Текст книги "Люди с далекого берега"

Автор книги: Клер Моуэт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Ну, а почтенный Уэй? Он ведь с Ньюфаундленда родом. Из Отрады Сердца. Ведь он не такой!

Хорошо, пусть! Так он же единственный! – не унимался Фарли. – А у нас в стране священников пруд пруди; единственное, чего избыток. Хоть на экспорт их пускай!

Нэнси внимательно и серьезно прислушивалась к разговору взрослых. Потом сказала:

– Вот вырасту, сразу стану и доктором, и медицинской сестричкой, буду всех вылечивать!

– Солнышко ты мое! И доктором, и сестричкой? Вот умница! Вот славно-то будет! – подхватила Айрис, подмигивая мне.

В отличие от старшей, Миген, которая уже держалась словно наследница престола, пятилетняя Нэнси была девочка тихая, застенчивая. Любила оставаться одна, рисовала, читала, одна играла в куклы. Но больше всего ей нравилось гулять вместе с Айрис. Та, тоже младшая в семье, отлично ладила с девочкой.

На сладкое мы съели печенье, коробку которого захватила с собой Айрис. Потом побрели вдоль берега обратно, и мне ужасно захотелось сбросить зимние сапоги и теплые носки, чтоб ступать босыми ногами по песку, чувствуя, как струятся между пальцами прохладные песчинки. И хоть сапог я, разумеется, не сняла, но должна признаться, что и в зимний день песчаный берег может быть таким же чарующим, как летом.

Шагая по той же самой тропинке назад через ельник и болотце, мы увидели, как к нам по другой, ведущей в глубь острова, на север, приближается мужчина с мальчиком. Они поравнялись с нами, и мы узнали Гарлэнда Пойнтинга, этого загадочного человека, и его сынишку Гэрольда. Похоже, эта встреча их не особенно обрадовала. Отец с сыном возвращались с охоты, а охотиться в это время года запрещалось.

– С погодкой вас, – буркнул Гарлэнд.

В угрюмом взгляде его молчаливого сынишки мелькнула легкая тень доброжелательности. Отец и сын были в старых теплых куртках, вытертых штанах и грязных резиновых сапогах, судя по всему дырявых. Кого ни встретишь из Пойнтингов, так и хочется подкинуть лишнюю одежонку. Но сегодня, судя по мешку, добыча Гарлэнда сулила семейству добрый обед, и не на один день.

Обогнав нас, Пойнтинги зашагали вперед, и когда отошли на почтительное расстояние, Айрис, придвинувшись к нам, чтоб те не услышали, с неодобрением произнесла:

– Ну что за народ! Их малютка, бедняжка, у нас в больнице. Воспаление легких. Годик всего! Сейчас, правда, дело пошло на поправку, но у меня просто не хватает духу вернуть ребеночка такой матери. У той уж и еще один на подходе, – Айрис недовольно фыркнула.

– Как они у нее только выживают! – воскликнула я.

– Вот-вот! Но с этой особой говорить бесполезно. Добрых советов она и слушать не желает. Слава богу, таких, как она, в поселке не так уж много. Почти все местные и лекарства принимают, и не едят что попало, ничего не скажешь! Мало того, – усмехнулась Айрис, – еще и собственными средствами лечатся! Является ко мне однажды старушка, божий одуванчик, со своей внучкой, а у девчонки шнурок вокруг шеи, а на нем мешочек, набитый волосами.

– Волосами? Чьими волосами? – изумился Фарли.

– Да уж, верно, знахарки какой-нибудь, для которой и бога нету! – отозвалась Айрис.

– От чего же это должно вылечивать?

– От астмы.

– И что же, вылечивает? – спросила я.

– Господь с вами! – засмеялась Айрис. – Правда, ей, бедняжке, и наше леченье не очень-то помогает. Как тут их осудишь, ведь им очень хочется одолеть недуг!

Пойнтинги никакими медицинскими средствами не пользовались – ни современными, ни знахарскими, существовавшими испокон веков. Никаких патентованных лекарств они не признавали и даже не стремились найти им какую-нибудь замену. И старые обычаи забыли, не собирали ягод, не сушили их впрок. Но все же охотиться Гарлэнд не бросал; легче всего ему казалось мясо продать, а на вырученные деньги купить что-нибудь в лавке. Скажем, леденцов в ярком пакетике. Уж лет десять Гарлэнд с Рози еле-еле сводили концы с концами, но жизнь так и не отучила их от детской беспечности.

Когда Мы вернулись домой, я обнаружила на кухонном столе сложенный вдвое бумажный листочек. Оказалось, это стишок Дороти. Никак не могу привыкнуть: если тут говорят «вечерком зайду», в переводе на наш язык это означает – после полудня.

Вот какое стихотворение, аккуратно выведенное рукой Дороти, я прочла:

Соседушка

Стихотворение Дороти Куэйл

 
Коль выдается мне порой
Передохнуть часок-другой,
Тогда к соседушке спешу,
Я ею очень дорожу.
Помою ей посуду,
Могу и пол помыть,
И очень грустно будет,
Коль время уходить.
Мне нравится стихи писать,
Но все же мне милей
Стараться чаще помогать
Соседушке моей…
 

9

В апреле Фарли закончил свою книгу о волках[10]10
  Имеется в виду книга «Не кричи: волки!» (1963), русский перевод – М., «Мир», 1982.


[Закрыть] – рукопись в триста пятьдесят страниц мне досталось перепечатывать дважды. Когда такая забота сваливается с плеч, ничто не может омрачить душевного ликования, даже бесконечным проклятием обрушившаяся на нас непогода. Морозы кончились, и с утра до ночи льет как из ведра, что ни день, то накатывает, будто позабытый недуг, ненастье. И все же, когда рукопись завершена, когда внесена последняя правка, ощущаешь такую радость, будто что-то живое родилось на свет. Нам не терпелось отметить завершение трудов. В один из ненастных вечеров мы вышли из дома, хлюпая по талому снегу под свинцово-серым небом, в надежде поразвлечься где-нибудь в кругу друзей.

В резиновых сапогах, в плащах мы брели по чавкающей слякоти, размышляя, кто бы мог разделить с нами нашу радость. Сперва завернули в полицейский участок. Я позвонила к Макэкернам, но дверь никто не открыл. Фарли позвонил у двери в полицейский участок: тот же результат.

– Пусто! – сказал он с досадой.

Мы стояли и прикидывали, куда бы сунуться еще. К Айрис не пойдешь, она уехала на недельку в Сент-Джонс к зубному врачу – удалять зубы.

Зашли к Биллингсам, но оказалось, что Джейн только что доставили долгожданную высокопородную кобылу, поэтому хозяйке было не до нас. Доктор Биллингс, как и прежде, работал в одиночку. Доктор Ли, показавшийся нам таким славным, хоть и не слишком живым собеседником, отказался служить разъездным врачом и только что отбыл в Новую Шотландию, где его ждала обширная клиентура. Подумали было нагрянуть к преподобному Мэттью Уэю и Тельме, его жене, да постеснялись беспокоить священника в субботний вечер, ведь он сейчас, возможно, готовится к воскресной проповеди.

Остался всего один дом, хозяева которого, по нашим понятиям, смогли бы понять нашу жажду веселья, – дом Дрейков. Мы направились по дороге, что вела в поселок Кишка, не без основания полагая, что застанем Дрейков дома. Их выбор, куда пойти, был еще более ограничен, чем у нас.

– О, Фарли! Клер! Очень приятно, входите! – сказала, выдавливая из себя улыбку, Барбара. Она ждала ребенка и заметно располнела. Но эта напряженность и отсутствие радушия все же объяснялись не ее положением, а чем-то другим. Наверно, нам следовало бы найти благовидный предлог и тут же раскланяться, но по здешнему неписаному этикету не полагалось сразу же уходить, не пробыв в доме из вежливости хоть несколько минут. И хозяйке надлежало, даже если гости явятся не вовремя, все равно оказать им радушный прием.

– Чудовищная погода, правда? Снимайте плащи, проходите, присоединяйтесь к нам, – предложила Барбара.

У камина с бокалом в руке стоял Фримэн. Вид у него был рассерженный. Мы с удивлением обнаружили здесь Дуга Макэкерна, Виктора Мосса и Ноя Джозефа. Лица у всех троих были очень серьезные. Входя, мы поймали конец фразы, мрачно брошенной Фримэном, по которой поняли, что где-то что-то замышляется.

– А, Фарли, дружок, проходи! Клер, ты хорошо выглядишь сегодня! Как жизнь? – Стараясь держать тон гостеприимного хозяина, Фримэн чмокнул меня в щеку. – Сейчас я вам налью… Так… ром – тебе, Фарли. А Клер… тебе, наверно, виски с содовой? – спросил он, не без усилия входя в привычную роль.

– Неприятности на Джерси, – объяснила Барбара, поскольку мы, очевидно, вторглись в разгар какого-то серьезного разговора. – Люди не вышли на работу. Сегодня. Забастовку объявили. Вы только представьте, забастовку!

Представить такое было нетрудно. Буря назревала уже давно. Фримэн не мог не понимать, что она когда-нибудь грянет.

– Виктор сказал, что ему известно, кто зачинщики! – победоносно объявила Барбара.

– Да нет же, Барбара! Я только сказал, что кое-кого подозреваю. Откуда мне знать наверняка! – осторожно поправил ее Мосс.

Поступив на службу к Фримэну Дрейку, Виктор Мосс с самого начала старался сгладить любой конфликт. Надо сказать, ему каким-то образом удавалось балансировать между упрямством Фримэна и растущим недовольством рабочих, а это было очень нелегко. Не будь Мосса, стычки заканчивались бы куда как худо.

– Вы, Виктор, я думаю, завтра с нами поедете! – тоном приказа произнесла Барбара.

– Если вы сочтете нужным… – в голосе Мосса прозвучала покорность.

– И капрал Макэкерн… и Дуг… тоже, – добавила Барбара, полагая, что, назвав полицейского по имени, дает понять, что вводит его в круг своих приближенных.

– Не думаю, что я там понадоблюсь, – сухо ответил полицейский. – Сперва я хотел бы выяснить, какие обвинения вы им предъявите?

– О господи! – взорвался Фримэн. – Это же ясно как божий день! Хулиганство! Неповиновение! Бунт! Нарушение общественного порядка…

– А вам известны факты правонарушения? Кто-нибудь нанес ущерб вашей собственности? Есть ли у вас свидетели? – задавал капрал вопросы, положенные полицейскому.

Ни на один вопрос Дуга ничего вразумительного Фримэн ответить не мог. И сам это понимал. Но отправиться завтра на Джерси без Дуга представлялось ему столь же немыслимым, сколь и сам факт забастовки. Одно только присутствие великана-полицейского, весьма внушительного в своей форменной шинели, придало бы Фримэну уверенности и веса. Но вся загвоздка заключалась в том, что закона, запрещающего рабочим рыбозавода бросить работу, не существовало.

Уроженец маленького поселка в Британской Колумбии, где была целлюлозная фабрика, Дуг всегда с неприязнью относился к «хозяевам» рабочих поселков. Ведь и ему самому, не попади он в полицейские, было уготовано судьбой стать рабочим. Да и теперь он служил в таком же рабочем поселке, как и его родной, в четырех тысячах миль отсюда.

Внезапно Фримэн переключился на Ноя Джозефа, который смирно, точно прилежный ученик, слушал их, но в разговор не вмешивался.

– Ной, дружок, твоя сестра как будто вышла замуж за тамошнего и живет на Джерси?

– Точно, сэр. Это так, мистер Дрейк.

– А скажи, дружок, не слыхал ли ты от родных что-нибудь про эту, так сказать, забастовку, которую затеяли на нашем заводе? Чует мое сердце, ее заварили те самые парни, что приехали с Великих Озер! Больше никому такое в голову не придет! Вроде бы ты рассказывал, племянник твой тоже хотел на Озера податься?

– Точно, сэр. Он в прошлом году туда и отправился. Нынче ему семнадцать, а может, восемнадцать стукнет. Поговаривали, этой весной назад вернется, – сообщил Ной.

– Ну-ка я тебе подолью, – сказал Фримэн, направляясь к бару.

– Благодарим вас, сэр!

– Видишь ли, жителям острова Джерси очень несладко придется, если начнется забастовка. Нам ничего не останется, как закрыть там завод. Все останутся без работы. Это худо, очень худо!

– Точно, сэр. Уж куда хуже…

– Вот я и думаю, Ной… раз у тебя там родня, на острове… ведь ты же не хочешь, чтоб с ними случилась беда? Так вот, если вдруг услышишь, кто заговорщики… Нам, поверь, это не безразлично! Надо во всем разобраться!

– Точно, сэр. Большая беда будет.

Ной посидел, выпил еще, вытерпел еще один заход Фримэна. Но тому не удалось выжать из него ничего такого, что бросило бы хоть малейшую тень на его близких. После третьего стаканчика Ной поднялся и заявил, что ему пора: полон дом больных, жена и трое ребятишек простудились, захворали.

– Ну, а ты что слышал, Фарли? – спросил Фримэн. – Сдается мне, от твоего глаза тут ничего не укроется.

– Я знаю не больше вашего, – отвечал Фарли. Это была правда.

Последние недели мы оба напряженно работали, из дома не показывались, ни с кем, кроме ближайших соседей, не общались. До нас, правда, долетали кой-какие слухи, но слухов здесь всегда полным-полно.

– Интересно, чего они все-таки хотят, из-за чего бросили работу? – поинтересовался Фарли.

– Эта забастовка абсолютно безосновательна, – раздраженно бросила Барбара. – Они затеяли ее по глупости, из чистейшего упрямства.

– А зачинщики и смутьяны! Кучка горлопанов! – подхватил Фримэн.

– Это не ответ, – не отставал Фарли. – Чего они требуют? Повышения зарплаты? Укороченного рабочего дня? Оплаты праздничных дней? Пенсий? Чего?

Тут вмешался Виктор Мосс:

– Мне кажется, они хотят, чтоб к зарплате мужчин добавили доллар, а к зарплате женщин девяносто центов. И еще они добиваются права организовать свой профсоюз.

Фарли внимательно выслушал, потом сказал Фримэну:

– А почему бы вам не прибавить? Это решило бы проблему, и они возобновили бы работу.

Фримэн кинул на Фарли гневный взгляд родителя, взбешенного просьбой чада-подростка купить ему собственный автомобиль.

– Послушай, дружок, – начал он, с трудом сдерживаясь и прибегая к своему стандартному вежливому обращению, – о чем ты говоришь?! Им нельзя столько платить! Это же рыбный промысел, господи, ну как тебе объяснить… В этом году – улов, в будущем – пусто. Это же рыба, не деньги, рыба!

– Мы занимаемся рыбной торговлей из чистой любви к этому делу, – подхватила Барбара. – Оно ведь почти не приносит дохода.

Мы с Дугом Макэкерном обменялись взглядами. Виктор, опустив глаза, разглядывал ногти на руках. Поверить в то, что рыбный промысел не приносит дохода, было трудно.

– Ну хотя бы по девяносто центов, – не унимался Фарли, входя в роль коммерсанта. – По девяносто мужчинам, по восемьдесят женщинам. Хотя бы частично удовлетворить их требования. Уверен, они на это пойдут.

– Нельзя! – гневно отрезал Фримэн. – Стоит раз уступить, как они потребуют еще и еще! И профсоюзу на моих заводах не бывать. Ни за что! Никогда! – бушевал он.

– Если завод окажется нерентабельным, – добавила Барбара, – придется его закрыть. Придется пойти на локаут. И перегнать траулеры сюда. И все из-за горстки каких-то бунтовщиков! А мы всегда относились к жителям Джерси с большой теплотой. Нам бы узнать, кто зачинщики, тогда бы… – Она бросила вопросительный взгляд на Дуга и тут же осеклась. – Ну да ладно, поговорим о чем-нибудь другом. Хватит нам и утренних событий. Скажи-ка, Фарли, как продвигается твоя книга, та, что ты писал всю зиму?

– Она, вообще говоря, как будто…

– Что, закончил? – прервала Барбара, направляясь в другую комнату, чтобы наполнить бокал Дуга.

– Слава богу, да! – выдохнул Фарли. Но его ответ услышали только Виктор с Дугом.

Оба принялись расспрашивать про книгу, обрадовавшись, что больше не придется выслушивать гневных хозяйских излияний по поводу забастовки. О чем книга? Когда ее можно прочесть? Как она называется?

Виктор с жадностью читал книги, Дуг же принялся за чтение, только оказавшись в Балине, до этого он ничего, кроме полицейских протоколов и журналов, не читал.

– Названия еще нет. Терпеть не могу их придумывать. Сам не знаю почему. Может, просто потому, что столько времени и сил убиваешь на этот дьявольский труд, и, когда уж книга написана, единственное желание – отправить ее поскорее к издателю и дело с концом! – сказал Фарли.

– Я предлагаю назвать ее «Фарли и волк», – вставила я.

– Нет, так нельзя, – покачал головой Фарли.

– А может, «Нам не страшен серый волк»? – предложил Дуг.

– Или «Мальчик, крикнувший: „Волки!“»? – подхватил Виктор.

– Нет, не то! В моей книге волк – персонаж положительный, – пояснил Фарли. – Веками волку приписывали всякие грехи, начиная от похищения младенцев и кончая истреблением оленьего поголовья. Я же пишу о нем правду. Вот о чем моя книга. Если, конечно, ее прочтут…

– Честное слово, Фарли, такая книжка всем понравится, – от души сказал Дуг, – У нас на родине, в Ванкувере, все любят читать про зверей.

– С книгами странная происходит история. Думаешь иной раз, что книга нарасхват пойдет, а на самом деле никто на нее и не глянет. Другую считаешь так себе, а ее, наоборот, расхватывают вовсю. Как тут угадать? – пожал плечами Фарли. – Пока рабочее название: «Кричи: волки!», хотя мой издатель предлагает: «Не кричи: волки!». Ну вот и останется либо то, либо другое.

– Что, Фарли, никак название не придумаешь? – спросила Барбара, снова появляясь в гостиной, уже с напитками, и успев подхватить кончик нашего разговора. – У нас те же заботы. Никак не придумаем названия новому судну-рефрижератору. Мы на сей счет прямо-таки бездари, правда, Фримэн?

Новое судно Фримэна, которому никак не могли подобрать имя, должно было в скором времени сойти со стапелей порта Пикту, находящегося в провинции Новая Шотландия. Но в заливе Святого Лаврентия пока еще стоял лед. Если через пару недель не прибудет рефрижератор, очередная партия мороженой рыбы может не попасть к сроку на Бостонский рынок. А это означает большие потери для Дрейков. А старый рефрижератор «Боско», хоть и прошел последнюю государственную инспекцию, имел ход слишком тихий, да и вместимость не слишком большую.

Я напрягла свою фантазию. Дрейковские траулеры звались «Плавучий Дрейк», «Лесной Дрейк»; «Летучий Дрейк», а яхта – «Сэр Фрэнсис Дрейк». Хотя владельцам и было известно, что к знаменитому морскому волку и пирату из Девона они никакого отношения не имеют, все же им нравилось думать, что какая-нибудь, пусть отдаленная, пусть забытая, связь все же существует.

– Может, придумать еще что-нибудь с Дрейком? – предложила я.

– Мне кажется, мы уже выдохлись, – сказала Барбара.

– А как насчет «Мандрейка»?[11]11
  Мандрейк – подофилл, «майское яблоко»: встречающееся в США многолетнее травянистое растение со съедобными, желтоватыми, напоминающими яблоко, плодами, появляющимися в мае.


[Закрыть] – спросил Дуг. – Ну, знаете, этого, мичиганского…

– А если «Друг Дрейка»? – предложил Виктор.

– Или «Вперед, Дрейк!»? – предложил Фарли.

Но Дрейки мотали головами.

– Ведь это судно-холодильник, – заметила я. – Значит, и в названии должно быть что-то холодное, ледяное. Можно назвать по имени известного ледника. Или горы-снежника. Скажем, «Пик Дрейка». Интересно, есть такой?

О подобном никто не слыхал.

– Может, «Айсберг»? – сказал Фарли.

– Или «Монблан»? – сказал Виктор.

– «Монреаль»?― вставил Дуг.

– Постойте, – осенило меня. – А как вам – «Гора Сноудон»? Есть такая в Уэльсе. Звучит величественно и как-то… леденяще.

Сама я весьма смутно представляла, где именно находится эта гора Сноудон, просто вспомнила, что недавно супруга принцессы Маргарет удостоили титула лорда Сноудона, который, по всей вероятности, имел отношение к этой самой горе.

– А что, неплохо! – отозвался Виктор. Его жена была родом из Уэльса.

– «Гора Сноудон», «Гора Сноудон», – повторяла Барбара, примеряясь к названию. Назвать судно с намеком на аристократическое происхождение владельцев – такое ей не могло не понравиться. – «Гора Сноудон»… в самом деле неплохо! Как тебе, Фримэн, – «Гора Сноудон»?

Но Фримэну было решительно все равно, как назвать судно. Его мысли витали где-то далеко. Промычав что-то в ответ, он перебил наши дискуссии вопросом:

– А скажи-ка, Фарли, дружок, вот ты написал книжку, а что дальше? Пошлешь рукопись в Торонто, в Штаты, куда? Или, может, сам отправишься ее пристраивать? Какие у тебя планы?

Как странно: Фримэн вдруг решил проявить интерес к издательскому делу, раньше это его абсолютно не волновало.

– Один издатель у меня в Торонто, другой – в Бостоне, – сказал Фарли. – На днях думаю отправиться в Бостон. Обычно я встречаюсь с издателем раз в год. Он смотрит рукопись, мы обсуждаем планы на будущее, вот так… – Фарли пытался раскрыть перед Фримэном суть деликатной связи между автором и издателем.

– Ага! – в голосе Фримэна послышались довольные нотки. – А почему бы вам с Клер не отправиться в Бостон на нашем новом судне? На этом… как ты решила назвать его, Барбара?

– Скажем, «Гора Сноудон». Звучит вполне солидно.

– Так вот, на «Горе Сноудон». Если повезет с погодой, недели через две оно войдет в Бостон. Я отдам вам свою каюту, она вполне комфортабельна.

– Идея заманчивая, – произнес Фарли и в замешательстве посмотрел на меня. – Как ты считаешь, Клер?

– Блестящая! – одобрила я.

– Вот и хорошо! Значит, договорились, – заключил щедрый хозяин. – Будем ждать погоду, Когда судно придет, я дам знать.

Мы вышли от Дрейков вместе с Макэкерном и двинулись по дороге. В предвесеннюю распутицу идти по льду было опасно, пришлось направиться кружным путем, петлявшим через весь поселок. Снег перешел в холодный, леденящий дождь, больно коловший лицо.

– В кухне свет, Мардж уже дома, – сказал Дуг, когда мы поравнялись с полицейским участком. – Может, зайдете? Чайку попьем.

– Привет, привет! Заходите, сушитесь, – встретила нас Марджери, хлопотавшая на кухне. Она только что вернулась от соседки, которую учила вышивать. Марджери была мастерица орудовать иглой – большая редкость среди местных женщин. Возможно, способности к рукоделию перешли к Мардж от бабушки, у которой она росла. В Балине молодые женщины, как правило, ни вязать, ни шить, ни вышивать не умели. Отвергли за ненадобностью и старинные ремесла, и допотопные привычки старого уклада – скажем, скоблить ножом поверхность деревянного стола, до блеска начищать кастрюли.

– Ну что? – спросила Марджери. Ей не терпелось узнать, зачем это мужа ни с того ни с сего пригласили в господский особняк.

– Ну и фрукт этот Дрейк… – пробурчал Дуг, набив рот шоколадным печеньем.

– Ты поедешь с ним в Джерси? – спросил Фарли.

– На кой шут мне туда ехать? Никакого резона в этом не вижу – разве что, не дай бог, какой-нибудь тамошний умник учинит драку или еще чего похуже. Хоть бы до этого не дошло! Тут тогда такое заварится… Придется звонить сержанту в Корнер-Брук, чтоб присылал самолетом подкрепление. Стало быть, силу в ход пускать, кровь проливать. Помню, в пятьдесят девятом рабочие с деревообрабатывающего в Бэджере начали забастовку, и нас туда погнали их усмирять. Уж я-то знаю, что бывает, когда полиция вмешивается в такие дела! Не приведи господь, хватит с меня этого. Вот так-то, сэр!

– Интересно, каким образом они на Джерси, в такой глуши, собираются профсоюз сколачивать? – спросила я, нарушив общее молчание.

– Да какой там к черту профсоюз! – вскинулся Дуг. – А вот вам, – он переменил тему, – можно сказать, повезло, отправитесь в Бостон на новеньком суденышке. Небось лучше, чем своим ходом, а?

– Еще бы! Здорово! Я так люблю морские путешествия!

– Ну а мне такой отдых сейчас – в самый раз, – сказал Фарли. – Несколько деньков полного безделья, гляди себе на чаек, и все.

– А вы поняли, почему он вам эту поездку-то предложил? – спросил Дуг.

– Видно, думает, что я за это о нем напишу какую-нибудь книжку. «Железная воля – тесовый баркас», что-нибудь эдакое. Небось хочется ему свои промысловые достижения увековечить.

– Тебе бы, Фарл, все шутки шутить… Ну а если он надумал на время от тебя избавиться? Может, считает, что и ты каким-то образом в этих делах замешан, что это ты подначивал забастовщиков?

– Я подначивал? Да боже сохрани! Я же полгода из-за машинки не вставал!

– Так-то оно так, но он тебя все же опасается. Все гадает, с кем ты беседуешь да о чем. У него сейчас только от подозрений одних голова идет кругом. Да, ему, Фримэну этому, крепко насолили ребята с Джерси, отказавшись грузить его рыбку. Кабы он заранее узнал про забастовку, он бы свои траулеры загодя сюда пригнал, тихо и спокойно.

Дуг был совершенно не похож на телеэкранных полицейских, эдаких лихих молодцов, в любую минуту готовых двинуть в челюсть. Он изо всех сил старался предотвратить назревавшую беду. Сойдясь с ним покороче, мы все время поддразнивали его: дескать, повезло ему, курорт, а не работа, не то что у других полицейских. Чаще всего к Дугу обращались с жалобами по поводу собак: то чья-то собака покусала чьего-то ребенка, то чей-то ребенок избил чужую собаку. Иногда приходилось разнимать супругов. И уж совсем редко – урезонивать пьяниц.

Получив назначение в Балину, Дуг, прямо сказать, не слишком обрадовался: в такой глуши ему придется целых три года обходиться без полицейской машины. Однако очень скоро он обнаружил, что его новое назначение имеет свои преимущества. Прежде всего отпадет необходимость в воскресные дни ловить нарушителей дорожного движения или нетрезвых водителей. Не надо заниматься авариями, когда могут оказаться и раненые, и убитые. И еще: без машины Дуг в Балине меньше чем за год преспокойно сбросил чуть ли не шесть кило.

– Не хотел бы я дожить до того дня, как тут дорогу проложат и машины забегают, – признался он нам однажды. – Хуже нет, когда до машины дорвется тот, кто ничего в ней не смыслит. Вон, в нашем рабочем поселке, на материке: провели власти дорогу через горы, где раньше только узкоколейка шла. Наши и накупили себе машин. Ну и идиоты, ей-богу! Словно взбесились – все деньги, что на черный день откладывали, ухнули разом! В первый же год троих мужчин и девочку машиной сбило, а один парень руки лишился, так на всю жизнь и остался инвалидом. И это не в одной-единственной аварии, нет, а раз за разом… К скорости-то пока не привыкли… Да я на что хочешь ставлю, в Балине такой же психоз начнется. Дай-то бог к тому времени успеть подальше отсюда убраться.

– Сто раз успеешь! – сказал Фарли. – Чтоб эту дорогу протянуть через сотни миль болот да через горы, не один миллион долларов вложить придется!

– Как же, как же! Вон мистер Картер все твердит: проектирование полным ходом идет, – вставила Марджери.

– От проектов и от посулов до дела знаете как далеко! – сказал Фарли. – Но я, ей-богу, не пойму, почему считается, что дорога облегчает людям жизнь, делает их счастливее? Даже самые современные дороги не очень-то облегчат путь отсюда на материк. В чем же тогда смысл? Уж лучше бы на эти средства дополнительные пароходы построили и пустили вдоль побережья.

– Знаешь, Фарл, тут в самих машинах дело, – после некоторого раздумья произнес Дуг. – Просто загорелось всем обзавестись машинами, вот и все. А зачем, для чего, неважно.

– Вот именно, – кивнул Фарли. – Нового идола себе нашли – машину. Но как же его совместить с христианской моралью?

– У-у, Фарли, – поморщилась Марджери, – ты что-то не туда загнул! По-твоему, христианин не может приобрести автомобиль или стиральную машину, так, что ли?

– Да нет же, нет, – Фарли попытался пояснить свою мысль. – Вопрос в том, что перетянет. Либо победит духовный пастырь с его извечной мешаниной из заповедей и индульгенций, либо – техника с сопутствующим ей арсеналом новшеств и первейшей заповедью: изыщи средства, чтобы все оплатить. О том, что человечество сможет совместить и то и другое, по-моему, не может быть и речи…

– Ну почему же нет! – упорствовала Марджери.

– Скажем так, пока еще может, – уступил Фарли. – Хоть и рвется на части между тем и другим. Но растущая страсть к новому порождает охлаждение к старому. Далеко за примером не ходить – на нашем континенте выбор уже сделан. Почему, вы думаете, меня в эту глушь занесло? Да потому, что здесь еще не в ходу убеждение: чем больше бульдозеров, тем сказочней станет жизнь.

– У-ух! Как-то летом и я ворочал на бульдозере, – внезапно встрепенулся Дуг. – За год до армии. А что, неплохо! Сидишь, поглядываешь сверху вниз, шуруешь земельку. Клянусь, Фарл, многим, кому на бульдозере работать приходилось, это очень даже нравилось.

– Ладно, оставим бульдозеры! – отрезал Фарли, который никак не ожидал такой реакции от Дуга. – В здешних местах до сих пор большинство считает: чтобы хорошо жить, вовсе не надо стремиться все кругом менять! Ну неужели ж не очевидно: у того, кто сам себе строит дом, ловит рыбу, растит картошку, держит корову, овец, кур, жизнь стабильней, чем у горожанина, хотя тот и зарабатывает тысячи долларов в месяц?

Дуг с Марджери замотали головами. С этим они никак не могли согласиться. Им было что рассказать о суровой жизни прошлых поколений, о патриархальном укладе.

– Послушай-ка, Фарли, – начала Марджери. – Если бы ты не зарабатывал деньги своими книгами, нашлось бы у тебя время писать? И стал бы ты писать? Писал бы ты, если б тебе приходилось доить коров, ловить рыбу, ходить за курами, не говоря уж о том, сколько пришлось бы перепрясть шерсти, чтоб к зиме связать себе теплые штанишки?

Тут Марджери подмигнула мне, и мы обе расхохотались, представив, как Фарли с сосредоточенным видом вяжет себе кальсоны.

– Ох уж эта железная женская логика! – сказал Фарли, весело смеясь. – Сдаюсь! Вязальщик из меня никудышный!

Мы расстались около полуночи. Дождь так и не прекратился. Фарли крикнул Дугу, стоявшему на пороге:

– Только не давай им впутать себя в махинации! Не то сделают своим придворным полицейским…