Текст книги "Последствия греха"

Автор книги: Клэр Лэнгли-Хоторн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

10

Урсула ощущала бег времени, подобный поднявшейся из-под земли волне. Ей приоткрылись минувшие века – будто у нее на глазах проводились археологические раскопки. Она видела, как встают холмы древнеримского Лондиниума, чувствовала присутствие огромного людского потока, льющегося по переулкам города, подобно тому как темная кровь бежит по венам. Видела окутанные туманом лица и смутные тени на фоне огромного костра. Дым. Туман. Вода… Частицы прошлого Лондона. Урсула задумалась о собственном прошлом, о том, чем она теперь стала и как вписывается в ход вещей. Осколки прежнего мира лежали перед ней на тротуаре. Отец покинул ее. Прибыл черный катафалк, чтобы отвезти его тело на железнодорожную станцию. Вокруг Урсулы двигались люди в черных пальто. Она затерялась во времени. Тиканье часов больше ничего не значило. Лондон жил своей жизнью. А для нее время остановилось.

Урсула отказывалась принимать посетителей. Визитные карточки скапливались на столике в прихожей рядом с вешалкой для шляп. Беззвучно двигавшиеся слуги ненавязчиво предлагали свою помощь, которую хозяйка день за днем отклоняла. Она не ела. Пила только воду. Лежала в постели, не принимая ванну и не одеваясь.

Спустя неделю Урсула осознала, что прислуга полна решимости вмешаться. Она ощутила это безошибочно – все равно как если бы она услышала гулкую поступь времени в пустых комнатах. Миссис Стюарт стала более энергичной и настойчивой. Она отдернула занавески и бодро наказала Урсуле встать и одеться. Та неожиданно для себя самой повиновалась. Словно автомат, девушка выполняла то, что от нее требовали. Оделась. Съела намазанный мармеладом тост. Выпила чаю. Позволила отвести себя вниз.

Все формальности расследования были уже позади, и день похорон наконец назначен; отца, согласно его последней воле, похоронят рядом с женой в Ланкашире.

Лорд Розем должен был сопровождать Урсулу во время поездки в имение Грей-Хаус. До сих пор девушка отказывалась видеть лорда Розема. Каждый день адвокат звонил и оставлял свою карточку, и каждый день Урсула приказывала горничной принести ему извинения от ее лица. Но к моменту поездки в Грей-Хаус Урсула успела утратить свою решимость. Лорд Розем прибыл в назначенный час, облаченный подобающим образом: угольно-черный пиджак с тремя пуговицами, крахмальная белая сорочка, серый жилет и шейный платок в тон, заколотый золотой булавкой с ониксом. Он был воплощением современного Лондона. Впрочем, Урсула заметила крошечный порез от бритвы за его правым ухом.

Она сидела на диване в гостиной, одетая в черное креповое платье, и чувствовала себя страшно усталой.

– Вам следовало бы выспаться, – равнодушно произнесла она, когда лорд Розем подошел к ней. Он опустился на колено и взял Урсулу за руку, сначала одной, а потом обеими руками.

Никаких формальностей. Никаких соболезнований. Он просто смотрел на нее, и его глаза выражали то, что не смогли бы передать слова. Урсула справилась со слезами.

– Милорд, – позвали с порога, – я погрузил чемодан мисс Марлоу в машину. Мы готовы отправиться, когда вам будет угодно.

– Спасибо, Джеймс, – ответил лорд Розем и поднялся.

Шофер отвез их на вокзал Юстон, откуда им предстояло отправиться утренним поездом в Манчестер. Все слуги, кроме Джулии, были заблаговременно отправлены вперед, чтобы подготовить Грей-Хаус к траурному приему, который должен был последовать за похоронами. На правах хозяйской горничной Джулия получила право сопровождать Урсулу и лорда Розема.

Урсула редко бывала в доме, где провела детство; отец оставил Грей-Хаус за собой лишь ради того, чтобы останавливаться там во время поездок на местные фабрики. Все необходимые приготовления в таких случаях обычно делала миссис Норрис, старая няня Урсулы. Она жила одна во флигеле и в ожидании визита мистера Марлоу поддерживала в должном порядке спальню и гостиную. Урсула могла лишь гадать, какие изменения претерпел старый дом трудами миссис Стюарт и Биггза. В том, что касалось приема, она всецело положилась на слуг, отдав им лишь два распоряжения. Во-первых, следовало запастись провизией для рабочих, которые пожелают прийти на похороны, – элем и сандвичами. Во-вторых, Урсула хотела, чтобы прием состоялся в большой гостиной – так, как это бывало при ее матери.

– Нам пора. – Негромкий голос лорда Розема вернул ее к действительности.

Урсула поспешно кивнула, надела шляпу и вуаль и встала. Записку от Уинифред, прибывшую с утренней почтой, она оставила нераспечатанной на маленьком столике.

Джулия ждала у двери в шерстяном пальто и вязаном чепчике. Лицо у нее было бледное и заплаканное, но у Урсулы не было сил ее утешать. Когда они садились в автомобиль, девушка услышала, как лорд Розем вполголоса разговаривает с горничной, и исполнилась к нему благодарности за сочувствие.

Вокзал, с его внушительной дорической аркой и высокими потолками, был холодным и неуютным. Звуки паровозных свистков и шум двигателей разволновали Урсулу; вскоре ей показалось, что она вся покрыта угольной пылью, летавшей по станции. Девушка видела, как гроб с телом отца подняли и поместили в один из задних вагонов поезда. Лорд Розем быстро подхватил ее, когда она пошатнулась.

В вагоне Джулия сидела напротив Урсулы и лорда Розема в купе первого класса, сцепив руки на коленях. Когда поезд отъехал от станции, горничная не сумела совладать со слезами и благодарно, хоть и робко, улыбнулась лорду Розему, который вынул из кармана пальто ослепительно белый носовой платок и протянул ей.

Урсула была рада его присутствию и в то же время обнаружила, что с трудом переносит близость этого человека. То, что край его пальто касался ее платья, едва уловимый запах табака и бергамота – все напоминало ей об отце. Порой Урсуле приходилось проявить всю силу воли, чтобы не свернуться рядом с лордом Роземом, уткнувшись лицом в мягкие складки его пальто, – точно так же как она делала в детстве, утомленная долгой дорогой.

Большую часть пути Урсула сидела, глядя в окно и чувствуя, как сердце ее каменеет. Она закрыла глаза и прислонилась лбом к оконной раме. Она неимоверно устала. Устала от бесконечных вопросов, которые задавал ей Гаррисон. От внутренней боли – ледяной, сосущей, – от печали и раскаяния. Шум от движения поезда, который, покачиваясь, бежал через поля, странным образом утешал ее.

Сэмюэльс встретил их на манчестерском вокзале и отвез в Уэлли. Урсула почти не обращала внимания на пейзаж, но в ту секунду, когда она увидела старый каменный дом, купленный мистером Марлоу для ее матери, на нее внезапно нахлынули эмоции. Гнев, вина, уныние и горе охватили ее со страшной силой. Она отказалась от помощи, заявив, что сама может позаботиться о себе, и нетвердой походкой поднялась по лестнице. Урсула слышала, как лорд Розем приказывает Сэмюэльсу отвезти его в гостиницу «Приют пастуха», где он собирался остановиться. Урсула объяснила Биггзу, что до завтра, пока не прибудет катафалк, она хочет побыть одна, наверху, в Зеленой спальне, где прошло столько счастливых дней ее детства.

К десяти утра следующего дня все приготовления были окончены. Катафалк, запряженный вороными лошадьми с плюмажами, стоял у входа; носильщики в цилиндрах и черных перчатках ждали позади него – им предстояло вносить гроб в церковь. Урсула опустила на лицо черную кружевную вуаль и медленно пошла по коридору, ведущему к входной двери. Вся прислуга выстроилась в ряд, выражая соболезнования. Миссис Стюарт вытирала глаза платочком; Джулия плакала не стыдясь. Бриджит и Мойра стояли молча, склонив головы; когда Урсула проходила мимо, она заметила у обеих в руках четки. Женщины походили на зеркальные отображения друг друга; обе перекрестились, когда мимо них пронесли гроб. Биггз, прямой и суровый, стоял у порога. Лицо у него было бесстрастное, волосы гладко зачесаны назад, взгляд устремлен прямо перед собой. Урсула на мгновение задержалась рядом с ним, ее губы дрогнули, как будто она пыталась заговорить, но не могла. Лишь тогда силы изменили дворецкому, и в его глазах мелькнула скорбь. Этого было достаточно. Урсула крепко схватила его за руку.

Она снова хотела заговорить, но безуспешно. Лорд Розем тихо подошел к ней.

– Пора, – сказал он.

По пути в церковь Урсула рассматривала знакомый пейзаж, как странник, обозревающий чужие края. На мосту через Клоусб-роу задул сильный ветер. Лошади заржали. Урсула ощутила порывы холодного воздуха и вцепилась пальцами в край кожаного сиденья. Она смотрела на каменные изгороди и простиравшиеся за ними унылые, скалистые земли. Небо было серым и тусклым. Процессия медленно двигалась по направлению к Харвуд-роу. Когда они въехали в Норден-Бридж, Урсула увидела выстроившихся вдоль улицы жителей. На углах останавливались целые семьи, мальчики с торжественным видом снимали фуражки; когда они свернули на Блэкборн-роу, девушка заметила колонну людей с черными повязками на рукавах. Лица покраснели от холода. Фабрики в Риштоне и Дэйзи-Холл не работали. Только с «Норден Файеркли» донесся всего один пронзительный гудок. Магазины на главной улице были закрыты. Единственным звуком, доносившимся до Урсулы, был звон колоколов на церкви Святых Петра и Павла.

Войдя в церковь, Урсула увидела много знакомых лиц – одних она смутно помнила со времен своего детства, другие болезненно напомнили ей о недавнем прошлом. В дальнем углу мелькнул Джордж Барден с олдхэмской фабрики – единственный знакомый ей человек среди целой толпы мужчин в рабочей одежде, теснившихся у стены. В самом центре рядом со своими женами стояли Джерард Андерсон и Обадия Доббс. Никого из ее сверстников не было: Сесилия Эббот уехала в Ирландию неделю назад, Марианна и Эмили Андерсон были в Греции. Кристофер Доббс, по слухам, находился на борту отцовского корабля «Эксельсиор», плывущего в Индию.

Когда Урсула и лорд Розем шли следом за носильщиками по проходу, она заметила и нескольких местных уважаемых лиц, в том числе члена парламента Дэвида Шеклтона и мэра Блэкборна. Мельком Урсула увидела Тома, который почтительно держался в третьем ряду, – его лицо было отчасти скрыто тенью.

Урсула заняла свое место на передней скамье в ту самую минуту, когда орган замолк и преподобный Чарльз Харпер выступил вперед, собираясь начать службу. Сквозь вуаль церковь внутри казалась темной и тусклой: ноябрьским утром от горящих свечей было мало толку.

Урсула ощущала холод и мертвенную пустоту внутри себя. Слова священника ничего не значили. То, что он читал, тоже ничего не значило. Она с трудом смогла подняться, чтобы пропеть последний гимн – «Иерусалим», – который больше всего любил отец. Оглядевшись по сторонам, Урсула окончательно поняла, что осталась одна. Отсутствие родственников со стороны матери особенно бросалось в глаза – ни бабушки, ни тети, которые могли бы ее утешить, здесь не было. Роберт Марлоу был последним членом семьи, и теперь ей не на кого было опереться, кроме стоявшего рядом лорда Розема.

После службы Урсула затерялась среди черных одежд и бледных лиц. До нее доносились голоса, твердившие о соболезнованиях и о потере, но она больше не в силах была слушать. Ей захотелось тишины и одиночества – ни мыслей, ни воспоминаний. Она мечтала оказаться одна, отыскать укромное место, где можно будет сесть и помолчать. Она рассыпала розовые лепестки по отцовской могиле. По мере того как приближался час вечернего приема, Урсула понимала, что полностью опустошена – в душе воцарился мрак. Девушка прошла по тускло освещенным коридорам дома, где она выросла, миновав множество пустых комнат. От этого мрака ее не могли избавить ни назойливое общество миссис Стюарт, ни тепло огня в камине. Поздно вечером Урсула поднялась наверх, оставив лорда Розема дремать в кресле в гостиной с бокалом виски. Джулия помогла ей раздеться и надеть ночную рубашку, а потом принесла хозяйке стакан теплого молока, хотя и знала, что утром найдет его остывшим и нетронутым на ночном столике возле кровати. Наверху потушили свет; Урсула лежала во мраке безлунной ночи, озябшая, с широко открытыми невидящими глазами.

Старинные часы пробили полночь; внизу за огромным кухонным столом, обхватив голову руками, сидел Биггз.

Было место, которое Урсула любила называть своим домом. Здесь как будто была жива ее мать – улыбаясь, она сидела у огня. Сюда входил отец с зонтиком в руках, и маленькая девочка бросалась папе на шею. Это место существовало только в ее грезах – тех, которые приходят на рассвете, когда сон самый крепкий и сладкий. Возможно, она воображала себе, что находится в безопасности, лишь потому, что ее телу было тепло под одеялом. Урсула чувствовала себя надежно защищенной среди подушек и покрывал. Она пыталась забыть все события предыдущей недели, все страхи.

Тем не менее, проснувшись, Урсула поняла, что никогда уже не сможет почувствовать себя здесь дома. Сегодняшнее утро должно было стать окончательным тому подтверждением: из Лондона ждали Фенвея, поверенного ее отца, которому предстояло огласить завещание. Лорд Розем настоял на том, чтобы это случилось как можно скорее, желательно до возвращения Урсулы в Лондон. Он также намекнул, что на обратном пути она может погостить в его поместье в Нортгемптоншире. Учитывая, что туда приехала его мать, в визите сироты не было ничего неуместного. Его предложение последовало вслед за тем, как миссис Стюарт и Джулия выразили серьезную обеспокоенность здоровьем Урсулы; миссис Норрис и Биггз в два голоса принялись рассуждать о пользе деревенского воздуха, и у девушки недостало сил, чтобы отказаться.

Алистер Фенвей прибыл в Грей-Хаус в одиннадцать часов и вскоре занял свое место в гостиной. Лорд Розем сидел рядом с ним на деревянном стуле, где-то раздобытом Биггзом, тогда как Урсула, в черной бомбазиновой юбке и блузе, в одиночестве устроилась на огромном синем диване у окна. В камине гудел огонь; в натопленной комнате было жарко и душно. Вскоре вслед за Фенвеем приехал Джерард Андерсон. На правах финансового консультанта Роберта Марлоу он должен был присутствовать при вскрытии завещания, но Фенвей, разумеется, обратился именно к Урсуле, когда развернул толстую пачку бумаг и начал читать. Размеры отцовского состояния поразили Урсулу. Прежде ей и в голову не приходило об этом задумываться. Мысль о том, что она получит двадцать тысяч фунтов единовременно, ошеломила. В еще большее удивление ее повергли слова о том, что она наследует крупную сумму, которая положена в банк на ее имя. Фенвей тем не менее приберег самое худшее под конец. Сдержанным, мягким тоном он поинтересовался, вполне ли понятны Урсуле эти пункты. Та молча кивнула; поверенный продолжал:

– Конечно, основная причина такой предосторожности – это сохранность капитала. Мистера Марлоу беспокоили ваша молодость и… положение, то есть что вы до сих пор не замужем. В надлежащее время вы вступите во владение состоянием. После замужества либо по достижении тридцати лет, как то оговорено вашим отцом.

– Тридцати лет? – озадаченно переспросила Урсула.

– Такова обычная практика, – подтвердил Фенвей. – Женщина, как правило, вступает в права наследования в этом возрасте; тогда она становится достаточно разумной для того, чтобы принять на себя такую ответственность, поскольку у завещателей возникают оправданные сомнения по поводу ее способности распоряжаться деньгами в более раннем возрасте.

– Понимаю, – отозвалась Урсула, поджав губы.

– Разумеется, отец назначил вам опекуна, который до указанного срока будет распоряжаться вашим капиталом. Опекун является гарантом того, что все ассигнования производятся ради ваших нужд.

– Опекун, – безучастно повторила Урсула.

– Да. Вас не удивило то, что я попросил лорда Розема присутствовать на оглашении завещания? Конечно, вы должны были догадаться. Мистер Марлоу назначил его вашим опекуном.

На следующее утро Урсула посетила несколько домов, выстроенных ее отцом для рабочих риштонской фабрики. Она слышала о том, что в трех семьях дети тяжело больны пневмонией, и настояла, чтобы доктор Гилфойл, местный врач, сопровождал ее. Урсула захватила с собой корзинки с хлебом, мясными пирогами, а также домашними булочками и сливовым джемом (припасы пришлось оставить у дверей: доктор Гилфойл не позволил ей войти из опасения, что девушка может заразиться). Сэмюэльс ждал в машине в конце Спринг-стрит, пока Урсула бродила по улице и разговаривала с местными жителями, а доктор Гилфойл осматривал больных.

Был полдень – обеденное время для большинства рабочих, и толпа мужчин в фуражках и женщин с закутанными в шерстяные платки лицами двигалась домой. Стук деревянных башмаков эхом отдавался по вымощенной булыжником улице. Некоторые узнавали Урсулу и почтительно приподнимали фуражки. Девушка привыкла к подобной сдержанности; в конце концов, она выросла, окруженная ею. С ней поравнялась компания молодых женщин – судя по всему, ткачих; работницы спросили, не закроют ли фабрику после смерти мистера Марлоу. Урсула заверила их, что ничего не изменится, и тут же осознала всю бессмысленность своих слов. Что она понимает в делах своего отца? Она не сможет следить за тем, как работают мельницы и по-прежнему ли фабрики производят сукно. Урсула не имела никакого представления о том, что сулит будущее, и ощутила растущую неудовлетворенность. По улице бегали босые ребятишки с пустыми желудками, а она, несмотря на все свое богатство, была не в силах им помочь.

Доктор Гилфойл завершил обход. Он подождал, пока они сядут в машину, а потом принялся отвечать на расспросы Урсулы.

– Бедный малыш, – негромко произнес он, снимая очки в проволочной оправе и вытирая глаза. – Плохи его дела. Они там набиты, как сардинки в банке, так что неудивительно… Нет-нет, мисс, вытрите слезы. Вы здесь не поможете.

От его слов Урсула почувствовала себя еще более беспомощной.

Сэмюэльс отвез доктора Гилфойла в его клинику на Клифтон-стрит и отправился с Урсулой в Уэлли. Закутав себе ноги клетчатым пледом, она наблюдала за тем, как дома с горшками на печных трубах уступают место каменным изгородям, фермам и зеленеющим полям.

Когда «Берти» свернул на подъездную аллею к Грей-Хаусу, Урсула взглянула на свои золотые часики. Половина второго. Она заметила, что перед домом стоят два автомобиля – желтый «уолзли» Джерарда Андерсона и черный «рено» Обадии Доббса. К стене дома был прислонен мотоцикл Дэниэля Эббота – «Летящий Меркель».

Прежде чем Сэмюэльс успел выключить мотор, Урсула распахнула дверцу со своей стороны и заспешила по каменной лестнице.

– Я вижу, у нас гости, – сказала она, когда Биггз открыл дверь.

Дворецкий кивнул:

– Да, мисс.

– И давно они здесь?

– Около часа, смею предположить.

Урсула сняла перчатки.

– Лорд Розем тоже приехал?

– Да. Джентльмены в гостиной. Его милость попросил, чтобы им не мешали.

– Вот как?

Биггз помог Урсуле избавиться от пальто и шляпки и почтительно отступил, когда молодая хозяйка зашагала по коридору с мрачным лицом, выражающим решимость. Дверь в гостиную была закрыта, но сквозь нее до Урсулы доносились звуки разговора. Распахивая дверь, она безошибочно узнала скрипучий голос Обадии Доббса.

– Я говорю вам, нужно вложить в это предприятие больше денег! Мы близки к полному краху!

– В какое предприятие? – поинтересовалась Урсула, оглядывая собравшихся.

Мужчины замолчали. Эббот и Андерсон сидели за круглым столом у окна; оба встали, когда вошла Урсула. На столе лежали груда бумаг и пачка гроссбухов; глиняная пепельница была полна окурков. Обадия Доббс стоял в углу комнаты, возле письменного стола Роберта Марлоу. Нахмурившись, он застегнул пиджак. Лицо у него было красное и утомленное. Эббот и Андерсон обменялись взглядами и сели.

Лорд Розем встал из-за стола, скрестив руки на груди.

– Урсула, – холодно произнес он, – чем мы обязаны этой чести?

– Простите, что вмешалась, джентльмены, – ответила та и прикрыла за собой дверь. Гнев придал ей смелости. – Но если уж вы вместе с моим опекуном избрали местом встречи этот дом, то я делаю вывод, что речь идет о делах, касающихся моего отца. А если это касалось его… что ж, теперь касается меня. – Урсула села в кресло рядом с камином и плотно скрестила лодыжки, пытаясь скрыть, что у нее дрожат ноги. Ей чудился голос отца, выговаривающего ей за бесцеремонность и отвратительные манеры. Но если она сейчас не отстоит свои права, то ее решимость будет сломлена. Она окажется в полной зависимости от этих людей.

– Это не ваше дело, вот что! – воскликнул Доббс, но Андерсон зашипел на него.

– Урсула, – мягко сказал Эббот, – вы должны предоставить решение подобных вопросов своему опекуну. Лорд Розем действует исключительно в ваших интересах.

Урсула всплеснула руками.

– Я не ребенок. Полагаю, в данных обстоятельствах я имею право знать, что происходит.

– Урсула, это бизнес. Ничего интересного для девушки вроде вас. Право же, милая.

Покровительственный тон Дэниэля Эббота привел Урсулу в еще большее раздражение. Она прищурилась.

– Значит, несмотря на то что окончила Оксфорд, – заговорила она с плохо скрытой издевкой, – я слишком глупа, чтобы разбираться в таких вещах, потому что я девушка? Вы это хотели сказать?

– Нет-нет… конечно, нет… Мы… – примиряюще начал Эббот, но Обадия Доббс в ярости прервал его:

– Вам здесь нечего делать! Я всегда предостерегал вашего отца, я говорил ему, что давать вам образование и потакать вашим прихотям – это ошибка! – Он буквально выплевывал язвительные слова. – Взгляните на себя – ни манер, ни женственности, ничего! Вы превратитесь в старую деву, вот что! Вместо того чтобы беспокоиться о бизнесе, лучше бы подыскали себе мужа!

– Я вижу, что и ваши манеры оставляют желать лучшего, – лукаво заметила Урсула, и Доббс густо покраснел.

– Урсула, мы всего лишь обсуждали одно предприятие, от участия в котором отказался ваш отец, – спокойно объяснил лорд Розем. Он закурил и бросил спичку в камни. – Я сообщил Доббсу, что больше никаких ассигнований сделать не могу.

– И что это за предприятие? – спросила Урсула.

Лорд Розем пожал плечами:

– Импорт товаров из Южной Америки.

Урсула прищурилась, и тогда заговорил Андерсон:

– У Обадии есть связи в Южной Америке, там заинтересованы в совместном проекте. Новые химические продукты, красители, медицинские препараты и так далее. Ваш отец не хотел этим заниматься, и, как уже было сказано, мы с Дэниэлем также считаем, что дело не окупит дальнейших капиталовложений. Только и всего. Очень прозаично и неинтересно для молодой особы вроде вас.

Урсулу это не успокоило. Она подозревала, что ей рассказали только часть истории.

– Господа, я бы предпочла обсудить то, что происходит на самом деле. – Урсула совладала с дрожью в голосе. – Мне известно содержание дневника и то, что ваши дети под угрозой. Судя по всему, вы предполагаете, что Бейтс по-прежнему жив и что именно он повинен в гибели Лауры Рэдклиф и моего отца. Поскольку пуля, видимо, предназначалась мне, я имею право знать, во что был вовлечен отец. И поскольку моя подруга вот-вот предстанет перед судом по обвинению в убийстве, которого она не совершала, я полагаю, у меня есть перед ней некое обязательство – а именно выяснить, почему все вы предпочли молчать.

– Урсула… – предупреждающе заговорил лорд Розем, но выражение ее лица заставило его замолчать.

– Что вы скрываете? – спросила Урсула. – Что случилось с экспедицией Рэдклифа на самом деле?

Мужчины молчали. Андерсон барабанил пальцами по столу. Эббот погрузился в кресло. Пепел с его сигареты сыпался на ковер. Доббс с каменным лицом изучал собственные ботинки.

– Ваш отец первым рассказал мне эту историю, – мягко начал лорд Розем, – когда мы в 1905 году возвращались из Нью-Йорка на борту «Лузитании». Он рассказал мне о том, что экспедиция в Венесуэлу закончилась трагической гибелью молодого ботаника по имени Рональд Генри Бейтс. Мистер Марлоу был обеспокоен тем, что его в числе других организаторов могут счесть ответственным за случившееся.

– Почему? – спросила Урсула, когда лорд Розем смолк. – Говорят, Бейтс погиб, когда взбунтовались местные индейцы.

– Это так, – ответил лорд Розем. – Но здесь, судя по всему, кроется нечто большее. Экспедиция была задумана, с тем чтобы привезти в Англию образцы флоры и фауны, однако полковник Рэдклиф заподозрил Бейтса в мошенничестве. Черный рынок, сами понимаете. Путешествие дурно отразилось на обоих. Бейтс становился все более неуравновешенным, а Рэдклиф буквально помешался на том, что ботаник украдет все добытые в ходе экспедиции образцы. Во время нападения индейцев Бейтс был тяжело ранен. Рэдклиф тоже, но ему удалось бежать при помощи одного из проводников. Спасти Бейтса так никто и не попытался. Но полковник был суеверен. Он не сомневался, что Бейтс выжил. Вскоре после случившегося жена Бейтса и оба его сына заболели в Тринидаде желтой лихорадкой и умерли. Это тяжким грузом легло на совесть Рэдклифа. В последнее время полковник частенько твердил о том, что Бейтс жив, и боялся, что однажды он вернется и отомстит. Получив дневник, мы все удостоверились, что этот человек действительно жив и что худшие опасения Рэдклифа сбываются.

– Бейтса подтолкнуло на убийство то, что все вы его предали, – произнесла Урсула.

Доббс зашаркал ногами, кашлянул.

Девушка вновь обернулась к лорду Розему:

– Почему мой отец открыл все это вам?

Тот подошел к столу и сунул окурок в пепельницу.

– Он хотел, чтобы я использовал свои связи в министерстве иностранных дел и выяснил, вправду ли Бейтс по-прежнему жив.

– И что?

– До сих пор мои источники не могли ни подтвердить, ни опровергнуть этого. Мы располагали лишь слухами. До того момента, как нам прислали дневник, не было никаких доказательств того, что Бейтс выжил.

– Хотя дневник мог прислать кто угодно… – вмешался Эббот.

– Мои люди нашли Бейтса в Венесуэле. Свидетельств того, что он прибыл в Англию, нет, хотя наверняка никто этого не знает. Я потребовал более точную информацию, но сомневаюсь, что при нынешнем положении дел кто-нибудь сумеет нам помочь. Министерство иностранных дел озабочено одним – немецкой угрозой. Возглавлять Тройственный союз – большая ответственность. Я понятия не имею, сколь долго сотрудники министерства иностранных дел еще смогут нам помогать.

– Значит, мы даже не знаем, где Бейтс? – негромко уточнила Урсула.

– Да, – ответил Эбботс.

– По крайней мере дневника достаточно, чтобы снять с бедной Фредди обвинение в убийстве и связать смерть Лауры с гибелью моего отца!

– К сожалению, нет, – ответил лорд Розем. – Гаррисон убежден, что между двумя этими ужасными смертями нет никакой связи. Я сообщил ему о дневнике Бейтса, но поскольку он мог быть подделан или послан кем-то другим – точнее, поскольку Бейтс официально считается мертвым и не может предстать перед судом, – Скотланд-Ярд не намерен разрабатывать эту версию.

В дверь негромко постучали.

– Войдите, – сказал лорд Розем, и Урсула вздрогнула. Она даже не была хозяйкой в собственном доме.

Заглянул Биггз:

– Милорд, вы просили меня сообщить…

– Уже два часа? – уточнил лорд Розем. Биггз молча кивнул. – Прошу прощения, господа, но я должен позвонить. Одному из коллег пришлось взять на себя часть моей работы на время моего отсутствия.

Андерсон и Эббот поднялись.

– Мы, пожалуй, пойдем, – сказал Андерсон, и Урсула услышала в его голосе облегчение. Он забрал гроссбух и многозначительно взглянул на Доббса. – Полагаю, с этим все.

Доббс собрал бумаги со стола и сунул их под мышку, бормоча что-то невразумительное.

Урсула встала и машинально заправила за ухо прядь волос.

– Нам и в самом деле пора, – произнес Дэниэль Эббот и положил руку ей на плечо. – Я прошу лишь о том, чтобы вы нам верили. Мы рассказали инспектору Гаррисону все, что нам известно. Если бы вы только приняли предложение леди Эштон… за пределами Англии вы будете в безопасности.

Лорд Розем вышел из комнаты вместе с Андерсоном и Эбботом; Урсула услышала, как он говорит им, понизив голос:

– Не беспокойтесь, я позабочусь о ней.

– Упрямая… – Эббот вздохнул и оглянулся на Урсулу. – Точь-в-точь как моя крошка Сесилия.

Андерсон крепко прижал гроссбухи к груди.

– Вашему отцу я доверил бы даже собственную жизнь, – сказал он, стоя на пороге, и затем у него как будто перехватило дыхание. Урсула ощутила комок в горле.

Лорд Розем, Эббот и Андерсон уже вышли, когда из гостиной появился Обадия Доббс. В дверях они с Урсулой оказались лицом к лицу. Урсула вежливо отворила перед ним дверь. Доббс в упор посмотрел на нее.

– Лучше бы вам принять предложение Камберленда, – мрачно сказал он. – Сомневаюсь, что вы получите его от кого-нибудь еще.

Урсула призвала на помощь все свое самообладание, чтобы не захлопнуть дверь у него перед носом.