Текст книги "Потому. Что. Я. Не. Ты. 40 историй о женах и мужьях"
Автор книги: Колм Лидди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
А моя золовка все еще стоит в дверях, завороженная, полагаю, мерзостью представшей ее взору сцены. Я вывожу ее из оцепенения: глядя прямо ей в глаза, произношу пять слов. Пять слов, которые заставляют ее с криком помчаться вниз по лестнице. Едва она исчезает из виду, я вонзаю ногти в плоть Теренса. Он тоже издает жуткий вой. Скатывается с меня, поскуливая:
– Прости, прости, прости…
И какие же это пять слов?
ПОТОМУ. ЧТО. Я. НЕ. ТЫ.
30.
ТЫ ОБЕЩАЛ МНЕ РИМ…
Назарет, Иудея, 1 г. до н. э.
– Проклятие! – восклицает Мария по возвращении домой с работы.
– Трудный был день, красавица? – спрашивает Иосиф. Он был в постели: либо уже лег, либо с утра не вставал.
– Ты даже не представляешь, – отвечает она. – Я задушу эту дуру, если она не перестанет меня тиранить.
Из-под платка извлекается небольшая бутылка вина.
– Вот, держи, заскочила к Малахию по пути домой.
Иосиф хватает бутылку, тотчас же откупоривает ее и осушает.
– Боже, какой кайф, то, что нужно. Спасибо, красавица, цены тебе нет.
– Разумеется. Кто еще стал бы терпеть тебя? Написал что-нибудь, пока меня не было?
– Да.
– Да? И что же? Сколько страниц?
– Ммм… три, кажется.
– Три? С ума сойти! Ну-ка покажи. По-моему, пергамент как был пуст, так и остался. Ты вообще сегодня вставал с постели?
– Конечно. Я… – начал Иосиф, но оправдываться уже поздно. Мария открыла буфет.
– Даже хлеба не купил! Невероятно. Мне кажется, ты умрешь с голоду, если предоставить тебя самому себе.
– Ты несправедлива ко мне, красавица, – сказал Иосиф, поднимаясь с постели.
В два шага он пересек их крошечную каморку, протиснулся мимо вытянутой руки Марии и обнял ее.
Гнев Марии сменился слезами.
Они представляли собой несуразную пару. Мария была красивая молодая женщина: блестящие длинные черные волосы, пышная фигура… Иосиф, высокий, тощий, лопоухий, с жиденькой рыжей бородкой, был на двенадцать лет старше. Глаза у него были разного цвета: один синий, другой – карий.
– Шшш, красавица, – прошептал он. – Сейчас пойду и принесу хлеба. Приготовим рыбу. И все будет замечательно.
– Боже, Иосиф, какой же ты глупец, – выдохнула Мария, отталкивая его. – Не ужин меня беспокоит. Просто это очередной пример твоей нерадивости. Один из сотен, тысяч примеров того, что идет вразрез с твоими посулами.
– Сотен или тысяч? Поконкретнее, пожалуйста.
– Да все не так, болван! Ты говорил, что у нас будут деньги, что мне никогда больше не придется горбатиться в прачечной. И что же? Вместо этого я работаю вдвое больше, чтобы содержать нас двоих, а ты целыми днями грезишь в постели. Ты говорил, что после свадьбы мы будем жить во дворце, а не в лачуге! Ты говорил, что отвезешь меня в Рим, что мы, может быть, даже поселимся там. Говорил, что покажешь мне Форум и Колизей. Говорил, что мы пойдем смотреть жирафа в зоопарке и устроим пикник под сенью Пантеона. Что у нас будут билеты в первый ряд на финальные состязания колесниц в цирке Максимус. Вранье, все вранье! Вместо этого мы по-прежнему торчим в этой пыльной Тмутаракани. Не можем даже съездить в Иерусалим, не говоря уж про Вечный город. Вместо этого…
– Прошу тебя, красавица, – перебил ее Иосиф, – ты ко мне несправедлива. Я действительно собирался исполнить все, что обещал, но обстоятельства оказались сильнее меня. Ты же прекрасно знаешь, что помешало нашим планам. Прекрасно знаешь, как близки они были к осуществлению. Как близки мы были к Риму, очень близки, если б только…
Если б только Елифаз Златоуст прислушался к Иосифу…
До знакомства с Иосифом в 5 году до н. э. Елифаз был просто старым Елифазом, скромным проповедником, рассказывающим избитые притчи на одной из площадей Иерусалима. Но после того как он познакомился с Иосифом, его речи вдруг стали привлекать случайных прохожих. Верный своему прозвищу, Елифаз красноречиво излагал старые заповеди в новом свете, делая упор на слово «любовь». И предсказывал гибель мира, утверждая, что спасутся только праведники. Маленькая горстка слушателей вокруг него вырастала в большую, потом и в огромную толпу. Его проповеди в обеденное время собирали все больше народу, его аудитория росла как снежный ком, так что властям приходилось перекрывать все подступы к той площади. В конце концов Елифаза уговорили отправиться с проповедями по стране.
За следующие несколько лет Елифаз обошел все провинции, расположенные вдоль реки Иордан, от Акки до Галилеи. Когда количество его последователей увеличилось до нескольких тысяч, наместник Иудеи наконец-то встрепенулся и внедрил в секту Елифаза своих шпионов. Те доложили, что идеологом является Иосиф. Что это он пишет проповеди. Наместник стал ждать дальнейшего развития событий…
– Если б только Елифаз прислушался к тебе, Иосиф! – певучим голосом докончила за мужа Мария. – Что ж ты не скажешь мне это в двадцать девятый раз?
– Совершенно верно, красавица, – подтвердил Иосиф, не обращая внимания на ее сарказм. – У него началась звездная болезнь. Придурок. Пока верующие делали пожертвования, мы жили припеваючи. У меня было сто денариев. Я мог десять раз съездить в Рим.
– Но потом… – с улыбкой произнесла Мария, посмеиваясь над мужем. Он всегда начинал досадовать, принимая вид оскорбленной гордости, когда садился на своего любимого конька.
– Елифаз решил, что он неприкасаемый, – продолжал Иосиф, как всегда, – и начал вставлять в проповеди собственные импровизации про то, что земная империя выжимает из нас все соки и следует создать независимое иудейское государство. Я неустанно напоминал ему, чтобы он проявил мудрость и говорил обтекаемо. Куда там! Он теперь был слишком важная особа, чтобы внимать советам человека, который вознес его на Олимп.
Но Елифаз не слушал Иосифа…
Римский наместник запаниковал при намеке на возможное восстание. Елифаза Златоуста и его ближайших сподвижников арестовали. После показательного суда проповедника перевезли в столицу и скормили тиграм в цирке Максимус. Через несколько месяцев его сподвижников амнистировали. А вот Иосифа классифицировали как неофициального вдохновителя и вежливо предупредили, приставив к горлу нож, чтобы он не смел показываться в Иерусалиме.
– Бедный, бедный Иосиф, – сказала Мария. На этот раз она обняла мужа, пытаясь стереть гримасу горечи с его лица.
– Что касается бедного, бедного Иосифа, я так скажу, Мария, – сердито заявил ее муж, давая понять, что он полон решимости. – Если я когда-либо вернусь в цивилизованный мир – а я вернусь, когда буря утихнет, – я найду себе нового Елифаза. Я знаю, что меня, с моей кривой рожей, никто слушать не станет. Но дай мне сговорчивого симпатичного парня с теплым взором, и я обеспечу его проповедями. И тогда, моя красавица, мы с тобой заживем… Ты уж не сомневайся! Будет у нас и дворец, и богатство.
– Ну-ну, твоими бы устами… – отозвалась Мария, но она больше не злилась. – А пока мы не разбогатели, дорогой муженек, думаю, тебе стоит вновь заняться плотницким делом.
– Что-о? И бросить писать? Нет, ты не можешь требовать этого от меня!
– А я и не требую, – сказала Мария. – Работай по полдня пять дней в неделю, а во второй половине пиши сколько твоей душе угодно.
– Пожалуй… – с сомнением в голосе промолвил Иосиф.
– Что значит «пожалуй»? Да или нет? – уточнила Мария.
Иосиф сделал глубокий вдох и прошептал:
– Да.
Мария вновь обняла мужа, и он тотчас же стал возиться с застежкой на ее платье. Она стянула с него рубашку и принялась снимать с него штаны. Они раздели друг друга донага и, неуклюже сделав два шага к кровати, повалились на матрас.
Иосиф залез на Марию.
– Ты ничего не забыл? – напомнила Мария мужу, пока тот не увлекся.
Иосиф вздохнул и, вытянув руку, снял с гвоздя над изголовьем кровати отрезок бараньей кишки длиной шесть дюймов. Один конец отрезка был зашит тридцатью маленькими стежками. Иосиф принялся натягивать кишку на свой возбужденный член. Это было довольно-таки непросто. Мария ждала, лежа с закрытыми глазами. С первого раза натянуть кишку не получилось, и Иосиф решил себя не утруждать…
31.
САМА НАПРОСИЛАСЬ
Хальштат, Германия, 550 г. до н. э.
Через две недели после свадьбы между Фридой и Эбером разгорелся скандал из-за того, что Эбер вернулся домой поздно и к тому же пьяный. Эбер ударил жену по лицу.
Фрида многое могла бы стерпеть, но не пощечину. Отстаивая по закону свои права, она привела мужа в местный суд и обвинила его в рукоприкладстве. Выдвигая обвинение под присягой, Фрида заметила, что судья подмигивает Эберу. Она шагнула к судье ближе и почувствовала исходящий от него запах перегара. Фрида догадалась, что судья был собутыльником ее мужа.
Дело рассматривалось в публичном заседании. Эбер честно признал, что он и впрямь ударил жену.
– Но, – заявил он, – она сама напросилась.
– Охотно верю, – согласился судья. – Кто из нас способен мириться с придирками сварливой жены?
Его реплика понравилась публике, состоявшей в основном из мужчин, которые одобрительно закивали и заулыбались.
– И потом, – добавил Эбер, – это была всего лишь пощечина.
– А что такое пощечина? – поддержал его судья. – Самое незначительное оскорбление. Мелочь, пустяк. Только самый последний болван стал бы поднимать шум из-за такой безделицы. Посему постановляю, – объявил судья. – Ответчик виновен. На него налагается штраф в размере одного обола, который он должен уплатить истице.
– Один обол?! – охнула Фрида, поражаясь снисходительности судьи.
– О… – произнес Эбер, выворачивая карманы. – Кажется, я надел не те штаны. У меня нет с собой денег.
– Так иди и принеси, – процедила сквозь зубы Фрида.
Эбер отправился за деньгами – первые несколько ярдов пробежал трусцой, потом перешел на шаг. Зрители, удовлетворенные тем, что правосудие свершилось, стали покидать зал. Фриде и судье пришлось остаться, чтобы дождаться уплаты штрафа. Они сидели и ждали.
И ждали…
И ждали…
Судья, нагло улыбаясь Фриде, теребил кончики своих роскошных усов.
– Я вот все думаю о вашем вердикте, – наконец промолвила она. – Насколько я понимаю, даже самая сильная пощечина всегда карается штрафом в размере одного обола?
– Да, – подтвердил судья с самодовольной улыбкой на лице. – Всегда.
Услышав это, Фрида подошла к судье и со всей силы ударила его по губам. Он повалился на бок. Из его носа потекла кровь. И он даже выплюнул зуб.
– Вот и хорошо, – сказала Фрида, направляясь к выходу. – Один обол, что принесет мой муж, можете оставить себе.
32.
ТАКОВА СУДЬБА ВСЯКОГО ЛЮБОВНОГО РОМАНА?
Килдэр, Ирландия, 2000 г.
Раньше он был так романтичен. Когда я возвращалась к себе домой на Мойн-роуд, он ждал меня, сидя на крыльце с букетом маргариток в руках, которые он нарвал у канала для меня – просто так, без особого повода. Теперь даже в День святого Валентина ему с трудом удается организовать доставку банального букета красных роз, купленных по кредитной карте в цветочном магазине.
Так и есть.
Было время, когда я действительно всегда стремился сделать для нее что-нибудь приятное. И даже мои самые щедрые жесты давались мне без особых усилий. Казалось, это настолько естественно, правильно, верно. То была любовь.
Некогда он был полон вдохновения, все делал просто и естественно. Каждое утро сулило нам прогулку в парке или по набережной, где всякое могло случиться. Теперь я открываю глаза, точно зная, что меня ждет. И в первую очередь знаю, что мои шансы неожиданно попасть в Париж на выходные практически равны… нулю.
Теперь, спустя годы, я вынужден заставлять себя делать ей приятное. Но это больше не получается само собой. Хотя, очевидно, я должен совершать романтические поступки. Говорят, это называется «работа над отношениями». Но если вместо идущих от сердца романтических порывов я буду демонстрировать одни старания, разве это любовь? И чем тогда «работа над отношениями» отличается от притворства?
33.
НЕ ТА, НЕ ТОТ, НЕ ТО, НЕ ТЕ…
Мельбурн, Австралия, 2002 г.
Не та причина.
…Потому что Марджори забеременела. Так вот просто. А в то время раздумывать особо не приходилось. Если ты не хотел, чтоб тебе вонзили отвертку в спину.
Не тот человек.
…Мы с Марджори не очень-то совместимы. Скорее, отталкиваемся, как противоположности. Просто она, Марджори, слишком эмоциональна. О чем бы мы ни спорили, она сразу начинает визжать и плакать, про факты даже не вспоминает. На первых порах я пытался взывать к ее благоразумию, но это было бесполезно. Каждый раз я старался находить все более веские аргументы, старался придерживаться все более строгой логики. Тщетно, ничто не помогало. И в конце концов я перестал с ней спорить. Вечерами, когда я возвращался домой с работы, мы ужинали в молчании. После она оставалась дома, «воспитывая» детей, а я уходил в гараж. Автомобильные двигатели – милые штуки. Любую поломку в них можно починить. В отличие от жен.
Не то решение.
…Не скрою, в гараже мне было одиноко. И я стал проводить там каждый второй вечер. В остальные вечера посещал «Таверну Бакса». Там и познакомился с Синди. Мы встречались десять лет.
Не то впечатление.
…Глупая стерва вбила себе в голову, что ради нее я брошу жену и детей. Размечталась!
Не те мотивы.
…Да, кажется, жизнь моя достигла критической точки: сначала ультиматум Синди, потом посещение онколога. Слава богу, рак диагностировали на ранней стадии, но было ясно, что за мной потребуется уход. Это может обеспечить только жена. И я порвал с Синди. А Марджори, надо отдать ей должное, оказалась на высоте. Она прекрасно готовит и заботится обо мне – в общем, не самая худшая партия, я мог бы жениться и менее удачно. Так что с тех пор я ни разу ей не изменял.
Не тот год.
…Когда наш старший ребенок, сын, стал проявлять интерес к таким вещам, мы стали говорить, что поженились на год раньше, чем это было на самом деле, – дабы у него не возникло ненужных вопросов. А в сущности, если бы кто-то взял на себя труд заглянуть в наше свидетельство о браке, он обнаружил бы, что сегодня не тридцатая годовщина нашей свадьбы, а всего лишь двадцать девятая.
Он отходит от писсуара, застегивая ширинку. Не удосужившись вымыть руки, возвращается в банкетный зал гостиницы, полный улыбающихся лиц: детей, внуков, друзей и соседей. Садится во главе стола, берет за руку жену и начинает говорить подготовленную речь:
– Сегодня мы все собрались здесь, чтобы отметить тридцатую годовщину самого счастливого дня в моей жизни. Когда-то давно в этот благословенный день я сочетался браком с Марджори. Она – мой лучший друг, единомышленник, любовь всей моей жизни…
34.
КТО-ТО СКРЕБЕТСЯ НА ЧЕРДАКЕ
Керри, Ирландия, февраль 2008 г.
Первый раз я услышала странный шум, когда стояла у раковины: буквально в нескольких дюймах у меня над головой какая-то тварь скребла по потолку с обратной стороны. Затаив дыхание, я приковалась взглядом к потолку и попятилась. Вибрация была очень сильная; я испугалась, что потолок сейчас рухнет и на кухню свалится огромная крыса. Потом шум прекратился, так же внезапно, как и начался. В доме воцарилась тишина. Прошло минут двадцать, прежде чем я решилась сварить себе капучино.
– Мэтт, – обратилась я к мужу, когда он вернулся домой с работы. – Сходи на чердак, проверь, что там. Я чуть не померла со страху.
– Да, конечно, – пообещал он. – Сейчас поем и проверю. Что у нас сегодня на ужин?
После еды старый болван сел в свое любимое кресло и стал смотреть передачу про Хиллари, Обаму и американские выборы. К тому времени, когда я убрала со стола, он уже дремал.
Мужчина, за которого я выходила замуж, имел густую шевелюру, полный рот зубов, и энергии у него было больше, чем у всех детсадовских малышей, вместе взятых. Это было тридцать лет назад. В последнее время разница в возрасте между нами стала заметно проявляться. В свои пятьдесят семь я была еще хороша, а Мэтт, которому исполнилось шестьдесят четыре, стал сдавать. Волосы у него поредели, зубов поубавилось, но главное – он стал тяжел на подъем.
Я растормошила его, велела идти на чердак. Полусонный, недовольный, он потащился за стремянкой. Потом долго искал фонарь. Потом ему пришлось надеть туфли и пальто, потому что зимой на чердаке холодно. Потом он вооружился кухонным ножом.
Я вручила ему блюдце с отравленными зернами пшеницы. Половину он рассыпал – ну а убирают, конечно, пусть дураки. Наконец он откинул крышку люка и вылез на чердак. Когда его короткие толстые ноги исчезли из виду, я поморщилась и стала ждать.
– Все чисто, – крикнул он. На мой взгляд, слишком скоро. Через три минуты он уже спустился вниз и вновь устроился в кресле. Я сомневалась, что он тщательно осмотрел чердак, проверил все укромные уголки и щели.
На следующий день все утро я просидела на собрании местной добровольческой организации под названием «Общественная инициатива Кенмера[49] за социальное развитие», в которой была председателем. Мы занимались подготовкой различных учебных и информационных программ в помощь безработным. И пожилым людям. И иностранцам. И матерям-одиночкам. И другим категориям граждан с подобными проблемами.
Как бы то ни было, когда я возвратилась домой и стала стелить нам постель, я опять услышала над головой зловещий шум. На этот раз шуршание. Создавалось впечатление, будто кто-то рвет, грызет, жует и глотает старые газеты. Разумеется, есть отраву эта маленькая тварь не стала. Напуганная до смерти, я застыла на месте, наблюдая, как едва заметно трясется потолок в том месте, где выше, на чердаке, сидело какое-то существо. Должно быть, оно сшибло что-то, вероятно, хвостом. Внезапно раздался громкий стук, и я с визгом выскочила из спальни. Спрятавшись в автомобиле, я по мобильному телефону позвонила Шейле. Мы решили немного поиграть в гольф.
К тому времени, когда я пришла домой, Мэтт уже вернулся с работы и клевал носом, укрывшись за газетой. Но я придумала план.
– Не хочешь узнать, что у нас на ужин? – спросила я.
Он не ответил. Просто тупо посмотрел на меня. Это выражение я часто видела, работая в своей добровольческой организации. Особенно на лицах иностранных подданных. Каждый вопрос им приходилось повторять дважды.
– Ничего! – продолжала я. – Ты ничего не получишь, пока не найдешь на чердаке эту тварь. Не прогонишь ее, не заманишь в ловушку или не убьешь.
– Да ладно тебе, милая, – отозвался он, – будь благоразумна. Наверно, это просто птицы на крыше.
– НЕТ, ЭТО НЕ ПТИЦЫ НА КРЫШЕ! – возразила я.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, – спокойно произнес он. – Но сейчас я не в состоянии снова туда лезть. Если ужина не будет, я пошел спать.
Что он и сделал. Хитрость моя, увы, не сработала. Я стала делать ему бутерброд, а сама думала, где и когда у нас с ним все пошло наперекосяк.
Мэтт постарел внезапно, буквально в одночасье. Все началось три месяца назад, с инцидента в «Линчиз Холидж», где он работал диспетчером по перевозкам. Однажды утром он потерял сознание во дворе, где стояли трейлеры. Сначала подумали, что он умер, но врач привел его в чувство и увез в клинику Трали[50] на обследование, которое не выявило никаких отклонений: сердце, кровь и нервная система у мужа были в порядке. И все же что-то было не так. Что-то сдвинулось у него в голове. Если прежде он думал, что будет жить вечно, то теперь боялся, что смерть поджидает его за углом.
С тех пор он утратил вкус к жизни. И куда только девалась вся его энергичность? На работу он ходит, но больше ничего не делает. Я прошу его помочь по дому – скажем, вынести мусор или принести ведро угля, – но он и пальцем не пошевельнет: сама управляйся как хочешь. Недавно я предложила съездить вместе в Баллиман[51], навестить дочку и внуков. Но нет, такие дальние поездки не для него. В другой раз, как-то вечером, я попросила его прибить карниз для штор. Разве это не мужская работа? И он откликнулся на мою просьбу. Но когда я заметила, что он вешает карниз криво, и принялась ему помогать, он сунул мне в руку отвертку и вышел из комнаты. Наверное, в туалет, предположила я. В итоге, когда я отправилась за ним, то увидела, что он рисует ковбоя в шляпе (в профиль) на последней странице телепрограммы. Он поднял глаза и спросил:
– Ну что, уже повесила?
Нет, это не начало болезни Альцгеймера, как я подумала. Он ничего не забывает. И не трясется – значит, это и не болезнь Паркинсона. Недавно нам установили высокоскоростной канал связи, и я облазила весь Интернет, но не нашла ничего, что объясняло бы его поведение. Во всяком случае, с медицинской точки зрения. Честно говоря, Мэтт всегда имел склонность к лени.
Предрассветные часы. Я лежу с открытыми глазами. Рядом храпит Мэтт. Сверху доносится шум – поскрипывание, постукивание. Но это все не те звуки, которые производит живое существо. Наверняка та тварь спит ночью, а днем опять начнет рыскать.
Я встала с постели, вышла в холл, взяла телефонный справочник. В разделе «Борьба с вредителями» предлагалось множество вариантов. Как было бы здорово пригласить профессионалов и с их помощью раз и навсегда избавиться от проблемы. Но это слишком рискованно. Вдруг соседи узнают? Особенно Мора Койл. Та еще ищейка. Если увидит необычный фургон у нашего дома, тотчас же явится на разведку, начнет вынюхивать, а через час уже весь Кенмер будет знать, что у нас завелись крысы. Нет уж. Значит, дуракам самим придется лезть на чердак.
Утро выдалось чудесное, и Мэтт решил пешком пройтись до работы. Автомобиль на целый день был в моем распоряжении. Я поехала в Килларни[52] за свадебным подарком для племянника Шейлы. На распродаже в торговом центре «Куиллс» я купила себе красивую плиссированную юбку и Мэтту – повседневный жакет. Потом по делам зашла в банк. Потом навестила сестру Анджелу, посидела у нее немного. На обратном пути купила продукты в «Супер-Валу». По возвращении домой быстренько навела порядок во всех комнатах и стала чистить картошку, чтобы приготовить ужин. Но я лишь оттягивала неизбежное.
Над головой опять раздалось шебуршание – причем более громкое, и сразу в двух местах. Возможно, та тварь уже вывела потомство. Предстоящая миссия вызывала у меня отвращение, но я понимала, что откладывать больше нельзя. Нужно подняться на чердак и выяснить, что за гадина там хозяйничает.
Я взяла фонарь. Стремянки в стенном шкафу не оказалось. Наверное, Мэтт убрал ее куда-то в другое место. Я стала толкать буфет по холлу и, дюйм за дюймом, пододвинула его под люк. Потом поставила на буфет табурет и, рискуя переломать себе все кости, а то и жизнью поплатиться, вскарабкалась наверх.
Последний раз я была на чердаке лет двадцать назад. Если требовалось что-нибудь спустить оттуда вниз, это делал Мэтт. Посему я не удивилась, увидев, в каком беспорядке навалены там коробки со старым хламом. Что касается нарушителя или нарушителей моего спокойствия, таковых я не заметила. Блюдце с отравленной пшеницей оставалось нетронутым.
Зато я почувствовала ужасный, тошнотворный запах. На чердаке явно кто-то был. Я предположила, что это существо, если я его потревожу, метнется к люку и юркнет в дом, поэтому закрыла дверь. Затем включила фонарь на самый яркий режим и приступила к поискам. Под коньком крыши я могла стоять в полный рост. Выпрямившись, я пошла посреди чердака. Каждый раз, делая шаг, я светила фонарем влево, потом вправо, пытаясь различить следы пребывания крысы: может быть, замечу ее хвост, или кучку черных, круглых, как бобы, экскрементов, или, того хуже, пару блестящих красных глаз…
Когда первоначальные поиски ничего не выявили, я повторила попытку, на этот раз опускаясь на корточки и направляя луч в самые укромные уголки. Снимая с головы зацепившуюся паутину, я оступилась и шлепнулась на одну из коробок. Фонарь при ударе о пол погас и больше не включался. Чердак погрузился в непроглядную темноту.
Я поползла к люку и больно ударилась головой о балку. Мою брань оборвал шорох. Да, это было уже знакомое мне поскребывание, звучавшее на удалении всего трех-четырех ярдов от меня, где-то посередине между мной и тем местом, где, как я предполагала, находился люк.
Зашуршала газета – буквально в четырех футах от того места, где я стояла на коленях. Обезумев от страха, я стала шарить вокруг в поисках какого-нибудь орудия, с помощью которого можно было бы отразить надвигающуюся атаку. Моя ладонь наткнулась на закругленную палку. То, что нужно, подумала я, но почему-то палку поднять не смогла. Ощупав ее, я поняла, что это ножка стремянки, которая, как ни странно, оказалась на чердаке.
Пока я ощупывала стремянку, существо приблизилось ко мне. Оно теперь находилось на удалении всего нескольких дюймов. Я закричала.
Пшик! Это вспыхнула спичка.
– Прости, дорогая, я вовсе не хотел тебя напугать, – произнес Мэтт. Стремясь успокоить меня, он положил руку мне на плечо.
Напуганная его прикосновением, потрясенная его внезапным появлением, я снова вскрикнула.
Спичка потухла, в темноте он зажег другую. Я видела, что на нем по-прежнему синий костюм, в котором он ходил на работу, и галстук.
– Мэтт, какого черта ты делаешь здесь? Почему не на работе? – спросила я.
И впервые за нашу долгую совместную жизнь Мэтт заплакал.
35.
СОСТАВЬТЕ КРОССВОРД
Девон, Англия, 1851 г.
По горизонтали:
5. Растениевод… Должность, на которую я нанял недоноска Мэтти Кимбалла.
6. Больше чем друзья… Отношения, расцветшие между Кимбаллом и моей женой, леди Стоукрофт.
7. Мужское нательное белье… Исподнее Кимбалла висело на ветке яблони, а сам он, подонок, трахал мою жену на лугу.
9. Моя реакция на этот гнусный обман.
11. Ответная мера… За мной не заржавеет, клянусь.
12. Коварный план… Я придумал, как им отомстить.
По вертикали:
1. Повторное действо… То, чем они занимались на следующий день после обеда, когда я сделал свой первый шаг.
2. Ювелирное украшение на палец… Несколько таких драгоценностей полиция обнаружила в кармане брюк Кимбалла, когда в тот же день он был задержан.
3. Инвентарь для подрезания кустов… То, чем была заколота в сердце леди Стоукрофт, когда полиция обнаружила ее тело (в одежде) за бельведером.
4. Ошеломление… Выражение на моем лице (показывающее, что мне невдомек, как может быть столько зла в этом жестоком мире) на суде, где Кимбалла обвинили в совершении кражи и убийства.
8. Потомок женского пола Кимбалла (девятнадцати лет)… На похоронах моей жены она принесла мне свои искренние извинения и выразила соболезнование в связи с кончиной моей супруги.
10. Тахта… То, на чем я теперь сплю вместе с вышеназванной девушкой (она – очаровательная малышка!).
36.
ПО ДОРОГЕ НА КУРСЫ ДЛЯ МОЛОДОЖЕНОВ
Оффали, Ирландия, апрель 2008 г.
– Сбавь скорость, милый. Ты едешь слишком быстро, – сказала женщина.
– Хорошо, детка, – отозвался мужчина, мягко нажимая на педаль тормоза.
Мгновение полнейшей безмятежности. Потом с заднего сиденья доносится хныканье. Это ноет малышка Клоды, временно находящаяся на их попечении. У нее режутся зубки.
– Ой, нет, – переполошилась женщина. – Не могу смотреть, как она мучается. Надо бы взять ее на руки. Жаль, что мы еще не прибыли на место, я бы ее успокоила.
Хныканье переросло в вой, и стрелка спидометра начала подниматься вверх.
– ПОМЕДЛЕННЕЕ! – воскликнула женщина. – По твоей милости мы все сейчас разобьемся. Неужели не понимаешь, что в машине маленький ребенок?
Как уж тут не понять? От воплей чуть ли не лопаются барабанные перепонки.
– Но, детка, – отвечает он, – я же просто пытаюсь скорее добраться до места, чтобы ты могла взять ее на руки. Ты же сама говорила…
– Господи, лучше б я сама села за руль, – вздыхает женщина.
Они завезли ребенка Клоде и поехали дальше, на курсы для молодоженов. Мужчина (он по-прежнему вел автомобиль) открыл бардачок.
– Что ты делаешь, милый? – спросила женщина.
– Хочу поставить диск, – ответил он.
– Сидя за рулем? – уточнила женщина.
– Ты права, – согласился мужчина, переводя взгляд на дорогу. И как раз вовремя – едва сумел объехать велосипедиста. – Это опасно. Поставь сама, ладно?
– Конечно, милый. Что ты хочешь послушать?
– Боба Дилана.
– Ну уж нет, – воспротивилась женщина. – Он у меня в печенках сидит. Всю прошлую неделю слушала его по твоей милости. Лучше поищу что-нибудь по радио.
В результате они стали слушать сводку новостей.
– Направо или налево? Направо или налево? – орал мужчина.
– Налево… кажется, – ответила женщина. – Да, пожалуй, налево.
– Так ведь мы только что оттуда. Господи помилуй, дай сюда карту. Теперь как пить дать опоздаем. Будь я проклят, чтоб когда-нибудь еще позволил тебе прокладывать маршрут!
В конце концов они все-таки добрались до места. Припарковались, вошли в здание. Сестра Агнес, проводившая занятия, поприветствовала их и вернулась в зал.
– А теперь, друзья, пожалуйста, вновь займите свои места, – произнесла она громко, менторским тоном.
Участвующие пары (их было с десяток) закончили пить чай с печеньем и выполнили ее указание.
– Итак, – продолжала сестра Агнес, – недавно вы прослушали лекцию на тему «Общение и улаживание конфликтов», и наш следующий этап занятий будет посвящен тому, как это осуществляется на практике. С этой целью я пригласила на встречу с вами моих знакомых. Это образцовая супружеская чета. Они женаты тридцать три года, недавно у них появилась первая внучка. Они поделятся с вами опытом, расскажут, как им удается на протяжении стольких лет сохранять любовь и привязанность друг к другу. Дамы и господа, прошу поприветствовать Брендана и Морин.
И она жестом попросила их войти в зал.
37.
ССОРА И ПРИМИРЕНИЕ В ПЯТНАДЦАТИ ВЕРСТАХ ОТ ЧЕЛЯБИНСКА
Челябинск, Россия, 1742 г.
– И не подумаю, – сказал я.
Песоцкая повернулась и закричала на меня, но я решил, что на этот раз не поддамся на провокацию.
– Песоцкий! Сволочь ты последняя! – орала она. От напряжения ее лицо раскраснелось. – Клянусь всеми святыми, Богородицей, самой царицей Елизаветой, я не отстану от тебя, пока все не сделаешь.
– Прошу прощения, сударыня, – возразил я, стремясь быть предельно вежливым, – но я уже внес свой вклад в мытье посуды.
Я не лгал. На сушке уже лежали моя тарелка, моя ложка и моя черная кастрюля.
– Я тоже внесла свой вклад, – заметила она, показывая на посуду с другой стороны от раковины, где лежали ее тарелка, ее ложка и ее серая кастрюля. – Но ведь ужин готовила я, – добавила она, словно это был веский аргумент.
– Да, спасибо, было очень вкусно. Но, – не сдавался я, – это я вырастил овощи и пшеницу. И подстрелил кролика.
С минуту она не отвечала – смотрела на меня сердито, обдумывая следующий ход. У ее виска вздулась большая синяя вена. Теперь от нее можно было ждать чего угодно: она могла вновь наброситься на меня с бранью, могла метнуть в меня что-нибудь тяжелое, а могла просто надуться. В итоге она выскочила из кухни и скрылась в спальне, хлопнув дверью.
