Текст книги "Потому. Что. Я. Не. Ты. 40 историй о женах и мужьях"
Автор книги: Колм Лидди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Поезд отъехал от вокзала Вайноны. Третий пассажир успел сойти буквально в последний момент, перед тем как закрылись двери. Слава богу, на этой станции к нам никто не подсел. Мы с доктором Эймсом остались вдвоем в купе.
– Хотите закурить? – спросил он. Я с радостью взял у него сигарету.
Мы закурили, и я наконец-то позволил себе поделиться впечатлениями о третьем пассажире:
– Тот джентльмен! Интересный тип…
– Да, – согласился доктор Эймс. – Весьма. Полагаю – вы догадались, кто он на самом деле?
– Конечно. – Я степенно кивнул. – Он был так возбужден, когда рассказывал эту историю. Дураку ясно, что он никакой не сосед. Должно быть, это и был сам Карлайл, отец несчастного мальчика.
Доктор Эймс улыбнулся и хмыкнул, явно подсмеиваясь надо мной.
– Нет? – спросил я. – Тогда кто же он, по-вашему?
– Это был человек по фамилии По, – ответил доктор Эймс. – Где-то в середине нашей беседы я вдруг понял, почему его лицо кажется мне смутно знакомым. Я узнал его по фотографии, помещенной в «Кроникл» на прошлой неделе. Его полное имя – Эдгар Аллан По. Он писатель. Пишет детективы, рассказы о привидениях и все такое. – Доктор Эймс затянулся сигаретой. – Обычно эти глупости не про меня, но он, конечно, горазд! Такую небылицу сочинить!
28.
ПРЕДСТАВЬТЕ, ЧТО ВЫ МОЯ ЖЕНА
Новосибирск, Россия, 2004 г.
Для начала прошу вас представить, что у вас есть кот. Да, да, вы не только прекрасная женщина, вы еще и очень умны. Мне интересно узнать ваше мнение. Ваш кот черный, как уголь, но, если угодно, он может быть и любого другого окраса, да и пола тоже. Главное, что у вас есть кот и вы его очень любите.
О, так вы любите кошек, да? Замечательно.
А теперь представьте, что ваш кот неожиданно умер. С ним произошел несчастный случай. Он свалился в раковину, полную воды, куда упал и включенный фен. В этом никто не виноват, так получилось. Ток убивает мгновенно, так что, по крайней мере, вы можете быть уверены, что ваш питомец не мучился.
Хотя, если покопаться в этом деле, вы поймете, что, по сути, кот погиб по вашей вине. Раковину водой наполнили вы. Нужно было отмочить пригоревшую кастрюлю, которую вы сожгли, пытаясь приготовить блюдо по новому рецепту, вырезанному из какого-то еженедельного журнала. Да и феном возле раковины пользовались вы. Нашли место! Вы сушили волосы, ожидая, когда в духовке приготовится какое-то блюдо. Жужжащий фен вы оставили на сливной полке раковины – всего на минутку, – а сами заглянули в духовку, проверяя готовность жаркого. Ваш кот запрыгнул на злосчастную полку и каким-то образом вместе с феном свалился в раковину.
Нет, прошу вас, не оправдывайтесь.
Как я уже говорил, это произошло по чистой случайности, а кот – ваш бесценный друг, так что никто, и уж тем более я, не намерен обвинять вас в его гибели. Я вытаскиваю мертвого кота из раковины, вытираю его полотенцем и отдаю вам. Вы баюкаете его, будто дитя, разговариваете с ним, и я не мешаю вам горевать.
Ну а теперь, пожалуйста, представьте, что время идет своим чередом и прошла почти неделя со дня безвременной кончины бедного кота. Любой разумный человек – а вы, я уверен, женщина разумная – согласится, что пора подумать о том, куда деть останки несчастного животного. Пока он лежит в своей старой корзине. Разумеется, в квартире появляется характерный запах – точнее, характерная вонь от дохлого кота.
А вариантов избавления от него не так уж много. Вы живете в городе, возле вашего дома нет поля, на котором можно было бы его похоронить. А если еще и холодная зима, как сейчас? Отнесете его в парк – выкопать яму в мерзлой земле будет проблематично. Для этого нужна соответствующая лопата, и все равно быстро не получится. Кто-нибудь из смотрителей парка заметит вас и наверняка заподозрит в нечистых помыслах.
Река тоже замерзла, так что утопить кота с почестями вы не сможете. Кремация исключена. В каком крематории согласятся кремировать дохлого кота? Более того – простите, но я вынужден проявить неделикатность, – кот уже начал разлагаться, а значит, воспламенить его будет непросто. Прежде, вероятно, придется окунуть его в бензин.
А теперь мы на минуту отвлечемся, и я попрошу вас представить, что я – ваш муж. Вы смеетесь, но на самом деле, уверяю вас, это не так уж и плохо. Я во всех отношениях приятный человек и хороший муж. Я не из тех мужчин, которые ни во что не ставят своих жен. Можете не сомневаться, что я всегда буду открывать перед вами двери, а по воскресеньям – приносить в постель завтрак.
Ну вот, раз мы теперь женаты, взгляните на ситуацию с дохлым котом в свете этого нового обстоятельства. У нас две большие проблемы: усиливающийся неприятный запах и избавление от останков.
В связи с чем хочу задать вам один вопрос. Как бы вы отреагировали, если бы, придя домой на седьмой день после кончины несчастного кота, обнаружили, что мерзкий запах, который является грубым нарушением элементарных норм санитарии и наносит вред здоровью, слава богу, исчез?
Что, если бы выяснилось, что это ваш добродетельный и преданный муж (то есть я!) наконец-то предпринял определенные меры и все уладил?
Что, если бы он (все тот же я) усадил вас и спокойно объяснил, что он поместил мертвого кота – с глубоким почтением – в хозяйственную сумку? Не в старый хлипкий пластиковый пакет, а в сумку хорошего качества, купленную в одном из ваших любимых модных магазинов?
Что, если бы он (то есть я) бережно положил кота на тонкую ароматизированную папиросную бумагу, которая все еще находилась в сумке, запечатал эту сумку и упаковал ее в большой черный мешок для мусора? А потом сбросил мешок со всем его содержимым в мусоропровод? Иными словами, кинул останки кота в трубу, ведущую прямо в подвал вашего дома, туда, где стоит огромный контейнер, в который постоянно падают мешки с мусором, контейнер, помещенный туда уборщиком, нанятым на работу домоуправлением.
Что, если я (напомню, ваш муж) тут же скажу, что вы можете купить себе другого кота при первом удобном случае? Такого же черного, как и умерший. А может, ради разнообразия, серого или рыжего. В конце концов, у вас все еще есть открытый пакет с кошачьим кормом, который не доел ваш последний питомец. А также остались его миска и все прочие кошачьи принадлежности. Так почему бы не завести нового кота? По-моему, вполне разумная идея.
И вот теперь, когда вы все это представили, я спрашиваю вас: какова была бы ваша реакция?
Вы разразились бы слезами? Разгневались бы и стали бы бросать что ни попадя в своего идеального мужа, который сделал только то, что должно было сделать?
Нет?
Нет?
Точно нет?
Прекрасно. Замечательно.
Я так и думал.
Значит, мое предположение все-таки верно: ненормальная в нашей семье моя жена. Хоть какое-то утешение.
Что ж… Я никуда не тороплюсь. Скажем так: моя жена вряд ли ждет меня с нетерпением. А вы? Тоже не спешите? Кажется, ваши друзья отправились в ночной клуб? Выходит, мы остались с вами вдвоем: только вы и я. Чудесно. Тогда окажите мне честь, позвольте пригласить вас в бар?
29.
ПОТОМУ. ЧТО. Я. НЕ. ТЫ
Мейо, Ирландия, 2006 г.
Живот у меня по-прежнему торчит. Бедра чудовищные. Задница огромная, разве что мужу моему, Джиму, нравится (так он говорит). Я уже две недели сижу на диете, сбросила пять фунтов (судя по весам), но в зеркале эти перемены не видны.
Я стою голая, щиплю и растягиваю свою обезображенную целлюлитом розовато-белую кожу, пытаясь разгладить на ней бугорки. В дверь звонят. Пока я надеваю тренировочный костюм, звонки повторяются несколько раз. Как я и подозревала, это сестра Джима. Лучезарно улыбающаяся. Явилась в гости. Без предупреждения. Как обычно.
Не утруждая себя любезностями, она несется мимо меня в гостиную. Садится на диван, достает из сумки блокнот и ручку и хлопает по диванной подушке, предлагая мне сесть рядом. Я понимаю, что от нее не отделаться.
– Так вот, Кэтлин, на твоем месте, – говорит она, держа ручку наизготове, – на его день рождения я испекла бы торт в форме автомобильного колеса. Раз он заведует фирмой по ремонту покрышек! И дальше развила бы эту тему: подарила бы сувенирчики всем гостям – например, будильники в виде резиновых шин. Я видела такие на Дьюк-стрит, в магазине аксессуаров для автомобилей. На твоем месте, – продолжает она, кончиком ручки постукивая по второму пункту в своем списке, – я бы пригласила больше гостей. По-моему, ты забыла включить в список кое-кого из важных людей. И почему бы не сделать приглашения по индивидуальному заказу? Было бы неплохо поместить на них его фото, где ему три года, в костюме астронавта. Он обожал этот костюм, знаешь, да? Шесть дней кряду носил его не снимая, даже спал в нем! И вообще, если хочешь, я могла бы сделать эскиз приглашения на компьютере. На твоем месте, – добавляет она, – для всех гостей я заказала бы специальные футболки разных цветов и размеров с надписями «Я БЫЛ ТАМ…» на груди и дальше: «КОГДА ДЖИМУ ИСПОЛНИЛСЯ СОРОКОВНИК!» А что, хорошая память. Я нашла одну фирму в Голуэе[47], где можно заказать партию по сходной цене.
Но я не просила ее о помощи в организации дня рождения Джима.
И я не хочу, чтобы она помогала мне устраивать пышное торжество.
И. Я. Не. Она.
Засигналил ее мобильник. Звонил муж золовки, Теренс. Требовал, чтобы она вернулась домой и помогла ему найти переходник для подключения модема к ноутбуку. Этот никчемный тупой америкашка сам вообще ни на что не способен.
Лучезарно улыбаясь, она убирает в сумку свой блокнот. Быстро обнимает меня, целует в щеку, вернее, чмокает воздух рядом с моей щекой. Я провожаю ее к выходу, машу на прощание. Она проходит шесть ярдов до моей калитки, отворяет и затворяет ее. Потом проходит два ярда влево, открывает соседнюю калитку и идет по дорожке к крыльцу дома, у которого ее уже ждет Теренс.
Моя золовка не живет по соседству постоянно. Это дом родителей Джима, пустующий с тех пор, как они переселились в платный интернат для престарелых. Моя золовка вместе с Теренсом и их десятилетним сыном Коулом постоянно живут в Сан-Диего, штат Калифорния. Все трое приехали сюда в отпуск и скоро уедут, на следующий день после празднования сорокалетия Джима. А до того времени эта несносная женщина будет изводить меня сутки напролет – утром, днем и вечером. И будет обжигать меня своими лучезарными улыбками.
Причем меня бесит не только ее неизбывный оптимизм.
Во-первых, она постоянно пытается давать советы – нет, контролировать меня! – посредством текстовых сообщений. Находясь от нас на расстоянии восьми тысяч миль, она считает своим долгом присылать сообщения и Джиму, и мне с напоминанием о дне рождения его матери, о дне рождения его отца, о годовщине их свадьбы, о Дне матери, о Дне отца. Затем приходит сообщение с рекомендацией по поводу того, какой подарок купить к тому или иному празднику. В следующем сообщении указывается альтернативный подарок на тот случай, если не удастся приобрести первый. Если мы не спешим руководствоваться ее советом, она заказывает подарок через Интернет, отправляет его и велит нам расплатиться с ней в евро. В общем-то, благодаря длинным щупальцам Интернета, она имеет возможность издалека совать свой нос почти во все наши дела. Например, в прошлом году нам нужно было выбрать школу для нашего двенадцатилетнего сына Сайана. У нас было два варианта. Моя золовка изучила оба и по электронной почте прислала длиннющие письма, делясь полученной информацией. «ОТПРАВЬТЕ ЕГО В БАЛЛУ!» – заключила она (да, и написала это заглавными буквами, а то вдруг мы не поймем). Мы определили сына в школу Сент-Джеральдс, и он там прекрасно учится.
Во-вторых, как ни досадно это признавать, она вызывает у меня зависть, хотя мне больше нравится другая формулировка: «Необъяснимое раздражение по поводу того, что самые недостойные люди на земле почему-то имеют все». Например, непонятно, откуда у нее с Теренсом столько богатства, если они оба не гнут спину с утра до вечера. Вероятно, в семидесятых отец Теренса умно разместил свой капитал: отдал кому-то в доверительное управление или вложил в акции какой-нибудь компании. Может, в акции «IBM», или «Эппл», или Билла Гейтса, когда тот еще учился в первом классе. А может, в компанию по пошиву женского белья или по распространению порнографии – по крайней мере, это объяснило бы, почему они никогда не упоминают об источнике своих доходов.
И потом, как ей удалось… полинять? У нее от рождения типичная для кельтов бледная веснушчатая кожа, которую теперь постоянно покрывает золотистый загар.
Но что самое досадное, как ей удалось похудеть с 12-го размера до 8-го? Или даже до 6-го. Точно не знаю. Я ведь не проверяю ярлыки на ее одежде. Но факт остается фактом: в день свадьбы она была в 12-м размере. Как и я. Теперь же, спустя пятнадцать лет, она стройна как тростинка, а я поправилась до 16-го размера. В тяжелые дни бываю и в 18-м.
В-третьих, меня достают ее постоянные объятия и чмоканье воздуха возле моей щеки.
И в-четвертых, как же мне ненавистны эти ее лучезарные улыбки!
– Она вовсе не пытается тебя контролировать, Кейт, – сказал Джим, когда вечером пришел домой. – Она старается помочь. Потому и говорит тебе, что и где купить. Чтобы избавить тебя от лишних хлопот.
– Это ты так думаешь, – возразила я. – А я не хочу, чтобы твоя сестра и ее блокнот диктовали нам, как жить. Пожалуйста, объясни ей, что я сама, без ее вмешательства, вполне способна организовать прием по случаю твоего дня рождения. Если только, конечно, ты не предпочитаешь, чтобы этим занималась она, а не я.
– Нет, что ты! – Он со вздохом отложил спортивную страничку газеты. – Вот прямо сейчас пойду к ней и разберусь.
И он разобрался. Но не совсем. Дипломатичный Джим просто не смог отказаться от компромисса.
– Понимаешь, она хочет, чтобы этот праздник был особенным. И предложила свою помощь. Она очень расстроилась.
Бедняжка.
– И что же?
– Ну, чтобы уладить дело миром, я разрешил ей устроить отдельно небольшое мероприятие, в старом доме. Оно станет частью основного торжества, которое будет проходить, разумеется, здесь. Она готовит слайд-шоу, скомпонованное из моих фотографий, – «Когда Джим был маленький» и все такое. Уверяет, что просмотр займет всего десять минут. Максимум пятнадцать.
Он делает паузу. На меня не смотрит.
– Я подумал, что просмотр можно устроить после роскошного ужина, что ты приготовишь. Когда со стола начнут убирать, гости на время перейдут в соседний дом. Потом мы все вернемся, поедим десерт, попьем кофе, может, сыграем в карты.
Он по-прежнему не смотрит мне в глаза. Берет спортивную страничку, прячется за газетой.
Я решила, что не стоит идти на конфликт. К тому же следующие несколько дней домашние заботы и моя жуткая диета отнимали у меня все мое время. Завтрак, обед и ужин мне приходилось готовить в двойном экземпляре: вкусные блюда для Джима и Сайана, противные – для себя. Меня также расстроила табель успеваемости нашего сына. В целом оценки у него были хорошие, но с математикой он не справлялся, а в школе они проходили уже такой материал, с которым я ему помочь не могла. Возможно, ему следовало больше заниматься…
Моя золовка, ее муж и сын навещали нас каждый вечер, когда Джим возвращался с работы, а Сайан – из летнего лагеря. Теренс бухался в стоявшее у камина кресло Джима и начинал рассказывать о том, как поживают в приюте мистер и миссис Фроли, родители моего мужа и его сестры, и что у обоих стариков прогрессирует болезнь Альцгеймера. Коул убегал наверх к Сайану играть в компьютерные игры. Моя золовка не сидела на месте. Она порхала по комнате, давая советы. Говорила, какие растения высадила бы в палисаднике осенью (будь она на моем месте) и какого цвета шторы повесила бы в подсобном помещении. О сорокалетии она даже не заикалась.
К тому времени, когда я вплотную занялась подготовкой приема, письменные приглашения рассылать уже было поздно. Всю вторую половину дня я просидела на телефоне, обзванивая всех и каждого в своем списке (который забраковала моя золовка). Все изумлялись, что моему мужу уже сорок. Все выражали готовность прийти. Я начала планировать сам прием.
По моим расчетам собраться должно человек тридцать (приглашала я больше, но ведь кто-нибудь непременно не явится). Значит, нужно организовать фуршет. Наверное, два горячих блюда – цыпленок в соусе карри и жаркое из свинины, – а также пирог с немясной начинкой для вегетарианцев, печеный картофель, рис, разные салаты. Воздушные булочки из пшеничной муки, ржаной хлеб. На маленький столик надо поставить чипсы с разными соусами – чтобы заморить червячка перед ужином. На десерт, очевидно, крем-брюле. И конечно, именинный пирог. Пожалуй, шоколадный. Или торт «Диана». Ну и разумеется, много спиртного, разные напитки.
Мне понадобятся дополнительные тарелки и столовые приборы. А также дополнительные бокалы. Пока миссис Фроли была еще в добром здравии, я обычно заимствовала посуду у нее. Не раздумывая, я звоню по телефону в соседний дом, и мне конечно же отвечает моя золовка.
– Аллооо! – напевно произносит она.
Я вешаю трубку.
На следующий день Джима вызвали в Копенгаген – на экстренное совещание руководителей компании в центральном офисе.
– Возможно, пробуду там несколько дней, но к вечеринке непременно вернусь, – пообещал он.
Когда я приехала из аэропорта, в доме по соседству происходило что-то странное. Крыльца я не видела, поскольку теперь его заслоняли большие черные полиэтиленовые ширмы. Я вошла к себе в дом и стала заниматься своими делами. Выглянув с заднего крыльца, я обнаружила простыни из черного полиэтилена и в саду за домом. У меня неприятно сдавило в животе.
Первые подозрения появились, когда Сайан, вернувшись домой от соседей, где он проторчал полдня, играя с Коулом, крикнул:
– Мам, там такое!
– Какое такое?
– Они столько всего навезли в дом бабушки с дедушкой.
– Что навезли?
– Не знаю. Все такое крутое…
– Сайан! Что?
– Для папиного дня рождения.
До сорокалетия Джима оставался один день. Пока мы с Сайаном разговаривали, к соседнему дому подкатил фургон, из которого спрыгнул мужчина и тут же начал выгружать что-то на тележку. Доставленный груз представлял собой коробки без надписей. Их было много – что же это заказала моя золовка? У меня к горлу подступила желчь. Похоже, противный непитательный ужин просился назад. Отрыжка повторилась.
И вот пришла пора, когда я запаниковала по-настоящему. Я думала, что контролирую ход приготовлений к торжеству. Ан нет, не тут-то было. Теперь мне стало ясно, что золовка планирует нечто более грандиозное, чем десятиминутное слайд-шоу. На карту поставлена моя репутация хозяйки, и, судя по всему, я не выдерживаю экзамена. Я слишком нечестолюбива, и мне следовало бы раскошелиться на блокнот.
Оставшийся вечер я езжу по Маркет-стрит и, паркуясь на двойной желтой полосе, пытаюсь сделать жизненно важные покупки за двадцать минут до закрытия магазинов. Бесполезная трата времени. В магазинах нет того, что мне нужно, а продавцы, уже в верхней одежде, готовы выключить свет и опустить ставни на витринах. В шесть часов я стою под моросящим дождем с пустой хозяйственной сумкой.
На следующий день к восьми часам вечера я уже немного успокоилась. Джим, слава богу, вернулся, последние несколько часов они с Сайаном помогали мне готовиться к приему гостей. Дом был тщательно убран, всюду висели воздушные шарики. Столы красиво накрыты, еда – под рукой. Все трое, мы по очереди приняли душ и к девяти часам принарядились. В дверь начали звонить, прибыли первые гости.
К десяти часам я наконец-то расслабилась и призналась себе, что прием проходит удачно. Все тридцать пять гостей были накормлены и напоены. Меня хвалили, спрашивали рецепты картофельного блюда и лукового салата. (Я добавляю в них щепотку молотого шалфея – это мой секрет.) Во всех комнатах нижнего этажа стоял шум: гости беседовали, смеялись. Моя золовка тоже была где-то здесь, но на глаза мне не попадалась. Потом, когда я убирала с каминной полки пустые банки, ко мне подошел Джим.
– Так что скажешь, Кейт? – спросил он. – Она не слезает с меня, требует, чтобы мы пошли смотреть ее слайд-шоу. Может, я возьму несколько ребят? Мы быстренько сходим, посмотрим и тут же вернемся.
Я не решилась сказать «нет».
А зря.
Поначалу Джим отправился в родительский дом с шестью друзьями всего на десять минут. Потом некоторые из них вернулись и увели туда своих жен.
Потом они заскочили на минутку сказать, что такое зрелище нельзя пропустить.
– Это нужно видеть, – сказали они.
Я не спросила, что их так поразило.
К половине одиннадцатого я осталась в своем доме одна. Все перебрались в соседний. Поначалу это позволило мне убрать со стола и подготовить его к игре в карты. Потом у меня нашлось время на то, чтобы загрузить посудомоечную машину и запустить ее в быстром режиме. В доме по-прежнему было пусто, и у меня впервые за целый день выдалась возможность присесть. Я даже скинула туфли, чтобы ноги отдохнули. Я сидела и прислушивалась к нарастающему шуму, доносившемуся из соседнего дома.
Пробило одиннадцать. Никто не возвращался. Я надела туфли и пошла в соседний дом.
Черный полиэтилен убрали, и теперь весь парадный фасад искрился пурпурными огоньками. Дверь стала центром большой кружащейся спирали.
У входа курил Джо Нолли, приятель Джима.
– Это как в передаче, что мы в детстве смотрели, – объяснил он. – «Туннель времени». Там туннель точно так выглядел, когда двое провалились в него и оказались в эпохе динозавров или Авраама Линкольна, что-то в этом роде. Здорово сделано, да?
Да.
Джо выбросил окурок и проводил меня в старый дом, который теперь был неузнаваем. «Туннель времени» перенес нас в 1966 год, в тот год, когда родился Джим. На каждой стене перемигивались яркие лампочки. На двух больших телеэкранах мелькали документальные кадры о Вьетнаме, перемежающиеся изображениями Аркла[48] и Джима Фроли в возрасте одного, двух, трех, четырех, пяти, шести, семи, восьми, девяти… лет.
– Видишь, – сказал Джо, перекрикивая шум, – она даже диджея пригласила, и он сегодня ставит песни, которые были хитами в тот год: «Monday, Monday», «Yellow Submarine», «Wild Thing», «Paint it Black», «Pretty Flamingo», «These Boots are Made for Walking»…
В доме, сразу же у входной двери, стояла картонная фигура Джима в натуральную величину, в костюме астронавта. На некоторых гостях, в том числе на Джо Нолли, были сделанные на заказ футболки с надписью «Я БЫЛ ТАМ… КОГДА ДЖИМУ ИСПОЛНИЛСЯ СОРОКОВНИК!». Моя золовка осуществила все те идеи, которые навязывала мне, и еще некоторые другие. Здесь были и торт в форме автомобильного колеса, и маленькие сувенирчики в виде покрышек.
Из толпы выскочил Сайан – раскрасневшийся, потный, взъерошенный, довольный.
– Мам! Можно я останусь здесь на ночь, у Коула? Его мама сказала, что не возражает, если ты разрешишь.
Оставайся.
Потом я наткнулась на Джима. Он стоял в окружении людей, которых я не приглашала. Приятели поры его растраченной юности, две бывшие подружки – люди, с которыми, я думала, он давно порвал. Увы!
– Привет, милая, – проревел он мне в ухо пьяным голосом, похлопывая меня по ягодицам (с любовью). – Хорошо, что пришла. Здесь здорово, правда?
– Да. Только десять минут что-то затянулись, – говорю я. Его разум затуманен спиртным и лестью, и потому он не улавливает горечи в моем голосе. Я понимаю, что сейчас бесполезно выражать ему свою обиду.
Я поворачиваюсь, собираясь уйти, и тут слышу перекрывающий шум голос своей золовки, с гордостью заявляющей кому-то из восторженных гостей:
– Я всегда говорю, главное – все организовать.
Я рассматриваю ее со спины. Платье на ней потрясающее, явно авторской модели. На фигуре 8-го размера сидит идеально, как и положено. Правда, мне кажется, что под макияжем на лице лежит отпечаток изможденности, свидетельствующий о том, что эта женщина худее, чем ей следует быть. А в руке у нее, между прочим, неизменный блокнот.
Она резко поворачивается, и я не успеваю скрыться с ее глаз.
– О боже, Кэтлин! – восклицает она. – Чудесный наряд. Ты в нем выглядишь гораздо стройнее.
Спасибо.
– Твой тоже, – отвечаю я. – Прости, мне нужно вернуться к себе.
– Как же так? – изумленно вскрикивает она и, глядя в свой блокнот, тыкает ручкой в одну из строчек. – Скоро выступление фокусника. А в полночь салют!
– Прекрасно, – говорю я, чувствуя, как мой рот опять наполняется кислым вкусом. – Но мне надо подавать десерт.
– К чему эти хлопоты, Кэтлин? – не унимается она. – На твоем месте я бы осталась здесь до конца. Вместе со всеми. – Помолчав, она добавляет: – Джим уж точно никуда не пойдет.
Я возвращаюсь домой.
Черт бы побрал эту диету! Я беру крем-брюле и сажусь за стол. Потом кладу себе еще одну порцию, наливаю большой бокал красного вина. Через стены я слышу усиливающийся шум: веселье в самом разгаре.
Джим выбрал Ее. Ну и пошли они оба куда подальше…
По моей щеке катится слеза. Я шмыгаю носом. Опускаю лицо в ладони…
Прошло полчаса. Мое лицо по-прежнему покоится в ладонях. Я засыпаю и вдруг чувствую на своем плече тепло сильной мужской руки.
Я резко выпрямляюсь, но это всего лишь Теренс.
– Привет, – говорит он. – Одна скучаешь? Это плохо.
Он подходит к кухонному столу, наливает еще два бокала красного вина. Садится на стул напротив меня. Говорит, что у нас с ним много общего.
– … живем в браке с Фроли. Ты должна признать, что брат и сестра, при всех их различиях, очень похожи. Вероятно, потому, что Джим родился всего лишь на одиннадцать месяцев позже моей жены. Ты это знала?
Разумеется.
– Они с пеленок вместе. Вместе играли, росли, их связывают неразрывные узы. Они общаются на своем, только им двоим понятном языке. Это заметно даже сегодня. Слова, фразы, шутки, воспоминания из детства, когда им было семь, восемь лет.
– Все верно, Теренс.
Я тупо смотрю на верхнюю часть его груди, виднеющуюся в вороте расстегнутой рубашки; в курчавой поросли замечаю один-единственный седой волосок.
– Ну и потом все эти песни, телепередачи, что они смотрели вместе. Вот откуда ей известно, что он балдел от «Туннеля времени». Ни ты, ни кто другой просто не мог это знать.
Я перевожу взгляд на усы Теренса. Нелепое приложение к его лицу. Кому могло прийти в голову, что усы ему идут?
– В общем, я к тому веду, что между братом и сестрой существует тесная связь, которую никому не разорвать. Никому, слышишь, даже их супругам. Лично я, – он горестно усмехнулся, – давно оставил всякие попытки.
Я тоже усмехнулась.
– Кстати, Кэтлин, – сказал он, меняя тему разговора, – мне очень нравится твой наряд. И волосы твои. Ты выглядишь потрясающе.
Боже! Я хоть и была сонная, опьяневшая, уловила этот сигнал. Заигрывает.
– Я тебе говорил, чем бы я на самом деле хотел заниматься? – спрашивает он, и я качаю головой. – Честно говоря, я бы все бросил, если б мне удалось стать профессиональным писателем.
– В самом деле? – спрашиваю я из вежливости, без всякого интереса в голосе.
– Да. Я всегда хотел быть писателем, только никому не говорил об этом. Вообще-то я пишу в свободное время, вот уже почти двенадцать лет. Главным образом рассказы. Есть еще два романа из трилогии. В данный момент работаю над сценарием телевизионной передачи.
– В самом деле?
– Да! И, предвосхищая твой вопрос, сразу скажу: к сожалению, публикаций у меня нет. Только один рассказ напечатали в «Квартальном обозрении Айдахо». Заплатили аж целых пятьдесят долларов.
– В самом деле?
– Да. – Он опять усмехнулся. – В принципе, я начинаю приходить к мысли, что мои рассказы станут пользоваться успехом лишь после моей смерти. А всё эти чертовы издатели! Простому человеку они никогда не предоставят равных возможностей. У тебя должен быть агент, должны быть знакомые, которые знают нужных людей…
– В самом деле?
– Да! И потом, моя художественная проза слишком – как бы это выразиться? – запредельна. Понимаешь, да? Острая, напряженная, совершенно не похожа на то, что обычно видишь на полках. Издатели просто бояться рисковать. Им спокойнее издавать традиционный шаблонный мусор.
– В самом деле?
– Да. Нелегко быть впереди планеты всей…
Он бубнит и бубнит, а я тем временем раздумываю, стоит ли мне еще раз вставить «В самом деле?». И вдруг Теренс протягивает руку через стол и хватает мою ладонь. Пытается перехватить мой взгляд, а у самого глаза голодные.
Брр!
Я вскакиваю с места, иду к кухонному столу, чтобы налить нам еще по бокалу вина. Секунды неловкого молчания. Из соседнего дома доносится взрыв ликующих воплей. Кто-то произносит речь.
– Должно быть, именинный торт, – говорит Теренс. В его надтреснутом голосе сквозит разочарование. Он и впрямь думал, что у него есть шанс! Теперь ему представился хороший повод пойти на попятную. – Мне было велено фотографировать.
Он уходит. Уфф! Ну и болван. Мне почти жаль его. Я все равно наливаю два бокала вина. Если я продолжу пить в постели, как и планирую, не придется вставать еще раз, чтобы наполнить бокал. Раздеваться лень, поэтому я бухаюсь на кровать в одежде и включаю телевизор.
Проснувшись, я вижу, что по-прежнему лежу на покрывале, телевизор работает, а у меня между ног лежит Теренс.
Чтоооооооооооооооооооооо?
Да, так и есть. Хоть я все еще пьяная, все еще сонная и не желаю верить своим глазам, факт остается фактом: Теренс лежит у меня между ног!
Трусики с меня сняты, юбка задрана к бедрам. Теренс лежит у меня между ног со спущенными к щиколоткам брюками и трусами. Он ритмично двигается: Верхние пуговицы моей блузки расстегнуты. Одну мою грудь Теренс тискает, вторую – лижет. Он предельно сосредоточен, его веки плотно сжаты.
– О, Кэтлин, – кряхтит он, – ты такая аппетитная. Такая мягкая…
Это кошмар. Мне с трудом верится, что этот идиот пытается трахнуть меня. От выпитого вина у меня туман в голове – очевидно, поэтому я столь удивительно спокойна. Я чувствую, как полуокрепший пенис Теренса тыкается в мою лобковую кость. Разумеется, нужно что-то делать. Я просовываю руку между нашими телами, намереваясь вонзить ногти в его плоть и положить конец идиотского галопу.
И тут дверь спальни тихо открывается. В проеме стоит моя золовка. Впервые она молчит, таращась на нас, – очевидно, пытается понять, что происходит. В руке у нее по-прежнему чертов блокнот, хотя наверняка последний пункт составленной ею программы уже вычеркнут, а виновник торжества, Джим, лежит в отрубе на ее диване.
Не замечая своей жены, Теренс продолжает раскачиваться. Я уже готова вонзиться в него, но замираю. Он ревет, как бык. С губ моей золовки исчезает неизменная улыбка, а на лице появляется незнакомое мне выражение муки.
– Да, так! – кричит мне в ухо Теренс. – Умница, Кэтлин!
