Текст книги "Новая земля"

Автор книги: Кнут Гамсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

"Извините-съ, а вино… "Вино?" спросилъ Олэ Генрихсенъ, я выпилъ только двѣ кружки пива".

"Но вѣдь за вино не заплачено!"

"Ахъ такъ, значитъ эти господа не заплатили за свое вино?" На минуту въ немъ опять поднялся гнѣвъ, онъ готовъ былъ сказать, что пусть счетъ пошлютъ въ Торахусъ, тамъ будетъ заплачено, но онъ этого не сказалъ, онъ только замѣтилъ: "Я, собственно говоря, не пилъ никакого вина, но тѣмъ не менѣе я могу вамъ заплатитъ". И при этомъ онъ вынулъ свой бумажникъ.

Кельнеръ началъ болтать, распространяться о всякаго рода гостяхъ. Есть такіе, которыхъ постоянно нужно имѣть на глазахъ, а то они, не заплативъ, ускользаютъ.

Конечно, онъ намекаетъ не на этотъ случай, это не нужно такъ понимать, онъ далекъ отъ этого. Писатели и художники честны отъ головы до ногтей, въ особенности писатели, они не опасны. Онъ знаетъ ихъ хорошо и знаетъ, какъ имъ угодить. Это, конечно, такіе люди, у нихъ у каждаго свои особенности, которыя нужно принимать во вниманіе, когда ты кельнеръ: обыкновенно они забываютъ платитъ, у нихъ голова полна другихъ вещей, они такъ много изучаютъ и думаютъ. Но постоянно есть кто-нибудь, кто вступается за нихъ, да, и кто дѣлаетъ это съ радостью, нужно только напомнить объ этомъ…

Олэ заплатилъ и вышелъ.

Нѣтъ, впрочемъ, что ему дѣлать дома? Лечь въ постель и спать? Да, если бъ онъ могъ сдѣлать это! На пароходѣ онъ плохо спалъ, вѣдь онъ прямо съ дороги, но лучше если онъ попробуетъ не спать, насколько возможно, врядъ ли изъ сна что-нибудь выйдетъ. Онъ отыскалъ самыя темныя улицы, гдѣ чувствовалъ себя болѣе одинокимъ; онъ былъ на пути домой, но вдругъ рѣзко повернулъ и пошелъ по направленію къ крѣпости.

Тутъ онъ неожиданно встрѣтилъ Тидемана, Тидемана одного – онъ молча стоялъ у темной двери и смотрѣлъ наверхъ на домъ, напротивъ. Что онѣ тутъ дѣлалъ?

Олэ подошелъ къ нему. Они удивленно посмотрѣли другъ на друга.

"Да, это моя прогулка, маленькая прогулка, я совсѣмъ случайно попалъ сюда", сказалъ Тидеманъ смущенно, прежде чѣмъ поздороваться, "но, слава Богу, вотъ и ты, Олэ, ты уже вернулся?"

"Добро пожаловать домой. Хочешь, пойдемъ дальше".

Олэ улыбнулся ему усталой улыбкой я поклонился ему.

"Добрый вечеръ, Андреасъ".

Они пошли дальше. Тидеманъ не могъ прійти въ себя отъ удивленія.

Ничего подобнаго съ нимъ никогда не случалось; онъ вѣдь ничего не слышалъ о возвращеніи Олэ. Дома все благополучно, онъ часто навѣщалъ старика, какъ и обѣщалъ ему. И въ дѣлахъ все какъ слѣдуетъ.

"А твоя невѣста уѣхала", сказалъ онъ, "я проводилъ ее на вокзалъ. Я хотѣлъ тебѣ сказать, у тебя удивительно милая невѣста. Она стояла въ купэ и была взволнована немного отъѣздомъ. Она смотрѣла на меня совсѣмъ влажными глазами, когда прощалась. Ты знаешь, какая она, а когда поѣздъ тронулся, она вынула изъ кармана свой платокъ и махала имъ. Да, она стояла и махала платкомъ, потому что я провожалъ ее на вокзалъ. И все это она дѣлала такъ мило, ты долженъ былъ бы видѣть ее!"

"Я больше не женихъ ея", сказалъ Олэ глухимъ голосомъ.

Олэ отправился въ свою контору. Это было уже поздно ночью. Онъ долго ходилъ съ Тидеманомъ и все разсказалъ ему. Теперь онъ хотѣлъ написать письмо родителямъ Агаты, съ достоинствомъ и гордо безъ всякихъ упрековъ. Это было его послѣднимъ долгомъ.

Когда онъ это кончилъ, онъ еще разъ прочиталъ письмо Агаты. Онъ хотѣлъ разорвать его и сжечь, но удержался и положилъ его передъ собой на бюро. Вѣдь это было письмо отъ нея, послѣднее письмо; она писала ему и, значить, думала о немъ. Она положила свои маленькія ручки на письмо, и здѣсь перо писало толсто, она вытерла его, обмакнула и снова продолжала писать. Письмо вѣдь было къ нему, ни къ кому другому; можетъ быть, это было вечеромъ, когда всѣ другіе пошли спать, тогда она писала къ нему.

Онъ вынулъ кольцо изъ папиросной бумаги и долго смотрѣлъ на него, прежде чѣмъ положить его обратно. Онъ раскаивался въ томъ, что потерялъ равновѣсіе и что сегодня вечеромъ вспылилъ; онъ такъ бы хотѣлъ вернуть всѣ свои слова.

Прощай, Агата, прощай…

И послѣднее письмо Агаты онъ приложилъ къ другимъ ея письмамъ.

VI

Теперь Олэ опять началъ работать въ своей конторѣ, онъ теперь сталъ усерднѣе, чѣмъ когда-либо, и все время проводилъ тамъ, даже тогда когда не было настоящей работы. Зачѣмъ онъ это дѣлалъ? Онъ похудѣлъ; онъ не давалъ себѣ отдыха, и взглядъ его сдѣлался разсѣяннымъ и пристальнымъ. По цѣлымъ недѣлямъ онъ не выходилъ изъ склада и изъ конторы. Пустъ не говорятъ, что онъ повѣсилъ голову только потому, что разстроилась его свадьба; онъ попрежнему былъ занятъ своимъ дѣломъ и все было хорошо.

Онъ похудѣлъ, осунулся, да, конечно. Но причиной этому была работа, да, только работа, ея было, бытъ можетъ, черезчуръ много. Никому и въ голову не придетъ, что это отъ чего-нибудь другого, а не отъ работы. Было такъ много не сдѣланнаго, когда онъ вернулся изъ Англіи; онъ все это объяснилъ Тидеману; тамъ много было дѣла. Теперь самое трудное было сдѣлано, теперь онъ будетъ относиться къ этому съ большимъ спокойствіемъ, будетъ немножко выходить, смотрѣть, что есть интереснаго, веселиться; театральный сезонъ былъ опять въ разгарѣ, скоро пріѣдетъ и циркъ. Нѣтъ, нѣтъ, онъ не былъ горькимъ домосѣдомъ.

И онъ тащилъ съ собой Тидемана, то въ театръ, то въ Тиволи, по вечерамъ они дѣлали большія прогулки, обдумывали все, что имѣло отношеніе къ кожевенному заводу въ Торахусѣ и рѣшили весной строиться. Дегтярное заведеніе должно было находиться подъ тою же самой крышей. Это предпріятіе очень занимало обоихъ и въ особенности интересовало Олэ. Онъ такъ ревностно бросился въ окружающую его жизнь, что никто не могъ подумать, что онъ заглушаетъ свое горе, онъ никогда не говорилъ объ Агатѣ, не называлъ ее, она умерла и исчезла для него.

Но онъ по прежнему былъ худъ, глаза его впали. Причиной этого онъ считалъ свою поѣздку; она дѣйствительно, утомила его; онъ простудился на морѣ. Но теперь онъ чувствуетъ что скоро отдѣлается отъ этого; это было лишь вопросомъ времени.

"Какъ ты поживаешь?" спросилъ Тидеманъ, когда тотъ пришелъ.

"Я? Восхитительно", отвѣчалъ Олэ, "а ты?"

Тидеманъ тоже выпутался изъ тяжелыхъ обстоятельствъ. И послѣдніе дни онъ снова взялъ свою прежнюю кухарку; теперь онъ опять обѣдалъ дома; вотъ уже два года, какъ этого не было. Было довольно пусто, столовая была черезчуръ велика, мѣста не были заняты, какъ прежде; но дѣтскій шумъ наполнялъ всю квартиру; иногда ихъ слышно было даже въ конторѣ, этихъ шумныхъ дѣтишекъ. Часто они даже мѣшали ему; не разъ отрывали его отъ работы. Когда ихъ крикъ и смѣхъ доходили внизъ до него, если онъ слышалъ стукъ ихъ маленькихъ ножонокъ наверху въ передней, онъ клалъ перо въ сторону и отправлялся наверхъ подъ предлогомъ что-нибудь принести оттуда; черезъ нѣсколько минутъ онъ возвращался и съ новымъ почти юношескимъ жаромъ принимался за работу… Да, Тидеману жилось хорошо, онъ не могъ жаловаться, все начинало идти для него къ лучшему.

"Знаешь ли что", сказалъ Олэ, "я думаю, что въ Англіи можетъ быть сбытъ для норвежскаго сыра. Когда я тамъ былъ, я говорилъ съ нѣкоторыми фирмами, имъ нуженъ бѣлый сыръ, козій сыръ, сыръ изъ сыворотки они не понимаютъ. Что мѣшаетъ намъ приготовлять такъ называемый нормандскій сыръ. Это ничто иное, какъ ссѣвшееся молоко и сливки. Но все дѣло въ умѣлой обработкѣ".

Это придумалъ утомленный работой человѣкъ, – въ Англіи долженъ быть сбытъ для норвежскаго сыра. Потомъ онъ началъ развивать нервно и лихорадочно, какъ онъ представлялъ себѣ стадо козъ въ пять тысячъ головъ, гдѣ-нибудь въ Вальдресѣ, молочную ферму по образцу швейцарскихъ, партіи сыра, большой сбытъ. Глаза его были устремлены куда-то вдаль.

"Но вывозъ", сказалъ Тидеманъ, "вывозъ изъ горныхъ мѣстностей прежде всего".

Олэ перебилъ его: ну, хорошо транспортъ. Не можетъ же переправа оставаться на вѣки вѣчныя препятствіемъ, нужно же найти когда-нибудь исходъ изъ этого. Кромѣ того, можно было бы провести отъ горы до горы кабель такимъ образомъ, чтобы можно было достать до него изъ какой-нибудь станціи въ долинѣ. И тогда по такому кабелю можно переправлять почти все, что хочешь. Грузъ будетъ двигаться по кабелю въ гуттаперчевыхъ кругахъ, а движеніе будетъ регулироваться со станціи посредствомъ веревокъ и блоковъ. Да, объ думалъ объ этомъ, вѣдь это вполнѣ исполнимая вещь. А какъ только грузъ будетъ поднятъ наверхъ, тамъ онъ уже пойдетъ самъ по себѣ.

Тидеманъ слушалъ своего друга и смотрѣлъ ему въ лицо. Онъ говорилъ съ большой увѣренностью и, казалось, былъ занятъ лишь этой одной мыслью, но тотчасъ же послѣ этого онъ спросилъ, какъ поживаютъ дѣти Тидемана, хотя онъ только что передъ этимъ разсказывалъ ему о нихъ. Олэ Генрихсенъ, такой спокойный и разумный, потерялъ свое спокойствіе.

Они начали говоритъ о своихъ знакомыхъ. Гранде сдѣлался членомъ комиссіи по собиранію голосовъ, разсказывалъ Тидеманъ; даже самому адвокату это показалось довольно страннымъ. Онъ объяснилъ Тидеману, что эта комиссія очень хорошее начало къ чему-то, прекрасный либеральный шагъ впередъ. Нужно немного подождать, можетъ бытъ въ слѣдующій разъ будетъ проведено всеобщее голосованіе. А про Мильде адвокатъ разсказалъ, что этотъ счастливый человѣкъ получилъ очень большой заказъ, иллюстрировать каррикатурами "Сумерки Норвегіи". О, Мильде вѣроятно, сдѣлаетъ что-нибудь замѣчательное, онъ очень подходящъ для этого.

Олэ слушалъ разсѣянно. Иргенсъ не былъ упомянутъ…

Когда Тидеманъ шелъ домой, онъ зашелъ случайно къ мелочному торговцу, которому онъ доставлялъ товаръ. Это произошло совершенно случайно. Онъ вошелъ въ магазинъ, подошелъ къ столу и поздоровался громкимъ голосомъ съ хозяиномъ, стоявшимъ у своего бюро. Въ то же самое мгновеніе онъ увидѣлъ свою жену; она стояла у прилавка и передъ, ней лежало много маленькихъ пакетовъ.

Тидеманъ не видѣлъ ее съ того дождливаго вечера передъ своей конторой. Благодаря счастливой случайности, онъ какъ-то увидѣлъ ея кольцо въ окнѣ золотыхъ дѣлъ мастера, онъ тотчасъ же выкупилъ его и отослалъ ей. Она поблагодарила его открытымъ письмомъ нѣсколькими трогательными словами: нельзя сказать, чтобъ кольца ей недоставало; но теперь это совсѣмъ другое, теперь она больше не продастъ его.

Она стояла тамъ у прилавка, въ черномъ платъѣ, оно было довольно поношено и вообще не производило хорошаго впечатлѣнія; вдругъ у него въ головѣ мелькнула мысль, что можетъ бытъ у нея недостаточно денегъ, можетъ бытъ она отказываетъ себѣ въ чемъ-нибудь. А то зачѣмъ бы она носила такія старыя длатья? Вѣдь не была же она вынуждена къ этому; онъ все больше и больше посылалъ ей денегъ, слава Богу, у него были средства на это. Въ самомъ началѣ, когда ему приходилось такъ плохо, онъ не посылалъ ей большихъ суммъ, это правда, это его очень огорчало и онъ каждый разъ писалъ письмо, въ которомъ извинялся. Это невнимательностъ съ его стороны, писалъ онъ, въ теченіе недѣли ей еще будутъ посланы деньги; это его разсѣянность; онъ забылъ во-время отложить въ сторону деньги. А она благодарила и каждый разъ она отвѣчала на карточкѣ, что это черезчуръ много денегъ для нея, Боже мой, что ей дѣлать съ такой массой денегъ? У нея лежитъ еще очень много денегъ.

Но зачѣмъ же она носитъ такія старыя платья?

Она обернулась; она узнала его голосъ, когда онъ поздоровался съ хозяиномъ. Одну секунду они стояли и смотрѣли другъ на друга.

Онъ смутился и поклонился, улыбаясь, также и ей, и она отвѣтила на этотъ поклонъ, сразу покраснѣвъ.

"Да, благодарю васъ, пустъ это останется", сказалъ она тихо приказчику, "а остальное вы мнѣ пришлете въ другой разъ". И она поспѣшно заплатила за то, что получила раньше, и собрала свои свертки. Тидеманъ смотрѣлъ ей вслѣдъ. Съ опущенной головой она пошла къ двери и смотрѣла, какъ бы стыдясь, въ землю. Около двери, отъ смущенія, она уронила какой-то пакетъ, Тидеманъ быстро подошелъ, чтобы поднять его, они оба въ одно время нагнулись, и она бормотала въ смущеніи: благодарю, благодарю. Грудь ея тяжело дышала, она взглянула на него и исчезла въ дверяхъ. Тидеманъ продолжалъ стоять. Онъ закрылъ за нею дверь, самъ не сознавая, что дѣлаетъ.

VII

А дни шли; въ городѣ было спокойно, все было спокойно.

Иргенсъ все еще продолжалъ возбуждать удивленіе и являться предметомъ всеобщаго вниманія. Одно время у него былъ довольно унылый видъ, его долги давили его, денегъ онъ не зарабатывалъ и никто ему ничего не давалъ, теперь настали осень и зима, дѣла Иргенса обстояли не блестяще, ему пришлось даже носить костюмы прошлогодняго сезона.

Но вдругъ онъ поражаетъ своихъ знакомыхъ, съ ногъ до головы одѣвается во все новое, и появляется на гуляніи въ модномъ осеннемъ костюмѣ, въ свѣтложелтыхъ перчаткахъ и съ деньгами въ карманѣ, изящный, какъ прежній единственный Иргенсъ. Люди съ восторгомъ глазѣли на него, чортъ возьми, вотъ молодецъ, всѣхъ перещеголялъ! О, у него голова на плечахъ, талантъ, превосходство силъ. Тѣмъ не менѣе его хозяйка улицы Транесъ, № 5, отказала ему, наконецъ она ему отказала, но что же такое? Теперь онъ нанялъ двѣ комнаты въ загородномъ кварталѣ, съ видомъ на улицу въ городъ, очень красивыя комнаты. Онъ не могъ больше выдержатъ въ противной лавкѣ съ испорченнымъ поломъ и противнымъ входомъ, это портило ему самыя лучшія настроенія, онъ страдалъ, благодаря этому; когда хочешь что-нибудь сдѣлать, нужно, чтобы ничего не тяготѣло надъ тобой. Теперь было довольно сносно. На прошлой недѣлѣ вернулась фрекенъ Линумъ и хотѣла пробыть нѣкоторое время въ городѣ; это она была виновницей того, что онъ сталъ совсѣмъ новымъ человѣкомъ, какъ просвѣтлѣлъ весь городъ, все сдѣлалось розовымъ, когда вернулась Агата!

Между ними все было рѣшено: весной, имѣя въ виду слѣдующую премію, они рѣшили пожениться. Долженъ-же онъ наконецъ получить эту несчастную премію, въ особенности, если онъ хочетъ завести семью и издать новый сборникъ стихотвореній. Никто абсолютно не нуждался въ этомъ такъ, какъ онъ вѣдь не могли же допустить его умереть съ голоду. И Иргенсъ рѣшительно сошелся съ адвокатомъ Гранде, который по поводу предстоящей преміи хотѣлъ лично обратиться въ министерство. Иргенсъ не хотѣлъ самъ обращаться къ министру, откровенно говоря, что что-то противилось въ немъ идти и разсказывать о своихъ обстоятельствахъ; Гранде, же могъ это сдѣлать, если онъ считаетъ это цѣлесообразнымъ. "Ты знаешь, какъ обстоятъ мои дѣла", сказалъ онъ Гранде, "я вѣдь не имѣю состоянія, а если ты переговоришь съ министромъ, я буду тебѣ очень благодаренъ. Но я не двинусь съ мѣста, на это я не могу рѣшиться". Собственно говоря, адвоката Гранде Иргенсъ въ душѣ презиралъ: но это ничего не значило, онъ все-таки что-нибудь да значилъ, этотъ адвокатъ, онъ сдѣлался членомъ королевской комиссіи, и "Новости" интервьюировали его. Ха, онъ не былъ лишенъ значенія – онъ былъ нѣчто, и это начинало сказываться въ его манерѣ и поступкахъ. Первый попавшійся не могъ теперь остановитъ Гранде на улицѣ…

Когда Тидеманъ разсказалъ Олэ Генрихсенъ, что онъ утромъ видѣлъ на улицѣ Агату, Олэ вздрогнулъ. Но онъ тотчасъ же спохватился и сказалъ, улыбаясь:

"Да, милый другъ, какое мнѣ до этого дѣло? Пусть она здѣсь остается, сколько ей угодно, я ничего не имѣю противъ нея. У меня есть о чемъ, о другомъ подумать." Онъ вернулся къ прежнему разговору, Тидеманъ получилъ заказъ на новую партію дегтя и онъ нѣсколько разъ повторилъ: "застрахуй хорошенько, Бога ради, застрахуй хорошенько, это никогда не лишнее". Онъ немножко нервничалъ, но скоро онъ опять успокоился.

Они выпили по стакану вина, какъ бывало въ прежніе дни, и пришли оба въ хорошее и пріятное настроеніе духа. Прошло нѣсколько часовъ въ пріятельской бесѣдѣ, а когда Тидеманъ всталъ, Олэ сказалъ, исполненный благодарности:

"Это очень мило съ твоей стороны, что ты не забываешь меня, у тебя и безъ меня много дѣла. Послушай", продолжалъ онъ, "опера даетъ сегодня свое прощальное представленіе, хочешь пойдемъ вмѣстѣ, прошу тебя". И серьезный человѣкъ съ свѣтлыми глазами имѣлъ видъ какъ будто ему доставляетъ громадное удовольствіе идти въ оперу. Онъ сказалъ даже, что онъ нѣсколько дней ужъ объ этомъ думалъ.

Они условились, Олэ хотѣлъ самъ позаботиться о билетахъ.

И какъ только Тидеманъ вышелъ изъ конторы, Олэ началъ телефонировать по поводу билетовъ; онъ хотѣлъ имѣть три мѣста въ одномъ ряду, 11, 12 и 13. Номеръ 12-тый онъ хотѣлъ самъ отнести Фру Ханкѣ, жившей внизу около крѣпости; билетъ въ оперу доставитъ ей удовольствіе; раньше никто не ходилъ такъ усердно въ оперу, какъ она. По дорогѣ онъ тихонько потиралъ себѣ руки. У нея будетъ Номеръ двѣнадцатый и она будетъ сидѣть въ серединѣ. А для себя онъ оставитъ номеръ 13, это подходящій для него номеръ, такой несчастливый номеръ…

Отъ нетерпѣнія онъ шелъ все быстрѣе и забылъ о своихъ собственныхъ невзгодахъ. О немъ не можетъ быть больше и рѣчи, онъ покончилъ со своимъ горемъ, совершенно покончилъ, онъ справился съ нимъ, пустъ это видитъ весь міръ. Развѣ его сильно потрясла новость, что Агата въ городѣ? Ни въ какомъ случаѣ; онъ совсѣмъ не обратилъ на это вниманіе. Все перемелется все успокоится.

Олэ дошелъ дальше. Онъ очень хорошо зналъ адресъ фру Ханки; онъ не разъ въ теченіе осени провожалъ ее до ея двери, когда она потихоньку бывала у него, чтобы справляться о своихъ дѣтяхъ. Кромѣ того, онъ встрѣтилъ Тидемана передъ ея окнами въ тотъ вечеръ, когда онъ вернулся изъ Англіи. Какъ они думали другъ о другѣ. У нихъ все это было иначе, чѣмъ у него, онъ съ этимъ покончилъ и не думалъ больше…

Когда онъ пришелъ туда, онъ узналъ, что фру Ханка заперла свою комнату и ея не было въ городѣ, она уѣхала въ деревню и вернется только завтра.

Олэ слушалъ, но не сразу понялъ. Въ деревню? Въ какую деревню?

А отвѣтъ былъ такой: въ ихнюю деревню, въ деревню Тидемана.

Ахъ да, въ деревню Тидемана; какъ онъ не догадливъ. Ахъ да, значитъ она уѣхала въ деревню. Олэ досмотрѣлъ на часы. Нѣтъ, нельзя было допустить, что сегодня вернется фру Ханка, было черезчуръ поздно. И, кромѣ того, что можетъ побудить ее такъ скоро вернуться въ городъ. Онъ хотѣлъ ее и ея мужа застать врасплохъ своимъ планомъ. Но теперь весь его планъ разстроился, превратился въ дымъ. Нѣтъ, какъ ему не везло, даже если онъ другимъ хотѣлъ сдѣлать что-нибудь хорошее.

Олэ вернулся опять къ прежней мысли.

Въ деревню! Она посѣщаетъ старыя мѣста. Она не могла больше терпѣть, она непремѣнно должна была снова увидѣть свою дачу, несмотря на то, что листва давно облетѣла и садъ опустѣлъ. Она потребовала ключъ у сторожа и заперлась въ комнатахъ Дага. Тамъ лѣтомъ должна была бы былъ Агата, если бы все это не кончилось такъ грустно. Да, но это совсѣмъ другое и къ этому не имѣетъ никакого отношенія. Дѣло въ томъ, что фру Ханки не было въ городѣ и она не могла бытъ сегодня вечеромъ въ оперѣ.

Олэ усталъ и былъ разочарованъ, ему было такъ грустно и онъ рѣшилъ разсказать Тидеману о своемъ планѣ, во всякомъ случаѣ онъ думалъ сдѣлать хорошее и ему было досадно за обоихъ. Онъ отправился къ Тидеману:

"Намъ приходится однимъ идти въ оперу", сказалъ онъ; "а то вѣдь у меня было еще третье мѣсто для твоей жены".

Тидеманъ перемѣнился въ лицѣ.

"Вотъ какъ?" сказалъ онъ только.

"Я хотѣлъ, чтобъ она сидѣла между нами обоими. Я долженъ былъ бы сказать тебѣ это можетъ бытъ раньше, но – а вотъ теперь фру Ханка уѣхала".

"Вотъ какъ?" сказалъ Тидеманъ попрежнему.

"Послушай, Андрей, ты не сердишься на меня за это? Если бы ты только зналъ… Твоя жена за послѣдніе мѣсяцы бывала часто у меня и справлялась о тебѣ и дѣтяхъ".

"Да, ну хорошо".

"Что?

"Я говорю, ну хорошо. Зачѣмъ ты мнѣ все это разсказываешь?"

Олэ не могъ дольше сдерживаться, онъ подошелъ вплотную къ Тидеману съ раскраснѣвшимся лицомъ и сказалъ, разсвирѣпѣвъ, шипящимъ голосомъ:

"Я хочу тебѣ сказать только одно, чортъ возьми, ты не понимаешь своего собственнаго блага. Нѣтъ. Ты какой-то баранъ. Ты введешь ее въ могилу, вотъ чѣмъ ты кончишь. И ты самъ стараешься идти по той же дорогѣ, развѣ я не вижу?" "Ну хорошо", "ну хорошо" – вотъ какъ, постоянный твой отвѣтъ, "ну хорошо", что она ко мнѣ крадется вечеромъ, когда стемнѣетъ и дрожащимъ голосомъ спрашиваетъ о тебѣ и дѣтяхъ. Думаешь ли ты, что я ради собственнаго удовольствія справлялся всѣ эти мѣсяцы о твоемъ самочувствіи и обо всемъ. Для кого я это дѣлалъ, если не для нея? Что касается меня, то по моему ты просто можешь убираться къ чорту, понимаешь? Да. Ты не видишь и не понимаешь, что она груститъ изъ-за тебя. Я видѣлъ, какъ она здѣсь ночью стояла передъ дверью твоей конторы, я слышалъ, какъ она говорила покойной ночи тебѣ и дѣтямъ. Она – очень плакала и посылала поцѣлуи Іоханнѣ и Идѣ, потомъ она поднялась по лѣстницѣ къ входной двери и провела рукой по ручкѣ, которую ты тронулъ, когда уходилъ и закрывалъ дверь; она держала ручку двери, какъ будто это была твоя рука; покойной ночи было сказано тебѣ. Я видѣлъ это съ угла нѣсколько разъ. Но ты и на это скажешь "ну хорошо", ты просто какой-то деревянный, знай это. Впрочемъ я не хочу сказать, что ты совсѣмъ зачерствѣлъ", прибавилъ Олэ, уже раскаиваясь, увидя грустное лицо Тидемана. "Ты не долженъ принимать близко къ сердцу, что я тебѣ сказалъ, я не хотѣлъ тебѣ сдѣлать больно; прости меня, что я былъ грубъ по отношенію къ тебѣ; слышишь это не было моимъ намѣреніемъ. Но, Боже мой, неужели ты все еще меня не знаешь?"

"Я не хочу ввести ее въ могилу", сказалъ Тидеманъ надорваннымъ голосомъ, "я далъ ей свободу, какъ она просила меня…"

"Да, но когда это было, теперь она раскаивается въ этомъ, она хочетъ снова вернуться".

"Дай Богъ, чтобъ это было такъ! Я тоже уже думалъ объ этомъ, мнѣ будетъ такъ трудно все забытъ; въ это кроется гораздо больше, чѣмъ ты знаешь. Я пробовалъ бороться насколько могъ, чтобъ снова обрѣсти свой покой; дѣти не должны ни въ чемъ нуждаться, а остальное пустъ идетъ какъ угодно! Но Ханку я не забывалъ ни одного дня, нѣтъ, ни одного дня, я самъ это знаю, я тоже думалъ, какъ и ты, я хотѣлъ идти къ Ханкѣ и просить ее на колѣняхъ снова вернуться, на колѣняхъ умолять; и я бы это сдѣлалъ съ покорнымъ сердцемъ, но какъ она вернется, какъ она можетъ вернуться?… Она сама мнѣ это сказала… Здѣсь нѣтъ ничего дурного, но все-таки… Нѣтъ, ты не долженъ думать, что здѣсь есть что-нибудь дурное; вѣдь это ты не думаешь про Ханку?.. Мнѣ стало невыносимо тяжело, когда я началъ обо всемъ этомъ думать. И кромѣ того, вѣдь это не навѣрно, что Ханка вообще хочетъ вернуться; я не понимаю, откуда ты это знаешь. Во всякомъ случаѣ тутъ больше, чѣмъ ты знаешь".

"Я не долженъ былъ бы вмѣшиваться въ эти дѣла, теперь я понимаю", сказалъ Олэ. "Но подумай объ этомъ, Андрей, несмотря на все; запомни это. И прости, что я сказалъ, я беру это обратно, я считалъ это своимъ долгомъ и не хотѣлъ сказать ничего дурного. Съ нѣкотораго времени я сталъ такимъ вспыльчивымъ; и не понимаю, отъ чего это происходитъ… Но какъ уже сказано, запомни это. Я знаю, что я говорю; я васъ обоихъ хорошо знаю. А пока прощай. Ахъ да правда, опера! Можешь ты черезъ часъ бытъ готовымъ?"

"Еще одно слово", сказалъ Тидеманъ, "она спрашивала о дѣтяхъ? Ты понимаешь это, ты понимаешь… Ты говоришь черезъ часъ? Хорошо!"