Текст книги "Принцесса (ЛП)"

Автор книги: Клэр Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Часть меня понимает, что сейчас Грант открывается мне сильнее, чем когда-либо, но я слишком расстроена, чтобы радоваться этому.

– Дело не в тебе. То, что я делаю или не делаю – это мой выбор, а не твой. Я понимаю, тебе не нравится мысль о том, что я ввяжусь в драку, но не тебе принимать это решение.

– Я знаю, – бормочет он. – Право выбора забрали из моих рук.

– Начнем с того, что оно никогда не было в твоих руках! Похоже, ты этого не понимаешь. Я знаю, когда мы впервые встретились, мне было всего семнадцать, и я была избалованной и вроде как беспомощной. Но я больше не такая. Ты трахаешь меня, словно я взрослая женщина. Ты не имеешь права в остальном обращаться со мной как с ребенком.

– Я никогда не обращался с тобой как с ребенком, – теперь он зол. Не просто обороняется, но и злится в своей мягкой, грубоватой манере. – Когда бы то ни было. Дело не в этом, и ты это знаешь.

Я неохотно киваю в знак согласия, потому что знаю, что это правда. Даже в первый день нашей встречи он не обращался со мной как с ребенком.

– Ладно, хорошо. Не как с ребенком. Но и не как со способным человеком, который наравне с остальными. Я не оберегаемая принцесса и не фарфоровая кукла, Грант. Я не такая. Меня не волнует, что мой отец был миллиардером. Он сделал все, что мог, чтобы помочь нам пережить Падение, и все равно в итоге умер. Все его деньги и ресурсы не смогли его спасти. Мы все делаем всё, что в наших силах, чтобы выжить и устроить свою жизнь здесь. В этом мире не существует таких вещей, как принцессы. Ты должен перестать относиться ко мне как к одной из них.

Грант все еще зол. Его дыхание шумное и тяжелое. Но сейчас на его лице отражается нечто большее. Что-то глубокое, напряженное и тревожное. На это уходит много времени, но в конце концов он выдавливает:

– Ты моя принцесса. Ты не должна удивляться, что я делаю что угодно – абсолютно что угодно – чтобы обезопасить тебя.

Мое глупое мягкое сердце. От его слов оно раскалывается прямо надвое. У меня перехватывает горло, а глаза щиплет. Мне так нравится звучание этих слов, что я почти падаю в его объятия, но сейчас на карту поставлено нечто более важное, чем чувства. Мне удается сдержать слезы. Поскольку я не могу вымолвить ни слова, я качаю головой.

Грант издает разочарованный звук.

– Черт возьми, Оливия, я никогда не позволю этому случиться. Я никогда не позволю тебе пострадать, если я могу как-то избежать этого. Почему ты вообще сомневаешься в этом сейчас? Так было всегда. В первый день, когда я встретил тебя, я пообещал твоему отцу, что если что-нибудь доберется до тебя, это значит, что я уже мертв. С тех самых пор это было правдой. Защищать тебя всегда было моей работой.

– Мне тогда было семнадцать! Я ничего не могла сделать, чтобы обезопасить себя. Но теперь могу. Ты знаешь, потому что именно ты научил меня. Это больше не твоя работа. Это не твоя ответственность, не твой долг, не твое бремя и не твоя гребаная работа! – мой голос становится все громче, и что-то похожее на отчаяние сдавливает мою грудь.

– Ладно, тогда нахер ответственность и долг, – его челюсти сжаты, а мощные мышцы бедер заметно напряжены. – Нахер все это. Это ничего не меняет. Потому что я все равно собираюсь сделать все, чтобы ты была в безопасности. Как ты думаешь, что, черт возьми, останется для меня в этом мире, если с тобой что-нибудь случится?

Я раскраснелась, напряжена и дрожу, и ничего так не хочу, как вбить здравый смысл в его упрямую голову, но этот хриплый вопрос все равно трогает меня. Моя грудь болит так сильно, что мне приходится прикрывать ее одной рукой.

– У меня ничего не останется, – рука Гранта крепко сжимает покрывало, как будто он использует сжатый кулак, чтобы выразить все, что он чувствует. – Ничего. Без тебя.

– И тебе никогда не приходило в голову, что я чувствую то же самое? От меня ожидается, что я позволю тебе снова и снова мчаться навстречу опасности на максимальной скорости, даже если это означает, что тебя убьют. Как, черт возьми, ты думаешь, что я при этом чувствую?

И снова он несколько долгих секунд дышит громко и хрипло, пока наконец не произносит слова.

– Это не одно и то же.

– Почему нет, бл*дь? Потому что ты какой-то непобедимый? Нерушимый? Неубиваемый? Это не так. Не так! Ты можешь умереть завтра так же легко, как и я, и с чем я тогда останусь?

На минуту все будто замирает. Воцаряется что-то важное. Я чувствую, как воздух между нами дрожит, пока мы оба сидим на кровати, тяжело дыша и свирепо глядя друг на друга.

Затем момент сдвигается. Воздух сдвигается. Сама планета сдвигается. Грант отводит от меня взгляд и бормочет:

– Я принял меры на случай, если это произойдет.

– Что? – мой голос срывается.

– Я принял меры. О тебе позаботятся. Ты не останешься без защиты.

Ничто из того, что он сказал или сделал за последние пять лет, не причиняло такой боли, как это. Мой гнев был полностью поглощен чем-то, что больше похоже на разбитое сердце.

– Вот о чем я, по-твоему, беспокоюсь? – переспрашиваю я хриплым шепотом. – О защите?

Грант как-то странно пожимает плечами. Он до сих пор не смотрит мне в глаза.

– И если тебе нужно нечто большее, то очередь из мужчин, желающих трахнуть тебя, протянется больше чем на милю.

И это становится для меня самой последней каплей. Я так сильно сдерживаю рыдание, что оно вырывается сдавленным скулежом. Я опускаюсь обратно на кровать и сворачиваюсь калачиком, отворачиваясь от него. Я не хочу, чтобы он видел, как я плачу.

– Принцесса, – хрипло бормочет Грант. Он кладет свою большую руку мне на плечо.

Я отмахиваюсь от его прикосновения и не поворачиваюсь к нему лицом, хотя знаю, что он этого хочет.

– Нет. Просто нет.

Грант долго молчит. Затем я чувствую, как он забирается под одеяло рядом со мной и вытягивается. Он больше ко мне не прикасается. Но выключив фонарь, он говорит:

– Мне жаль. Мне действительно жаль.

Я верю ему. Но извинение не повлияет на то, что он только что мне ясно дал понять. Что между нами никогда не будет того, что мне нужно.

Поэтому я замыкаюсь в себе и стараюсь не плакать, пока, наконец, не проваливаюсь в беспокойный сон.

***

Я плохо сплю и просыпаюсь всего через несколько часов. Я понятия не имею, который час, но в нашей маленькой комнате царит кромешная тьма.

Завтра – или позже этим утром, в зависимости от времени – мы с Грантом встанем до рассвета и отправимся в путешествие, чтобы отвоевать бункер обратно. Я не буду с ним. Не в одной машине и даже не на одной стороне лагеря.

Он может умереть через считанные часы, и меня даже не будет рядом, чтобы увидеть, как это произойдет. Я тоже могу умереть, но это почему-то имеет для меня меньшее значение.

Я все еще испытываю боль, измучена и почти оцепенела от разговора, который мы вели в постели, но даже это не имеет такого значения, как мысль о том, что Грант сегодня может умереть.

Во многих отношениях он определял форму моей жизни на протяжении последних пяти лет. Даже если он никогда не полюбит меня так, как мне нужно, я не могу смириться с мыслью о том, что его больше не будет на свете.

Я поворачиваюсь в постели, чувствуя его большое, теплое тело рядом. Я слышу, как он дышит. Медленно и уверенно. Ритмично. Я протягиваю руку, кладу ему на грудь. Он скинул одеяло до пояса, так что я могу чувствовать его обнаженную кожу. Я нахожу биение его сердца. Чувствую его, такое медленное и размеренное под моей ладонью.

Грант спит.

Я осторожно сажусь, чтобы не разбудить его, и всматриваюсь в темноту, пока мои глаза не начинают привыкать. Я все еще не могу ясно разглядеть его, но этого достаточно. Моя рука все еще покоится у него на груди, я чувствую биение его сердца.

Его тело расслабленное. Теплое. Человеческое. Почти, почти уязвимое.

Грант просыпается с резким вдохом. Его тело напрягается, и он немедленно тянется вниз, туда, где рядом с кроватью лежит его пистолет.

– Это всего лишь я, – бормочу я, поглаживая его грудь. Его сердцебиение участилось. Он больше не спит. – Это я.

– В чем дело, принцесса? – спрашивает он, и в его голосе все еще слышатся сонные нотки. – Ты в порядке?

– Да.

– Поспи еще немного. Слишком рано вставать.

– Я знаю, – я ничего не могу с собой поделать. Я наклоняюсь, чтобы уткнуться носом в его шею, в его колючий подбородок. Моя рука все еще накрывает его сердце.

У него перехватывает дыхание. Одна из его рук скользит вниз по моей спине и обхватывает мою ягодицу.

– Я думал, ты злишься на меня.

– Так и есть, – я целую его в уголок рта. В скулу. Прямо под ухом. Теперь я растянулась на нем сверху.

– Тогда к чему это все?

Я целую его в губы. Затем поднимаю голову ровно настолько, чтобы сказать:

– Ты можешь умереть сегодня. И я тоже могу умереть. Вот к чему это все.

Грант издает хриплый звук и снова завладевает моим ртом, запуская пальцы свободной руки в мои растрепанные волосы. Мы долго целуемся. Его член твердеет у моего бедра. Он двигает бедрами подо мной, и я трусь своими грудями о его грудь.

Я действительно понятия не имею, сколько времени прошло, но я начинаю чувствовать, как он тянет мои трусики, стягивая их с моей попки и вниз по ногам. Я двигаю коленями, чтобы помочь ему, и начинаю шарить, пока не вытаскиваю его эрекцию из нижнего белья.

– Оседлай мои бедра, – говорит Грант, задыхаясь.

Я издаю хныкающий звук, потому что его приказы вызывают у меня острое удовольствие. Я приподнимаюсь, чтобы мы могли приставить его член к нужному месту, а затем опускаю бедра вниз, и он проникает в меня.

Я стону долго и протяжно, когда он наполняет меня. Откидываю голову назад.

– Да. Черт, да, в тебе всегда так приятно, – он беспокойно ерзает подо мной, выгибает спину и шею. – А теперь скачи на мне, принцесса.

Я делаю, как он говорит, упираясь руками в его плечи и покачивая бедрами. Я начинаю медленно и размеренно, но этот ритм длится недолго. Я слишком много чувствую. Нуждаюсь слишком во многом. Я стремлюсь к этому всем телом, бесстыдно подпрыгиваю на нем, и волосы спадают мне на лицо.

Грант издает беспомощные, голодные звуки, когда я двигаюсь на нем. Его руки сжимают мои ягодицы так сильно, что на них действительно могут остаться синяки. Однако его хватка помогает удерживать меня в нужном положении, так что его член не выскальзывает из-за наших энергичных движений.

– Да, – бормочет он. Я все еще не могу ясно видеть его, но понимаю, что он мотает головой, как будто не может лежать спокойно. – Да. Хорошая девочка. Такая хорошая. Трахни меня жестко. Именно так. Бери все, что хочешь. Дай мне все это.

Его эротическое поощрение распаляет меня еще сильнее, пока я практически не начинаю рыдать, достигая кульминации. Он вбивается в меня, когда моя киска сжимается, и издает сдавленный рев.

Я думаю, что Грант тоже кончит, но этого не случается. Он держит себя в руках достаточно, чтобы все еще оставаться твердым, когда я наконец замедляюсь, тяжело дыша и пульсируя от удовольствия.

Грант находит в темноте мой клитор и трет его, пока я не выгибаюсь назад и не кончаю снова, а он бормочет о том, какая я хорошая, какая я горячая, как сильно я кончаю, как никто другой не может кончить для него так, как я. То ли от его прикосновений, то ли от его слов оргазмы продолжают накатывать, и я, наконец, больше не могу этого выносить. Я отталкиваю его руку и падаю вперед, ему на грудь.

Грант заключает меня в свои объятия. Целует меня снова. Я теперь такая мокрая, что его член выскальзывает из-за моего изменившегося положения, поэтому он приподнимает мою задницу и засовывает свой ствол обратно.

Затем мы раскачиваемся вместе, целуясь, и его язык задает ритм, которому следуют наши тела. Он постанывает мне в рот, все еще мнет мои ягодицы, направляя мои движения и замедляя меня.

В конце концов, я больше не могу сосредоточиться на поцелуе, поэтому отрываюсь от его губ. Наши лица всего в нескольких дюймах друг от друга, когда мы оба приближаемся к кульминации быстрого, плотского совокупления.

– Да, – выдавливает из себя Грант с последним срывающимся вздохом. – Да. Ты… все… для… меня.

Я кончаю снова – и от слов, и от всего остального. И на этот раз Грант сразу следует за мной, все его тело сотрясается в конвульсиях, когда он несколько раз напоследок вбивается в меня снизу, приподнимая мое тело толчками.

Он прижимает меня к себе еще крепче, когда я чувствую всплески его разрядки внутри себя. Моя киска все еще сокращается вокруг него, и я чувствую пульсацию ощущений в сосках и кончиках пальцев.

Это отняло у меня так много сил, что я несколько минут не могу пошевелиться. Я лежу, растянувшись на нем, прижавшись щекой к его плечу, и влажно хватаю ртом воздух.

Грант слишком тяжело дышит – разгоряченный, запыхавшийся и обмякший. Его руки нежно гладят мои спутанные волосы.

Я хочу что-то сказать, но мне ничего не приходит в голову. Ничего, что воплощало бы в себе как нашу ссору прошлой ночью, так и наши занятия любовью только что.

Я хочу, чтобы он тоже что-нибудь сказал, но и он этого не делает.

Мы просто лежим вместе, обнимая друг друга, пока не приходит время вставать.

***

Наш план по отвоевыванию бункера слишком детализирован и сложен, чтобы я могла полностью его осмыслить, но основные штрихи сводятся к следующему. Организовать отвлекающие маневры с двух сторон лагеря, чтобы привлечь их внимание и сбить с толку. Затем уничтожить их одного за другим в серии атак небольшими командами.

Если бы Грант определял мою роль, я, вероятно, была бы ответственна за один из отвлекающих факторов, поскольку это самые безопасные позиции. Но вместо этого я с Маком, так что я часть одной из нападающих групп.

Пять лет назад, в то утро, которое я провела за социальной войной с Мелани Брубейкер, мысль о том, что я участвую в настоящем нападении, заставила бы меня хохотать до упаду.

Мир изменился. Все изменилось.

И я изменилась вместе со всеми остальными.

Я нервная, дерганая и стараюсь не думать о Гранте по дороге к бункеру. Мак сидит за рулем пикапа. Я занимаю пассажирское сиденье, а Гейл сзади с пистолетом наготове, просто на случай, если мы с кем-нибудь столкнемся.

– Ты боишься? – спрашивает Мак после продолжительного молчания.

– Да. Я никогда раньше не делала ничего подобного.

– У тебя все получится. Может, ты и выглядишь как кинозвезда, но я вижу, ты знаешь, что делаешь.

Я улыбаюсь ему, искренне удивленная его словами.

– Я не похожа на кинозвезду.

– Еще как похожа. Как ты думаешь, почему все пялятся на тебя, когда ты входишь в комнату?

– Люди не пялятся на меня, – теперь я хмурюсь, сосредоточившись на какой-то невидимой точке перед собой, пока думаю о том, что он сказал. – Они относятся ко мне не иначе, чем к остальным.

Он смеется, низко, тепло и расслабленно.

– Как скажешь.

– О чем ты говоришь? Я не… не… – я умолкаю, в основном потому, что мне слишком стыдно, чтобы произнести что-то более связное.

– Я лишь хочу сказать, что какой бы великолепной ты ни была, я не завидую Гранту. Ибо каково давление. Неудивительно, что бедняга из кожи вон лезет, пытаясь уберечь тебя.

Уголки моих губ все еще опущены, но это в основном потому, что мой разум лихорадочно пытается нагнать ход его мысли.

– В бункере он сообщил, что я под запретом. Для свиданий и всего подобного. Тогда мы не были вместе или что-то в этом роде. Он просто хотел держать всех подальше от меня.

– Уверен, что для тебя это было отстойно, но это неплохая идея. Как бы ты себя чувствовала, если бы к тебе приставал один мужчина за другим, куда бы ты ни пошла? Тем более что есть много парней, которые не принимают «нет» в качестве ответа.

– Он так и сказал.

– Ты разозлилась на него из-за этого?

– Конечно, я разозлилась. Кто хочет жить в каком-то вынужденном пузыре?

– Никто. Но это была неестественная ситуация. Не уверен, что в той ситуации была какая-то хорошая альтернатива.

Я вздыхаю и откидываюсь на спинку сиденья.

– Да. Наверное. Но все же… – я не заканчиваю мысль.

Мак с любопытством оглядывается на меня. У него темные глаза, которые излучают теплоту и интеллект. Он просто не может не нравиться.

– Ты все еще обижаешься на него за это?

– Нет. На самом деле я уже давно не думала об этом. Но я потратила годы, не имея ни малейшего представления, что он вообще думает, и недавно он рассказал мне немного больше. Так что я просто пытаюсь сложить все кусочки воедино.

– Понятно. Просто не будь к нему слишком строга.

Мои плечи напрягаются.

– Я не слишком строга к нему! Но он должен доверять мне. Действительно доверять мне. А иначе как мы сможем… – эту мысль я тоже не заканчиваю. Она раскрывает слишком многое.

С Маком легко разговаривать, но на самом деле я не так уж хорошо его знаю.

– Дай ему время. Он придет к этому.

– Фэйт тоже так сказала.

– Фэйт знает, о чем говорит.

– Да. Я не сомневаюсь, – я качаю головой и решаю, что хочу сменить тему. В конце концов, мы доберемся до места назначения менее чем за тридцать минут, и тогда неизвестно, что будет дальше. – А Мак – это сокращение от чего? Маккензи?

Затем, когда я задаю этот случайный вопрос, мне приходит в голову, что я даже не знаю имени Гранта. В тот день, когда мы встретились, он сказал мне, что его фамилия Грант. Так как же его зовут? Почему он мне не сказал? Почему я раньше не спрашивала?

Я отбрасываю эту мысль, чтобы сосредоточиться на разговоре с Маком.

– Неа, – на его губах почти играет улыбка, пока он смотрит вперед, на разбитую дорогу, по которой мы ехали.

– Мак. Мак. Мак, – у меня в голове становится пусто, пока я пытаюсь придумать варианты. – Ничего другого в голову не приходит. Скажи мне!

– Малахия.

– Серьезно? Я никогда раньше не встречала никого с таким именем.

– Ну, теперь встречала, – он поворачивается и улыбается мне.

– Мне это нравится. И я очень рад познакомиться с тобой, Малахия, – я говорю искренне. Я не уверена, что кому-то еще удалось бы отвлечь меня во время этой поездки и при этом заставить чувствовать себя лучше.

– Я тоже рад с тобой познакомиться. Но не кричи об этом на каждом углу и не говори всем остальным мое настоящее имя. Меня никогда не оставят в покое.

Глава 10

Всякий раз, когда я представляю себе битву, я вижу один из тех эпических фэнтези-фильмов, где тысячи людей или монстров выстраиваются в строй на противоположных сторонах поля. Лидер произносит зажигательную речь, нагнетая эмоциональную атмосферу, а потом армии бросаются друг на друга, крича о кровавой смерти.

Вот это для меня похоже на битву.

А не вот это все.

Наша машина выехала из «Новой Гавани» одной из последних, поэтому когда Мак паркует грузовик на обочине небольшой проселочной дороги, нам остается подождать всего несколько минут. Мак смотрит на свои часы – это старомодные часы, которые надо заводить вручную каждый день – и мы сидим в тишине в течение трех минут.

Затем он говорит:

– Хорошо. Пошли.

Мы втроем вылезаем из грузовика и пробираемся через лес, окружающий бункерный лагерь. Я двигаюсь вместе с остальными. Делаю именно то, что от меня нужно. Но я нахожусь в странном эмоциональном ступоре и даже не могу осознать, что сейчас произойдет. Мои ноги делают один шаг за другим. Взгляд скользит по деревьям. Моя рука замирает рядом с пистолетом в кобуре на поясе. Я дышу машинально. И я не до конца осознаю все это.

Вскоре мы приближаемся к опушке леса.

Согласно разведданным Гранта и Джексона, электрифицированный забор, который мы построили вокруг нашего лагеря, был разрушен Волчьими Стаями в трех разных местах во время первой атаки. Один из проломов находится на противоположной стороне периметра от главных ворот, и сейчас он прямо перед нами.

Мы делаем паузу, чтобы Мак мог подтвердить наше местоположение. Затем он жестом показывает мне, чтобы я расположилась за большим камнем, там, где кончаются деревья и начинается поляна для лагеря. Он молча указывает на одного из двух охранников, стоящих у пролома в заборе.

Я киваю и занимаю позицию, максимально используя валун как прикрытие, пока выстраиваю траекторию выстрела.

Мак жестом показывает Гейл прицелиться во второго охранника, а затем прячется за деревом в нескольких метрах от меня.

Мы пока не будем ничего предпринимать, пока не сработают отвлекающие факторы. Поскольку Мак находится в поле моего зрения, я наблюдаю за ним, пока он следит за временем на своих часах. Я бы сказала, что проходит еще минут пять, затем он поднимает глаза, встречается со мной взглядом и подает молчаливый сигнал рукой.

Время выбрано идеально. Потому что как раз в этот момент я слышу громкий взрыв неподалеку и еще один по всему лагерю, сопровождаемый громкими криками удивления и тревоги.

Внезапно в лагере возникает большое движение и активность, и выставленные охранники начинают искать источник нападения. Я проверяю прицел и нажимаю на спусковой крючок. Мой охранник падает почти в тот же момент, что и охранник Гейл.

Помогает то, что Волчьи Стаи – не самые одаренные ребята на свете. Они проводят много времени за выпивкой и кутежами, и большинство из них все еще дрыхнут этим ранним утром. Проходит несколько минут, прежде чем они приходят в себя, но в конце концов несколько из них выбегают через пролом в заборе, устремляясь в направлении взрыва рядом с нами. Некоторые из них стреляют без разбора во все стороны.

Когда Мак делает жест рукой, мы все трое стреляем по ним. Сейчас мои руки не так тверды, как при первом выстреле, но мне все равно удается попасть в парня, в которого я целюсь. Пуля вонзается в бедро, и потому выстрел не смертельный, но раненый все равно падает и не встает.

Сейчас стрельбы становится намного больше. Некоторые парни стреляют в нас в ответ. Я делаю все, что в моих силах, но я абсолютно понятия не имею, удастся ли мне подстрелить кого-нибудь еще или нет.

Это не имеет значения. Они все на открытой местности, а мы нет, поэтому мы быстро их уничтожаем.

Когда становится тихо, Мак подает нам сигнал выйти из-за линии деревьев. Нам нужно проникнуть в лагерь через этот пролом в заборе. Мое сердце колотится так бешено, что, кажется, поглощает все мое сознание, но мое тело все равно следует указаниям. Я следую за Маком и Гейл, держа пистолет наготове. Это тот же самый пистолет, который Грант дал мне, когда впервые начал меня тренировать. Я использую его вместо более крупного оружия, потому что мне с ним гораздо удобнее. Я потеряла точный счет тому, сколько раз я выстрелила, но у меня все равно должно остаться много патронов, прежде чем мне понадобится перезарядить оружие.

Мы почти добрались до забора, когда раздается внезапный хлопок. Воздух у моего правого уха свистит.

Я разворачиваюсь к мужчинам, которых мы уже уложили. Один из них поднял голову и руку и целится в меня. Он собирается выстрелить снова, и на этот раз пуля попадет в цель. Я знаю это наверняка. Я не смогу выстрелить в него раньше, чем он выстрелит в меня.

Все это проносится у меня в голове за несколько застывших секунд. Затем раздается еще один выстрел, который заставляет меня подпрыгнуть, но я не чувствую боли, которая должна последовать за этим.

Я не ранена.

Я в порядке.

Я оглядываюсь назад, в ту сторону, откуда раздался второй выстрел.

Кэл и Рэйчел приближаются к нашей позиции. Штурмовая винтовка Кэла направлена на того парня, лежащего на земле.

Я холодна как лед и немного дрожу, но мои глаза встречаются с глазами Кэла, когда он приближается. Он коротко кивает мне – краткое, неулыбчивое признание в том, что он только что спас мне жизнь – и проходит мимо меня.

Я иду в ногу с Рэйчел, когда мы минуем пролом в заборе.

Теперь происходит гораздо больше событий. Крики, стрельба и возня во всех направлениях. Другие наши команды проникают в лагерь через две другие дыры в заборе и, надеюсь, добиваются такого же успеха, как и мы.

Лучшая оборонительная позиция с этой стороны – столовая, которую мы построили, поэтому мы входим в здание через заднюю дверь.

Оно должно пустовать, но это не так. Один парень все еще сидит за столом, запихивая еду в рот. Он держит наготове пистолет, но это не имеет значения. Рэйчел разбирается с ним прежде, чем он успевает проглотить то, что было во рту.

Мак указывает Гейл на одно окно, а мне – на другое. Я опускаю стекло – поскольку оно из хорошего стеклопластика и нет причин разрушать его без необходимости – и высовываюсь достаточно, чтобы посмотреть, какой мне открывается обзор.

Первое, что я вижу – это мужчина, бегущий к мотоциклу в поле моего зрения. Я стреляю в него прежде, чем он добирается туда. Моя рука так дрожит, что я едва попадаю, поэтому он разворачивается и открывает ответный огонь. Я на мгновение прячусь за стеной, а затем пытаюсь снова. Я укладываю его вторым выстрелом.

В поле моего зрения больше никого нет. Из этого окна я вижу один небольшой уголок лагеря, и кажется, что большая часть боевых действий происходит на другой стороне. Мак и другие стреляют больше, чем я, так что у них, должно быть, более широкий диапазон обзора.

Я не против. Я так сильно дрожу, что едва могу держать пистолет. Я трачу минуту на то, чтобы медленно вздохнуть и вытереть пот с ладоней. Затем снова выглядываю из своего окна. В поле моего зрения по-прежнему никого нет.

Я собираюсь спросить Мака, не следует ли мне перейти к другому окну, но тут мое внимание привлекает движение снаружи.

Грант.

Это Грант.

На моих глазах он бежит к мотоциклу, наклоняется и спускает одну из шин.

Его работа – вывести из строя все их транспортные средства, чтобы никто не смог сбежать.

Когда я впервые услышала, что он будет этим заниматься, я удивилась, потому что думала, что он выберет работу, более связанную с активными действиями. Но теперь я понимаю, почему он вызвался добровольцем на это дело. Это, наверное, самая опасная роль во всем нашем плане. Должно быть, он проник в лагерь раньше всех остальных и передвигается от машины к машине, большую часть времени будучи совершенно незащищенным.

Я едва успеваю осознать эту реальность, когда вижу кого-то другого. Большой уродливый мужчина выходит из-за компостной кучи лагеря и целится из пистолета в Гранта, который все еще сосредоточен на мотоцикле.

Я действую инстинктивно, стреляя в мужчину прежде, чем он успеет убить Гранта.

Грант дергается и разворачивается, целясь сначала в меня, а затем в мужчину, который теперь упал на землю.

Когда он снова смотрит на меня, наши глаза встречаются. Может, это затягивается всего на несколько секунд, а может, и гораздо дольше. Но я чувствую его пристальный взгляд, проникающий прямо в мое сердце.

Он знает, что я спасла ему жизнь.

Он еще раз осматривается по сторонам, а затем бежит к двери столовой, присоединяясь к нам в здании.

– Эта часть лагеря под контролем, – говорит Кэл, стоя у входной двери. – Ты позаботился о машинах?

– Да. Ни один из них не уйдет, – Грант подходит ко мне и заключает меня в короткое объятие одной рукой. – На северной стороне им приходится труднее. Нам нужно направиться туда.

Ни у кого нет возражений против этого плана, поэтому мы гуськом выходим из столовой и движемся на север, укрываясь за любым строением или транспортным средством, которое нам встречается.

Грант убивает пару парней, а Мак и Гейл оба стреляют в другого, но я не так быстра, как они, так что от меня мало толку в этой части.

Впереди нас ждет гораздо более оживленная стрельба. Должно быть, на той стороне было еще больше членов Волчьих Стай. Я почувствовала странное чувство спокойствия, охватившее меня с тех пор, как Грант присоединился к нам, но теперь снова поднимается эта ледяная паника.

Мы еще не миновали самое худшее.

Грант не отходит от меня ни на шаг. Он отводит меня за укрытие потрепанного пикапа и указывает на другую его сторону.

Я понимаю.

Вот где находятся наши цели.

Я выглядываю наружу, стараясь оставаться вне досягаемости пуль и в то же время видеть, что там происходит.

Мне требуется несколько минут, но я, наконец, понимаю, откуда доносится часть выстрелов, поэтому целюсь в том направлении. Я понятия не имею, попала я во что-нибудь или нет, но, наверное, именно так и проходят подобного рода бои.

«Стреляй, продолжай стрелять и надейся на лучшее».

Когда мне кажется, что наступает небольшое затишье, я перезаряжаю свой пистолет, а затем нахожу время еще раз осмотреться. На этот раз я вижу Трэвиса, присевшего на корточки за металлической бочкой примерно в двадцати метрах от нас.

У него есть винтовка, и он, очевидно, знает, что делает. На моих глазах он убивает двух человек в зоне моей досягаемости. Одного за другим.

Но, очевидно, я не единственная, кто это видит. Внезапно он становится мишенью массированного обстрела. У Волчьих Стай, должно быть, есть какое-то автоматическое оружие, потому что на него льется град пуль. Эта бочка обеспечивает очень слабую защиту, так что он полностью в ловушке. Не в состоянии открыть ответный огонь. Не в состоянии перебежать в другое место.

Ужас за него пронзает мою грудь.

– Грант! – кричу я, чтобы он услышал меня сквозь рев окружающего нас шума. Грант расположился по другую сторону пикапа от меня, стреляет и ныряет в укрытие, как и я.

Когда он оглядывается, я указываю на Трэвиса за бочкой.

– Он там в ловушке. Ты можешь ему помочь?

Грант подходит ближе и выглядывает наружу, чтобы своими глазами увидеть ситуацию. Он быстро оценивает обстановку и начинает двигаться. Затем он медлит и снова смотрит на меня.

Я точно знаю, о чем он думает. Он не хочет оставлять меня без защиты – даже для того, чтобы спасти кого-то другого.

– Ни за что, – выдавливаю я из себя. – Я в порядке. А он нет. У него дома беременная жена, так что вытащи его оттуда, или я сделаю это сама.

Я вижу, как меняется выражение его напряженного лица, когда он осознает эти слова. Затем он кивает и кладет ружье на плечо.

– Прикрой меня, насколько сможешь.

Я встаю и начинаю стрелять, когда Грант выходит из-под защиты пикапа. Как и раньше, я вообще не знаю, попадаю ли я во что-нибудь, но любые выстрелы в правильном направлении должны помочь.

И помогают. Вдвоем с Грантом мы обеспечиваем Трэвису достаточное прикрытие, чтобы он мог выбраться из-за бочки. Он бежит и бросается за пикап рядом со мной.

Грант тоже возвращается, но тут на него нападает здоровенный тип. У мужчины, должно быть, закончились патроны, потому что он не пытается стрелять. Он появляется из ниоткуда с бешеной скоростью, и на мгновение кажется, что он собьет Гранта с ног.

Но Грант поворачивается как раз вовремя, замахивается и ударяет мужчину рукой прямо в живот. Затем он совершает такое быстрое движение, что я не успеваю его отследить, и нападающий оказывается неподвижно лежащим на земле.

Я выдыхаю. Грант справился со всем этим одной рукой, так как другой он все еще держит свое оружие.