряли следы, бережно фиксировали и фотографировали их, подбежал Риф и, помахивая хвостом, выплюнул Котельникову на ладонь стреляную гильзу.

– Калибр не вызывает сомнения, – заметил Шатеркин. Радостно фыркнув, Риф опять стал кружиться у берега, напряженно принюхиваясь ко всему. Но вот он вдруг забеспокоился, заскулил. Шатеркин подошел к нему. Собака волновалась и всем своим видом показывала, что она что-то нашла.

– Спокойно, спокойно… – Капитан посмотрел под ногами – ничего не заметил, погладил сердитую собачью морду, но Риф не успокаивался. Следуя за собакой, он углубился по лугу в сторону от реки. Риф работал порывисто, энергично, но вперед шел медленно, часто возвращался назад. Видно было, что он взял какой-то запутанный след и теперь настойчиво «отрабатывает» его. Шатеркин неотступно следовал за собакой.

С каждым пройденным метром росла горячность Рифа. Он уже не возвращался больше назад, а шел стремительной «спиралью», часто делал короткие стойки, поднимал голову, весь замирал и напряженно тянут в себя душистый запах луга.

– Что бы это могло быть? – озадаченно произнес Шатеркин, не спуская глаз с Рифа. – Он, кажется, вгорячах сбился со следа и идет «верхом»… Кого-то чует, и, вероятно, совсем близко…

Вдруг собака круто повернула к реке, миновала заросли мелкого дубняка и, выскочив на бугор, злобно зарычала. Тотчас из-за бугра послышался крик и собачий лай. Шатеркин кинулся к Рифу. Каково же было его удивление, когда он взбежал на бугор и увидел, что не более как в десяти шагах от Рифа в траве, не двигаясь от страха, стоял на коленях белобрысый мальчишка; к нему прижалась небольшая кудлатая и вся взъерошенная собачонка. Она была невзрачна и пестра, но зато вся кипела от злобы, хотя и не решалась оторваться от своего хозяина.

– Ой, дядя милиционер! – не то от испуга, не то от радости, что за неумолимым и злобным псом, наконец, появился человек, закричал мальчик. – Не трогай-те, дядя милиционер! И собаку уберите, а то она укусит.

– Не бойся, не тронет, – с плохо скрытой досадой сказал Шатеркин. – Это называется: выстрел по воробьям, – тихо добавил он.

Но Риф уже по-хозяйски обежал лощинку, подошел к мальчику, не обращая ни малейшего внимания на выходившую из себя и совсем осипшую дворнягу, обнюхал его голые грязные ноги, покружился, кинулся в кусты. И там закричал мальчишка. Этот был немного поменьше первого, лет десяти, а может быть, и того меньше. Отступая перед собакой и пятясь задом, он появился из кустов и поднял руки: «Сдаюсь». На его курносом смуглом лице от испуга совсем округлились черные, как сливы, глаза.

Шатеркин отозвал Рифа.

– Кто вы такие будете? – спросил он, подходя к первому мальчику. – И что вы здесь делаете?

– Ничего не делаем… Я – Парфенов!.. Это наш Шарик, – указал он на собаку. – А он – Толик Огурцов, знаете его?

– Не знаю.

– Ну как же? Мать у него первая работница на текстилке, поэтому и его все знают, – смелее и тверже ответил мальчик.

– Многостаночница она, – существенно уточнил Толик, начавший приходить в себя.

Шатеркин поглядел на грязные босые ноги ребят, на кривые мохнатые лапы Шарика, который все еще с великим усилием взлаивал и недружелюбно глядел на незваных гостей, особенно на своего огромного собрата, и невесел усмехнулся. Капитан понял: мальчишки раньше, чем он, успели побывать на месте происшествия, и поэтому-то Риф так горячо кинулся по их следу.

– Ну что же, ребята, подходите поближе… Познакомимся, что ли?

Мальчишки в смущении топтались на месте, с опаской поглядывая на большую собаку. Толик крутил вокруг пальца длинную сырую бечевку, на которой были привязаны два засохших ерша с большими остекленевшими глазами.

– Вы не знаете, как надо знакомиться?

– Знаем, – ответил Парфенов и, первым подойдя к Шатеркину, протянул ему короткую, пахнущую рыбой руку.

– Парфенов Эм Ве, – важно, с достоинством взрослого произнес он.

– Очень приятно. – Капитан пожал руку Парфенову, улыбнулся. – А точнее нельзя, товарищ Эм Ве?

– Можно и точнее: Парфенов Михаил Васильевич!

– Хорошее имя. А вы знаете, кого еще звали Михаил Васильевич?

Миша моргнул, согнал со щеки тяжелого напившегося комара.

– Конечно, знаем… Он тоже рыбалкой занимался, только не здесь, а на море. Там ого как опасно. Вот… А капитанам фамилия полагается или нет? – поглядев на серебристые погоны Шатеркина, неожиданно спросил он.

– Обязательно. Все капитаны имеют фамилию, имя и даже отчество.

– И у вас тоже…

– Ага, тоже: Шатеркин Эн И.

Миша озадаченно вздохнул, но тотчас ухмыльнулся и, склонив на плечо голову, лукаво спросил:

– А Эн И как правильно произносить?

– Произносить очень просто: дядя Коля.

– Так, ладно… Понимаем.

Шатеркин сел на бугорке и закурил папиросу. Риф расположился рядом. Ребята все еще стояли в сторонке и следили за своим новым знакомым пристально и настороженно.

– Подходите ближе, садитесь.

Мальчишки уселись на таком расстоянии, чтобы в случае каких-нибудь недобрых намерений капитана или его собаки можно было моментально сняться. От них густо пахло рыбой и водорослями, будто они только что вылезли со дна стоялого озера.

– Удили, что ли? – взглянув на ершей, спросил Шатеркин.

– Немного рыбачили, – ответил Миша, – да клюет плохо: червяком играет, как маленькая, а не берет.

– На уху все ж добыли.

– Маловато, на уху не хватит. Кошке на жареху… – понимающе, как истый рыболов, ответил Миша. – Да и червяков больше нет. Копали вон там – не попадаются.

– Зато вчера добыли много, – похвалился Толик. – Окуня большого подсекли, вот такого! – он показал руками. – Да двух крупных густерок, да ершей сколько…

– Значит, вы здесь и живете?

– Нет, – мотнул головой Миша. – Постоянное местожительство в городе. Это мы к дедушке Тимофею дня на три погостить пришли. Дедушка-то – пчеловод, ну и сидит все время на пасеке, не бросишь же пчел. Вон там он, за теми деревьями.

Наступило молчание. Мальчики смотрели на капитана.

– Вот что, ребята. Расскажите-ка мне, что вы сегодня за целый день видели.

Миша оттолкнул ногой пустую консервную банку, в которую они складывали червяков, царапнул рукой выгоревший белобрысый висок.

– Видели… Дяденьку этого видели. Вы про него знаете, да?

– Ничего не знаю.

– Как же так?! – воскликнул Миша, и лицо его вытянулось от удивления. Он облизнул сухие шершавые губы. – Мы же сразу об этом деле дедушке рассказали, а он милиционеру заявил…

– Значит, это вы обнаружили?

– Конечно, мы, – с гордостью сказал Миша. – Поэтому и собака-то ваша… Она поймала нас, наверное, потому, что мы там ходили немного, глядели… Вон Толик очень хотел поглядеть.

– Страшно как… – голос Толика дрогнул. – А зачем он застрелился?.. Пистолет у него заряжен, да, дядя?

– Не проверял, Толя.

– Ну да, заряжен, – подтвердил Миша. – Курок же взведен, не видал, что ли? Если бы он не был заряжен, красного глазка не было бы.

– А когда он стрелялся, не видели?

– Нет, этого не видели, – вздохнул Миша. – Мы даже выстрела и то не слыхали. И дедушка Тимофей тоже не слышал, мы его спрашивали.

– Ах вон что! Вы уже приступили к расследованию? Ну и что получается?

– Ничего не получается. Интересно же, только очень страшно, – сказал Миша упавшим голосом.

– Да, ребята, страшно, – задумчиво произнес капитан. – А лодку не видели у берега?

– Нет.

– Как же «нет»! – воскликнул Толик. – А вчера-то, разве забыл? Помнишь, плыла?

– Ага, верно, вчера видели! – оживился Миша. – Она такая синяя, да?

– Не синяя, а зеленая, – возразил Толик, довольный своей памятью. – Это уж я хорошо запомнил: лодка зеленая, а весла красные.

– Молодец Толик! – похвалил капитан, отмечая про себя, что ребята становятся все смелее и доверчивей. – А вот кто на лодке был, ты не заметил?

– Дяденьки какие-то, – не задумываясь ответил Толик. – Двое.

– А тот, который теперь лежит на берегу… в лодке его не было? Не заметил?

Шатеркин вел разговор обдуманно, осторожно, все время не спуская глаз с мальчишек, чтобы вовремя заметить их переживания, тревогу, настороженность.

– Я одного хорошо видел, и сейчас бы узнал. – ответил Миша. – Он большой такой, лицо злое. А второй спиной сидел.

– Он японец, да? – спросил Толик.

– Не знаю.

– А тогда почему у него глаза такие узкие а лицо широкое? Ведь такие только у японцев бывают? – продолжал уточнять Толик.

– Раньше вы когда-нибудь видели этого человека?

– Не замечали, – ответил Миша.

– Та-ак…

Шатеркин поднялся, отряхнул брюки. Повскакивали и мальчишки.

– Дядя Коля, а если мы…

– Никакого «мы», – поняв сразу Толин вопрос, ответил Шатеркин и, с улыбкой потрепав его черноволосую голову, повернул к реке. За ним поспешил Риф, бросив презрительный взгляд на зарычавшего Шарика.

– Желаю удачи, рыболовы!